Павлова Е. В. Об этнолингвистических источниках / Е. В. Павлова // Res philologica : ученые записки. Вып. 4 / отв. ред., сост. Э. Я. Фесенко. – Архангельск, 2004. – С. 74-78.Фольклор традиционно считался объектом литературоведения и фольклористики. Классические исследования в этой области (работы В. Я. Проппа, А. Н. Афанасьева, Ф. И. Буслаева, Е. М. Мелетинского и др.) касаются вопросов собирания произведений народного творчества, решают проблемы их происхождения, развития, определяют их жанровые, сюжетные, композиционные, художественно-стилистические и поэтические особенности, то есть рассматривают устное народное творчество как искусство слова. Однако возможен и другой подход, согласно которому фольклор изучается как элемент традиционной культуры. С этой точки зрения данный материал может быть интересен культурологам, этнографам, лингвистам. Существуют три формы народной культуры, представляющие интерес для этнолингвистики: вербальная (лексика, фразеология, паремиология, фольклорные тексты), акциональная (обряды) и ментальная (верования) [4:235 – 248]. Таким образом, объектом этнолингвистического описания может быть фольклорный текст как вербальная форма народной культуры. Предметом исследования в данном случае будет являться семантический (символический) язык фольклора как один из содержательных планов культуры этноса. Ценным источником в этом отношении может стать «Пятиречие» О. Э. Озаровской. Данное произведение включает 50 фольклорных текстов, собранных автором в начале XX века в ходе экспедиций на Русский Север. Особенностью «Пятиречия» является то, что материал передан с особенностями местного говора, сюжетно обрамлен и композиционно объединен образами пяти рассказчиков. Семантический анализ языка данного источника может служить средством реконструкции системы ценностей и создания фольклорной картины мира, отражающей представления севернорусского крестьянства в конце ХIХ – начале XX веков. Однако возможность и целесообразность использования фольклора и, в частности, «Пятиречия» в качестве этнолингвистического источника вызывает ряд вопросов, связанных с особенностями этого материала. Одним из главных свойств устного народного творчества является его изменяемость при общей традиционности многих сюжетов и мотивов. Именно эта особенность фольклорных текстов становится важной, если речь идет о воссоздании системы ценностей, мировоззрения, фольклорной картины мира, отражающей представления определенного народа в конкретный исторический момент. Иными словами, традиционность фольклора дает возможность посредством языкового анализа реконструировать древнейшие смыслы, а изменяемость фольклора позволяет увидеть «текущие» представления данного этноса, определить, насколько тесной является их связь с традиционным народным мировоззрением, и воспроизвести фольклорную картину мира в динамике. В связи с этим возникает вопрос о том, как следует относиться к заимствованиям тем, сюжетов, героев в изучаемых текстах. Н. И. Толстой писал, что при реконструкции древней славянской духовной культуры поздние и новейшие заимствования можно игнорировать, а наиболее ранние, древние – учитывать, «принимая их как часть (общую или диалектную) праславянской духовной культуры» [5: 16–17]. Если использовать фольклорный материал «Пятиречия» не для реконструкции древнейших праславянских смыслов, а для восстановления системы ценностей и представлений народа в определенный временной период, то целесообразно и даже необходимо учитывать как древние, главным образом, славянские заимствования, которые являются неотъемлемой частью мировоззрения русского народа, так и новейшие влияния, во многом помогающие раскрыть историческую и социальную специфику изучаемых культурных фактов. Среди заимствований в текстах «Пятиречия» О. Э. Озаровской отмечена, например, польская струя. Так, сказка «Черти в бочке» – это вариант известного древнего сюжета, «находящегося в старинном рукописном сборнике повестей, переведенных с польского» [3: 367], а текст «Паньи», по мнению О. Э. Озаровской, «не оставляет сомнения в польском происхождении песни» [3: 367]. Такие заимствования объясняются исторически: еще в Смутное время «ляхи» осели на Русском Севере и смешались с коренным населением. Интересно, что даже материал современных экспедиций подтверждает польский след на Пинеге и Кулое: старожилы помнят большое количество переселяющихся в начале XX века польских семей, которые останавливались в домах русских, принимая от них помощь. Все информанты отмечали спокойное и доброжелательное отношение северного крестьянства к полякам. При этом легко возникало их культурное взаимодействие. Таким образом, новейшие заимствования параллельны новейшим историческим и культурным событиям в жизни народа. Отражаясь в языке фольклора, такие влияния позволяют наиболее точно воспроизвести систему ценностей этноса, а значит, являются важными в этнолингвистическом исследовании. Количество заимствованных элементов во многом зависит от жанровой принадлежности произведения. В «Пятречии», по замечанию самой О. Э. Озаровской, «названием сказки объединены почти все виды устного поэтического творчества: собственно сказки (волшебные), сказки-новеллы, сказки-анекдоты, легенды, рассказы из собственной жизни, былины и даже песни, но с явным действенным движением» [3: 127]. Тем не менее, в ходе авторского повествования жанры подлинных фольклорных текстов определяются достаточно точно: «Я вам не сказку, а быль расскажу» [3: 292], «...