Следует отметить, что армяне 64 [Армяне появились в городах Киевского региона, Галиции и Волыни в XI веке. Переселенцы из Армении продолжали приезжать в Великое княжество Литовское и Польшу даже в XVI веке. Большинство из этих армян прибывали не из Закавказья, а из Крыма, где они жили некоторое время и познакомились с половецким языком. Их общее число в Великом княжестве Литовском было невелико, но они играли важную роль в коммерции, благодаря их деловым способностям и солидарности. Они торговали, главным образом, восточным товаром. Я в долгу у г-на Шишмана за следующие библиографические отсылки: «Ormijane w Polsce», Encyklopedyja powszechna, 20 (Warsaw, 1865), 55-60; S. Baracz, Zywoty slawnych Ormian w Polsce (Lvov, 1856); T. Kowalski, «Wyrazy kypczackic w jezyku Ormian polskich», Mysl Karaimska, 12 (Wilno, 1938), 27-40; B. Baranowski, «Ormianie w sluzbie dyplomatycznej Rzeczypospolitej», Mys'l Karaimska, new series, I (Wroclaw, 1946), 119-132] и евреи обосновывались на протяжении XI, XII и XIII веков в Киеве и Львове.
В соответствии с политикой великих князей, а также с естественным процессом миграции, многие немцы, армяне и евреи – купцы и ремесленники – жили в XV и XVI веках в русских городах Галиции (которая в то время относилась к Польше) и Великого княжества Литовского. Однако в большинстве старых русских городов русские все еще составляли большинство населения.
Поселившиеся в Польше немцы следовали германскому праву. Таким образом, первая инфильтрация германского права в Польше была связана с немецкой колонизацией. Позднее в польских и русских городах Польши стали действовать германские муниципальные законы, положения которых по причинам финансового характера вполне устраивали королей. Существовало несколько вариантов германских муниципальных уложений, наиболее популярным в Польше были Магдебургское право и так называемый суд в Хелмно. Эти законодательства применялись в Польше в несколько видоизмененной форме. Из Польши германское право проникло в Великое княжество Литовское, где обычно оно называлось Магдебургским правом. 65 [О Магдебургском праве в западнорусских городах см.: М.Ф. Владимирский-Буданов, «Немецкое право в Польше и Литве», ЖМНП, 8-12 (1866); Ф.В. Тарановский, Обзор памятников Магдебургского права (Варшава, 1897); Н.П. Василенко, «Право Магдебургское», ЭС, 48 (1898), 890-896; Грушевский (выше, сн. 34) 5, 342-355; Любавский, Очерк, сс. 148-153; Kutrzeba, 2, 97-99].
В Литве Магдебургское право впервые было даровано Вильно (1387 г.). На протяжении XV века оно распространилось на Трокай, Брест, Луцк, Кременец, Владимир-Волынский, Полоцк, Смоленск, Киев, Минск и Новогрудок. В XVI веке его получили многие другие города, а последним из русских городов – Витебск (1593 г.).
По мнению Грушевского, польское правительство сознательно применяло Магдебургское право, чтобы ослабить русское влияние в Галиции и подготовить почву для денационализации русского населения. 66 [Грушевский (выше, сн. 34), 5, 288]. Позиции русских в Великом княжестве Литовском были намного сильнее, чем в Польше, и литовскому правительству не удалось вывести русских из муниципальных администраций, за исключением некоторых городов. Однако оно пыталось хотя бы сократить представительство русских в муниципалитетах.
Магдебургское право предназначалось только для горожан христианского вероисповедания. Единственное исключение из этого правила было сделано для караимов. Евреи были исключены из муниципального самоуправления.
Что касается христиан, то предпочтение отдавалось римским католикам. В русских городах в Польше православие всячески ущемлялось. Во Львове на православных распространялось Магдебургское право, но им было запрещено иметь должность в муниципальном правительстве и разрешено жить только в особой части города, называвшейся «Русской улицей». 67 [Там же, сс. 241-242].
Когда в начале XV века великий князь Витовт даровал Магдебургское право ряду городов в западной части русских земель великого княжества (район Берестья и Подляшья), он специально исключил православных русских из муниципалитетов. 68 [Там же, с. 229].
В большинстве других городов великого княжества, которым Магдебургское право было даровано в течение XV и XVI веков, русским были предоставлены избирательные права, но было установлено правило, что одна половина членов городского совета должна быть римско-католической, а другая – греко-православной. Поскольку во многих городах большинство населения составляли православные русские, это правило давало преимущества польскому и немецкому меньшинству.
При германском праве муниципалитет являлся тесной корпорацией. Горожанами признавались лишь те, кто в нее входили.
Западнорусское определение горожан – мещане. Статус горожанина приобретался с рождением и был наследственным. Горожанином можно было стать, будучи принятым в корпорацию городским советом или ремесленной гильдией.
Среди горожан можно выделить купцов и ремесленников. Каждый купец должен был принадлежать к одной из гильдий, называемых цехами 69 [О цехах см.: Vasmer, REW, 3, 291. О цехах в западнорусских городах см.: Грушевский (выше, сн. 34), 6, 109-138]. Многие горожане владели землей за пределами города и получали доход с сельского хозяйства.
Города, которые получили Магдебургское право, были свободны от вмешательства должностных лиц великого князя в их дела и подчинялись своему собственному муниципальному правительству. Во главе его первоначально стоял войт, 70 [Западнорусский термин «войт» обычно считается производным от немецкого «Vogt» (параллельно существовала старая форма «Voit»). Однако, представляется, что как славянский, так и немецкий термины (войт) происходят от греческого «boethos» -»помощник, защитник» (произносится «войтос» - в средневековом и современном греческом). В старом списки греческих слов, заимствованных «галло-греками», т.е. галатами (каждое слове в этом списке сопровождается его немецким и латинским эквивалентами) мы обнаруживаем: «Voit, vogt; praeses»; см.: W. Lazius, De aliquot gentium migrationibus (Basileae, 1572) p. 30. Лазиус также опубликовал (сс. 748-751) список слов, принадлежащих народу, который «пришел из Азии и греческих рубежей». Большинство этих слов - славянские. Среди них - foyt, эквивалент которой) - греческое (с. 748)] назначавшийся великим князем (часто выбранный им из числа дворян), как только Магдебургское право даровалось городу. Войт мог передать должность по наследству или же продать ее другому лицу. Со временем многие города покупали должность войта, после чего права войта передавались городскому совету (раде).
Первоначально именно войт выбирал раду (состоявшую из шести или двенадцати человек, в зависимости от величины города) из кандидатов, выдвинутых горожанами. Председатель рады назывался бурмистром. Он занимал свой пост в течение одного года и выбирался войтом и радой из радцев. Когда рада приобретала права войта, бурмистр избирался самой радой. Вскоре выборы были заменены ежегодным назначением на должность бурмистра членов рады. В полномочия рады также входила замена тех ее членов, которые либо уходили в отставку, либо умирали. 71 [Василенко, «Право Магдебургское», с. 892].
В ряде западнорусских городов рада несла ответственность лишь за муниципальное управление городом и его благосостояние. Для ведения судебных разбирательств был организован особый комитет, известный как лава («скамья»). Лавников (членов лавы) назначала рада. Они рассматривали уголовные дела в качестве присяжных, а войт или бурмистр исполняли роль судьи.
Горожане были освобождены от многих обязанностей, которые были на них возложены, также как и на крестьян, до получения Магдебургского права. Например, толоки. Однако они обязаны были поставлять свой отряд всадников во время сбора войска. В воинском реестре 1528 г. мы обнаруживаем длинный перечень имен Полоцких горожан, которые должны были вербовать рекрутов, и более короткий список витебских горожан, составленный с той же целью. 72 [РИБ, 33, кол. 195-198]. Помимо того, горожане должны были платить военный налог {серебщину) и поставлять работников для строительства и обслуживания крепостей.
За право пользования Магдебургским правом город должен был вносить в казну великого князя ежегодную плату, размеры которой варьировались от тридцати до ста золотых монет.
В свою очередь городу предоставлялись некоторые источники собственных доходов. Муниципалитету позволялось устраивать в муниципальном здании (ратуше) разнообразные лавки и магазины, плата за аренду которых шла в городскую казну. Более того, муниципалитет мог устанавливать свою муниципальную меру для жидких и сыпучих продуктов. За это тоже бралась небольшая плата. Большой доход приносили общественные бани, лавки по продаже ароматического воска для свечей, мельницы и винные лавки. Исключительным правом на торговлю спиртными напитками обладал великий князь, но он мог дать эту торговлю на откуп городу или отдельным горожанам.
