Известия ВОИСК 9 выпуск. Вологодское общество изучения северного края(7)

      14.30 - 15.30 - обед. Часто на обед был мясной суп и макароны, иногда - белая (молочная?) каша, а иногда на обед даже не было и хлеба. Но ребята не унывали и не устраивали голодных бунтов. В лагерь ехали преимущественно дети малообеспеченных рабочих. За пребывание в нем плата в первые годы не взималась, это было хорошим подспорьем для рабочих семей.
      За обедом - "мертвый" час - с 15.30 до 16.30. В это время не только нельзя было двигаться, ходить, бегать, а надо было еще и лежать. Но не просто лежать, а по правилам - обязательно "кверху животом, чтоб пища переваривалась лучше".
      16.30 - 18.30 - 2 часа физического труда на крестьянских полях. Потом - спокойные игры, ужин, торжественный спуск флага. День пионеров в лагере заканчивался краткой беседой у костра на "доступные пониманию пионера темы".
      После первого свистка ребята ложились спать, после второго - прекращались все разговоры, после третьего - прекращался шум и движение.
      Дисциплина в лагерях была прекрасная. С режимом дня ребят знакомили еще до отъезда в лагерь. Дальше 3-х саженей от берега уплывать не разрешалось. Исключение из лагеря - самая крайняя мера наказания, в основном же - коллективное порицание, самое обидное в подростковом возрасте. В лагере бывали случаи травм - ушибы рук или ног, случаи желудочных заболеваний.
      В 1926 году в Вахновском лагере отдыхали 164 ребенка.
      В 1928 году было отобрано 135 пионеров с городских пионерских баз на первую смену, в основном - ребята из малообеспеченных семей и ребята с ослабленным здоровьем. На содержание этого лагеря было отпущено хозяйственными организациями города 1589 рублей. На организацию лагеря 1929 года и отправку ребят к месту отдыха (детей членов союзов) окружное профбюро отпустило 1500 рублей. Первая смена начиналась 1 июля. 8 и 9 июля 1928 года Вахновский лагерь посетила родительская комиссия, которая познакомилась с жизнью пионеров. Все в лагере по жесткому расписанию - даже на умывание отведено всего 10 мин. Комиссия отмечала положительные и отрицательные стороны лагерной жизни. Труд распределялся сообразно силам ребят, дети принимали участие и в приготовлении пищи. Одно из пожеланий, высказанное родителями, - предоставить лучшее помещение для кухни и хотя бы выстругать доски столов, за которыми едят ребята.
      20 июня 1930 года открылся еще один пионерский лагерь - в Городище. Но уже на следующий год из-за финансовых неурядиц с трудом нашли деньги только на Вахновский пионерский лагерь.
      Пионеры лагеря отработали в колхозе 680 часов. Загребали и сушили сено на колхозных полях, шефствовали над колхозными огородами: занимались прополкой льна, капусты, подсолнуха (где было отработано "15 трудовых помочей"). Работали в огороде сельпо: в течение 379 часов занимались прополкой и поливкой капусты. Пионеры первой смены не раз выходили на субботники по уборке лесоматериалов и промывке досок на соседний Вахновский лесопильный завод. Ими было отработано 465 часов. Кроме этого, пионеры вели широкую разъяснительную работу о государственных займах, провели проверку выигрышей займа "Пятилетка - в 4 года". Подготовили и провели вечер в рабочем клубе, посвященный выпуску нового займа, в течение которого распространили облигаций на сумму 75 рублей.
      В 1933-1934 годы, по распоряжению С.М. Кирова, в бывшем имении Верещагиных, в Пертовке, был открыт круглогодичный санаторный лагерь. Летом работала смена для одаренных детей. Летом 1935 года в здании школы при фабрике ВЦСПС, на берегу Суды, работал физкультурно-оздоровительный лагерь.
      С 1935 года многие городские организации стали организовывать пионерские летние лагеря для детей своих работников и служащих. В 1935 году в Городище вновь открылся лагерь - для детей железнодорожников; в 1937 году - в Торово - для детей колхозников; в 1939 году в 85 км от города, на Шексне, лагерь "Черная гряда" - для детей водников. В этих лагерях за лето отдохнули 700 ребят. В 1940 году на территории Череповецкого района работало 4 лагеря - Коротово, Клопузово (Коротовский сельсовет), "Черная гряда", Торово.
      Родители, чьи дети выезжали в лагерь, должны были внести плату, в размере 50 рублей за одного человека, в Череповецкое отделение Госбанка, на счет оздоровительной комиссии при Горсовете (1937 год). В 1940 году для поездки в лагерь (Коротово) надо было заключить договор на пребывание детей в лагере, путевки получали в оздоровительной комиссии. Договоры заключали организации, где работали родители детей, отправлявшихся в лагерь.
      Личное снаряжение пионера, едущего в лагерь, было: пальто, ботинки, спортсменки или легкие туфли, пионерский костюм, галстук с зажимом, шапочка испанского пионера (цвет синий) с красной кистью, трусы брючного типа, с лямками и карманами (как мальчикам, так и девочкам), штук 6-7 носовых платков, 2 пары носков, нитки, иголка, зубная щетка, порошок, 2 полотенца, 2 смены нижнего белья, 2 смены маек или верхнего белья, матрас, подушка, 2 наволочки, 2 простыни, туалетное мыло в баночке, мочалка, одеяло, гребенка, кружка, блокнот и карандаш. Все вещи должны были быть упакованы в чемодан или мешок, с написанными на нем фамилией, именем, отчеством и номером школы. Упакованные вещи сдавались за день до отъезда в Детский дом культуры.
      Городской пионерский лагерь в Вахново летом 1935 года получил много нареканий со стороны родителей. Постельные принадлежности - матрасы, подушки, одеяла - все это в помещении, где спали дети, находилось прямо на полу, который не мыли 2 недели. Водились клопы. Не было не только санитарного надзора за помещением, где жили ребята, но и за их гигиеной. Никто не следил за тем, чтобы у ребят меняли постельное и нательное белье. Да и в баню их никто не водил. У многих из них после купания кожа на руках и ногах трескалась, никто не пользовался полотенцем. Родители были возмущены подобными условиями, в которых отдыхали их дети. Ведь если десять лет назад, в 1925 году, в лагерь приезжали ребята из бедных семей и их устраивал подобный быт, то в 1935 году в лагерь приезжали отдыхать "ударники учебы", отличники. Организаторы лагеря, отдел пионеров РК ВЛКСМ, во вторую смену постарались улучшить условия проживания и отдыха ребят. Для детей нашли деревянные кровати, навели в спальнях чистоту. Но питанием родители были невполне довольны: пищи достаточно, но дети совсем не видели молока, мало получали масла и в письмах просили привезти "чего-нибудь сладкого".
      В 1939 году райком ВЛКСМ, гороно и президиум городского Совета направили в лагерь ребят, вновь не подготовив все необходимое к их приезду. В первые дни не хватало кроватей для всех, и детям приходилось спать на грязном полу. Не хватало кухонной посуды, не было баков для кипячения воды.
