И. А. Смирнов
КИРИЛЛО-БЕЛОЗЕРСКИЙ МОНАСТЫРЬ В 1764-1924 ГОДАХ
(Краткий очерк развития хозяйства)

Указ, изданный Екатериной II в 1764 году и известный под названием "Духовные штаты", коренным образом изменил жизнь монастырей. Согласно этому указу все монастырские земли переходили в собственность государства, а крестьяне, жившие на этих землях, превращались в особый разряд государственных крестьян, получивших название "экономических". Вместо доходов с вотчин монастыри стали получать небольшое годовое жалованье от государства. Взамен крестьян им разрешено было держать небольшое количество служителей. Этим же документом определялось и количество монашествующих для каждого монастыря. Благодаря своей известности Кириллов монастырь в числе немногих в Новгородской губернии был отнесен к I классу, получил право иметь до 33 монахов и получать жалованье от 2300 до 2500 рублей в год1.

Изменение экономического уклада жизни монастыря вызвало поиск новых источников дохода. Все доходы монастыря после 1764 года можно условно разделить на пять групп: поступления от так называемых "угодий"; пожертвования и приношения верующих, доходы от продажи церковных предметов, продажи мест на кладбище; проценты с капиталов, помещенных в банки; доходы от сдачи в аренду монастырских построек и т. п.; денежное содержание от государства. Попытаемся, насколько это позволяют сохранившиеся документы, охарактеризовать каждую из названных групп.

I. Доходы с угодий

Доходы с угодий, то есть с небольших участков пахотной земли, сенокосов, леса, рыбных ловель и мельниц, довольно сложно подсчитать. Нужно иметь в виду, что на протяжении XVIII-XIX веков из-за изменения политики правительства в отношении земельной собственности монастырей количество земельных владений и их размеры неоднократно менялись. Указом Павла I монастырям было отведено по 30 десятин выгонной земли, в 1838 году государство передало им по 50-150 десятин леса, а к 1870-м годам многие монастыри вновь превратились в довольно крупных земельных собственников. Подтверждается это и на примере Кирилло-Белозерского монастыря, который к началу XX века по размерам угодий занял третье место (после Архиерейского дома и Троицкой Реконской мужской пустыни) среди духовных землевладельцев Новгородской губернии2. Его земли в количестве 2250 десятин (2452,5 га) находились в Заулом-ской, Ухтомской и Бураковской волостях Кирилловского уезда и состояли из пахотной земли, сенокосов, леса и озер. Учитывая отсутствие литературы по этому вопросу, а также распыленность источников, все же попытаемся проследить историю формирования монастырских владений, одновременно останавливаясь и на формах их использования.

Первый земельный участок, появившийся в собственности монастыря после 1764 года, составлял 125 десятин покоса и 25 десятин "леса по суходолу" 3. Эти земли под названием "Лес Черный Пустопорожний" были пожертвованы монастырю правительством, видимо, в 1770-е годы. Во всяком случае, уже в 1779 году они были обмежеваны землемером Федором Шульгиным и с той поры являлись собственностью обители 4. Размер участка на протяжении времени практически не изменялся, что было отмечено при ревизии в январе 1867 года землемером Черногубовым. Он же указал, что данная "земля лежит в пусте" 5. В ходе ревизии был вычерчен план и составлена межевая книга, четко определяющая границы участка. Работа специалиста была оценена в немалую для того времени сумму - 30 рублей 50 копеек. Есть основание предполагать, что на данном участке имелись какие-то постройки, так как в конце 1850-х годов там проживал ссыльный чиновник А. И. Ромашев6. Какой доход получал монастырь от этого участка, определить сложно, так как в отчетных документах он долго не выделялся отдельной строкой, а суммировался с доходами от рыбной ловли и "мельничными доходами". В 1914-1917 годах "дача" сдавалась в аренду, и плата за нее составляла 250 рублей. Арендатором являлся крестьянин деревни Чирково Бураковской волости Матвей Столбов. В аренду, очевидно, сдавались лишь пашня и сенокос, а рубить лес на дрова в монастырь подряжались жители окрестных деревень. Лес грузили на суда и по Топорнинскому каналу и Сиверскому озеру доставляли прямо к стенам монастыря7.

Второй земельный участок находился в Ухтомской волости около сел Глухарева и Останина. Около 1875 года он перешел к монастырю как пожертвование дворянина И. Попова 8. Почти сразу же этот участок монастырь стал сдавать в аренду. 22 ноября 1876 года был заключен договор с жителем г. Белозерска Семеном Спиридоновым. Арендатор брал землю с постройками и стадом животных сроком на один год за 100 рублей серебром. Условиями договора предусматривалось, что за указанное время Спиридонов построит дополнительно скотный двор и баню из монастырского леса. По окончании срока арендатор обязан был сдать все в целости и сохранности, а особенно скот: 9 коров дойных, 6 нетелей и 1 быка. Спиридонов обязывался хозяйствовать разумно - "землю удабривать, лес не продавать, скот не распускать...".

Практика сдачи в аренду на короткий срок, видимо, не оправдала себя, поэтому монастырские власти перешли на долгосрочные соглашения. В ноябре 1882 года участок был сдан на 12 лет крестьянину села Глухарева Ивану Максимову. В документе подробно описываются все постройки бывшей усадьбы Попова в селе Глухареве. Приведем это описание полностью: "...господский деревянный одноэтажный дом, старый скотный двор с хлевом и старой худой избой, гумно, крытое желобьем с деревянным полом, и при нем два садила или овина, конюшня и при ней сарай наверху; в полях 4 сеновала, в пустошах Юсовой и Панкратовой по одному сеновалу". Арендуя участок, Иван Максимов давал обязательство: крупного леса не рубить "под угрозой 2-х рублевого штрафа за каждое дерево, лес, принадлежащий монастырю, охранять, пооселочную дорогу мимо села Глухарева и по пустоши Юсовой и Панкратовой по требованию полиции исправлять, все строения поддерживать в исправности".

Вся дача в Ухтомской волости делилась на четыре участка9. Первый (около сельца Глухареве) занимал 39 десятин 990 квадратных саженей, второй (там же) состоял из 97 десятин 1259 квадратных саженей, третий (часть пустоши Юсовой) был размером 40 десятин 342 квадратных сажени, четвертый (пустошь Панкратове) - 210 десятин 915 квадратных саженей. Общая площадь всех участков составляла 387 десятин 1106 квадратных саженей (более 400 га). Львиную долю этой площади занимал лес - 330,4 десятины, сенокосы - 34 десятины, пашня - 4,5, выгон - 8 десятин, остальная земля - болото 10. В конце XIX века монастырь, испытывая острую нужду в деньгах, решил продать деловой лес из данного имения. Оценочная ведомость была составлена кирилловским лесничим Плотниковым на сумму 11 690 рублей 35 копеек. Торги были назначены на 20 февраля 1895 года 11. Сколько выручил монастырь от этой сделки, установить не удалось, известно лишь, что часть денег была пожертвована на строительство здания духовного училища в г. Кириллове. Вышеупомянутый Семен Спиридонов со временем стал смотрителем глухаревской усадьбы. Так, 7 июля 1900 года он совместно со сторожем письменно известил монастырские власти о потраве пустоши Панкратовой скотом крестьян деревни Ленинской. Архимандрит Феодосий обратился к земскому начальнику 1-го участка с просьбой принять к нарушителям меры. Попутно сообщалось, что пустошь давала от 6 до 8 возов сена 12.

