— римские юристы различали двоякого рода собственность. Кто приобрел вещь способом, освященным древнейшим римским правом — jus civile, тот получал на нее квиритское право собственности (dominium legitimum, domininm ex jure Quiritium); кому же, напротив, власть над вещью доставалась другими способами позднейшего происхождения, тот приобретал на нее только так назыв. бонитарную собственность (dominium in bonis; выражение: δεσπότης βονιτάριος, употребленное Феофилом в его Парафразах, подало новейшим юристам повод установить термины: dominium bonitarium и d. quiritarium), которая путем давности (этот способ приобретения собственности признавался уже jus civile) могла превратиться в собственность первого рода. Характеристическая черта этого разделения права собственности заключалась в том, что оно выражало собою только теоретическое различие, не имевшее никакого значения на практике. На практике оставалось совершенно безразличным, каким образом совершался переход вещи, старыми или новыми способами, так как в том и другом случае прежний собственник терял, а новый приобретал все то, что гражданский оборот того времени соединял с понятием о праве собственности. Если оба рода собственности были сосредоточены в одних руках или если на вещь существовало лишь одно квиритское или лишь одно бонитарное право, то обладатель вещи фигурировал в гражданском обороте, как полный собственник. Но возможен был и такой случай, когда на одну и ту же вещь существовало право собственности как одного, так и другого рода. Это бывало тогда, когда вещь, находившаяся в квиритской собственности одного лица, переходила к другому по способу, который древнему jus civile был неизвестен, а возник лишь впоследствии. В теории квиритский собственник таким путем не мог лишиться своей собственности, но в то же время на вещь устанавливалось новое право собственности бонитарной; выходило, что квиритская собственность находилась в одних руках, а бонитарная — в других. Но на практике действительным собственником в отношении пользования и защиты являлся бонитарный (за ничтожными, впрочем, исключениями), квиритское же право превращалось в одно пустое слово (nudum jus Quiritium). Спрашивается, чем объяснить такой теоретический дуализм права собственности, который в практической жизни не имел под собою никакой почвы?

Объяснение этому явлению можно найти в одной особенности юридического мышления римлян, которую они обнаружили при проведении в своем праве коренных реформ, вызванных все возраставшим значением вечного города. Мы говорим о консерватизме римской юриспруденции. Это был консерватизм идей, но не консерватизм практики. На практике римские юристы не держались безусловно за порядок, раз установленный; сообразуясь с нуждами жизни, они расширяли и видоизменяли круг юридической защиты. Но они делали это не прикасаясь к словам закона, не нарушая старых форм, не посягая на юридические идеи, которые были уже приняты. В жизнь проникали нововведения, но прежние ассоциации юридических идей оставались неприкосновенными. Органом реформ служила преторская власть. Претор (см. это сл.) мог вводить новые институты, силою своего авторитета, он мог парализовать действие отживших норм, но не отменять их. Старое право — jus civile — оставалось (в теории) неприкосновенным, но наряду с ним, то видоизменяя и дополняя, то парализуя его, действовало новое право, преторское (jus praetorium). Между прочим, старый круг способов приобретения собственности оказался слишком тесным в сравнении с новыми потребностями жизни, и делом претора было приняться за его расширение. Сущность реформы заключалась в увеличении числа способов приобретения, а не в изменении самого права собственности. Новые способы приобретения собственности фактически устанавливали такое же право, как и старые цивильные, но они отличались от последних тем, что были основаны не на законе, а на авторитете преторской власти. Но в консервативных умах юристов сложилось твердое убеждение в ненарушимости связи, существовавшей между собственностью и способами ее приобретения, и это убеждение в связи с консервативным представлением о сравнительном бессилии претора перед законом не допустило юристов до признания новых случаев собственности в отношении их юридической природы тождественными с старыми; юристы увидели в них нечто другое, заслуживающее иного имени, чем древняя квиритская собственность. Иному имени должны были соответствовать и иные средства судебной защиты, но чтобы не отступить от старого принципа, в силу которого защищаться могла только квиритская собственность, юрист (в actio publiciana in rem) давал защите бонитарного обладания такой вид, что ею защищалось как бы квиритское право. Явилась фикция, что бонитарный обладатель успел уже путем давности приобрести квиритскую собственность. Фикция послужила здесь средством примирения консерватизма юридического мышления с потребностями правовой жизни; при ее помощи защиту получал (в теории) только старый институт, тогда как на практике защищалось новое явление. Таким образом в учении римских юристов о собственности явился дуализм, который окончательно сложился, вероятно, в первом стол. до Р. Х., а уничтожен был лишь императором Юстинианом в особой конституции de nudo jure Quiritium tollendo. Изложенная теория, сводящая различие между квиритской и Б. собственностью к противоположности jus civile и jus praetorium, развита русским цивилистом С. Муромцевым в его сочинении "О консерватизме римской юриспруденции" (Москва, 1876 г., стр. 54—81), и из всех попыток объяснить этот дуализм римской собственности она должна быть признана лучшей. Ср. Rib éreau "Théorie de l'in bonis habere ou de la propriété pré torienne" (Париж, 1867).

Оглавление