Кандинский В. Из материалов по этнографии сысольских и вычегодских зырян : национальные божества (по современным верованиям) / В. Кандинский // Этнографическое обозрение. – 1889. – № 3. – С. 102-110.Предметом настоящего очерка я избрал национальные божества сысольских и вычегодских зырян. Выделяя эту часть из общего исследования верований, я имел в виду, насколько возможно, восстановить следы языческого периода, поскольку они проявляются в хаосе современных религиозных представлений, образовавшихся под сильным влиянием христианства. Таким образом, я оставлю в стороне и, так сказать, озырянившиеся представления, т. е. представления русские, которым зырянская фантазия придала лишь некоторые своеобразные оттенки. Исключение придется сделать лишь для культа домового, так как он слишком тесно связан с верованием в орта. Всякий, кому доводилось познакомиться с литературой о зырянах, естественно, должен был поразиться многими неточностями и зачастую непримиримыми противоречиями. Источником этих недостатков является то, что некоторые исследователи, не определяя точно описываемой местности, говорят о зырянах вообще. Между тем такие обобщения немыслимы в виду ясно выраженного различия между частями зырянского народа. Существующие названия – сысольские, вычегодские, печорские, удорские зыряне – определяют не только местность, но и различия быта, верований, обычаев. Поэтому я особенно резко подчеркиваю, что, говоря в данном очерке о зырянах, я буду иметь в виду исключительно сысольских и вычегодских зырян, живущих по всей Сысоле и Вычегде, т. е. занимающих всю юго-западную часть Устъ-Сысольского уезда Вологодской губернии. Перехожу теперь к самому очерку. Уже неоднократно говорилось в литературе о зырянах об утрате почти всяких воспоминаний из их прошлой жизни. Действительно, зыряне найдут, может быть, очень немногих соперников в искусстве не сохранять никаких связей с прошлым. Это тем более странно, что, по крайней мере, теперь, они высказывают зачастую живой интерес к рассказам о давно минувших временах. Жадно слушая такие рассказы, они, по возможности, отыскивают удовлетворение своему интересу даже в книгах. Такое удивительное противоречие можно объяснить разве только тем быстрым поворотом в религии, который произошел у них со времен св. Стефана, в той отчаянной энергии по уничтожению языческих верований, описание которой мы находим в Епифаниевой биографии св. Стефана. Всякая связь с прошлым была порвана сильной рукой проповедника, предки – язычники получили оскорбительное название «поганых», самое слово язычник стало презрительным. Зыряне теперь не признают никакого родства с чудью. Среди них ходят известные в литературе рассказы о крещении св. Стефаном чуди, о ея бегстве, зарывании себя в ямы, носящие и теперь название «чудских». И старики указывают эти ямы, но говорят, что их разрывать нельзя, так как они нечистые, в доказательство чего приводят пустынную, неплодородную местность близ станции Чукаиб по Вятскому земскому тракту, где были некогда могилы чуди. Зыряне помнят только, что они не следовали примеру чуди и крестились и с тех пор живут «по христианскому обряду». Я встретил всего одного грамотного старика, утверждавшего, что зыряне и чудь одно и то же. Живут они здесь, по его словам, искони, всегда назывались коми (т. е. зыряне), но русские, искони, не понимавшие их языка, называли их чудью (от «чудной» – непонятный). Несколько раз, впрочем, приходилось мне слышать, что чудь была вовсе не диким народом, а уже оседлым, земледельческим. Доказывая его высокую культуру и богатства, эти зыряне ссылаются на тот совершенно ни на чем не основанный факт, что чудинцы обрабатывали свои поля серебряными орудиями. Но такие рассказы все же крайне редки. Такая полная по общему правилу отчужденность от языческих времен и служит главной причиной того, что зыряне забыли свою прошлую религию. Подробное описание Гербенштейном Золотой бабы, на существование которой настаивают как древние, так и новейшие писатели, и против которой косвенно восстает лишь г. Лыткин в своей последней книге о Зырянском крае [1], совершенно неизвестна зырянам. Память о ней утрачена навсегда. Войпель, вызвавший ряд предположений и часто ни на чем не основанных толкований [2], также забыт. Услышав имена этих божеств, зырянин задумчиво качает головою и говорит: «не знаю, никогда не слышал». Имя Jомалы, по мнению г. Арсеньева «чисто зырянское» [3], вызывает у зырян недоумение: о нем никогда не слыхали. Даже пословица «ioма баба кодь льок» (зла, как ioма), приводима этим писателем в подтверждение зырянского происхождения слова Jомала, переводится зырянами с трудом, причем слово Jома некоторые переводить отказываются, говоря, что оно ничего не значит, некоторые же передают его словом злой [4], так что пословица принимает такой смысл: зол или зла как злая баба. Мне удалось найти всего несколько весьма слабо обозначенных следов древней языческой религии зырян. Первый из этих следов сквозит в пословице, распространенной среди женщин «чурка буди эн вом-зясь», что по-русски значит: «не испортись». И