      Лагеря не имели отдельных и постоянных корпусов и размещались: Вахновский - в здании Вахновской неполной средней школы; "Черная гряда" - в здании неполной средней школы; Городищенский - в здании начальной школы.
      Не всегда организаторы бережно относились к чужому имуществу. Не раз на них поступали жалобы от заведующих сельскими школами. Летом 1936 года, через несколько дней после приезда в Городищенский лагерь, пионервожатые без разрешения открыли сарай, куда были убраны отремонтированные и покрашенные школьные парты, и устроили в нем свое общежитие. Парты и школьные столы использовали в качестве кроватей и подставок под вещи. На школьные столы забирались в сапогах, ставили на них свои сундуки. Испачкали, исцарапали только недавно отремонтированную мебель. Но этим "разрушительная" деятельность лагерников не закончилась. Не прошло и месяца, как в школьном здании было разбито 13 стекол. Больше всего сельских учителей возмущало то, что "в зале играли в мяч. Это летом-то! Во время игры испортили и порвали висевшие здесь картины и забросили их за печку в изоляторе". Руководство лагеря обязано было исправить все поломки, отремонтировать испорченную школьную мебель, купить новые картины и сдать школу в таком состоянии, в каком ее приняло.
      Несмотря на неурядицы и откровенные недочеты, дети отдыхали и набирались сил. Многие пионеры на всю жизнь запомнили своих отрядных вожатых. Из воспоминаний О. Самониной: "Это было в 1937 году. Первую смену была в пионерском лагере в Вахново. Наше звено было награждено как самое лучшее тем, что нас оставили на вторую смену. Но вторая смена уже была не в Вахнове, а в Любцах, куда мы и переехали. До прибытия пионеров помогали в благоустройстве лагеря. Когда приехали все пионеры, оказалось, что нашим вожатым стал Леня Моченков. Это был тихий, спокойный парень, никогда ни на кого не повышал голоса, но все его слушались и для нас всех он был самый главный авторитет. Всегда был с ребятами, всем находил дело. Устраивали различные игры, выпускали стенгазету, живую газету, которую сочиняли сами вместе с нашим вожатым, Леня устраивал различные физкультурные соревнования, мы выступали с физкультурными упражнениями (пирамидами) на костре. Вот таким он и запомнился - обаятельным молодым человеком. Наш отряд помогал и колхозникам на сенокосе, дежурили на кухне. Где бы мы не были, всегда с нами был наш вожатый - Леня Моченков".

      Николай Гудков
      учащийся 8 класса, член кружка Станции юных туристов г. Тотъмы.
      Научный руководитель - педагог-организатор Елена Альбертовна Папылева
      Изготовление спичек при артели "Красный бондарь" города Тотьмы в 1942-1951 годах
      Однажды от своей бабушки Павлы Федоровны Черкасовой, которая живет на Зелене, я услышал очень интересный рассказ про то, как она приехала в Тотьму и как жила в военные годы. Оказалось, что в Троицкой церкви в войну была спичечная фабрика. Меня это заинтересовало, захотелось узнать, кто на фабрике работал и как изготовляли спички. Так началась моя исследовательская работа. Правда, как таковой спичечной фабрики отдельно не было. Был только спичечный цех, принадлежавший артели "Красный бондарь", а фабрикой его называл народ.
      "Спичечная фабрика" в Тотьме существовала с начала 1942 года до конца 1951 года Принадлежала фабрика артели "Красный бондарь". Руководил ею Павел Александрович Лопато. Вспоминает Екатерина Павловна Суханова (Соболева): "Был высоким, коренастым, лет 50-ти, любил тех, кто работал, требовательным и справедливым был, бывало, скинет выходные брюки и давай сам лес разгружать". Работали в основном женщины, дети и старухи. Война. Количество работающих на спичечной фабрике составляло не менее 50 человек. Отбора не было. Принимали всех. Рабочий день - с 8 утра до 5 вечера без обеда, выходной день - воскресенье. Режим работы строгий. У каждого рабочего был свой номерок-пропуск.
      Вспоминает Лидия Александровна Двойнишникова (Суханинская): "Иногда пойдешь с работы, возьмешь номерок из шкафа, а если утром до 8 часов не успеешь повесить, шкаф закрывается. Смотрели, чьих номерков нет. Каждое опоздание записывалось. 15 минут набралось - судили, садили в тюрьму от 3 месяцев и больше".
      Вспоминает Борис Васильевич Осолихин: "У подростков было иначе, 20 минут наберется - лишали 20% заработной платы или принудительные работы". Судимых было 80%.
      Зарабатывали очень мало, питались по карточкам - выдавали по 600 граммов хлеба в день на человека. "Но хлеб был тяжелым-тяжелым и невкусным, - вспоминает Анна Павловна Алексеевская (Соболева), - так как добавляли в него картошку и свеклу. Хлеб возила на санях в большом плетеном ящике эвакуированная Мария Белозерова. За хорошую работу иногда Лопато привозил с мясокомбината студень-"дрождуху" в тарах. "Бывало, стоим в очередь за "дрождухой", - вспоминает Е.П. Суханова, - Лопато откроет флягу и волосатой своей рукой достанет кость, обсосет и обратно положит, охота ли после него есть!"
      Людей собирали вместе лишь только на производственные собрания или для обсуждения планов дальнейшей работы и для объявления результатов. За хорошую работу награждали грамотами.
      Лес заготовляли работники фабрики, все без исключения, за устьем Царевы, на реках Ковде и Карповице. Вспоминает Л.А. Двойнишникова: "Для каждого изделия свой лес нужен: для бочек - осина, для спичек - ель, сосна. Дерево заготовляли отборное, постукаешь по дереву, если звенит - крепкое, если глухо - пустота и щель в середине. Ведь у каждого дерева свой стук, да посмотришь на сучки: если они табачные, вверх из одного места тянутся - гнилое дерево до сучков".
      Вспоминает Б.В. Осолихин: "Бывало, спилишь дерево - гнилое, начнешь по кряжам пилить, только несколько кряжей хорошие. Не всегда удавалось определить хорошее дерево". Лес сплавляли по рекам Песья Деньга и Сухоне в "гонках". Так назывались клетки, в которые клали лес, иногда они состояли из 4-5 бревен, связывались прутьями. Запань находилась в затоне, оттуда и носили лес пилить на пилораму (первый этаж церкви). Там стояли пиловочный и строгальный станки. Б.В. Осолихин рассказывает: "У церкви, около алтаря, к самой стене, стояла пристройка, где стояла паровая машина. На маховик надевалась ременная передача, она вращалась, давая станкам электрический ток и свет. Работала эта машина на дровах". Бревна пилили на пиловочном станке. Вспоминает А.П. Алексеевская: "Бревна были длинные - 2 метра и более - и тяжелые, силы в руках у меня мало, я животом бревно в станок толкала, а чтобы бревно в пилы попадало, 2 человека, как у колодца, колесо крутят". Сушили доски на первом этаже церкви в алтаре и на улице, складывали клетками. Крыши делали из того же материала и прикрывали. Сушка на улице называлась "сушилка солнцем". Сушили 7-10 дней. Вспоминает Л.А. Двойнишникова: "Старший мастер был Капралов, придет, ухо к доскам приложит, постукает и определит, высохла доска или нет".
