На одной улице стоял старый-старый дом, выстроен-
ный еще около трехсот лет тому назад, - год его пост-
ройки был вырезан на одном из оконных карнизов, по ко-
торым вилась затейливая резьба: тюльпаны и побеги хме-
ля; тут же было вырезано старинными буквами и с соблю-
дением старинной орфографии целое стихотворение. На
других карнизах красовались уморительные рожи, корчив-
шие гримасы. Верхний этаж дома образовывал над нижним
большой выступ; под самой крышей шел водосточный желоб
оканчивавшийся головой дракона. Дождевая вода должна
была вытекать у дракона из пасти, но текла из живота -
желоб был дырявый.
Все остальные дома на улице были такие новенькие,
чистенькие, с большими окнами и прямыми, ровными стена-
ми; по всему видно было, что они не желали иметь со
старым домом ничего общего и даже думали: "Долго ли он
будет торчать тут на позор всей улице? Из-за этого выс-
тупа нам не видно, что делается по ту сторону дома! А
лестница-то, лестница-то! Широкая, будто во дворце, и
высокая, словно ведет на колокольню! Железные перила
напоминают вход в могильный склеп, а на дверях блестят
большие медные бляхи! Просто неприлично!"
Против старого дома, на другой стороне улицы, сто-
яли такие же новенькие, чистенькие домики и думали то
же, что их собратья; но в одном из них сидел у окна ма-
ленький краснощекий мальчик с ясными, сияющими глазами;
ему старый дом и при солнечном и при лунном свете нра-
вился куда больше всех остальных домов. Глядя на стену
старого дома с потрескавшейся и местами пообвалившейся
штукатуркой, он рисовал себе самые причудливые картины
прошлого, воображал всю улицу застроенной такими же до-
мами, с широкими лестницами, выступами и остроконечными
крышами, видел перед собою солдат с алебардами и водос-
точные желобы в виде драконов и змиев... Да, можно таки
было заглядеться на старый дом! Жил в нем один стари-
чок, носивший короткие панталоны до колен, кафтан с
большими металлическими пуговицами и парик, про который
сразу можно было сказать: вот это настоящий парик! По
утрам к старику приходил старый слуга, который прибирал
все в доме и исполнял поручения старичка хозяина; ос-
тальное время дня старик оставался в доме один-одинеше-
нек. Иногда он подходил к окну взглянуть на улицу и на
соседние дома; мальчик, сидевший у окна, кивал старику
головой и получал в ответ такой же дружеский кивок. Так
они познакомились и подружились, хоть и ни разу не го-
ворили друг с другом, - это ничуть им не помешало!
Раз мальчик услышал, как родители его говорили:
- Старику живется вообще не дурно, но он так оди-
нок, бедный!
В следующее же воскресенье мальчик завернул что-то
в бумажку, вышел за ворота и остановил проходившего ми-
мо слугу старика.
- Послушай! Снеси-ка это от меня старому господи-
ну! У меня два оловянных солдатика, так вот ему один!
Пусть он останется у него, ведь старый господин так
одинок, бедный!
Слуга, видимо, обрадовался, кивнул головой и отнес
солдатика в старый дом. Потом тот же слуга явился к
мальчику спросить, не пожелает ли он сам навестить ста-
рого господина. Родители позволили, и мальчик отправил-
ся в гости.
Медные бляхи на перилах лестницы блестели ярче
обыкновенного, точно их вычистили в ожидании гостя, а
резные трубачи - на дверях были ведь вырезаны трубачи,
выглядывавшие из тюльпанов, - казалось, трубили изо
всех сил, и щеки их раздувались сильнее, чем всегда.
Они трубили: "Тра-та-та - та! Мальчик идет!
