Вологда. Историко-краеведческий альманах. Выпуск 4

(Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (проект № 02-01-00063а).)

Изучение проблем исторической демографии признано одним из приоритетных направлений на современном этапе в зарубежной и отечественной историографии1. Имея свой самостоятельный предмет - воспроизводство населения в его взаимосвязях и закономерности его развития2 - историческая демография "органично сочленяет изучение воспроизводственного процесса с системой социокультурных представлений, господствующих в данное время, в данном месте, у данного социального класса" (Ю. Л. Бессмертный). Она по праву считается комплексной, междисциплинарной наукой, интегрирующей многие стороны исторического прошлого - социально-экономические и социокультурные процессы, учитывающей взаимодействие объективных и субъективных факторов исторической эволюции. В демографическом развитии ученые видят сложную социальную доминанту, зависящую от специфического сочетания экологических, экономических, историко-культурных условий. Придание демографическому анализу культурно-антропологической ориентации - такова тенденция "новой демографической истории" на Западе, выделяемая Ю. Л. Бессмертным. Этот выдающийся медиевист справедливо отмечает, что в демографической динамике заключается важный элемент развития социальной системы в целом, а изучение движения народонаселения становится средством интегративно-системного познания исторического прошлого, что способствует более глубокому пониманию исторических целостностей3.

Опыт изучения демографических процессов в России имеется и в отечественной историографии. По Вологде, в частности, на основе писцовых и переписных книг XVII-XVIII веков он впервые был представлен в работах И. Н. Суворова и А. Е. Мерцалова4. До сих пор, к сожалению, не опубликованы в полном объеме исследования вологодских краеведов 1920-х годов - И. А. Тюрнина и особенно Н. В. Фалина, рассмотревших общую динамику народонаселения в XVII-XIX веках. Фалин обращался ко всем сохранившимся дозорным, писцовым, переписным книгам Вологды 1616/17, 1627/28, 1646, 1678, 1685 и 1711 годов, а также к материалам церковной статистики XVIII-XIX веков (метрическим книгам и исповедным ведомостям)5. Исследования по исторической демографии Вологды XVIII-XIX веков на основе церковной статистики продолжает современный вологодский демограф К. Р. Слащев6.

Проблемы народонаселения Вологды и Вологодского уезда в конце XVII - первой четверти XVIII века рассматривались крупнейшим современным специалистом в области исторической демографии Я. Е. Водарским. Подробно изучив комплекс переписных книг 1678 года и разнообразную сводно-итоговую документацию, ученый определял численность населения уезда в конце XVII века в 88 тысяч человек, а города - примерно в 3,6-3,8 тысячи человек7. Образцом изучения народонаселения отдельно взятого русского города в XVII - начале XVIII века может служить небольшая, но весьма содержательная краеведческая статья М. Н. Тихомирова по Дмитрову8. В ней автор рассмотрел общую численность, состав и динамику населения города, людность посадских и бобыльских дворов, установил родословие отдельных посадских фамилий.

По сохранившимся вологодским писцовым и переписным книгам XVII - начала XVIII века подобное комплексное исследование также возможно, оно бы существенно заполнило лакуны в наших знаниях об историческом прошлом города, группах его населения, разнообразных сторонах повседневной жизни основной части его обитателей - посадских людей и бобылей, труд которых и определял социально-экономическое развитие Вологды. Имеются и серьезные трудности на этом пути - невероятная обширность документального материала значительная часть которого до сих пор остается не только не опубликованной, но и не выявленной в необходимом объеме, недоступность ценнейших писцово-переписных источников, находящихся в основном в столичных архивохранилищах. К сожалению, и обширная Коллекция столбцов ГАВО (ф. 1260), содержащая много уникальных документов по истории Вологды XVII века, остатки делопроизводства земской, приказной и таможенной изб, ныне практически тоже недоступна. Имеющиеся филологические публикации ("Хрестоматия по истории вологодских говоров", "Деловая письменность Вологодского края XVII-XVIII вв." и "Деловая письменность Русского Севера XV-XVII вв.") при несомненной полезности их в учебном процессе содержат очень немного документов по истории собственно города. То же можно сказать и о весьма ценных выпусках "Описания собрания свитков".

Для масштабного исследования демографической истории Вологодского края XVII-XVIII веков (и последующего времени) необходимо выявление исчерпывающей документальной базы, требующее усилий целого коллектива авторов, согласованной методики ее анализа, в том числе и машинной обработки массовой писцово-переписной и статистической документации XVII-XIX веков, содержащей демографическую информацию.

Предпринимаемую в данной статье попытку историко-демографического изучения города Вологды можно рассматривать как возвращение к полузабытой краеведческой традиции, связанной с упомянутыми работами Н. В. Фалина и М. Н. Тихомирова. Избранный для рассмотрения период - 1670-е-1680-е годы - обеспечен комплексом переписных книг 1678-1688 годов. Поскольку некоторые из них практически впервые вводятся в научный оборот, автор предваряет конкретное изучение народонаселения кратким источниковедческим анализом. Одной из первоочередных задач исторической демографии Я. Е. Водарский считает изучение систем учета населения и источников, содержащих демографические данные9.

Описание Вологды 1678 и 1685 годов следует рассматривать как продолжение описаний, предпринятых в первой половине XVII века. Это были: 1616/17 г. - дозор князя П. Волконского и подьячего Л. Софонова; 1627/28 г. - писцовая книга князя Ив. Мещерского и подьячего Ф. Стогова; 1646 г. - переписная книга стольника И. И. Бутурлина и подьячего Е. Иванова. Дозорная книга 1616/17 года и Сотная с писцовой книги 1627/28 года опубликованы, но в источниковедческом отношении еще нуждаются в "доисследовании"10. Переписная книга 1646 года, материалы сыска посадских закладчиков в Вологде в 1638-1642 годах (сыскным приказом князя Б. А. Репнина и дьяка М. Грязева) и посадской реформы 1649-1652 годов (строельная книга князя С. Шайсупова), а также комплекс переписной документации 1670-х-1680-х годов до сих пор не изданы. Отдельные факты из этих источников приводились в работах Н. Д. Шаховской, П. П. Смирнова, Е. Б. Французовой, Л. А. Тимошиной11. Весьма ценные общие обзоры вологодских писцовых и переписных книг, важные для поисковой работы, выполнены научными сотрудниками РГАДА Н. П. Воскобойниковой и Т. Б. Соловьевой12.

Переписная книга 1678 года стольника Петра Михайловича Голохвастова и подьячего Ивана Саблина была составлена в рамках общерусской переписи и дошла до нас в подлиннике форматом в малую четвертку, объемом 306 листов с оборотами, со скрепами переписчиков. Имеются и список с нее 1709 года, и перечневая роспись итогов по городу13. Переписчики учитывали также "скаски" выборных - земского старосты В. Кодовина и "ларешного" целовальника В. Парамонова. В переписной книге были зафиксированы все группы дворов и других жилых помещений (избы, кельи) и их мужское население (дворохозяин и его сыновья, внуки, родные и двоюродные братья, племянники, пасынки, различные приемыши, "захребетники", работные люди, полоняники) с указанием возраста, а также ремесленных занятий. По традиции переписных работ XVI-XVII веков женское население (жены, дочери, сестры) не фиксировалось, за исключением вдов в своих дворах или "соседок" в чужих дворах.

Описание Вологды 1685/86 года являлось составной частью валового описания России, проведенного в 52 городах, прерванного в августе 1686 года из-за начала первого Крымского похода. История создания Вологодской переписной книги была освещена Н. П. Воскобойниковой в специальной статье с приложенными к ней документами14. Описание проводил вологодский воевода Борис Андреевич Змеов "с товарищи" (по-видимому, с сыновьями Андреем и Венедиктом Борисовичами, а также с дьяком приказной избы Сидором Скворцовым и выборными посадскими людьми). Работа шла в течение двух летних сезонов 1685-1686 годов, а 27 февраля 1687 года переписная книга была отправлена в Новгородский приказ. Подписи выборных (35 человек) в конце книги, а также скрепы В. Б. Змеова и подьячих М. Иевлева и И. Федорова свидетельствуют о ее подлинности. Объем переписной книги - 156 листов, формат - в четвертку15.

По содержанию переписные книги 1678 и 1685 годов удачно дополняют друг друга: описание 1678 года зафиксировало систему расселения в городе и на посаде по улицам, а перепись 1685 года включила описание крепости, административных зданий и, подробнейшим образом, торговых рядов, видов торговых помещений (лавки, лавочки, амбары, полки, лари, шалаши), кузниц, квасных и харчевых изб и состава торговых людей Вологды. В переписной книге 1685/86 года указаны размеры площади, занятой под лавками и лавочными местами, общее распределение пространства вологодского торга, отражена проверка крепостной документации (данных, деловых-раздельных, купчих, духовных грамот, закладных кабал) на торговые помещения, приводятся размеры уплачиваемых оброков в земскую и приказную избы. В своей работе переписчики 1685/86 года "сверялись" с крепостной и "четвертной оброчной" книгами приказной избы, когда им требовалось уточнить владельческие права на лавку. Полагаем, что переписная книга 1685/86 года содержит в себе элементы оброчной книги вологодского торга.

Близкие по времени создания, переписные книги 1678 и 1685/86 годов рисуют картину демографического, топографического и социально-экономического развития города в конце XVII века. В сопоставлении с писцовой книгой 1627/28 года и переписной книгой 1646 года переписные книги конца XVII века позволяют рассматривать эти процессы в широкой исторической ретроспективе. Названные переписные книги, однако, не являлись единственными документами по учету населения Вологды в конце XVII века. Существовали еще мало известные в литературе "имянные сороковые книги" 1686-1688 годов.

Переписные "имянные книги"
и проблема вологодских "сороков"

В отличие от переписных книг 1678-1685 годов, создание которых было связано с деятельностью высоких должностных лиц при участии верхушки посада, "имянные сороковые книги" 1686-1688 годов составлялись исключительно земскими старостами и ларешными целовальниками Вологды. Правда, возникновение "имянных книг" также было предписано сверху указом царей Ивана и Петра Алексеевичей и грамотой из Посольского приказа. Названными документами верхушке выборных предписывалось "учинить вологжаном посацким тяглым людем переписные имянные книги погодно со 193 по 201 год" (то есть с 1684/85 по 1692/93). В основу же этих книг должны были быть положены ведущиеся в земской избе окладные сороковые книги, в которых фиксировались как полноценные посадские тяглецы, так и "охудавшие, обнищавшие, оскудевшие" обитатели городских "сороков" - территориально-налоговых единиц. Женское население в этих материалах, в отличие от переписных книг, не учитывалось совсем. Возраст сыновей и братьев также не указывался. Участие ларешных целовальников в составлении "имянных книг" как раз и указывает на их финансовое, тягловое значение, поскольку ларь - это общественная земская казна, формируемая за счет обложения посадских и бобыльских дворов. Полагаем, что земские и ларешные целовальники представляли на разных уровнях один и тот же институт городского самоуправления. В общественном приговоре по сооружению Спасо-Обыденной церкви 18 октября 1654 года фигурировал только один ларешный целовальник и 12 земских целовальников. Вместе с земскими старостами ларешный и земские целовальники определяли тяглый оклад посадских дворов в условных денежных единицах - "пирогах", "деньгах", "пулах". Наиболее раннее упоминание "кабацких ларешных целовальников" нам встретилось в одной опубликованной И. Суворовым челобитной 1647 года16. О том, что именно посадской общине принадлежало право тяглообложения дворов, находим свидетельства в Сотной 1629 года. Иногда при фиксации льготных дворов в ней говорится: "...а как лготные годы отойдуть, и ему [данному посадскому человеку. - М. Ч.] с посадскими людми всякие подати платить, чем ево посадские люди в тягле обложат"17.

До нас дошли не все "имянные книги" 1685-1693 годов, а только три из них: две за 1686/87 год (в фонде "Городовые боярские книги" РГАДА, раздел "Вологда 3а" и "Невель 1") и одна за 1687/88 год (в том же фонде РГАДА, раздел "Новгород 86"). Текст их, по сути, идентичен, за исключением лишь некоторых различий в составе сороков и скреп разных земских старост и ларешных целовальников. Заголовок книги "Вологда 3а": "Переписные имянные книги вологодских посадских людей "РЧЕ" [1686/87. - М. Ч.] года августа "КИ" де присланы с опискою. Взять в переплет"18. Все три книги были скреплены дьяком Вологодской приказной избы Ф. Клоковым (в переписной книге 1685/86 года он фигурирует как посадский и торговый человек), что придавало им официальное значение. Наиболее полный состав сороков - 13 - находим в "имянной книге" "Вологда 3а". Близкая к ней по тексту "имянная книга" "Невель 1" сообщает дополнительно об Ивановском сороке (всего в ней 10 сороков). Наконец, "имянная книга" "Новгород 86" фиксирует 9 сороков, отраженных в двух первых книгах. Таким образом, в Вологде в 1680-х годах посадское и бобыльское население учитывалось в земской избе всего по 14 сорокам.

В связи с наименованием книг - "сороковые" - встает проблема происхождения внутригородских единиц - сороков - вообще и в городах Русского Севера в частности. Одно из ранних упоминаний "сорока" находим в данной 1548/49 года белозерцев Г. и М. Максимовых Московскому Симонову монастырю на двор "на Белеозере в Логиновой улице у Дмитрея Святого в сороку в Логинове Маншина". В Вологде "Васильевский сорок от Василия Святого" фигурирует в купчей грамоте 11 июня 1611 года между посадскими людьми (в виде включенного акта в позднейшее, 1690 года, судебное дело)19. Посадские сороки определили структуру описания в опубликованных Ю. С. Васильевым дозорных книгах Белоозера и Вологды 1616/17 года. Так, в Вологодской дозорной книге называются следующие сороки (и это их первый относительно полный перечень): 1) Федоровский; 2) Кирилловский; 3) Козленский; 4) сорок бывшей Владычной слободы; 5) сорок Широкие улицы; 6) Никольский; 7) Васильевский; 8) Леонтьевский; 9) Мироносицкий;. 10) Дмитреевский; 11) Власьевский; 12) Богословский.

Эти же сороки встречаются и в многочисленном актовом материале XVII века, отразившем различные сделки посадских людей с недвижимостью (дворы, огороды, лавки) и денежно-закладные операции. Локализации сороков помогает сближение их названий с наименованиями церквей и улиц, причем речь идет о приходских церквях на посаде, а не о храмах в Городе (ружных). Так, в двух актах 1628 года Власьевский сорок указан в "Ехаловой улице", "в Ехалове в Кузнецах" (в настоящее время - улица Авксентьевского)20, и это позволяет центр данного сорока связать с церковью Власия Севастийского в Обухове, уцелевшей и поныне на современной улице Челюскинцев. Название сорока по церкви могло полностью совпадать с названием улицы ("Васильевский сорок в Васильевской улице"), но могло и отличаться от нее - "Власьевский в Ехалове улице", "Никольский сорок в Троецкой улице"21. На Верхнем посаде была Троицкая улица, следовательно, из ряда Никольских церквей Вологды выбор должен пасть на церковь Николы на Горе (позднейшее название - Златые Кресты), либо Николы на верхнем подоле, где и мог размещаться данный Никольский сорок.

В ряде актов названия сороков не имеют привязки к улице, но по известному расположению церквей и они могут быть вписаны в топографию Вологодского посада XVII века - Леонтьевский (в Заречье), Мироносицкий (на берегу), Кирилловский (в районе церкви Кирилла Чудотворца в Рощенье), Дмитреевский (по церкви Димитрия Прилуцкого на Наволоке), Богословский (по церкви Иоанна Богослова в районе Ленивой площадки)22. В поручных записях по закладчикам за 1640/41 год, отразивших деятельность дьяка Сыскного приказа князя Д. Волынского и подьячего С. Несвитаева, говорилось обо "всех 12 сороках" в Вологде, в которые были разосланы наказные памяти о выведении посадских людей и бобылей из-за беломестцев. Земскому старосте Павлу Кудреватого приказывалось написать выведенных в тягло закладчиков "подлинно порознь по имяном"23. Обращает на себя внимание совпадение числа земских целовальников и сороков - 12. Не возглавляли ли вологодские сороки именно выборные земские целовальники? Возможно, что какие-то "имянные книги" велись в земской избе уже в начале 1640-х годов. Фигурируют "сороки" и в строельной книге князя С. Шайсупова 1649 года, изученной П. П. Смирновым. Отмеченные стройщиком у духовенства слободки располагались в сороках: Васильевском (у Троице-Сергиева монастыря), Леонтьевском (отписана у Кирилло-Белозерского монастыря), Дмитреевском (отписана у вологодского архиепископа)24. Указание на сороки служит здесь ориентирующим признаком, определением места нахождения отдельно взятого посадского двора, группы дворов или целой слободки. Следовательно, сороки могли включать определенную часть городской территории, а не только места расселения тяглого посадского люда. Сороки, полагаем, не имели характера производственных, профессиональных объединений городских ремесленников (подобно западноевропейским средневековым цехам). Предположение это будет подтверждено ниже при рассмотрении рассредоточенного расположения ремесленников самых различных специальностей по территории Вологодского посада.

