Средства массовой информации

Рачков А. … И минул год / А.Рачков // Маяк. – 1986. – 16 октября.

---

… И минул год

Более близкое знакомство с Сергеем Чухиным у меня состоялось в 1969 году, когда я пришел работать в газету «Маяк». Вот об этом периоде я и хочу рассказать. А ранее я слышал от Виктора Коротаева, что он отыскал «чудесного парнишку», и от Николая Рубцова.
Редакция газеты размещалась тогда в красивом двухэтажном особняке – отменном памятнике деревянного зодчества конца XIX века. Вспоминать сейчас, сколько раз и с кем заходил Сергей в этот уютный дом, какие вел разговоры – дело сложное. Для меня же то время отмечено как приятный факт появления в моей жизни такого светлого человека. Его доверительная простота, по-моему, виделась каждому, с кем он встречался. Открытым было не только его лицо, но и душа, для которой не все в нашей жизни было лекарством... Неуют души в то время ощущал и Николай Рубцов, с которым Сергея связывала крепкая дружба. Поэтому чаще всего в редакции они появлялись вместе. Приносили стихи, или заходили просто так – «отвести душу». Дело в том, что в редакции работал поэт Герман Александров, обаятельный человек, с ласковым нравом, если можно таи выразиться. И общение этих людей проходило без всякой натяжки, настолько родственны были их души. Естественно, что встречи не замыкались только стенами редакции.
Любопытной личностью был и сам редактор Борис Александрович Шабалин. Он любил философствовать о развитии гармонической личности и ее самоутверждении в обществе. Но когда наступала пора публикации стихов в газете, каждая строка не только Чухина, но и Рубцова просеивалась сквозь редакторское сито. И молодой Сергей Чухин, с уважением относящийся к бывшему фронтовику, сказал однажды Шабалину:
Вам тяжелей, конечно, вдвое –
За одним вещать одно,
А за вторым столом – другое....
– Ну, Сережка, пожалел, – всхохотнул в ответ редактор.
Но газета «Маяк», безусловно, для поэта Чухина была необходимым светом, в котором он видел себя со стороны, то есть глазами читателей и друзей – поэтов. Пусть не часто появлялись его стихи, но всегда, как говорил он сам, в подходящей компании, под вещательной рубрикой «Из новых стихов».
Сказать к слову, мне очень нравилось в Сергее Чухине незлобное подсмеивание, но не столько над другими, сколько над собой. «Где уж нам уж...» была его любимая поговорка на множество случаев. Но умиротворенная улыбка и ласковый взгляд тотчас пропадали, когда над его строкой зависал скальпель – карандаш цензора-редактора, готовый вычеркнуть неполюбившееся слово.
– Заменить бы, Сережа, здесь..
– Пусть останется пока, Борис Александрович, может, когда и заменю.
Но просматривая последний сборник Чухина, в котором помещены и стихи, публиковавшиеся в «Маяке», я почти не нашел изменений и словесных замен. Для меня Сергей Чухин явился сразу поэтом без всяких оговорок. Быть может, потому, что я не критик, и принимал стихи не умом, а сердцем...
...Услышишь ли, как женщины поют,
Увидишь ли, как тащат ведра в гору,-
И сердце вдруг толкнется вверх по горлу,
И снова маму вспоминаешь тут.
Это строки из стихотворения, опубликованного в «Маяке» 7 января 1969 года. А вот от 22 февраля:
Судьба ко мне явила милость:
Вольготно сердцу моему,
А где святыня поселилась,
Там нет прописки никому.
Ясно, что быть совершенно оригинальным, находясь под духовным давлением Рубцова, нелегко. Сергей это чувствовал, но относился к этому своеобразно. Даже когда Рубцов говорил, что ты, Сережа, уходи из-под меня, он не вступал в спор: не возражал против совета, но и не выражал согласия с утверждением старшего товарища – поэта о своем подражательстве. Таким остался Сергей Чухин до последних дней своей жизни: слушал и писал, как подсказывало сердце.
Но это не значит, что поэт был созерцательно – спокоен. В нем бурлила потребность активного действия. Кроме Николая Рубцова в то время настойчиво проявляли себя и Герман Александров, и Герман Крутов, и Николай Шишов, и Федор Голубев. И каждый был носителем своей жизненной философии. Конечно, их мнения реже сталкивались на страницах газеты, но чаще высекали искру за шумным столом. Прислушиваясь, молодой поэт сверял жизнь с тем, что видел сам, и мимо чего уже не мог проходить спокойно; «где вяжут бабы лен по снегу, рывками тянет конь телегу, а та гремит по борозде». Такие стихи в печать не шли, и поэт метался в тревоге: тем ли он занимается?
