www.booksite.ru
К титульной странице
ГЛАВА VI
Отношения к Азии
России было суждено сделаться посредником между Востоком и Западом.
Поэтому Петр и в самый разгар Северной войны, доставившей России
важное место в европейской системе государств, не упускал из виду
азиатских дел. Еще до заключения Ништадтского мира он был занят
проектами завоеваний на Востоке. Кавказ и Персия обращали на себя
особенное внимание царя.
Уже в XVI и XVII веках путь в Персию через Каспийское море, торговые
связи с азиатскими государствами сделались предметом желаний многих
держав. Почти все западноевропейские государства домогались
заключения договоров с Россией об исключительном праве на торговые
сношения с Персией. Таковы были старания Англии при Иване IV;
отважный и опытный путешественник Дженкинсон в то время предпринимал
путешествия в Персию и Бухару; несколько десятилетий позже
голштинское посольство, при котором находился Олеарий, предприняло
такое же путешествие с торговыми целями в Персию. Затем Юрий
Крижанич старался доказывать, что для России торговые сношения с
азиатскими странами представят чрезвычайные выгоды: Россия, по
мнению ученого серба, должна была сделаться посредником между
промышленностью и торговлей в Бухаре, Хиве и Персии, с одной стороны,
и западноевропейским миром — с другой; он выразил надежду, что
Каспийское море наполнится русскими торговыми судами и предлагал
сооружение фортов на берегах этого моря, учреждение консульств в
Персии и проч.
Хотя Петру и не были известны сочинения Крижанича, но он не мог не
заняться подобными же проектами. Еще в 1691 году Витзен в письме к
царю указывал на торговые сношения с азиатскими державами, как на
обильный источник богатства, и говорил, между прочим, о
необходимости сближения России с Китаем [787 - Posselt. «Lefort», I,
508.]. В 1692 году был отправлен в Китай датчанин Избран для
собирания сведений об этой стране. Петр рассчитывал на развитие
торговых сношений с Китаем и поэтому требовал от своих подданных на
крайнем Востоке особенной осторожности в обращении с китайцами.
Оказалось, однако, что иезуиты в Китае старались препятствовать
развитию сношений этой страны с Россией, так что, хотя при Петре и
были отправлены посольства в Китай, но успеха в дипломатических
переговорах не было.
Успешнее можно было действовать на юго-востоке. Исходной точкой
операций при этом служили берега Каспийского моря. Уже в 1699 году
была отправлена экспедиция для изучения берегов Каспийского моря,
однако датчанин Шельтруп, бывший начальником этой экспедиции, имел
несчастье попасть в плен к персиянам и вскоре умер [788 - Перри,
нем. изд., 164—166.]. Немного позже была снаряжена еще другая
экспедиция с той же целью, о деятельности которой, однако, не
имеется сведений [789 - Baer. «Peters d. Gr. Verdienste um die
Erweiterung d. geogr. Kenntnisse» в сб. «Beitrage z. Kenntniss d.
russ. Reichs», XVI, 158.].
Неудачный Прутский поход заставил Петра обратить еще большее
внимание на эти страны. Можно было думать о вознаграждении на
Каспийском море потери, понесенной на Азовском и Черном морях.
Важной задачей считалось обеспечение торговых сношений с Персией и
центрально-азиатскими странами. На пути в Персию, Бухару и Хиву
весьма часто подвергались разграблению караваны русских купцов.
Подобные эпизоды случались и на Кавказе. Прежде всего казалось
важным собрать более точные сведения о закаспийских землях. Поэтому
Петр в начале 1716 года отправил туда князя Александра Бековича
Черкасского, которому было поручено, между прочим, построить форт у
гавани, где было устье реки Аму-Дарьи, осмотреть все местности края,
хана хивинского склонить к верности и подданству, обещая ему
наследственное владение, проведать о бухарском хане, нельзя ли его,
если не в подданство, то в дружбу привести. Для исполнения всех этих
поручений Бекович был сопровождаем 4000-м войском. Предприятие
кончилось печальным образом. Хивинский хан, опасавшийся
наступательных действий России, обманув Бековича обещанием ласкового
приема, велел убить его; войско частью погибло, частью было взято в
плен. Русские не могли даже удержать за собою форты, построенные у
берегов Каспийского моря. В возмездие за этот поступок русское
правительство в 1720 году, когда приехал хивинский посол, велело
заключить его в крепость, где он скоро и умер. Отношения к
хивинскому хану оставались натянутыми. С одним из хивинцев,
приехавших с посланником, отправлена была к хану грамота с
уведомлением о смерти посланника и с требованием отпустить всех
пленных. В январе 1722 года вышел из Хивы пленный яицкий казак и
рассказывал, что когда хану подана была грамота, то он топтал ее
ногами и отдал играть молодым ребятам [790 - Соловьев, XVIII,
11—13.].