Возможно, территориальное ядро каждого вологодского сорока в XVII веке составляла некая совокупность дворов, образующих приход данной церкви, но само деление на сороки имело существенно другое назначение, служило основой организации не церковно-приходской, а социально-экономической жизни тяглых горожан. Происхождение названия рассматриваемой территориальной единицы - сорока - от числа 40 не подтверждается данными дозорной книги 1617 года. В ней мы находим сороки, вбиравшие в себя не только по 40-44-48 дворов жилых, пустых и мест дворовых, но и по 24, 65 дворов и т. д. Правда, Н. В. Фалин считал сорок равным примерно 33 дворам (данную цифру он получил, разделив общее количество жилых и пустых дворов дозорной книги на 12 сороков). Помимо церковных, некоторые вологодские сороки имели и гражданские названия; дозорная книга 1617 года упоминает сорок Широкие улицы, Козленский сорок (по церкви Покрова Богородицы на Козлене; район этот назывался иногда Козленской слободой) и сорок бывшей Владычной слободы (по нашему мнению, находился в районе Ленивой площадки, где до середины XVI века располагалась резиденция архиерея до ее перенесения на Соборную горку; Н. В. Фалин же локализовал сорок в районе церкви Пречистой Богородицы на Нижнем долу). В Сотной 1629 года в районе сгоревшей церкви Козьмы и Демьяна упоминается архиепископская бобыльская слободка из 13 дворов, а в переписной 1646 года Никольская слобода прямо указана на улице Никольской Верхнего посада25. Соотношение сорока и улицы, сорока и слободы, сорока и прихода, включение их в более крупные внутригородские единицы типа части посада (Верхний, Нижний, Заречный) или церковно-административного деления (типа третей) - все это еще предстоит исследователям выяснить.

Состав сороков Вологды (12-14) на протяжении XVII века отличался известной стабильностью, хотя некоторые изменения в нем все же происходили. Так, в "имянных книгах" 1680-х годов сорок Широкие улицы и сорок бывшей Владычной слободы уже не упоминаются. Последний раз сорок Широкие улицы нам встретился в столбцах сыска закладчиков 1640 года, локализовать же его на основании писцово-переписной документации 1620-х-1640-х годов можно в районе улицы Ильинской, где-то в пространстве между церквями Димитрия Прилуцкого и Кирилла Белозерского и Ленивой площадкой26. В "имянных книгах" 1680-х годов видим несколько сороков, отсутствующих в дозорной книге 1617 года: Зосимовский (по церкви Зосимы и Савватия Соловецких, до сих пор стоящей на набережной), Спасов (вероятно, по церкви Спаса на Болоте в Верхнем посаде), Ивановский (думаем, по церкви Рождества Иоанна) Предтечи в Дюдиковой пустыни), Стефанов (по церкви Стефана Сурожского на Верхнем посаде, в районе улицы Введенской; церковь Стефана Пермского здесь никак не подходит, поскольку находилась в Детинце на архиерейском подворье и не являлась приходской). Есть основания для отождествления сорока бывшей Владычной слободы начала XVII века с Зосимовским сороком конца XVII века. В серии купчих грамот Соловецкого монастыря на дворы и дворовые места у посадских людей в Вологде 2 -10 апреля 1583 года бывшая Владычная слобода указана в приходе церквей Климента папы Римского и Соловецких чудотворцев Зосимы и Савватия.

Несколько неожиданным оказалось обнаружение вологодских сороков в таможенных книгах Великого Устюга 1679/80 года. В них зарегистрированы индивидуальные явки вологжан и явки групп торговых людей вологодских сороков. Среди знакомых названий впервые (и единственный раз) фигурирует Пятницкий сорок. В указанных книгах упоминаются также "вологжане Старого села", "вологжане села Фрязинова"27.

(Более мелкими по охваченной территории и разнообразными по наименованиям представляются сороки на Белоозере по дозорой книге 1616/17 года28. В ней заметно определение - "сорок такой-то улицы" (Егорьевской, Лысовой), либо образование названия от имен (наиболее уважаемых обитателей, может, уличанских старост или бывших писцов тех мест, или каких-то ответственных за уплату налогов?) - "Захарин сорок", "Логинов да Жуков сорок", "Логинов сорок на Пробойной улице" ("сорок Логина Маншина" известен уже, как говорилось выше, в 1548/49), от какого-то места, урочища - "того ж сороку на Кулакове", "Белобородов сорок на Беле-озере на берегу" и т. д. Встречаются и чисто церковные наименования сороков на Белоозере - Воскресенский, Жен Мироносиц и др., но они не имели столь исключительного преобладания, как в Вологде.)

В таблице 1 (см. приложение) систематизированы сведения о составе вологодских сороков в начале и конце XVII века и количестве проживавших в них людей. Бросается в глаза значительное возрастание численности каждого сорока к концу столетия. По-прежнему ни о какой привязке понятия "сорок" к числу 40 говорить не приходится. Само же сопоставление информации дозорной 1617 года и "имянных книг" 1680-х годов затруднительно, поскольку первая оперирует посадскими дворами, выделяя среди них тяглые (живущие), пустые и дворовые места. "Имянные" же книги регистрируют не дворы, а дворохозяев - глав посадских и бобыльских семей со взрослыми, полагаем, сыновьями. При этом о количестве пустых дворов и мест дворовых не сообщается.

Позднее употребление термина "сорок" в измененном виде - "сорочане" - нам встретилось в переписной книге Вологды 1711/12 года. Там упоминаются Никольские сорочане, которые в лице своего церковного старосты М. Колесова дали в 1705 году принадлежавшее их церкви "место косебное" посадскому человеку В. Сычугову. В данном случае можно предполагать одну из Никольских церквей Верхнего посада - на Подоле либо на Горе. Приведенный пример показывает также тесное переплетение организационных форм посадской и церковно-приходской жизни в русском городе XVII века. Знаменитые московские "сорок сороков" являются, скорее всего, поздним переосмыслением (авторами XIX века В. В. Вигелем, И. Е. Забелиным) столичных благочинии - групп из 40-60 церквей (Пречистенский, Сретенский, Замоскворецкий и прочие сороки). Но, конечно, 1600 церквей в Москве не было, даже если сложить все престолы, все больничные, тюремные, домашние церкви - это просто гипербола. В словаре В. И. Даля именно это значение сорока как благочиния из 40 церквей среди толкований данного выражения поставлено на первое место. Близок к пониманию сорока как благочиния и И. Н. Суворов. К. А. Аверьянов считает, что московские сороки XVIII-XIX веков территориально совпадали с судебно-административными единицами XV века29.

Определив документальную базу по теме статьи, перейдем теперь к конкретному рассмотрению населения Вологды на основании переписных и "имянных" книг 1670-х-1680-х годов. Учитывая первичный характер обработки источников и общий научно-популярный профиль альманаха, обращенного к широкой читательской аудитории, мы избрали жанр коротких очерков как наиболее оптимальный для изложения материала.

Общая динамика и состав населения в конце XVII века

Результатом наших подсчетов по тексту переписной книги 1678 года стали процентные соотношения количества дворов основных групп населения города:

1) посадских людей, бобылей и вдов - 1173 двора (78,5 процента);

4) привилегированной верхушки торговых людей (гостей, членов гостиной и суконной сотен, торговых иноземцев) - 35 дворов (2,3 процента).

Как видим, город имел преимущественно посадский, торгово-ремесленный и промысловый социально-экономический облик. В итогах переписи прежде всего указано тяглое население, живущее в своих дворах: 594 двора посадских, 381 двор бобыльский и 198 дворов посадских и бобыльских вдов. Имелось еще 247 посадских и бобыльских семей, живших в чужих дворах, или, как тогда говорилось, "в соседях", "подсоседниках", "захребетниках", "на дворничестве" и т. п. По сравнению с переписью 1646 года число посадских дворов в Вологде к 1678 году сократилось (в 1646 - было 836), а бобыльских - увеличилось (в 1646 - было 341). Соотнести количество посадских людей и бобылей, живущих в чужих дворах, в 1646 и 1678 годах труднее, поскольку в итогах переписи 1646 года говорится о 395 человеках "на дворничестве" (из них 262 посадских и 133 бедных бобыля), а в переписной книге 1678 года - о 247 "семьях". Общая убыль тяглого населения с 1646 по 1678 год составила 287 дворов (было - 1460 дворов, стало - 1173 двора)30. Рассчитывая численность тяглого населения города, Н. В. Фалин к 1173 дворам посадским, бобыльским и вдовьим предлагал добавить еще 127 дворов крупного пригородного села Фрязинова. Так им была получена цифра 1300 дворов на 1678 год. Принимая же по 5 человек мужского пола в среднем на двор, он выводил общую численность населения в Вологде на 1678 год в 6,0-6,5 тысячи человек.

Среди причин убыли населения необходимо назвать такой неблагоприятный демографический фактор, как массовая эпидемия чумы в России в 1654-1655 годах, хлебный недород начала 1670-х годов, неупорядоченное денежное обращение, связанное с медными и серебряными деньгами, и вызванные им сбои во внешней и внутренней торговле, возрастание налогов в связи с напряженной внешней политикой, усиленные миграции за пределы города в 1650-х-1670-х годах. Одним словом, период после 1646 года и до переписи 1678 года был очень тяжелым для горожан.

В конце переписной книги 1678 года приводится "скаска" земского старосты Василия Кодовина и ларешного Васки Парамонова о пропорциях "убылых" дворов. В ней выборные указали, что из хозяев 95 дворов и мест дворовых кто-то умер в поветрие 1654-1655 годов, кто-то сошел к Москве и в иные города, 20 дворов запустели из-за ухода посадских людей от непомерных податей в попы, 98 дворов захватили "беломестцы" (дворяне, всяких чинов люди, торговые иноземцы, а также крупнейший вологодский купец гость Г. М. Фетиев)31.

Большой процент убыли дворов после 1646 года заставляет задуматься над итогами посадской реформы 1649 года в Вологде. Известно, что у крупнейших представителей духовенства в результате этой реформы были отписаны дворы к тяглому посаду: 167 дворов - у архиепископа (в Николо-Владычной слободе и новой Алексеевской слободке на реке Золотухе "по конец посаду"), 94 двора - у Николо-Угрешского монастыря (в Дюдиковой пустыни и пригородных деревнях Юрьецове и Луневе), 21 двор - у Троице-Сергиева монастыря (в Еремеевской слободке) и, наконец, 16 дворов - у Кириллова монастыря (в Кирилловской слободке). Всего, по подсчетам П. П. Смирнова на основании "строельной книги" 1649 года, монастыри и владычные кафедры (Вологодская и Ростовская) потеряли 304 двора, принадлежавших 327 дворохозяевам, у которых было 310 человек детей и родни и 27 соседей и захребетников32. О проведенной посадской реформе напоминают некоторые ремарки переписной книги 1678 года. Например, при описании группы дворов в районе Дюдиковой пустыни говорится: "наперед сего бывала Кирилловская слобода". О бывшей Кирилловской слободке свидетельствует и названное последним в этой группе дворов "место пустое огородное Кирилова монастыря".

Несмотря на отписку, существенного роста тяглых посадских дворов это не дало, и беломестное (привилегированное) земле- и дворовладение "на Вологде" продолжало существовать и после "строения посада" в 1649 году. О трудностях в реализации реформы читаем в изложении челобитной земского старосты А. Рожина 1668 года, в которой говорится, что беломестцы не исполняют государев указ из Новгородского приказа о продаже своих дворов, лавок, амбаров, варниц и не несут посадского тягла33. Беломестное дворовладение в Вологде к началу переписи 1678 года было представлено по-прежнему архиерейской кафедрой (57 дворов), монастырями (52 двора), гостями и членами гостиной и суконной сотен (18 дворов), торговыми иноземцами и их вдовами (17 дворов). К числу необлагаемых следует отнести также церковные дворы (102 двора) и дворы феодальной знати и помещиков (76 дворов).

Обработка данных "имянных книг" 1686-1688 годов показала, что за 8-10 лет, прошедших после валового описания, численность тяглых дворов возросла до 1453 (в 1678 году отмечено 1173 двора), а самого населения (посадских людей и бобылей) - более чем на 25 процентов, составив 2350 человек (в 1678 году их было, по нашим подсчетам, 1860 человек). Примерно две трети тяглых людей по "имянным книгам" составляли посадские (918 дворов, в них 1624 человека, или 69,1 процента), а бобыльских было 535 дворов, в них 726 человек, или 30,9 процента. К приведенным в данном очерке показателям нам предстоит еще не раз вернуться.

Можно выделить несколько видов миграций. Во-первых, внутригородское перемещение населения, когда источник указывает, что такой-то посадский человек или бобыль "живет в ином дворе", или где-то в дворниках - на гостином дворе, в сторожах у различных административных или торговых заведений (приказной, земской или таможенной изб, конской площадки, тюрем, которых в конце XVII века было три: земская, опальная и татарская). Отмечены два случая, когда посадские люди уходили в пригородное село Фрязиново, став там попами сельской церкви34. К разновидности внутригородских пе ремещений отнесем сведения типа "скитается меж двор", "бродит в миру, меж дворы", "кормится в миру"35. Они свидетельствуют об определенном социальном расслоении городского населения и даже маргинализации части жителей ("нищие вдовы", "нищие старухи", "нищие бобыли", просто "нищие", судя по возрасту, дети 8-10 лет). Внутригородские перемещения нередко бывали причиной запустения дворов, но в целом подобной информации отыскивается немного по всему тексту переписной книги 1678 года36. По сравнению с Сотной 1629 года в записях 1678 и 1686/88 годов не указана такая причина убыли тяглых дворов, как пострижение хозяина в монастырь. Основная масса случаев запустения дворов связана была со смертью хозяина, оставившего жену и детей. Иными словами, наследование дворов по прямой линии, обусловленное обязательным несением тягла, - вот главный способ закрепления социального статуса и его преемственности у посадских людей.

Намного чаще в нашем источнике сообщается о втором виде миграций - уходе населения за пределы Вологды в другие города - более всего в Москву (такой-то "съехал от скудости к Москве и живет на Москве", "живет на Москве у гостя Ивана Сверчкова", "отдан головою за долг гостю Семену Сверчкову и на Вологде не живет" и т. п.)37. Иногда называется возраст ушедших в Москву - это были подростки или совсем молодые еще люди в возрасте от 8 до 20 лет. Уходы совершались и целыми семьями ("посадский человек з детьми сошел к Москве", "вдова з детьми", 2-3 брата, 4 родственника). Отыскалось только одно упоминание об уходе хозяина двора с женою и детьми на Устюг. При всей непропорциональности сведений переписных книг XVII века о мужском и женском населении (в пользу первого) думаем, что во всякого рода миграциях первое выглядело более активно, являлось более мобильной частью населения. Аналогичные наблюдения встречаем в работах современных медиевистов, посвященных исторической демографии стран Западной Европы38.

Неопределенное направление миграций отражено во фразах переписной книги 1678 года: "сшел безвесно", "от скудости шел безвесно, тому четвертой год"39. Бросается в глаза упорное повторение причины миграций в переписных книгах 1670-х-1680-х годов - это скудость, обнищание части жителей, в основе которых называются непомерные подати.

Третьим видом миграций можно считать приход на Вологду выходцев из других городов. В переписных книгах 1678 и 1685 годов фигурируют уроженцы, судя по катойконимам, узнаваемых городов Русского Севера: "колмогорцы пришлые люди", "каргополцы", "важане", "устюжане", "тотьмяне бобыли"40. Остальные районы России представлены катойконимами ^ "псковитин", "костромитин", "чухломец", "нижегородец прихожий человек", "нижегородец посадкой человек", "алатырец гулящий человек", "москвитин посадский человек", "уроженец Можайска посадской человек" и даже "тюменец работной человек"41. Приходили эти люди и поодиночке, и целыми семьями. В записях 1678 года большинство из них показано не в качестве самостоятельных дворохозяев, а во дворах у посадских людей и бобылей. В "имянных" же книгах 1686 -1688 годов посадские люди с катойконимами "колмогорец", "каргопол", "важенин" фигурируют как дворохозяева, следовательно, какая-то часть пришлых обзаводилась на Вологде своими дворами и была включена в посадское тягло. Среди владельцев лавок переписная книга 1685/86 года называет людей с фамилиями Белозеров, Колмогоров, Колмогоркин, Мезенцов, Мологин, Ярославцов, Псковкин и даже Палеостровский42. Некоторые из приведенных фамилий находим в словаре Ю. И. Чайкиной. Исследовательница связывает их с происхождением человека с Белоозера, с рек Мезени и Мологи43. Последняя из названных фамилий может быть объяснена приходом человека с острова Палий на Онежском озере (например, по такому же образцу был назван Палеостровский монастырь).

