Критик А. Макаров, никогда не бросавший слов на ветер, в рецензии на первый сборник стихотворений О. Фокиной "Сыр-бор" сказал так: "Давно я не читал таких душевных стихов о матери, отце, деревенских парнях и ребятах... Скромный, но истинный талант..."1.
Ольга Александровна Фокина родилась 2 сентября 1937 года в деревне Артемьевской Архангельской области. Родители ее - крестьяне. Отец умер после ранения в 1943 году, в семье осталось пятеро детей. "Я все видела и все понимала, - вспоминала Фокина. - Цель жизни была такова: сделать маму счастливой"2. Семья держалась, но к концу войны мать была вынуждена дать младшим по суме из береженой холстины и отправить просить подаяние...
Я криком кричала, молчанье храня:
- Подайте, коль можете, ради меня
И ради братишек, таких же, как я! -
И руку выпрастывала из тряпья.
О. Фокина сумела окончить семилетку и Архангельское медицинское училище с отличием. Некоторое время работала фельдшером в родном районе, а в 1957 году поступила в Литературный институт им. А. М. Горького, в поэтический семинар Николая Сидоренко (позднее в этом семинаре стал учиться Николай Рубцов). Там она познакомилась не только с Рубцовым, но и с В. Беловым, С. Викуловым, А. Романовым... В 1963 году в Москве в издательстве "Молодая гвардия" вышла книга "Сыр-бор", через три месяца - в июне 1963 года - Фокина получила билет члена Союза писателей, а с осени этого же года стала жить и работать в Вологде. Напутствовал начинающую поэтессу выдающийся мастер слова Борис Шергин: "Любовь к матери земле - свойство для всякого художника изначальное, доброчестное. Здесь дыханье чистое, здоровье душевное, зренье светлое"3. Он выделил следующие черты ее стиля: чувство природы, живой слог речи, лирическую исповедальность.
В 1966 году другой будущий классик, Н. Рубцов, в статье "Подснежники Ольги Фокиной" написал: "Поэты - носители и выразители поэзии, существующей в самой жизни - в чувствах, мыслях, настроениях людей, в картинах природы и быта"4. В качестве примера он процитировал фокинское четверостишие:
Простые звуки родины моей:
Реки неугомонной бормотанье
Да гулкое лесное кукованье
Под шорох созревающих полей.
"Стих не сконструирован, - отмечал Рубцов, - а искренне и трепетно передает такое подлинное состояние души, которое просто родственно лермонтовскому"5. В этой же статье Н. Рубцов сделал следующий вывод: "Многим стихам Ольги Фокиной в смысле формы свойственно слияние двух традиций: фольклорной и классической"6. За исключением своего первого сборника, во многом ученического, Фокина в своих книгах 1960-х-1970-х годов ("Реченька", 1965; "Аленушка", 1967; "Стихи", 1969; "Островок", 1969; "Самый светлый день", 1971; "Избранная лирика", 1971; "Камешник", 1973; "Маков день", 1974) старательно следовала этим двум традициям. Во-первых, ее художественное сознание было близким народнопоэтическому "и своим органическим демократизмом языка и чувств, и естественным слиянием лирического переживания с общенародным эстетическим идеалом, выраженным в сказках, частушках, песнях, пословицах, и, наконец, внутренней родственностью всей образной системы"7. Поэтому так много в ее лирике олицетворений, обращений к родной земле, рекам, солнцу, сказочных мотивов; нередко Фокина использует традиционные фольклорные сравнения, диалектизмы, слова с уменьшительно-ласкательными суффиксами:
Приезжай, моя доченька,
Хоть на два-три денечика.
Навести свое гнездышко.
Подыши чистым воздушком.
Любимые жанры Фокиной - песня и частушка. Песенный строй ее многих стихотворений ("Провожанье", "Есть у меня два полюса...", "Песни у людей разные...", "Мой хрустальный апрель!", "Ах рыбаки, проспали зорю...", "С каждым человеком уходящим..." и др.) очевиден. В стихотворении "Тонькина рябина" Фокина сознательно подчеркивает эту связь:
Что стоишь, качаясь,
Тонькина рябина?
У тебя - ни сада,
У тебя - ни тына.
Частушечный ритм ("Первый снег", "Майское", "Пишут девочки в газету...") тоже характерен для О. Фокиной. Даже в поэмах слышен все тот же ритм:
Сыпь, снежок, растаивай,
Ох, да падай снова!