Эта стихия и столкнула однажды нас. Я принялся убеждать Сергея, что он на правильном пути, что у него «все впереди», что он еще скажет свое слово. Двадцать четыре года – это разве возраст?! Сергей мило улыбнулся, сверкнул из-под очков печальными глазами и газету «Маяк», которую просматривал во время беседы, как стрелку на циферблате часов, развернул ко мне:
– А вот он уже в эти годы покинул матушку – землю, а сколько сделал...
С газетной полосы взирал Щорс, которому отмечался семидесятипятилетний юбилей. Сергей умел использовать подобные «шпильки». Я хотел, было, сослаться на фактор времени, но вспомнил свежий пример другого порядка и замолчал.
Редакцию газеты «Маяк» собирались как раз переводить в другое место, так как по генеральному плану застройки города уникальный наш дом шел на слом.
Мы написали в горисполком, что это варварство. Ноль внимания. Тогда за это дело взялся наш активный корреспондент Александр Александрович Морщинин, в годы войны герой партизанского движения. И тоже глухо. Тогда-то и произнес памятные слова Морщинин: «Намного легче было взрывать фашистские эшелоны, чем взывать к разуму равнодушных чиновников».
Так и шла жизнь. Быть может, Сергей в то время находился и под влиятельным крылом Рубцова, но смотрел на мир собственными глазами, что и позволило ему до конца пройти своей дорогой. На появление стихов на одной странице со стихами Рубцова Чухин воспринимал, как награду, чего никогда не скрывал. Может быть, секретарь газеты Александр Николаевич Широгоров делал это без умысла, но поэтам – радость, ибо Рубцову нравилось соседство Чухина.
В этом случае памятна «Литературная страница» от 13 декабря 1969 г., где, кроме вездесущего В. Костылева, никого кроме Рубцова и Чухина не было. Три стихотворения Рубцова: «Привет Россия!», «Песня» («Морошка») и одно без названия, именуемая ныне «Сосен шум», и три стихотворения Чухина. Все без названия. Первое я процитирую все, ибо в нем утверждается не только поэтическая, но и философская зрелость:
Не забывай минувшие печали,
Любовь найдя и доброту найдя,
А если позабудешь, то едва ли
Они опять не посетят тебя.
Ни прежние надежды и ни вера
Тебя не отрезвят – и потому
Былая боль – единственная мера
Сегодняшнему счастью твоему.
Завидная самостоятельность ощущения мира, понимания боли и души. Поэтому не случайно на выход в свет сборника Рубцов «Душа хранит» первым в печати откликнулся Сергей Чухин. Рецензия опубликована в газете «Маяк» 5 февраля 1970 года. Её очень благосклонно принял автор сборника и даже согласился с критическими замечаниями рецензента.
Я спросил Сергея Чухина через пятнадцать лет, чтобы он написал об этом сейчас? Он ответил:
– Повторил бы все снова.
И меня не удивило. И тогда прозвучало слово зрелого поэта. Тому свидетель его стихи и время. К слову. Вскоре после смерти Сергея я подготовил страничку для «Вологодского комсомольца». Одно из стихотворений называлось «Песня», датированное 1970 годом. Помните, там есть чудесные строчки:
Отыщи струну, что всех нежнее,
Пусть она подольше говорит.
После появления этих стихов в печати зазвучала песня, которую написал наш местный композитор Николай Драчков.
А о рецензии Чухина на сборник Рубцова «Душа хранит» можно сказать, что лучшего отзыва по краткости изложения и по глубине мысли и до сих пор нет. Для убедительности привожу его здесь.
«Образ родины у Н. Рубцова носит удивительно цельный характер. Взгляд поэта выхватывает из жизни именно те детали, которые органически присущи его настроению, мировоззрению. Лирический герой новой книги – человек ранимой, светлой души. Ему немного надо, чтоб почувствовать себя вполне счастливим: шум сосен Липиного бора, паромный плеск реки, огонек избы, затерянной в просторе. И, наоборот, как значительно то, что его тревожит. Это и горечь расставания с родной землей, и с ней «мучительная связь», и молчаливые старики по селам, и утрата друга. Но даже в такие трудные минуты человек находит в себе силу благословить жизнь такою какой она есть...
Я представил на миг: будь жив Рубцов, он все бы это сказал и о творчестве Сергея Чухина, приняв бы, как свои, и эти строки поэта:
Неужто, милая земля,
Насущный хлеб родить устала
И существуешь только для
Правительственного пьедестала?
Ясно, что родились они в минуту душевного протеста против того, что сейчас мы называем отжившим, ненужным.
Уход из жизни поэта Сергея Валентиновича Чухина – утрата заметная, невосполнимая. Верой в жизнь полны его строки – завещание:
Но пускай же земля остается по-прежнему раем,
Лучше с нами, конечно, но если без нас, то без нас...

А.Рачков