К проблеме миграций можно отнести и вопрос о национальном составе дворов. Был он в массе своей однородным - обитатели их являлись русскими православными людьми независимо от социальной принадлежности и географического "происхождения" владельцев. Однако удалось найти шесть случаев, когда во дворах посадских людей и даже некоторых вдов наряду с хозяевами проживали "купленные люди литовского полону", "крепостные литовского полону", имевшие детей. Следовательно, речь идет о целых семьях литовских полоняников в составе городских дворов. "Литовских выходцев" и "черкашенинов" встречаем уже в Сотной 1629 года. Кроме того, в названных источниках один раз назван поляк, один раз - калмык, один раз упоминаются два татарина в возрасте 10 и 12 лет44. Объясняться подобные случаи должны обстоятельствами внешней политики России в XVII веке (русско-польские войны), усилением внешнеполитических и экономических отношений с народами Востока. Социальное же положение полоняников было, несомненно, наиболее приниженным.

Еще одной группой пришлого населения Вологды в конце XVII века являлись крестьяне и бобыли. Вопрос этот будет рассмотрен ниже в специальном очерке.

Посадское население Вологды: люди и имена

Неизбежную сухость изложения историко-демографических и социально-экономических проблем, изобилующего цифрами, можно "оживить", обратившись к богатому антропонимическому материалу переписной книги 1678 года. Не задаваясь целями специального филологического изучения (см. в данном альманахе статьи Ю. И. Чайкиной и Н. В. Комлевой), историк увидит в материале источника важный социокультурный аспект исторического прошлого.

По тексту переписной книги 1678 года удалось насчитать 1860 человек посадских людей и бобылей, обеспеченных именником с 230 именами. Полагаем, что это достаточно широкий набор мужских имен. Более трети поименованных (30,5 процента) носили пять самых употребимых имен: Ивашка (243 человека), Сенка (121 человек), Васка (76 человек), Федка (73 человека), Мишка (55 человек). Бросается в глаза крайняя редкость полной формы имен (Афанасий - 4 человека, Григорий - 6 человек, Тимофей - 5 человек, Петр - 3 человека, Яков - 2 человека), абсолютное преобладание неполных форм: Афонка (19 человек), Гришка (46 человек), Тимошка (17 человек), Петрушка (47 человек), Якушка (46 человек) и т. п. В употреблении полных форм имя Иван (24 человека) также преобладает над всеми остальными. Правда, данный источник в именовании посадских людей и бобылей не всегда последователен - один и тот же человек может быть в нем назван Александром и Александрком, Василием и Ваской. Нельзя также не заметить большого разнообразия вариантов имен, образованных от одной основы. Например, Еремей - Еремка - Ерешка - Ерошка (если только последний - не от Ерофея); Евка - Евсевейка - Евсютка; Костка - Костюшка - Костюнка; Никифор - Никишка - Никифорка; Серешка - Сергунка - Сергушка и т. д. Большое индивидуальное разнообразие имен делало многие из них явлением "штучным": вологжанам с именами Евтифейка, Евтюшка, Евсегней, Евсютка, Евсевейка и пр. практически невозможно было встретить своего точного тезку на улицах города или на торгу.

Посадских и бобыльских вдов в переписной книге названо 250 человек, и этому количеству соответствует именник примерно из 58 имен. Последнее число приблизительно равно количеству имен, установленному Е. В. Наумовой при изучении женской антропонимии переписной книги Вологды 1711/12 года45. Наиболее распространенными у вологжанок в конце XVII века были имена Марьица (13 человек), Авдотьица (12 человек), Анютка (11 человек), Улитка (9 человек). В женском подборе имен обращают на себя внимание имена, образованные от мужских основ, - Василинка, Зиновьица, Ульянка, Устиница, Федора - Федорка - Феодорица, Феклица, Федулка. Среди женских монашеских имен в переписной книге 1678 года упоминаются по одному разу имена Вера, Евфимия, Устинья и Марфа (все это были старицы в церковных кельях городских храмов). Очень редко монахиня именовалась с отчеством - старица Марфа Федорова дочь Рыбникова.

Уже в 1678 году среди вологжанок были распространены имена, о которых Е. В. Наумова пишет как о новых для начала XVIII века: Полинарица (от Аполлинарии), Ненилица, Ненилка (от Неонилии), Пестемеица (от Епистимии), Киликеица (от Киликеи) и упомянутая выше Федулка (от Феодулии). Как и в мужской антропонимии, при именовании женщин видим преобладание неполных форм: Прасковья (1 раз) и Парасковьица (6 раз), Варвара (1 раз) и Варварица (4 раза). Отметим и такое же разнообразие индивидуальных именований, образованных от одной основы, - Аксютка - Аксиньица - Ксенья - Ксеница. Дошедшая до нас в подлиннике переписная книга 1678 года показывает, что переписчики очень точно передавали все индивидуальные оттенки именований людей, среди которых они проводили свое описание.

Практически все занесенные в переписную книгу 1678 года женщины являлись посадскими или бобыльскими вдовами. Самой распространенной моделью именования женщины в этом источнике является указание сначала на ее отца, затем на мужа, нередко с сохранением профессионального прозвища последнего: "посадская вдова Марфутка Алексеевская дочь Степановская жена мясника". Три момента в такой модели отмечали состояние женщины - она, во-первых, вдова, во-вторых, дочь такого-то и, в-третьих, жена такого-то. В записях 1678 года не видим указания на мужа, когда упоминаются вдовые попадьи, дьяконицы и "нищие вдовы" ("Елисафьица Анишина дочь вдовая попадья"). Незамужний статус вологжанок определялся как "девки", но такие случаи крайне редки (двор пуст посадского человека такого-то "да дочери его девки Анютки"). Только однажды "девка" указана в качестве самостоятельной владелицы двора. Важной социокультурной нормой русских переписных источников XVI-XVII веков является то, что в них женщина всегда именуется по мужу (а не наоборот), даже если описывается вдовий двор. Изученные нами учетно-переписные документы по Вологде конца XVII века не составляют исключения.

Антропонимический материал переписных и "имянных книг" 1678-1688 годов является для историка ценным источником сведений о ремесленно-промысловой и торговой сфере жизни большинства населения города - посадских людей и бобылей. Именно они определяли социально-экономический облик города, его повседневный быт. Не случайно названия некоторых ремесел отразились на топонимике и топографии города - улица Ехаловы Кузнецы, улица Калашная (часть современной улицы Гоголя), улица Иконная. Не следует только думать (и здесь мы присоединяемся к мнению Л. А. Тимошиной), что улицы с приведенными названиями были местом обитания и производственной деятельности исключительно кузнецов или иконников. Например, на Костромской улице (и на улице Тесной) Сотная 1629 года отмечает свыше десятка дворов огородников (их больше, чем представителей других ремесел и промыслов), однако эта специализация следа в топонимике города, кажется, не оставила. И в то же время на Костромской улице селилось много иконников - выходцев из Костромы (об этом писал Н. И. Суворов).

Всего удалось выявить 61 ремесленную и промысловую специальность у тяглого населения Вологды. Примерно 25 процентов из обсчитанных лиц (2350 человек) упомянуты в "имянных" переписных книгах с прямым указанием после имени человека его ремесленной специальности ("Степан мясник"). Этот показатель значительно уступает аналогичным, установленным для других русских городов XVII века. Например, по подсчетам Л. А. Тимошиной, свыше 40 процентов посадских людей Костромы было занято в ремесле. По Великому Устюгу А. Ц. Мерзон и Ю. А. Тихонов насчитали 50 процентов ремесленников от общего числа посадских людей.

При всей сложности и спорности классификации ремесел в феодальной России (это составляет предмет давней дискуссии в литературе46) считаем возможным выделить прежде всего ремесленные занятия посадских людей и бобылей, связанные с заготовкой и производством (и продажей) продовольственных запасов. На первое место здесь должны быть поставлены хлеб и хлебопродукты: этим занимались "хлебники", "калашники", "прянишники", витушечники, пирожники. Далее назовем "маслеников", "салников", "солеников", "рыбников" и рыбаков, "ягодников", "квасников", "солодеников", "солодовников", винокуров и пивоваров. Круг лиц, занятых в продовольственной сфере, может быть расширен, если антропонимическую формулу типа "такой-то сын свинобоя", "сын витушечника", "сын соленика", "сын огородника" расценивать как указание на то, что и поименованный человек занимался отцовским делом. Только очень предположительно к данной сфере можно отнести посадских людей, упомянутых в наших источниках с прозвищем типа Иван Кисель (или с фамилией "сын Киселева"), Иван Чеснок, Иван Палтус, "сын Палтусов".

Сложность здесь заключается в особенностях текста Вологодской переписной книги 1678 года. В ней, в отличие от переписных книг других городов России XVII века (скажем, Пскова или Костромы), совсем нет ремарок типа: "солоденик, ростит солод и торгует в лавке"; "шапошник, промысел его - делает шапки и имеет лавку в ряду", "оловянишник, промысел его - делает оловянное". Имей Вологодская переписная книга такой характер описания, исследователь был бы более уверен в соотнесении ремесленных занятий с торговой деятельностью и в самом отнесении указанного ремесла к называемому лицу.

Еще один резерв возможной информации о ремесленных занятиях посадских людей - это обращение к их фамилиям, которые в рассматриваемое время находились в стадии формирования, что было тщательно изучено Ю. И. Чайкиной и представлено в словаре "Вологодские фамилии" и ряде обстоятельных статей. В переписной книге 1678 года видим два ряда именования посадских ремесленников: 1) когда говорится - такой-то сын Хлебников или (Хлебникова, Пшеницына, Мясникова) и 2) когда приводится фамильное прозвание, образованное с помощью суффикса -ов или -ин: Хлебников, Пшеничников, Мясников. Сопоставляя записи переписной книги 1678 года о посадских людях с упоминанием их же в описании вологодского торга 1685/86 года в качестве торговцев, убеждаемся во взаимозаменяемости формул именования лица в источниках того времени. Например, в переписной книге 1678 года фигурирует "Сенка Дмитреев сын хлебника", а при описании торга в 1685 году отмечена харчевая изба посадского человека "Сенки Хлебникова". Несомненно, речь идет об одном и том же лице. Или, скажем, в "мушном" ряду имелось место Пашки Пшенишникова47. Значит, есть основания для причисления к городским ремесленникам тех людей, которые упомянуты в переписной книге по типу "сын калашника", "сын ягодника" или с фамилиями "сын Ягодникова", "Ягодников", и тогда указанная доля ремесленников (выше 25 процентов) значительно возрастет. Приведенный пример с "Сенкой хлебником" для историка важен тем, что отмечает тесную связь производственной и торговой деятельности посадских людей, выход производимой ими продукции, по крайней мере, на местный рынок. Об этом же говорят и наименования рядов вологодского торга, известные, впрочем, и в любом другом крупном городе того времени - мясной, калашный, прянишный, мушной, рыбный, соляной.

Часть посадского и бобыльского населения города была занята в отраслях текстильного и кожевенного производства, обрабатывая животное и растительное сырье. На это указывают такие определения после имен, как "красилники", "москотилники", сыромятники, сермяжники, "седелники", "сырейщики" (равно как и наличие Сырейной площадки в городе), скорняки, кожевники, "узденики" (на торгу был уздяной ряд), "бечевники". Круг специалистов в данной области можно расширить, если отнести к ней лиц, названных, как уже говорилось выше, по формуле "сын щетинщика", "сын хомутинника", "сын ременешника" и с фамилиями Скорняков, Холщевников, Бечевников, Ременешников, Веревочкин. К обработке животного сырья имели отношение и "мылники" (учтем также и указание на мыльный ряд на торгу в записях 1685/86), и квасники, изготавливавшие дубильный квас (квасники как дуботолки). Сюда же можно отнести и дважды упомянутых бобровников, которые могли заниматься охотой на бобров или обработкой, а также продажей бобрового меха и изделий из него. Что же касается квасников, то ими же изготавливался "безхмелной квас", используемый в банях48.

От обработки кожи, мехов, льна во многом зависела ремесленная деятельность другой группы посадских людей и бобылей, занятых изготовлением одежды и обуви, - "епанечников", "чулошников", "шапошников", "рукавишников", сапожников, сермяжников, шубников (один раз назван костромитин, поселившийся в чужом дворе), овчинников, кропачей, лапотников. Мастерами некоторых из отмеченных специальностей изготавливались из грубого сермяжного сукна "рукавишные вареги" и чулки, используемые кузнецами, молотобойцами, водоливами на соляных рассолах для защиты рук и ног во время работы (Л. А. Тимошина). В росписях имущества посадских людей XVII века читаем о "кафтанах шубных" и "бобровых воротниках". Более общий и неопределенный характер имеет формула "портной мастер", "швец", "сын швеца", сын портного мастера, сын Лаптина, сын Швецов. На торгу некоторым из перечисленных ремесленных специальностей соответствовали сапожный и лапотный ряды.

О деревообработке в Вологде конца XVII века свидетельствуют такие наименования, как плотник, с производными от него оборотами: "сын Плотникова", Плотников, "сын решетника", "строгалщики", "дранишники", "сын Дранишникова", "сын Драницына". С деревообработкой было тесно связано судовое и транспортное строение, столь необходимое для занимавшей важное торговое положение Вологды, где начинался мощный грузопоток из внутренних районов России к Северной гавани - Архангельску. Отсюда и такие наименования, как карбасники, санники, колымажники (фамилия Колымажниковы), судоплаты (строители судов). Упоминаются и кормщики, которые, по мнению Н. В. Устюгова, могли иногда выполнять и функции носников-лоцманов. О развитии судового и сухопутного извоза говорит термин "извощик" (фигурирует и фамилия Извощиковы), и люди эти, считает Н. В. Устюгов, могли быть довольно состоятельными судовладельцами, они сами нанимали рабочих или кучеров (на гужевом транспорте)49. Наемные рабочие на соляных промыслах назывались солоносы, соловолоки, рабочие по разгрузке судов - подъемщики, и все эти специальности фигурируют в изученных нами переписных книгах 1670-х-1680-х годов (см. также статью Н. В. Комлевой в данном альманахе). В недавней статье Е. Б. Французова обоснованно, на наш взгляд, выступила против преувеличения роли Вологды как центра судостроительного промысла на Севере России. Такими центрами были некоторые волости Вологодского и Тотемского уездов (Боровицкая, Бохтюжская, Наремская слобода), село Мотыри Спасо-Прилуцкого монастыря и особенно Шуйский городок, стоявший на обоих берегах Сухоны50.

О распространении художественных ремесел среди посадских людей и бобылей свидетельствуют часто упоминаемые в переписных книгах 1670-х-1680-х годов иконники, иконописцы, серебряники, именования посадских людей типа "сын серебряника", "сын Серебряникова". О включенности и этих ремесел в торговую сферу свидетельствуют соответствующие ряды на торгу в записях 1685/86 года - иконный и серебряный (причем последний существовал здесь, как говорится в Сотной 1629 года, еще до вологодского разорения 1612). Следовательно, и эта сфера уже перестала быть только производством на заказ, став производством изделий на продажу. Находим и конкретное подтверждение сказанному: при описании торга упоминаются "три полулавки посадского человека Митки Антипьева сына серебряника". О бытовании у посадских людей серебряных вещей (пуговиц, перстней, крестов, цепочек) свидетельствуют некоторые челобитные с перечислением украденного имущества. В челобитной посадской жены Аленки Никитиной (мужем ее был состоятельный торговый человек К. Г. Дьяков) 1688 года говорится о пропавшем у нее ларчике с женской кузнью - жемчужными, серебряными и золотыми перстнями51.

Персональный анализ состава вологодских иконников конца XVII века выявляет некоторое количество одних и тех же лиц, установленных Е. Б. Французовой по документации первой половины XVII века (Терентий Фокин и Яков Агеев, сын Аггея Автомонова, известного по переписной книге 1646)52. С некоторой степенью предположительности на художественное ремесло может указывать такое именование посадского человека, как "сын золотаря", в одном случае, и фамилия Золотаревы - в двух других. Один раз в записях 1678 года фигурирует "ученик". Ученичество отразилось и в актовом материале. В опубликованной Г. В. Судаковым поручной записи 1698 года читаем о поступлении ученика к Терентию Иванову сыну плотника "учитися токарному и столярному и слицарному мастерству и золотить"53. Значит, плотник одновременно был и токарем, и слесарем, и золотарем. Якушко Золотарь упомянут в Сотной 1629 года (см. статью Н. В. Комлевой в настоящем альманахе).