Третий земельный участок находился в Зауломской волости и состоял из ряда отрезков. 9 десятин пашни и 17,1 десятины сенокоса располагались рядом с городом в местечке Кузьминка, 700,3 десятины приходилось на Сиверское озеро (оно принадлежало монастырю издревле), небольшая часть земель была занята монастырскими постройками, службами и огородами 13. Когда появилась у монастыря земля в Кузьминке, сказать трудно. Вероятно, он стал ее владельцем с начала XIX века. В рапорте архимандрита Вениамина от 26 мая 1807 года указанная земля описывается следующим образом: "...пахотной земли в Конюшенном огороде одна десятина десять квадратных сажен; сенного покоса в Конюшенном огороде и Кузминском лесу - 21 десятина 131 сажень" 14. Далее автор иронично отмечает, что "хотя при межевании числится лес, а точию один прутняк мелкий и место болотистое, неудобное". Часть этой земли сдавалась монастырем в аренду. 1 мая 1883 года на аренду пахотной и сенокосной земли в пустоши Кузьминка был заключен договор с крестьянином деревни Карботка Иваном Лаврентьевым. Арендатор обязался половину хлеба и половину заготовленного сена поставлять в монастырь, а другую половину расходовать по своему усмотрению. Часть трудоемких работ по уборке хлеба и сена монастырь брал на себя: в период сенокоса он нанимал косцов. Например, в июле 1913 года косили траву в течение трех дней 8 мужчин, получая за это поденной платы по 60 копеек каждый. Сушили и убирали сено 67 женщин, но уже за 35 копеек поденной платы. Кроме ручного труда, использовалась и сенокосилка 15. Поскольку данный участок находился близко к городу, то даже неудобья не пропадали даром. В указанном году обитель получила 4 рубля за "сенокос на обрезках за Кузминкой" от городского жителя М. А. Сергеева.

На участке в Кузьминке монастырские власти пытались организовать хозяйство по всем правилам агротехники. В 1907 году предполагалось ввести улучшенный севооборот хлебов и кормовых трав: выписали хорошие семена ржи, овса, клевера и тимофеевки. В 1913 году монастырь закупил в Кирилловском сельскохозяйственном складе 6 пудов семян вики по 2 рубля 45 копеек за пуд, а также 3 пуда "пелюшки" по той же цене. Рациональное ведение хозяйства могло принести не только пользу монастырю. Данный опыт был бы полезен и для окрестных жителей, которые часто работали на "поденщине". Однако, по словам монаха Антония, они лишь безропотно выполняли распоряжения монастырского начальства, не вникая в тонкости агротехники. Кроме того, не было разумного объяснения и показа на практике применяемых новшеств, что также не способствовало распространению сельскохозяйственных знаний среди населения16.

Еще один, правда незначительный участок земли, имевшийся в собственности монастыря, известен под названием "Загородный двор". Вероятно, он находился рядом с монастырем. Пашня занимала в нем 1566 квадратных саженей, под постройками находилось 84, под сенными покосами - 1474 квадратные сажени17, а общая площадь составляла примерно 1,3 десятины. Этот участок в неизменном виде сохранился на протяжении всего XIX века, что подтверждают статистические данные18.

Таким образом, потеряв в 1764 году практически все свои земли, монастырь постепенно приспособился к новым условиям, став к концу XIX - началу XX века обладателем довольно значительных земельных площадей. Конечно, ушло в прошлое то время, когда монастырские кладовые ломились от хлеба, соли, рыбы и других товаров, поступающих с необъятных вотчин в виде оброка, исчезли многочисленные скотные дворы, сократилось до минимума количество слуг, работающих на монастырских службах. Пережив период кризиса, монастырское хозяйство стало постепенно выходить из него. Особенно наглядно это проявилось в производстве продуктов питания и в первую очередь овощей. Для их выращивания использовали в основном земли на территории монастыря и вокруг него. В рапорте за 1803 год сообщалось, что в монастыре выращивались капуста, редька, лук, огурцы и прочие овощи, которые употреблялись "для трапезы настоятеля с братией"19. С конца XIX века в монастырских расходных документах уже появляются записи о продаже овощей, а в начале XX века суммы от таких продаж достигли значительных размеров. В 1913 году доходы только от продажи свежей капусты составили 1096 рублей. Доходы от продажи овощей постепенно росли и к 1917 году увеличились по сравнению с 1913 годом в несколько раз20.

Выращивание трудоемких культур требовало большого количества рабочих рук. Приходо-расходная книга за 1913 год показывает, что в мае - октябре в монастыре чуть ли не ежедневно работало от 60 до 100 человек. Они были заняты на подготовке капустных огородов, посадке рассады, поливке, прополке, а затем на уборке урожая и переработке продукции. В основном это были женщины. Плата им назначалась от 25 до 35 копеек в день в зависимости от вида работы. По более высокой цене оплачивались копка гряд и закладка в них навоза, ниже оценивались посадка рассады, прополка, поливка. Технология выращивания капусты была неплохо отработана. В июле - августе "для уборки" с капусты гусениц нанимался даже специальный человек с оплатой 25 копеек в день. Эти меры наряду с тщательной подготовкой земли давали хорошие результаты. Ежегодно, несмотря на сложные погодные условия, монастырь получал высокие урожаи, а рассадой снабжал значительную часть горожан. Хорошему урожаю способствовало и местоположение огородов. Высокие монастырские стены закрывали их от ветров, обеспечивали более раннее прогревание земли и ускоренное созревание овощей. Рубкой капусты и ее солением также занимались поденщики. Монастырь не только обеспечивал себя квашеной капустой на всю зиму, но и занимался ее продажей до весны следующего года. По нашим подсчетам, в течение летнего сезона 1913 года на всех операциях по выращиванию и обработке овощей поденщиками отработано 1100 человеко-дней, им выплачено 311 рублей 35 копеек. Таким образом, производство овощей было делом высокорентабельным, доходы значительно превышали расходы.

Помимо традиционного использования ручного труда, делались попытки механизировать процесс производства. Были приобретены "воздушные насосы", которые, видимо, использовались для поливки капустных огородов.

