Среди наиболее известных православных монастырей на Европейском Севере России во второй половине XIX века выделялся Троице-Стефановский монастырь в селе Ульянове Усть-Сысольского уезда Вологодской губернии. Восстановление монастыря в XIX веке справедливо связывают с деятельностью соловецких монахов1, Однако в его истории большую роль играли и устюжане, что позволяет еще раз указать на значение Великого Устюга как культурного центра на Европейском Северо-Востоке.
Еще в первой половине XIX века бытовало предание о том, что на Ульяновском плесе (названном так по имени утонувшей в этом месте крестьянской девушки) в конце XIV века первосвяти-тель зырян Стефан Пермский основал пустынь во имя Спаса Нерукотворного образа. В первой половине XV века пустынь пришла в запустение, но в XVII веке была восстановлена. По переписи 1707 года в Ульянове числилась «пустыня, что был Спасский монастырь... а в ней церкви во имя Спаса Нерукотворенного образа.., деревянная теплая, со всею церковной утварью, да другая церковь во имя Пресвятыя Богородицы Похвалы, деревянная же, холодная, с утварью же, при той церкви один двор священников, один дьячков, да на монастырской земле один двор вдовый — неподатной, да бобылевской податной двор прикупной, а больше в той Спасской пустыни дворов ни крестьянских, ни бобыльских нет, а питаются от тех церквей из черного лесу, своим посильем, а платят церковные деньги по окладу». Пустынь была переименована в бесприходную Спасскую церковь. По генеральному межеванию 1785 года церкви выделено в вечное владение «земли удобной и неудобной, лесу и прочих угодий» 815 десятин 1116 квадратных сажен.
В 1859 году в пустыни, кроме двух церквей, значилось два двора и 12 жителей. Именно в это время Вологодская духовная консистория предложила утвердить в Усть-Сысольском уезде при бесприходной Спасской церкви в Ульянове мужской общежительный монастырь. Ходатайство Вологодской консистории сопровождалось следующими обоснованиями: во-первых, в Усть-Сысольском и Яренском уездах нет ни одной обители, в то время как среди местного населения «есть многие с особенною наклонностью и любовью к уединенной монастырской жизни»; во-вторых, заштатные священники редко поступают в отдаленные монастыри и остаются дома, чем «обременяют... попечительства о бедных духовного звания и своих родных»; в-третьих, зыряне — выпускники духовных семинарий — могли бы ожидать места службы в новом монастыре. И наконец, в-четвертых, монастырь мог бы способствовать обращению старообрядцев в православие, особенно если организовать при обители училище.
3 сентября 1860 года Синод одобрил ходатайство Вологодской епархии, и его решение об открытии монастыря утвердил Александр II. Ульяновскую Спасскую бесприходную церковь переименовали в Троице-Стефановский Ульяновский мужской общежительный зырянский заштатный монастырь. Ему был придан строительный устав.
Для создания нового монастыря в 1860 году было решено перевести в Ульянове монахов Лальского монастыря Великоустюг-ского уезда. К этому времени Лальский монастырь был заштатным. Судя по описи имущества за 1853 год, в нем была только одна одноэтажная церковь с колоколенкой (теплая и холодная в одной связке), освященная в 1748 году. На колокольне находилось семь колоколов, самый большой весил 96 пудов. Внутреннее убранство было не очень богатым, хотя имелись серебряные вызолоченные вещи и серебряные оклады икон. Против некоторых вещей были сделаны пометы: «не оказалось», «повреждены», «зубцов и бисера не оказалось» и т. д. Некоторые иконы были украшены «жемчугом китайским с разными простыми камешками и плашками». «Среди церкви повешено зеленой меди паникадило, в нем весу двадцать пудов десять фунтов». Один из иконостасов «гладкий столярной работы». Имелось также около 50 книг2.