Металлообработка в Вологде конца XVII века была представлена кузнецами, "котелниками" и, возможно, "колоколниками". Сравнение с данными о кузнецах и кузницах в Сотной 1629 года показывает заметное свертывание кузнечного производства в Вологде к концу XVII века. Если в 1620-х годах существовало не менее 45 кузниц, то в переписной книге 1685/86 года их отмечено не более 10, причем располагались все они по Никольской дороге, ведущей в Рассыльничью слободу. Сосредоточение кузниц преимущественно на окраинах русских городов диктовалось, как пишет В. И. Шунков, мерами противопожарной безопасности. Владельцем нескольких кузниц (трех) в записях 1685/86 года показан Кузьма Митрополов. Самих же кузнецов в переписных "имянных" книгах 1686-1688 годов названо только семь, из них два - во Власьевском сороке, где располагалась улица Ехаловы Кузнецы. Как видим, профессиональное название улицы вовсе не означало, что все кузнецы города были на ней сосредоточены.

Особую группу ремесленников в русских городах XVI-XVII веков составляли так называемые "записные [казенные. - М. Ч.] каменщики и кирпичники". Не стала здесь исключением и Вологда, где, полагаем, такие профессиональные группы были впервые организованы правительством в связи со строительством каменной крепости при Иване Грозном. В записях 1678 года названо 18 каменщиков и 10 кирпичников, причем вновь не заметно их компактного расселения на какой-нибудь улице. Не обнаруживаем "скученного проживания" и при рассмотрении сведений о каменщиках и кирпичниках в Сотной 1629 года. Она показывает расселение данных профессиональных групп в различных частях Вологды. Важным является и указание Сотной на жалованную грамоту царя Михаила Федоровича за подписью дьяка Семена Головина 1621/22 года, по которой дворы каменщиков и кирпичников "обелялись" (то есть освобождались от налогов) в "городе, и на посаде, и в слободках"54. Нам неизвестно о привлечении вологодских каменщиков и кирпичников к строительству городов в конце XVII века, хотя не исключено, что при расширении вологодского острога в 1631 году труд их использовался. Изучивший данные профессионально-казенные группы ремесленников в Новгороде и Пскове В. И. Шунков высказал мысль об их постепенном изживании, исчезновении к концу столетия55. В "имянных книгах" 1686-1688 годов каменщиков и кирпичников нет совсем: возможно, их статус (освобождение от налогов) еще сохранялся, либо этой группы населения на посаде уже не было.

Отражением торговли как основного занятия ("лавочного промысла") посадских людей в конце XVII века может служить именование: такой-то посадский человек "извощик", фамилия Извощиков, коробейник - сын коробейника - сын Коробейникова; "щепетилник" - сын "щепетилника" - Щепетилников (торговали мелочью - нитками, иголками, лентами, тесемками, колечками); таможенный дрягиль (то есть чернорабочий таможенной избы или гостиного двора, крючник, носильщик, вьючный рабочий); "пролубник" - сын Пролубникова. Портомойные и лошадиные "пролубы" были устроены на реке Вологде под Булдаковым звозом, и за пользование ими брались специальные пошлины в пользу содержателей-пролубников. Исполняли обязанности рассыльщиков земской избы, подьячих земской, съезжей, губной, сыскной (судебной), таможенной изб, конской площадки посадские люди и бобыли, что свидетельствует о заметном распространении среди них грамотности. Из 232 участников общественного приговора по сооружению и содержанию Спасо-Обыденного храма 1654 года собственноручно подписались 58 человек, что составляет 25 процентов всех подписей. По наблюдениям Г. В. Судакова, грамотность в севернорусских городах XVII века доходила до 16 процентов, в волостях - до 4 процентов56. В специальной "писщей избе" на Старой площади сидели площадные подьячие, которые трудились над составлением крепостной документации (в первую очередь, челобитных, в большом количестве дошедших до нас в Коллекции столбцов ГАВО). Это свидетельствует об определенном развитии светского, гражданского нотариата в Вологде в конце XVII века.

Как бы ни были многочисленны и разнообразны ремесленные определения посадских людей и бобылей в записях 1678-1688 годов, сравнительно незначительная группа тех же самых лиц фигурирует при описании вологодского торга 1685/86 года (всего 13 человек с определением "соленик", "солоденик", "узденик", "холщевник" и т. д.). Большую же часть торговых людей из посада - около 200 человек (примерно 11 процентов от общей его численности) - составляли лица, не имевшие в записях 1678-1688 годов подобного профессионального прозвища. По подсчетам Л. А. Тимошиной, торговлей были заняты в XVII веке 5-7 процентов посадских людей Костромы. На Устюге их доля составляла 14 процентов. По-видимому, это свидетельствует об укорененности работы по заказу для мелких производителей либо о роли скупщиков их продукции, выходивших затем с ней на местный торг. Чаще всего торговые посадские люди имели по одной лавке и даже по полулавке, дополняя это владением амбарами, полками, лавочными местами. Очень распространены были долевые владения лавками и совместные (по 4-5 человек) владения торговыми помещениями. При описании торга в 1685/86 году фигурируют также "мирские лавки, полулавки и порозжие места". Принадлежали они, вероятно, всей посадской общине в целом.

Среди вологодских торговцев масштабом своей деятельности выделялись: Семен Чадов и Федор Сычугов, имевшие каждый по 8 лавок и несколько квасных изб; Иван Носков (7 лавок), Яков Городчиков (5 лавок), Максим Рыбников и Петр Оконнишников (у каждого по 4 лавки). О возможности наследования торговых помещений женами после умерших мужей говорит упоминание в записях 1685/86 года 14 вдов, владевших лавками и амбарами. Следовательно, они продолжали как-то заниматься торговым ("лавочным") промыслом их умерших супругов, приучая к нему, скорее всего, сыновей. К характеристике весомого положения вологодских вдов добавим также, что и дворами после умерших мужей они продолжали владеть, став во главе семейств.

Заканчивая рассмотрение вопроса о ремесленно-торговой деятельности посадских людей, отметим еще несколько профессиональных прозвищ. В повседневной жизни города были важны: повара и харчевники (свяжем это с упоминанием харчевых и квасных изб, пивоварен, винокурен), мельники, свешники (не менее 12 человек), пастухи, биричи (глашатаи, объявлявшие по улицам и торговым площадям правительственные распоряжения; известна и фамилия Биричевы). Один раз упомянуты: "коновал" и посадский человек с фамилией Коновалов, Банщиков и даже ... "кошкодав".

Свидетельством скоморошества (и как отдельного ремесла посадских людей, и как дополнительного занятия к основному) можно считать именования типа "Бориско Константинов сын Плясунова, бобыль, кузнец" (имел брата, Ивана Константинова сына Плясунова, и, кроме того, торговал в лавке), Алексей Медведков, "Федко Андреев сын Бубна", "Гараска Федоров сын Цынбалщика". В Сотной 1629 года также находим скоморохов - бобыль Тренка Домерщик, посадский человек Петрушка Веселый. На проживание скоморохов в Вологде и в более раннее время указывает купчая Соловецкого монастыря 1579 года. При описании соседей покупаемого соловецкими старцами двора фигурирует "Родионов двор скомороха"57.

С исполнением выборных должностей в церковно-приходской общине следует связать определения посадских людей типа: такой-то трапезник или Лука Федоров сын Трапезников, Федот скудельник (могильщик на кладбище при церкви или церковный сторож), посадский человек по фамилии Скудельников. С отражением случаев пострижения в монашество посадских людей были связаны фамильные прозвища "схимник", хотя конкретных случаев пострижения переписные книги 1670-х-1680-х годов (в отличие от Сотной 1629 года) не отмечают.

Еще одной группой населения в Вологде, которую правильнее было бы назвать внепосадской, являлись воротники, стрельцы и пушкари. Сотная 1629 года описывала целую Стрелецкую слободу в Городе, состоявшую из 13 дворов, а в них 28 человек ("хоромы ставлены из государевы казны до вологодского разорения"), и еще 69 стрелецких дворов в разных местах посада. По подсчетам Н. В. Фалина, гарнизон крепости в Вологде в конце 1620-х годов составлял 120 человек, проживавших в 100 дворах (наш подсчет - 105 дворов)58. В городе было не менее 11 пушкарских дворов и несколько дворов воротников59. В переписной книге 1646 года отмечен двор стрелецкого пятидесятника. К концу же XVII века перечисленные категории служилых людей по прибору, как и каменщики с кирпичниками, видимо, утратили прежнее значение и положение. В переписной книге 1678 года фигурируют 20 "вологодских стрельцов" (включая одного отставного), одна стрелецкая вдова и один стремянной конюх в качестве дворников у посадских людей. Стрелецкая же слобода хотя и упомянута, но никаких дворов уже, по-видимому, не имела. В записях 1678 года один раз фигурируют отставной пушкарь и отставной солдат. Воротники не названы вовсе. Подробнейшее описание крепости в переписной книге 1685/86 года также не содержит сведений о воротниках, стрельцах и пушкарях.

Главной единицей измерения в переписных книгах XVII века являлись тяглые дворы посадских людей и бобылей. Комплекс надворных построек называется в переписной книге 1678 года "подворье", правда, состав его не раскрывается. Эти сведения можно найти в актовом материале, отразившем различные сделки с недвижимостью. Внутри двора могло находиться несколько жилых помещений (изб, в первую очередь). В записях 1678 года нередки такие ремарки: "да в том же дворе в особой избе такой-то".

Если приведенные выше общие показатели численности двух основных групп населения (1624 посадских и 726 бобылей) поделить на соответствующее количество дворов (918 дворов посадских и 535 дворов бобыльских), то получим среднестатистическую его "людность". Была она невелика, составляя примерно 1,8 человека на посадский и 1,4 человека на бобыльский двор. Действительная же населенность двора зависела от типа семьи и общего состава обитателей (были ли все они родственниками или же во дворе проживали еще и другие люди: вологжане, иногородцы, представители не только посадского мира, но и служилые приборные люди, крестьяне, работные люди и пр.). Поскольку переписи XVII века не фиксировали женского населения дворов (за исключением только вдов-дворовладелиц и "соседок"), не представляется возможным вычислить весь состав обитателей городского двора, настоящее число детей в семьях. Это накладывает неизбежную ограниченность на получаемые исследовательские результаты.

Сообразно выделенным в переписной книге 1678 года основным группам дворов были определены три ведущие группы городских семей - посадских (51,8 процента), бобыльских (31,7 процента) и вдовьих (16,5 процента). Подавляющая их масса являлась семьями только с родственниками, и проживали они в собственных дворах. Из терминов родства переписная книга 1678 года употребляет следующие: а) прямое - отец, сын (чаще всего), внук, жена; б) боковое - брат родной, брат двоюродный, племянник, шурин; называются также зятья и тести. Неродственников, живущих во дворах, переписная книга называет пасынками, "приимышами", "вотчимами". К числу неродственников можно также отнести работных и крепостных людей, купленных литовцев и калмыков, которые встречаются во дворах у состоятельных жителей посада.

Более половины городских семей (55,2 процента) были семьями прямого родства, а именно: отцовскими одно-, двух- и трехпоколенными, считая от общей совокупности всех семей по переписной книге 1678 года. Лишь 12,1 процента относилась к семьям бокового родства, братским. Определяющим типом семьи у тяглого населения Вологды была малая отцовская семья, состоявшая из супругов и одного неженатого сына. При умолчании источников о дочерях и сестрах в семьях и значительные интервалы в возрасте у сыновей (от 2 до 20 лет) позволяют предположить, что в эти промежутки рождались именно дочери. О присутствии замужних дочерей косвенно напоминают шурины, тести и зятья во дворах. По нашим подсчетам, малых отцовских семей в Вологде в 1678 году было у посадских людей свыше четверти (26 процентов), а у бобылей - свыше трети (34,8 процента). Количество семей с двумя сыновьями - 22,7 процента посадских и 25 процентов бобыльских, с тремя и более сыновьями - 16,2 процента посадских и 7 процентов бобыльских. Известны лишь два-три случая, когда семья посадского человека имела 7-8 сыновей. Крайняя редкость подобных известий заставляет думать, что многодетные посадские семьи в конце XVII века встречались нечасто. Одну из причин этого можно усматривать в высокой детской смертности, трудной выживаемости большого количества детей в семьях (ниже на этот счет будут приведены некоторые процентные выкладки).

Несколько неожиданным оказывается другое - сравнительно высокая доля бездетных супругов (по крайней мере, сыновей у них не отмечено) - 23,5 процента посадских и 30,5 процента бобыльских. Такие семьи занимали второе по численности место среди посадских и бобыльских в группе семей прямого родства. Возможно, в данном случае были зафиксированы молодые женатые пары, которые еще не успели обзавестись сыновьями, ведь возраст дворохозяев переписчики не указывали. Это же приходится предполагать и при попытке объяснить высокий процент братских семей без сыновей - 31,3 процента у посадских людей и 37,8 процента у бобылей. Среди посадских бобылей самым распространенным типом братской семьи была неразделенная братская семья, в которой у всех братьев (иногда до 3-5) или хотя бы у одного из них имелись неженатые сыновья - 51,1 процента. Полагаем, это связано с условиями ремесленных занятий бобылей. Не случайно именно в их дворах при фиксации братьев переписчики добавляли слова: скорняки, плотники, кожевники, рукавишники и т. д.

Существенной чертой демографической ситуации в Вологде в 1678 году являлась заметная доля посадских и бобыльских вдов, продолжавших жить в своих дворах и владеть ими после смерти мужей. В группе вдовьих семей обратим внимание на одиноких вдов (23,9 процента), у которых переписчики сыновей не отметили, хотя дочери у них, возможно, имелись. Наиболее же значительной оказалась доля вдовьих семей с одним неженатым сыном (29,1 процента), что напоминает показатели по посадской и бобыльской семье такого же типа. Заметная доля вдов может объясняться повышенной смертностью мужчин, а также более сложными для женщин условиями вступления в повторный брак. Если первого объяснения состояяние источников подтвердить нам не позволяет, то для подкрепления второго документальные известия имеются. Находим мы их в книгах архиереев по выдаче венечных памятей ("знамян") попам приходских церквей Вологды. Информация о повторных браках женщин в них встречается не часто. О том, что таковые все же имели место и в городской, и в крестьянской среде, свидетельствуют в записях 1678 года упоминания "вотчимов". Проживание в своем дворе с отчимом как бы сглаживало ранний уход из жизни родного отца. На это же косвенным образом указывают и упоминаемые в записях 1678 года "пасынки" и "приимыши" (нередко это были дети 6-8 лет). В наличии в семьях малолетних племянников П. Ш. Габдрахманов обоснованно усматривает показатель того, что какая-то часть братьев и сестер не доживала до взросления своих детей, умирая в возрасте до 30 лет. Думаем, это же объяснение годится и в ситуациях с пасынками и приемными детьми в семьях. В целом семейная (да и жилищная) ситуация в городе в конце XVII века (множество вдов, сирот, бездворных семей) выглядит далеко не благополучной. Продолжительность жизни людей того времени также можно представить только приблизительно. В литературе уже было замечено, что почти полное отсутствие упоминаний о дедах и бабках в источниках средневековой эпохи и начала раннего нового времени - показатель того, что люди тогда вряд ли доживали до глубокой старости (Ю. Л. Бессмертный, П. Ш. Габдрахманов)60. И все же указания на внуков во дворах говорят о том, что деды и бабки занимали свое место в системе родственных связей, хотя данных терминов переписчики не использовали.

Важным демографическим показателем является так называемый возраст первого брака, соотношение его у мужчин и женщин. Некоторый материал об этом можно найти в переписной книге 1678 года. Если во дворе зафиксирована неразделенная отцовская семья, то возраст указан и у сыновей, и у внуков посадского человека. Например, женатому сыну в семье - 25 лет, а его сыну - 7, следовательно, тот родился, когда его молодому отцу было не менее 18 лет. Вступление же в брак у того состоялось, по крайней мере, на год раньше, в 17 лет. Допустимо предположение и о том, что первыми у него могли родиться девочки, не указанные переписчиками, и тогда возраст первого брака окажется еще более ранним. В пользу ранних браков у мужчин говорит и другой пример: сыну посадского человека - 20 лет, а у него уже есть сын четырех лет. Значит, вступление в брак могло состояться в 15 лет. Если во дворе с трех-поколенной отцовской семьей указан возраст женатых сыновей - 17 и 20 лет, а их детей - 2 и 3 года, то это вновь демонстрирует нам довольно ранний возраст вступления в первый брак у мужчин - 14-16 лет. В таких дворах деду и бабке могло быть 37-40 лет. Ранние браки посадской молодежи заставляют догадываться об активной роли именно родителей в их устройстве для своих детей (в этом можно согласиться с П. Ш. Габдрахмановым, исследовавшим проблемы исторической демографии французского крестьянства в эпоху Средневековья). Заслуживает внимания и другое наблюдение данного исследователя: ранние браки компенсировали низкую продолжительность жизни людей той эпохи. Возраст женщины, когда она могла стать бабушкой, - 37-40 лет. Не случайны приводимые в словаре В. И. Даля выражения "сорокалетняя бабушка" и "сорок лет - бабий век"! Это в какой-то степени указывает и на окончание у нее детородного периода. Если, по существующим подсчетам, всего за этот период (20-25 лет) она могла родить 7-8 детей, а большинство посадских семей имело всего по 2-3 ребенка (обоего пола), то уровень детской смертности приближался тогда к 50 процентам, принимая вычисления П. Ш. Габдрахманова.