      Сухую доску на пиловочном станке пилили на кубики по размеру гребешков 8x6 см и 4x5 см. Эти кубики пилились на тоненькие пластинки. Такая пластинка называлась "шпонкой". Шпонки носили на 2-й этаж, сушили. Шпонка сушилась 2-3 дня, далее ее набирали в кассеты, то есть железный ящик без дна. Рамка делалась по ширине шпонки. Но набирали так, чтобы шпонку ящик не закрывал, так как далее шпонка пилилась на станке помимо рамки. Шпонку в рамки набирали плотно и с двух сторон закрепляли, чтобы не выпала. Подростки и дети стучали сверху молоточком, ровняя шпонку в кассетах. Рамку с кассетой пропускали через пиловочный станок, где пилы располагались сбоку и между собой имели расстояние. Получались гребешки по 10 зубчиков. Рамку с гребешками обмакивали в противень с фосфором для пропитки, чтобы быстрее загоралось.
      О процессе изготовления самих спичек вспоминает Е.П. Суханова: "На противне 50x50 см готовили раствор из селитры, серы, парафина и какого-то песочка, по сколько брали, не помню. В этот раствор макали кассету только головками. Рамки с готовыми спичками сушили в печках на специальных этажерках. Готовые спички ссыпали в плетеные короба, потом старухи и дети упаковывали их в пакеты. Коробков не было. Поэтому делали пакеты из темно-синей бумаги. Бабушки резали бумагу, делали пакеты и надомные рабочие. Размер пакета по размеру гребня. На пакете была "терка" то есть селитра, чиркнут по ней - спичка загорается. В пакет складывали по 5 гребней. В гребне - 10 штук, значит, в пакете 50 штук спичек. Такие спички в народе называли "лопатовскими", или "спички Лопато".
      Для пакетов клей варили в будке ниже церкви, у затона. Варили в большом чугунном котле из рогов, копыт разных животных. Привозили с бойни. Клей получался крепким, но работать было невозможно из-за неприятного запаха.
      Готовые пакеты со спичками хранили в чуланах под полом на втором этаже. Расстояние было с человеческий рост. Спички горели каждый день, так как серные головки задевали друг за друга или терку, и происходило загорание. Однажды тушили под полом месяц, и работали в противогазах. Когда сильно загоралось, начинали разгружать чуланы. Бывало, и воровали. Воровали не часто, так как при выходе стояло два человека - они обыскивали, а третий записывал - где, сколько нашел. Однажды рабочая решила украсть пакетик спичек. Положила в волосы сзади на затылке, спички загорелись, голова долго болела, а другим урок. Домой разрешали брать отходы от спичек, которые сломаны или бракованные. За воровство выгоняли с работы.
      Готовые спички увозили в магазины, в ближайшие районы и в Вологду. Увозили на обозах, на лошадях. Иногда, бывало, что доедет обоз до затона и загорится.
      Селитру, фосфор, парафин и серу привозили из Вологды. Туда ездили на пароходе, а обратно - на плотах, так как на пароход не пускали. Война кругом.
      По берегам везде стояли солдаты, приставать к берегу боялись, так и плыли до места. После войны с работы не разрешали увольняться. Закрылась фабрика в конце 1951 года: сначала на сезон, а потом и совсем, так как открылась фабрика в Череповце. Но после войны выживали за счет ее. Станки и все оборудование передали Тотемскому леспромхозу, и люди тоже перешли работать в леспромхоз".
      Примечание:
      В работе использованы воспоминания Анны Павловны Алексеевской (Соболевой), 1931 года рождения; Л. А. Двойнишниковой (Суханинской), 1921 года рождения; Павлина Сергеевича Осовского, 1932 года рождения; Бориса Васильевича Осолихина, 1928 года рождения; Екатерины Павловны Сухановой (Соболевой), 1928 года рождения.

Национальность	Количество человек
Немцы	34330
Австрийцы	2064
Венгры	1020
Финны	1806
Румыны	1219
Поляки	773
Испанцы	266
Украинцы	830
Французы	51
Латыши	439
Молдаване	232
Югославы	83
Чехи	108
Другие национальности	415
Итого:	43636

      Так как лагерь был пересыльный, военнопленные задерживались в нем не более полугода, но парикмахеры, повара, переводчики, санитары жили в лагере постоянно. Военнопленных привозили в Череповец на поездах, а с вокзала пешком под конвоем их приводили в лагерь. Бывший работник комендатуры лагеря Валентина Николаевна Никерова рассказывала об этом так: "Помню, пришел этап венгров, человек 200. Их ввели колонной в ворота. Военнопленные в лагере на венгров внимания не обращали". В комендатуре на каждого военнопленного заводили дело, в которое заносились фамилия, имя, отчество, год рождения, место рождения и так далее. Когда этап уходил, то дела следовали за ним.
      По воспоминаниям В.Н. Никеровой удалось составить план лагеря. На территории лагеря находились комендатура, бараки, столовая, клуб (с ноября 1944 года), два больничных барака (один для постоянных, другой - для пересыльных военнопленных). Лагерь был обнесен забором и колючей проволокой в несколько рядов. По углам располагались четыре вышки с прожекторами. Сторожевых собак в лагере не было. Проходных было две. Они располагались одна напротив другой. Склады находились за территорией лагеря.
      Военнопленные жили в бараках, в которые их селили по национальностям. В лагере было около 20 бараков, в которых находилось примерно по 100 человек. Из этого следует, что лагерь вмещал 2 тысячи пленных, а не 10 тысяч, как следует из приказа НКВД.
      Военнопленные носили серо-голубую форму. В каждом бараке была железная печка. Спали военнопленные на двухэтажных деревянных нарах. В каждом бараке из пленных выбирался староста, также в каждом бараке было по переводчику. Военнопленные были аккуратными людьми, поэтому в бараках всегда было чисто, а вокруг бараков пожилые пленные офицеры выращивали цветы. Было посажено множество яблонь, которые сохранились до сих пор.
      По одним данным, питались пленные в столовой, а по другим - столовой не было, а была кухня. Заведующим кухней был немец. Питались пленные в бараках, в которых стояли столы. Питание было трехразовым и сравнительно неплохим, но, видимо, скудным.
      В лагере было два больничных барака. По данным В.П Галицкого, работали 6 советских врачей и 22 из числа военнопленных. Работники лагеря помнят врача майора Дунаевского. Раненые военнопленные направлялись в эвакогоспитали. В случае заболевания пленных направляли в лазарет или в спецгоспиталь № 5091, рассчитанный на 500 койко-мест (функционировал с октября 1944 года, дислоцировался в Череповце. Расформирован был в начале 1948 года).
      Если пленные умирали, их хоронили на "немецком кладбище". Всего в период с 1941 по 1944 год умер 1751 человек, в том числе 63 финна.