Кроме овощей, в монастырском хозяйстве производились и зерновые - рожь и овес 21. Овес выращивали постоянно и использовали как корм для лошадей. В рапорте архимандрита Венеамина (1807 г.) указано, что в монастыре имелось 6 рабочих лошадей, 2 жеребенка и 6 коров22. С начала XIX века в финансовых документах обители появляется устойчивая статья - "расход на конюшенные припасы". Постоянно покупались деготь, сбруя, часть денег расходовалась на лечение лошадей, покупку и ремонт экипажей, частично покупались сено (основная масса сена заготавливалась в Черном Пустопорожнем лесу и по берегам Сиверского и Зауломского озер) и овес 23. Довольно скоро животноводство стало прибыльной отраслью. Уже с середины XIX века в монастырскую казну стали поступать деньги за проданный "излишний скот": от 219 рублей в 1868 году до 2490 рублей в 1917 году 24. Уход за животными осуществляли наемные рабочие. В 1902 году в монастыре работали три "коровницы". За работу они получали жалованье, а также часть "сборного холста". В летнее время нанимали двух пастухов. Один из животноводческих дворов долгое время размещался в самом монастыре, в одной из караулен Косой башни. Затем, видимо после пожара 1897 года, он переместился на территорию бывшего тюремного двора. Количество рабочих и выездных лошадей на протяжении XIX и начала XX века оставалось неизменным. Для ухода за ними и для обслуживания выезда архимандрита (с 1907 года - епископа Кирилловского) держали одного-двух кучеров. Конюшня и каретные сараи в начале XX века размещались в пристройке к южной стене монастыря, у Белозерской башни 25.

Определенный доход приносили монастырю и находящиеся в его собственности озера: Сиверское, Зауломское и, вероятно, с 1830-х годов - половина Лунского 26. Озера к рыбные тони в них сдавались в аренду. В донесении архимандрита Иннокентия митрополиту Новгородскому говорится, что в 1838 году Сиверское и Зауломское озера сдавались с арендной платой 750 рублей в год. Сумма арендной платы не была стабильной. Из договора от 20 января 1861 года между властями монастыря и горожанином А. С. Степанидиным мы узнаем, что указанные озера были взяты в "оброчное содержание для рыболовства" сроком на восемь лет с платой по 515 рублей серебром ежегодно. В документе подробно оговаривались и условия рыбной ловли. Арендатор принимал обязательства ловить рыбу на озерах и заливах в любое время своими снастями. В мае и первой половине июня ему запрещалось использовать так называемые мутники (очень частый бредень). В другое же время он мог использовать эти снасти, но не более двух. Кроме того, арендатору не разрешалось делать в озерах заколы и засорять чем-либо рыбные тони. Монастырь, как видим, выступал в роли рачительного хозяина, заботившегося о чистоте озер и восполнении рыбного стада. Сверх ежегодной платы Степанидин обязывался поставлять в монастырь в сентябре - октябре по 10 четвертей чистых сухих снетков, а если по какой-либо причине они не ловились, то взамен - суща окуневого 15 четвертей. Допускалось также вместо снетков вносить деньги по "одному рублю серебром за четверть, а сверх того привозить в монастырь мороженых снетков по 40 четвериков или взамен их с согласия властей мороженой крупной рыбы, кроме лещей, 20 пудов". Интересен третий пункт договора, в котором говорится, что если в Сиверском озере будет выловлена стерлядь, то "сколько бы оной рыбы не было и какого размера она не была, доставлять ее в живом виде в монастырь под угрозой штрафа в 25 рублей серебром" 27. В договоре имелся пункт, по которому монастырь оставлял за собой право ловить рыбу в Сиверском озере в заливе около Ферапонтовской башни - "от монастырской мельницы до свай и около них по всему берегу близ монастырских стен" (сваи, перегораживающие залив Сиверского озера при впадении в него речки Обшарки, видны в сухое время года и сейчас).

Сдача озер в долгосрочную аренду практиковалась и в начале XX века. Сохранилось письмо-жалоба крестьян деревень Перхино и Зауломское в Новгородскую духовную консисторию, в котором говорится: "...омывающее наши пределы озеро Зауломское, принадлежащее Кирилло-Белозерскому монастырю, нам, прибрежным обитателям, кроме убытков через размывание береговых наделов, никакой пользы не приносит, так как владелец оного - настоятель Кирилло-Белозерского монастыря - сдает в арендное содержание кулакам-богачам, притесняющим нас при ловле рыбы для пропитания своих семейств" . Крестьяне этих деревень просили передать озеро в аренду местным жителям, но их просьба осталась без внимания. 1 декабря 1904 года был заключен договор на аренду монастырских озер на 12 лет с кирилловчанином А. Козловым с платой 2000 рублей ежегодно29. Это, видимо, был последний долгосрочный договор, и монастырь перешел к взиманию платы за количество отведенных участков-тоней или за выловленную рыбу, так как в приходо-расходной книге за 1917 год мы встречаем большой перечень лиц, от которых поступили деньги по данной статье. Так, кирилловский мещанин И. Е. Спирин заплатил 2390 рублей, И. А. Гоголев - 1307 рублей, крестьяне деревни Малино Зауломской волости Усов и Кукичев - соответственно 118 и 50 рублей, крестьянин деревни Малое Зауломское Захар Кузьмичев - 50 рублей и т. д., а всего в 1917 году доходы монастыря по этой статье составили 4502 рубля 30. Для того чтобы контролировать лов рыбы и бороться с браконьерами, монастырь нанимал особых лиц для "присмотра рыбной ловли". С ноября 1916 по апрель 1917 года эту должность исполнял житель города Кириллова Н. Гоголь, за что получил 125 рублей.

Помимо озер, монастырю принадлежала и речка Свияга, соединяющая озера Сиверское и Долгое. Уже в документах 1854 года мы встречаем упоминание о том, что в Свияге сделано четыре "запора" для рыбы. 5 октября 1859 года был заключен договор с горожанином Ф. М. Ракитиным, дающий ему право рыбной ловли "на речке, вытекающей из Долгого в Сиверское". Половину выловленной рыбы Ракитин должен был отдавать в монастырь 31.

Очевидно, это и была арендная плата. В начале XX века она стала взиматься в денежной форме. В 1913 году кирилловчанин А. Парамонов за лов рыбы в Свияге заплатил 10 рублей. Нередко в договор на рыбную ловлю в данной речке включалась еще и аренда мельницы, которая стояла на ней. По соглашению от 29 декабря 1876 года мельница была сдана крестьянину Федору Терешину за 50 рублей серебром в год. Помимо денежной платы арендатор должен был производить мелкий ремонт на мельнице за свой счет и осуществлять для монастыря помол 30 четвертей крупы "и всего остального без промедления". Терешин получал на срок договора весь необходимый инвентарь и дополнительно монастырскую избу "с сенями и со всеми принадлежностями для жительства". Оценивалась мельница со всем оборудованием в 200 рублей серебром 32.

Кроме водяной мельницы, вблизи монастыря имелась еще и ветряная. Уже в документах 1854 года упоминается о ремонтах крыльев, бревен для поворота, подушки для вала. В 1876 году ветряная мельница была сдана в аренду Андрею Булганину на пять лет за 60 рублей в год. С 1880 года эта плата уменьшилась до 40 рублей в год 33.