Рассчитать возраст первого брака для женщин с такой же точностью источники не позволяют, но медиевисты обоснованно предполагают, что брачный возраст у девушек в феодальную эпоху начинался с 12-13 лет. Это же подтверждается нормативными (в том числе и церковными) памятниками эпохи. К сожалению, в архиерейских книгах записи выдачи "венечных памятей" возраст брачующихся тоже не указывался, а говорилось - "оба отроки, оба первым браком". Аналогичные наблюдения дает и исследование братских семей. В одном дворе описана неразделенная братская семья торговых людей Рыбниковых. Главой двора назван Сенька Большой, и его возраст не обозначен, у него отмечен лишь 6-месячный сын. У других же его братьев возраст указан: Максимке - 25 лет (и он тоже уже имеет годовалого сына), Микулке - 22 года, Сеньке Меньшому - 17 лет, Алешке - 15 лет. Перед нами густонаселенный посадский двор, состоящий из большой неразделенной братской семьи и включающий 7 человек только мужчин, а с учетом жен у двух старших братьев - по крайней мере, 9 человек. Видим также и сравнительно близкий интервал рождений и самих хозяев, и их детей - 2-3 года61. В связи с Рыбниковыми напомним, что именно Максим Рыбников фигурирует при описании вологодского торга как один из наиболее крупных купцов. Он же первым скрепил переписную книгу 1685/86 года, что свидетельствует о его влиятельном (если не ведущем) положении в верхушке посадской общины. Было ему тогда 33 года. Раннее взросление человека, его вступление в брак, семейный статус - все это тесно было связано и с его ранней социализацией, обретением социально-политической зрелости и активности. В записях 1678 года находим две крайние точки диапазона, между которыми укладываются возрасты всех названных детей, - от полугода до 48 лет. Последняя цифра показывает самого "старого" сына (следовательно, его родителям на тот момент было, самое большее, 68-70 лет); первая цифра - принятую практику учета населения - младенцы моложе 6 месяцев любого пола могли просто не фиксироваться, ибо значительная часть их до полугода просто не доживала, учитывая высокую (50-процентную!) детскую смертность.

Количество прожитых лет у вологодских вдов можно предположительно установить на основе сведений о возрасте проживающих с ними сыновей. Например, если у вдовы указано два сына - 6 месяцев и 3 лет или 3 и 5 лет, то, скорее всего, это была еще до обидного молодая вдова 20-25 лет. Сопоставление возрастов детей в данном случае дает принятый в литературе интергенетический интервал - 2-3 года62. В таком же интервале убеждаемся, встречая в источнике возрасты сыновей в одном дворе - 6, 8, 10, 12 лет. Это были, что называется, погодки. Если же единственному сыну вдовы указано 20 лет, то ей самой могло быть 36-37 лет. Когда у вдовы указано несколько сыновей по 30-40 лет, то перед нами, думается, "вдовий" вариант неразделенной семьи - женатые сыновья в одном дворе с 50-60-летней матерью. В приведенных примерах важно и само положение вдовы как главы семьи после умершего кормильца. О позициях вдовы как владелицы торговых помещений выше уже говорилось.

Цифровые показатели (в абсолютном и процентном выражении) о видах посадских, бобыльских и вдовьих семей в Вологде по переписной книге 1678 года обобщены в таблицах 2-3 (см. приложение). Здесь же укажем на выведенную нами минимальную численность посадской, бобыльской и "вдовьей" групп населения Вологды - 2179 человек обоего пола посадских, 1667 человек обоего пола бобыльских (включая и их жен, не указанных переписчиками в 1678) и, наконец, 629 человек обоего пола во вдовьих дворах (включая самих вдов*(Подсчитывались только персонально указанные вдовы; семейные посадские люди и бобыли (жены и мужчины). Другое женское население (жены, сестры, дочери), опущенное в описи, и нами не учтено - мы не знаем, сколько их было.)). Таким образом, с учетом минимального количества женщин во дворах (только жен) податное население Вологды составляло в конце XVII века, самое малое, 4475 человек обоего пола. Если же суммировать его с представителями других сословных групп (80 уездными крестьянами и бобылями, 9 старцами-монахами, 137 представителями приходского духовенства, 84 помещиками, 11 гостями, 9 торговыми иноземцами), то все поименованное в рассматриваемых источниках население города составит на конец XVII века 4805 человек обоего пола.

Отмеченные в одном из предыдущих очерков виды миграций были связаны главным образом с внутри- и межгородским перемещением населения. Однако картина миграций была бы неполной без учета пришлого сельского населения (крестьянского и бобыльского) в Вологде в конце XVII века. По книге 1678 года удалось насчитать около 80 крестьян и бобылей. Их присутствие в городе объясняется, в первую очередь, заметной долей феодальных дворов, принадлежавших знати, помещикам и монастырям (всего 19 процентов от общего числа дворов). Чаще всего именно крестьянами и бобылями феодалов, переведенными из сельской местности в город, и были населены пусть не все, но многие из принадлежавших им вологодских дворов. Находясь там, крестьяне и бобыли нередко были заняты разными ремеслами в рамках внутривотчинной специализации ("иконник"), либо обслуживали потребности владельцев дворов ("повар, крестьянской сын"). Переписная книга 1678 года отметила крестьян в качестве дворников также и у посадских людей, бобылей, посадских и бобыльских вдов, торговых иноземцев, священников городских церквей, в церковных кельях. Это были крестьяне и бобыли пригородных дворцовых сел Турунтаева и Фрязинова (10 человек), Чарондской округи, Сямской волости Вологодского уезда, Тотемского, Пошехонского (сел Пертомы и Щетининского), Костромского (дворцового села Красное) уездов (9 человек).

Наиболее многочисленная группа крестьян в переписной книге 1678 года может быть определена как монастырская. Происходили они из вотчин ряда белозерских, вологодских и иных монастырей - Кириллова (5 человек), Спасо-Прилуцкого (5 крестьян и один "служень сын"), Николо-Озерского (5 крестьян и один "служебник"), Арсеньево-Сахарусовой пустыни (2 человека), Корнильева Комельского (2 человека), Иннокентьева Комельского (1 крестьянин и один "служебник"), Троице-Сергиева (2 человека), Соловецкого (3 человека), Антоньева Сийского (1 человек), Спасо-Каменного (1 человек), Николо-Евфимьева (1 человек), Дионисьева Глушицкого (1 человек), Богородицкого Подольного (1 человек), Вологодского архиепископа (10 человек), Ростовского митрополита (2 человека). О любопытном зигзаге социальной эволюции свидетельствует один пример с Лопотовым монастырем - на его дворе показан крестьянин, "а прежде был посадской человек"63. По сравнению с 1646 годом, когда их проживало около полусотни, группа архиепископских бобылей и крестьян в 1678 году в значительной степени сократилась.

Во дворах светских землевладельцев перепись 1678 года называет 10 крестьян и бобылей. Одним из путей закрепления крестьян в городе была женитьба на дочерях и внучках посадских людей. В переписной книге 1678 года отмечены два подобных случая. Женившийся на посадской внучке крестьянин Арсеньева Комельского монастыря В. Яковлев жил в городском дворе вместе со своим "вотчимом", то есть произошло переселение в город целой семьи, включая его мать с ее мужем, неродным отцом В. Яковлева. Попутно заметим, что упоминание о "вотчиме" показывает практику повторных браков среди крестьян. В другом случае речь идет о крестьянине села Фрязинова, который назван зятем посадского человека64.

В записях 1678 года находим некоторые сведения о торговых занятиях крестьян, живших в Вологде. Так, зафиксированные переписчиками во дворе Николо-Корельского монастыря крестьяне Спасо-Рабангского монастыря (два брата, 25 и 30 лет, с матерью-вдовой) занимались торговлей "многие годы"65. В описании вологодского торга 1685/86 года весьма заметна по численности группа крестьян и бобылей пригородного села Фрязинова - 26 человек, включая и вдов. Торговыми помещениями некоторые из них владели уже не в первом поколении, имея соответствующие документы - духовные, деловые (раздельные), купчие грамоты, закладные кабалы. Самым крупным фрязиновским крестьянином на вологодском торгу был Авдей Крутков, владевший 6 лавками и 4 "лавочками". Отмечены даже торговые крестьяне Фрязиновской округи - деревня Желудкиной. Из других пригородных сел указано совсем немного крестьян - 2 человека из дворцового села Турунтаева, 1 человек из владельческого села Говорова (принадлежало стольнику И. Я. Волынскому) и 1 крестьянин Спасо-Прилуцкого монастыря.

Завершая краткий очерк о крестьянском населении Вологды и торговых крестьянах в Вологде, подчеркнем следующее: сопоставление сведений о крестьянах по переписным книгам 1646 и 1678 годов выявляет очень существенные изменения в их положении. Если в 1646 году имелось 76 именно крестьянских дворов, хозяева которых принадлежали разным феодалам-землевладельцам, то в 1678 году удалось насчитать только 3 двора, в которых крестьяне проживали в качестве хозяев. Во всех же остальных случаях они были "соседями" в чужих дворах или дворниками в феодальных дворах. По-видимому, это свидетельствует о серьезном вытеснении "торговых крестьян" (сам термин бытовал уже в 1640-е годы) из Вологды и должно рассматриваться в контексте проводимой Русским государством политики по ограничению крестьянского присутствия в городах и общего закрепостительного курса по отношению к крестьянам в середине - второй половине XVII века.

В переписной книге 1678 года зафиксировано 52 монастырских и 102 церковных двора. Первые были населены, как говорилось в предшествующем очерке, преимущественно крестьянами и бобылями данных монастырей. Фигурируют лишь 9 монахов ("старцев") во дворах, принадлежащих Павло-Обнорскому, Спасо-Каменному, Николо-Озерскому, Соловецкому, Николо-Корельскому, Троице-Кандалакшскому и ряду других монастырей. Они размещались главным образом на соляных дворах своих корпораций. Несколько дворов на посаде, записанных за вологодскими и "иногородними" монастырями (Каргопольским Кожеозерским, Великоустюгским Михайло-Архангельским, Спасским с Лому, Спасо-Печенгским Комельским, Адриановой Пошехонской пустынью, Спасо-Нуромским, Арсеньево-Масленской Новоявленной пустынью и др.), населены были посадскими людьми и бобылями. Самыми же крупными дворовладельцами из духовных корпораций были в Вологде не местные, а иногородние монастыри - Кирилле-Белозерский (9 дворов "живущих" и 3 пустых) и Соловецкий (8 дворов). "Присутствие" крупных монастырей в Вологде отразилось и на топонимике города. Некоторые его части назывались - улица Соловецкая, улица Кирилловская, слободка Троицкая, слободка Кирилловская.

Основная масса духовных лиц города в описаниях 1678 и 1685/86 годов была представлена причтом ружных и приходских церквей (137 человек). Сюда включены попы, дьяконы, дьячки, пономари, звонари, их вдовы и еще "просвирницы". Учтено также духовенство городских монастырей (Ильинского, Горнего Успенского, Знаменской Галактионовой пустыни), церкви которых также использовались как приходские. Кроме того, "монастырями" в переписных книгах 1670-х-1680-х годов называются кельи и избушки на церковных землях. Переписчики обозначили довольно много таких . монастырей: Подольный (по церкви Рождества Пречистые Богородицы на Нижнем долу), Варварский, Михайло-Архангельский, Никольский, Дмитреевский, Богоявленский, Троицкий, Пятницкий, Екатерининский. Общую численность черного духовенства переписная книга 1678 года вывести не позволяет, поскольку количества обитателей в монастырских и церковных кельях не сообщает. Само же число келий в городских монастырях по переписи 1678 года известно: в Горнем Успенском их было 28, в Ильинском - 6 келий, а в Галактионовой пустыни, как указано в одном документе 1683 года, - 22 брата. Городские монастыри Вологды были ружными, то есть содержались за счет денежного, хлебного, соляного жалованья из вологодских таможенных доходов, получаемого на основе государевых грамот.

Ружных храмов насчитывалось 16 в крепости и 2 в районе Старого города на Ленивой площадке (Похвалы Пресвятой Богородицы и Иоанна Богослова). Они тоже существовали на государственные средства ("государево жалованье из доходов таможенной избы"), а приходские (их в переписной книге 1678 указано 20) содержались за счет церковно-приходской общины. Сопоставление сведений Сотной 1629 и переписной книги 1685/86 годов позволяет представить материальное обеспечение причта ружных храмов и их состав в XVII веке. Размер руги (выше раскрыто) заносился переписчиками на основании "росписей", предоставляемых попами данных церквей (см. табл. 4). Денежное и кормовое содержание должно было даваться духовенству ружных храмов "повсягодно безволокитно по зимнему пути по окладу"66.

Наиболее многочисленным был причт Софийского собора, имевшего два придела - в честь Усекновения Честные Главы Иоанна Предтечи и Федора Стратилата (Небесные покровители, соименные Ивану IV и его сыну Федору). В записях 1678 года названо 22 человека, служивших в нем, - вологодский протопоп Иван Нефедеев, 7 соборных попов, 1 протодьякон, 5 дьяконов, 1 "подьякон", 4 звонаря, 2 пономаря и 1 сторож. Аналогичен состав причта Софийского собора и в переписной книге 1685/86 года. Всем его членам полагались фиксированные суммы отчислений: протопопу Дмитрию - 30 рублей, протодьякону Стефану, ключарям Козме и Поликарпу - по 12 рублей, дьяконам - по 10 рублей (см. табл. 4). Исключительно высокое положение Софийского соборного протопопа как главы духовенства ружных церквей подчеркивалось указанными выше размерами его денежного жалованья. В 6 раз меньше, по 5 рублей, получали попы следующей в принятом в 1685/86 году порядке описания церкви - Рождества Христова. Большинство же попов остальных ружных храмов получали жалованье по 2-3 рубля. Причт этих ружных церквей по численности уступал соборному и включал обычно двух попов (реже - одного), дьякона, пономаря и просвирню. Сведения о составе причта и размерах его руги в описаниях 1629 и 1685/86 годов в основном совпадают, то есть эти показатели оставались неизменными на всем протяжении XVII века (см. табл. 4). Размер руги соборного причта был важен для правовой защиты его представителей. По Соборному Уложению 1649 года штраф за "бесчестье" соборного духовенства назначался "против их [то есть в соответствии. - М. Ч.] денежных окладов" (гл. X, ст. 87). Правовой же статус приходского духовенства был на порядок ниже - бесчестье ему определялось Уложением 1649 года вполовину от соборного причта (гл. X, ст. 88)67.

Помимо руги источником обеспечения Софийского протопопа "з братией" были земельные и промысловые угодья, пожалованные царями и закрепленные в писцовых книгах (в Комельской волости - две вотчинные пустоши и сенные наволоки на реке Вологде, а также озеро Татарское)68. Небольшие земельные и промысловые угодья имели и некоторые другие ружные храмы - Николы Великорецкого, "Богоотец Иоакима и Анны" в городе и две названные выше церкви Старого города. Из посадских (приходских) церквей небольшие земельные владения известны у церкви Василия Кесарийского в Верхнем посаде (наволок Дулепов в Кубенской волости, пожалованный еще князем Андреем Васильевичем Меньшим) и Рождества Иоанна Предтечи в Дюдиковой пустыни69.

По переписной книге 1678 года отчетливо наблюдается полней шая рассредоточенность дворов и мест дворовых, принадлежавших представителям приходского духовенства, по всему посаду. Двор (или дворы) такого-то попа, дьякона, пономаря указывается не только в приходе соответствующей церкви (он мог находиться в любой части города), но и в других местах. Аналогичная ситуация была и в других городах, о чем свидетельствуют писцовые и переписные книги XVI-XVII веков Устюжны Железопольской, Великого Устюга Белоозера. Не вполне ясные определения переписной книги типа "двор спасского попа", "двор Никольского попа", "двор дмитреевского попа" и т. п. сильно затрудняют их конкретизацию, отнесение к той или иной церкви, поскольку последних с такими названиями в Вологде могло быть несколько. По переписной книге, хотя и с некоторым трудом, но все же можно различить: 1) собственные дворы попов тех или иных церквей, 2) дворы попов и дьяконов на церковной земле и 3) церковные ("домовые") дворы, которые также могли быть местом обитания духовных лиц, но не только их70.