Муниципалитет пользовался также правом на внешнюю торговлю. Иностранные купцы обязаны были сдавать все ввозимые товары на хранение в муниципальный склад. Им была позволена только оптовая торговля; розничную торговлю вели горожане.
Мнения историков по поводу роли Магдебургского права в жизни западнорусских городов расходятся. Некоторые исследователи, например В.Б. Антонович, считают введение немецкого муниципального права важной попыткой укрепления позиции городов и горожан. Другие, в частности, М.Ф. Владимирский-Буданов, подчеркивают отрицательные аспекты германского права. 73 [См.: Грушевский (выше, сн. 34), 5, 649-650].
Нет сомнений в том, что при Магдебургском праве статус горожан стал более устойчивым и они освободились от многих обременительных обязанностей. Кроме того, некоторые немцы, поселившиеся в западнорусских городах, были талантливыми ремесленниками, что заметно сказалось на развитии ремесел.
С другой стороны, горожане должны были выдерживать конкуренцию с дворянами. Последние не имели права лично принимать участие в торговле или ремесленном производстве, но часто занимались этим через своих доверенных лиц. Многие ремесленники работали и на господарских землях, и в больших угодьях знати, и они не были ограничены цеховыми предписаниями. Дворянам была дана привилегия продавать продукцию с их земель за границу и ввозить товары для личного пользования из-за границы, причем этот товар не облагался таможенной пошлиной. На ввозимые таким образом товары не распространялись муниципальные рыночные ограничения. 74 [Там же, с. 236].
Как уже было отмечено, германское право, касающееся муниципальной организации, не распространялось на евреев. Со временем они составили отдельную группу, влиявшую на развитие торговли и ремесел в Великом княжестве Литовском, и в этом качестве проявили себя значительно более активными и удачливыми, чем муниципальные купцы и ремесленники. Это не могло не подрывать экономическую деятельность горожан.
Хотя право самоуправления, данное городам, хорошо выглядело на бумаге, фактически муниципальное правительство контролировалось войтом и его приближенными; а в тех городах, где должность войта была куплена, реально правили нескольких богатых семей, приближенных к раде. Члены рады извлекали значительную прибыль из управления муниципальными производственными и торговыми учреждениями. Как замечает М.Ф. Владимирский-Буданов, рада подчинила себе общественный дух горожан и обуздала их инициативу. Она сконцентрировала в своих руках муниципальную власть и богатство. Помимо того, во многих городах рада проявила себя как орудие подавления русского населения и православной веры. 75 [Владимирский-Буданов, цитировано по: Василенко, «Право Магдебургское», с. 892].
10. Евреи
Евреи составляли существенную часть населения Польши и Юго-западной Руси в период раннего средневековья. В то время их число было невелико. Когда великие князья литовские заняли Волынь и Киев, евреи не стали покидать нажитых мест. В конце XIV века часть их поселилось в Вильно.
В конце XV и начале XVI веков тысячи евреев приезжали в Польшу из Германии, Богемии и Моравии, чтобы укрыться от притеснений и преследований, которым они там подвергались. Некоторые из них перебрались из Польши в Литву, но переселение евреев в Литву стало массовым только после Люблинской Унии 1569 г. 76 [О евреях в Польше и Литве см.: Бершадский, Литовские евреи; Грушевский, (выше, сн. 34), 5, 254-261; Любавский, Очерк, сс. 117-121; Kutrzeha, 1, 152-154 и 2, 101-105; Wojciechowski, рр.237-240; Еврейская энциклопедия, 10, кол. 267-271 (Евреи в Литве) и 12, кол 703-733 (Евреи в Польше); Dubnow, History of the Jews in Russia and Poland, 1, 39-102; S.W. Baron, The Jewish Community (2 vols., Philadelphia, 1942), 1, 267-273].
Юридический статус евреев в Польше был определен Великой хартией короля Казимира 1367 г. и последующими указами. Евреям были предоставлены обширные личные, религиозные и экономические права. Позднее, на основании Великой хартии Казимира великий князь Витовт даровал подобные же привилегии литовским евреям.
Благожелательная политика литовских великих князей по отношению к евреям резко переменилась в 1495 г., когда великий князь Александр изгнал всех евреев из Великого княжества Литовского и конфисковал всю их собственность. Истинный мотив этой жестокой меры неизвестен. Большинство евреев перебралось в Польшу. Восемь лет спустя всем им позволено было вернуться, и в 1507 г. великий князь Сигизмунд I выдал им новую грамоту, подтверждающую грамоту Витовта. Евреям вернули все дома, лавки, сады и луга, которыми они владели до конфискации. У тех, кого они кредитовали до высылки, евреи могли потребовать уплаты долгов.
На основе грамот, выданных им в разное время великими князьями, евреям позволялось проводить все коммерческие сделки, владеть лавками и ростовщическими конторами и вести торговлю спиртными напитками. Они платили те же налоги, что и горожане.
Великий князь литовский предпочитал давать на откуп евреям сбор таможенных пошлин и налогов на торговлю спиртным, поскольку они всегда были умелыми и аккуратными в своих выплатах в казну. Кроме того, евреи могли дать великому князю в долг большие суммы денег, когда тот нуждался в деньгах, а он нуждался в них почти всегда. Не многие евреи в то время имели достаточно личных капиталов, но они могли объединить свои ресурсы. Даже бедные евреи подчас имели свою небольшую долю от каждой сделки.
Евреи были организованы в самоуправляющиеся общины, каждая из которых концентрировалась вокруг синагоги или кладбища. Члены общины избирали старейшин, которые составляли общинный совет во главе с раввином. Этот совет имел полномочия суда при тяжбах между евреями. Споры между евреем и христианином разбирались должностными лицами великого князя. Согласно Третьему Литовскому статуту, еврея, убившего другого еврея, должен был судить еврейский суд согласно еврейскому закону. Если же убийца не был евреем, то его передавали чиновникам великого князя, чтобы они его казнили.
Говоря о положении евреев в Великом княжестве Литовском, нам следует проводить различие между ранним периодом, предшествовавшим наплыву массы евреев из Польши (например, до Люблинской Унии 1569 г.), и более поздним временем. В ранний период евреи еще не сформировали особую изолированную группу. В русских городах великого княжества многие их них были знакомы с русским языком и часто носили русские имена. 77 [Грушевский (выше, сн. 34), 5, 254. Следует отметить, что часть сведений Грушевского о евреях, фактически, по-видимому, относится к караимам, о которых см. ниже, с. 217].
Изгнание евреев из Великого княжества Литовского в 1495 г., несмотря на мероприятия 1503 г., явилось для них тяжелым экономическим и психологическим ударом. В Польше, куда из Литвы переехало большинство изгнанников, они могли рассчитывать только на помощь своих единоверцев, переселившихся из Германии, и те оказали на них многостороннее влияние. Они выучили идиш, на котором говорили германские евреи. 78 [Там же, с. 255]. В целом, изгнание 1495-1503 гг. стало для евреев психологической травмой и озлобило их по отношению к литовской системе правления. Это изгнание убедило их в неотложной необходимости объединения усилий для того, чтобы выжить с помощью всех возможных средств. Несмотря на это, они возобновили свои прежние занятия и восстановили отношения со своими прежними соседями.
Только после Люблинской Унии 1569 г., благодаря интенсивному переселению тысяч немецких евреев из Польши в Литву, положение их в Великом княжестве Литовском изменилось, и идиш стал языком всех иудеев как в литовских, так и в русских областях великого княжества.
