Ф. Ф. Кузнецов
ТРАДИЦИИ РОДИНОВЕДЕНИЯ
(Вместо предисловия)

Сколько прелести и сколько тайны хранят в себе маленькие русские города! И почти в каждом из них можно встретить энтузиастов, людей, которые жизнь положили на то, чтобы эти тайны разгадать,- бескорыстных подвижников, посвятивших себя заботе, а подчас и нелегкой борьбе за память истории, за сохранение местных ее святынь.

Жизнь показывает, что рачительное отношение к родной истории дает свои немалые плоды. Живая память минувшего воздействует на климат современности, поднимает настроение людей.

Но нельзя не сказать и о другом: немало городов и селений все еще живет по старому щедринскому принципу "Неуважай-корыто", с унылым равнодушием взирая, как гибнут и уходят в небытие бесценные памятники исторического прошлого.

Мы не всегда умеем по справедливости оценить и понять беспокойную душу энтузиастов, вовремя поддержать их усилия, помочь им, а главное - помочь делу, помочь родному городу явиться людям в своем истинном обличье, во всей своей первозданной красе. Конечно, забота эта требует средств, а их катастрофически недостает. И все-таки многое здесь зависит от отношения, от энтузиазма жителей, от стремления сделать все возможное, чтобы вовремя вмешаться, спасти нетленную красу, позаботиться, чтобы местная история в полную силу работала на восприятие любви к родному краю, гордости за него, а в конечном счете - и на воспитание любви и уважения к Отечеству.

Глубоки и прочны в моем родном городе Тотьме традиции краеведения, или, как его называли раньше, родиноведения, которые утверждались, в первую очередь, учительством, местной интеллигенцией.

За год основания Тотьмы принято считать 1137-й. По своеобразию своей истории и ее памятников она стоит в одном ряду с самыми прославленными городами древней русской красоты.

"И храм старины, удивительный, белоколонный..." - эти строки поэт-тотьмич Николай Рубцов выстрадал здесь, когда учился в Тотемском лесотехникуме, располагавшемся в здании бывшего Спасо-Суморина монастыря. Нам есть что постигать, узнавать, открывать, на чем воспитывать любовь к Отечеству. "Чтобы сблизить школу с жизнью и сделать ее действительно народной, нужно отвести надлежащее место родиноведению,- говорил в одном из своих докладов на заседании общества по изучению родного края наш земляк, тотемский учитель Ф. И. Батин.- Нужно воспитывать любовь к Родине не как к чему-то отвлеченному, но как к родному, окружающему нас, реальному. В этом отношении и наш угрюмый Север не должен представлять исключения. И у нас не одни морозы, снег да вьюги... Чтобы был нам мил наш родной Север, нужно его ценить, а ценить можно то, что знаешь. От любви к родной местности, к родному краю один шаг и до любви к Отечеству".

Эту программу энтузиасты тотемского родиноведения, учителя Ильинский, Едемский, Батин, Черницын, художник Праведников, начальник Тотемского пароходства Богданов - те самые люди, которым следует сказать "спасибо" за создание "очага культуры" - Тотемского музея,- проводили в жизнь героически. Они собрали и сохранили для потомства сотни уникальных шедевров народного творчества - северной резьбы по дереву, тканей, вышивок, образцов древнерусской живописи строгановской школы - всех тех богатств, которые вызывают восхищение посетителей Тотемского музея, одного из лучших музеев Русского Севера, восьмидесятилетие которого отмечается в 1995 году. Исследовательские работы членов этого местного научного общества по изучению родного края печатались в московских и ленинградских изданиях.