...Я была Пылаева,
А теперь Смирнова.
("Сыпь, снежок...")
Однако ее стихотворения, в отличие от частушек, ограниченных строго определенными формами поэтического параллелизма, более широки и свободны в самораскрытии лирического чувства, язык их индивидуализирован.
В творчестве О. Фокиной проявилось общее для литературы XX века стилевое смешение, например сплав диалектизмов и обычной лексики:
- Вы не хмурьтесь, братовья,
Ведь со мною жить дивья!
- Люди-то в лес-от с кузовьем бегут.
- Давно тебя не видела,
Стоскнулась - и покликала.
Ольга Фокина - носительница живой речи народа, поэт органический, не "кабинетный". "Однажды в Вологду приехала студентка из МГУ, "командированная" узнать, какими словарями я пользуюсь в своей творческой работе. Я была обрадована, оскорблена и смущена одновременно. Обрадована вниманием. Оскорблена подозрением о вторичности моих словарных запасов. Смущена тем, что словарями обзавестись - ни одним! - не успела. Студентка, мне кажется, уехала разочарованной"8. По словам Федора Абрамова, "у Ольги Фокиной есть свой язык, по которому ее можно отличить от других поэтов"9. Его музыка узнается сразу:
Зеленой поймой
Струится Тойма,
За той за Тоймой
Ой, золотой мой...
На стихи О. Фокиной написано около сотни песен. Среди композиторов - Валерий Гаврилин, братья Заволокины.
Вторым после фольклорного, но не менее плодотворным направлением в творчестве Фокиной стало обращение к некрасовской традиции. И не только потому, что сюжеты ее стихотворений порой повторяют Некрасова, - так, например, в стихотворении "Пожилая вдова, вдова..." видна прямая перекличка с поэмой "Мороз. Красный нос" - вдова зимой рубит дерево в лесу и погибает:
Затуманилась голова,
Закачалась, как ель, вдова.
Тихо ткнулась руками в снег...
Вот и кончился человек.
Некрасовская традиция видна прежде всего в изображении жизни русской крестьянки, ее тяжелой женской доли:
Станут слезы комом в горле...
Удержи их, убери:
Это горюшко - не горе,
Горе будет впереди.
Лирические монологи женщины, пережившей "военные годины, послевоенные", наполнены печалью:
Знаю, что на месте поселка
Нашего - пустырь и разор.
Только одинокая елка
Не упала там до сих пор.
С. Викулов в статье, посвященной творчеству поэтессы, писал: "Удивительно чистый, нравственно цельный образ русской крестьянки встает из стихов О. Фокиной о матери. Растя детей в тяжелейших условиях военной поры, она озабочена не только тем, чтобы не дать умереть им с голоду, она бережет их души от безверья, прививает им лучшие качества, какие усвоила от отца и деда сама: трудолюбие, совестливость, готовность к самопожертвованию ради общего блага"10. Мать для лирической героини Фокиной - самый дорогой человек на земле, самый высокий нравственный авторитет:
Гордая моя мама!
Горькая твоя доля
Голову носить ниже
Так и не научила.
Держишь ее - как надо:
Дерзостью встретишь дерзость,
Вдесятеро заплатишь
Людям за доброту...
Виктор Астафьев, кроме "трагедии войны" и "вечной песни женщины-матери", в стихах и поэмах Фокиной выделил главное: "тему судьбы народной". Он отметил также стремление поэтессы передать "благородство людей деревни, величие их духа"11. Истоки этого величия - в понимании того, что живут они на своей земле: "Во мне любовь к земле неистребима - и желание поведать о ней лежит в основе моих созданий"12.
К сожалению, в стихотворениях, посвященных "социально масштабным, характерным" явлениям действительности, подлинной художественной высоты Фокина не достигала. Непонимание истинных причин разорения русской деревни делало ущербным стиль, в котором отсутствовало общее элегическое настроение, а было простое бытописание ("Ах, как строится нынче деревня!", "Ты приедешь в воскресенье..."). Если Рубцов шел от "личного к общему", то у Фокиной "общее делалось личным", субъективизм стал причиной узкого набора лирических тем.
Начиная со второй половины 1970-х годов в творчестве О. Фокиной появились, казалось, новые черты. В сборниках "От имени серпа" (1976), "Маков день" (1978), "Буду стеблем" (1979), "Речка Содонга" (1980) и др. Фокина стремилась выйти из привычного круга своей поэзии, стихи стали приобретать мировоззренческую, философскую наполненность, природную образность и песенную плавность речи дополнила рефлексия, в лирике Фокиной появился образ дороги как символа жизни и судьбы:
Жизнь, наобходившаяся строго,
Чувствую, прошла не без следа.
