ЛОРА КЛАЙН
(США)
Варлам Шаламов написал свои самые важные прозаические произведения после 1953 года, но есть основания считать, что он стал профессиональным прозаиком еще в тридцатые годы.
Как известно, после первого срока в лагерях Вишеры он работал в различных профсоюзных газетах и журналах – «За овладение техникой», «За ударничество», «Фронт науки и техники», «За промышленные кадры», печатался в «Гудке», «Вечерней Москве», «Прожекторе», «Колхознике» и «Огоньке». Больше 80 статей, заметок и очерков за подписью «В. Шаламов» увидели свет с 1932 по 1936 год. Журналистская работа была средством заработка, но она являлась и школой – точнее, продолжением школы «литературы факта», которую Шаламов начал проходить еще до первой ссылки у С. Третьякова в ЛЕФе.
В это же время молодой журналист начал свою литературную карьеру. Кроме стихов, которые он писал еще в 20-е годы, в этот период он очень много – «непрерывно», «день и ночь», по его выражению1, – работал над формой небольшого рассказа, новеллы. Можно сказать, что он тоже боролся за овладение техникой – литературной. Добился немалых успехов: «нашел уже тон, зачин и стиль», появилась «уверенность, твердость руки»; все предложенное в редакциях «принимали безотказно», «готовилась книжка рассказов»2. За четыре года он написал более ста произведений малой прозы, основная часть которых, к сожалению, была сожжена семьей после его второго ареста в 1937 году. Уцелели только девять рассказов – те, что были напеча-
___________
КЛАЙН Лора – преподаватель университета в г. Детройте (США). В 1998 г. защитила диссертацию о творчестве В. Шаламова в Мичиганском университете.
___________
таны, либо отосланы в редакции. («Жена сохранила напечатанное и уничтожила все написанное. Кто уж так рассудил...», – с иронией замечал Шаламов в главе «Большие пожары» своих «Воспоминаний»)3.
Стоит заметить, что автор «Колымских рассказов» не слишком высоко, за редким исключением, ценил свои ранние вещи, называя их по преимуществу «барахлом» и «пустяками». Такой взгляд естественен для большого художника в зрелости, но утрата основной части его раннего литературного архива является серьезной потерей для науки. Зная все первые рассказы Шаламова в их совокупности, мы могли бы иметь гораздо более полное представление о формировании его как прозаика и о генезисе его «новой прозы» в целом, могли бы, наверное, наглядно проследить, какие уроки он брал у классиков (Пушкин), у западных мастеров новеллы (Мопассан, О Тенри, А. Бирс) и у представителей русского модернизма (А. Ремизов, А.Белый), на чьи имена он ссылается, говоря о своих первых литературных опытах. Важным также представляется вопрос о тематике утраченных рассказов – отражался ли в них в какой-либо мере его вишерский опыт (разумеется, не прямым образом) и советские реалии 30-х годов; как талантливый и честолюбивый писатель, собиравшийся «стать Шекспиром», видел свое развитие в детерминирующих условиях подчинения литературы политике и утверждения соцреализма, в какой форме выражалось его нежелание «шагать в общем строю» (об этом нежелании красноречиво свидетельствует фраза воспоминаний – «я стал искать пути в одиночку».4)
В связи с этим уцелевшие девять небольших рассказов 30-х годов представляют особый интерес для исследователей.
Первый (по времени публикации) рассказ Шаламова под названием «Ганс» появился в 1935 г. в газете «Ленинградская правда». В № 1 журнала «Октябрь» за 1936 г. была напечатана новелла «Три смерти доктора Аустино». В декабре того же года в журнале «Вокруг света» появился рассказ «Возвращение». В марте 1937 г., уже после ареста писателя, в журнале «Литературный современник» увидел свет рассказ «Пава и древо». Еще пять рассказов обнаружились недавно в архиве журнала «Октябрь» в РГАЛИ: «На заводе», «Вторая рапсодия Листа», «Карта», «В зеркале», «Господин Бержере в больнице».
Часть этих рассказов – остросюжетны, их можно отнести, с некоторой долей условности, к приключенческому жанру. Как правило, вымышленные герои действуют в экстремальных, тоже вымышленных , заданных волей автора обстоятельствах. Можно сделать вывод, что молодой писатель прежде всего ставил перед собой задачу освоения техники сюжетостроения как основы рассказа. Об этом свидетельствует и то, что он в этот период «копил» сюжеты (беря пример, очевидно, с Чехова).
Примечательно, что действие некоторых рассказов происходит за границей, где Шаламов никогда не бывал. Причем, писатель рассматривает поведение своих героев в ситуациях сложного нравственного выбора между добром и злом, когда от них требуется не только риск, но и жертвенность. За этим можно увидеть революционный ригоризм, свойственный молодому Шаламову: его участие в оппозиции тоже было связано с риском и готовностью к жертве. Действие рассказов происходит либо на фоне войны, либо в острой политической обстановке, в условиях начавшейся борьбы с фашизмом. Так, в рассказе «Ганс» фашисты пытают девушку, стараясь добыть у нее нужные сведения, но она держится героически... Подобный, несколько схематичный рассказ, напечатанный в газете, не мог не носить пропагандистского характера, и мы можем убедиться, что молодой Шаламов здесь целиком и искренне следовал духу времени: угроза наступления фашизма в Европе в те годы была реальной. Более сложна коллизия рассказа «Три смерти доктора Аустино». Врач, попавший в плен к фашистам, приговорен к расстрелу. В этот момент становится известно, что жена начальника тюрьмы умирает при родах, и начальник обещает доктору за ее спасение «все, что угодно». В герое борются два чувства: долг врача и нежелание помогать врагу. Побеждает первое. Но доктора все равно расстреливают. Симпатии автора явно на стороне героя, который смог проявить гуманность в жестоких обстоятельствах.