И теперь, когда читаешь эти работы, похороненные в хранилищах библиотек, когда разговариваешь с немногими оставшимися в живых энтузиастами родного края,- впечатление такое, будто листаешь удивительно интересную книгу истории русского Севера, сопережи ваешь вместе с ними волнующую романтику поиска, открытия, познания неизведанного. Эти люди, как правило, увлекательные рассказчики,- и за неторопливой беседой, за обязательным самоваром как бы оживают перед глазами страницы древней истории, и не вообще, а в применении к тем родным, давно знакомым для тебя местам, где ты родился и вырос. Ты узнаешь, что местечко Виселки, в двух километрах под Утором, называется не просто так, а потому, что именно на этом самом месте царь Иван Грозный, проезжая через Тотьму, творил "суд да расправу"; что луг по соседству зовется Государевым потому, что именно здесь Иван Грозный раскинул свои шатры. Тебе опишут пиршество, которое давал Петр I на камне Лось, что на стрежне реки Сухоны,- гранитный камень этот в два с половиной раза превосходит знаменитый валун Гром-камень, на котором стоит конная статуя Петра в Ленинграде, а вслед за этим расскажут старинную легенду, удостоверяющую, будто знаменитый Ермак Тимофеевич, покоритель Сибири, родом не откуда-нибудь, а с Вожбала, из деревни Слободы Тимошкиной, что в каких-нибудь пятидесяти километрах от твоих родных мест к северу. И тебе захочется в это поверить, потому что знаешь: почти все отважные землепроходцы - вологжане, архангелогородцы или жители Сольвычегодска. Время стирает память о прошлом, если относиться к нему беззаботно. Кто помнит теперь о Кокшеньге, являвшейся в прошлом волостью Тотемского уезда, легенду об удивительном человеке, бунтаре-романтике Дмитрии Гамиловском? Этой истории полторы сотни лет, ее герой - крестьянин-самородок из деревни Спас, научившийся грамоте и бросивший вызов местным властям, которые наживались на сборе тройных податей с местных крестьян. Он подал жалобу, а когда жалобе не поверили, взбунтовал крестьян. Бунт был подавлен, и Гамиловский три года скрывался в народе, причем тайно собирал по всей Кокшеньге сходы - собирал подписи для челобитной царю. Собрав тысячи подписей, он отправился пешком в Петербург. Неизвестно как, но умудрился он передать крестьянскую жалобу царю. Обратно его препроводили по этапу. А вслед за Гамиловским прибыл в Кокшеньгу из далекого Петербурга сенатор Горголий. Надолго сохранилось в памяти пораженных кокшаров путешествие по дремучему сузему этого грозного гостя: сенатора с шестью чиновниками везли по непролазным проселочным дорогам на семи лошадях, запряженных "гусем". Злоупотребления подтвердились. Все сельские должностные лица были наказаны розгами. Гамиловский же понес самое суровое наказание: его велено было сослать на поселение - не жалуйся, не беспокой сенаторов. В ссылку его сопровождали четверо солдат, но он ускакал от них на лошади. Чуть позже был арестован вторично и канул неизвестно куда. Какова-то его судьба?

Так, часами слушал я ныне уже покойного Николая Александровича Черницына, бессменного директора Тотемского музея в первые десятилетия его существования. Исследуя историю родного края, отыскивая уникальные древности и произведения народного искусства, он исколесил всю округу, пробирался в самые глухие ее углы. В послереволюционную разруху, в голод и холод, когда вставший на ноги музей держался в основном на том, что Тотемское потребительское общество ежемесячно выделяло ему в поддержку пять пудов муки, а работники других учреждений добровольно отчисляли в фонд музея два процента со своей зарплаты, Николай Александрович Черницын в розвальнях ездил по деревням, записывая предания, легенды, сказки, искал ценности и закупал все, что мог.

Охранной грамотой Черницына был мандат, подписанный Крупской, она дважды приглашала молодого энтузиаста краеведения в Москву, принимала его у себя. Его валютой была соль - десять мешков соли, самого дефицитного товара, выделенного государством для спасения художественных ценностей.

Запомнился мне рассказ Черницына о его встрече с Денисом Кузнецовым, староверским наставником, с именем которого связана любопытная легенда. Еще до революции, когда он был молодым, староверская община командировала Дениса в Москву, к иконописцам на Рогожскую заставу, постигать тайны реставрации икон. Жил Денис в Москве уже около года и однажды забрел в Исторический музей. Провел он в нем целый день и уже после звонка, когда все посетители разошлись, на него наткнулся маленький сухонький старичок.

- Ты что здесь делаешь? Пора и честь знать! - обратился он к Денису, который застыл у экспозиции древнерусской иконной живописи.
- Гляжу. Такие и у нас есть,- показал он на древнюю икону XVI века строгановского письма.- И на эту похожие есть. И на эту.
- Да ты откуда?
- Из Кокшеньги я.