один старик объяснил, что слово чурка (имеющее теперь измененный смысл и означающее теперь незаконнорожденного ребенка), происходит от имени Чурила, древнего главного бога чуди. Уверяя, что он слышал это в детстве от стариков, он сообщил еще, что чудь поклонялась коровам, кошкам, и другим домашним животным. Кроме этого старика, больше никто и никогда не говорил ничего подобного. Обоготворение светил совершенно неизвестно зырянам. Есть, впрочем, один обычай, в котором можно видеть намек на культ солнца. Воображая себе теперь солнце и луну ходящими по небу, а звезды, приколоченными к нему, зыряне сохранили почти бессознательную веру в способность солнца видеть и влиять на явления природы. До Ильина дня лед носят непременно закрытым, «чтобы солнце не видело», говорят зыряне, «иначе оно пошлет град». В ответ на сомнения в способность солнца видеть, многие говорят, что так слышали от отцов и дедов, стало быть, солнце видит. Когда я предлагал понести лед незакрытым, некоторые говорили: «может быть, ничего не будет... а вдруг солнце рассердится». Вера в то, что солнце видит, может сердиться, посылать град, т. е. мстить, в некоторых более глухих местностях живет еще упорно. Почитание огня выражается в общественных и весьма распространенных формах: в огонь нельзя плевать, огонь нельзя затаптывать ногами, а надо заливать водой. Последнее, впрочем, поверье потерпело крайне странную метаморфозу: в некоторых местностях, говорят, что огонь надо непременно затаптывать ногами. Такая противоположность в обычае свидетельствует о полной утрате верований, его вызвавшего. Явления природы зачастую понимают и теперь, как одушевленные существа. Ставшие теперь шутливыми [5], разговоры с ветром все же иногда и до сих пор носят характер серьезной веры в способность ветра слышать, понимать и исполнять просьбы. Так, старухи просят совершенно серьезно ветер, чтобы он подул. Если после усиленных просьб ветер все же не дует, старуха говорит: «рассердился». Все эти отрывочные данные и почти сгладившиеся следы дают право лишь констатировать факт обоготворения, отнимая всякую возможность восстановить подробности культа. Почти ту же судьбу претерпел и культ предков, приуроченный некоторыми писателями к орту [6]. Но едва ли основательно такое приурочение. Верование в орта, несомненно, чисто зырянское и, кроме того, местное. Встречаясь на Вычегде и Сысоле, оно не было замечено исследователями других местностей [7]. Его нет ни у русских, ни у близких к зырянам пермяков и вотяков, г. Куратов переводит слово орт русским дух [8]. Тоже делает и г. Лыткин в своем только что вышедшем словаре [9]. Может быть, теперь дух, душа по-зырянски, действительно, орт, но отсюда никак нельзя делать заключение, что существо (субстанция) орта есть дух. Зыряне имеют даже теперь весьма смутные представления о духе, и это смутное представление есть, несомненно, последствия обрусения и христианства. Все эти существа могут видеть и нанести им физическую боль. Представления даже о человеческой душе чрезвычайно смутны, а зачастую их и вовсе не встретишь. В этом отношении многие совершенно дикие народы опередили зырян. Известно, что, например, Биллы (черные племена Индии) делят сваренный для покойников рис на две части, причем одну часть оставляют у могилы покойника, а другую кладут на порог его последнего жилища, как пищу для духа [10]. Зыряне же, веря в способность покойников (в особенности колдуны) ходить, представляют себе их во время этих странствований именно в том виде, какой они имели при жизни. Они связывают своих умерших колдунов, чтобы те не беспокоили близких своими посещениями, причем они нисколько не останавливаются над мыслью, что душа не может быть связана. По рассказам, прежде был обычай делать отверстие в могиле над ртом умершего и вливать туда питье, но рассказов, свидетельствующих о заботах о душе, не встречается совершенно. Что касается собственно орта, то сами выражения «он худ как орт», «чистый орт», как нельзя лучше указывают на то, что орт есть нечто материальное. Данный каждому человеку при рождении (в некоторых местностях говорят, что орт бывает лишь у близких уже к смерти людей), орт перед смертью этого человека является его родным всегда ночью, принимая образ именно этого близкого к смерти человека. Местами же верят, орт является не родным его, а ему самому, причем щиплет его до синяков, – новое доказательство его материальности. Такие появления бывали за три года до смерти. По смерти же человека, добавляют в этих местностях, уходит с ним и орт, но куда неизвестно. По более распространенному верованию, орт является в образе покойника и после смерти человека еще 40 дней, а затем пропадает. Эти-то появления и после смерти могли бы дать право видеть в орте поклонение предкам, но зыряне отличают посещение орта от посещения самого покойника. Это отличие рельефно выступает в обычае вывешивать на все 40 дней полотенце, чтобы орт и покойник утирались по утрам: орт замечает это полотенце, а покойник нет. Наконец, против смешивания орта с покойником громко и резко говорят пророческие