Климент Александрийский
(Тит Флавий) — один из знаменитейших христианских ученых первых веков (умер около 217 г.). Он родился в Афинах, хорошо изучил философию Платона и стоиков; до обращения в христианство (в зрелых годах) был посвящен в языческие мистерии. Из любви к знанию он стал изучать еврейство и христианство и, убедясь в превосходстве последнего, крестился, слушал в разных местах лучших христианских учителей и, встретив в Александрии Пантена, остался при нем, а когда Пантен отправился с миссионерской целью в Индию, был избран вместо него, в 190 г., на должность главного наставника и начальника александрийского огласительного училища, с возведением в сан пресвитера. В 202 г., во время гонения Септимия Севера, он удалился в Каппадокию, и неизвестно, возвратился ли в Александрию.
В трех сочинениях, образующих как бы трилогию, — в "Увещании язычникам" (λογος προτρεπτικός), "Строматах" (στρωματεΐς — ковры) и "Педагоге" (παιδάγωγυς), К. рассматривает язычество, с его наукой и образованностью ("Увещание"), христианство, в его отношениях к язычеству и философии ("Строматы") и само в себе ("Педагог"), создавая таким образом теорию взаимного соглашения веры и знания, религии и науки. Вопреки учению Тертуллиана, Лактанция и др., которые провозглашали науку, как имеющую происхождение в язычестве, произведением дьявола, К. учит, что нет веры без знания, как и знания без веры; гармония веры и знания (γνωστική πίστις) есть высшая ступень духовного развития, совершеннейшая философия. Вера есть начаток знания (даже философы языческие начинали верой в свои теоремы, которые потом развивали в полные системы); в своем начале она не основывается на доказательствах, но должна превратиться в разумное знание. На вере, как на основании, должно воздвигнуться здание ведения, которое имеет несколько степеней, но содержание которого — одно и то же у простого верующего и у ученого. Средства к достижению полной гармонии веры и знания заключаются в изучении всего круга наук, преподававшихся и в язычестве — грамматики, риторики, арифметики, геометрии, астрономии, музыки и особенно диалектики, которая есть ограда и для самих догматов веры (мысль буквально повторяющаяся и у Василия Великого). Все эти науки служат лишь ступенями к высшему знанию, которое есть философия, а она, в свою очередь, есть вспомогательное средство для веры, приближающее ее к разумению. Истинный философ возвращается туда же, откуда вышел; выше открытого верой он не может подняться, она есть критерий всякой философии. Основная идея этой схемы христианского образования тожественна с учением Филона, стремившегося слить в одно целое ветхозаветный иудейский супранатурализм и языческий идеализм; но она развита К. в применении к христианству вполне своеобразно. Лучшая часть в сочинениях К. — его полемика и апологетика. Его опровержение иудейства и особенно язычества настолько сильно и основательно, что последующим учителям церкви в этом отношении приходилось лишь варьировать доказательства К.
Сочинения К. составляют доселе во многих частях один из первоисточников для изучения античной мифологии и философии, так как только в них имеются многие сведения о первой и многие отрывки из второй. О языческих мифах и философских учениях Климент судит не иначе, как на основании первоисточников и подлинных слов философов, своеобразно систематизируя мифологию (он делит развитие ее на семь периодов) и обнаруживая особенные симпатии к некоторым философским системам (к Платону и стоикам, что дает повод многим историкам считать его, и не без некоторого основания, не столько христианским богословом, сколько стоическим или платоническим философом), в которых К. видит следы сохранившегося первобытного божественного откровения и даже прямых заимствований из Св. Писания. Часть истин христианского учения, по мнению К., содержалась в язычестве, как плод в скорлупе; между философией и Евангелием нет полной противоположности — это как бы "две ветви одного древа". Доказывая превосходство христианства перед язычеством, К. незаметно для себя пришел, таким образом, к сглаживанию различия между ними, руководимый непреодолимым стремлением объединить религию и науку в одно нераздельное целое. Дальше, однако, К. не пошел и спас для себя веру в церковный догмат, как догмат. Догматическое учение церкви у К. изложено в размерах почти катехизических, но и оно имело большое значение для его времени, когда церковная догматика почти вовсе не была разработана.
Особенно сильно сказалось влияние платонизма и стоицизма в нравственном учении К. Самый принцип его морали есть принцип Платона и стоиков. Нравственное совершенство человека находится в прямой зависимости от его разумности: всякое действие хорошо или худо настолько, насколько оно есть продукт знания или незнания. "Жизнь истинно христианская есть система действий разумных". Климент казуистически регламентирует весь внешний быт и поведение христианина в его обыденной жизни. Его "Педагог" представляет в этом отношении драгоценный первоисточник для культурной и бытовой истории греко-римского мира его времени. Критикуя жизнь язычников и полуязыческую внешнюю жизнь самих христиан своего времени, К. подробно говорит о домашней мебели, пище, одежде, посуде, приборах, о том, как вести себя в собрании, чем развлекаться, о деторождении, об употреблении украшений и драгоценностей, об убранстве волос у женщин и бороды у мужчин, об истинной красоте лиц обоего пола, о банях и т. д., одним словом — дает первый христианский "Домострой". Одежда христианам рекомендуется белая, что означает чистоту нрава и непорочность жизни. Цветная одежда неприлична; древние лакедемоняне хорошо делали, что позволяли их носить только публичным женщинам. Многие живут для того только, чтобы есть, а не для того едят, чтобы жить, как указывает природа. Поваренное искусство — самое вредное. Для истории социологических идей христианства весьма важно сочинение К. "о том, какой богач спасется" (Τίς ό σωζόμενος πλούσιος), составляющее толкование двух мест из Евангелия (Марк., X, 17—31 и Лук., Х, 30—37). Поставленный вопрос автор решает в том смысле, что от богатых людей христианство вовсе не требует безусловного отречения от богатства, особенно унаследованного, а лишь целесообразного, общеполезного его употребления; оно требует отречения лишь от пристрастия к нему, составляющего духовный недуг. В этом же сочинении находится яркая картина нравов того времени — очерк клиента-тунеядца и льстеца. Общий недостаток всех сочинений К. — непомерный аллегоризм в толковании Св. Писания, являющийся у него не как случайность, но как плод особой его теории, по которой он устанавливает деление христиан на две категории — несовершенных (простых) и совершенных. Простой, буквальный смысл Св. Писания может удовлетворять лишь "простых"; совершенным же христианам открывается высшее ведение, через аллегорическое толкование Писания.
Сведения о Клименте Александрийском сообщаются у Евсевия, Иеронима, Епифания, Кирилла Александрийского и Фотия. Более подробные исследования о нем — Тильемона, Фабриция, Селлье, также в "Патрологии" Мелера; изложение и критика его доктрин — у Фреппеля ("Cours de l' éloquence Chré tienne", П., 1865), B. Ф. Певницкаго ("Труды Киевской духовной академии"), Дмитревского ("Александрийская школа", Казань, 1884), Ливанова, "Климент Александрийский и его сочинения" (в "Православном Обозрении", 1867). Из многочисленных изд. его сочинений (они все исчислены в "Истории первобытной христианской проповеди" профессора Н. И. Барсова) лучшее — Гиллера и Неймана (Лейпциг, 1885).
Н. Б-в.