II. Пожертвования и приношения верующих,
доходы от продажи церковных предметов

Данный вид дохода включал в себя поступления: от продажи свечей; от продажи просфор; от "кружечных сборов"; от продажи икон; от "часовенных сборов" (см. табл. 1).

Таблица 1
ДИНАМИКА ДОХОДОВ ОТ ПРОДАЖИ ЦЕРКОВНЫХ ПРЕДМЕТОВ,
ОТ ПОЖЕРТВОВАНИЙ И ПРИНОШЕНИЙ ВЕРУЮЩИХ
ВО II ЧЕТВЕРТИ XIX - НАЧАЛЕ XX ВЕКА

Источники: РГАДА. Ф. 1441. On. 3. Д. 1441. Л. 2 об.; Д. 1952. Л. 53; Д 2047- Л. 146-148 об.; ОПИ КБИАХМ. Ф. 1. On. 1. Д. 17. Л. 73; Д. 35, 37; Д. 38. Л. 1-6; ; Д. 40. Л. 47-90. Прочерки в графах означают отсутствие сведений.

Очень выгодна для монастыря была продажа свечей и просфор. По мнению современников, "восковые свечи в монастырях продают вдвое дороже, чем они обыкновенно стоят, и горят они очень недолго". Высокорентабельным также было производство и продажа просфор: "трехкопеечные" давали до 130 процентов прибыли, "пятикопеечные" - до 140 процентов, "десятикопеечные" - до 112 процентов34. Вместе эти статьи составляли почти половину данного вида монастырских доходов.

Значительными были поступления по так называемым "сборным книжкам", с которыми посылались послушники и монахи для сбора добровольных пожертвований. После сильного пожара 1897 года кирилловские иноки собирали пожертвования в Москве, Петербурге, Твери, Петрозаводске, Гатчине, Вышнем Волочке и во многих других городах Российской империи. Только по одной "сборной книжке" в монастырь поступило в 1898 году около 1500 рублей 35.

Определенный доход приносили устроенные вне монастыря часовни. Самая старая из них находилась в 24 верстах от монастыря в селе Ниловицы. Выстроенная "в давние времена", часовня к 1862 году пришла в ветхость, и монастырские власти обратились в Новгородскую консисторию за разрешением на ее ремонт или строительство новой. Высказывая такую просьбу, архимандрит Феофан сообщал при этом, что в летнее время, когда идет судоходство по Шексне, данная часовня дает доход монастырю в 25-40 рублей. О постройке новой часовни просили и жители села, которым она заменяла церковь36. Разрешение было получено37. Строили часовню из крестьянского леса за счет монастыря. Кроме того, было пожертвовано 185 рублей от "неизвестных лиц, временно проживающих в селении Ниловицы". Торжественный молебен по освящению вновь построенной часовни состоялся 17 апреля 1864 года 38. Через 52 года она пришла в ветхость. К тому времени в селе появилась своя приходская церковь, поэтому с разрешения епархиального начальства старую часовенку отремонтировали с "сохранением прежнего вида" и перенесли на приходское кладбище 39.

Вторая монастырская часовня находилась на горе Мауре. Построена она была в 1886 году по инициативе архимандрита Иакова и представляла собой "сень на столбах" (открытую часовенку). Деньги на устройство этой часовни были пожертвованы "неизвестным дарителем"40. По свидетельству путешественника А. Лебедева, посетившего Мауру в 1897 году, "в полу часовни лежит огромный камень: на нем означен след ступни человека, народное предание добавляет, что это след Кирилла"41. Камень этот сохранился до сих пор, а от часовни не осталось и следа.

31 марта 1886 года устроили еще одну часовню-сень на берегу Сиверского озера. Она была поставлена над местом традиционного освящения воды во время крестных ходов.

Помимо вышеперечисленных статей дохода, у монастыря имелись и другие источники. К сожалению, состояние источниковой базы таково, что точные цифры по ним имеются лишь за отдельные годы или их не имеется вовсе. Например, верующие достаточно часто жертвовали "на благоукрашение монастыря" изделия своих рук (холсты, полотенца и др.). Значительная часть из них продавалась. В приходо-расходной документации за 1913 год указано поступление денег "на масло Преподобному" (в лампаду у раки преподобного Кирилла Белозерского) из городов Тифлиса, Луги, Кириллова. Довольно значительными, на наш взгляд, по сумме были так называемые "крестоходные" - сборы и пожертвования во время крестных ходов. В начале XX века проводилось пять постоянных крестных ходов. Наиболее крупный из них проводился 28 июля вокруг города с чудотворным образом Богоматери Одигитрии Смоленской в память "чудесного избавления г. Кириллова, благодаря заступничеству Божьей матери, от холеры в 1854 году". Только за половину 1902 года "крестоходные" поступления составили 278 рублей 50 копеек, а за тот же период следующего года - 624 рубля 1 копейку, в 1913 году - 632 рубля 35 копеек 42.

Любопытной была доходная статья от продажи мест на монастырском кладбище. Захоронения князей, бояр, деятелей церкви существовали в монастыре с XVI века. С XIX века в монастыре стали погребать кирилловских дворян, представителей духовенства, купцов и мещан. Места отводились на главном кладбище возле церкви Архангела Гавриила и на Ивановской горе возле церкви Иоанна Предтечи. Первое было более престижным, и места на нем стоили дороже. Хоронили на нем в основном представителей духовенства и богатых купцов. Минимальная плата равнялась 15 рублям, максимальная - l00 рублям. Доход от продажи участков на кладбищах был непостоянным, но иногда довольно значительным. Например, в 1892 году он составил 425 рублей, в 1917 году - 614 рублей43. Погребения на территории монастыря продолжались, по сведениям архитектора В. Данилова, до 1927 года. Окончательно кладбище на Ивановской горе было закрыто в 1930 году.

III. Доходы с ценных бумаг

Постоянно увеличивающейся статьей дохода были проценты с монастырских капиталов, хранившихся в банках. Уже в 1840 году монастырь имел девять кредитных билетов на сумму 79 100 рублей ассигнациями (в переводе на серебро - на 22 600 рублей). Размер капиталов постоянно увеличивался, с одной стороны, за счет частных пожертвований, с другой - за счет крупных денежных остатков от покрытия монастырских расходов. К 1916 году сумма, которую монастырь имел в банках, возросла до 110 791 рубля, то есть увеличилась в пять раз по сравнению с 1840 годом. Ежегодный доход составлял 4 процента от общей суммы. По своим размерам он почти вдвое превышал штатную сумму, выделяемую государством на содержание монастыря.

Самому монастырю, как общине, принадлежало только 60 процентов от общей стоимости ценных бумаг. Остальные деньги принадлежали монашествующим и в отчетах указывались как "братские суммы". В начале XX века на одного кирилловского монаха в среднем приходилось более двух тысяч рублей. Часть "братских сумм" могла переходить в собственность монастыря. Так, в 1913 году после смерти монаха Макария осталось семь государственных 4-процентных свидетельств на сумму 1600 рублей. Эти деньги поступили в собственность монастыря44. Нужно, правда, заметить, что использование любых сумм по данной статье было невозможно без разрешения Новгородской консистории. Хранящиеся в банке капиталы были скорее страховым фондом, чем реальным источником дохода монастыря.

