Беккария Чезаре

(Cesare Beccaria) — знаменитый публицист, родился в Милане 15 марта 1738 г., по праву первородства наследовал титул маркиза Бенесано, учился в университете в Павии, где в 1758 г. получил степень доктора прав. В то время Италия представляла ряд мелких государств, раболепно заискивавших перед иностранными правительствами. При полном отсутствии политической независимости умственная жизнь страны находилась в совершенном застое. Родина Б. подпала под власть Австрии и, по словам самого Б., в Милане при населении в 120000 жителей едва ли можно было найти 20 человек, ценивших просвещение. При всеобщей апатии, при склонности к спокойствию самого Б. и при его недоверчивости к собственным силам он едва ли выступил бы на литературное поприще, если бы не нашел глубокого сочувствия и поддержки в тесном кружке просвещенных людей, который под названием "Il Caff é " (кофейного) сгруппировался в Милане вокруг братьев Верри. Кружок этот горячо интересовался всеми вопросами своего бурного времени и даже издавал журнал, который, под тем же названием "Il Caff é ", печатался в Брешии, так как сотрудники (в числе их был и Б.) избегали местной цензуры и тщательно скрывали свои имена. Журнал просуществовал два года (с июня 1764 по июнь 1766) и обратил на себя внимание за границей. В то время Вольтер и энциклопедисты во Франции выдвинули в печати на первый план вопросы о веротерпимости и об отмене пытки. Процесс Жана Калласа в Тулузе (1762), увековеченный защитой Вольтера, поднял все литературные силы против изуверства и уголовных законов, которые его поддерживали. По плану энциклопедистов атака должна была открыться сразу и по возможности во всех пунктах Европы. Миланский кружок получил приглашение принять участие в предполагаемом походе, и по единодушному решению его членов 25-летний Б. должен был написать сочинение о преступлениях и наказаниях. Через 10 месяцев труд был доведен до конца, и 10 апр. 1764 г. рукопись сочинения "Dei delitti e delle penne" была отправлена для напечатания в типографию Обера в Ливорно, так как в Тоскане была при Леопольде почти полная свобода печати. Первое издание вышло в свет в августе 1764 г. без означения места печати и имени автора. Оно быстро разошлось в Италии. Опасаясь преследований, от которых его спасли только общественное мнение и покровительство миланского наместника, Б. некоторые мысли старался излагать туманно. Тем не менее смелость и сила его речи вызвали всеобщее удивление. В первые же два года по своем издании книга Б. появилась на французском, немецк., англ. и голландском языках. Из этих переводов особенно замечателен франц. перевод аббата Мореллэ (Пар., 1766), который придал трактату Б. другой порядок изложения, принятый впоследствии и самим Б. в дальнейших изданиях своей книги. При общераспространенности франц. языка перевод Мореллэ распространил идеи Б. по всей Европе. Впечатление, произведенное трактатом Б., было громадно; для современников он обладал чарующей силой. Они называли идеи Б. откровением свыше и пророчеством будущего. Энциклопедисты величали Б. новым Ликургом, единственным законодателем своего времени; Дидро, Вольтер, Гельвеций спешили к трактату Б. присоединить свои примечания и комментарии. На мнения Б., как на новый закон, ссылались даже в уголовных судах в Австрии, в Германии и в особенности во Франции, чтобы смягчить жестокость приговоров. Коронованные особы вступали с Б. в сношения. Екатерина II вызвала его в Россию, и он даже решился ехать к нам, но д'Аламберт был против этой поездки; ее не допустило и австрийское правительство, учредив для Б. в 1769 г. кафедру политической экономии в Милане, где он и умер 28 ноября 1794 г.