Академик Забелин, основатель Исторического музея, хорошо знал, что такое Кокшеньга, край народных ремесел и деревянных церквей. Многие изделия из бересты и лыка в Историческом музее и по сей день - кокшеньгские. Они разговорились, и весной, набив полный пестерь бусами, ножиками, ярким ситцем и прочей мишурой, Денис отправился пешком домой. А осенью, вернувшись в Москву, он вывалил на пол перед растерянным Забелиным целую котомку икон, медных складней и старинных крестов с зеленой и голубой финифтью, почерневших от древности староверских книг. Денис пробил верную тропу к обогащению - все эти ценности стоили немалых денег. Он нашел пути и к немецким перекупщикам - усилиями этого ревнителя старины немало ценностей ушло за границу.

А обогатившись и остепенившись, богомольный Денис начал замаливать свои грехи. За набожность и истовость в вере староверы выбрали его своим наставником, вручили ключи от молельни - старой зимовки, где хранилось немало богатств. Как попасть в эту молельню, куда не только неверующим, но и всем инаковерующим, тем, кто накладывает крест тремя перстами, вход был закрыт?..

Черницын направил розвальни, в которых лежало четыре пуда соли, к резным воротам крепкого, из бревен вполобхвата, кузнецовского дома. Денис встретил незваного гостя по всем законам кокшеньгского гостеприимства, посадил его в красный угол, напоил его чаем с пирогами. Внимательно рассматривал широкий мандат за московской печатью и с подписью Крупской. Но на просьбу показать молельню ответил категорическим отказом: община не позволит. Долго думал Черницын, как уговорить несговорчивого старовера, а потом вдруг достал кисет с махоркой, свернул цигарку и прямо под божницей - не божница, а целый иконостас,- сидя в сутках, закурил. Жена Дениса с укоризной посмотрела на него. "У нас не курят, мил человек".

Черницын знал, конечно, что в староверских домах категорически запрещено курить. Он извинился и поднялся наверх, в отведенный ему для постоя добротно отделанный мезонин. И стал терпеливо ждать. Он знал, что еще в Москве Денис пристрастился к курению, а в староверских деревнях не только с махоркой, даже с самосадом трудно. И действительно, не прошло и получаса, как Денис пожаловал в мезонин. Он долго крепился, вдыхая табачный дым, который буквально плавал в тесовой комнатенке, тянул разговор о том, о сем, а потом, не выдержав, сказал:

- Мил человек, дай разок затянуться, давно махрой не баловался.

Завернув толстенную цигарку, поблагодарил. А когда докурил до конца, Черницын вновь задал ему вопрос о молельне. И в ответ на отказ сказал:

- Не пустишь - всем старикам расскажу, что куришь. Не быть тебе больше наставником.

И эта угроза возымела действие. Денис пообещал уговорить стариков: "Покажу им мандат из Москвы, может, сдадутся". А наутро в сопровождении всей общины - окладистые бороды, насупленные брови, злые, недоверчивые глаза - Черницын с трепетом и любопытством переступил порог молельни. Черные от времени иконы, старинные, в кожаных переплетах книги, деревянная резная утварь - все это притягивало, манило к себе знатока и коллекционера. Но под низким потолком молельни нависала такая гроза, что неосторожного слова было достаточно, чтобы произошел взрыв. Поэтому Черницын сдержался и равнодушно осмотрел все вокруг, а когда закончил, сказал: "Благодарствуйте. А взять я у вас ничего не возьму". И вдруг обнаружил, что эта фраза возымела совершенно неожиданное действие! Староверы обиделись: "Что же мы, хуже других, что ли?"

Слух о странном человеке, который ищет для музея иконы, уже прошел по всей Кокшеньге. Пришлось Черницыну принять подарок от обиженных староверов - редкой красоты резьбу по дереву, ценное приобретение для музея.

Здесь каждый экспонат - ковшик ли Петра Великого, подаренный Петром одному из местных подьячих, коллекция ли знаменитых тотемских печных изразцов, украшенная красивыми рисунками, или огромный орел из дерева, вырезанный учеником существовавшего когда-то в Тотьме художественного ремесленного училища (училище это готовило мастеров-игрушечников и занимало первые места на европейских выставках),- все имеет свою историю.

Историю художественного училища - оно называлось Петровской художественно-промышленной школой и размещалось в трехэтажном каменном здании на самом берегу Сухоны, где теперь тотемская средняя школа № 1,- рассказал мне выпускник, а позже преподаватель этого училища, местный художник Жуков. Я слушал его внимательно еще и потому, что учился когда-то в этой самой средней школе и не подозревал в ту пору, сколько интересного таят в себе ее толстенные стены, гулкие коридоры, просторные аудитории (здание для ремесленной школы было построено местным филантропом-просветителем купцом Токаревым, и построено на славу). Тотемская ремесленная художественная школа бережно хранила лучшие традиции русского национального прикладного искусства. Учителя ее - Ф. И. Батин, Н. Н. Сержпинский и другие - были подлинными энтузиастами народного творчества.