IV. Доходы от сдачи помещений в аренду

В связи с резким сокращением хозяйственной деятельности после 1764 года и уменьшением количества монашествующих в монастыре освободился целый ряд помещений. Часть из них сразу же стали сдавать в аренду. В 1764 году был заключен арендный договор с городскими властями, по которому последние имели право хранить соль в обеих палатах Больших больничных келий. Ежегодная плата за каждую из палат составляла 30 рублей 45. Тогда же, видимо, были сданы в аренду за 25 рублей в год "хлебный магазин" и "магазин у Казанских ворот". Надо полагать, они использовались по своему прямому назначению - для хранения хлеба. Подвалы Вологодской, Мереженной и Московской башен были сданы под хранение вина. Арендная плата была установлена в 30 рублей с каждого подвала.

В 1803 году подвал Вологодской башни и две близлежащие палатки (камеры крепостной стены) переоборудовали под склад казенной соли. С этой целью в указанных помещениях устроили полы с известковой заливкой. Сумма арендной платы указана в договоре очень большая - 100 рублей. Ее величина объясняется, вероятно, тем, что при складе существовал магазин для продажи хранимого товара. Был нанят специальный "сиделец" (продавец) - кирилловский мещанин Михаил Буслаев - с окладом 30 рублей в год. Сохранился любопытный документ, в котором оговариваются порядок работы "сидельца" и правила торговли. Принимать соль он должен был от соляного пристава Григорьева целыми кулями под расписку. Продавать соль полагалось как "городским обывателям, так и всего Кирилловского уезда господам дворянам и разного звания крестьянам, сколько кому от пристава велено будет". Цена соли составляла 40 копеек за пуд. Время работы магазина - "от восхождения до заката солнечного". Продавцу строго указывалось "покупщиков соли никого не обвешивать и происками лишних денег ни с кого не брать", а порукою тому должен был служить "его долг христианина и долг присяги"46. В мае 1803 года аналогичный договор был заключен и со вторым продавцом - Василием Серебрянниковым, лавка которого размещалась, очевидно, при другом складе.

В 1847 году в донесении архимандрита Ефрема в Новгородскую консисторию сообщается, что для охраны винных подвалов, соляных магазинов, складов амуниции и провианта, других сданных в аренду помещений содержится специальная инвалидная команда, состоящая "от 10 до 14 человек, жительство имеющих внутри монастыря". Караулы были поставлены у Тюремного острога, у денежной кладовой Кирилловского уездного казначейства (выходы из городской тюрьмы и казначейства располагались в специально пристроенных к наружной крепостной стене тамбурах, справа и слева от Казанской башни), а также внутри монастыря у подвалов, занятых солью, вином и пр. Размеры арендной платы за предоставление городу помещений составляли: за тюрьму - 150 рублей серебром в год, за казначейство - 85 рублей 71 1/4 копейки серебром, за склад казенного спирта - 171 рубль 43 копейки, за склады соли - 64 рубля 26 копеек, за склад амуниции - 45 рублей 71 копейку серебром.

13 сентября 1849 года был заключен договор на аренду за 40 рублей серебром "двух комнат, состоящих в ограде монастыря близ речки Свияги" под Караульный дом для часовых4. Соглашение было оформлено сроком на четыре года. Оплату отопления и освещения этих комнат брала на себя Городская дума, а ремонты должны были осуществляться за счет монастыря. Долгое время арендатором монастырских помещений являлась городская и уездная тюрьма. Точное время ее появления в монастыре неизвестно. В письме архимандрита Иакова от 9 октября 1873 года называется 1777 год, а в рапорте кирилловского городничего от 9 октября 1845 года сообщается, что "Кирилловская Градская тюрьма помещается в ограде Кирилло-Белозерского монастыря с 1812 года". На наш взгляд, более верной является первая дата, так как большинство уездных учреждений было создано сразу же после образования уезда в 1776 году. Арендная плата за размещение тюрьмы составляла: "...с 1812 по 1825 годы - 70 рублей ассигнациями, а с 1825 года - по 150 рублей с различными добавками". Однако наличие тюрьмы не столько приносило доход, сколько ложилось тяжелым бременем на бюджет монастыря, так как приходилось нести расходы, связанные с ремонтом и перестройкой помещений. В 1840 году перекладывались печи и вставлялись разбитые стекла. Через пять лет к помещению тюрьмы были пристроены комната для смотрителя и кухни для арестантов. Кирилловский городничий, который осуществлял надзор за состоянием тюрьмы, постоянно предписывал архимандриту побелить камеры, перестлать полы, выкрасить нары и др. Недостатки устранялись, но проходило незначительное время, и появлялось новое предписание. Острог обременял монастырь и в другом отношении. Исполнение треб в отсутствие соборного священника возлагалось на кого-либо из "благонадежной братии монастыря". Кроме того, пришлось устроить место для размещения арестантов во время богослужения в монастырском теплом Воскресенском соборе.

К 1872 году архимандрит Иаков пришел к выводу, что существование тюрьмы в монастыре неприемлемо ни с экономической, ни с нравственной стороны. Он направил письмо в Кирилловское отделение попечительства о тюрьмах, в котором писал: "Городовая тюрьма портит вид благопристойной обители. Эта картина отражается еще безобразием в словах и действиях караульной команды, т. е. непристойным обращением с приходящими к ним знакомками - женщинами и девками: тут уж просто соблазн! Внутри ограды тоже вид отвратительный. Перед окнами острога тянется небольшой двор его, огороженный деревянным высоким забором от внешнего монастырского двора. От множества узников скапливается мусор, он выбрасывается на внутренний двор монастыря. В тюрьме содержатся узники обоего пола, узники поют песни, заигрывают с женщинами. От узников исходит опасность в хищении и злоупотреблении...". Иаков предлагал перевести тюрьму в город и приспособить для нее казенный дом Булычевой или построить новое здание. В конце своего послания архимандрит восклицает: "Довольно терпения: бедная обитель и так почти целое столетие терпела отягощение от острога". В 1873 году Иаков вновь обратился к уездному исправнику с требованием убрать тюрьму из монастыря и дал согласие на возобновление контракта лишь на год 48. Наконец, в 1876 году тюрьма была переведена в город, однако помещение караульни в Казанской башне не опустело. Его превратили в военную тюрьму, и в 1877-1878 годах в ней содержали пленных горцев. Позднее это помещение переоборудовали под женскую гостиницу, которая находилась здесь до 1897 года. К сожалению, определить доход, получаемый монастырем от гостиницы, не представляется возможным из-за отсутствия источников.