Расширение пределов России к востоку от Каспийского моря было лишь
вопросом времени. Завоевание этих стран последовало гораздо позже.
Зато столкновение с Персией произошло еще при Петре Великом.
Отношения России к Грузии и прочим областям на Кавказе легко могли
повести к столкновению с Персией. Уже в 1701 году, как доносил
Плейер, царь намеревался требовать от персидского шаха уступки
провинции Гилянь, богатой удобными портами и лесом, годным для
кораблестроения. Ходили тогда же слухи о сооружении флота,
назначенного в Каспийское море, к походу против Персии [791 -
Устрялов, IV, 2, 538, 556, 583.].
Петр сам был занят изучением вопроса о персидской торговле. В этом
отношении достоен внимания наказ Волынскому, отправленному в Персию
в качестве русского посланника в 1715 году. Тут сказано, между
прочим: «Едучи по владениям шаха персидского, как морем, так и сухим
путем, все места, пристани, города и прочие поселения и положения
мест, и какие где в море Каспийском реки большие впадают, и до
которых мест по оным рекам можно ехать от моря, и нет ли какой реки
из Индии, которая бы впала в сие море, и есть ли на том море и в
пристанях у шаха суды военные или купеческие, також какие крепости и
фортеции — присматривать прилежно и искусно и проведывать о том, а
особливо про Гилянъ и какие горы и непроходимые места, кроме одного
нужного пути (как сказывают), отделили Гилянъ и прочие провинции, по
Каспийскому морю лежащие, от Персиды, однако ж так, чтобы того не
признали персияне, и делать о том секретно журнал повседневный,
описывая все подлинно. Будучи ему в Персии, присматривать и
разведывать, сколько у шаха крепостей и войска и в каком порядке, и
не вводят ли европейских обычаев в войне? Какое шах обхождение имеет
с турками, и нет ли у персов намерения начать войну с турками, и не
желают ли против них с кем в союз вступить. Внушать, что турки
главные неприятели персидскому государству и народу, и самые опасные
соседи всем, и царское величество желает содержать с шахом добрую
соседскую приязнь. Смотреть, каким способом в тех краях купечество
российских подданных размножить, и нельзя ли через Персию учинить
купечество в Индию. Склонять шаха, чтоб повелено было армянам весь
свой торг шелком-сырцом обратить проездом в российское государство,
предъявляя удобство водяного пути до самого С.-Петербурга, вместо
того что они принуждены возить свои товары в турецкие области на
верблюдах, и буде невозможно то словами и домогательством сделать,
то нельзя ли дачею шаховым ближнем людем; буде и сим нельзя будет
учинить Смирнскому и Алепскому торгам где и как? [792 - Напечатанное
курсивом написано собственной рукой Петра I.] разведывать об
армянском народе, много ли его и в которых местах живет, и есть ли
из них какие знатные люди из шляхетства или из купцов, и каковы они
к стороне царского величества, обходиться с ними ласково и склонять
к приязни» и проч. [793 - Соловьев, XVIII, 28.]
В Персии знали о хивинской экспедиции, были весьма недовольны этим
предприятием и, когда приехал Волынский (весной 1717 года), оказали
ему неблагоприятный прием. Его заперли в доме, поставили крепкий
караул и требовали его скорого отъезда. Волынский, отличавшийся
необычайной ловкостью дипломат, успел устроить дело так, что ему
было дозволено оставаться дольше. О положении Персии он писал царю,
между прочим: «Здесь такая ныне глава, что не он над подданными, но
у своих подданных подданный, и, чаю, редко такого дурачка можно
сыскать и между простых, не только из коронованных… Они не знают,
что такое дела и как их делать, притом ленивы, о деле же ни одного
часа не хотят говорить… от этого так свое государство разорили, что,
думаю, и Александр Великий в бытность свою не мог так разорить… не
только от неприятелей, и от своих бунтовщиков оборониться не могут,
и уже мало мест осталось, где бы не было бунта… Бог ведет к падению
сию корону… Хотя настоящая война наша (шведская) нам и возбраняла б,
однако, как я здешнюю слабость вижу, нам без всякого опасения начать
можно, ибо не только целой армией, но и малым корпусом великую часть
к России присовокупить без труда можно, к чему удобнее нынешнего
времени не будет» и проч. [794 - Соловьев, XVIII, 30.]