11. Караимы
Караимизм – это иудейское вероисповедание, во многих отношениях отличающееся от раввинского иудаизма. Караимы не признают авторитет Талмуда. В наши дни караимов очень мало, и их вероисповедание умирает. Однако в более отдаленные времена караимизм представлял собой мощное религиозное течение, и период с VIII по XII века был временем широкого идеологического и территориального распространения караимизма. Это учение было достаточно жизнеспособным еще в XV и XVI веках, 79 [О караимизме и караимах см.: J.Fiirst, Gcschichtc der Karaerthums von 900 bis 1575 (Leipzig, 1865); А. Гаркави, «Караимы», ЭС, 27 (1895), 427-431; C.A. Бершадский, Документы и регесты к истории евреев в Литве (2 тт., С.-Петербург, 1882); Сборник старинных грамот и узаконений Российской империи касательно прав и состояния русско-подданных караимов (С.-Петербург, 1890); Еврейская Энциклопедия, 9, кол.268-298; Nemoy, Karaite Antology, рр. ХШ-XXIV; Szyszman, «Die Karaer in Ost-Mitteleuropa, pp. 24-54. Г-н Шишман любезно сообщил мне следующие дополнительные упоминания о караимизме и караимах: И.О. Сипами, История возникновения и развития караимизма, 2 тт. (Симферополь, 1888 и С.-Петербург, 1889); «Караимы», Большая Энциклопедия, 10 (С.-Петербург, 1902), 517; «Караимы», БСЭ, 20, 110; Т. Czacki, Rozprawa о Karaitach (Vilna, 1807); Т. Kovalski, «Karaimi», Swiat i zycie, 4 (Warsaw and Lvov, 1936), cols. 1036-1038; N.L. Cieszyriski, «Najmniejsza mniejszosc w Polsce», Roczniki Katolickie 1930 (Posnari), pp.323-331; H. Namik, Turk DUnyasi (Istanbul, 1932), pp. 179-180; S. Sapsal, «Kirim Karay Turkleri», Turk yili, 1 (Istanbul, 1928)] но подробнее об этом будет сказано в следующем томе. Теперь нас интересует положение караимов в Великом княжестве Литовском.
Литовская ветвь караимов с исторической точки зрения представляет собой осколок более ранней экспансии караимского прозелитизма среди тюркских народов в Центральной Азии и Южной Руси, особенно среди хазар и, позднее, половцев. 80 [О караимизме у хазар см.: S. Szyszman, «Le Roi Boulan et le probleme de la conversion de Khazars», Ephenerides Theologicae Lovanienses, 33 (1957), 68-76; idem, «Les Khazars: problemes et controverses», Revue de l'Histoire des religions, 152 (1957), 174-221]. Новообращенные в караимизм принимали в качестве их основного религиозного языка древнееврейский, но в быту говорили на своем родном тюркском. Хотя иногда в религиозных ритуалах тюркский использовался наряду с древнееврейским. Разговорный язык литовских караимов близок к половецкому (куманскому) диалекту. 81 [По всей видимости, на караимский диалект также оказал влияние хазарский язык. О положении западно-караимского (трокайского диалекта) по отношению к другим тюркским языкам и диалектам см.: Tadeusz Kowalski, Karaimischc Texte in Dialekt von Troki (Krakow, 1929), pp. I-Ixxi; A. Zajaczkowski, Zc studiow nad zagadnienicm chazarskim (Krakow, 1947), pp. 61-75; Szyszman, «Karaer», pp. 29-75].
Обычно предполагается, что караимы пришли в Литву из Южной Руси в конце XIV века – то есть, в тот же период, что и татары. Однако существуют свидетельства, что некоторые караимские переселенцы обосновались в русских областях великого княжества значительно раньше, до литовской экспансии. Вероятно, они пришли из Крыма и с Северного Кавказа. 82 [Szyszman, «Karaer», pp. 26-35].
Поскольку караимизм – разновидность иудаизма, и религиозным языком караимов был древнееврейский, в документах Великого княжества Литовского не проводилось различия между раввинскими евреями и караимами. Это делает изучение истории караимов того периода особенно трудным, поскольку во многих случаях неясно, кого в каждом конкретном случае подразумевают под «евреями». Довольно большое количество исследователей вследствие этого вообще упустили караимов из поля своего зрения. Мы не обнаруживаем упоминаний о них в работах о великом княжестве таких выдающихся историков, как М.К. Любарский, М. Грушевский и С. Кутжеба.
Литовское правительство, однако, имело ясное представление о некоторых отличительных чертах караимов, в том числе об их воинской доблести, и старалось использовать этих тюрков по крови и речи в качестве ратников.
В конце XIV века многих караимов поселили в крепостях, расположенных цепочкой вдоль северной и северо-западной границы между Литвой и рыцарями Ливонского ордена для защиты литовской границы от немцев. 83 [Ibid, pp. 39-40]. Караимам была доверена и защита въезда на мост, соединявший крепость Трокай (расположенную на острове посреди озера) с берегом. 84 [Ibid, pp. 39-40].
Следует заметить, что караимы единственные из нехристиан в великом княжестве пользовались всеми выгодами Магдебургского права. Однако они не смешивались с христианской общиной Трокая, а были организованы в отдельную общину. Трокайским караимам было дано право избирать войта, должность которого подтверждалась великим князем и который был подчинен великому князю. Войт действовал как судья в тяжбах между караимами живущими в Трокае и теми, кто жил в других городах великого княжества, например, близ Львова. В тяжбе между караимом и христианином вопрос рассматривался объединенным судом войта и трокайского воеводы. Караимы получали половину дохода, поступавшего от муниципальных учреждений. Как и христианские горожане в муниципалитетах, подчиненных Магдебургскому праву, караимы были освобождены от целого ряда налогов и обязанностей. 85 [Сборник старинных грамот, ее. 1-53; Бершадский, Документы и регесты, 1, 28-29; его же, Литовские евреи, сс. 241-243, 248-250; Szyszman, «Karaer», pp. 37-38].
Помимо Трокая, караимские поселения существовали в Гродно, Луцке, Смоленске, Стародубе, Житомире, Киеве и ряде других городов великого княжества. 86 [Szyszman, «Karaer», pp. 35-36]. В XVI и XVII веках караимы оказали литовскому и польскому правительству неоценимую помощь в войнах с крымскими татарами и оттоманскими турками. Тяжелые потери, которые они несли в боевых сражениях, должно быть, серьезно воспрепятствовали увеличению числа литовских караимов. Шведский историк Густав Перингер, который изучал караимов в 1690 г., отмечал, что их численность мала, потому что у них заведено уходить на войну в очень раннем возрасте. 87 [Szyszman, «G. Peringers Mission», ZDMG, 102 (1952), 219-226; idem, «Karaer», p. 39].
В своем «Трактате о двух сарматиях» (1517 г.) польский писатель Мацей из Мехова (Матвей Меховский) говорит, что на Руси (т.е. в Западной Руси) евреи (он имеет в виду караимов) «не являются ростовщиками, как евреи в христианских (т.е. римско-католических) землях, но ремесленниками, земледельцами и оптовыми купцами, которым часто дается откуп на собирание таможенных пошлин и государственных налогов»., 88 [Mattew of Miechow, De duabus Sarmatiis, pp. 174 (Latin text) и 96 (русский перевод). Ср.: Szyszman, «Karaer», p. 37. Матвей Меховский делает подобное же утверждение но поводу тракайских евреев (т.е. караимов); см. сс. 186 (латинский текст) и 109 (русский перевод)]. Некоторые караимы служили в администрации великого княжества. Они принимали активное участие в восточной торговле, а некоторые из них имели деловые отношения с Варшавой, Данцигом (Гданьском), Ригой и Смоленском. 89 [РИБ, 20, кол.909, 1148, 1156, 1181; Szyszman, «Karaer», p. 38].
Несмотря на военную службу караимов и их большую пользу для литовского государства, указ о выселении 1495 г. касался их в той же степени, что и раввинских евреев. Обычно предполагается, что большинство караимов отправились в Крым и возвратились в Литву в 1503 г. Однако в финансовом докладе о положении дел в великокняжеском замке в Трокае за 1498-1502 гг. упоминается ряд чиновников, привратников, мушкетеров и «казаков» с типично караимскими именами. Это говорит о том, что на многих караимов указ о выселении не распространился. 90 [Г-н Шишман привлек мое внимание к этому документу в письме, датированном 12 июня 1958 г. По его мнению, вопрос о выселении караимов из Великого княжества Литовского в 1495-1503 гг. должен быть и целом пересмотрен. См. также: Szyszman, «Karaer», p. 42, п. 61].
Глава VII
УПАДОК ЛИТВЫ И РОСТ ВЛИЯНИЯ УКРАИНСКИХ КАЗАКОВ
1. Между Москвой и Польшей, 1526-1566 гг.
I
Перемирие между Великим княжеством Литовским и Москвой, подписанное в 1526 г., на время ослабило напряженность, вызванную войной 1512-1522 гг.
В этой войне московиты потерпели сокрушительное поражение под Оршей, но им удалось занять Смоленск. Согласно условиям перемирия 1526 г. московиты сохраняли за собой Смоленск, города на Верхней Оке и Северскую землю, которую они завоевали при Иване III. После заключения перемирия Василий III сместил местных князей в Северской земле и присоединил этот регион к своим владениям.