По-видимому, в среде приходского духовенства наследование двора от отца к сыну было таким же способом закрепления недвижимости, как и у посадских людей. Отсутствие наследника у умершего попа делало данный двор выморочным - объектом захвата со стороны посторонних лиц. Но бывали случаи перехода выморочных посадских дворов и в собственность церкви. Так, в переписной книге 1646 года фигурирует двор умершего посадского человека, отданный (не уточнется кем и когда) церкви Димитрия Прилуцкого на Наволоке71.

Вместе с тем одним из источников роста церковного дворовладения в Вологде были добровольные пожертвования посадских людей. Они могли быть сделаны в свои приходские церкви или по духовному завещанию, или же на основе устного распоряжения ("тем двором владеют в церковь издавна даянием приходных людей в поминовение родов их без крепостей"). Подобные фразы встречаются еще в Сотной 1629 года, но особенно часты они в переписной книге Вологды 1711/12 года, говоря нам о традиции имущественных вкладов посадских людей в приходские церкви. Духовная потребность в поминовении своих предков - это важная черта, характеризующая отношение людей того времени к смерти и умершим родным, ее тоже необходимо учитывать как социокультурный аспект демографической истории (Ю. А. Бессмертный). Поминальные дарения в ружные храмы нам неизвестны.

Отметим и еще одно отличие между ружными и приходскими церквями: в составе причта приходской церкви нередко фигурируют трапезник, скудельник и сборщик. Не исключено, что это выборные общинные институты, аналогичные церковным старостам. Ими становились обычно наиболее состоятельные и авторитетные члены прихода. Упомянутые выше Рыбниковы покровительствовали церкви Димитрия Прилуцкого на Наволоке, А. Щелкунов был старостой Мироносицкой церкви, О. Сумкин - старостой церкви Михаила Архангела, П. Акишев и И. Пудов - старостами Трехсвятительской церкви на Верхнем посаде, бывший приказчик Г. М. Фетиева Дм. Березин - Владимирской церкви и т. д. Оказывала верхушка посада покровительство и городским монастырям. Так, в первой четверти XVII века строителем Ильинского монастыря был Кондратий Акишев, а в начале XVIII века - Алексей Рыбин.

Полагаем, что можно говорить и об определенном контроле верхушки посада за деятельностью своих храмов. Известны также случаи отдачи в церкви на сохранение имущества и документов (деловых и семейно-личных). Во Владимирскую церковь, например, был передан семейный архив Г. М. Фетиева, насчитывавший свыше 100 актов. Трапезники организовывали общинные праздники в данной церкви, а скудельники (могильщики) погребали членов общины и нищих на земле храма. Н. Д. Зольникова пишет о "зборщиках" как о собирателях подаяния на нужды своего храма. В изученных нами материалах (прежде всего актах и переписной книге 1711/12) сборщики выглядят как собиратели наемной (кортомной) платы за проживание бобылей, нищих, вдов, солдаток в строениях (кельях, избушках) на церковных землях. Эта практика духовенства помогала в какой-то мере решать "жилищную проблему" в Вологде конца XVII века. О близости церковной и посадской общинной жизни говорит и уникальное упоминание сотского Дюдиковой пустыни и старосты находящейся в том же месте церкви Рождества Иоанна Предтечи в одном акте 1666 года72.

В этой связи считаем уместным выделить еще одну небольшую группу вологодских церквей, которые можно назвать общеземскими ружными. Особая забота проявлялась всей посадской общиной вологжан об обеспечении общегородских храмов Димитрия Солунского "у убогих дому" на Верхнем посаде и Спасо-Обыденного на Старой площади. Содержание их производилось не за счет государевой руги, а из "мирского ларца земской избы" и определялось в земских обетных приговорах. Причт Спасо-Обыденной церкви получал в 1680-е годы "подаяния из земской избы": поп - 7 рублей, дьякон - 4 рубля, пономарь - 3 рубля. Поп и скудельник церкви Димитрия Солунского получали из земской избы по 2 рубля, а пономарь - 1 рубль, "да на просворы и на кутью по полтине" . Поп Спасо-Обыденной церкви проживал, судя по записи в переписной книге 1678 года, в мирском дворе в улице Ближние Кузнецы. Наличие мирских дворов, мирских лавок на торгу, отмеченных в переписной книге 1685/86 года, - это своего рода общественный фонд посадской общины в лице выборных старост и ларешных, которым распоряжалась община в целом. Приведенные наблюдения можно подкрепить еще одним фактическим рядом. В церквях и в специальных книгах земской избы уже в XVI-XVII веках велись записи, имеющие историко-демографический характер. Так, в церкви Рождества Иоанна Предтечи в Дюдиковой пустыни были составлены записи о явлении иконы Знамения Богородицы, заступничеству которой приписывалось прекращение эпидемии в 1571 году. В двух других церквях, Покрова Богородицы и Неопалимой Купины в Козлене, - о случаях чудесного заступничества богородичных икон этих храмов "от огненного запаления" и воровских налетов на торговые ряды74.

Вычисление количества дворов, принадлежавших каждому отдельно взятому духовному лицу, по переписной книге 1678 года затруднительно, поскольку нередко эти лица владели дворами и другими объектами недвижимости на посаде совместно. Так, два родных брата, служивших в дьяконах в разных церквях, могли проживать (с семьями) в одном дворе75. Записи 1678 года свидетельствуют о том, что приходское духовенство теснейшим образом было связано с посадским миром, прямо-таки растворено в нем, проживая нередко в одних дворах с посадскими людьми и бобылями (в том числе со своими родственниками - сыновьями, племянниками). Однако возможности занятия ремеслами, промыслами, торговлей для приходских попов и дьяконов, других членов причта, по-видимому, были ограниченными, да и за это им пришлось бы тянуть посадское тягло. В описании вологодского торга 1685/86 года при частых упоминаниях принадлежащих многим приходским церквям торговых помещений нет аналогичных указаний применительно к отдельным попам или дьяконам. Но если не персонально, то корпоративно (в лице всего причта данной церкви под эгидой ее попа) духовенство все же было включено в торговую деятельность города. Доходы от нее становились еще одним источником материального обеспечения ружных и приходских священников.

И наконец, в итогах переписной книги 1678 года говорится о 20 запустевших дворах посадских людей, хозяева которых "от скудости и от болших податей стали в попы, дьяконы и пономари"76. Это - красноречивое указание на социальный источник, из которого могло формироваться городское духовенство, свидетельство теснейшего переплетения жизни посадской и церковной. Случались и острые коллизии посадского и церковного миров. Например, в одной челобитной 1645 года земского старосты Е. Лазарева и посадских людей высказываются обвинения в адрес архиепископа Маркелла в том, что он ставит в попы и дьяконы посадских людей, чтобы завладеть их дворами77. Это говорит нам об очевидной сословной рыхлости, аморфности приходского духовенства в то время, слабой его отчлененности от других общественных слоев. И территориально, и социально два этих мира теснейшим образом соприкасались.

Правда, нельзя игнорировать информацию приходо-расходных книг вологодских архиереев за XVII - начало XVIII века, в которой очерчена сложившаяся и функционирующая структура приходского духовенства. Она включала трети (группы из 11 -12 церквей - Успенскую, Мироносицкую, Богословскую), возглавляемые поповскими старостами и десятскими, ответственными перед владыкой за уплату церковной дани78. Руководство со стороны владыки обеспечивало определенную сословно-организационную целостность городскому и приходскому духовенству Вологды.

С некоторыми оговорками к духовенству города может быть отнесена небольшая группа людей (около 50 человек), зависимых от вологодского архиепископа Симона. Это 16 владычных детей боярских (признавая, что являлись они людьми светскими), 10 певчих (плюс одна вдова певчего) и 22 "домовых дворовых людей" (в том числе стряпчие, дьяки, подьячие, 1 повар, 1 конюх и 1 иконописец).

Дворы феодальной знати и помещиков были сосредоточены в основном на территории собственно Города, так как переписная книга 1678 года локализует их по следующим улицам: Вознесенской, Большой Мостовой, Пятницкой, Благовещенской, Борисоглебской. Так же расположены были феодальные дворы и по писцовой книге 1627/28 года (в Городе их отмечено 70). В описании 1678 года фигурирует не менее 84 "разных чинов" людей, среди которых на первое место можно поставить группу стольников - князя А. К. Черкасского, князя Т. А. Козловского, В. С. Змеова (родственника вологодского воеводы, проводившего перепись), Т. Г. Волкова, И. А. Мусина-Пушкина, П. И. и Ф. И. Потемкиных. Наиболее многочисленную часть служилых людей, владевших дворами в Вологде, составляли вотчинники и помещики, известные по дозорным, писцовым и переписным книгам города и Вологодского уезда XVII века: Бакины, Бердяевы, Бестужевы, Битяговские, Брянчаниновы, Вараксины, Дохтуровы, Засецкие, Зубовы, Лихоревы, Макшеевы, Нееловы, Писаревы, Свитины, Юрьевы; выходцы с Белоозера - князья Иван Большой и Иван Меньшой Никифоровы дети Белосельского, братья Максимка да Алексей Гневашевы, Лев Иванов сын Монастырев и мн. др. Многие из названных фамилий в переписной книге 1646 года были отнесены к группе "смольнян" - помещиков из западных уездов России. В 1646 году они отделялись при описании от группы "вологжан". В записях же 1678 года такого разделения мы уже не находим, группа служилых людей выглядит более однородной79. Не встречается в конце XVII века и заметная по переписной книге 1646 года группа "кормовых иноземцев" (с преобладанием тюркских фамилий - Шикилдеевы, Кузетбетовы, Девлеткилдеевы и др.). Не упоминаются в переписи города 1678 года и "черкашенины", а также помещики из иноземцев, которые отмечены в Сотной 1629 года. Для более обстоятельного соотнесения состава служилых людей в городе и уезде необходима обработка всего обширного комплекса писцовых 1620-х годов и переписных уездных книг 1646 и 1678 годов.

Представители привилегированных купеческих корпораций

Переписная книга 1678 года зафиксировала дворы, принадлежащие гостям, членам Гостиной и Суконной сотен. Их топографическое размещение было предметом специального изучения в статье Л. А. Тимошиной (см. прим. 11). Исследовательница выявила районы наибольшего сосредоточения дворов привилегированного купечества - это территория Города (в пределах обширной вологодской крепости, где располагались торговые ряды), вокруг Владимирской церкви на Верхнем посаде, набережная реки Вологды на Нижнем посаде и в Заречье. Л. А. Тимошина отмечает относительную регулярность дворовой застройки у привилегированных купцов, тенденцию к унификации размеров их дворовых наделов, стремление гостей и членов Гостиной и Суконной сотен территориально отделиться от основной массы черного посадского населения и создать свой особый район дворовладения в удобно расположенных с точки зрения их торгово-промышленных нужд местах80.

Из гостей дворами владели: исконный вологжанин Гаврило Мартынович Фетиев, москвичи Иван Данилович Панкратьев, Иван Сверчков и устюжанин Василий Иванович Грудцын (Усов). Москвичу Никифору Константиновичу Парфеньеву принадлежал один двор, вологжанину Алексею Алексееву сыну Щелкунову - два двора и одно дворовое место, Артему и Сергею Оконнишниковым - по одному двору - все они являлись членами Гостиной сотни. Членам Суконной сотни вологжанам отцу и сыну Белавинским (Тимофею Игнатьеву сыну и Михаилу Тимофееву сыну) принадлежало два двора и два места дворовых. Михаил Белавинский в 1682 году, как показано в монографии Н. Б. Голиковой, был переведен из Суконной сотни в Гостиную.

Самым крупным дворовладельцем из гостей являлся, несомненно, Г. М. Фетиев, правда, непосредственный наш подсчет по тексту переписной книги 1678 года показывает за ним 11 дворов (по подсчетам Л. А. Тимошиной - 15 дворов), а не 28, как указывалось в ее итогах на основании "скаски" земских выборных. Описание 1685/86 года за Г. М. Фетиевым (ум. в конце 1683) числит только одно "порозжее место" на торгу, все же остальные торговые помещения он завещал патронируемой им Владимирской церкви. Михаил Белавинский выглядит наиболее крупным купцом в Вологде конца XVII века. Он владел на торгу 10 лавками, двумя полулавками, двумя лавочными местами и одним местом амбарным. Видимо, такое положение ему удалось занять после смерти Г. М. Фетиева. Следующим по богатству за М. Белавинским можно назвать торгового человека Гостиной сотни (был пожалован в нее, по данным Н. Б. Голиковой, в 1670) Алексея Щелкунова, имевшего на торгу 5 лавок, одну "лавочку", 7 полулавок и 2 полка. Другим членам Гостиной сотни (и вологжанам по происхождению) на торгу принадлежали: Дмитрию (Парфеньевичу?) Акишеву - одна лавка, Семену Оконнишникову - одно "порозжее место", Владимиру Окуннишникову (так в переписной книге 1685/86) - три полулавки (дворы Оконнишниковых в записях 1678 года не указаны; видимо, в середине 1680-х годов они в Вологде не проживали либо останавливались во дворах своих родственников).

Из гостей-москвичей в записях 1678 года как владелец двора фигурирует знаменитый Аверкий Степанович Кириллов (происходил из посадских людей московской Садовой слободы), палаты которого и до сих пор украшают Берсеневскую набережную в Москве. Правда, в переписной книге 1678 года он назван думным дьяком (перевод из гостей в думные дьяки действительно практиковался в XVII веке). В описании торга 1685/86 года никаких торговых помещений за ним не указано, значит, торговлей на Вологде А. С. Кириллов, скорее всего, не занимался. Не владевший на посаде двором "москвитин Садовой слободы" И. П. Манойлов имел на торгу одну лавку. Гость Дмитрий Казаков, не отмеченный в записях 1678 года в качестве дворовладельца, имел на торгу одно "порозжее место", а за пределами крепости - 4 лавки, харчевую избу и "порозжее место". Приказчику гостя О. Филатьева П. Степанову за Городом принадлежала харчевая изба.

Как видим, большинство представителей привилегированных купеческих корпораций (за исключением только вологжан - М. Белавинского и А. Щелкунова) уступало по количеству торговых помещений на вологодском торгу таким видным торговым людям из посадской верхушки, как названные выше С. Чадов, Ф. Сычугов, И. Носков. Не случайно именно их мы и видим в составе выборных должностных лиц посада в конце XVII века.

Анализ состава населения гостевых дворов выводит на проблему социальных отношений и противоречий на посаде. Есть ряд прямых указаний переписной книги 1678 года на то, что посадские люди, бобыли, сыновья вдов жили во дворах Г. Фетиева, И. Панкратьева, М. Белавинского "за долг", были отданы им "зажива за долг" и т. д. Населявшие дворы Г. Фетиева, А. Щелкунова люди называются в переписной книге их крепостными дворовыми людьми81.

Стоит сказать и об изменении принадлежности гостевых дворов в Вологде по сравнению с предшествующим временем. В конце XVII века здесь уже не было (да и не могло быть) дворов братьев Бахтеяра, Меньшого и Семена Булгаковых, поскольку сведения о них относятся в основном ко второй четверти XVII века. Память же о них закрепилась в топографии города - в названии "Булгаковский (Булдаков) звоз" на реке Вологде. Этим местом Булгаковы владели примерно с 1590-х годов, а спустя столетие оно принадлежало гостю И. Д. Панкратьеву, как и расположенные рядом с ним дворы братьев Ивана и Василия Юдиных, также известных в более раннее время82. Не видим в 1678 году в Вологде и еще одного гостя, может быть, к тому моменту уже умершего, Саввы Худякова, двор которого был отмечен в переписной книге 1646 года83, а также дворов именитых людей Строгановых, продавших их в 1657 году Кирилло-Белозерскому монастырю*(Введенская А. А. Значение Вологды как крупного торгово-промышленного центра на Севере и роль Строгановых в Вологде в XVI-XVII вв. // Север. 1928. Кн. 7-8. С. 48.).

Заметной группой купечества Вологды, занимавшей важное место на Сухоно-Двинском пути, являлись торговые иноземцы. С определенными оговорками некоторых из них также можно отнести к числу привилегированных купцов, торговавших на внутреннем рынке России. По переписной книге 1678 года дворы и пустые дворовые места торговых иноземцев были сконцентрированы в основном на восточной окраине города - улице Новинки Нижнего посада. Здесь указаны дворы голландских купцов - Андрея Андреева сына Дебоса, Андрея Микулаева сына Петелиса (в 1646 известен "двор немецкой Шпанской земли" Давыда Микулаева), англичанина Романа Кандеи, московских торговых иноземцев - Томаса Андреева сына Келдермана (с 1675 года - "гость и чести достоин"), Вахромея Петрова сына Мендера, Балсыря Балсырева (он же Балтазар Фадэмпрехт), Ивана Вернера (он же Венер, Велнер, Вендер), вдовы Андрея Купера Варвары Яковлевой, вдовы Мартына Юрьева Алены Матвеевой. Обычно они имели по одному двору или месту дворовому. Более всего дворов имел в Вологде А. А. Дебос: помимо Новинок, где переписчики зафиксировали четыре его двора и место дворовое, за ним показано два двора по реке Жегачихе и в Никольской улице. В 1670-х годах на Вологде, вероятно, еще не имели своих дворов братья Адольф и Иван Алферьевы дети Гутмана - крупные голландские купцы. Их обзаведение дворами здесь произойдет не позднее начала 1690-х годов, а по переписной книге 1711/12 года именно Иван Гутман выглядит крупнейшим дворовладельцем Вологды среди иностранных купцов84.