V. Денежное жалованье от государства.
Доходы монахов

Многие из перечисленных выше источников доходов, как уже отмечалось, формировались постепенно и являлись результатом приспособления монастыря к новым условиям. Самым же надежным и постоянным источником было денежное жалованье, которое монастырь получал от государства. Размер его назначался в соответствии со штатами 1764 года. Первоначальная сумма была определена в 2262 рубля ассигнациями. Указом от 17 января 1768 года она была увеличена на 214 рублей 68 копеек, а по росписи 1797 года - еще на 1475 рублей 50 копеек. Таким образом, к концу XVIII века общая сумма денежного жалованья, получаемого Кирилло-Белозерским монастырем, составила 3952 рубля 18 копеек ассигнациями.

После денежной реформы 1839-1841 годов, когда государство перешло на более устойчивый денежный курс, казначейство стало выплачивать монастырю ту же сумму, но уже в пересчете на серебро, что составило 1129 рублей 33 копейки. К середине XIX века, пока неизвестно, по какой причине, общий размер денежного жалованья сократился до 961 рубля 69 копеек. В 1867 году "взамен штатных служителей" сумма выплат увеличилась на 900 рублей и достигла 1861 рубля 69 копеек49. Эта сумма оставалась фактически неизменной вплоть до закрытия монастыря. Поскольку мы упомянули о "штатных служителях", остановимся кратко на этом вопросе. Проводя реформу 1764 года, правительство отобрало у монастырей не только крестьян, но и "слуг и служек", которые исполняли многие мелкие работы, взамен разрешив монастырям I класса держать по 25 штатных служителей. Набирались последние из числа казенных крестьян и были обязаны служить монастырю 25 лет, а затем возвращались обратно в свои деревни. На штатных служителей в основном и падали работы внутри монастыря: мелкий ремонт построек, охрана ворот, поддержание порядка в кладовых и помещениях и т. д. Привлекали их к работам и вне монастыря. Труд штатных служителей был нелегким. Например, в договоре от 20 апреля 1808 года с Иваном Потаповым "О работе внутри монашеских келий" говорится, что ему следует "начинать работу по утру в шесть часов, обед с 11 до 13, и продолжить работу до семи часов вечера" 50. Рабочее время, таким образом, продолжалось одиннадцать часов. За использование государственных крестьян монастырь платил казне подушную подать и оброк. В конце XVIII века их размер составлял 4 рубля в год с человека. Институт штатных служителей просуществовал вплоть до отмены крепостного права.

Прежде чем рассматривать годовые оклады отдельных категорий монахов, попытаемся проследить изменения количественного состава постоянного "населения" Кирилло-Белозерского монастыря за последние полтора века существования. Результаты представлены в таблице 2.

Таблица 2
КОЛИЧЕСТВЕННЫЙ СОСТАВ МОНАШЕСТВУЮЩИХ, ПОСЛУШНИКОВ И СЛУЖИТЕЛЕЙ
КИРИЛЛО-БЕЛОЗЕРСКОГО МОНАСТЫРЯ
(конец XVIII - начало XX века)

Источники: РГАДА. Ф 1441. On. 3. Д. 623; Д. 1051. Л. 1-4; Д. 1189. Л. 5; Д. 1466. Л. 1; ОПИ КБИАХМ. Ф. On. 1. Д. 4, 34.

Как видим, количество монахов почти не превышало полутора - двух десятков человек и далеко не доходило до штатной нормы.

Сохранившиеся за ряд лет именные списки "О выдаче штатного жалованья настоятелю и братии Кирилло-Белозерского монастыря" дают представление о распределении жалованья между монашествующими и послушниками. Годовой оклад архимандрита в 1882 году составлял 281 рубль 2 копейки, оклады наместника и казначея составляли около 16 рублей, иеромонах без должности получал 6 рублей 90 копеек, рядовой монах и послушник - 3 рубля 72 копейки. К названным суммам добавлялись деньги от так называемых "кружечных и других доходов", а также от процентных бумаг. В 1882 году общий размер подобных выплат составил 2603 рубля 28 копеек. Одна треть этих денег пошла архимандриту, две трети разделили между братией. Но и это еще не все. К вышеназванным суммам нужно добавить полученную монастырем арендную плату за озера и мельницы, которую разделили следующим образом: половина - архимандриту, половина - братии. Итого в 1882 году архимандрит получил дополнительно 1362 рубля 65 1/2 копейки, другие должностные лица (наместник, казначей, ризничий) получили дополнительно от 114 до 140 рублей, рядовые монахи и послушники - от 52 до 56 рублей. В последующие годы эти цифры имели тенденцию к росту.

С 1907 года расходы на содержание главы монастыря стали еще значительнее. В Новгородской епархии "на местные средства" была введена кафедра второго викарного епископа с присвоением ему наименования Кирилловский. Местом пребывания был назначен Кирилло-Белозерский монастырь. Одновременно на епископа возлагалось и управление обителью. Первым епископом Кирилловским был назначен настоятель Новгородского Юрьева монастыря архимандрит Иоанникий51. Старый глава - Феодосий - был отправлен на покой по состоянию здоровья. Его оставили в монастыре, дали стол и прислугу.

Повышение статуса главы монастыря требовало и большего представительства. Только на столовые припасы ему ежемесячно выделялось по 50 рублей. В его жилых покоях установили телефон. Благоустроили садик перед настоятельским корпусом, держали выездной экипаж. Все расходы епископа на выезды "для обозрения" подведомственной территории и на прием гостей ложились также на монастырь.

VI. Монастырь в 1917-1924 годах

События 1917 года коренным образом отразились на судьбе монастыря. Уже в Декрете о земле был поставлен вопрос о национализации монастырских имуществ. Осуществление его началось в уезде в апреле 1918 года. Уездный съезд Советов решил: во-первых, "в целях сохранения и выяснения всех богатств монастыря как общенародного достояния выделить особую комиссию... каковой и поручить произвести полный учет всего капитала и ценностей как Кирилло-Белозерского, так и прилегающих к нему", во-вторых, "ввиду того, что земля есть народное достояние... отобрать всю землю от церкви и монастырей и передать ее в руки трудящегося крестьянства" 52. Вся земельная собственность переходила, таким образом, в руки государства. Однако последовавшие за декретом регламентирующие документы предоставили монашествующим возможность заниматься сельскохозяйственным производством на части бывших своих земель. Кирилловские иноки воспользовались этой возможностью. Они сохранили в своем пользовании огороды, на которых продолжали выращивать овощи.

Конституция 1918 года лишила монахов избирательных прав. В апреле того же года Кирилловский уисполком ввел местный налог, которым обложили купцов, бывших землевладельцев и монахов. Последние, в частности, были вынуждены заплатить по 15 рублей каждый 53. За счет монастыря пытались решить возникающие продовольственные проблемы. Так, 28 марта 1918 года в Кириллов прибыло двести подвод с голодающими из отдаленной северной Печенгской волости. Участники "голодного бунта" требовали хлеба. Особая комиссия, созданная на уездном съезде, в первую очередь обратила внимание на продовольственные запасы монастырей. Ревизия в Кирилло-Белозерском монастыре выявила ржи - 195 пудов 22 фунта, ржаной муки - 30 пудов, крупчатки - 15 пудов, мягкой муки - 12 пудов, овса - 103 пуда, пшеничной муки - 4 пуда, гречи - 2 пуда, овсянки - 12 пудов 54. Как поступили власти с этими запасами, точно не известно, но судя по воинственному настрою депутатов они были полностью или частично экспроприированы.