Изделия школы имели большой успех в России и за границей. Она выступала на выставках не только в Петербурге, но и во Франции: на всемирной выставке в Льеже в 1905 году школа получила высшую награду - "Гран-при". В печати Тотьму называли "Русский Нюрнберг" - город игрушечников. На ежегодных художественных выставках в школу приезжали любители из многих городов. Выставки были платные: за довольно высокую Цену давали два билетика. Один оставался на контроле, а другой билетик посетитель опускал в запечатанную сургучом кружку, на которой значилась фамилия того ученика, чья работа ему больше всех понравилась. Вырученные деньги шли на призы. Призы присуждались демократически: на открытом заседании педагогического совета в присутствии учащихся взламывался сургуч, и специальные счетчики тщательнейшим образом подсчитывали количество билетиков в каждой жестяной кружке. Ученик, получивший большинство голосов и, следовательно, признание публики, получал первую премию, следующий за ним - вторую и т. д. Лучшие работы помещались на вечное хранение в школьный музей.

И здесь я перехожу к грустным раздумьям о судьбах северного краеведения, о том, как мы воспитываем на местах чувство любви к родному краю - чувство, от которого, по словам тотемского учителя Ватина, "один шаг и до любви к Отечеству". Раздумья эти касаются, конечно же, далеко не только Тотьмы - я выбрал свои родные места только потому, что очень уж разителен здесь день вчерашний и день сегодняшний, если говорить о "родиноведении", об изучении красоты и истории родного края, о воспитании любви к нему. Давно не существует общества по изучению родного края при Тотемском музее, и фонды его пополняются лишь за счет случайных находок. Старые энтузиасты-любители, патриоты родного края, такие, как Николай Александрович Черницын, давно ушли из жизни, а среди молодых учителей я почти не встречал активных продолжателей этой старой традиции.

А судьба тех кто с увлечением занимается историей родного края и не боится вести борьбу за спасение исторических ценностей, складывается подчас драматически.

Подтверждение тому - судьба замечательного тотемского краеведа уже наших дней Станислава Зайцева. Он трагически погиб при невыясненных обстоятельствах во время своего путешествия на корабле на Аляску, где он искал исторические следы тотьмичей, покорявших когда-то "русскую" Америку. Но и жизнь, работа, научный поиск, который он вел, живя в Тотьме, были полны неизбывных трудностей и драматических противоречий.

Воистину, нет пророка в своем Отечестве! А когда пророк появляется,- многие его считают за чудика и чудака. В свое время я не раз встречался со Станиславом Зайцевым, опубликовал беседу с ним в "Литературной газете", где он подробно рассказал о своих изысканиях.

Приведу выдержки из этой беседы. В начале ее я процитировал полное боли письмо в Москву директора Тотемского музея, написанное еще в 1977 году: "Реставрационные работы по восстановлению комплекса Спасо-Суморина монастыря пока не ведутся, и будут ли они вестись - пока неизвестно.

Вам я уже писала, что летом 1976 года директор Тотемского леспромхоза Макаров Василий Иванович варварски разрушил часть здания (оно в ту пору было приписано к Тотемскому леспромхозу.- Ф. К.). Ему, видите ли, потребовался кирпич на строительство гаража. Думал, думал и додумался. И еще оправдывается: не для себя. Мне же ответил: "Не ваше дело, что разрушили. И больше мне об этом не говорите ...". Вы пишете, что хлопочете о туристских маршрутах. А что показывать? Разруху?.. Вы же знаете состояние наших памятников... Что монастырь! Домик Кускова Ивана Александровича, который жил 31 год на берегах Северо-Западной Америки, основал крепость Росс в северной Калифорнии, домик, единственный, поди, в Советском Союзе, связанный с именем этого замечательного человека, разрушается". Я спросил Зайцева: изменилось ли дело к лучшему с тех пор?

