(Вилльям Whewell, иногда обозначаемый по-русски неправильно Юэлль, 1794-1866) - выдающийся английский ученый. Пройдя курс в Кембриджском университете У., сделался преподавателем математики; позже читал в Кембриджском университете минералогию и моральную философию; в конце жизни был вице-канцлером университета. В 1819 г. выпустил в свет свой первый труд, "An elementary treatise on Mechanics". В 1837 г. в книге "Mechanical Euclide" он поднял вопрос об основаниях математической достоверности и подверг сомнению мысль Дюгальта Стюарта, разделявшуюся многими математиками, будто достоверность математики гипотетическая и зависит от допущения определений. В защиту Стюартовского взгляда выступил Дж. Гершель в "Edinburgh Review". Другие главные его труды: "Astronomy and gener. physics in reference to natural theology", 1834 г.; "History of the inductive sciences" (1837; русск. пер. Антоновича); "Philosophy of the inductive Sciences" - 1840 г. (2 изд. 1847); "History of Scientific Ideas" - 1858-1861 гг.; "Novum Organon Renovatum"; "Lectures on the History of moral Philosophy in England" (1852); "Lectures on systematic Morality" (1846). Биографии У. написали Todhunter (1876) и Douglas (1881); они не дают характеристики философского развития У. Миросозерцание У. сложилось под влиянием, главным образом, традиционного английского эмпиризма, который у У. сочетался с замечательно обширными познаниями в области естественных наук. Его история индуктивных наук представляет в связи с его философией индуктивных наук одну из трех замечательнейших философских энциклопедий первой половины XIX в., наряду с "Энциклопедией" Гегеля в Германии и "Курсом позитивной философии" Конта во Франции (II-й том последней вышел двумя годами раньше " Истории" У.). Кроме эмпиризма, на У. оказало влияние учение английских платонизирующих богословов-философов ХVIII в., например Кедворта. У. не порывает с теологическими традициями своих предшественников, стараясь примирить их с научным духом своего учения и с третьим фактором своей системы - с приверженностью к кантовскому априоризму в теории познания. Попытка слить элементы положительного знания, платонизма и критицизма в одно целое не могла быть удачной; тем не менее сочинения У. изобилуют многими глубокими мыслями и интересными частностями, особенно по логике и методологии отдельных наук. Исходным пунктом в теории познания У. является антитеза между мыслями и вещами, теорией и фактом, идеями и ощущениями. Наш чувственный опыт, по У., складывается из двух факторов, из которых один составляет его форму, другой - содержание. Идеи на языке У. - то же, что априорные элементы опыта у Канта, ощущения - то же, что апостериорные чувственные данные. Идеи входят в наше восприятие внешнего миpa и обусловливают его. Они не предшествуют хронологически ощущениям, но составляют неотделимое от последних conditio sine qua non их существования. Без допущения существования в нашем уме идей была бы необъяснима всеобщность и необходимость некоторых истин (напр. математических), из опыта не выводимых. У. наметил эту точку зрения уже в "Механическом Евклиде". Против нее, в защиту мысли об эмпирическом происхождении необходимости математических истин выступил вслед за Гершелем Милль в своей "Системе логики" (1843). На возражения Милля У. отвечал в статье "On induction". Гершель и Милль не поняли мысли У., приписывал ему учение о прирожденных идеях; между тем, У. очень ясно указывает на то, что идеи и ощущения (или воспроизведенные представления) реально неотделимы друг от друга. Он не предполагает в уме человека никаких предваряющих опыт идей в Платоновском смысле. Идеи вырабатываются в отвлеченные понятия лишь долгим путем исторического и индивидуального опыта: они не возникают из опыта, так как обусловливают его, но мы можем пользоваться ими несознательно, интуитивно. Необходимость их проистекает из того, что противоположное им не только ложно, но и непредставимо ("Philos. of Discov.", стр. 338). Тем не менее, эта необходимость идей может чувствоваться нами, лишь когда мы их мыслим ясно и отчетливо (the Ideas must be clearly and distinctly perceived). Пока мы обладаем смутным и неотчетливым знанием идей, мы не постигаем их истинности. Для начинающего изучать геометрию может не показаться нелепостью положение: две прямые замыкают пространство; точно так же для начинающего изучать механику может показаться мыслимым, что действие больше противодействия. Возможно, что будут открыты новые аксиомы, которыми мы и теперь пользуемся в интуитивной форме, но которые еще не выработаны нами в отвлеченные понятия. Таким образом, У. допускает одновременно и Кантовский, и Декартовский критерии истинности (всеобщность и необходимость, clara et distincta perceptio). Он оставляет, однако, неопределенным, что он разумеет под непредставимостью: логическую или психологическую непредставимость. Я не могу себе представить тысячеугольник, но подобный образ не есть нелепость; между тем, напр., понятие бесконечно большого числа непредставимо, потому что само противоречиво. У. не разъясняет и отношения идей к законам мысли (тождества, противоречия и исключения третьего). Поэтому у У. в число идей попадают не только формы познания, категории, обусловливающие всякий опыт, но и некоторые родовые понятия, заимствованные из опыта, - симметрия, среда, раздражимость. Идеи иногда занимают у У. некоторое среднее положение между Кантовским понятием априорной формы и Платоновским είδος. В числе идей у У. попадаются, наконец, и метафизические понятия, напр. конечной причины - дань, уплачиваемая им теологическим привычкам мысли. - Так как идеи лежат в основе всего нашего знания, то науки всего лучше классифицировать по тем идеям, которые положены в их основу. Отсюда можно вывести следующую классификацию наук:

У., подобно Канту, считает пространство и время априорными условиями опыта. В нескольких местах своих сочинений, говоря о природе этих двух форм сознания, он буквально воспроизводит тезисы трансцендентальной эстетики Канта. Аксиомы геометрии не гипотетичны, но самоочевидны вследствие своей интуитивности: аксиомы нуждаются не в том, чтобы быть приняты, но в том, чтобы быть видимы. Будучи априористом в теории познания по вопросу о природе пространственной интуиции, У. в то же время защищает генетический взгляд на происхождение идеи пространства, хотя и не вполне: подобно Беркли, он считает третье измерение - восприятие глубины - производным. Пространственное восприятие мы получаем при посредстве зрения и осязания; третье измерение примышляется интеллектом при помощи мускульного чувства, сопровождающего наши движения. У. принимает гипотезу (Броуна и Чарльза Белля) "6-го чувства", самостоятельного по отношению к осязанию, и пользуется ею для объяснения восприятия пространства. Мы воспринимаем (perceive) пространство первоначально при помощи движений и мыслим (conceive) пространство при помощи идеального движения впоследствии. У. указывает на тот процесс генетического образования геометрических интуиций при помощи идеального движения в воображении, который Кант называет конструкцией понятий (образование окружности вращением прямой около неподвижной точки на плоскости и т. п.). По мнению У., роль мускульного чувства в образовании пространственного восприятия огромна. В этом отношении он занимает промежуточное место между Ридом и Броуном, с одной стороны, и Спенсером, с другой; последний уже прямо считает не только третье измерение, но и вообще идею пространственного сосуществования производной из идеи движения и последовательности. Без мускульного чувства, говорит У., мы представляли бы себе небо не в виде полушария, а плоским. Признавая огромную роль за движениями глаза, Уэвель соглашается с Ридом в том, что если бы мы воспринимали пространство неподвижным глазом и не имели бы при этом чувства осязания, то для нас аксиомы геометрии были бы совершенно иными. Две прямые, пересекшись, должны были бы еще раз пересечься, сумма углов треугольника была бы большей двух прямых и т. п. Этими рассуждениями У. предвосхищает те непоследовательности мысли, которые мы встречаем у позднейших новокантианцев-априористов (в теории знания) и генетистов (в психологии), напр. Либманна, который, доказывая априорность пространства, в то же время считает возможным выводить 3-е измерение из опыта и признает реальное значение за метагеометрическими умозрениями. Время У. считает также формою опыта: оно имеет одно измерение, есть интуиция, а не понятие и не производная идея из идеи движения (как это думает Тренделенбург); законы движения почерпают свой необходимый характер из комбинации идей пространства и времени. Основным началом философии механических наук У. считает закон причинности. Мы не можем представить себе события не подчиненными закону причинности: нет действия без причины. Кроме того, несомненно, что действие всегда равно противодействию. С идеей причинности тесно связаны понятия силы и материи. Эти идеи имеют своим субъективным источником чувство мускульного напряжения, благодаря которому мы образуем идеи непроницаемости и инерции. На связь закона инерции с законом причинности указывал уже Кант ("Метафиз. нач. естествознания"); эта связь подробно разъяснена проф. А. И. Введенским в его книге "Опыт построения теории материи etc." (1888). В области философии "производных механических наук" У., говоря о восприятии "вторичных" свойств (звук, свет etc.), затрагивает вопрос о "парадоксах зрения" - именно о "прямом" и "бинокулярном" зрении. Вопрос об обращении нашим умом образа на сетчатке основан на недоразумении: мы не видим образа на сетчатке, но видим при посредстве образа на сетчатке. Единое восприятие предмета при бинокулярном зрении У. объясняет активностью ума, благодаря которой мы приучаемся отождествлять и сливать два изображения в одно. - Основною идеей механико-химических наук является идея неразрушимости субстанции. В классификационных биологических науках (систематика растений и животных), где руководящим началом служит идея сходства, к установлению естественной системы видов приходят тремя методами: I) метод слепых попыток: группируют виды на