      После работы пленные занимались, кто чем хотел. Обычно просто лежали, так как работа была тяжелая. Венгры изготовляли корзины, табуретки, стулья, столы и так далее. Силами военнопленных издавалась газета "Свободная Германия". Распространялись газеты "Правда" и "Известия". В 1944 году в лагере был построен клуб, по этому случаю военнопленные устроили большой праздник. В президиуме собрания находились представители от каждой нации, которые получили право выступить с речью. Представителем финских пленных был майор Олли Корхонен. В дальнейшем праздники в клубе проводились раз в два-три месяца. На празднике присутствовали и работники лагеря, но аплодировать выступлениям военнопленных запрещалось, хотя выступали они хорошо.
      Распорядок дня у военнопленных был такой:
      7.00 - подъем;
      7.00-7.25 - утренний туалет;
      7.25-8.00 - построение;
      8.00-9.00 - завтрак;
      9.40-14.00 - рабочее время;
      14.00-15.00 - обед;
      15.00-19.40 - рабочее время;
      19.40-20.40 - ужин;
      20.40-22.30 - отдых;
      22.30-23.00 - вечерняя поверка;
      23.00 - сон.
      Рабочий день длился около 9 часов. Такой распорядок дня был определен в специальной инструкции "О порядке содержания военнопленных в лагерях НКВД". Теуво Алва в книге "Помнишь ли ты... Союз военнопленных Финляндии 1969-1989" пишет, что рабочий день у военнопленных длился около 10 часов. Возможно, администрация лагеря самовольно увеличивала продолжительность рабочего дня, а возможно, автора просто подвела память. Трудоспособных водили на работы каждый день, кроме воскресений. На работы не водили переводчиков, поваров, парикмахеров, старых офицеров, больных и медработников.
      В Череповце военнопленные работали на строительстве судоремонтного завода, речного порта, зданий в районе площади Металлургов, на заводе "Красная звезда". Кроме того, работали на "производственных точках", которые располагались в окрестностях Череповца. (На схеме, утвержденной 25 марта 1944 года начальником лагеря капитаном Тимошенко, таких точек было 8). Занимались они также работой по обслуживанию лагеря: пилили дрова, работали на кухне и так далее. В июне 1946 года распоряжением Совета Министров СССР лагерям военнопленных были выделены земли колхозов и государства под сенокосные угодья.
      Лагерь № 158 получил в свое распоряжение 570 гектаров земли. Организация при лагерях подсобных хозяйств сгладила остроту продовольственной проблемы. В деревне Харламовское военнопленные работали на овощехранилище - перебирали капусту. В деревне Климове пленные помогали по хозяйству в домах, работали на конюшне. Было подсобное хозяйство и в деревне Абаканово. Там военнопленные выращивали овощи для лагеря. Летом работало около 100 человек, жили они в школе. В Абаканово у военнопленных была возможность свободного передвижения по деревне. Отбирали туда на работу только здоровых. Им разрешалось посылать на родину письма, а также получать оттуда посылки.
      Одной из интересных является проблема взаимоотношений военнопленных и местного населения. По одним данным, пленных не выпускали из лагеря, и они не могли общаться с городским населением, но по другим - пленных направляли в некоторые дома для помощи по хозяйству. По воспоминаниям Альбины Михайловны Ефименко, к ним в дом приходил финн помогать по хозяйству, так как мать работала в лагере, а отец воевал на фронте. Она также помнит, что финн учил ее финской песенке, которая начиналась так: "Пиу-пау, пиу-пау". В городе местное население и военнопленные могли общаться на стройках или на заводе. В деревне военнопленный могли свободно передвигаться и общаться с местным населением. Евдокия Павловна Пахомова из деревни Климово рассказала нам, что к ним в дом часто заходил пленный финн Отто. Он помогал по хозяйству. Сын Евдокии Павловны часто бегал к нему на конюшню, и Отто давал ему овса. "Пленные нас жалели, а мы жалели их", - вспоминала Евдокия Павловна. В деревне Харламовское жили военнопленные немцы. Екатерина Васильевна Афонина рассказывала: "У нас было два дома: летний и зимовка. В летнем доме жили 30 немцев, они общались с местным населением, показывали фото своих семей, рассказывали, что у них жизнь женщин легче, чем у нас. И действительно, наши женщины во время войны тянули непосильную ношу, выполняя всю мужскую работу. Пищу они себе варили в большом котле на улице. Питались в основном овощами. Им привозили колбасу. Они ее жарили и угощали нас. К ним был приставлен переводчик и охранник. Жили они в Харламовском только одну зиму 1943-1944 годов".
      "Военнопленные были также в Воскресенском и в Абаканово. Военнопленные и местные жители относились друг к другу корректно, гуманизм преобладал над ненавистью. Между работниками лагеря и военнопленными взаимоотношения были запрещены администрацией. Были случаи, что понравится кому-нибудь пленный, а эту работницу возьмут и выгонят с работы, а терять работу никому не хотелось, так как за работу давали офицерский паек и 690 рублей в месяц".
      В лагере велась широкая антифашистская пропаганда, но некоторые пленные все равно относились к СССР негативно. Пленный священник Лаосонен по прибытии в лагерь № 158 стал вести пропаганду против СССР, и, в частности, заявил: "Я пошел воевать за Бога, за религию, против русских безбожников. Россия является прямым противником религии. Я ненавижу русских людей". Не менее решительно вели себя в плену и шюцкоровцы1.
      Бывали случаи побегов из лагеря. Однажды убежали трое. Их поймали и посадили в карцер. Был случай - убежал из лагеря финн. Он уже дошел до границы, но там его поймали. Причины побегов были разные: желание скорее вернуться домой, тяжелые условия содержания, боязнь ответить за совершенные преступления и др.
      20 ноября 1944 года началась долгожданная репатриация. В начале 1948 года была отправлена из лагеря последняя группа военнопленных, а 2 марта того же года лагерь был расформирован.
      Примечания:
      Использованы воспоминания Марии Акимовны Антиповой, Екатерины Васильевны Афониной, Альбины Михайловны Ефименко, Галины Николаевны Комаровой, Анны Дмитриевны Макуриной.
      1 Шюцкор (от шведского - "охранный корпус") - в 1917-1944 годах - военизированная финская националистическая организация. В 1941-1944 годах сотрудничала с германскими СС.

      Анастасия Волокитина
      учащаяся 8 класса, член кружка Станции юных туристов г. Тотьмы.
      Научный руководитель - педагог дополнительного образования Ирина Юрьевна Зайцева
      Зелене - 500 лет
      Наша станция юных туристов располагается в старейшем городском районе Тотьмы - бывшей Зеленской рыбачьей слободе. Этот район (в отличие от других) сохранил свое прежнее название "Зелена" не только в памяти людей, но и в повседневной жизни. Его удаленность от города, а также состав коренного населения способствовали сохранению вековых традиций этого удивительного уголка Тотьмы.
      В 1999 году Зелене исполнилось 500 лет. Зеленская рыбачья слобода расположена выше города Тотьмы, вдоль левого берега Сухоны, и отделяется от города низким пойменным лугом, по которому протекает речка Песья Деньга.