...Ужас перед каждою дорогой,
Ты меня оставишь ли когда?
В лучших стихах ("Боюсь, что не правда, а снится...", "Начало иль конец? Конец или начало?", "Я повторяю мудрую ошибку..." и др.) вопросительные интонации подчеркивали драматизм происходящего с лирической героиней, напоминали строй заговора, плача:
...Ревущие турбины,
Заглушите плач издалека!
...Край мой милый!
Край ты мой родимый?
Ты со мной, со мной еще пока.
В программном стихотворении "Всего-то и было: зима да весна..." глубоко символичные образы судьбы (звезда), жизни (дорога, колесо, колесница) делают его философски значительным. На "разумный" вопрос прохожего: "Не время ли остановиться?" лирическая героиня отвечает так:
Мне долго по свету еще колесить
Без права устать и разбиться, -
Ничто не заменит меня на оси
Единственной - той - колесницы...
Еще П. Выходцев заметил "символический параллелизм" в стихах Фокиной. Действительно, символика ее стихотворений в своей основе близка к народнопоэтической (а это уже более высокий уровень фольклоризма), но она крайне немногочисленна и поэтому не выходит за рамки традиционного набора символов профессиональной поэзии, несмотря на весь внешний "фольклорный" облик. Исследованиями не подтверждается стойкое представление о Фокиной как искусной "словесной кружевнице". Устойчивые сочетания, например, она использует "умеренно... Большая часть привлеченных поэтессой фразеологизмов употреблена нормативно"13.
Поэмы Фокиной ("Полудница", "Хозяйка", "Малина твоя" и др.) во второй половине 1970-х годов стали приобретать эпические черты, от воспоминаний военного детства поэтесса шла к осмыслению истории. "Я много думала о жизни родной деревни, - писала она, -и пришла к выводу, что сельское хозяйство, сельский житель - это не только производство продуктов питания, это история жизни народа, и относиться к сегодняшнему дню только как к сегодняшнему - нельзя, тут неумолима связь с прошедшим и будущим, и ее надо глубоко знать и прозорливо предвидеть"14. Изменился язык поэм, песенность отошла на второй план, в них стала преобладать разговорная речь. Фокина словно сама говорила "языком своих любимых героев - настолько она сроднилась с ними, настолько они близки и понятны ей, их образ мысли, их психология, их представления о жизни"15. Казалось, еще немного - и поэтесса сумеет закрепить найденную верную интонацию, сумеет продолжить тему, по-своему значительную. Но неровность ее многочисленных сборников стихотворений сводила "на нет" все приобретения. Стремление поэтессы "объять необъятное", излишние подробности, бытописание, а иногда и просто неудачи разрушали цельность ее поэзии. Особенно обидные промахи она допускала тогда, когда шла против жизненной правды. Так, в стихотворении "Он не уехал из колхоза..." сомнительна речь пятнадцатилетнего подростка:
И мне над миром не подняться,
Не оторваться от земли,
Пока со мной не окрылятся
Края, что к сердцу приросли.
Скорее, это слова самой поэтессы.
В 1980-х годах вышли новые сборники О. Фокиной: "Памятка" (1983), "Три огонька" (1983), "Колесница" (1983), "Избранное" (1985), "За той, за Тоймой..." (1987), "Матица" (1987). Лучшим в них было то, что поэтесса сумела передать ощущение развала, горя и в опоганенной, отравленной природе, и в человеческой душе. В стихотворении "Поезд, стой! Помедли малость..." предсказана нынешняя картина разрушения земли не сыновьями ее, а пасынками:
Рой - взрывай, стирая грани!
Лес - в дыму, земля - в золе,
Лишь бы нынче - рубль в кармане
Да бутылка на столе...
Стирая грань "меж городом и селом" (Рубцов), новоявленные "устроители лучшей жизни" стерли вместо нее "неперспективные" деревни, а с ними - и нравственные устои. И болит душа поэтессы, когда она видит, как замалчивается правда о народной трагедии:
Выходит свежая газета,
И в ней деревня говорит.
Но только снова - не об этом...
И у меня душа болит.