явления орта человеку, о которых я сказал выше. На вопросы, откуда явился орт, что он такое, куда он девается после смерти человека, зыряне отвечают, что этого знать нельзя. Во всяком случае, едва ли можно сомневаться, что орт не дух и уж ни в коем случае не дух предков. Между тем зыряне почитали своих умерших предков. До сих пор сохранилось их название: их звали «Ельниками» [11]. Отсюда возникло и само предположение, что Стефан срубил не березу, а ель, бывшую местом нахождения многих божеств. Известно также, что в некоторых местностях почитался не только самый очаг, но даже часть дома, принадлежащая к нему, считалась неприкосновенной [12]. Наведенные на мысль о чрезвычайно часто встречающихся у разных народов приурочиваниях культа предков к очагу, мы должны искать его и у зырян, прежде всего, в существах, близко связанных с очагом и домом. Таким существом является домовой. Я не буду говорить здесь о тех его свойствах, которые так известны каждому и которые перенесены и к зырянам. Приведу лишь те две особенности, которые созданы самими зырянами. Во-первых, встречаясь в старых домах чаще, нежели в новых, домовой никогда не переселяется в эти дома до постройки печи. Эта-то связь с очагом, о которой я только что говорил выше, и дает право видеть, скорее всего, именно в нем культ предков. Во-вторых, всякое переселение из старого дома в новый никогда не обходится даром: оно требует жертвы. Зыряне радуются, если домовой в этом случае «навалится», как они выражаются, на скот, так как зачастую при переселениях мрут и люди. Это верование подтверждается тем, что действительно в силу каких-то причин переселение редко обходится без смерти. Это наводит такой страх, что многие новые дома даже в Усть-Сысольске так и остаются необитаемыми. Во всяком случае, это верование есть один из немногих остатков жертвы. В данном случае она легче всего объяснима, как жертва предкам за переселение, за беспокойство, причиненное им. Добавлю еще третью характерную подробность в веровании в домового: домовых нет совсем даже в жилых помещениях, раз в них нет печи. Такими жилыми помещениями являются «колы», или лесные домики, построенные для первого набредшего на них охотника. Охотники живут в колах по несколько дней, но домового в них нет. Здесь, кроме связи с очагом, открывается еще связь с семьей, постоянно живущей в известном помещении и, стало быть, теряющей в нем своих членов. Следует заметить, что домовой считается существом добрым, покровителем семьи. Теперь остается еще упомянуть о двух существах, представляющихся крайне сомнительными в смысле их национальности. Это – лешак-морт и пэлэзнича. Хотя некоторые зыряне и уверяют, что лешак-морт был прежде (когда – неизвестно) злым богом, но кроме неопределенного «так слышали», ничего в доказательство сказанного привести не могут. Теперь имя лешака-морта приурочивается к человеку очень храброму, неустрашимому, но еще недавно лешак-морт было словом бранным. Может быть, христианские верования и превратили имя бывшего бога в оскорбительное прозвище, как это бывает при перемене религий, но все это только предположения. Морт, значит, человек, лешак, очевидно, производное от «лес», «леший». Несколько более обосновано зырянское происхождение пэлэзничи. Это была богиня, жившая во ржи и охранявшая ее. Прежде вера в нее была так могущественна, что ни один зырянин ни за что не коснулся бы ржи до Ильина дня, опасаясь какого-то страшного наказания. Теперь вера эта утрачена. Пэлэзничи боятся только дети, о чем старики немало сожалеют, так как прежде, по их словам, когда пэлэзнича оберегала рожь, хлеба были несравненно лучше. Некоторые старики сообщили мне, что она не исчезла и не умерла, а ушла куда-то, рассердившись на маловерие зырян. Самое имя ее, видимо, русского происхождения: оно соответствует полуднице. Г. Савваитов так переводит имя пэлэзнича: «полудница, которая по мнению зырян, живет во ржи», откуда и «пэлэзнича син» – «василек», т. е. «глаза полудницы». Этим почти забытым существом оканчивается нестройный ряд полуисчезнувших воспоминаний из области древних зырянских божеств. Примечания: 1 Лыткин Г. С. Зырянский край при епископах пермских и зырянский язык. СПб., 1889. 2 Михайлов М. И. Устьвымь // Вологодские губернские ведомости. 1850. № 2; Арсеньев Ф. Зыряне и их охотничьи промыслы. М., 1873. С. 5; ср. последнее сочинение со статьей неизвестного автора «Зыряне» (исторический очерк в Памятных книжках Вологодской губернии на 1867 и 68 гг.). 3 Арсеньев Ф. Зыряне и их охотничьи промыслы. М., 1873. С. 12. 4 Ср.: Савваитов П.И. Зырянско-русский словарь. М., 1850. 5 Ср.: Лыткин Г. С. Зырянский край.... С. 163. 6 Попов Кл. Зыряне и Зырянский край // Труды Отдела этнографии Императорского Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. М., 1874. Кн. III. Вып. 2. С. 20. 7 Там же. С. 59. 8 Вологодские губернские ведомости. 1865. № 37. 9 Лыткин Г. С. Зырянский край... С. 84. 10 Спенсер Г. Основания социологии. М., 1876. Т. 1. С. 172. 11 Амвросий. История российской иерархии. М., 1815. Т. VI. С. 566. 12 Попов Кл. Зыряне... С. 9. |