Средства Лальского монастыря составляли милостинная дача по 85 рублей 75,5 копейки серебром ежегодно и проценты с капитала графини Анны Орловой-Чесменской. Проценты ежегодно составляли 200 рублей серебром. А. А. Орлова-Чесменская (1785 — 1848) была единственной дочерью графа А. Г. Орлова и обладала огромным наследством. Она искала утешения в религии, главное внимание уделяла обрядности, вела самую суровую отшельническую жизнь в своем имении, хотя пользовалась благорасположением двора. Большую часть своего 45-миллионного состояния она пожертвовала монастырям. Пять тысяч рублей положила на счет Лальского монастыря. Это было одно из самых крупных благодеяний, и в ведомостях монастырей всегда особо отмечали этот вклад. Впоследствии он перешел к Ульяновскому монастырю.
К середине XIX века в Лальском монастыре жило только 12 человек: настоятель иеромонах Ириней (56 лет), священник (69 лет), два иеродиакона и восемь послушников.
Синод распорядился передать земли монастыря в Великоус-тюгский Михайло-Архангельский монастырь, а имущество — в Ульяновский. Иеромонаху Иринею предписали немедленно отправиться на север, а братии предоставили право выбора: ехать в Ульянове, остаться на старом месте, но под ведением Михайло-Архангельского монастыря либо проситься в другие обители.
С отцом Иринеем уехали два иеромонаха — Пахомий (43 года) и Владимир (57 лет), иеродиакон Акиндин (65 лет) и три послушника. Живший в Ульянове священник Тюрнин должен был сдать все церковное имущество, строения и деньги новому строителю. В родовых преданиях потомков Тюрниных сохраняются сведения, что их несправедливо заставили отдать лальским монахам место службы. Новые насельники принялись благоустраивать церкви и свои дома. Лальские монахи столкнулись с очень большими трудностями. Настоятель иеромонах Ириней скончался в 1863 году. В синодике Ульяновского монастыря записано, что после него «временно управлял священник Павел Неволин». Только в 1864 году прибыл новый настоятель — бывший эконом Вологодской духовной семинарии, зырянин иеромонах Виталий.
Прежде всего отец Виталий попытался выяснить точные земельные границы обители (с 1785 года, когда они были определены, межи и просеки основательно заросли). Настоятель вызвал землемера, который нашел план 1785 года и в соответствии с ним составил новый. Но по существовавшим в то время порядкам межевание и обозначение границ было очень сложным делом и требовало много времени. После сбора сведений последовал указ губернского правления об уточнении земельных границ дачи Ульяновского плеса и упраздненной Спасской пустыни. Но дальше дело не сдвинулось: не было рабочей силы, а сами монахи были в большинстве людьми преклонного возраста. За шесть лет в Ульянове они сумели построить только баню и даже не ввели новый общежительный устав. К 1865 году в монастыре осталось всего шесть человек. В 1867 году отец Виталий был переведен в Сольвы-чегодский монастырь, где и скончался3. В 1868 году иеродиакон Акиндин заблудился в лесу. «Он ушел в лес собирать грибы; прошел день, его нет. Хватились старцы, встревожились, и все, сколько было в монастыре народу, начали его искать... На третий день объявили становому приставу...»4.
«Не в унижение старцам, прибывшим в 1860 году и дожившим до 1866 года августа месяца, скажу это слово, — писал монах Ульяновской обители Арсений, — но для будущего историка — может быть, со временем кто-нибудь и возымеет намерение что-нибудь и написать и об этой обители, — то спросит, что же они делали за все это время?».
Причина неустроенности обители и вялости братии заключалась не только в малочисленности иноков. Ф. А. Арсеньев объяснял трудности тем, что «большинство из них были престарелых лет, а главное, между ними не было людей с твердою волею, с сильным характером и тем непобедимым терпением, которое необходимо в подобном деле».
Все это обусловило необходимость укрепить братию нового монастыря. С 1864 года начались переговоры с настоятелем Соловецкого монастыря о выделении опытных монахов для восстановления Ульяновской обители. Из соловецкой братии было отобрано пять человек — хороших организаторов и опытных хозяйственников. Изъявил желание отправиться с ними и послушник-зырянин Федор Ватаманов, впоследствии прославивший себя созданием архитектурного ансамбля монастыря. Старшим в этой немногочисленной группе был наместник Соловецкого монастыря иеромонах Матфей.