      В 1499 году тотемский тиун (управляющий) Федос Микулин от имени Великого князя Московского Василия III дозволяет крестьянину Нифонту Лихачеву Клементьеву сыну "ставить деревню" и земли под нее выделяет "от устья реки Песьей Деньги вверх по Сухоне до Коровья врага и от устья Песьи Деньги до овинца". Поселенцам пришлось "лес сечь и пожни чистити".
      С середины XVI века тотьмичи переезжают с Варниц на высокий берег Сухоны, где строят новый посад, центром которого становится Тотемская крепость-кремль. Зеленская слобода, в то время так не называемая, становится частью нового посада и во всех писцовых книгах вплоть до 1780 года называется Троицкой стороной за Песьей Деньгою (по названию деревянной Троицкой церкви, построенной около 1542 года).
      Основным занятием населения Троицкой стороны становится низкооплачиваемая работа на судах. По писцовым книгам 1620 года, в Троицкой стороне отмечены такие занятия населения: "в носовщиках на судах ходят", "судовой ярыжной", "водолив", "промышляет черной работой". Наиболее квалифицированными работниками были "носники", или "носовщики" - речные лоцманы, прекрасно знавшие перекаты, пороги, фарватер реки. Среди наиболее известных лоцманов из Тотьмы в договорных грамотах встречается фамилия Чекалевых, проживающих на Троицкой стороне (по переписи 1747 года). Знамениты были и зеленские лоцманы Угрюмовы, жившие в конце XIX века. Они помнили каждый подводный камень и мель на всем протяжении Сухоны. Эти три брата умело проводили целые караваны судов в опасных порогах Сухоны - Опоках.
      С 1768 по 1788 год на Троицкой стороне строится каменная Троицкая церковь "от избытка капитала" тотемского купца Степана Яковлевича Черепанова, удачливого морехода и автора интереснейшего документа 1762 года "Скаска Тотемского купца Степана Черепанова об его пребывании на Алеутских островах". Думаем, не случайно бывший посадский именно здесь ставит каменный храм. По описи прихожан Троицкой церкви 1787 года, в Зеленской слободе проживало 3 семьи Черепановых. Возможно, Степан Черепанов - знаменитый мореход - жил в одной из них.
      Среди городов Русского Севера Тотьма была первой по числу мореходов и передовщиков. Под их руководством из Нового света тотьмичами было вывезено пушнины на 1 миллион 760 тысяч рублей - рекордный показатель среди городов России.
      Эти успехи были признаны официально. В 1780 году был утвержден герб, а через год - план города Тотьмы, по которому Троицкая сторона за Песьей Деньгою осталась за чертой города и была выделена в подгороднюю слободу и названа Зеленей. С 1781 года это название встречается и в официальных документах и пишется везде "Слободка Зеленя", или "Зеленская слобода".
      Название "слобода" указывает на то, что жителям ее были даны какие-то "слободы" - льготы. Быть может, льготы на рыбную ловлю. Сами зеленские рыбаки еще в начале XX века утверждали, что их право на ловлю рыбы на реке Сухоне было закреплено грамотой царя и Великого князя Михаила Федоровича в 1643 году и подтверждено указом Петра I.
      Историк-краевед Дмитрий Александрович Григоров относит это предание к числу легенд и первым официальным документом, закрепляющим за эеленскими рыбаками право пользования рыбными ловлями, считает "Положение Комитета Министров", принятое в 1816 году.
      В это время, а возможно, и ранее, в Зеленской слободе складываются предания, приметы, особенности жизни и быта, связанные с рыбной ловлей. Их прекрасно описал в рукописи в 1911 году коренной зеленец, учитель двухклассного Стрелецкого училища, а позднее - Зеленской начальной школы - Михаил Викторович Угрюмов: "Как только пронесет лед на Сухоне, рыбаки-зеленцы плывут на своих лодках до излюбленного, богатого рыбой плеса. Ставят три вида сетей: верши, курму, фитиль. Ловят ельцов, щуку, нельму, окуней. С 15 июня начинается лов стерляди. Ловят стерлядь простой рыболовной снастью - самоловами.
      Садит стерлядь рыбак в садок и ждет закупщика стерляди. Покупатель - это такой же рыбак-зеленец, доверенный от Санкт-Петербургского купца. Разъезжает этот закупщик по плесам в маленьком дырявом суденышке - "живорыбке", покупает только живую стерлядь". "Рыбаки, Степан Александрович Каплин и Василий Алексеевич Перевязкин еще в начале этого века возили на паузках живую рыбу в Петербург", - вспоминает племянник Перевязкина Николай Николаевич Перевязкин.
      Рыбный промысел доставлял зеленцам и содержание, и средства на уплату государственных и городских повинностей "в виде 70-80 копеек в год с души на богадельню, образование, больницу и другие нужды".
      Торг рыбой производился на набережной города. А вздумает горожанин купить рыбки в неторговый день - идет на Зеленю. Тут ему доставят какой угодно рыбы и на различную цену. До сих пор сохранился на Зелене купеческий дом, где в начале XX века размещалась рыбная лавка купца Перевязкина.
      Таким образом, основное занятие зеленцев - рыбный промысел, способствовал появлению у Зеленской слободы нового неофициального названия - "рыбачья".
      События 1917 года изменили привычный уклад жизни зеленцев. Не стало рынка сбыта, так как купцы, закупавшие рыбу для отправки в столицу, прекратили торговлю, закрылась и рыбная лавка на Зелене.
      Потомственные рыбаки, не мыслившие свою жизнь без кормилицы-Сухоны, становятся речниками: устраиваются работать на суда в Сухонское речное пароходство, техучасток, сплавконтору. Исследуя "Похозяйственные книги" Зеленской слободы за 1939 год, установили, что 44 человека (а это большинство взрослого населения слободы) работали в пароходстве капитанами, рулевыми, шкиперами, грузчиками, диспетчерами, бакенщиками, мотористами, матросами, сторожами, официантами в столовой, санитарками в амбулатории. Зеленские женщины - Глафира Петровна Каплина и Евгения Феодосьевна Перевязкина - проводили на судах со своими мужьями и детьми не одну навигацию. На Зелене живут несколько династий бакенщиков - Каплины, Леденские, Воропановы, их общий семейный стаж работы бакенщиками - около 300 лет. Трудовой стаж только одного бакенщика Николая Ивановича Марфина - 41 год.
      В 1929 году Тотемский уезд был разделен на 4 района. Одновременно шло разделение района на сельсоветы. Николай Николаевич Перевязкин и Петр Полихромович Андреев предполагают, что слободу "приписали к сельской местности" в годы войны. "Похозяйственные книги» доказывают, что она вошла в состав Пятовского сельсовета не позднее 1939 года.
      22 июня 1941 года житель Зелени Александр Феодосьевич Мальцев отправился на пароходе на переподготовку в Грязовец. Из Тотьмы провожали с оркестром, Усть-Толшменская пристань встретила слезами. Голосили бабы, провожая на фронт мобилизованных мужей, братьев, сыновей.