Декрет об отделении церкви от государства хотя и лишал монастыри недвижимого имущества, но разрешал передавать в бесплатное пользование религиозных обществ здания и предметы, предназначенные для богослужения. Инструкция по претворению декрета в жизнь особо оговаривала, что храмы и молитвенные предметы, имеющие историческое, художественное и археологическое значение, должны передаваться только с соблюдением определенных правил, выработанных музейным отделом Народного комиссариата просвещения. Поскольку ценность многих вещей определить было непросто, процесс этот затянулся на длительное время. Остро встал также вопрос и о судьбе монашествующих, в большинстве своем выходцев из беднейших слоев населения. Согласно послужному списку 1915 года, из 18 монахов Кирилло-Белозерского монастыря 15 человек были выходцами из крестьян, 2 - из мещан и только один - из духовного сословия 55. Составлением описей монастырского имущества занималась комиссия из местных учителей. Она приступила к работе 16 мая 1918 года 56. Описание имущества в Кирилло-Белозерском монастыре прошло относительно спокойно по сравнению с Ферапонтовым, однако глава монастыря - епископ Кирилловский Варсанофий (Василий Лебедев) - за критику декрета об отделении церкви от государства был все же арестован. В покоях Варсанофия был устроен обыск и "обнаружен" список активистов "контрреволюционной организации" и оружие на 125 человек57. Публикации последнего времени позволяют поставить под сомнение "контрреволюционную активность" Варсанофия 58. Новая власть, видимо, боялась влияния епископа на местное население, поэтому попыталась его скомпрометировать. Не исключено также, что арест Варсанофия (впоследствии он был расстрелян) был связан с волной красного террора, прокатившегося по стране после убийства Урицкого - председателя Петроградской ЧК.

13 июня 1919 года Кирилловский Совет наконец-то заключил договор с религиозной общиной монастыря на передачу в ее бесплатное пользование зданий и имущества59. Общине рекомендовалось избрать церковный совет для решения текущих вопросов, но монахи проигнорировали это предложение, и во главе монастыря по-прежнему оставался архимандрит. В последние годы этот пост занимали: Анастасий (1918-1920 гг.), епископ Тихон (1920-1922 гг.), Анастасий (1922-1923 гг.), Феодорит (1923-1924 гг.). Община сумела, вероятно, сохранить ядро старой монашеской организации и структуру ее управления, но хозяином в монастыре она уже не являлась и занимала только часть прежних помещений. Подлинным собственником монастыря являлся Кирилловский Совет, который использовал его по своему усмотрению. Здание, где раньше была резиденция епископа, отвели под детский дом. В нем помещались учебный корпус и общежитие для девочек. Под общежитие для мальчиков отвели угловую часть восточного корпуса монашеских келий. Часть северного корпуса монашеских келий (рядом to Святыми вратами) использовали под квартиры преподавателей. Какую-то часть этого здания занимала также сапожная мастерская.

Деятельность монахов и сохранность переданного им имущества периодически проверялись. Для этого назначались специальные лица. Архитектор В. Данилов, который с 1919 года вел реставрационные работы на территории монастыря, в одном из своих писем спрашивает: "Как обстоит вопрос с охраной Кирилло-Белозерского монастыря? Будет ли на место Кокушкина назначен Привалов, которого я рекомендовал. Он был бы самое подходящее лицо"60. Имя Андрея Андреевича Привалова упоминается и в других документах. Его перу, вероятно, принадлежит и рукопись по истории монастыря, датируемая 26 апреля 1923 года, в которой приводятся довольно интересные сведения о многих ценных реликвиях монастыря, в том числе о раке преподобного Кирилла 61.

29 сентября 1924 года по распоряжению Череповецкого губисполкома (с 1918 года Кирилловский уезд входил в состав Череповецкой губернии) состоялась очередная проверка имущества монастыря. Ее проводили представители уездной милиции и отдела народного образования. При ревизии присутствовали и представители религиозной общины монастыря: игумен Феодорит, казначей иеромонах Никандр, иеромонах Михаил и ризничий иеромонах Игнатий. В ходе работы комиссии выяснилось, что "I. Никакого исполнительного органа (церковного совета) в общине не было, и всеми делами монастыря ведали служители культа (монахи)" и "2. На предложение комиссии предъявить опись инвентаря, предусмотренную пятым пунктом соглашения, служители культа и представитель общины объяснили, что она не велась и никаких записей об убыли и приеме не делалось" 62. Комиссия также пришла к выводу, что имели место факты хищения ряда вещей из монастыря. Представители общины объяснить эти факты не смогли. Все это послужило причиной для расторжения договора с общиной. Имели ли место факты хищения или пропажи вещей из монастыря на самом деле или это выдумка членов комиссии, - сказать трудно. Ясно одно: властям нужен был предлог для закрытия монастыря, и они его получили. 18 октября 1924 года начальник уездной милиции Золотарев официально известил президиум уисполкома о закрытии монастыря, заметив, что данное событие "на настроении населения не отразилось совершенно". 17 декабря того же года президиум Череповецкого губисполкома утвердил решение кирилловских властей, дополнительно предложив "дело о хищениях и злоупотреблениях, обнаруженных Кирилловским уиком, передать губпрокурору на предмет расследования и привлечения виновных к ответственности. Здания монастыря и другое имущество, за исключением того, что находится на учете Главмузея, передать в ведение Кирилловского уика" 63.

Пятисотлетняя история Кирилле-Белозерского монастыря оборвалась. Монастырским же зданиям и сооружениям повезло больше. Стараниями специалистов-реставраторов, ученых, музейных работников, представителей общественности их удалось спасти от разрушения, и они продолжили свою вторую жизнь уже в рамках Кирилло-Белозерского музея-заповедника.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Материал для историко-топографического изследования о православных монастырях в Российской империи / Составитель В. В. 3веринский. Т. 1. СПб., 1890. С. X.

2. Зыбковец В. Ф. Национализация монастырских имуществ в Советской России (1917-1921 гг.). М.,1975. С.С2-125.

3 ОПИ КБИАХМ. Ф. 3. On. 1. Д. 754. Л. 1.

4 РГАДА. Ф. 1441. On. 3. Д. 2044. Л. 1-10, 21 об.

5 Там же. Л. 1, 21 об.