Беккария окончательно поколебал всеобщую веру в устрашение казнями как в единственное и всесильное средство для уничтожения преступлений; он доказал, что суровые наказания, ожесточая нравы, только увеличивают преступность в народе и что политическая мудрость безусловно требует постоянного смягчения системы наказаний. Он выразил глубокое негодование против возмутительных пыток и варварских казней своего времени и указал на нелепость в самом законе предустановлять уголовные доказательства; он восстал против тайных обвинений, развращающих граждан, но в особенности против смертной казни, всегда вредной в благоустроенном государстве по своим разнообразным последствиям для всего общества. Б. первый поднял вопрос об отмене смертной казни, и к аргументации его до сих пор не прибавлено ничего нового. Если бы Б. ограничился только этим смелым протестом против бессмысленных установлений и жестокости уголовной практики, то и тогда заслуга его была бы велика. Но Б. обнаружил и высокое творческое дарование и дал новые основания для уголовной политики. Он отделил круг действительных преступлений от воображаемых и произвольных; в самом экономическом строе общества и в устарелом механизме государства он указал причины, от которых преступления неизбежно размножаются, и выяснил лучшие средства для борьбы с преступлениями. Он первый выразил убеждение, что нельзя даже вполне оправдать наказаний, пока для предупреждения преступлений общество и закон не приняли всех иных наилучших мер, какие возможны при данных условиях народной жизни. Для уменьшения числа преступлений Б. требует от просвещенного правительства прежде всего распространения образования в народе, мер для развития благосостояния в массе, постепенного уравнения всех граждан как в нравственных, так и в материальных выгодах, какие на долю каждого должна бы давать общественная жизнь. Это основной мотив трактата, выраженный сдержанно, но твердо и отчетливо. Конечно, мысли, выраженные в трактате Б., он не первый оповестил миру, но его заслуга заключается в том, что он свел в одно стройное целое отрывочные идеи предшествовавших ему мыслителей. Трактат его, может быть, не отличается философской глубиной, но он говорит сердцу и чувству человека и написан с искренним воодушевлением, которое охватило его современников и побудило их немедленно приступить к отмене наиболее жестоких уголовных законов. Но трактат Б. стоял выше своего времени, идеи его лишь с трудом утверждались в жизни, и немалому еще могли бы мы и в настоящее время поучиться у Б. Почти вслед за изданием этого трактата Фридрих II составил для Пруссии новый уголовный кодекс с значительным смягчением наказаний; Иосиф II отменил пытки, вычеркнул из кодекса мнимые и религиозные и нравственные преступления, чрезвычайно смягчил наказания за действительные религиозные и политические преступления, уменьшил число смертных казней; в Тоскане герцог Леопольд уничтожил пытки, совершенно отменил смертную казнь и столь же, если не больше, смягчил наказания за упомянутые выше преступления; во Франции, во время Революции, сделаны были перемены в том же духе; в России императрица Екатерина II стремилась осуществить идеи Б. И что же? Не прошло и 10 лет, как прежний порядок, с незначительными изменениями, возвратился во всех этих странах, а в России смертная казнь, фактически уничтоженная было при Елизавете Петровне, вновь призвана была для устрашения массы. Достаточно сказать, что в Пруссии еще в начале нынешнего столетия существовало четвертование снизу вверх и сверху вниз; что во Франции только после 1830 г. отменены клеймения, отсечения пальца; что в России лишь в 1863 г. отменены в принципе телесные наказания; что даже в наше время в Европе, вообще говоря, наказания далеки от той мягкости и умеренности, которой желал Б., а юстиция еще страдает многими из тех недостатков, против которых он восставал.

Трактат Б. о преступлениях и наказаниях признается одним из источников нашего законодательства. В первые годы своего царствования Екатерина II одушевлена была искренним стремлением усвоить России высокие идеи Б., которые она внесла в свой Наказ 1767 г., данный комиссии для сочинения проекта нового Уложения (II. С. З., № 12949). На рукописи Наказа, которая хранится в зале общего собрания Правительствующего Сената в серебряном ковчеге, имеется собственноручная пометка императрицы о том, что вся Х глава Наказа "Об обряде криминального суда" есть перевод из книги Б., сделанный по ее повелению Григорием Козицким. Хотя, судя по заглавию, Х глава посвящена лишь вопросам судопроизводства, но в ней говорится и о законах вообще и о преступлениях и наказаниях. Сверх того, заимствования из Б. встречаются и в главах V, VI и IX. По своему содержанию к уголовному праву может быть отнесена треть всего Наказа — 227 статей, и из них 114 принадлежат Беккарии. Однако не всего его мнения приняты, и по некоторым вопросам предпочтение отдано Монтескье. Немало в Наказе и недомолвок. Так, в нем хотя и говорится о равенстве всех перед законом (ст. 34), но не упоминается о равенстве наказания для всех (у Б. § 27). Кроме того, в Наказе допущено прямое противоречие по вопросу о смертной казни, так как статьи 79 и 486, заимствованные у Монтескье, не согласованы с ст. 209—212, взятыми у Б. Наказ не получил силы закона, но и в позднейшем своем законодательстве Екатерина иногда руководствовалась идеями Б. Именно, мысль Б., чтобы каждый был судим себе равным, нашла себе выражение в Учреждении о губерниях 1775 г., по которому каждое сословие в России получило свой особый гражданский и уголовный суд. Но нельзя не заметить, что мысли Б. более соответствует суд присяжных, чем суды сословные. Положения Наказа остались в области благих пожеланий, но именно Х глава его, заимствованная у Б., отчасти получила силу закона, так как при составлении Свода Законов она включена была в число источников главы III "Законов о судопроизводстве по делам о преступлениях и проступках" (т. XV, ч. II Св. Зак. по изд. 1876 г.). Таким образом, через посредство Наказа некоторые положения Б. о предварительном аресте и о силе доказательств до сих пор остались законом, действующим в тех частях империи, где еще не введены судебные уставы 1864 г. Этим путем утвердилось в сознании малообразованных судей прежнего времени правило Б., внесенное в закон, о том, что "чем более тяжко обвинение, тем сильнее должны быть и доказательства" (ст. 345, т. XV, ч. II). Это правило, помещенное рядом с изречением Петра Великого, что "лучше освободить десять виновных, нежели приговорить невинного" (ст. 346, взята из ст. 9 Воинского Устава 1716 г.), предупредило множество казней за преступления, не вполне доказанные. Но истинный смысл всего учения Б. о доказательствах, требовавший свободного убеждения судьи в виновности или невинности обвиняемого, не был усвоен нашим законодательством до судебной реформы 1864 г. Прибавим, наконец, что и составители судебных уставов руководствовались трактатом Б. и, между прочим, вполне усвоили нашему новому законодательству учение Б. о присяге, которое не было введено в Наказе 1767 г.