"С. Зайцев. Дело к лучшему меняется. А помогает делу, как водится, инициатива снизу, общественное мнение, острая, принципиальная постановка вопроса. Приложил к этому делу свои усилия и я. Писал письма в различные инстанции, выступал в печати, снял любительские кинофильмы об архитектуре Тотьмы, которые показывал туристам, общественности не только в Тотьме, Вологде, но и в Москве, даже в Политехническом музее. Кинофильм "Тайна тотемских картушей" получил диплом I степени Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры.

Но чем активнее я боролся за тотемскую архитектуру, тем хуже складывались мои собственные дела. Пришлось уйти из Тотемского краеведческого музея, потом с должности руководителя любительской киностудии "Тотемские клейма" при Доме культуры, а из районного совета общества охраны памятников я ушел после того, как в его состав ввели того самого директора леспромхоза Макарова, который приказал трактором ломать стены Спасо-Суморина монастыря. Но я не жалею. Потому что дело все-таки движется к лучшему. По моим письмам Министерствами культуры СССР и РСФСР была организована специальная комиссия, и в 1978 году были взяты на республиканскую и местную охрану некоторые исторические памятники Тотьмы. Тогда же был создан в городе небольшой реставрационный участок. И давно бы пора - еще в 1970 году Тотьма была включена Министерством культуры в список особо ценных исторических городов нашей страны. Ф. Кузнецов. Перед моими глазами альбом фотографий Тотьмы, рассказывающих, какой была Тотьма в начале века. Эти фотографии как бы заново проявили редкую, удивительную красоту с детства знакомого, родного города. Города, обладающего своим, самобытным стилем. И в самом деле, тотемские храмы, принадлежа к позднему барокко, имеют свою неповторимую архитектурную школу, свой стиль, о чем сегодня, и не без вашей помощи, уже немало написано. Особенно интересны так называемые тотемские картуши - удивительные узоры на стенах тотемских храмов, напоминающих стройные парусные корабли ...

С. Зайцев. Удивление перед этой рукотворной красотой, боль за судьбу ее - это-то и сделало меня краеведом. И более того, не побоюсь сказать,- сформировало мою гражданскую позицию.

Я задумался: чья же гениальная рука сплела эти легкие кружева из тяжеловесного кирпича? Разбирая музейные фонды, я нашел редкий документ, заставивший трепетать мое сердце. Пожелтевшие страницы найденной мной летописи Троицкой церкви поведали, что она построена от "избытков капитала" тотемского купца-морехода Степана Черепанова. Вместе с летописью был найден и контракт о том, что "крестьянин Федор Иванов сын Титова ... договорился ... с тобой, Черепановым ... церковь скласть". Федор Титов - вот и первый зодчий тотемского стиля! Боже мой, об этом я даже не мечтал. Снова и снова вчитываюсь в не сразу понятные, но кажущиеся прекрасными буковки и слова: "... а между нижними и верхними окнами клейма зделать - как наилучше возможно ...". Клейма! Так вот как нужно говорить - не картуши, но тотемские "клейма"! А потом обнаружился еще один документ 1762 года "Сказка тотемского купца Степана Черепанова об его пребывании на Алеутских островах".

Так постепенно выяснилась для меня связь тотемского зодчества с историей русского мореходства - распахивался необъятный мир Русской Америки, десятками тотемских фамилий подтвердивший мысль, что С. Черепанов и И. Кусков, основатель форта Росс, не случайность, а вместе с другими известными и пока неизвестными именами - звенья единой цепи. Так возникал передо мной мир русских морских открытий 40-80-х годов XVIII века, совершенных между плаваниями А. Чирикова - В. Беринга и плаванием "русского Колумба" Г. Шелихова; об этом до сих пор молчат учебники, безмолвствуют музейные экспозиции.

А ведь именно тогда были открыты и присоединены к России все острова Алеутской гряды и Аляска, что и привело к появлению такого феномена, как Русская Америка. Основную массу этих плаваний за пушниной составляли жители вологодского Севера, не знавшего крепостного права. По их количеству Тотьма уступила лишь Великому Устюгу, но она первенствовала по количеству мореходов и передовщиков (выборные должности, означавшие командира корабля и главного по промыслу).

Ф. Кузнецов. Я знаю, что вы выявили десятки имен тотьмичей, которые ходили к берегам Аляски, открывая там все новые и новые острова ...

С. Зайцев. Да, Тотьма снарядила 19 экспедиций, в ту пору как великоустюгские купцы - 6, вологодские - 3, московские - 7 экспедиций. Один из галиотов, плававших на Аляску, так и назывался - "Тотьма".