Условия перемирия, благодаря которым русские оставили за собой все территории, захваченные во время предыдущих войн, несомненно, были более выгодными для Москвы, чем для Литвы. Если Литва хотела предотвратить какое-либо дальнейшее продвижение московитов на запад, не говоря уже о том, чтобы возвратить потерянные территории, она должна была предпринять решительные усилия для того, чтобы укрепить свою армию и политическую власть.
Помимо анализа военных и административных аспектов, борьбу между Литвой и Москвой в XVI веке следует рассматривать и с точки зрения русских национальных проблем. Следует вспомнить, что в середине XV века сознание русского культурного единства было сильно среди населения как в Восточной, так и в Западной Руси. С политической точки зрения русскоязычные земли были разделены на большее число княжеств и городов-государств. Идея политического объединения в форме либо свободной федерации, либо монархии выражалась многими образованными русскими людьми. Главным центром федеративной идеи, как мы знаем, был Новгород. Федерации, по всей видимости, также отдавали предпочтение некоторые князья и горожане в Западной Руси, особенно в Киеве.
Во время кризиса 1470-1471 гг. планы новгородских федералистов были нарушены военным вмешательством Москвы и отсутствием своевременных и решительных действий со стороны великого князя Казимира Литовского. Более того, Казимир после неудачных попыток оказать поддержку Новгороду подавил национальные устремления части западнорусских князей. Во время войны между Москвой и Литвой 1500-1503 гг. многие русские князья вдоль литовско-русской границы от Вязьмы на севере до Чернигова на юге перешли на сторону московитов.
Политическая картина на территории древнерусской федерации киевского периода круто изменилась после падения Новгорода. Вместо множества русских государств теперь за верховенство соперничали две сильные державы – Великие княжества Московское и Литовское. Последнее в отношениях с русскими было поставлено в невыгодное положение из-за союза с Польшей и влияния римско-католической церкви, которое вызвало оппозицию большинства русских. С другой стороны, русское дворянство дорожило теми правами и привилегиями, которыми оно пользовалось в Великом княжестве Литовском и опасалось централизованной системы правления в Москве. Москва могла рассчитывать, в основном, на поддержку низших классов Новгорода и других областей.
Когда в 1508 г. князь Михаил Глинский выступил против великого князя Сигизмунда, его первоначальный план, по всей видимости, заключался в создании русского княжества в границах Великого княжества Литовского. Он даже мечтал возглавить литовскую раду. Лишь после того, как этот план провалился, Глинский перешел на сторону Василия III.
Неудача Глинского положила конец каким-либо последовательным попыткам со стороны русских установить контроль над правительством Великого княжества Литовского. После этого русские в Западной Руси вынуждены были сосредоточить свое внимание на защите греко-православной церкви и образования. С политической точки зрения обладатели больших земельных поместий, состоятельные люди и представители небогатых дворянских семейств как литовского, так и русского происхождения в великом княжестве сплотились для поддержки своего правительства против угрозы со стороны Москвы.
Следует заметить, однако, что даже во время четкого политического разделения русских земель между Литвой и Москвой многие русские как в Восточной, так и в Западной Руси в своем сознании исходили из культурного единства обеих частей. В действительности, культурное взаимодействие между двумя странами не прекращалось. Как уже упоминалось «ересь жидовствующих» первоначально поддерживалась западнорусскими «евреями» (по всей видимости, караимами), которые прибыли в Новгород под покровительством князя Михаила Олельковича Киевского в 1470 г. Протестантизм проник в Московию в 1450-е гг. из Литвы. Вскоре после этого некоторые восточнорусские религиозные лидеры, которые вынуждены были бежать из Московии, стали оказывать помощь как православному, так и протестантскому движениям в Западной Руси.
Во второй половине XVI века уроженцы как Западной, так и Восточной Руси принимали участие в печатании русских книг. Из двух печатников, которые держали в своих руках издание книг в Москве в 1563-1565 гг., один был уроженцем Москвы, а другой - из Мстиславля в Западной Руси. Оба они эмигрировали в Западную Русь и продолжали там свою работу.
В области экономики между Восточной и Западной Русью установились оживленные торговые отношения. Московские купцы регулярно посещали западнорусские города, такие, как Смоленск (еще до того, как он был захвачен Москвой), Полоцк, Киев и другие. В свою очередь, купцы из Западной Руси торговали с Москвой. Как уже упоминалось, купцы-караимы обосновались в Смоленске. Они оставались там и после 1514 г.
В течение XV и XVI веков многие западнорусские князья переселялись в Москву, а многие московские князья и бояре, особенно с введением Иваном IV опричнины, бежали в Литву. Причем Литва воспринималась не как зарубежная страна, а как русская вотчина.
В 1528 и 1529 гг. литовским сеймом был принят целый ряд указов, касающихся укрепления военной организации. В предшествующем году сейм повелел должностным лицам, находящимся во главе каждого повета, назначить двоих достойных доверия представителей для проведения переписи во всех дворянских земельных владениях. Перепись решено было провести с тем, чтобы определить какое количество людей и средств можно будет, в случае необходимости, мобилизовать для нужд армии. В государственные владения с той же целью были направлены особые чиновники. Крупные собственники должны были провести учет населения в своих владениях. На основе этой переписи был составлен список всех землевладельцев с указанием количества рекрутов, которых каждый из них обязан был набрать.
В то время предполагалось, что одного всадника представляют десять «служб». В 1529 г. сеймом был принят новый закон, согласно которому один всадник представлялся от восьми «служб». Поначалу предполагалось, что это временная мера сроком на десять лет, но закон оставался в силе вплоть до 1544 г., вопреки протестам мелкопоместного дворянства, которое жаловалось на непосильную тяжесть этого бремени. Закон 1529 г. обеспечивал существенное увеличение численности армии. В 1544 г. было введено новое соотношение: один воин к девяти «службам». В 1563 и 1567 гг. от дворян требовалось поставлять помимо каждых двух всадников одного пешего солдата.1 [Kutrzeba, 2, 174].
Следует заметить, что литовское правительство пыталось взять на себя заботу не только о военных проблемах, но и о финансовых. Поскольку сельское хозяйство составляло основу национальной экономики великого княжества, следовало предпринять серьезные усилия для увеличения дохода с крестьянских хозяйств. Великий князь, понимая это, провел целый ряд реформ по управлению великокняжескими землями. Этому примеру последовало дворянство.
В 1514 и 1529 гг. великий князь Сигизмунд издал указ, обязывающий «державцев» принять ряд мер для увеличения великокняжеской казны. Некоторые крестьяне, прежде исполнявшие барщину, за пользование теми участками земли, которые им были выделены, теперь должны были платить оброк деньгами.
В 1548 г. великий князь Сигизмунд Август ввел новое требование: более равномерно распределять по «службам» крестьянские платежи и задолженности. Кроме того, крестьянам запретили продавать или сдавать в аренду свои участки. Таким образом, одной из целей великокняжеских предписаний было подавление сопротивление крестьян законному режиму, лишавшему их прав на землю.
Последующая аграрная политика Сигизмунда Августа основывалась на принципах германского права и германских представлениях о рациональной сельскохозяйственной экономике, уже давно популярных в Польше. Сигизмунд Август также прислушивался к советам иностранных специалистов, находившихся у него на службе. Среди них были и итальянцы, которые появились в Вильно вслед за королевой Боной, матерью Сигизмунда Августа. Бона Сфорца была дочерью герцога миланского и испанской принцессы. Знаменитая своей красотой и надменностью, проникнутая духом Ренессанса, она любила искусство и роскошь, но не была лишена и практичности, и деловой хватки. Она ввела новые принципы экономики в обширных владениях, которые ее муж (отец Сигизмунда Августа) даровал ей в честь их свадьбы. 2 [О королеве Боне см.: W. Pociedia, «Bona Sforza», PSB, 2 (1936), 288-294].
Те аграрные реформы, которые предпринял Сигизмунд Август, отразили дух времени. На его счастье, ему удалось набрать на службу в свою канцелярию ряд выдающихся специалистов в области управления финансами, в том числе нескольких итальянцев, приглашенных ранее королевой Боной. Именно они взяли на себя задачу проведения реформ. 3 [Довнар-Запольский, сс. 295, 311].