Им удалось сделать очень многое. Уже через 10—15 лет после открытия монастырь представлял собой громадный архитектурный комплекс. В него входило 21 деревянное здание различного предназначения и разной величины: деревянные церкви во имя преподобных Зосимы и Савватия (1866— 1867) и Успенская кладбищенская (1878), часовня, два братских двухэтажных корпуса (1866—1867, 1869), двухэтажная гостиница (1870), церковноприходская школа (1912), скотный двор на 100 голов (1871), две мельницы и другие более мелкие хозяйственные постройки. Гораздо больших капиталовложений требовало каменное строительство. В общей сложности было воздвигнуто 23 сооружения. Крупнейшие из них: двухэтажный пятиглавый Троицкий собор (1869 — 1875), четырехъярусная колокольня с четырьмя башнями (1869 — 1875, отделка продолжалась до 1879 г.), двухэтажная каменная трапезная (1872— 1873), вмещавшая до 500 человек, и двухэтажный каменный корпус (1872— 1875), надвратная церковь Михаила Архангела (1879) с каменной наружной лестницей (1912), одноэтажная Успенская церковь на кладбище (1886), двухэтажная (а с одной стороны — трехэтажная) гостиница (1879—1881), двухэтажные настоятельский корпус (1892) и общежитие для рабочих (1892), каменные северный и юго-западный братские корпуса (1908 — 1912), больница (1892), каменная ограда протяженностью 440 сажен (1877—1880) и многочисленные каменные постройки: скотный двор (1881 — 1882), мастерская (1880), овины (1886), кузница (1889), склад, баня, ледник (1910) и др. Их строительные объемы несравнимы с деревянными. К сожалению, деревянные здания начали разбирать уже в 1880-х годах, их использовали как материал для хозяйственных целей, и определить точно размеры построек и затраты на их строительство сейчас невозможно.
Переписка монастыря показывает, что при создании этого великолепного, уникального на территории Коми края ансамбля были привлечены мастера множества специальностей, которые жили в разных местах страны и традиционно ездили в Ульяново для выполнения необходимых работ. Больше всего мастеров приезжало из Великого Устюга и из Чердынского уезда Пермской губернии.
Для строительства прежде всего был нужен кирпич. На первых порах его заказывали местным крестьянам, но изготовленный ими кирпич был невысокого качества, и на второй год договор не продлили. Настоятель монастыря самолично сложил печь для обжига кирпича, но его все равно не хватало, да и среди первых насельников не было опытных мастеров. На первых порах из Устюгского уезда приезжал готовить кирпич М. М. Батюков.
В феврале 1899 года пришло письмо от устюгского мещанина Н. Н. Гостева: «... работу кирпича в лето сего года произвести для Вашей обители согласен, но только не за 5,5 руб., а за шесть руб. и полпуда муки, и только для Вас, теперь у нас работники дорогие по случаю производства работ по устройству железной дороги». Гостеву поручили громадный объем работ: он должен был за четыре года сделать 1,5 миллиона штук кирпича. Из Ульянова ему ответили, что намерены строить новый каменный трехэтажный
корпус, а потом еще один такой же, так что работы будет достаточно на два-три года, и что монастырь согласен платить по шесть рублей и выдавать муку. В 1902 году Н. Н. Гостеву сообщили, что получают много предложений на изготовление кирпича, «но мы не намерены им отдать, так как с Вами уже много лет имеем дело».
Взаимоотношения с мастерами были взаимовыгодными. Одному из них по его просьбе выслали старый паспорт (без него новый паспорт не выдавали), 25 рублей на дорогу и просили захватить Ерофеевского, а если тот не пойдет, то захватить «с собой способного товарища как по каменной работе, так и по штукатурной». Все мастера были устюгские.
В начале XX века каменщиков уже подбирали из местных мастеров. Со временем и в монастыре появились свои специалисты по строительному делу.