      Война... Она круто изменила судьбы многих зеленцев. Александр Феодосьевич вместо переподготовки отправляется на Северный флот, на защиту полуострова Рыбачий. От Воронежа до Бреслау прошел дорогами войны дальномерщик Иван Васильевич Мокроусов. Потерял ногу, на всю жизнь остался инвалидом автоматчик разведроты Лев Николаевич Каплин. Попал в окружение в первые дни войны, прошел через ад немецких концлагерей, вернувшись домой, получил на себя похоронку Пантелеймон Васильевич Перевязкин. "Похозяйственные книги" за 1942 год помогли нам установить имена 85 зеленцев, воевавших на фронте. Не вернулись с полей сражений 36 человек, из них 17 — пропали без вести. В первые же дни войны на оборонные работы мобилизованы и женщины: Вера Алексеевна Каплина - под Грязовец, Глафира Петровна Каплина - под Ленинград. Рыли окопы, противотанковые рвы, голодали, замерзали без обуви и теплой одежды.
      Голодали и на Зелене. "Карточек на хлеб не давали, только по двести граммов зерна на человека. Приходилось думать, как прокормить семью. Создали артель, - вспоминает старейшая жительница Зелени Евгения Феодосьевна Перевязкина (1908 года рождения), бригадир артели. - На себе таскали плуг, распахали пустырь (ныне микрорайон Фетиха). Сажали зерновые, картофель, овощи, а урожай делили поровну. Артелью и сенокосили на заливном лугу Песьей Деньги".
      С 1941 по 1952 год на Зелене работает новое предприятие - артель "Красный бондарь". Делали спички, бочки, шайки, штакетник, плели корзины. Работали, в основном, женщины, мобилизованные из деревень. Зеленцев было немного, в разные годы - от 3 до 5 человек
      Трудно жилось на Зелене и в послевоенное время. Слобода по-прежнему входила в состав Пятовского сельсовета, и жители платили государственный налог. Большинство держали коз и жили тем, что вырастет на огороде. Наконец, в 1955 году вышел Указ Президиума Верховного Совета РСФСР, по которому Зеленская слобода была включена в черту города Тотьмы. Имеется копия плана, где Зеленя показана уже как часть города (акт от 26 декабря 1957 года). Райисполком обращается в облисполком с просьбой о выделении 65 тысяч рублей на строительство магазина на Зелене и 50 тысяч - на благоустройство нового городского района. Магазин был построен и работал до 1996 года. Были ли выделены средства на благоустройство - неизвестно. Валентина Львовна Письменная вспоминает: "Как приписали к городу, горсовет обязал хозяев у каждого дома сделать мостки и скамейку". В 1955 году решением горсовета на Зелене были образованы улицы: Краснофлотская, Набережная, Зеленская, имени Герцена и два переулка: Савинский и Сухонский.
      Мы попытались сравнить количество домов на Зелене и число жителей за разные годы:
      1) По переписи 1747 года на Троицкой стороне домов - 6, жителей - 9.
      2) В 1911 году из рукописи Михаила Угрюмова узнаем, что в Зеленской слободе 90 домов с 500 жителями обоего пола.
      3) По данным "Нехозяйственных книг" 1942 года: домов - 107, жителей - 521 человек.
      4) По нашей собственной переписи в 1999 году: домов - 101, из них в 73 - 173 жителя. 23 строения занимали дачи.
      Таким образом, видно, что наибольшее количество жителей и домов на Зелене было в начале и середине XX века. В среднем, в каждой семье было по 4-5 человек. К концу XX века семья состоит из 2-3 человек. Из 173 жителей 67 - пенсионеры. Зеленя стареет, В 45 домах живут одни пенсионеры. Дети выросли, имеют свои семьи и благоустроенные квартиры в центре города, в родительский дом приходят как на дачу - помочь родителям в огороде и отдохнуть.
      В ходе переписи мы выявили несколько династий потомственных рыбаков и речников, чьи предки на протяжении двух, а возможно, и более, столетий жили в Зеленской слободе. Это Перевязкины, Каплины, Марфины, Угрюмовы, Рыбниковы, Чекалевы, Тарасовы, Андреевы, Леденские, Осовские, Мальцевы, Трифоновы.
      В фондах краеведческого музея хранится "Копия расписки зеленского мещанина Михаила Марфина" от 1835 года, который "брал из Городской Думы "Жалованную грамоту о рыбной ловле" и возвратил ее безо всякой утраты". Ивану и Василию Марфиным, братьям-бакенщикам, он приходился дедом.
      Из поколения в поколение передается в семье Перевязкиных предание: когда летом 1885 года на север приезжал Великий князь Владимир Александрович, их дед - Александр Дмитриевич - во дворе Тотемского общественного клуба изображал рыбака, подъехавшего на лодке, и поднимал "помцу". Сказывают, долго любовался князь этим экспонатом и расспрашивая рыбака о других сетях и их употреблении, а зеленцы поднесли князю драгоценную рыбу - стерлядь.
      До сих пор живут на Зелене семьи Тарасовых, быть может, потомки Томилки Тарасова, жившего здесь в 1747 году; две семьи Чекалевых, возможно, потомки известных лоцманов XVII века. Ведут ли они свой род от Ивашки либо от Федки Чекалевых, упоминаемых в той же писцовой книге, точно не известно. Общий прадед этих двух семей, Чекалев Михаил Николаевич (1880 года рождения), всю жизнь ходил на пароходах, был заядлым рыбаком: "Лодками рыбу возил" - вспоминает его внук Чекалев Михаил Андреевич.
      В 1942 году на Зелене проживали 22 педагога. Это были учителя и воспитатели детских домов. Учительские династии: Людсковы, Трифоновы, Угрюмовы, Каплины. Каплина Фаина Петровна, учитель биологии, первой из учителей города награждена за труд орденом Ленина. С благодарностью вспоминают жители учителей Зеленской начальной школы.
      Украшением Зеленской слободы является Троицкая церковь. В 1930-е годы она была закрыта, сняты кресты и купола, разобрана колокольня. "В советское время в ней размещался перевалочный пункт спецпереселенцев, - вспоминает Петр Полихромович Андреев, - затем спичечная фабрика, в 70-е годы - трикотажный цех, химчистка и красильня КБО, в 80-е годы - мастерские порта Тотьма". С 1988 года церковь вновь действует. Устремляются ввысь небесного цвета купола и золоченые кресты, небольшой церковный колокол призывает прихожан к духовному возрождению.
      Зеленская слобода отметила 500-летний юбилей своей истории. Какой будет она в XXI веке? Будет это дачный поселок или городской район? Как бы ни сложилась ее дальнейшая судьба, мы не вправе забывать ее историю.

      Использованная литература:
      1. Книга Памяти Вологодской области: Тотемский район. - Вологда. - 1993.
      2. Соболев И.Л. Тотьма. - Архангельск. - 1987.
      3. Тотьма: Историко-литературный альманах. - Вып. 1. - Вологда. - 1995.