Германское законодательство относительно сельскохозяйственных поселений в Польше в основном опиралось на нормы, установленные при расселении немцев на территории западных славян. Королевские чиновники не имели права вмешиваться в дела немецких колонистов, которые также были освобождены от разнообразных повинностей, обременяющих местных крестьян. Новые поселения были организованы колонистами, владевшими достаточным капиталом и разбиравшимися в сельском хозяйстве. Такой поселенец назывался «locator». 4 [См.: Н. Aubin, «The Lands East of Elbe and German Colonization Eastwards», CEH, I (1942), 374-375. О крестьянах при германском праве в Польше см.: Wojciechowski, pp. 193-203]. Он получал от короля грамоту, на основании которой признавался наследственным хозяином нового поселения, свободным от власти местных вельмож.
Германское право предоставляло ему возможность быть судьей и старостой поселения (schulze).
Что касается сельскохозяйственных реформ на землях Великого княжества Литовского, принадлежащих короне (т.е. великому князю), то наиболее важной чертой немецких методов ведения хозяйства была фольварочная система. В современную эпоху (до Второй мировой войны) понятие vorwerk применялось в Восточной Германии по отношению к второстепенному хозяйству (хутору) на определенной части земельного владения. В период позднего средневековья он обозначал основное поместье. Размеры подобных хозяйств варьировались от двухсот до тысячи акров и более.
Фольварочная система стала основой аграрной реформы, введенной Сигизмундом Августом 1 апреля 1557 г. Новое земельное установление называлось «Устава на волоки». Размер волоки – земельной меры – был стандартизирован и равнялся 33 моргам (1 морг = 21 га). 5 [Текст «Устава на волоки» см. в: РИБ, 30 (1914), кол. 542-585. Ср.: Грушевский, История, 5, 206-209; Довнар-Запольский, сс. 276-311, 322-333; Любарский, Очерк, сс. 242-246; Kutrzeba, 2, 85-95. Современная монография о реформе: Пичета, Аграрная реформа Сигизмунда Августа].
В тех частях государственных владений, где была введена реформа, на всех пахотных землях были проведены землемерные работы, и эти земли были разбиты на квадратные участки, каждый из которых был равен одной волоке. В каждой группе участков лучшие из них оставались для фольварка (т.е. барской запашки). Некоторые из участков были дарованы несущим воинскую службу (каждый получил по две волоки), а большинство – крестьянам. Предполагалось, что большая крестьянская семья имеет право на одну волоку. Если исходить из трехпольной системы сбора урожая, то земля в каждой волоке, или в каждой половине волоки, в том случае, когда на одной волоке было две семьи, делилась на три части. Крестьянский дом и гумна должны были строиться на центральном поле. Небольшие семьи наделялись половиной волоки.
Одной из целей реформы было упразднить путаницу в крестьянской чересполосице, так чтобы каждая семья пользовалась единым земельным наделом.
Реформа, начатая на великокняжеских землях, позднее была продолжена многими дворянами в своих владениях. С географической точки зрения новая земельная реформа распространялась на собственно Литву, Жемайтию, Подляшье, Полесье и Волынь. В Меньшей степени реформа коснулась регионов Днепра.
Крестьяне, расселенные на волоках, должны были платить налог, называвшийся «чинш». Сумма чинша и сопутствующих платежей варьировалась, в зависимости от качества почвы, от 66 до 106 грошей с одной волоки. Тяглые крестьяне – те, что обязаны были отрабатывать барщину на фольварке – платили меньшие налоги, но должны были работать два дня в неделю, а вдобавок еще и помогать косить луга и заготавливать сено в сезон сенокоса.
Волочная помера имела далеко идущие последствия. Михаил Грушевский говорит, что ее воистину можно приравнять к экономической революции. 6 [Грушевский, История Украины-Руси, 5, 206]. Благодаря новой сельскохозяйственной политике великий князь и дворяне существенно увеличили свои доходы с крестьянских хозяйств.
Что же касается крестьян, то для них реформа означала разрушение традиционных форм ведения хозяйства и основных представлений о правах на землю. Она в корне изменила их образ жизни. Создание нового типа поселений имело целью ликвидацию всех прежних форм совладельческих крестьянских объединений. В большинстве случаев крестьяне должны были переезжать из своих деревень на новые участки – волоки, полностью порывая со старыми обычаями и привычным соседским окружением.
Теперь каждый крестьянин был непосредственно подчинен должностному лицу великого князя или вельможи (войту), управляющему фольварком. Он, чтобы выжать больше дохода с хозяйств крестьян, мог налагать на них больше обязательств. В конце XVI и начале XVII веков стало обычным требовать с малой крестьянской семьи, поселенной на половине волоки, три дня барщины в неделю. Семьи, владеющие полной волокой, должны были отработать четыре (если имели собственных лошадей) или пять (если лошадей не было) дней в неделю. 7 [Грушевский, История Украины-Руси, 5, 214-215]. Крестьянские повинности на землях, не затронутых реформой, особенно в приграничных районах вдоль Днепра к югу от Киева и к востоку от Днепра, на краю Дикого поля, были полегче. 8 [Там же, с. 220].
Волочную земельную реформу (волочную померу) планировалось проводить поэтапно в течение нескольких лет. Первоначальные цены на землемерные работы и переселение были высоки, и требовалось время для приспособления крестьян к новым условиям. Однако вскоре затраты на реформу себя оправдали. К 1566 г. в великокняжеских владениях в поветах Вильно, Трокая и в земле Жемайтии было нарезано 57 636 волоки (более 1 000000 гектаров). 9 [Довнар-Запольский, с. 352].
Следует заметить, что волочная помера проводилась во время важных изменений в национальной экономике Великого княжества Литовского. Сельское хозяйство было сориентировано на постоянно растущие потребности западных рынков, что стимулировало производство. Основные поставки государственных земель на Запад составляли зерно и древесина. Из Жемайтии эта продукция перевозилась в Ригу и продавалась немецким, голландским, датским и другим западным купцам. Из района Вильно и прилегающих территорий товар переправлялся в Полоцк и другие порты на Западной Двине, а оттуда сплавлялся на кораблях в Ригу. 10 [Там же, сс. 318-320]. Еще в 1547 г. экспорт древесины стал государственной монополией. 11 [Там же, с. 333]. Волочные земельные поселения являлись краеугольным камнем аграрной системы в Литве и в значительной части Западной Руси на протяжении следующих трех веков.
II
Вскоре после начала волочной померы начал разрастаться серьезный международный кризис, который сильно ударил по казне и армии великого княжества. Кризис явился результатом столкновения интересов Литвы и Московии в Прибалтике.
В первую половину своего царствования царь Иван IV (1533-1584 гг.) направлял основные усилия на борьбу с татарами. В 1552 г. штурмом была взята Казань и присоединено к Московии Казанское ханство. Два года спустя московскими войсками было захвачено Астраханское ханство, а в 1556 г. территория ханства вошла в состав Московского царства. Можно было ожидать, что следующие действия Москвы будут направлены против Крымского ханства.
В мае 1555 г. крымский хан Давлет-Гирей направил к Ивану IV посланника, выражая свое желание заключить договор о дружбе. На самом деле это был просто дипломатический маневр для того, чтобы скрыть готовящуюся кампанию против Москвы. К июню хан со своей армией приблизился к Туле. Он одержал верх в схватке с русским авангардом, но, узнав, что русским скоро подоспеет сильное подкрепление из Москвы, отступил и поспешил вернуться в Крым. 12 [ПСРЛ, 13, 255-258; Соловьев, История, 6, 139].
Разведав подходы к Крыму по реке Днепр, московское правительство решило нанести ответный удар. В марте 1556 г. дьяк Ржевский во главе отряда путивльских казаков подошел к Днепру ниже Черкасс. Староста Канева и Черкасс, князь Дмитрий Иванович Вишневецкий, не дожидаясь разрешения своего сюзерена, великого князя Сигизмунда Августа Литовского, решил поддержать действия москвичей и направил группу черкасских казаков для подкрепления отряда Ржевского. Ржевский спустился вниз по Днепру к Черному морю и напал на Очаков, после чего возвратился в Путивль. Казаки Вишневецкого вернулись в Черкассы. 13 [ПСРЛ, 13, 271; Голобуцкий, с. 74].