Тра-та-та-та!" Двери отворились, и мальчик вошел в ко-
ридор. Все стены были увешаны старыми портретами рыца-
рей в латах и дам в шелковых платьях; рыцарские доспехи
бряцали, а платья шуршали... Потом мальчик прошел на
лестницу, которая сначала шла высоко вверх, а потом
опять вниз, и очутился на довольно-таки ветхой террасе
с большими дырами и широкими щелями в полу, из которых
выглядывали зеленые трава и листья. Вся терраса, весь
двор и даже вся стена дома были увиты зеленью, так что
терраса выглядела настоящим садом, а на самом-то деле
это была терраса! Тут стояли старинные цветочные горшки
в виде голов с ослиными ушами; цветы росли в них как
хотели. В одном горшке так и лезла через край гвоздика:
зеленые ростки ее разбегались во все стороны, и гвозди-
ка как будто говорила: "Ветерок ласкает меня, солнышко
целует и обещает подарить мне в воскресенье еще один
цветочек! Еще один цветочек в воскресенье!"
С террасы мальчика провели в комнату, обитую сви-
ною кожей с золотым тиснением.
Да, позолота-то сотрется,
Свиная ж кожа остается! -
говорили стены.
В той же комнате стояли разукрашенные резьбою
кресла с высокими спинками.
- Садись! Садись! - приглашали они, а потом жалоб-
но скрипели. - Ох, какая ломота в костях! И мы схватили
ревматизм, как старый шкаф. Ревматизм в спине! Ох!
Затем мальчик вошел в комнату с большим выступом
на улицу. Тут сидел сам старичок хозяин.
- Спасибо за оловянного солдатика, дружок! - ска-
зал он мальчику. - И спасибо, что сам зашел ко мне!
"Так, так" или, скорее, "кхак, кхак!" - закряхтела
и заскрипела мебель. Стульев, столов и кресел было так
много, что они мешали друг другу смотреть на мальчика.
На стене висел портрет прелестной молодой дамы с
живым, веселым лицом, но причесанной и одетой по ста-
ринной моде: волосы ее были напудрены, а платье стояло
колом. Она не сказала ни "так", ни "кхак", но ласково
смотрела на мальчика, и он сейчас же спросил старика:
- Где вы ее достали?
- В лавке старьевщика! - отвечал тот. - Там много
таких портретов, но никому до них нет дела: никто не
знает, с кого они писаны, - все эти лица давным-давно
умерли и похоронены. Вот и этой дамы нет на свете лет
пятьдесят, но я знавал ее в старину.
Под картиной висел за стеклом букетик засушенных
цветов; им, верно, тоже было лет под пятьдесят, - такие
они были старые! Маятник больших старинных часов качал-
ся взад и вперед, стрелка двигалась, и все в комнате
старело с каждою минутой, само того не замечая.
- У нас дома говорят, что ты ужасно одинок! - ска-
зал мальчик.
- О! Меня постоянно навещают воспоминания знакомых
лиц и образов!.. А теперь вот и ты навестил меня! Нет,
мне хорошо!
И старичок снял с полки книгу с картинками. Тут
были целые процессии, диковинные кареты, которых теперь
уж не увидишь, солдаты, похожие на трефовых валетов,
городские ремесленники с развевающимися знаменами. У
портных на знаменах красовались ножницы, поддерживаемые
двумя львами, у сапожников же не сапоги, а орел о двух
головах - сапожники ведь делают все парные вещи. Да,
вот так картинки были!
Старичок хозяин пошел в другую комнату за варень-
ем, яблоками и орехами. Нет, в старом доме, право, было
прелесть как хорошо!
- А мне просто невмочь оставаться здесь! - сказал
оловянный солдатик, стоявший на сундуке. - Тут так пус-
то и печально. Нет, кто привык к семейной жизни, тому
здесь не житье. Сил моих больше нет! День тянется здесь
без конца, а вечер и того дольше! Тут не услышишь ни
приятных бесед, какие вели, бывало, между собою твои
родители, ни веселой возни ребятишек, как у нас! Старый
хозяин так одинок! Ты думаешь, его кто-нибудь целует?
Глядит на него кто-нибудь ласково? Бывает у него елка?
Получает он подарки? Ничего! Вот разве гроб он полу-
чит!.. Нет, право, я не выдержу такого житья!
- Ну, ну полно! - сказал мальчик. - По-моему,
здесь чудесно; сюда ведь заглядывают воспоминания и
приводят с собою столько знакомых лиц!
- Что-то не видал их, да они мне и не знакомы! -
отвечал оловянный солдатик. - Нет, мне просто не под
силу оставаться здесь!
