будто бы открытая в сентябре 1817 г. на чердаке церковной башни в городке Кралеводворе (K ö niginhof) Вацлавом Ганкою (см.), принадлежит, вместе с Зеленогорской рукописью и др., к числу тех, по устроумному выражению проф. В. И. Ламанского, "новейших произведений древне-чешской литературы", которые вопросом о своей подлинности или подложности разделили всех чешских ученых и публицистов и многих иностранных ученых на два враждебных лагеря. Произведения эти, отодвигая начало древне-чешской письменности в отдаленнейшие века и считаясь плодами древней, самобытной поэзии и образованности, давали национальности длинную и славную генеалогию и этим значительно содействовали подъему чешского самосознания (см. Чешское возрождение). "Краледворская рукопись" рассматривалась как образчик эпических народно-искусственных поэм, которые, за исключением "Слова о Полку Игореве" (см.), были до тех пор неслыханным явлением в славянских литературах. Первые сомнения относительно ее подлинности возникли в 1850 г.; затем сочинения обеих спорящих сторон образовали огромную литературу, библиографию которой см. у А. Стороженка, "Очерк литературной истории рукописей Зеленогорской и К.", (Киев, 1880) и J. Knieschek, "Der Streit um die K öniginhofer und Grü nberger Handschrift" (Прага, 1888) и в "Deutsche Zeitschrift f ü r Geschichtswissenschaft" (1889 и 1890). К. рукопись состоит из 12 небольших листков пергамента и представляет собою как бы остаток (вырванную тетрадку) от третьей книги какого-то сборника, из которого, надо думать, пропало по крайней мере 2 книги и 25 глав третьей: уцелевшая часть начинается окончанием 25-й главы третьей книги и оканчивается началом 28-й главы ее. Все произведения "К. рукописи" по содержанию распадаются на три группы: эпические, лироэпические и лирические. К первой группе относятся поэмы "Ольдрих и Болеслав" (конец 25 гл.), "Бенеш Германов", "Ярослав" (гл. 26), "Честмир и Власлав", "Людиша и Любор", "Забой", "Славой" и "Людек" (27 гл.); к лиро-эпическ. произведениям — "Збигонь", "Елень", "Ягоды"; к лирическим — "Китице", "Руже", "Зезгулице", "Опущена" и "Скриванек" (28 гл.). Из всех поэм древнейшей по содержанию защитниками подлинности рукописи считалась "Забой, Славой и Людек", в которой говорится об освобождении чехов от какого-то иноземного короля "героями Забоем и Славом". Это событие, неизвестное летописи, относили к IX в. и даже к первой полов. VIII в. Чешская старина рисуется здесь в ярких чертах, с энергическим чувством свободы, могучими боевыми подвигами, жертвами языческим "богам-спасам" и воспоминаниями о славном певце Люмире, который, словом и пеньем, двигал Вышеградом и всеми областями. В поэме "Честмир и Власлав" говорится о поражении луцкого князя Властисла воеводой князя Неклала Честмиром. Отрывок: "Болеслав и Ольдрих" (самое начало рукописи) прославляет изгнание Болеслава Храброго и освобождение чехов от польского владычества, в 1004 г. В "Бенеше Германове" говорится "о побитии саксов" (подлинное заглавие песни), вторгшихся в Чехию, Бенешем Германовичем, в 1203 г., под Грубой Скалой. Эта песня отличается от других поэм рукописи и имеет характер романса. В поэме "Людиша и Любор" описываются рыцарские турниры ("Slavn é sédàní "), которыми сопровождался устроенный залабским князем пир. Содержание этой песни относится, по-видимому, ко времени короля Оттокара II (1253-1270), в правление которого у чехов в особенности вошли в моду турниры. В поэме "Jaroslaw" говорится об известной в истории победе (в 1241 г.) Ярослава Штернбергского над татарами при Ольмюце, чем была освобождена Моравия. Это самое крупное и вместе с тем, по отзывам защитников К. рукописи, самое прекрасное и художественное из всех входящих в ее состав произведений. В то время, как достоинства поэмы "Zaboj, Slavoj a Ludek" заключаются в простоте и непосредственности творчества, в единстве действия и цельности характеров, в "Ярославе" главное действие распадается на три момента, с тремя героями, да и слог его отличается гладкостью и носит на себе черты утонченной средневековой рыцарской поэзии. Происхождение лиро-эпических произведений Jelen, Zbyhoň и Jahody защитниками подлинности К. рукописи обыкновенно относится к языческому времени. В вольных стихах первого произведения рисуется поэтическая картина смерти сильного и красивого юноши, убитого, подобно молодому оленю, коварным врагом и оплакиваемого жалостливыми девами. Во втором стихотворении описывается тоска юноши, у которого Збигонь отнял милую, как коршун — голубку у голубя, а затем радости и восторги соединившихся пар — голубя и голубки, юноши и его милой, после того как юноша, бросившись на замок своего оскорбителя, убил его самого и всех его людей. В легких стихах третьего произведения: "Jahody" изображаются шалости молодой любви. Наконец, лирические произведения К. рукописи: "Kytice" ("Венок"), "Róže" ("Роза"), "Zezhulice" ("Кукушка"), "Opuščena" и "Skř ivá nek" ("Жаворонок"), по мнению чешской эстетической критики, представляют плод непосредственного народного творчества. По своему характеру эти произведения обнаруживают очень много сходства с народными песнями других славянских племен, в особенности с песнями русскими. В них изображается то тоска девушки по милому, то ее боязнь одиночества, то жгучая скорбь по утраченным родичам и милом и т. д. Да и вообще в произведениях К. рукописи много родственного с народными русскими песнями, а также с "Словом о полку Игореве". Эта родственность произведений К. рукописи с произведениями народной русской словесности составляет и слабую, и сильную ее сторону: защитники подлинности видят здесь указание на то время, когда в чешском народе живее чувствовалось родство славянских племен между собою, а в языке и слоге еще сохранялось много общего; противники объясняют сходство сознательным стремлением авторов-подделывателей к колориту древности, указывают на полную обособленность в чешской литературе как К. рукописи, так и др. указанных памятников в отношении языка и слога и, наконец, отмечают то весьма важное обстоятельство, что собственные сочинения Ганки (и Линды) отличаются той же склонностью к заимствованию из русского языка. К. рукопись впервые издана Ганкой (Прага, 1819), с нем. перев. Свободы. Из позднейших самое ценное — фотографическое издание библиотекаря чешского музея Вртятко (1862). На русском яз. переводы отдельных произведений К. рукописи сделаны в 1820 г. известным Шишковым. Позднее Н. В. Берг издал: "Краледворская рукопись. Собрание древних чешских эпических и лирических песен" (М., 1846). Важнейшие труды для изучения вопроса о Краледворской рукописи (и Зеленогорской): Palack ý, "Der Mongoleneinfall im Jahre 1241" (1843); "Kralodvorský rukopis od Nebeského"("Ċasop. č esk. Muz.", 1852-53); J. Vocel, "Aesthétický význam básni Zaboj a Jaroslav" (" Č. č. M.", 1854); Julius Feifalik, "Ueber die Kö niginhofer Handschrift" (Вена, 1860); Kv èt, "Aesthetický rozbor rukopisu Kralodvorského" (1861); Jos. und Herrn. Jíre č ek, "Die Echtheit der Kö niginhofer Handschrift" (1862); Куник, "Спор о подлинности суда Любуши и Краледворской рукописи" ("Зап. Имп. Акад. Наук", 1862); Небеского статья в "Nauč ný Slovnik"; Макушев, "Из чтений о старочешской письменности" ("Филол. Зап." 1877-78); В. И. Ламанский, "Новейшие памятники древне-чешского языка" ("Ж. M. H. Пр.", 1879); Срезневский, "Былина о суде Любуши" ("Р. Ф. В.", 1879); Некрасов, "Краледворская рукопись в двух транскрипциях текста, с предисловием, словарями, частью грамматическою, примечаниями и приложениями" (1872).

Оглавление