Чаще всего дворы торговых иноземцев были населены посадскими людьми, бобылями или же крестьянами, пришедшими на Вологду. Имеются сведения о том, что некоторые из иностранных купцов сами присутствовали при переписи 1678 года и старались использовать ее для закрепления своих прав на спорные дворы. Например, двор вдовы Алены Юрьевой с дочерью оспаривал Иван Велнер, подавший переписчикам "челобитную немецкого писма, что тот двор отца его Ивана, а не их" (в переписной книге 1646, действительно, показан его двор)85.

Об изменении состава владельцев иностранных дворов также свидетельствует сравнение переписных книг 1646 и 1678 годов. В конце XVII века на Вологде уже не было таких торговых иноземцев, как Петр Петров сын Деладал, Исаак Мот, Иван Еремеев, Филимон Филимонов, Иван Азборн, Филимон Ульянов, Еремей Пантелеев, Роман Блядль86. Многим из них пришлось расстаться со своими дворами в период проведения посадской реформы 1649 года, кто-то к 1678 году уже умер или уехал. Другие торговые иноземцы продолжали владеть дворами на Во.логде. Впереди была петровская эпоха - наиболее продуктивный и яркий период торгово-экономической деятельности иностранцев в России87.

В связи с совместным проживанием торговых иноземцев и русских людей остановимся еще на одном социокультурном аспекте. Иногда между ними возникали острые конфликты на почве веры и совершенно различного повседневно-бытового уклада. До нас дошла, считаем, уникальная по выразительности челобитная крепостной девки Матренки Яковлевой вологодскому архиепископу Гавриилу на свою хозяйку - вдову торгового иноземца Андрея Микулаева Марью - от 14 сентября 1691 года. Матренка жаловалась владыке, что Марья не только "теснит" ее всяческой работой, но и заставляет есть в постные дни (среду и пятницу) и во время постов мясо, не дает говеть во время Великого поста, отвращает от христианской веры, ругается крестному изображению, не велит креститься и ходить в церковь88. Челобитная заканчивалась просьбой к владыке "в заступление православной христианской веры указ учинить".

В результате первичного анализа комплекса переписных книг 1670-х-1680-х годов удалось установить общую численность населения Вологды накануне петровских преобразований примерно в 5-6 тысяч человек обоего пола. Наши показатели ближе к тем, что давал в свое время Н. В. Фалин, и отличаются в сторону увеличения от данных, приводимых Я. Е. Водарским. Но независимо от итоговой цифры отметим наиболее принципиальный момент в демографическом развитии города. С изученных десятилетий, как нам представляется, и начался непрерывный демографической рост города. Уже одно сопоставление переписей Поместного приказа (1678) и земской избы (1686/88) показало рост податного населения на 20 процентов (если только здесь дело не в разных по происхождению источниках). К началу второго десятилетия XVIII века, как показывают подсчеты Н. Суворова по переписной книге 1711/12 года, численность населения Вологды составила 10 тысяч человек, то есть отмеченный рост продолжился.

Как же выглядит в свете полученного итога на конец XVII века демографическая динамика города за все столетие в целом? Оказалась она очень неровной - почти с нулевого уровня после потрясений Смуты начался рост численности населения, наиболее впечатляющих результатов достигший в середине XVII века. В 1650 - начале 1670-х годов в силу ряда причин народонаселение Вологды вновь понесло потери. И только с конца 1670-х - в 1680-х годах наметилась положительная динамика роста численности. Однако сами по себе сословные группы города как таковые оказались на протяжении XVII века по численности стабильными. Это относится к посадским людям и бобылям, служилым людям, представителям привилегированных купеческих корпораций и торговым иноземцам. При некоторых изменениях их персонального состава количественные пропорции названных групп существенного изменения не претерпели. Наиболее заметными в сторону сокращения к концу XVII века они оказались у торговых крестьян в городе, группы служилых людей по прибору (стрельцов, пушкарей, воротников), а также профессиональной группы казенных каменщиков и кирпичников.

Перспективы исследования данной темы следует связать с расширением источниковой базы. Обработка до сих пор не изданной переписной книги 1646 года и сыскных материалов 1630-х-1640-х годов позволила бы подробнее рассмотреть демографические процессы середины столетия. Занесение всех упомянутых в писцовых и переписных книгах Вологды XVII века лиц в компьютерную базу данных и составление специальной программы на ЭВМ позволит выявить стабильность проживания в городе нескольких поколений посадских людей, поможет в составлении родословий отдельных фамилий. Давно уже ждут обработки и ценнейшие архиерейские книги записей венечных пошлин как историко-демографический источник, который по значимости можно было бы сопоставить с писцовыми и переписными книгами XVII века.

1 Анри Л., Блюм А. Методика анализа в исторической демографии. М., 1997; Бессмертный Ю. Л. Историческая демография позднего европейского средневековья на современном этапе // Средние века. Вып. 50. М., 1987. С. 289-310; Он же. Жизнь и смерть в средние века. Очерки демографической истории Франции. М., 1991; Он же. Новая демографическая история //

Одиссей: Человек в истории: Картина мира в народном и ученом сознании. М., 1994. С. 239-256; Габдрахманов П. Ш. Средневековые крестьяне и их семьи. Демографическое исследование французской деревни в VIII-XI вв. (по данным грамот). М., 1996; Демография западноевропейского средневековья в современной зарубежной историографии. М., 1985; Горская Н. А. Историческая демография России периода феодализма. Итоги и задачи изучения. М., 1997; Ястребицкая А. Л. Европейский город (Средние века - раннее Новое время). Введение в современную урбанистику. М., 1993.

2 Водарский Я. Е. Историческая демография: Проблемы, суждения, задачи. М., 1989. С. 14.

3 Бессмертный Ю. Л. Жизнь и смерть... С. 229; Он же. Историческая демография западноевропейского Средневековья и начала Нового времени (Характерные тенденции развития) // Современная зарубежная немарксистская историография. Критический анализ. М., 1989. С. 287.

4 Суворов И. Н. Вологда в начале XVIII ст. Топографический и статистический очерк // Памятная книжка для Вологодской губернии на 1861 г. Вологда, 1861. С. 1-104, 127-129; Мерцалов А. Е. Очерк города Вологды по писцовой книге 1627 г. // Вологодский сборник, издаваемый Вологодским губернским статистическим комитетом. Т. V. Вологда, 1887. С. 5-51.

5 ГАВО. Ф. 652 (ВОИСК). Д. 33 (Исторический обзор Вологды в XVII в.); Д. 36 (Прошлое Вологды); Д. 41 (Топографическое описание Вологды в XVII в.); Д. 43 (Краткий обзор движения населения Вологды); Фалин Н. В. О численности населения Вологды в старину // Жизнь города. 1922. № 1. С. 4-7. Фалин использовал также работу В. А. Попова "Движение народонаселения в Вологодской губ.", помещенную в отделе статистики в "Записках имп. Русского географического общества" (Т. II. СПб., 1871).

6 Слащев К. Р. Демографическая ситуация в городе Вологде и Вологодском уезде в конце XVIII в. // Вологда: Краеведческий альманах. Вып. 2. Вологда, 1997. С. 63-77; Он же. Вологодская семья в 1788 г. // Материалы научных чтений памяти Петра Андреевича Колесникова: Межвузовский сборник научных трудов. Вологда, 2000. С. 237-243.

7 Водарский Я. Е. Численность и размещение посадского населения в России во второй половине XVII в. // Города феодальной России: Сборник статей. М., 1966. С. 271-297; Он же. Население Русского Севера в конце XVII - первой четверти XVIII в. // Материалы по истории Европейского Севера СССР: Северный археографический сборник. Вып. 3. Вологда, 1973. С. 156-176 (данные по Вологде на с. 161).

8 Тихомиров М. Н. Население Дмитрова в XVII и начале XVIII в. // Российское государство в XV-XVII вв. М., 1973. С. 159-284; Он же. Самара в первой половине XVII в. // Там же. С. 285-288.

9 Историческая демография: Проблемы, суждения, задачи. М., 1989. С. 110.

10 Подробнее см.: Черкасова М. С. Писцовые и переписные книги Вологды и Вологодского уезда XVII - начала XVIII в. (Некоторые итоги и задачи изучения) // Историческое краеведение и архивы. Вып. 8. Вологда, 2002. С. 3-14.

11 Шаховская Н. Д. Сыск посадских беглецов и закладчиков в первой половине XVII в. // Журнал Министерства народного просвещения. 1914. Кн. 53. С. 250-322 (автор использовала столбцы Оружейной палаты по Вологде 1639 г. (РГАДА. Ф. 396. № 41 720)); Смирнов П. П. Посадские люди и их классовая борьба до середины XVII в. Т. 1. М., 1947. С. 474-475; Т. 2. М., 1948. С. 442-443, 568-573; Французова Е. Б. Иконописное дело в Вологде в первой половине XVII в. // Культура Европейского Севера России (дооктябрьский период): Межвузовский сборник научных трудов. Вологда, 1989. С. 30-46; Тимошина Л. А. Расселение гостей, членов Гостиной и Суконной сотен в русских городах XVII в. // Торговля и предпринимательство в феодальной России. К юбилею профессора Н. Б. Голиковой. М., 1994. С. 127-134.

12 Воскобойникова Н. П. Писцовые книги Вологодского уезда из фондов ЦГАДА // Тезисы докладов и сообщений III-го Всероссийского научно-практического совещания по вопросам изучения и издания писцовых книг и других историко-географических источников. Вологда, 1990. С. 28-31; Она же. Дозорные книги Вологодского уезда в собрании ЦГАДА // Тезисы докладов и сообщений V-го Всероссийского научно-практического совещания... Новгород, 1992. С. 51-58; Соловьева Т. Б. Вологда. Описания города XVII в. (Краткий обзор писцовых и переписных книг XVII в., хранящихся в ЦГАДА СССР) // Тезисы докладов и сообщений III-го Всероссийского совещания... С. 24-27. См. также: Каталог писцовых книг Русского государства. Вып. 1. Писцовые книги Русского Севера / Отв. ред. Н. П. Воскобойникова. М., 2001. С. 58, 87-88, 111-114.

13 РГАДА. Ф. 1209 (Поместный приказ). Кн. 14741 (филигрань - шут с 2 бубенцами на колпаке); Кн. 14739. Л. 1-161; Кн. 14742. Л. 287 об.; Кн. 14880. Л. 17-17 об.

14 Воскобойникова Н. П. К истории писцового описания г. Вологды в последней четверти XVII в. // Проблемы археографии и источниковедения отечественной истории: Межвузовский сборник научных трудов. Вологда, 1999. С. 62-70.

15 РГАДА. Ф. 137 (Городовые боярские книги). Вологда 3. Л. 4-156.

16 ВГВ. 1861. № 18. С. 129-130; 1862. № 31. С. 121-122; Русская старина. 1908. Т. 135. С. 74.

18 РГАДА. Ф. 137. Вологда За. Л. 1-77 (скрепа земского старосты Осипа Полянина и ларешного Дмитрия Березина); Невель 1. Л. 28-102 об. (скрепа земского старосты И. Я. Пудова и ларешного И. Яковлева); Новгород 86. Л. 669-739 (скрепы старосты Ф. Сычугова и ларешного М. Кувакина). Упоминание об "имянных книгах" см.: Соловьева Т. Б. Указ. соч. С. 27.

19 АФЗХ. Акты Московского Симонова монастыря (1506-1613 гг.). Л., 1983. № 92. Дарение было вызвано долгом вкладчиков монастырю в 10 руб. Сборник актов Северного края XVII-XVIII вв. / Сост. И. Суворов. Вологда, 1925. С. 271-272.

20 Источники истории г. Вологды и Вологодской губ. Вологда, 1904. Прибавления. С. 190-193.

24 РГАДА. Ф. 396 (Оружейная палата). Стлб. 41720. Сст. 25. В Новгороде и Пскове подобные "имянные росписи" также составлялись на основе окладных книг (Шунков В. И. Ремесло во Пскове и Новгороде по данным сыска 1639-1640 гг. // Исторические записки. Т. 5. М.; Л., 1939. С. 103-110). В. И. Шунков, как и Е. В. Чистякова, споря с М, Н. Тихомировым, не считали псковские сотни профессионально-производственными единицами (Чистякова Е. В. Псковский торг в середине XVII в. // Исторические записки. Т. 34. М.; Л., 1950. С. 201). Сотни служили здесь для разруба (раскладки) повинностей, проведения дозоров. Аналогии с вологодскими сороками, думаем, налицо.

25 ГАВО. Ф. 652. Оп. 1. Д. 43. С. 2-3; Источники истории... С. 137; РГАДА. Ф. 1209. Кн. 14732. Л. 1564 об., 1576 об. На основании скрепы поместного дьяка Степана Венедиктова 1664-1672 гг. книгу № 14732 можно датировать третьей четвертью XVII в. (Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV-XVII вв. С. 89-90; Соловьева Т. Б. Указ. соч. С. 26-27).

26 Смирнов П. П. Посадские люди... Т. 2. С. 569-570; РГАДА. Ф. 396. Стлб. 41720. Сст. 93; Ф. 1209. Кн. 14732. Л. 1548; Источники истории... С. 135-136, 171.

27 Акты социально-экономической истории Севера России конца XV-XVI в. Акты Соловецкого монастыря 1572-1584 гг. Л., 1990. № 359-364; Таможенные книги Московского государства XVII в. Т. 3. Северный речной путь: Устюг Великий, Сольвычегодск, Тотьма в 1675-1680 гг. / Под ред. А. И. Яковлева. М.; Л., 1950. С. 309, 751-752.

28 Дозорная книга г. Белоозера письма и дозору Г. И. Квашнина и подьячего П. Дементьева (публикация Ю. С. Васильева) // Белозерье: Историко-литературный альманах. Вып. 1. Вологда, 1994. С. 39-75. Эти же сороки упоминаются в материалах сыска закладчиков на Белоозере в 1639/40 г. (РГАДА. Ф. 396. Стлб. 14751. Ч. 1-2).

29 ГАВО. Ф. 652. Кн. 37 (машинописная копия переписной книги 1711/12 г.). Л. 140; Аверьянов К. А. Московские "сорок сороков" // Реализм исторического мышления: Проблемы отечественной истории периода феодализма: Чтения, посвященные памяти А. Л. Станиславского: Тезисы докладов и сообщений. М., 1991. С. 19-21; Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. IV. М., 1980. С. 275.

31 Там же. Л. 300-302 об. Н. Фалин считал, что от чумы в 1654-1655 гг. погибла половина жителей Вологды, т.е. около двух тысяч человек (Фалин Н. О численности населения Вологды в старину // Жизнь города. 1922. № 1. С. 6).

39 РГАДА. Ф. 1209. Кн. 14741. Л. 96, 185, 220 об., 282 об., 284 об.

40 Там же. Л. 20 об., 36 об., 52 об., 77 об., 79 об., 81, 116 об., 271 об., 284 об.

41 Там же. Кн. 14741. Л. 50, 73 об., 129 об., 198 об., 219, 241, 255.

42 Там же. Ф. 137. Вологда 3. Л. 67, 79, 81 об., 143; Невель 1. Л. 76; Новгород 86. Л. 674.

43 Чайкина Ю. И. Вологодские фамилии: Словарь. Вологда, 1995. С. 62, 63 и др.

44 РГАДА. Ф. 137. Вологда За. Л. 63 об.; Ф. 1209. Кн. 14741. Л. 31 об., 84 об., 133 об., 135 об., 224 об., 263 об.

45 Наумова Е. В. Именование жительниц г. Вологды в переписных книгах XVII-XVIII вв. // Вологда: Краеведческий альманах. Вып. 2. Вологда, 1997. С. 584-587.

46 Тимошина Л. А. Топография Костромского посада XVII в. // Очерки феодальной России. Вып. 2. М., 1998. С. 123-173.

47 РГАДА. Ф. 137. Вологда 3. Л. 136 об., 150; Ф. 1209. Кн. 14741. Л. 74 об.-75.

49 Устюгов Н. В. Работные люди на Сухоно-Двинском водном пути в первой половине XVII в. // Исторические записки. Т. 6. М.; Л., 1940. С. 167-194; Колесников П. А. Из истории крестьянства и ремесленников Европейского Севера в XVI-XVII вв. // Ученые записки кафедры истории ВГПИ. Вып. 35. Вологда, 1967. С. 5-22.