- А надо! - сказал мальчик.
В эту минуту в комнату вошел с веселою улыбкой на
лице старичок, и чего-чего он только не принес! И ва-
ренья, и яблок, и орехов! Мальчик перестал и думать об
оловянном солдатике.
Веселый и довольный вернулся он домой. Дни шли за
днями; мальчик по-прежнему посылал в старый дом покло-
ны, а оттуда тоже поклоны в ответ, и вот мальчик опять
отправился туда в гости.
Резные трубачи опять затрубили: "Тра-та-та-та!
Мальчик пришел! Тра-та-та-та!" Рыцари и дамы на портре-
тах бряцали доспехами и шуршали шелковыми платьями,
свиная кожа говорила, а старые кресла скрипели и крях-
тели от ревматизма в спине: "Ох!" Словом, все было как
и в первый раз, - в старом доме часы и дни шли один,
как другой, без всякой перемены.
- Нет, я не выдержу! - сказал оловянный солдатик.
- Я уже плакал оловом! Тут слишком печально! Пусть луч-
ше пошлют меня на войну, отрубят там руку или ногу!
Все-таки хоть перемена будет! Сил моих больше нет!..
Теперь и я знаю, что это за воспоминания, которые при-
водят с собою знакомых лиц! Меня они тоже посетили, и,
поверь, им не обрадуешься! Особенно, если они станут
посещать тебя часто. Под конец я готов был спрыгнуть с
сундука!.. Я видел тебя и всех твоих!.. Вы все стояли
передо мною, как живые!.. Это было утром в воскре-
сенье... Все вы, ребятишки, стояли в столовой, такие
серьезные, набожно сложив руки, и пели утренний пса-
лом... Папа и мама стояли тут же. Вдруг дверь отвори-
лась, и вошла незванная двухгодовалая сестренка ваша
Мари. А ей стоит только услышать музыку или пение - все
равно какое, - сейчас начинает плясать. Вот она и при-
нялась приплясывать, но никак не могла попасть в такт -
вы пели так протяжно... Она поднимала то одну ножку, то
другую и вытягивала шейку, но дело не ладилось. Никто
из вас даже не улыбнулся, хоть и трудно было удержать-
ся. Я таки и не удержался, засмеялся про себя, да и
слетел со стола! На лбу у меня вскочила большая шишка -
она и теперь еще не прошла, и поделом мне было!.. Много
и еще чего вспоминается мне... Все, что я видел, слышал
и пережил в вашей семье, так и всплывает у меня перед
глазами! Вот каковы они, эти воспоминания, и вот что
они приводят с собой!.. Скажи, вы и теперь еще поете по
утрам? Расскажи мне что-нибудь про малютку Мари! А то-
варищ мой, оловянный солдатик, как поживает? Вот счаст-
ливец!.. Нет, нет, я просто не выдержу!..
- Ты подарен! - сказал мальчик. - И должен остать-
ся тут! Разве ты не понимаешь этого?
Старичок хозяин явился с ящиком, в котором было
много разных диковинок: какие-то шкатулочки, флакончики
и колоды старинных карт - таких больших, расписанных
золотом, теперь уж не увидишь! Старичок отпер для гостя
и большие ящики старинного бюро и даже клавикорды, на
крышке которых был нарисован ландшафт. Инструмент изда-
вал под рукой хозяина тихие дребезжащие звуки, а сам
старичок напевал при этом какую-то заунывную песенку.
- Эту песню певала когда-то она! - сказал он, ки-
вая на портрет, купленный у старьевщика, и глаза его
заблестели.
- Я хочу на войну! Хочу не войну! - завопил вдруг
оловянный солдатик и бросился с сундука.
Куда же он девался? Искал его и сам старичок хозя-
ин, искал и мальчик - нет нигде, да и только.
- Ну, я найду его после! - сказал старичок, но так
и не нашел. Пол весь был в щелях, солдатик упал в одну
из них и лежал там, как в открытой могиле.
Вечером мальчик вернулся домой. Время шло; насту-
пила зима; окна замерзли, и мальчику приходилось дышать
на них, чтобы оттаяло хоть маленькое отверстие, в кото-
рое можно было взглянуть на улицу. Снег запорошил все
завитушки и надпись на карнизах старого дома и завалил
лестницу, - дом стоял словно нежилой. Да так оно и бы-
ло: старичок, хозяин его, умер.