Кто не зачитывался книгами о морских открытиях, о мореплавателях и робинзонах! И как же нам сегодня не гордиться и не быть благодарными бесстрашным первопроходцам, своим землякам!

Без преувеличения, все слои тотемского общества жили думами, чаяниями и делами открываемой Русской Америки. Очевидно, что Тотьма была ее своеобразной метрополией. 20 экспедиций в Америку - пятую часть всех известных - снарядили тотьмичи. Ими вывезено пушнины из Нового Света на 1 700 000 рублей - рекордные показатели среди городов России. Только на Лисьи острова было снаряжено 8 экспедиций. И эти успехи были признаны официально. В 1780 году в знак того, "что жители этого города в ловле сих зверей упражнялись", герб Тотьмы украсила "черная лисица в золотом поле". До недавнего времени она вызывала недоумение даже краеведов, так что в 70-х годах на выпущенном в Тотьме значке, изображающем городской герб, лиса оказалась желтой. Так "знатоки" исправили "ошибку" - черные лисы у нас никогда не водились. Теперь же ясно, что это зверь Нового Света.

Так вершилась одиссея тотемских мореплавателей, участников географических открытий XVIII века, а каменной летописью этой эпохи мировой истории явилась тотемская архитектура.

"Ср. Кузнецов. Иными словами, тотемские храмы - не только культовые, но прежде всего исторические памятники, раскрывающие удивительную и малоизвестную страницу отечественной истории - открытие Русской Америки? С. Зайцев. Именно так, но не только исторические, а и архитектурные памятники, демонстрирующие удивительную талантливость северного крестьянства, его мастеров, возводивших эти храмы по заказу мореплавателей, основателей Русской Америки.

В этом раскрытие тайны и тотемских картушей, столь поражающих современных искусствоведов. Как я уже говорил, тотемское барокко имеет уникальную, только местным церквам принадлежащую примету: белокаменные стены зданий украшены снаружи каменными орнаментами-картушами, являющимися частью кладки стены. На них - цветы и раковины, кресты и звезды. Задерживая собой скользящий свет северного солнца, картуши как бы вписывают храмы в кружево облаков. "Тотемские картуши представляют собой искусствоведческую задачу, решение которой - в прочтении информации, зашифрованной в них",- писал журнал "Декоративное искусство".

При ближайшем и внимательном рассмотрении картуши оказались по своим очертаниям не чем иным, как повторенными в камне клеймами, которыми украшались географические карты того времени, а на эти карты, как известно, ставили мореходы свою жизнь. Потому-то и переносились на церковные стены клейма, таившие в себе не религиозную, культовую, но глубоко жизненную символику - связи с морем, защиты от морских опасностей.

Чрезвычайно интересна и деревянная застройка Тотьмы. Она ценна не только как фон храмам. В городе существует школа деревянного модерна, близкая по духу стилю морских открытий. Можно с полным основанием сказать: Тотьма - город-памятник Русской Америки! Очевидное - невероятное.

Ф. Кузнецов. О Русской Америке уже рассказывалось в нашей литературе. Истории открытий Русской Америки посвящал свою прозу и стихи замечательный исторический писатель, северянин по рождению, Сергей Марков. Его подвижническая деятельность в свое время вызвала широкий интерес к этой героической и романтической странице русской истории. Мореходы и первопроходцы Севера, их подвиг, их жизнедеятельность навечно вписаны в святая святых отечественной истории и культуры. "Баранов умер. Жаль честного гражданина, умного человека",- записывает в своем дневнике Пушкин. Этот человек в Русской Америке открывал школы, возводил крепости и строил верфи, открыл на Кадьяке библиотеку, куда из Санкт-Петербурга доставлялись книги, картины, журналы, руководства и пособия по металлургии, горному делу, различным ремеслам,- и все это предназначалось детям эскимосов и алеутов. Более ста лет существовала Русская Америка, пока в 1867 году Аляска за бесценок - 7,2 миллиона долларов, или менее 11 миллионов рублей - не была продана царским правительством Соединенным Штатам Америки.

В XIX веке Российско-Американская компания была неразрывно связана с будущими декабристами: правителем канцелярии ее главного правления был Рылеев, в Русскую Америку ездил М. Кюхельбекер, в ее делах живейшее участие принимали Николай Бестужев, Пестель, Завалишин...