все очень заинтересовались умыльной побывальщиной» [3: 142], «...неожиданно чистый и крепкий для старика голос Кулоянина запел древнюю былину» [3: 145] и др. Указатель сказочных сюжетов, помещенный О. Э. Озаровской в приложениях к «Пятиречию», позволяет установить, как заимствования соотносятся с жанром фольклорного текста. На этом основании можно сделать вывод о национальной, этнической самобытности произведения. Почти половина всех текстов сборника (а именно – 26 сказок) имеют номер указателя по системе Аарне-Андреева [3: 377 – 390]. Это значит, что в них обнаруживаются известные сюжеты славянского и мирового фольклора. Однако многие из них не просто копируются, а творчески перерабатываются северными сказителями. Наибольший интерес представляют те произведения, в которых объединяются, порой неожиданно, две или более типовые архаические сказочные модели. Это относится к сказкам «Верная жена», «Дороня», «Ай-брат», «Мать и львица», «Предея». Так, в сказке «Ай-брат» сюжеты совмещены частично, в «Дороне» одно из четырех известных ранее повествований, касающееся событий после смерти героя, почти не встречается в славянском фольклоре, а в «Верной жене», несмотря на «редкое и талантливое соединение» древних моделей, центральная часть вообще не имеет параллелей в русских текстах [3: 366, 369]. Таким образом, даже заимствованные сюжеты могут творчески преобразовываться в соответствии с национально-культурной спецификой рассказчиков. Правда, степень самобытности фольклорных текстов в данном случае будет различной. Этнолингвистическими источниками могут быть и произведения с заимствованными сюжетами, не содержащими вставок и дополнений, поскольку, как уже говорилось выше, система объектов фольклорно-языкового знания, содержащаяся в этих текстах, является близкой для народов, имеющих общее этническое происхождение. Известно, что ритуальнобытовую действительность и народную мифологию фольклор представляет «особым «языком», через посредство... кодовой системы, которая требует дополнительной расшифровки» [1: 104]. Такая семантическая интерпретация этнокультурных фактов является одной из главных задач этнолингвистики. Решая эту задачу на бытующем в изучаемой местности общефольклорном материале, можно определить традиционные ценности данной культуры как «результат общего культурного наследия, полученного от общих предков» [2: 256]. Таким образом, фольклорные заимствования и репрезентируемые в них общекультурные факты являются своеобразным фоном для этнически самобытных представлений того или иного народа. В «Пятиречии» наиболее интересными источниками для выявления этноспецифических особенностей мировоззрения, закрепленных в языке севернорусского крестьянства, могут быть названы те фольклорные тексты (со слов Озаровской, «уники» [3: 366]), которые не укладываются в систему известных сказочных сюжетов и являются оригинальными относительно идеи, образов и представлений, которые свойственны лишь данной этнической или этнографической группе. Подобных произведений в «Пятиречии» 24, то есть 48 %. Эти данные соотносятся с наблюдениями Н. И. Толстого. Ученый считал, что отдельные сферы и явления культуры, в том числе и фольклорные жанры, обладают различной степенью проницаемости. В связи с этим он разделял жанры фольклора, с точки зрения их устойчивости и национального своеобразия, на «восприимчивые по отношению к чужому фольклорному и нефольклорному фонду» и «невосприимчивые, закрытые, внутренне и внешне стабильные» [5: 17] К первым относятся анекдот, сказка, легенда, духовный стих, пословица, ко вторым – обрядовая календарная и семейная поэзия, эпическая поэзия, былины, думы, юнацкие песни. Рассмотрим двадцать четыре устойчивых, «закрытых» текстов «Пятиречия». К ним относятся 4 былины («Князь Роман и Марья Юрьевна», «Вор-Кабаньище», «Чурило Пленкович и Василий Пермята», «Вавило и скоморохи»), 4 были («Моряжка», «О Новой Земле», «Сороцкая быль», «Соломбальская быль»), 3 песни («Панья», «Козаченько», «Хозяюшка»), 1 побывальщина («Нареченна невеста»), 1 быличка («Неожиданность»), 1 дневниковая запись («Гибельное описание»), 1 рассказ («Сын к матери»). В эту же группу входят 9 сказок, которые также могут быть отнесены к устойчивым и оригинальным. Четыре из них являются волшебными («Вехорь Вехоревич», «Царевнина талань», «Спасенная девица» (в тексте эта сказка названа поморской), «Иван Запечельник и богатырица»); их отличает наибольшая стабильность фольклорного материала по сравнению с другими сказками. Сюда же относятся две бытовые сказки: «Черти в бочке» и «Шишка». Вторую рассказчик определяет так: «это не сказка, а про себя, мое вранье» [3: 178]. Наиболее же самобытны в этой группе 3 произведения, которые могут быть названы авантюрными повестями: «Золоченые лбы», «Гордая царевна», «Куроптев». Их