Вечером к старому дому подъехала колесница, на нее
поставили гроб и повезли старичка за город, в фамильный
склеп. Никто не шел за гробом - все друзья старика дав-
ным-давно умерли. Мальчик послал вслед гробу воздушный
поцелуй.
Несколько дней спустя в старом доме назначен был
аукцион. Мальчик видел из окошка, как уносили старинные
портреты рыцарей и дам, цветочные горшки с длинными
ушами, старые стулья и шкафы. Одно пошло сюда, другое
туда; портрет дамы, купленный в лавке старьевщика, вер-
нулся туда же, да так там и остался: никто ведь не знал
этой дамы, никому и не нужен был ее портрет.
Весною стали ломать старый дом - этот жалкий сарай
уже мозолил всем глаза, и с улицы можно было заглянуть
в самые комнаты с обоями из свиной кожи, висевшими
клочьями; зелень на террасе разрослась еще пышнее и
густо обвивала упавшие балки. Наконец место очистили
совсем.
- Вот и отлично! - сказали соседние дома.
Вместо старого дома на улице появился новый, с
большими окнами и белыми ровными стенами. Перед ним, то
есть, собственно, на том самом месте, где стоял прежде
старый дом, разбили садик, и виноградные лозы потяну-
лись оттуда к стене соседнего дома. Садик был обнесен
высокой железной решеткой, и вела в него железная ка-
литка. Все это выглядело так нарядно, что прохожие ос-
танавливались и глядели сквозь решетку. Виноградные ло-
зы были усеяны десятками воробьев, которые чирикали на-
перебой, но не о старом доме, - они ведь не могли его
помнить; с тех пор прошло столько лет, что мальчик ус-
пел стать мужчиною. Из него вышел дельный человек на
радость своим родителям. Он только что женился и перее-
хал со своею молодой женой как раз в этот новый дом с
садом.
Оба они были в саду; муж смотрел, как жена сажала
на клумбу какой-то приглянувшийся ей полевой цветок.
Вдруг молодая женщина вскрикнула:
- Ай! Что это?
Она укололась - из мягкой, рыхлой земли торчало
что-то острое. Это был - да, подумайте! - оловянный
солдатик, тот самый, что пропал у старика, валялся в
мусоре и наконец много-много лет пролежал в земле.
Молодая женщина обтерла солдатика сначала зеленым
листком, а затем своим тонким носовым платком. Как чу-
десно пахло от него духами! Оловянный солдатик словно
очнулся от обморока.
- Дай-ка мне посмотреть! - сказал молодой человек,
засмеялся и покачал головой. - Ну, это, конечно, не тот
самый, но он напоминает мне одну историю из моего детс-
тва!
И он рассказал своей жене о старом доме, о хозяине
его и об оловянном солдатике, которого послал бедному
одинокому старичку. Словом, он рассказал все, как было
в действительности, и молодая женщина даже прослези-
лась, слушая его.
- А может быть, это и тот самый оловянный солда-
тик! - сказала она. - Я спрячу его на память. Но ты
непременно покажи мне могилу старика!
- Я и сам не знаю, где она! - отвечал он. - Да и
никто не знает! Все его друзья умерли раньше него, ни-
кому не было и дела до его могилы, я же в те времена
был еще совсем маленьким мальчуганом.
- Как ужасно быть таким одиноким! - сказала она.
- Ужасно быть одиноким! - сказал оловянный солда-
тик. - Но какое счастье сознавать, что тебя не забыли!
- Счастье! - повторил чей-то голос совсем рядом,
но никто не расслышал его, кроме оловянного солдатика.
Оказалось, что это говорил лоскуток свиной кожи,
которую когда-то были обиты комнаты старого дома. Позо-
лота с него вся сошла, и он был похож скорее на грязный
комок земли, но у него был свой взгляд на вещи, и он
высказал его:
Да, позолота-то сотрется,
Свиная ж кожа остается!
Оловянный солдатик, однако, с этим не согласился.