Воодушевленный успешным нападением на Очаков, Вишневецкий решил построить на одном из островов ниже днепровских порогов (Запорожье) казацкий форт. Такая цитадель была бы превосходной базой для действий против татар и турок. Вишневецкий выбрал для этого остров Хортицу, и там летом 1556 г. была выстроена казацкая крепость. Этим годом датируется первое известное упоминание о Запорожской Сечи (по-украински, Сичь) - так днепровские казаки называли свою крепость. 14 [Голобуцкий предполагает (с. 77), что к тому времени, как Вишневецкий построил свою крепость на острове Хортица, уже существовала казацкая «сечь» на острове Томаковка ниже по Днепру. Для этого предположения нет источников]. После этого Вишневецкий попросил у Сигизмунда Августа денег и продовольствия, чтобы обеспечить защиту Хортицы от татар, но, не получив помощи, покинул остров и возвратился в Черкассы. Вскоре после этого (в сентябре 1557 г.) он направился в Москву и предложил свои услуги царю. За поддержку Иван IV даровал Вишневецкому город Белев на Верхней Оке. Стратегическое расположение Белева являлось удобной базой для ведения степной кампании в направлении как днепровских, так и донских земель. В январе 1558 г. Вишневецкий с отрядом русских казаков и московских стрельцов был послан к Перекопскому перешейку. Экспедиция ни к чему не привела, и Вишневецкий отправился на Хортицу, где к нему присоединились войска под предводительством дьяка Ржевского. Вдвоем они совершили еще один поход на Перекоп, но их сил для штурма оказалось недостаточно, и они возвратились в район Среднего Днепра. Царь приказал Вишневецкому прибыть в Москву, оставив Ржевского в районе Днепра. По-видимому, лагерь Ржевского находился на Монастырском острове выше порогов. 15 [ПСРЛ, 13, 286, 288, 296].
Должно быть, к этому времени царю стало ясно, что любое нападение на Крым по Днепру требует более тщательной подготовки и хорошо организованной базы в Запорожье. Чтобы избежать каких-либо разногласий с Литвой, ему, прежде чем предпринимать какие-либо действия в днепровских землях, нужно было с ней договориться.
В феврале 1558 г. царь Иван IV послал в Вильно к Сигизмунду Августу «сына боярского» Романа Олферьева с предложением объединиться против крымских татар. 16 [Сборник, 59, 538-551] Олферьев прибыл в Вильно в мае и был хорошо принят. Однако крупные литовские собственники, несомненно с подозрением относившиеся к связи царя с Вишневецким и к вмешательству Москвы в ливонские дела, не дали никакого определенного ответа. Олферьеву сказали, что вопрос о союзе не может быть сейчас решен, и что король (и великий князь) хотел бы направить своего посланника к царю для дальнейших переговоров.
Литовцы особенно были озабочены ливонской ситуацией, поскольку сами были в нее вовлечены. В 1557 г. Сигизмунд Август вмешался в столкновение между магистром ливонских рыцарей, престарелым Вильгельмом Фюрстенбергом, и архиепископом Риги Вильгельмом. Брат последнего, Альбрехт, герцог Пруссии, был вассалом Польши. И архиепископ и Альбрехт состояли в родстве с Сигизмундом Августом по линии их матери, сестры короля. Сигизмунд повел объединенную польско-литовскую армию в Ливонию. Фюрстенберг запросил мира и согласился заключить военный союз с Польшей и Литвой. 17 [Грабеньский, с. 113].
Сближение между Ливонией и Литвой, по всей вероятности, обеспокоило царя, поскольку он имел свои собственные планы на Ливонию. В 1554 г. был заключен договор между Иваном IV, с одной стороны, и магистром ливонских рыцарей, архиепископом Риги и архиепископом Дерпта – с другой. По договору магистр обещал не вступать в союз с королем Польши, а город Дерпт обязывался платить небольшую ежегодную дань Москве на основании более раннего соглашения, заключенного в 1503 г. Договор о союзе между Ливонией и Польшей, подписанный в 1557 г., нарушил условия русско-ливонского соглашения 1554 г. Более того, Дерпт не стал выплачивать Москве оговоренную сумму. Как бы то ни было, в январе 1558 г. московские войска вторглись в Ливонию.
Ливонские дела никак не повлияли на нежелание Сигизмунда Августа заключать союз с Московией против татар, поскольку он боялся, что крымского хана поддержит оттоманский султан. Однако переговоры с царем продолжались. В июне 1558 г. Сигизмунд Август направил в Москву дипломатическую миссию, которую возглавляли конюший Ян Волчок и секретарь канцелярии Лукаш Харабурда. Встреча результатов не дала, и в декабре того же года к царю было отправлено еще одно литовское посольство, которое прибыло в Москву 3 марта 1559 г. Одним из литовских посланников был Василий Тышкевич, воевода Подляшья; его сопровождали церемониймейстер Николай Пошушенский и секретарь Ян Хайко.
Переговоры зашли в тупик, поскольку литовские послы в качестве необходимого условия договора требовали вывода московских войск из Ливонии, а царь отказывался сделать это. 18 [Сборник, 59, 577-580]. Тем не менее 1 апреля 1559 г. Иван IV через посредничество короля Дании согласился на шестимесячное перемирие с Ливонией, на протяжении которого все военные операции должны были быть прекращены, а каждая из сторон оставалась на позициях, которые занимала ко дню перемирия.
Магистр ливонских рыцарей Кетлер (преемник Фюрстенберга, который ушел со своего поста летом 1558 г.) решил использовать эту передышку для того, чтобы обеспечить себе поддержку Сигизмунда Августа в действиях против Москвы. Первым его шагом было заключение с королем соглашения, согласно которому последний признал Ливонию протекторатом и сохранял традиционный сюзеренитет германского императора над Ливонским орденом. 19 [Бестужев-Рюмин, 2, 247; Любавский, Очерк, сс. 259-260]. Этот договор был подписан 31 июля.
Вслед за этим Кетлер, согласно русским источникам, немедленно мобилизовал свою армию, готовясь к продолжению войны с Москвой. В конце сентября или начале октября 1559 г. подразделение ливонских войск вторглось на территорию, занятую московскими войсками в районе Юрьева (Дерпта). Это произошло, когда срок истечения шестимесячного перемирия, установленного царем Иваном IV в апреле, еще не окончился (перемирие должно было длиться до 1 ноября). 20 [ПСРЛ, 13, 320]. После этого москвичи возобновили военные операции и несколько раз совершали нападения на Ливонию. Сигизмунд Август не посылал никаких войск в помощь Кетлеру, но дважды (в декабре 1559 г. и январе 1560 г.) направлял посланников в Москву, чтобы убедить Ивана IV прекратить войну и заключить мир с Ливонией и Литвой. 21 [ПСРЛ, 13, 322-324].
Случилось так, что в ноябре 1559 г. супруга Ивана IV, царица Анастасия, очень сильно заболела. 22 [ПСРЛ, 13, 321]. Ее здоровье было явно подорвано, и надежд на выздоровление не было. В случае смерти Анастасии Иван IV мог бы жениться вторично, и царь и его советники, вероятно, подумывали о том, чтобы использовать новый брак в дипломатических целях. Действительно, женитьба царя на одной из сестер Сигизмунда Августа могла бы, на что надеялись московские руководители, укрепить московско-литовский союз и обеспечить Москве владычество над Ливонией.
В середине июля 1560 г. в Москве произошел большой пожар. Смертельно больная Анастасия с большими трудностями была вывезена из Москвы в ее деревню Коломенское, около семи верст к югу от города, где она умерла 7 августа. Анастасию очень любили, и множество людей провожали ее в последний путь и оплакивали ее кончину. В летописях записано, что Иван IV глубоко скорбел из-за этой утраты. 23 [ПСРЛ, 13, 327-328].
Иван IV не позволил своим личным переживаниям отвлечь его от царских обязанностей. Напряженная международная обстановка требовала немедленных действий. К этому времени план царского дипломатического брака, приняв отчетливые очертания в конфиденциальных беседах между царем и его советниками, начал реализовываться.
Первый шаг был предпринят через неделю после смерти Анастасии. 14 августа бояре и митрополит Макарий в сопровождении других русских священнослужителей обратились к царю и стали его убеждать жениться вторично. Царь, как и ожидалось, ответил, что ему хотелось бы обдумать этот вопрос. Два дня спустя он призвал священнослужителей и бояр во дворец и объявил о своем желании взять вторую жену, добавив, что он намеревается выбрать себе в невесты иностранную княжну. Митрополит дал Ивану IV свое благословение, и царь объявил, что ему хотелось бы направить послов для выбора подходящей невесты в три страны: Литву, Швецию и Черкесию). 24 [ПСРЛ, 13, 329].
Представляется, что по политическим мотивам царь оказывал предпочтение литовскому браку. Только в том случае, если бы не удалось жениться на литовской княжне, Иван был готов взять шведскую или черкесскую невесту. С дипломатической точки зрения объединение со шведским королевским домом могло быть полезным для оказания давления на Литву, а супружеские узы с черкесской княжной помогли бы получить черкесскую поддержку в войнах с крымскими татарами.