Затем потребовались опытные штукатуры. Великоустюгскому мещанину Сергею Павловичу Кушеверскому за штукатурные работы в соборе в 1872— 1873 годах была объявлена благодарность. В 1898 году монастырь поручил одному из устюжан перед поездкой в Ульяново списаться с мастером-каменотесом Иваном Васильевичем Верачевым из Устюгского уезда: «Если он желает в нашей обители поработать, то пусть приезжает на пароходе... Ценою мы не обидим». Видимо, подобные предложения были сделаны нескольким знакомым мастерам. В 1913 году монастырь согласился принять штукатуром П. Е. Ерофеевского из Великого Устюга с оплатой труда по 23 рубля в месяц «при готовых харчах и дорожных», братьев Павла и Александра Кокориных с оплатой 35 рублей в месяц. И. Я. и И. В. Лахтионовым и Н. С. Монакову заказали кирпич по 4 рубля 10 копеек за одну тысячу. «Если найдете еще 2 — 3 человека знающих, везите с собой весной своевременно». В 1914 году приглашение Лахтионовым повторили.
В 1900 году из монастыря сообщили, что строительную «работу производят знающие мастера Устюгского уезда, которые работали в обители по нескольку лет, а один из них, старший, хорошо знающий свое дело и добросовестный, работает в обители уже более 10 лет».
Для завершения строительства собора монастырю было нужно 50 новых половых плит. В письме каменщику в Великий Устюг посылали в задаток 20 рублей, просили найти С. Непогодьева или иного мастера, купить полы с излишком: «Вашего мастера-каменотеса согласны взять». В письмах из Великоустюгского уезда отвечали, что достали «сколько угодно плит для монастыря и мастер мог бы поработать». Одному из мастеров поручили договориться с пароходовладельцем Афанасием Булычевым об отправке груза его транспортом. Некоему Пантелеймону Васильевичу в Устюге в апреле 1899 года поручили взять у Шумиловых 60 каменных плит для пола и сдать на пароход Булычева, просили приехать в монастырь для пилки плит и настилки пола: «Мы слышали от Лихачева, что Вы по этой части дело знаете, то и цену дадим Вам по 17 руб. в месяц при готовой пище и [оплатим] дорогу в одну сторону».
Резолюция на одном из писем гласила: «Мы желаем Вас принять на работу на лето по старой цене на штукатурные и каменные работы. Если хочет работать крестьянин А. П. Суслонов, то и его приглашаем». В письме Суслонову условия работы были оговорены другие: «16 руб. в месяц с нашими харчами». Суслонова, как человека опытного, просили купить в Устюге пилы для пилки каменных плит.
Не чуждый строительных новинок и усовершенствований, монастырь с благодарностью принял рекламу специальной мастерской А. М. Козонковой из Великого Устюга и Архангельска («Мозаика и памятники на производство работ из разного мрамора, а также мозаично-цементное дело: ступени, полы, площадки и мелкая работа. Делаю в подвалах бетон и штукатурные работы»). Кроме того, мастерская изготовляла медно-никелированные кровати, трубы и прокладывала канализацию и водопровод.
Цементно-мозаичный пол мастерская делала с ковровым рисунком по цене 23 рубля за квадратную сажень. Из монастыря для проверки качества работы заказали рундук (ларь с откидной крышкой) по прилагаемому рисунку и пригласили мастера для осмотра планируемой работы на месте, так как решили сделать подобный пол и в Успенском храме. Через некоторое время Козонкова выполнила заказ на половую плитку (ей послали в задаток 200 рублей), и в ноябре 1914 года через пароходство П. Д. Гурылева в Ульянове отправили плитку разных рисунков. Опять впечатляют объемы произведенного заказа: 497 пудов плитки, 430 пудов цемента, 50 пудов щебня, краска — всего свыше 978 пудов. Ошибка в денежных расчетах при этом составила только 5 копеек, «о которых, конечно, не стоило и упоминать», — писали от Козонковой5.
Монастырь размещал также большие заказы на чугунные и железные изделия. Обычно поставщиками выступали кажимские заводы в Коми крае и некоторые уральские. К концу XIX века снабжение железом взял на себя магазин М. Н. Охлопкова из Великого Устюга. В апреле 1897 года владелец писал: «По случаю строящейся железной дороги и большого требования железа связного (100 пудов на сажень и 20 фунтов весу) в настоящее время нет». Далее следовал перечень имеющихся сортов железа с указанием количества и цены. Кровельное железо для монастыря было уже приготовлено.