6 Он был отправлен туда по большой просьбе историка Н. И. Костомарова, который посетил летом 1859 года Кирилло- Белозерский монастырь и случайно встретил здесь своего сокурсника по Харьковскому университету. Арестованный в 1846 году "за сочинение возмутительных бумаг", А. И. Ромашев долгое время содержался в казематах Шлиссельбургской крепости, а затем был переведен в Кирилло-Белозерский монастырь "для бессрочного содержания". Жизнь на природе А. И. Ромашев, видимо, рассматривал как своего рода отдых от постоянного надзора. Умер Ромашев в мае 1876 года. (ОПИ КБИАХМ. ДПА. Д. 39. Рукопись Г. Антипина).

7 ОПИ КБИАХМ. Ф. 1. On. 1. Д. 40. Л. 59-63.

8 РГАДА. Ф. 1441. On. 3. Д. 1917. Л. 4, 11; Д. 2043. Л. 19.

9 ОПИ КБИАХМ. Ф. 1. On. 1. Д. 348. Л. 31.

10 Там же. Ф. 3. On. 1. Д. 754. Л. 150, 160, 194, 227.

11. Там же. Д. 38. Л. 14. 12. Там же. Д. 17. Л. 65.

13 Там же. Д. 754. Л. 194. В настоящее время площадь водной глади Сиверского озера составляет 957 га (см.; Озерные ресурсы Вологодской области. Вологда, 198f. С. 53). Значительное увеличение площади озера можно объяснить повышением уровня воды после строительства и ряда реконструкций Северодвинского водного пути в 1828-1942 годах.

14 РГАДА. Ф- 1441. On. 3. Д. 1051. Л. 1-4 об.

15 ОПИ КБИАХМ. Ф. 1. On. 1. Д. 35. Л. 78, 89.

16. Антоний. Желательное в жизни монастырей // НЕВ. 1906. № 5. С.173.

17 РГАДА- Ф- 1441. On. 3. Д. 1051. Л. 14.

18 ОПИ КБИАХМ. Ф. 3. On. 1. Д. 754. Л. 227.

19 РГАДА- Ф- 1441. On. 3. Д. 976. Л. 2, 3 об.

20 В 1917 году монастырь продал свежей капусты на 7087 рублей, свежих огурцов на 124 рубля. (ОПИ КБИАХМ. Ф. 1. On. 1. Д. 37). Конечно, здесь нужно учитывать также и элемент инфляции рубля.

21 ОПИ КБИАХМ. Ф. 1. On. 1. Д. 35.

22 РГАДА- Ф- 1441. On. 3. Д. 1051. Л. 1-4.

23 Там же. Д. 1953. Л. 54.

24 ОПИ КБИАХМ. Ф. 1. On. 1. Д. 17.

25 Там же. Д. 17, 36, 40.

26 РГАДА. Ф. 1441. On. 3. Д. 1319. Л. 6. В документе Лунское озеро названо "Лужским".

27 РГАДА. Ф- 1441. On. 3. Д. 1482. Л. 3; Д. 1953. Л. 63-63 об.

28 ОПИ КБИАХМ. Ф. 1. On. 1. Д. 37.

29 Там же. Д. 36. Л. 63 об.

30 Там же. Подсчеты автора.

31 РГАДА- Ф- 1441. On. 3. Д. 1953. Л. 63 об; Д. 1971. Л. 1.

32 ОПИ КБИАХМ. Ф. 1. On. 1. Д. 36. Л. 55 об.

33 РГАДА. Ф- 1441. On. 3. Д. 1742. Л. 15; Д. 1971. Л. 1-2.

34 Энциклопедический словарь /Ф.А. Брокгауз и И. А. Ефрон. Т. XXXVI. СПб., 1892. С. 707.

35 ОПИ КБИАХМ. Ф. 1. On. 1. Д. 37; подсчеты автора.

36 РГАДА- Ф- 1441. On. 3. Д. 1886. Л. 1, 5.

37 Чертежи часовни с планом и изображением фасада хранятся в РГАДА. (Ф. 1441. On. 3. Д. 1886).

38 РГАДА- Ф- 1441. On. 3. Д. 1886. Л. 9 об.; Д. 1905. Л. 120 об.

39 НЕВ. 1916. № 9. С. 266-267. Две иконы из данной часовни ("Спаситель" и "Благовещение"), вероятно, попали в Новгородское древлехранилище, т. к. при посещении в 1914 г. Ниловиц по заданию Новгородского церковно-археологического общества дьяконом Никифоровским они были признаны очень ценными, и их просили выслать в Новгород.

40 ОПИ КБИАХМ. Ф. 1. On. 1. Д. 35. Л. 145-146 об.

41 Лебедев А. Путешествия по святым обителям Севера // Церковные ведомости. 1897. № 31. С. 1071.

42 ОПИ КБИАХМ. Ф. 1. On. 1. Д. 35; Д. 40. Л. 59-63, 64-68.

43 Там же. Д. 38. Л. 1-6, 35.

44 Там же. Д. 23. Л. 126-126 об.; Д. 35, 37; подсчеты автора.

45 Там же. Д. 35. Л. 145-146 об.

46 РГАДА. Ф. 1441. On. 3. Д. 774. Л. 9, 16; Д. 980. Л. 3 об.

47 Там же. Д. 1051. Л. 1-2; Д. 1656. Л. 9, 15, 34.

48 Там же. Д. 2006. Л. 8, 12, 16, 18.

49 Там же. Д. 1538. Л. 7 об.; Д. 1996. Л. 1-2.

50 Там же. On. 3. Д. 827. Л. 1.

51 НЕВ. 1907. № 40. С. 1253.

52 ОПИ КБИАХМ. Ф. 3. On. 1. Д. 1. Л. 14.

53 Там же. Л. 4, 14.

54 Там же.

55 Там же. Ф. 1. On. 1. Д. 39.

56 Известия Кирилловского уездного исполнительного комитета. 1918. 24 мая.

57Bapюxичeв А. Слово о граде Кириллове. Вологда, 1988. С. 121; ОПИ КБИАХМ. Ф. 2. On. 1. Д. 17. (Воспоминания бывшего председателя Кирилловского УИКа И. А. Башнина).

58 Вздорнов Г. "Быть здесь тяжелый крест..." // Памятники Отечества. Альманах. 1994. № 30. С. 94.

59 ГАВО. Ф. Р-798. Оп. 1. Д. 7. Л. 59-60.

60 ЦГАОР С.-Петербурга. Ф. 2555. On. 1. Д. 1369, Л. 18-18 об. Л. Кокушкин занимал в 1920 году должность и. о. заведующего работами Кирилло-Белозерского монастыря, которая, вероятно, была связана с контролем за ходом ремонтно-реставрационных работ.

61 ОПИ КБИАХМ. ДПА. Д. 2. А. А. Привалов и М. Я. Корольков охраняли в Кирилло-Белозерском монастыре архив Министерства иностранных дел, вывезенный из Петербурга в годы первой мировой войны.

62 ГАВО. Ф. Р-798. Оп. 3. Д. 7. Л. 59-60.

63 ЧФ ГАВО. Ф. Р-1. Оп. 1. Д. 13. Л. 4.
     

К титульной странице
Вперед
Назад