этнолингвистическая ценность определяется в первую очередь типом рассказчика. По этому поводу О. Э. Озаровская пишет: «По языку различаются два типа сказочников. Первый – традиционный сказочник: он бережет старинный язык, оставляет затронутый древний образ и положение, а, следовательно, и фабулу. Второй тип желает отойти от древней канвы. Его томят впечатления современной жизни, и он то следует жизни, призывая на помощь магию сказки, то, следуя сказочной фабуле, укрепляет ее положениями и образами из современных впечатлений... Второй тип – это тот, кто сознательно путает старые образы с современностью, наслаждаясь порой этой несуразностью» [3: 370]. Такое соединение древнего и нового при острых, неожиданных поворотах событий и блестящей развязке отличает авантюрные сказки от других. Авторы таких произведений – «талантливые, блещущие острословием и юмором сказочники-творцы, часто импровизаторы» [3: 127] – объединены в «Пятиречии» в образе Скомороха. В его сказках, с одной стороны, сохранены язык и традиции Русского Севера, с другой – отражены особенности народного восприятия действительности начала XX века. Благодаря подобным сказителям и фольклорный текст, и запечатленное в нем народное мировидение предстают перед нами в развитии. Таким образом, при определении этнокультурной и этнолингвистической значимости текстов «Пятиречия» необходимо учитывать критерий проницаемости/непроницаемости текстов, а также тип рассказчика. Исходя из этого, нами определены ядро и периферия жанров «Пятиречия», с точки зрения их способность выражать этническую самобытность севернорусского народа рубежа XIX – XX веков. К ядру можно отнести все «закрытые» жанры, наиболее ценными из которых являются авантюрные сказки и несказочная проза (дневниковая запись, рассказ) как наиболее тесно связанные с реальной жизнью и соединяющие древние знания с актуальными для того времени представлениями. На границе ядра и периферии находятся, как нам кажется, волшебные сказки. Ближе к ядру – четыре из них, имеющие оригинальный, характерный только для Севера сюжет, а также волшебные и бытовые сказки с заимствованным сюжетом, но содержащие аллюзии и творчески переосмысленные на основе современных представлений (сказки Скомороха); дальше от центра – 11 волшебных сказок («Еруслан Лазаревич», «Принетой», «Григорей Высота» и др.) с заимствованными сюжетами, заключающие в себе традиционные фольклорные смыслы, затем остальные заимствованные сказки («Ваня и Даша», «Лешева репа», «Дурень», «Предея» и др.). Группы текстов «характеризуются своим особым «языком» и содержат разный объем культурной информации» [1: 105], что позволяет выявить различные семантические уровни лексики в зависимости от жанра, то есть решить вопрос об особенностях ее функционирования. При этом «всё новые и новые оттенки значения, включаясь в семантические комплексы... в конечном итоге и составляют основной фонд традиционных идеологических стереотипов народной культуры» [1: 105]. Однако необходимо отметить, что на основании таких фольклорных фактов народная картина мира может быть воссоздана лишь условно. Ее особенные характеристики и признаки «могут не совпадать в полной мере с системой значений всего этнографического комплекса» [1: 105]. Именно поэтому фольклорные тексты считаются «вторичным источником для реконструкции и изучения многих верований, мифологических и сакральных представлений и действий» [5: 18]. В этнолингвистической практике чаще анализируются сами верования, обряды, представления (первичные источники), то есть этнографическая действительность. Полученные сведения подтверждаются анализом фольклорного материала. Гораздо реже используется обратная методика исследования: от интерпретации фольклорного текста к анализу этнографической реальности. Именно такой путь кажется целесообразным при обращении к «Пятиречию», поскольку данное произведение является не разрозненными фольклорными текстами, а единым художественным целым. Положенный в его основу полевой материал особым образом отобран, систематизирован и объединен авторским повествованием, которое, выполняя функцию композиционного обрамления, не только дополняет и поясняет многие факты народного языка и культуры, содержащиеся в текстах сборника, но и само по себе является художественно ценным. Можно сказать, что в авторском повествовании отчасти представлена сама этнографическая реальность Н. И. Толстой, ссылаясь на сербского этнографа Миленко Филиповича, пишет о необходимости объяснения отдельных этнически значимых фактов (элементов) в фольклоре на основании знакомства с национальной действительностью [5: 18]. Это значит, что при использовании «Пятиречия» в качестве этнолингвистического источника очевидна необходимость соотнесения фольклорных данных, полученных в результате семантического анализа, с общим этнокультурным контекстом. Результаты данной работы могут быть подтверждены и дополнены в ходе этнографических, культурологических, исторических исследований. Список использованной литературы 1. Виноградова Л. H. Фольклор как источник для реконструкции древней славянской духовной культуры // Славянский и балканский фольклор. М., 1989. |