Из архивных материалов известно о стоимости и других материалов. Затраты на рабочую силу, к сожалению, в документах не указаны, встречаются только косвенные свидетельства. О количестве привлеченных для строительства рабочих говорят следующие факты. В монастыре был дом для зимних рабочих. В 1908 году, когда начали строить братский каменный корпус, в монастыре на испытании находилось 30 человек, а временно трудящихся по обету — 180 человек.
Крупное строительство требовало специальных знаний. В монастыре всегда составляли сметы, планы, определяли объемы и стоимость строительных материалов. Если столь крупная архитектурная и инженерно-строительная работа производилась силами монастыря, значит, среди монахов были знающие специалисты. Объем такой работы в монастыре возрастал с каждым годом, соответствующие заказы в епархию шли из других мест. Поэтому в 1898 году в Вологодской епархии решили завести должность архитектора. Судя по приблизительной раскладке сумм, подлежащих платежу от монастырей и церквей, на Коми край приходились большие затраты на содержание архитектора. Если все монастыри платили по 10 — 35 рублей, то Ульяновский монастырь — 60 рублей. От церквей Яренского уезда поступало 78 рублей, а от Усть-Сысольского — 133 рубля. Всего архитектору выплачивали 1500 рублей. Архитектор приезжал в монастырь по мере необходимости и осуществлял надзор за строительством (например, в 1901 году при возведении каменного двухэтажного корпуса).
Троице-Стефановский монастырь входил в Великоустюгское викариатство Вологодской епархии. Не касаясь всех сторон цер-ковно-административных взаимоотношений, отметим, что благочинный монастырей не только собирал сведения о финансовом положении обители на Севере, но и давал дельные советы. В 1908 году, когда капиталы Ульяновского монастыря составляли 43 850 рублей, он рекомендовал: «У вас много четырехпроцентных рент, вот их-то и поместите в ведомость. Если не хватит рент на эту сумму 43 850 руб., то можете пополнить эту сумму другими
процентными бумагами, имеющимися у вас, и высчитайте, сколько получается в процентах в год с указанного капитала».
Монастырское хозяйство вели экономно и рационально. Для доказательства приведем пример с бумагой. Традиционно на Север бумагу доставляла знаменитая фабрика Сумкина, находящаяся в городе Лальске Великоустюгского уезда и известная еще с 1860-х годов. К концу века фабрику унаследовал С. М. Прянишников. Магазин фабрики и торговый посредник находились в Усть-Сысольске. Но выгоднее было получать бумагу в обмен на тряпье. И монастырь начиная с 1897 года ежегодно отправлял в Лальск на пароходах Булычева 19 — 26 пудов тряпья; взамен получал писчую бумагу самого высокого качества, школьную и другие сорта. В 1903 году в Лальске заказали еще и толстый картон для переплета книг.
Таким образом, великоустюгские мастера сыграли большую роль в создании архитектурного ансамбля Ульяновского Троице-Стефановского монастыря в Коми крае.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Рощевская Л. П. Создание соловецкими монахами монастыря в Коми крае // Экология человека: будущее культуры и науки Севера: Тезисы докладов VII Международного Соловецкого форума. Приложение к журналу «Экология человека». Архангельск, 1995.
2 За предоставленные сведения выражаю признательность С. Н. Даниловой.
3 НАРК. Ф. 963. Оп. 1. Д. 6. Л. 32, 45; Ф. 286. Оп. 1. Д. 361. Л. 2.
4 А р с е н ь е в Ф. А. Ульяновский монастырь у зырян. (Предисловие и подготовка текста Л. П. Рощевской). Сыктывкар, 1995. С. 74.
5Рощевская Л. П. Роль православного монастыря в развитии финно-угорской культуры // Российская провинция XVIII —XX вв.: реалии культурной жизни: Материалы III всероссийской конференции. Т. 1. Пенза, 1998; Она же. Благотворительная деятельность Троице-Стефано-Ульяновского монастыря // Социальное служение Русской православной церкви: исторический опыт и современное состояние. Сыктывкар, 1998; Она же. Хозяйственная деятельность православного монастыря в Коми крае. 1866—1917 годы // Церковь в истории России. Сб. 1. М., 1997; Она же. Ульяновский монастырь у зырян // Памятники истории, культуры и природы Европейской России: Тезисы докладов Всероссийской научной конференции. Н. Новгород, 1994.