В качестве посланника в Литву Царь выбрал окольничего Федора Ивановича Сукина. 18 августа Сукин получил соответствующие верительные грамоты и инструкции. Он должен был вести по поводу предполагаемой женитьбы как официальные переговоры, так и конфиденциальные беседы. 25 [Сборник, 71, 1-10]. У Сигизмунда Августа было две незамужних сестры, Анна и Катерина. Согласно царским наставлениям, первым заданием Сукина было осторожно выяснить, которая из двух сестер обладает лучшим характером и большей красотой. Если Анне было больше двадцати пяти лет, то Сукину надлежало пренебречь ею и требовать для царя руки младшей сестры, Катерины. Ему также было велено привезти царю портреты сестер.
Сукин прибыл в Вильно 28 сентября, где он и его спутники были тепло приняты при дворе Сигизмунда Августа. Они передали королю приветствие от Ивана IV, после чего Сигизмунд приказал четырем членам его тайного совета вступить в переговоры. Этими людьми были Валериан, архиепископ Вильно; Николай Янович Радзивилл, по прозвищу «Черный» (по-польски Czarny), воевода Вильно; судебный исполнитель Остафий Волович и секретарь Ян Шимков. Переговоры начались с обсуждения вопроса о московско-литовском союзе и, как и в предыдущем случае, литовцы настаивали на выводе московских войск из Ливонии.
Вслед за этим внимание было уделено матримониальным делам. К тому времени Сукин собрал достаточное количество конфиденциальной информации, что позволило ему выбрать в качестве предполагаемой невесты Ивана IV Катерину, и он объявил об этом членам тайного совета. Сначала литовцы ответили, что королю не пристало выдавать замуж младшую сестру прежде старшей, но затем согласились вести переговоры по поводу Катерины. Они настаивали на том, чтобы в случае брака с Иваном IV она оставалась в лоне римско-католической церкви. Кроме того, они подчеркивали необходимость заключения политического союза до бракосочетания.
Сукин просил личной встречи с Катериной, чтобы персонально передать ей приветствие царя. В этом ему отказали, но позволили взглянуть на царственную княжну издалека, когда она будет выходить из собора после воскресной мессы. В то воскресенье после мессы король со своими двумя сестрами стоял некоторое время перед собором. Король беседовал с виленским воеводой. Катерина бросила взгляд на окно того здания, из которого московские послы подсматривали за ней. В своем докладе Сукин отметил: «И мы не знали, была ли королевна осведомлена о нашем пребывании там, или нет». 26 [Сборник, с. 20].
Сукин вернулся в Москву 10 ноября и привез Ивану IV письмо короля Сигизмунда Августа. Король вновь говорил о том, что препятствием к соглашению является присутствие московских войск в Ливонии. 6 февраля 1561 г. королевские послы Ян Шимков и Ян Хайка прибыли в Москву для продолжения переговоров. 27 [Там же, ее. 23-46]. Чтобы парировать московские притязания на Ливонию, послы заявили, что король, со своей стороны, мог бы потребовать возвращения Новгорода, Пскова, Смоленска и Северской земли. Из-за этих взаимных притязаний никакого соглашения не могло быть достигнуто. Царь осознал тщетность дальнейших переговоров с королем и в августе 1561 г. женился на княжне Марии из Черкесии.
В свою очередь, Сигизмунд Август предпринял решительные шаги для того, чтобы обеспечить польско-литовский контроль над Ливонией. В июне 1561 г. его войска вошли в эту страну. 28 [Шмурло, 2, ч. 1, 81]. В конце того же года ливонский магистр Кетлер, архиепископ Риги и некоторые другие представители Ливонии прибыли в Вильно и выразили свое согласие на то, чтобы Ливония вошла в состав Польши и Литвы. Литва возложила на себя ответственность за оборону Ливонии (по-польски, Inflanty). 28 ноября 1561 г. Курляндия стала вассальным герцогством с герцогом Кетлером во главе. 29 [Грабеньский, сс. 113-114; Любавский, Очерк, сс. 260-261; Kutrzeba, I, 201-202].
Полномасштабная война Польши и Литвы с Московией стала почти неотвратимой. Под ее угрозой литовское правительство спешно начало укреплять вооруженные силы и финансы великого княжества. В течение 1560-1561 гг. Сигизмунд Август роздал ряд королевских владений князьям и вельможам. Города должны были к 29 июня 1561 г. предоставить великому князю по его требованию большие суммы денег. Тогда же дворянам было приказано немедленно уплатить задолженности по «серебщине» за 1559-1560 гг. Новый сбор «серебщины» был назначен на конец 1561 г. (20 грошей с каждой волоки). Таможенные пошлины сильно возросли. 30 [Любавский, Очерк, сс. 265-267]. В 1561-1562 гг. литовское правительство, изыскивая новые источники государственного дохода, ввело монополию на соль. Как население королевских владений, так и шляхта со всеми, находящимися у нее в зависимости, должны были платить акциз и налоги на соль. 31 [Довнар-Запольский, сс. 490-496]. Установление монополий и повышение таможенных пошлин привели к быстрому росту государственного дохода. Цифры, отражающие годовой доход государства в эти годы, определяются лишь частично, но они обнаруживают, что сборы возрастали на протяжении десятилетия с 1558 г. по 1568 г. от 26 % до более чем 500 %. 32 [Там же, с. 477].
В расчете на ведение войны в 1563 г. был издан указ, в соответствии с которым землевладельцы должны были вместе с каждыми двумя конниками поставлять одного пехотинца.
III
Даже если бы Великое княжество Литовское мобилизовало все свои военные и финансовые ресурсы, оно вряд ли смогло бы в одиночку противостоять Москве. Поэтому Литва, в этом принимающем угрожающие очертания конфликте, старалась заручиться активной поддержкой Польши.
Хотя у Польши и Литвы был единый монарх в лице Сигизмунда Августа – короля Польши и великого князя Литвы – у каждого из двух государств было свое правительство и администрация, и поляки не были склонны к тому, чтобы поддерживать Литву в войнах, которые она вела, без крайней необходимости.
Более того, эти слабые узы между двумя государствами могли стать в будущем еще более ненадежными, поскольку Сигизмунд Август (родившийся в 1520 г.) не имел детей. В 1543 г. он женился на Елизавете Австрийской, но она внезапно умерла два года спустя. Существовало подозрение, что она была отравлена своей свекровью (матерью Сигизмунда Августа) королевой Боной, которая ревностно относилась к влиянию Елизаветы на сына. Вскоре после этого, несмотря на оппозицию со стороны польского сейма, Сигизмунд Август тайно женился на красивой литовской вдове Барбаре Гаштовт (Гаштольд) из рода Радзивиллов. Она была сестрой Николая Юрьевича Радзивилла, по прозвищу «Рудый» («Рыжий»), который был двоюродным братом Николая Черного. Бона ненавидела свою вторую невестку не меньше, чем первую, поссорилась со своим сыном и вернулась обратно в Италию, забрав с собой все свои драгоценности и деньги.
В 1550 г. Сигизмунду Августу удалось устроить коронацию Барбары. Это событие, состоявшееся 9 декабря, вызвало негодование польских сенаторов. По-видимому, королева Бона тоже была возмущена, когда узнала об этом. Однако Барбаре не суждено было долго пользоваться своим новым положением. Она заболела перед коронацией и умерла 8 мая 1551 г. Придворные считали, что у нее была «французская болезнь» (сифилис). 33 [См.: W. Pociecha, «Barbara Radziwillowna», I (1935), 294-298]. Однако ходили слухи, что она была отравлена на пиру агентом Боны. Сама Бона умерла в 1557 г., предположительно будучи отравлена своим собственным врачом. 34 [Pociecha, «Bona Sforza», p. 293].
В 1553 г. Сигизмунд Август женился в третий раз, взяв в качестве невесты Катерину Австрийскую, сестру своей первой жены. Когда он разошелся с ней, больше не оставалось надежды на то, что у него когда-либо будет наследник. В связи с этим как польские, так и литовские государственные деятели были обеспокоены возможным распадом союза между Литвой и Польшей после его смерти. В 1562 г., накануне войны с Москвой, Сигизмунду Августу было всего сорок два года, но из-за распутного образа жизни его здоровье было серьезно подорвано.