Очевидна идеологическая заданность и прямолинейность большинства ранних рассказов. Борьба между старым и новым, между консервативным (буржуазным) и прогрессивным (коммунистическим) составляет содержание таких новелл, как «Господин Бержере в больнице», «Возвращение», «Карта»; наивным «соцартовским» духом проникнут рассказ «На заводе». Конечно, нельзя судить молодого автора по сегодняшним меркам: он действовал в русле общепринятых в советской литературе 30-х годов незыблемых канонов и сам в немалой степени разделял социальный оптимизм своей эпохи.
Но все же не эти рассказы составляют лучшее из написанного Шаламовым до второго ареста. Самые удачные, более индивидуальные и совершенные в художественном отношении вещи – «Пава и древо» и «Вторая рапсодия Листа». Кстати, рассказ «Пава и древо» был напечатан в «Литературном современнике» вместе с рассказами М. Зощенко и стихами Н. Заболоцкого*. Более того, за этот рассказ Шалимову была присуждена литературная премия. Не случайно сам писатель выделял эту вещь из всего написанного до Колымы и присоединил к «Колымским рассказам», направленным в 60-е годы на рецензию.5
В отличие от «приключенческих» рассказов 30-х годов, «Пава и древо» – тонкая психологическая новелла, основанная на реальном материале хорошо знакомого писателю русского Севера. Шаламов с большой теплотой рисует портрет старой кружевницы, ослепшей от работы и мечтающей, чтобы ее внучка продолжила ее дело и сплела сказочный узор с «павой и древом», который когда-то плела она сама. Писатель показывает себя знатоком кружевного дела, умело пользуется народной речью. Хэппи – энд, которым заканчивается рассказ (бабушку вылечил от слепоты, удалил катаракту знаменитый профессор из Москвы), – не является надуманным, а отражает одно из реальных социальных завоеваний в России после революции. По всей вероятности, Шаламов отразил в своем рассказе какой-то подлинный случай из вологодской жизни. Это указывает на путь, которым двигался молодой писатель, – от искусственно конструируемых сюжетов – к правде жизни.
С реальными событиями российской жизни связан и рассказ «Вторая рапсодия Листа». Это трагическая история старого учителя музыки, сыновья которого погибли на гражданской войне, умерла жена, и он в своем несчастье хотел бы найти утешение, слушая старую грампластинку с музыкой Листа. Однако, его, полуобезумевшего от горя, всячески обманывают. В конце концов, пластинку ему приносят. Старик счастлив, думая, что слушает любимую рапсодию. Но на самом деле звучит вальс «На сопках Маньчжурии»...
В этом трогательном рассказе можно увидеть отражение размышлений писателя о судьбе своего отца, ослепшего от горя после гибели на войне сына Сергея. Важно отметить также, что Шаламов подчеркивает великую силу музыки, искусства, помогающего людям в трудные минуты. Он сам в это свято верил. Интересная параллель: в одном из ключевых рассказов, созданных Шаламовым после Колымы, – в «Сентенции» – тоже присутствует старая «щеллачная» пластинка, музыка которой звучит символом возвращения к жизни...
____________
* Рассказ «Пава и древо» републикован в кн.: В. Шаламов. «Четвертая Вологда». Вологда, «Грифон», 1994.
___________
Остается только гадать, сколько было подобных рассказов среди сожженных. Несомненно одно: Шаламов как писатель в 30-е годы быстро развивался и был перспективным новеллистом со своим почерком. Очень важная деталь: он, по собственному признанию, «выжигал каленым железом все чужое», т. е. боролся с влияниями. Ранние рассказы отличает чрезвычайная сжатость и простота, он не любил писать «цветисто», не злоупотреблял эпитетами, стремился к интонации естественной речи.
Вопрос о том, как преломился ранний писательский опыт в после-лагерном творчестве писателя, – очень непрост. Шаламов не раз подчеркивал, что Север (за семнадцать лет пребывания на Колыме) – «изуродовал, обеднил, сузил, обезобразил мое искусство»6. Мы знаем, что из лагеря он вышел с иными представлениями о человеке и мире. И все же нельзя сказать, что литературный путь Шаламова после 1953 года начался с «нуля» или с «чистого листа», и нельзя сказать, что его зрелая проза – никак не связана с ранней. Та большая школа работы над рассказом, которую он прошел в 30-е годы, не могла пройти бесследно.
«Играли в карты у коногона Наумова» – этот знаменитый зачин рассказа «На представку» (1954 г.) мог родиться только у сложившегося писателя – новеллиста, твердо усвоившего правило «первой фразы», а также более общее и важное правило о том, что «вне формы искусства не существует».
ПРИМЕЧАНИЯ
1 «Москва 30-х годов». Шаламовский сб., вып.1, с. 34.
2 «Несколько моих жизней». В кн. В. Шаламов. Воспоминания. М. 2001, с. 9.
3 Шаламовский сб., вып. 1, с. 61.
4 Там же, с. 33.
5 РГАЛИ, ф.2596, оп. 2, ед. хр. 107.
6 Письмо Б. Лесняку. «Знамя» №5,1993, с. 135.