Война народная

      Сергей Муничев
      учащийся 10 класса Высоковской средней общеобразовательной школы Вологодского района, член клуба "Подвиг".
      Научный руководитель - заместитель директора по воспитательной работе Владимир Александрович Гущин
      "До тех пор буду любить и не забуду, пока я жив..." (письма с фронта А.Н. Кустова своей жене)
      "Добрый день Лида, моя любящая дорогая жена! Я шлю свой горячий красноармейский привет и желаю всего хорошего в жизни Вашей. В первый день, как я проводил Вас, Лида, нас привезли в Вологду, ночь переночевали на вокзале, а на другой день отправили, и 13 июня прибыли в Москву. Сегодня вечером из Москвы отправят еще дальше. Пока неизвестно, куда повезут служить. А служить придется года четыре. Так пока, Лидочка...
      13 июня 1941 года".
      Письма с фронта... Невозможно без содрогания в сердце держать в руках пожелтевшие от времени листы бумаги, испещренные мелким почерком. Вдвойне тяжело, когда знаешь, что автор не вернулся с полей сражений.
      В начале июня 1941 года Ливерий Николаевич Кустов и Лидия Михайловна скрепили свою любовь законным браком. А 11 июня его призвали на действительную военную службу.
      "Лида, положение сложилось серьезное, началась война. Может быть, придется отдать свою жизнь за Родину и за советскую власть. Лида, я тебе письма буду писать одной и чаще. Если будет досуг, то буду и другим писать. А может быть, скоро и отстану. Может быть, жизнь мою возьмут враги...
      22 июля 1941 года".
      "Добрый день, Лида... Я пока жив и здоров, того и тебе желаю. Лида, дело началось очень плохое, может быть, мне более и не бывать дома... Живи, Лидочка. Не тоскуй больно обо мне. Если я помру, может быть, найдешь другого, лучше меня...
      28 июля 1941 года".
      Зловещее слово "война" гулким эхом прокатилось по девичьим и женским сердцам. Каждый день из родной деревни Виктово, из окрестных деревень уходили на войну мужчины. Трудно было видеть страдания родных, близких, отправлявших любимых в неизвестное. Не радовали и сообщения радио, газет. Враг упорно продвигался вглубь страны. Наша героиня уже давно поняла, что проводила своего мужа не просто на службу, а на войну. И сердце не знало покоя. Что с ним? Как он? Прошло больше месяца, а писем все нет и нет.
      "Первое письмо пишу не спеша... Теперь время свободное есть, потому что меня на фронте поранило в левую руку, ниже локтя... Лида, за эти три месяца много кое-чего пришлось пережить. Пожалуй, за всю жизнь этого не пережить, вот вылечусь и, наверное, опять пойду на фронт, на передовую позицию...
      10 сентября 1941 года".
      "Лида, одного жалко. Я разошелся со своим товарищем... из нашего сельсовета - Даниловым Николаем из Дьяконцева. Как ушли в армию, все вместе были. Сколько раз сидели под вражескими бомбами, под пулями и снарядами. Нам с ним было хорошо вместе. Лазарет разъединил, и, наверное, более не сойдемся...
      20 сентября 1941 года".
      С этими письмами была знакома вся деревня. Все были рады за Лиду, что муж ее жив, как могли подбадривали, успокаивали, а у самих на глазах слезы. Многие ждали таких же добрых вестей с фронта.
      "Сегодня была комиссия, из лазарета выписали, наверное, опять скоро буду на фронте...
      15 октября 1941 года".
      "Я нахожусь на фронте - на передовой. Пока жив, а далее видно будет...
      6 декабря 1941 года".
      Все мужики-работники ушли на войну, в деревне остались старики, женщины, дети. Лиду избрали бригадиром. Огромный груз ответственности за выполнение государственных планов навалился на хрупкие женские плечи. Только что закончили молоть зерно, а уже требуют доставить его в Вологду. Одна за другой идут директивы: направить на лесозаготовки столько-то человек. А кого в лес направлять? Опять же женщин, а у многих малые дети.
      Тяжелая, изнурительная работа помогала на время забыться. Поздним вечером уставшая, обремененная заботами, она приходила домой, и перед глазами вновь всплывал его образ.
      "Да, Лида, я снова нахожусь в лазарете. Не шибко клюнуло в левую ногу. Пулей пробило голень. Дней пятнадцать полежу и снова вернусь в часть - на передовую. Да, Лидочка, уже второй раз получил клеймо от немецкой пули...
      26 декабря 1941 года".
      "20 января уехал из госпиталя и с 25-го нахожусь на передовой позиции в Смоленской области. Не много километров прошли, где был немец. Да, много он поделал кое-чего. Деревни все пожег, все разрушил. Жить, как говорится, приходится на воле... Сейчас вам пишу письмо, а кругом то и дело свистят пули и рвутся снаряды и мины. Враг зарылся в землю. Его надо оттуда выбить. Ну, как-нибудь помаленьку станем тормошить...
      10 февраля 1942 года".
      "... Уже второй месяц, как я на передовой позиции... Девять месяцев идет эта ожесточенная, упорная бойня, которую затеял Гитлер. Какая школа прошла! Сколько испытали мы в этой коварной и ожесточенной битве, которую враг затеял на свою голову... Идешь, пули свистят, рвутся мины. Но это все ничего, привык, и думаем, как будто так и надо... Враг силен и коварен. Но его надо разбить, во что бы то ни стало...
      25 февраля 1942 года".
      "Продвигаюсь вперед. Сейчас я командир взвода. А далее как дело пойдет, видно будет. Да, Лида, я своему правительству и народу клялся, что буду драться до тех пор, пока во мне бьется сердце. И вам клянусь, до тех пор буду любить и не забуду, пока я жив...
      1942 год".
      По всем деревням разлетелась радостная весть об одержанной победе под Москвой, всем хотелось верить, что враг сломлен и началось долгожданное наступление Красной Армии. В каждой бригаде колхоза состоялось об этом радостном событии собрание. Было принято решение - через письма поздравить всех солдат-земляков с первой крупной победой над врагом. А мысли об одном. Как он там? Что-то опять долго нет никаких вестей с фронта.
      "Я находился в госпитале, в Пензе. Но сегодня, то есть 24 апреля, пойду снова в часть и на фронт, хорошо бы попасть на Северный фронт...
      24 апреля 1942 года".
      "Опять попал на фронт бить немецко-фашистских захватчиков, но не на Западный, а на Юго-Западный. Да, Лида, еще придется сделать схватку с немецким фашизмом, и это будет решающая: или туда, или сюда, Пошел второй год, как я из дому...
      15 июня 1942 года".
      "Я вам пишу письмо, а может быть, ночью меня не будет. Пойду в бой... Три раза лежал в госпитале и все пустяки. Что будет в четвертый раз - не знаю. Сколько всего пережито, сколько всего испытано за это время! И все из-за проклятого Гитлера...
      23 июня 1942 года".