Колумбы Росские, презрев угрюмый рок,
Меж льдами новый путь отворят на восток,
И наша досягнет в Америку держава...-

возвещал великий холмогорец Ломоносов.

Александр Баранов, Николай Резанов, широко известный своим романом с "гишианской красавицей" Консенсией де Аргуэлло (по другой транскрипции - Аргвеллио), дочерью команданта миссии Сан-Франциско (города в ту пору еще не было), наконец, главный герой Калифорнии, основатель форта Росс, тотемский мещанин Иван Кусков, чей портрет - в Тотемском музее, а могила - в Спасо-Суморином монастыре,- все это люди из легенды. А сколько рядом с ними было неизвестных, позабытых ныне героев!.. Преодолевая все трудности и опасности, эти предприимчивые и бесстрашные русские люди дошли до границ северной Калифорнии и у ворот Сан-Франциско основали форт Росс - настоящую крепость с укреплениями, пушками, казармами и складами и даже с собственной верфью, с которой они спускали на воду корабли. Люди Кускова долгие годы - 28 лет! - занимались там земледелием и звероловством, добывали пушнину и заводили животноводческие фермы. Они исследовали окружающие земли, добираясь аж до истоков реки Сакраменто и до западных склонов Сьерра-Невады. Река, протекающая в тех местах, и по сей день называется Русской.

Не страсть к завоеваниям, но дух предприимчивости и познания вел их в эти отдаленные, неизведанные, пустынные и опасные места.

Конгресс Соединенных Штатов в ту пору так отзывался о людях Русской Америки: "Народ, который в состоянии предпринимать такие путешествия, часто по едва проходимым горам и по ледовым морям, во время таких бурь и снежных вихрей... конечно, знает всю важность и цену торговли, для которой он пускается в отдаленные странствия...". Может, настанет день, когда Форт Росс и Тотьма будут городами-побратимами? Первыми городами дружбы между советскими и американскими народами?..

С. Зайцев. В США знают, что существует маленький русский город с американским зверем в гербе. Мне пришло первое письмо из Америки. Простой американец, житель местечка Бина Виста, в экономике которого играет свою роль и туризм, хотя история и памятники его куда как скромны по сравнению с Тотьмой, мечтает встретиться с ее людьми и приглашает к себе.

Давно не существует Русская Америка, но жив удивительный город, ее бесценный памятник - материальное свидетельство вклада нашей страны в мировую цивилизацию. Я часто думаю о том, что Тотьма уже сама по себе музей, посвященный памяти "русских Колумбов". Она должна стать городом-заповедником.

Ф. Кузнецов. Об этом говорят и пишут многие, кто побывал в Тотьме и слушал ваши увлекательные рассказы о городе. Вот что написал в книге отзывов один из туристов-москвичей: "Тотьма - жемчужина северного края. Никогда не слышал о ней, а теперь уверен, что Тотьма, благодаря своей незаурядной истории, бесценным памятникам прошлого может стать не только достойным конкурентом Суздаля в удовлетворении постоянно растущего интереса советских людей к истории своей Родины, но и туристской Меккой, окупающей производственные расходы. Хочется пожелать патриотам Тотьмы настойчивости и гражданской ответственности за судьбу города, который вписал немаловажную страницу в историю нашей страны!"

Таковы результаты этого краеведческого поиска, где глубинный исторический интерес и чувство прекрасного соединились с патриотическим чувством любви к родному городу, живой гордости за его романтическую и в чем-то необыкновенную историю".

Смысл нашего диалога писателя и краеведа заключался не только в том, чтобы помочь древнему городу Тотьме. Цель и смысл его еще и в том, чтобы обратить внимание на немалые возможности воспитания людей историей родного края. Понимание огромных возможностей "воспитания историей" копится в нашем обществе. Заметьте, что приведенный в порядок памятник истории и культуры на местах, каким бы трудом ни досталось его восстановление, в конечном счете - радость и гордость как жителей, так и руководителей любого города, любого селения. А при будущем расцвете туризма, как внутреннего, так и международного,- это еще и постоянный источник доходов, которые с течением времени будут возрастать.

Красивые и праздничные города и селения наши, где сохранен дух истории, где бережно охраняется каждый мемориал, где развернуты музеи и исторически заповедные места, возвышают человеческую душу, с детства и юности формируют ее в духе гордости и любви к Отечеству.