50 Французова Е. Б. Из истории северного судостроения в конце XVI - начале XVIII в. // Отечественная история. 1995. № 4-5. С. 236-243.

51 Источники истории... С. 116; РГАДА. Ф. 137. Вологда 3. Л. 101; Деловая письменность Вологодского края XVII-XVIII вв. Вологда, 1979. С. 65; ГАВО. Ф. 1260. № 4582.

52 Французова Е. Б. Из истории северного судостроения... С. 45-46. О наследственном закреплении иконного промысла в XVII-XVIII вв. в Тихвине и Муроме см.: Колесникова Л. А. К вопросу об организации иконописного промысла на Тихвинском посаде XVII в. (по материалам архива Тихвинского Богородицкого монастыря) // Уваровские чтения-III "Русский право славный монастырь как явление культуры: история и современность": Материалы научной конференции, посвященной 900-летию Муромского Спасо-Преображенского монастыря. Муром, 17-18 апреля 1996 г. Муром, 2001. С. 86-89; Чернышев В. Я. Муромские иконописцы XVII-XVIII вв. // Там же. С. 200-205.

53 Хрестоматия по истории вологодских говоров / Сост. Г. В. Судаков. Вологда, 1975. С. 45-46.

55 Шунков В. И. Ремесло в Пскове и Новгороде по данным сыска 1639-1640 гг... С. 110-111.

56Судаков Г. В. Грамотность и книжная культура вологжан в XVII в.// Материалы по истории Европейского Севера: Северный археографический сборник. Вып. 3. Вологда, 1973. С. 215-226.

57 Источники истории... С. 159, 160; ВГВ. 1859. № 36. С. 314-315; РГАДА. Ф. 137. Вологда 3. Л. 71, 106 об.; Ф. 1209. Кн. 14741. Л. 52, 141 об., 190; АСЭИ. Акты Соловецкого монастыря 1572 - 1584 гг. Л., 1990. № 709; Кошелев В. В. Писцовые и переписные книги конца XV-XVII вв. о древнерусском скоморошестве // Тезисы докладов и сообщений III-го Всероссийского научно-практического совещания... С. 60-64; Скоморохи. Проблемы и перспективы изучения: Сборник статей и рефератов международного симпозиума. СПб., 1994.

58 Источники истории... С. 100; ГАВО. Ф. 652. Оп. 2. Д. 33.

59 Источники истории... С. 125, 142, 144; РГАДА. Ф. 1209. Кн. 14732. Л. 1455.

60 Бессмертный Ю. Л. Жизнь и смерть... С. 51; Габдрахманов П. Ш. Средневековые крестьяне и их семьи... С. 170, 181.

61 РГАДА. Ф. 1209. Кн. 14741. Л. 267 об. О потомке одного из братьев см.: Кошелева О. Е. Иван Алексеев сын Рыбников: Из жизни неименитых людей в эпоху Петра // Родина. 2000. № 8. С. 35-38.

67 Соборное Уложение 1649 г. / Руководитель авторского коллектива А. Г. Маньков. Л., 1987. С. 37.

69 Маштафаров А. В. Вологодская грамота XV в. // Советские архивы. 1974. № 6. С. 103-104; ВЕВ. 1866. С. 736-737.

72 3ольникова Н. Д. Сибирская приходская община в XVIII в. Новосибирск, 1990. С. 115-117; Сборник актов Северного края XVII-XVIII вв. / Сост. И. Суворов. Вологда, 1925. № 67.

73 ВГВ. 1858. № 32. С. 292-295; РГАДА. Ф. 137. Вологда 3. Л. 149 об. 150; Ф. 1209; Кн. 14741. Л. 83.

74 ВГВ. 1849. № 18-19. С. 173-174; 1858. № 31. С. 280-283; ВЕВ. 1866, С. 729; 1872. С. 8-12.

77 Сборник актов Северного края XVII-XVIII вв... № 17.

78 ГАВО. Ф. 883 (Суворовы). Кн. 42. Л. 53-57 об.; Ф. 948 (Вологодский архиерейский дом). Оп. 1. Кн. 3. Л. 20 об.; Кн. 5. Л. 91-94 об.; ВГИАХМЗ. Коллекция рукописных книг. № 63.

79 РГАДА. Ф. 1209. Кн. 14732. Л. 1435 об., 1443 об., 1452 об., 1463 об., 1467 об. и др.

81 РГАДА. Ф. 1209. Кн. 14741. Л. 146 об., 147, 202, 227, 239 об., 292 об., 294.

82 Там же. Ф. 137. Вологда 3. Л. 149 об., 154 об.; Источники истории... С. 118; Тимошина Л. А. Расселение гостей... С. 128-129; Она же. Гости Панкратьевы и Великий Устюг в XVII в. // Великий Устюг: Краеведческий альманах. Вып. 2. Вологда, 2000. С. 134-154. О вологжанах-гостях и членах других купеческих корпораций см.: Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации России XVI - первой четверти XVIII в. Т. 1. М., 1998. С. 314 (табл. 25), 367, 379 (табл. 27) и мн. др.

83 РГАДА. Ф. 1209. Кн. 14732. Л. 1645 об.; Володихин Д. М., Соловьева Т. Б. Состав привилегированного купечества России в первой половине XVII в. (По материалам росписей гостей, Гостиной и Суконной сотен). М., 1996. С. 21, 38, 84 (гости Булгаковы и братья Юдины показаны в 1620-1630-е гг., Савва Худяков - в 1632-1647 гг.), 86.

84 Подробнее см.: Захаров В. Н., Черкасова М. С. Иностранные купцы и их дворы в Вологде в XVII - первой четверти XVIII в. // Вологда: Краеведческий альманах. Вып. 3. Вологда, 2000. С. 104-107, 119-120.

86 Там же. Кн. 14732. Л. 1476-1478; Ф. 396. Стлб. 41720. Сст. 194-195, 201, 203, 233-234; Демкин А. В. Западноевропейское купечество в России XVII в. Вып. 2. М., 1994. С. 71, 82 и мн. др.

87 Подробнее см.: Захаров В. Н. Западноевропейские купцы в России. Эпоха Петра. М., 1996.

88 ГАВО. Ф. 1260. № 5101. Челобитная была написана поповским старостой спасским попом Яковом. Опубл.: Черкасова М. С. О деятельности торговых иноземцев в Вологде в XVII - начале XVIII в. // Русская культура на рубеже веков: Русское поселение как социокультурный феномен: Сборник статей. Вологда, 2002. С. 338-339.

№ п/п	Название сорока	Дозорная книга 1616-1617 г.		«Имянные книги» 1686-1688 гг.
		дворов		дворов жилых		людей
		жилых	пустых и мест дворовых	посадских	бобыльских	посадских	бобылей
1	2	3	4	5	6	7	8
			Верхний посад
1.	Сорок бывшей Владышной Слободы	21	45	-	-	-	-
2.	Сорок Широкие улицы	20	30	-	-	-	-
3.	Никольский сорок	30	44	79	58	139	83
4.	Васильевский сорок	18	22	42	47	66	58
5.	Богословский сорок	2	24	32	29	55	32
6.	Спасов сорок	-	-	62	28	107	40
7.	Стефановский сорок	-	-	62	52	110	63
Нижний посад
8.	Федоровский сорок	13	28	62	42	121	66
9.	Кирилловский сорок	27	54	117	43	212	59
10.	Козленский (Покровский) сорок	9	62	36	33	66	51
11.	Власьевский сорок	3	45	101	43	177	56
Набержная
12.	Зосимовский сорок	-	-	84	31	141	39
13.	Мироносицкий сорок	15	20	52	26	87	37
14.	Дмитреевский сорок	18	20	61	26	107	39
Заречье
15.	Леонтьевский сорок	32	33	85	50	159	67
16.	Ивановский сорок	-	-	43	27	77	36
	Всего	208	427	918	535	1624	726
				1453 (дв.)		2350 (чел.)

Источники: Вологда: Историко-краеведческий альманах. Вып. 1. Вологда, 1994. С. 334-369 (публикация Ю. С. Васильева); РГАДА. Ф. 137 (Городовые боярские книги). Вологда 3.

№ п/п	Виды семей	Посадские семьи			Бобыльские семьи
		кол-во		%	кол-во	%
1	2	3		4	5	6
I.	Семьи с родственниками в своих дворах
а) Семьи прямого родства
1.	Супруги без сыновей	91	23,5*		78		30,5*
2.	Супруги с 1 сыном	101	26,0*		89		34,8*
3.	Супруги с 2 сыновьями	88	22,7*		64		25,0*
4.	Супруги с 3 и более сыновьями	63	16,2*		18		7,0*
5.	Супруги с сыновьями и внуками	31	8,0*		7		2,7*
6.	Супруги без сыновей с внуками	14	3,6*		-		-
	Всего семей прямого родства	388	64,1**		256		69,2**
б) Семьи бокового родства
1.	Братья без сыновей	30	31,3*		17			37,8*
2.	Братья с сыновьями	32	33,3*		23			51,1*
3.****	Супруги без сыновей и братьев, с племянниками	20	20,8*		2			4,4*
4.****	Супруги без братьев, с сыновьями и племянниками	4	4,2*		-			-
5.	Семьи с зятем	9	9,4*		3			6,7*
6.	Семьи с шурином	1	1,0*		-			-
	Всего семей бокового родства	96	15,9**		45			12,2**
II.	Семьи с неродственниками в своих дворах	121	20.0**		69			18,6**
	Общее число посадских и бобыльских семей всех типов	605	51,8***		370			31,7***

* Процент данной группы семей в совокупности семей прямого родства (а) - от 388 посадских семей прямого родства и 256 бобыльских семей прямого родства.

** Процент посадских и бобыльских семей прямого (а) и бокового (б) родства в общей совокупности семей данной социальной категории: 605 посадских и 370 бобыльских.

*** Процент посадских и бобыльских семей всех типов в общей совокупности семей по переписи 1678 г. - 1167.

СЕМЬИ ПОСАДСКИХ И БОБЫЛЬСКИХ ВДОВ В 1678 ГОДУ

№ п/п	Виды семей	Количество	%
1	2	3	4
I.	Вдовьи семьи с родственниками в своих дворах
1.	Одинокая (?) вдова без сыновей	32	23,9*
2.	Вдова с 1 неженатым сыном	39	29,1*
3.	Вдова с 2 неженатыми сыновьями	17	12,7*
4.	Вдова с 3 и более неженатыми сыновьями	17	12,7*
5.	Вдова с женатыми(?) сыновьями и внуками	16	11,9*
6.	Вдова с неженатыми сыновьями и зятем	2	1,5*
7.	Вдова с неженатыми внуками и зятем	6	4,5*
8.	Вдова с неженатыми внуками и племянниками	5	3,7*
	Всего вдовьих семей с родственниками	134	69,8**
II.	Вдовьи семьи с неродственниками в своих дворах
9.	Вдова с неженатыми сыновьями, с посадскими людьми и бобылями («подсоседники»)	53	91,4*
10	Вдова с неженатыми сыновьями и пришлыми иногородцами	5	8,6*
	Всего вдовьих семей с неродственниками	58	30,2**
	Общее число вдовьих семей	192	16,5***

* Процент данной группы семей в рамках I или II типа.

** Процент данного типа вдовьих семей в общей их совокупности.

*** Процент всех вдовьих семей (192) в общей численности семей тяглого населения Вологды в 1678 г. - 1167.

Таблицы 2 и 3 составлены по: РГАДА. Ф. 1209 (Поместный приказ). Кн. 14741.

ДУХОВЕНСТВО ГОРОДСКИХ ЦЕРКВЕЙ ВОЛОГДЫ
ПО ПЕРЕПИСНОЙ КНИГЕ 1685/86 ГОДА

№ п/п	Название церкви	Причт	Государево жалованье (руга)
			денежное руб., алт., денег)		хлебное (четвертей)
					рожь	овес
1	2	3	4		5	6
1.	Софийский собор с приделами Усекновения Честные Главы Иоанна Предтечи и Федора Стратилата	Протопоп Дмитрий	30р.		50	50
		протодьякон Стефан	12р.		20	20
		ключарь Козьма	12р.		20	20
		ключарь Поликарп	12р.		20	20
		4 попа	по 12 р.		по 20	по 20
		4 дьякона	по 10 р..		по 15	по 15
		4 «подьякона»* (Сведений нет)	-		-	-
		2 придельных попа* (Сведений нет)	-		-	-
		2 придельных дьякона* (Сведений нет)	-		-	-
		2 пономаря*(Сведения взяты из Сотной 1629 г. (Источники истории... С. 14). Имена не указаны.)	по 2 р.		по 10	по 10
		6 сторожей*(Сведения взяты из Сотной 1629 г. (Источники истории... С. 14). Имена не указаны.)	по 1 р.		по 6	по 6
		«просвирница»	2р.		6	6
2.	Рождества Христова	Поп Лука	5р.		7,5	7,5
		поп Иван	5р.		7,5	7,5
		дьякон Михаиле	3,5 р.		6	6
		пономарь Васька	0,5		2р.	1,5
3.	Преображения Господня	Поп Лазарь	4 р.		6р.	6
		поп Аника	4р.		6р.	6
		дьякон Климент	3 Р.		4р.	4
		пономарь Ганка	0,5		3	3
4.	Великомученицы Екатерины и Параскевы Пятницы с приделом Св. Никиты (б. Входо-Иерусалимская)	Поп Симеон	2		6	6
		дьякон Михаило	1		4	4
		пономарь Мишка	8 алт. 2 дн.		2	2
		просвирня	8 алт. 2 дн.		1	1
5.	Благовещения Пресвятой Богородицы с приделом Михаила Малеина	Поп Иван Федоров	3		6	6
		поп Иван Фомин	3		6р.	6
		дьякон Филимон	2		4,5	4,5
		пономарь Левка	8 алт. 2 дн.		2	2
		просвирня	4 алт. 1 дн.		1	1
б.	Ризоположения Пресвятой Богородицы и церковь Вознесения Господня	Поп Пахомий	2		6	6
		пономарь Ганка Пахомов	8 алт. 2 дн.		1,5	1,5
		дьякон	1		4	4
		просвирня	8 алт. 2 дн.		2	2
7.	Казанской Богородицы и церковь Иоассона и Сосипатра	Поп Иван Ильин	3		6	6
		дьякон Иван	2		4,5	4,5
		пономарь Пашка Петров	0,5		3	3
		просвирня	8 алт. 2 дн.		2	2
8.	Покрова Пресвятой Богородицы	Поп Прокофий Яковлев	3		6
		дьякон Дмитрий Иванов	2 р. 8 алт. 2 дн.		6	6
		пономарь Тишка	16 алт. 4 дн.		3	3
		просвирня	8 алт. 2 дн.		2	2
9.	Всемилостивого Спаса и церковь Николы Великорецкого на Извести	Поп Иев	2,50р.		15	15
		поп Корнило	2,50р.		15	15
		дьякон Яков	р. 29 алт. 1 дн		6	6
		пономарь Андрюшка	0,50р.		3	3
10.	Знамения Пресвятой Богородицы и церковь Бориса и Глеба	Поп Ларион	2		6	6
		дьякон Овдоким	1		4,5	4,5
		пономарь Федка	3 алт. 2 дн.		1,5	1,5
		просвирня	4 алт. 1 дн.		1	1
11.	Апостолов Петра и Павла с приделом великомученика Антипы на Гостине дворе	Поп Иван	2р.		6	6
		поп Кирило	2р.		6	6
		дьякон Прокофий	-		4,5	4,5
		пономарь Ивашко	8 алт. 2 дн.		1,5	1,5
		просвирня	4 алт. 1 дн.		1	1
12.	Афанасия Александрийского, Андрея Первозванного и Марии Египетской на Старой площади	Поп Афанасий	2 р.	6 р.		6
		дьякон*( Имя не указано)	16 алт. 4 дн.	3 р.		3
		пономарь Ивашка Иванов	16 алт. 4 дн.	3		3
13.	Всемилостивого Спаса и церковь Николы Чудотворца с церковью Афанасия Александрийского на Старой площади	Поп Михаил	«а государва жалованья руги им нет»
		дьякон Калина
		пономарь Митка Иванов
		трапезник Ивашко Фирсов
			Дается из земской избы подаяния:
14.	Всемилостивого Спаса единодневного строения	Поп Михаил	7 р.		5	5
		дьякон Харитон	4 р.		4	4
		пономарь Якушко Григорьев	3 р.		-	-

Источник: РГАДА. Ф. 137. Вологда 3. Л. 24-37, 39 об., 149-150; ГАВО. Ф. 1260. № 692; ВГВ. 1858. № 32. С. 292-295.

ЭТНОГРАФИЯ. ДЕМОГРАФИЯ

М. С. Черкасова

НАСЕЛЕНИЕ ВОЛОГДЫ В КОНЦЕ XVII ВЕКА*