(Петр Павлович) — писатель, сын сельского священника Черниговской губернии. По его собственным словам, он — осиротевший семинарист, пешком за 500 верст отправившийся в Университет в Харьков, где окончил курс и сделался сначала приват-доцентом, потом штатным доцентом по кафедре гражданского права. В 1873 г., по защите докторской диссертации, избран профессором Новороссийского унив. по той же кафедре. В 1880 г. перешел на службу в правительствующий сенат и выступил в качестве редактора официозной газеты "Берег". По прекращении "Берега", в конце того же года уехал за границу, в 1884 г. занял кафедру в Киеве, затем сделался членом совета министра финансов, принял участие в ряде законодательных работ, а теперь занимает кафедру торгового права в С.-Петербургском университете, сохраняя служебное положение в министерстве финансов. Магистерская диссертация Ц.: "Исходные моменты в истории русского права наследования" (Харьков, 1870) представляет собою работу оригинальную и свидетельствующую о большой эрудиции, но не основанную на самостоятельном изучении источников древнего русского права. Докторская диссертация Ц.: "Деньги в области гражданского права" (Харьк., 1873) в отчетливой и ясной форме передает учение о деньгах и имеет скорее вид отрывка из курса, чем ученой монографии; только предисловие обнаруживает ученого с обширными знаниями и самостоятельной мыслью. Затем следует ряд печатных курсов, иногда появлявшихся лишь на правах рукописи: "Лекции по торговому праву, читанные в Новоросс. унив." (Одесса, 1873—74); "Курс русского гражданского права" (Одесса, 1878); "Очерк основных понятий торгового права" (Киев, 1886); "Курс вексельного права" (К., 1887); "Морское торговое право" (К., 1889); "Учебник торгового права" "Κ., 1891); "Очерки по теории торгового права" (СПб., 1901—1902). Отличительные черты всех этих трудов Ц. — последовательное установление связи юридических норм с состоянием и особенностями торгового быта, хорошее знание последнего, особенно в отрицательных его сторонах, сжатые, меткие, выразительные, хотя и не всегда доступные начинающему юристу, характеристики этого быта как в целом, так и в отдельных проявлениях, но в то же время почти полное отсутствие общей и принципиальной оценки явлений и различных направлений в его развитии. В законодательных проектах Ц. эти качества выразились, с одной стороны, в ярких описаниях отрицательных сторон существующего строя, с другой, — в очень узкой концепции реформ, иногда в чисто полицейском направлении предлагаемых мероприятий. В этом главная причина неуспеха всех его проектов. Несколько необычно резких в ученой литературе, особенно при обсуждении законодательных вопросов, полемических брошюр ("Вексель и задачи его кодификации", Киев, 1887; "К вопросу о вексельном уставе". СПб., 1895) обнаруживают крайнюю нетерпимость к чужим мнениям, хотя и содержат отдельные верные и ценные мысли по застрагиваемым вопросам. Тем же характером до некоторой степени проникнуты критические очерки Ц.: "К истории векселя" (Киев, 1893), "Кому и как судить частный иск ex delicto" (Киев, 1887) и, в особенности, "Новые приемы защиты общинного землевладения" (Одесса, 1878). Последняя брошюра, написанная в качестве особого мнения в совете Новороссийского университета по поводу избрания на кафедру политической экономии А. С. Посникова (см.), обратила на себя внимание общей прессы и вызвала со стороны Н. К. Михайловского в его "Письмах к ученым людям" ("Отечеств. Записки", 1878) горячую отповедь, переносившую спор на почву задач науки и публицистики и роли последней в образовании молодежи. В своем "Ответе на письма к ученым людям", вышедшем последовательно в 8-ми изданиях, Ц. принял эту постановку вопроса и пытался установить по-своему генеалогию нового литературного движения 1860 — 70-х гг. Источник нового движения, по Ц. — традиции крепостного права в его худших проявлениях, выражавшихся в несоблюдения 7-й и 10-й заповедей. Тогда "царило общинное землевладение по отношению ко всему, что изъято из общинности текстом упомянутых заповедей; то была беспардонная игра животности, не сдержанная ничем". Молодое поколение эпохи до уничтожении крепостного права, "произошедшее нравы лакейской и девичьей", но стесненное в проявлении унаследованных инстинктов за отсутствием крепостных Марфушек, которых можно было бы соблазнять, и крестьян, которых можно было бы обирать, выдвигает теорию свободы половой и имущественной, защищаемой на основании "источников живой воды", открытых русской публицистикой в виде "последних выводов науки", "рефлексов головного мозга с борьбой за существование", "борьбы труда с капиталом", "общинного владения" и "женского вопроса". Во всех общественных и индивидуальных стремлениях прогрессивной литературы и молодежи 1860-х гг. Ц. видит только эту низменную подкладку. Призыв женщин к высшему образованию кажется ему лишь призывом к разврату. "Во имя ваших последних выводов науки и рефлексов с борьбой за дармоедство, вы надолго искалечили не только нравственный облик, но и наружный образ русской женщины" — говорит Ц., обращаясь к представителям новой литературы. Взрыв негодования в обществе печати и высших учебных заведениях был ответом на эту брошюру Ц., выразившимся в ответных статьях и в личных обращениях к автору. Еще более Ц. сгустил краски для характеристики нового направления русской мысли в своей "Хрестоматии нового слова" ("Что делали в романе: Что делать"; "Разрушение эстетики" и "Реальная критика"). За увлечениями и ошибками Ц. не подметил светлых идеалов и горячих порывов освободившейся русской мысли, создавшей и поддержавшей все благие начинания первого периода царствования Александра II. "Внутреннее обозрение" "Вестника Европы" (№ 12 за 1878 г.) сдержанно указало коренную ошибку Ц., и в новой брошюре: "Объяснение по поводу Внутр. обозрения В. Е." Ц. уже смягчает тон. Признакам публицистического таланта, проявленным в названных памфлетах, Ц. обязан был приглашением в редакторы "Берега" (см.). Этот орган, призванный проводить в печать политику правительства конца 1870-х гг., не развил какой-либо определенной программы, отказался в первом же № от определенных принципов, в некоторых случаях следовал обычным полемическим приемам реакционной прессы, в других развивал умеренно консервативные тенденции, часто заменяя вопросы о недостатках строя и учреждений страны обсуждением нравственных качеств деятелей общественного самоуправления, адвокатуры и т. д. и продолжая свою обличительную миссию по отношению к направлению, превратно изображенному Ц. в его брошюрах. Оригинальные мысли газеты — вроде создания 3-го сословия, как будущей подкладки европейского гражданского порядка в России, из 13 миллионов раскольников — не имели успеха, и газета вообще не оставила прочного следа в развитии русской политической мысли.

Оглавление