Кроме своего трактата о преступлениях и наказаниях, Б. не написал ничего замечательного. На родине его пользуется еще известностью его сочинение о языке и теории слога — "Ricerche intorno alla natura dello stilo" (Милан, 1770), но его политико-экономические труды не поднимаются над уровнем посредственности. Лучшее издание полного собрания его сочинений ("Opere") сделано Виллари (Флор., 1854), а лучшее издание его знаменитого трактата приложено к исследованию Канту "В. il diritto penale" (Флор., 1862; франц. перевод Лакуанта и Дельпеша, Пар., 1885). В 1870 г. на пожертвование всего образованного мира был воздвигнут Б. памятник в родном его городе. Статуя, сделанная скульптором Гради, изображает Б. в тот момент, когда, остановившись с пером в руке, он готовился написать: "но если я докажу, что смертная казнь не оправдывается ни пользой, ни необходимостью, то дело человечества будет выиграно". Слова эти изображены на памятнике. Со смертью сына Б., Юлия (1856), род его прекратился. В настоящее время трактат Б. переведен на 22 языка. Виднейшие криминалисты не перестают переводить его: новейший немец. перевод принадлежит Глазеру (Вена, 1876), французский — Фостен Эли (Faustin H é lie, Пар., 1856). На русском языке, помимо извлечения в Наказе Екатерины II, имеются пять полных переводов Б. Первый перевод, Дмитрия Языкова ("Рассуждения о преступлениях и наказаниях с присовокуплением примечаний Дидерота и переписки Б. с Мореллэтом", напечатан по высочайшему повелению, Спб., 1803), сделанный с француз. издания Мореллэ, по тщательности своей далеко превосходит последующий перевод Хрущова (1806). Перевод Ив. Соболева ("О преступлениях и наказаниях", Радом, 1878) сделан с неудовлетворительного итальянского издания 1853 г., в котором сочинение Б. помещено в том виде, в каком оно было напечатано в первых итал. изданиях до исправления самим автором порядка своего изложения, согласно франц. изданию Мореллэ. Перевод С. Зарудного ("Б. о преступлениях и наказаниях в сравнении с главой Х Наказа Екатерины II и с современными законами", Спб., 1879) не всегда точен, в особенности при передаче политико-экономических идей, но издание это заслуживает полного внимания, так как в нем параллельно с текстом Б. помещен текст Наказа и современных русских законов; для изучения влияния Б. на наше законодательство интересны и приложения переводчика. Новейший лучший перевод, сделанный, как и перевод С. Зарудного, с издания Канту, принадлежит С. Я. Беликову ("О преступлениях и наказаниях"; Харьков, 1889), который приложил к своему изданию этюд о значении Б. в науке и в истории русского законодательства. Ср. Ринальдини, "B., biographische Skizze nach Cantu's B." (Вена, 1 8 65); Амато-Амати, "Vita ed opere di Cesare B." (Милан, 1872); Путелли, "B. e la pena di morte" (Удино, 1878); С.Я. Беликов, "Б. и значение его в науке уголовного права ("Журнал Мин. юстиции", 1863 г., кн. 7); А. Городисский (псевдоним А. Ф. Кистяковского), "Влияние Б. на русское уголовное право" (там же, 1864 г. кн. 9).

 

Оглавление