      В письмах, приходящих с фронта, ничего лишнего, военная цензура строго следила за этим. Но за спокойным тоном строчек - сотни верст фронтовых дорог и тяжелых боев. Наш герой - Ливерий Николаевич Кустов - уже трижды ранен, трижды возвращался в строй. Труженик полей, он и на фронте был тружеником. Вспоминает Лидия Михайловна Кустова: "Мой муж с 13 лет работал в колхозе на разных работах. А потом его 17-летнего избрали бригадиром полеводства, где и работал более двух лет. Все делал хорошо, народ его уважал. Семья была большая, 7 детей, он старший был. Приходилось все делать по хозяйству. Отец ему поручил даже смотреть за пасекой. И он все знал, выписывал журнал "Пчеловодство". Однажды в бригаде на трое суток загулял тракторист, а надо кончать посевную. Тогда сам сел за трактор и допахал это поле. Вот так жил в труде и в бою смелым, решительным был".
      "Пишу вам письмо, а через нас то и дело летят, жужжа, свистя, мины и пули. Но мы - люди, привыкшие к разрывам бомб и снарядов. Жив буду - значит, увидимся. А убьют, туда наша и жизнь. Лишь бы больше вреда принести проклятому Гитлеру, тогда и помирать можно...
      30 июня 1942 года".
      Увы, это было последнее письмо, а дальше бесконечные дни ожиданий. Закончилась война. Возвращались счастливые победители, а она все ждала. А вдруг случится чудо? Прошли годы, но Лидия Михайловна осталась верна первой любви.
      Пока готовился данный материал, ушла из жизни и Лидия Михайловна Кустова. Мы признательны и благодарны ей за то, что она передала в наше распоряжение бесценные и дорогие письма.
      Несколько дней супружеской жизни, разлука и бесконечное ожидание невостребованного счастья. Вот она - истинная трагедия войны, незаживающая рана на всю оставшуюся жизнь.

      Иван Воронцов
      ученик 11 класса Сямженской средней общеобразовательной школы пос. Сямжа.
      Научный руководитель - учитель истории Валентина Иннокентьевна Давыдова
      Сямженский район в годы Великой Отечественной Войны
      1941 год
      Предвоенная Сямжа жила размеренной, спокойной жизнью. В 112 колхозах на полях и фермах работало 10946 человек, которые проживали в 280 деревнях. Колхозники обрабатывали почти 27 тысяч гектаров пашни, выкашивали 39 тысяч гектаров сенокосов. Поголовье скота было большое: только в колхозах 12400 голов крупного рогатого скота, 5,5 тысяч лошадей, больше двух тысяч свиней. Предвоенный урожай был хорошим. Урожайность зерновых в амбарном весе составила 11 центнеров с гектара. На трудодень было выдано 1,5 кг зерна в среднем по району. Основной тягловой силой оставалась лошадь. В Сямженской и Коробицынской МТС имелось всего 62 маломощных трактора, 8 прицепных комбайнов, 15 автомашин. Переработка зерна велась на месте его производства. В районе работало 76 водяных и 64 ветряные мельницы, 12 маслобойных заводов. Основным промышленным предприятием был леспромхоз, который заготовлял по 150 тысяч кубометров леса в год.
      В первые дни войны в райцентре и сельских Советах прошли митинги. В резолюции митинга села Сямжи было записано: "Мы призываем всех трудящихся Сямженского района в эти дни показать небывалые образцы трудового энтузиазма, успешно провести сельскохозяйственные работы, чтобы обеспечить получение богатого урожая, обеспечить кормами животноводство и выполнить все хозяйственно-политические задачи, ибо каждый лишний пуд хлеба, килограмм масла, кубометр леса будет пушечным снарядом в фашистских гадов".
      Начинают поступать заявления о добровольном уходе на фронт. Вот некоторые из них. Леонид Первунинский из Сямжи пишет: "Моя сестра Катя ушла на фронт добровольцем. Я также иду добровольцем. Мой выстрел будет метким и точным". Член ВКП(б) Плотицын: "Прошу меня направить добровольцем в ряды Красной Армии, так как я служил в кадровых войсках Военно-морского флота". Член ВКП(б) П.И. Пантин: "Изъявляю желание идти на защиту нашей социалистической Родины и заверяю нашу партию и правительство, что все силы и жизнь отдам на разгром кровожадного врага". Т.В. Куликова, комсомолка: "Прошу принять меня в ряды РККА". И.С. Маклаков: "Хочу быть в рядах бойцов за честь и свободу Родины. Прошу направить в действующую армию". Пойти добровольцами на фронт и на оборонные работы изъявили желание 1142 человека, в том числе 630 женщин.
      Для ускорения победы над врагом в районе, как и по всей стране, собираются средства в Фонд обороны. Трудящиеся Двиницкого сельсовета перечислили в Фонд обороны 1830 рублей деньгами и 6645 рублей облигациями, сдали 107 кг шерсти, 125 центнеров хлеба, 5 штук овчин. В Коробицыне сдали государству 3529 рублей и облигаций на сумму 7123 рубля, 43 кг шерсти, 1000 кг мяса, 17 центнеров молока, 622 штуки яиц, 1800 кг хлеба, 18 овчин. Население Режского сельсовета внесло в Фонд обороны 3563 рубля и облигаций на сумму 4010 рублей, 84 кг шерсти, 45 центнеров мяса, 25 овчин, 40 кг меда. В создании Фонда обороны участвовал каждый сельсовет, каждая деревня, каждый житель района.
      В 1941 году на фронтах Великой Отечественной войны погибли 121 и пропали без вести 461 сямженец.
      1942 год
      Победоносное наступление наших войск под Москвой развеяло миф о непобедимости немецкой армии. Укрепилась вера в победу у советских людей. Вместе с тем наступивший 1942 год нес фронту и тылу неимоверные испытания.
      О боевых подвигах сямженцев писала районная газета 15 марта 1942 года. В адрес секретаря Сямженского РК ВКП(б), жены и родителей лейтенанта Михаила Васильевича Билева из воинской части пришло письмо. В нем говорилось: "От лица всех бойцов-коммунистов гордимся таким патриотом и храбрым воином Красной Армии, каким был Михаил Васильевич Билев. Он у нас в команде был любимым и всегда жизнерадостным командиром и товарищем. Его патриотизм, неутомимая энергия и воля к уничтожению фашистской нечисти, его последний героический подвиг будут служить примером для всех нас".
      Газета Н-ской войсковой части "Боевой призыв" о подвиге кандидата в члены ВКП(б) лейтенанта Билева писала следующее: "Лейтенант Билев с группой бойцов был послан в тыл врага. Враги заметили разведчиков, завязалась перестрелка. Из окна одного дома строчил ручной пулемет. Отважный лейтенант подобрался к окну, схватил рукой ствол пулемета и вырвал его из рук фашиста. Затем он метнул в дом через окно гранату, воскликнул: "Получите, гады!" В это же время вражеская пуля оборвала жизнь храброго лейтенанта". Лейтенант М.В. Билев - уроженец деревни Воронихи Устьрецкого сельсовета. К сожалению, его родная деревня до настоящего времени не сохранилась.