За время, которое прошло с момента опубликования в "Литературной газете" моей беседы с В. Зайцевым,- а это было почти десять лет назад,- кое-что в Тотьме изменилось к лучшему. Тотемский краеведческий музей возглавила Юлия Павловна Ерыкалова - страстный энтузиаст родного края, много сделавшая для развития музея и восстановления в правах местного краеведения. Ей помогает по мере сил и возможностей местная администрация, возглавляемая Сергеем Михайловичем Громовым. Восстановлен Дом Кускова - там открыт сейчас филиал Тотемского музея. Несколько продвинулась вперед реставрация тотемских церквей. Установлены прямые связи с Фортом Росс. Благодаря поддержке администрации выходит в свет представляемая на суд читателя книга о Тотьме, восстанавливающая высокие традиции родиноведения. И все-таки судьба Тотьмы как уникального памятника отечественной истории складывается трагически: старинная, по преимуществу деревянная Тотьма - на краю гибели. Причина - почти полное отсутствие средств на реставрацию и капитальный ремонт уникальных исторических строений городка.

Летом 1994 года, с отрывом в несколько недель, я побывал в Тотьме и следом - в Форте Росс в Калифорнии. Об этой поездке - особый разговор. Скажу только о сложном сплаве чувств - восхищении и боли, которые переполняли меня во время этой поездки. Восхищения - по поводу того, в каком удивительном состоянии содержат американцы это памятное место не только своей, но прежде всего, пожалуй, русской истории - "Исторический парк "Крепость Росс", с какой бережностью и щедростью реставрированы и восстановлены все строения Форта в полном соответствии с историческим обликом тех далеких минувших лет! Американцы не пожалели для этого даже уникальной, бесценной древесины - заповедной секвойи, использование которой в строительных целях практически исключено в США. Форт Росс, все его строения и башни, были срублены в свое время без единого гвоздя русскими плотниками из этого сверхпрочного дерева, достигающего 10 метров в диаметре и 100 метров высоты. За время драматической истории после 1841 года, когда Форт Росс был продан Русско-американской компанией скотопромышленнику Джону Скаттеру, многие строения были разрушены и повреждены - особенно после землетрясения 1906 года. Для восстановления их штату Калифорния потребовалось немало средств, и прежде всего - леса. И лес был найден. И не какой-нибудь, но - заповедная секвойя. Из одного только дерева восстановили целый дом, в котором жил Кусков. И никто не говорил, что это - дорого,- память истории не имеет цены! Впрочем, имеет: поток туристов, добирающихся до этого заповедного места на западной окраине Америки, на берегу Тихого океана, уже давно окупил все затраты...

За несколько недель до нашего приезда Форт Росс посетил еще один мой соотечественник - председатель Совета Федерации России В. Шумейко. В часовне Форта он поставил свечу в память русских открывателей Америки и выстрелил из пушки. Форт Росс произвел на него глубокое впечатление.

- Здесь русский дух, здесь Русью пахнет! - воскликнул высокий гость после этого. И предложил Форту Росс свою помощь. "Но Форту Росс не нужна российская помощь. Ему помогло уже американское государство. Помощь Российского государства нужна, безотлагательно необходима побратиму Форта Росс - городу Тотьме!" Эти слова сказал мне давний член Общества по сохранению Крепости Росс, русский американец и одновременно - русский патриот Павел Львович Шебалин, с которым мы совершили путешествие в Форт Росс. Несколько лет назад он вместе с историком Н. И. Ракитянским, писателем В. П. Петровым, чьи книги в значительной степени посвящены "русской" Америке, побывал в Тотьме, и своими глазами увидел всю степень разрухи и беды, которую переживает город. Все они члены Общества по сохранению Крепости Росс. "Русские американцы" в меру своих скромных личных возможностей пытались хоть в чем-то помочь городу, чьи жители 180 лет тому назад основали русский форпост в Северной Калифорнии, на берегу Тихого океана. Они не понимают одного: почему Тотьме не может помочь родное русское государство?

А причина все та же: нам надо преодолевать тот глубоко несовременный исторический нигилизм, то небрежение и равнодушие к родной истории, к памяти народной, которые захлестнули города и веси нашей необъятной, необыкновенно богатой памятниками истории страны. Именно эту высокую цель - сохранение памяти родной истории - и преследует представляемая на суд читателя книга.


К титульной странице
Вперед