В стихи Фокиной влилась сильная публицистическая струя. Поэтесса призывала воскресить "сеятеля - сына Руси", протестовала против проекта поворота северных рек: "У Двины хотят отрезать голубой ее приток"; саркастически замечала, что мы "все пихаемся" во дворянство, "Мало жаждущих во крестьянство...". Фокина не могла молчать, она "кричала от боли": "...Лелеяное веками, Какое огромное поле Теперь заросло сорняками!". Где же выход? Поэтесса давно сделала для себя вывод: истина жизни - в труде ("Имеющему голос спеть...").
Вторая половина 1980-х - 1990-е годы оказались для О. Фокиной самыми сложными и в жизненном, и в творческом отношении. Перестали выходить сборники (пауза продлилась 10 лет - с 1987 по 1997 год (сборник "Попахни, черемушка")), в журнальных публикациях палитра чувств порой ограничивалась только двумя эмоциональными красками: возмущением и растерянностью. Раскол в обществе Фокина сравнивает с ледоходом:
На льдине, на льдинке
Похвально - отдельно
Плывем поодинке,
Поврозь, неартельно.
Несет нас, качает
Под воплями чаек.
Не чуем, не чаем,
Куда мы причалим...
Не все появляющиеся у меня стихи я могу отнести к настоящей поэзии, - признается поэтесса. Это нечто риторическое, где главенствует политическое содержание. Слишком далеко от лирики"16.
В неизбежности и цикличности природных и социальных явлений Фокина видит положительное начало, но не снимает ни с других, ни с себя личной ответственности: "Не слышим, не внемлем: Мы любим - не землю". Очищение и преображение души даже в самые катастрофические и позорные годы (а может, именно поэтому!) - вот, пожалуй, наиболее плодотворная лирическая тема поэтессы.
В небольшом предисловии к последнему на сегодняшний день сборнику "Разнобережье" (1998) О. Фокина отмечает: "Эти стихи, подавляющее большинство которых написаны мною за последние десять "окаянных" лет, - попытка засвидетельствовать мгновение времени с верой в безоговорочно мудрое и утешительное: "Пройдет и это...""17.
Луг да поле. Роща да дубрава.
Царь да Стенька. Церковь да кабак.
Воля Волги. Крепость - твердь Урала
Умница - Иван-дурак!
Радость - в песенной печали.
Горечь - в пляске удалой...
Как бы где ее ни величали -
Русь останется собой!
В поэзии О. А. Фокиной видны темы и мотивы, общие для всего "почвенного" направления русской поэзии: темы земли и судьбы России, мотив "умирания" деревни, периодическое возвращение в нее; мотив сиротства (у Фокиной он связан с личными жизненными коллизиями). Важное место в ее творчестве занимает образ матери.
Обращение к русскому фольклору, ориентация на народное мировоззрение, в основе своей крестьянское, тоже признак "почвенничества". Как, впрочем, и общий полемический подтекст ее лирики, эволюционизировавший в открытую публицистичность...
Храни огонь родного очага
И не позарься на костры чужие -
Таким законом наши предки жили
И завещали нам через века:
Храни огонь родного очага!
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Макаров А. Критик и писатель. М., 1974. С. 45.
2 Ольга Александровна Фокина. Библиографический указатель. Вологда, 1987. С. 3.
3 Шергин Б. Напутствие //Фокина О. Сыр-бор. М., 1963. С. 3.
4 Воспоминания о Рубцове. Архангельск, 1983. С. 290.
5 Там же.
6 Там же. С. 291.
7 Выходцев П. Земля и люди. М., 1984. С. 63.
8Фокина О. Стихи - это жизнь // Литературная Россия. 1978. 17 марта. С. 10.
9 Абрамов Ф. Чем живем-кормимся. Л., 1986. С. 189.
10 Викулов С. "Чтоб вышел с людьми разговор" // Наш современник. 1985. № 3. С. 131.
11 Астафьев В. Всему свой час. М., 1985. С. 187.
12 Наш современник. 1985. № 3. С. 139.
13 Некрасова Е., Бакина М. Языковые процессы в современной поэзии. М., 1982. С. 286.
14 Фокина О. Вместе с родимым полем // Нечерноземье - забота общая. М., 1979. С. 179.
15 Викулов С. Указ. соч. С. 134.
16 Фокина О. Время чертополохов // Вологодские новости. 1992. 7 марта. С. 3.
17 Фокина О. Разнобережье. Архангельск, 1998. С. 4.