основании общего неопределенного сходства (Магнобий, Линней); II) метод общего сравнения: устанавливают ряд искусственных систем по сходству отдельных частей: растения, попадающие в наибольшее число искусственных систем, признаются сродными (Адамсон); III) метод совпадения функциональных особенностей, приводящий к установлению естественного сродства. По поводу понятия жизни в биологических науках У. указывает на мистическое, химическое, механическое и виталистическое ("психическое") истолкование жизненных явлений и склоняется к последней точке зрения, хотя и признает ее слабые стороны. Вот определение жизни по У.: "Органическая жизнь есть постоянство формы в находящейся в круговороте материи, причем материя и форма обусловливают одна другую специфическими законами" (т. e. жизненными силами). Понятие жизненной силы и цели - основные идеи биологии. В организме части не только зависят друг от друга и представляют "взаимность причин и действий", но являются существенными для образования целого. Без телеологии, без допущения объективных целей в природе и конечной причины нельзя в биологии обойтись. У. подразделяет науки на исследующие законы причинной связи - этиологические и описывающие фактическую последовательность явлений, воссоздающие прошлое мира - палэтиологические: противоположение, напоминающее антитезу наук номотетических и идеографических у Виндельбанда (см. речь: "История и естествознание", 1894, в русск. пер. 1900). По мнению У., общею чертою палэтиологических наук является невозможность объяснить происхождение современного состояния вещей естественным путем из некоторого "первичного состояния" без предположения сверхъестественного вмешательства. Поэтому У. является принципиальным противником эволюционизма. Он отвергает гипотезу туманностей Канта и Лапласа, говоря, что исходный пункт мирового развития не подлежит ведению науки. Он полагает, что в начале каждого нового геологического периода "проявлялась творческая сила". В биологии он не допускает трансформизма, говоря, что "допустить образование новых видов как естественное явление в природе, не указывая в то же время на реальные факты, подтверждающие подобное предположение, значит совершенно голословно отвергать гипотезу творения". История человечества также не объяснима естественными причинами; невозможно, напр., объяснить научным путем происхождение языка. Бытие Божие для У. - не объект веры, но научная аксиома. Сущность ее сводится к космологическому аргументу. Теологические предрассудки У. велики, и они вносят в его сочинения догматизм, идущий рядом с глубокими и ценными мыслями. В области индуктивной логики заслуги У. весьма почтенны. Исходя из противоположения идей и фактов, У. намечает для науки две задачи - объяснения концептов и накопления фактов. Индукция не есть простое заключение от частного к общему: в индуктивный вывод вносится, сверх того, общая регулятивная идея: чтобы получить вывод, мы выходим за пределы наблюденных нами случаев и смотрим на последние как на простые иллюстрации (экземплификация) идеального случая, в котором отношения отличаются полнотой и понятностью. Общая формула индуктивной логики такова: данные частные факты и все известные факты того же рода могут быть точно охарактеризованы (exactly expressed) принятием таких-то концептов и таких-то положений. В индукции можно отметить три ступени: мы выбираем идею, соответствующую исследуемому факту, строим концепт, т. е. устанавливаем формулу для данного явления, и при этом стараемся точно определить величину факторов исследуемого явления. Для этой цели служат количественные и качественные методы индукции. К количественным относятся: 1) метод кривых: если количество изменяется в зависимости от изменения другого, то эта зависимость может быть выражена в виде кривой: порядок и правильность яснее воспринимаются в наглядной форме; этот метод дает иногда возможность одним взглядом определить закон перемены. Особенно блестяще этот метод применялся Гершелем при определении орбит двойных звезд. Недостатки метода кривых заключаются, во-первых, в незнании основания перемен - это видно, например, на неудачном применении метода кривых в метеорологии; во-вторых, в совмещении нескольких законов, могущем уничтожать правильность кривой. 2) Метод средних: он заключается в отыскании среднего арифметического. 3) Метод наименьших квадратов, являющийся усовершенствованием метода средних и опирающийся на предположение, что не все отклонения одинаково вероятны: большие менее вероятны, чем меньшие. 4) Метод остатков: из комплекса причин постепенно устраняются известные, и остаток явления объясняется из оставшейся части. К качественным методам индукции относятся: 1) метод градации, т. е. изучения непрерывных перемен в каком-нибудь явлении; этот метод применялся Лапласом - в гипотезе туманностей, Ляйэлем - в геологии при объяснении геологических метаморфоз не катастрофами, а постепенными изменениями, и 2) метод естественной классификации, применяемый в биологии. - О философии У. нет ни одной специальной работы даже на английском языке.