Чтобы обеспечить прочность связей между Польшей и Литвой, требовались совместные действия сеймов обеих стран. Необходимость более прочного союза прекрасно осознавалась как поляками, так и литовцами, но подходы у тех и у других к этой проблеме были различными. Польская шляхта настаивала на полном вхождении Великого княжества Литовского в состав Польши. Некоторые польские сенаторы были сторонниками того, чтобы оставить за Литвой определенную автономию; но они вряд ли смогли бы провести в жизнь свои умеренные взгляды.
Литовские вельможи хотели сохранить автономию великого княжества в неприкосновенности и были готовы только к тому, чтобы принять новый закон о престолонаследии, согласно которому каждый новый король должен был бы избираться объединенным сеймом Польши и Литвы. Кроме того, они стремились к постоянному военному союзу с Польшей. Это дало бы шляхте великого княжества политические преимущества перед вельможами
Таким образом, военный аспект предполагаемого союза между двумя государствами был осложнен политическим соперничеством между аристократией и дворянством.
В 1562 г. шляхта Великого княжества Литовского, мобилизованная на войну с Московией и стоявшая лагерем возле Витебска, образовала «конфедерацию» и потребовала немедленного созыва объединенного польско-литовского сейма. Право формировать конфедерацию всей шляхты или ее части практиковалось в Польше в конце XIV и начале XV веков для достижения определенных политических целей. В XVI веке эта практика стала бесполезной поскольку к тому времени шляхта приобрела контроль над сеймом. 35 [Kutrzeba, I, 166-168; Wojciechowski, pp. 264-266. В XIV и XV вв. не только шляхта, но и города образовывали конфедерации по различным поводам]. Теперь же литовско-русская шляхта возродила этот обычай.
Ее начинание было поддержано польской шляхтой, которая на Петрковском сейме (1562-1563 гг.) добилась решения о созыве польско-литовского сейма в Варшаве 11 ноября 1563 г., чтобы начать переговоры о прочном союзе между Польшей и Литвой. Король согласился с этим требованием и созвал сейм. 36 [Любавский, Очерк, с. 295; Грабеньский, сс. 107-108, 114. Многие документы 1563-1564 гг. опубликованы в Akta Unji, pp. 154-185].
К этому времени война с Москвой уже началась. Из-за этого оказалось невозможным полное представительство литовского дворянства на сейме, и на собрании смогла присутствовать только делегация от совета вельмож и посланники шляхты. Поскольку городу Кракову было поручено послать делегата на польский сейм, представитель города Вильно был включен в литовскую делегацию. Фактически, она находилась под контролем вельмож, которые выдвигали свой план союза, согласно которому Литва должна была сохранить свою автономию. Николай Радзивилл Черный был главным представителем литовцев на варшавском сейме.
В польской делегации на сейме, напротив, доминировала шляхта. Поляки требовали полного слияния Литвы с Польшей в единое содружество - rzeczpospolita.
Ввиду большого расхождения между польскими и литовскими планами объединения, Варшавский сейм 1563-1564 гг. не прийти к какому-либо решению. 37 [Любарский, Очерк, сс. 295-298; Грабеньский, с. 114].
Тем временем Литва оказалась в состоянии войны. Литовские военачальники сконцентрировали свои основные силы в Ливонии, ожидая, что именно там будет главный театр военных действий. Поскольку часть русской армии уже стояла в Ливонии, царь в январе 1563 г. с отборными войсками вторгся в пределы Великого княжества Литовского и напал на Полоцк. Город сдался 15 февраля. Царь назначил в Полоцк трех наместников, которым повелел изучить старые полоцкие традиции правосудия и управления и позволить полоцкому дворянству самостоятельно избирать судей в своей земле. 38 [ПСРЛ, 13, 355-364; Карамзин, История, 9, 41-44; Бестужев-Рюмин, 2, 272-273].
20 февраля посланники литовского совета вельмож прибыли в Полоцк и были приняты московскими боярами. Литва просила до 15 августа перемирия: к этому времени король должен был отправить посольство к царю для переговоров о мире. Царь принял это предложение. 39 [Сборник, 71, 121-131]. Через несколько дней он отправился обратно в Москву.
Литовский посланник прибыл в Москву для ведения предварительных переговоров о соглашении между двумя странами в мае 40 [Там же, сс. 131-151], а посланник царя был принят королем в августе. Царь жаловался, что литовцы напали на Северскую землю. 41 [Там же, сс. 151-163].В сентябре в Москву прибыл вестник с сообщением, что посольство от короля прибудет в октябре. 42 [Там же, сс. 163-173].
5 декабря королевское посольство, в состав которого входили Юрий Андреевич Ходкевич, Григорий Волович и Михаил Харабурда, добралось до Москвы. Переговоры продолжались до 9 января 1564 г., но оказались безрезультатными. Теперь царь потребовал не только Ливонию и Полоцк, но и всю свою «вотчину» - все русские области в Великом княжестве Литовском, а также Львов и Галич. Посланникам Сигизмунда Августа был представлен подробный список городов, находившихся под контролем Литвы и Польши. 43 [Там же, с. 260].
После этого литовские послы представили царю встречные требования – вернуть Литве ее прежние владения. Перечень, который они предоставили, включал в себя Новгород, Псков, Чернигов, Смоленск, Полоцк и ряд других городов. 44 [Там же, с. 267].
Результатом этих разногласий было возобновление войны, и на сей раз успех сопутствовал литовцам. В январе 1564 г. литовская армия во главе с Николаем Радзивиллом Рудым полностью разгромила московские войска, которыми командовал князь Петр Иванович Шуйский, убитый в схватке. Битва состоялась у Чашников на реке Удла, к юго-востоку от Полоцка. 45 [ПСРЛ, 13, 377; Карамзин, История, 9, 29; Бестужев-Рюмин, 2, 273]. Согласно письму кардинала Коммендоне варшавскому кардиналу Борромео, тело Шуйского было привезено в Вильно и похоронено там с большой торжественностью, что вызвало негодование поляков при дворе Сигизмунда Августа. 46 [Карамзин, Примечания, 9, 36 (пр. 99)].
Еще одним ударом для Москвы стало бегство князя Андрея Михайловича Курбского, перешедшего на сторону польско-литовских сил в Ливонии 30 апреля 1564 г. Курбский (из династии Рюриковичей) был одним из самых талантливых московских полководцев и до 1560 г. одним из советников царя. Из-за разрыва царя с избранной радой, к которой он принадлежал, Курбский, около 1562 г., опасаясь царской немилости, решил использовать -традиционное для русских бояр право свободно служить любому князю по выбору. Поэтому он отправился к Сигизмунду Августу. Измена Курбского усилила подозрительность царя по отношению к боярам. Царь после этого решил обеспечить контроль над страной, учредив особый корпус личной охраны, получившей название опричнины. Он объявил о ее образовании 5 января 1565 г. в Александровской слободе.
Примечательно то, что царь не открыл зарубежным державам подлинного назначения нового учреждения. Когда в апреле 1566 г. ожидался приезд литовского посланника, московские должностные лица, назначенные его встречать, получили от царя следующее указание: «А если он (посланник) спросит вас: «Что такое опричнина?» – вы должны ответить, что такого заведения нет. Царь живет в своем дворце; те дворяне, что верно служат своему государю, живут рядом с ним... Разве не волен царь строить свой дворец там, где он пожелает?». 47 [Сборник, 71, 331].
Несмотря на попытки царя скрыть действительное положение дел в Московии, литовские вельможи вскоре оказались в курсе его конфликта с боярами – по той простой причине, что царские приближенные потянулись из Москвы в Литву еще до бегства Курбского. Андрею Клобукову, царскому посланнику, направленному к королю в июле 1563 г., были даны указания навести в Вильно конфиденциальные справки о двух князьях Черкасских – Алексее и Гавриле – которые недавно перешли на сторону короля. 48 [Там же, с. 156]. В 1561 г. князь Дмитрий Вишневецкий письменно попросил у Сигизмунда Августа разрешения вернуться в великое княжество. Разрешение было даровано, и Вишневецкий вернулся на следующий год. 49 [Голобуцкий, сс. 82-83]. Вышеупомянутый Андрей Клобуков получил четкие указания о том, что отвечать в том случае, если литовцы спросят его, почему Вишневецкий покинул царя. Если такой вопрос будет задан, Клобуков должен сказать: ''Вишневецкий пришел к нашему государю, как собака, и сбежал от него, как собака». 50 [Сборник, 71, 156]. Однако ему такого вопроса не задали.