— представляет ряд видоизмененных дыхательных движений с сопровождающей их особой мимикой и слезотечением. Что касается изменений дыхания, то дело сводится к тому, что вслед за вдыханием следует не одно выдыхание, а ряд то коротких, то протяжных выдыханий с весьма изменчивым ритмом — то отличным, то напоминающим ритм при хохоте; и так как дыхательная щель в течение всего времени бывает открыта и голосовые связки приводятся в характеристичные колебательные движения, то П., подобно хохоту, сопровождается рядом весьма разнообразных голосовых звуков, то протяжных, то отрывочных, свойственных данному акту. Сходство механизма П. и хохота и делает то, что зачастую нельзя бывает сразу отличить плачущее лицо от хохочущего, но дело решается сразу при взгляде на мимику, выражение лица, которое, конечно, резко отличается у человека в радости и в горе. Дарвин в своем известном сочинении "О выражении ощущений у человека и животных" прекрасно описывает всю характеристичную мимику плачущего лица, в особенности в детском возрасте. При П. происходит нахмуривание, т. е. притягивание бровей вниз и внутрь к основанию носа, появляются вертикальные морщины между бровями, и все это благодаря сокращению надвигателя бровей (Corrugator superciliorum); одновременно с этим сокращением круговых мышц глаз веки плотно закрываются и производят морщины кругом всего глаза; затем сокращаются пирамидальные мышцы носа, стягивающие брови и кожу лба еще ниже, и вызывают короткие поперечные морщины, пересекающие основание носа. Ко всему этому присоединяется сокращение мышц, приподнимающих верхнюю губу, из коих некоторые, напр., malaris, прямо соединены с круговыми мышцами глаза; крылья носа и верхняя губа поэтому приподнимаются кверху, тянут через это верхнюю часть щек и производят резкую губно-носовую складку, идущую от крыльев носа до углов рта и даже спускающуюся еще ниже. Эта морщина или складка весьма характерна для плачущего ребенка, но является и при смехе. Одновременно с сильным притягиванием верхней губы кверху при громком П. приходят в сокращение и мышцы, оттягивающие углы рта книзу (musc. depress. angulioris), благодаря чему широко раскрытый рот принимает продолговатое, почти квадратное очертание. Кроме этой невольной игры мышц нашего скелета, кожа головы, лицо и глаза сильно краснеют во время продолжительного П. — как оттого, что сильные выдыхательные движения мешают свободному оттоку крови от головы, так и, вероятно, от возбуждения сосудорасширяющих нервов соответствующих частей тела различными чувствами и аффектами. П. обыкновенно не прекращается сразу: различные мышцы лица, бывшие в сильном сокращении при П., по окончании его продолжают еще подергиваться, верхняя губа все еще подтянута кверху, а углы рта оттянуты еще некоторое время книзу; но по мере ослабления горя и страдания и эти остатки П. постепенно стираются до полного исчезновения. Известно, что дети первого возраста в течение первых месяцев не проливают слез и по-настоящему не плачут, слезные железы у них еще слабо функционируют; между тем, с 3-го, 4-го или 5-го месяца в жизни ребенка нет почти другого акта, который бы так легко и часто вызывался, как П. при боли и различных физических и душевных страданиях. По мере течения лет наклонность к П. ослабевает, и люди взрослые, особенно мужчины, совершенно перестают выражать свои физические и душевные страдания П. Только многие чувствительные нервные люди в случаях, когда они с трудом удерживаются от слез, напр., при трогательных сценах или чтении трогательных рассказов, испытывают легкие подергивания и дрожания именно тех личных мышц, которые принимают у детей участие в акте П. П. свойствен, по-видимому, исключительно одному человеческому роду; сторожа лондонского зоологического сада единогласно уверяли Дарвина, что им никогда не случалось видеть плачущих, рыдающих обезьян, хотя последние могут громко кричать и даже стонать. Впрочем, существуют многие указания, что лошади и собаки способны проливать слезы при всякого рода страданиях, в грусти и тоске, но только для полной картины плача не хватает характерной игры лицевых мышц.

Способность к плачу может, кажется, увеличиваться упражнением, что доказывается примером "плакальщиц", горюющих в различных странах о покойниках и привыкших плакать по заказу, когда угодно. Сдерживать характерную игру лицевых мышц при П. человек еще может по своей воле; но управлять слезными железами ему не дано, и поэтому сдерживать слезы является тщетной попыткой, так же как и остановка слюнотечения и других соков тела. Слезоотделение, сопровождающее П., является результатом центрального возбуждения слезоотделительных нервов слезной железы, и воля к этому акту не имеет никакого прямого отношения, а может действовать только косвенно, вызовом тех или других душевных состояний — чувств и настроений. Из явлений, входящих в состав П., Дарвин останавливается на двух и стремится найти истинную причину их. Первую — закрывание век, обусловленное сокращением мышц вокруг глаз, Дарвин находит вместе с Дондерсом актом крайне целесообразным при П., как противовес расширению глазных сосудов, могущих своим давлением и разрывом причинить вред тонким тканям глаза. Это сильное, судорожное сокращение век при П., давя на глазное яблоко, мешает переполнению его кровью и, следовательно, служит важным актом самозащиты. Продолжительный П., сопровождаемый криком, ведет к переполнению кровеносных сосудов глаз, и это повело сначала сознательно, а затем и привычно к сокращению мышц вокруг глаз в видах защиты их. Вот для чего крепко сжимаются веки глаз при П. Относительно же слезотечения Дарвин склонен думать, что оно вызывается рефлекторно судорожным давлением круговых мышц век на поверхность глаза и расширением внутриглазных сосудов, и эта ассоциация между невольным слезотечением и известным душевным настроением при П. укрепляется до того, что когда уже человек научится управлять своими мышцами и подавлять всякое выражение своего настроения и чувств в той или иной игре мышц, он все же продолжает выражать чувства горя и страдания одними только слезами, над отделением коих бессильна воля. Все эти гипотезы представляются в высшей степени остроумными; слабая сторона их только в том, что Дарвин упустил из виду полную возможность вызова отделения слез при П. чисто центральным возбуждением слезоотделительных центров в головном мозгу одновременно с возбуждением двигательных центров лицевых мышц, участвующих в П., и все это центральными импульсами, сопровождающими те или другие душевные состояния. Между тем, при такой постановке акт слезоотделения при П. делается, независимо от остального, вполне целесообразным, так как слезные железы, отделяя в короткое время сравнительно большую массу жидкости, удаляют из крови глазных сосудов порядочную массу воды и тем способствуют уменьшению их растяжения и, следовательно, и давления на глаз. Может ли П. облегчить страдания? В общежитии вопрос этот решен почти в положительную сторону, и полагают, что горе можно излить в слезах. Дарвин говорит, что облегчение, доставляемое П ., несомненно, и объясняет это на основании того же начала, по которому при сильных физических страданиях резко помогают скрежетание зубами, сильные крики, изгибание всего тела и т. д.; другими словами, объясняет дело отвлечением внимания в сторону и разрядами нервной энергии. П. при разнообразных патологических нервных и душевных страданиях претерпевает резкие изменения, в особенности в количественном отношении, и существуют такие формы душевных страданий, в которых больные сутками беспрерывно плачут, теряя массу слез и, напротив, случаи, где больные утрачивают вполне способность проливать слезы.

Оглавление