Однако продолжавшаяся шведская война мешала открытию военных
действий против Персии. Приходилось ждать до Ништадтского мира.
Между тем Волынский, успев заключить торговый договор с Персией,
возвратился в Россию. На пути он зимовал на Шемахе, где виделся с
начальником персидского войска Форседан-беком; тут Волынский узнал о
печальном состоянии персидского войска, не получавшего жалованья и
поэтому всегда готового к бунту, а также о том, что шах персидский
узбекскому хану послал в подарок значительную сумму денег за то, что
хивинцы убили князя Александра Бековича Черкасского. Далее
Волынскому рассказывали, что в Персии ежечасно ждут нападения со
стороны России. В начале 1718 года в Шемахе разнесся слух, что в
Астрахань царь прислал 10 бояр с 80 000 регулярного войска, что при
Тереке зимует несколько сот кораблей. Хан шемахинский казался
склонным изменить шаху и действовать заодно с русскими против
Персии.
В 1720 году Волынский сделался губернатором в Астрахани. В данном
ему наказе встречаются поручения, прямо указывающие на ожидаемую
войну с Персией. В сентябре того же года отправлен был в Персию
капитан Алексей Баскаков; ему было поручено осмотреть путь от Терека
через Шемаху на Апшерон до Гиляни: удобен ли он для прохода войск
водами, кормами конскими и прочим. Волынский не переставал говорить
о возможности и выгоде войны с Персией. В августе 1721 года он
доносил, что грузинский принц Вахтанг просит царя защитить христиан,
живущих на Кавказе, и предлагает начать военные действия против
Персии, выставляя на вид, что легко можно завладеть и Дербентом, и
Шемахой. «Вахтанг, — писал Волынский, — представляет о слабом
нынешнем состоянии персидском и как персияне оружию вашему
противиться не могут; ежели вы изволите против шаха в войну
вступить, он, Вахтанг, может поставить в поле своих войск от 30 до
40 000 и обещается пройти до самой Гиспагани, ибо он персиян бабами
называет».
Зато Волынский не советовал сближаться с владельцами других
иноверных народов Кавказа, так как на них плохая надежда. Наконец он
представил, что случившееся в августе 1721 года разграбление города
Шемахи лезгинцами, причем пострадали и некоторые русские купцы,
можно употребить как повод к разрыву с Персией. «Не великих войск, —
писал Волынский, — сия война требует, ибо ваше величество уже
изволите и сами видеть, что не люди, скоты воюют и разоряют… только
б была исправная амуниция и довольное число провианта».
Петр решился к походу. Узнали о новых бунтах в Персии; желали
воспользоваться господствовавшей в этом государстве неурядицей.
Весной 1722 года Петр отправился в путь к Каспийскому морю. При нем
находились Екатерина, Толстой, Апраксин. На пути к Кавказу царь
всюду самолично старался собирать топографические сведения о Кавказе
и Персии и среднеазиатских владениях.
Тотчас же при появлении царя с войском на берегах Кавказа владельцы
разных местностей выразили готовность служить царю. Особенно
торжественно Петр и Екатерина были приняты в Тарках. Петр объявил,
что, собственно, не желает воевать с Персией, но хочет лишь наказать
разбойников, нанесших обиду русским купцам, а к тому же намерен
требовать от шаха уступки некоторых областей на берегу Каспийского
моря. Русским войскам было вменено в обязанность всюду щадить по
возможности туземное население.
Начался поход; войско русское состояло из 106 000 человек. На пути к
Дербенту приходилось сражаться, но город сдался 23 августа. Петр
писал к Ромодановскому, что «тако в сих краях, с помощью Божией, фут
получили» [795 - Т.е. стали твердой ногой.]. Сенаторы отвечали, что
«по случаю побед в Персии и за здравие Петра Великого, вступившего
на стези Александра Великого, все радостно пили».
После этого успеха, однако, начались затруднения. Провиантские суда
пострадали от бурь; пропало множество съестных припасов; лошади
падали массами, в одну ночь не менее 1700, как видно из письма
самого Петра к сенаторам от 16 октября 1722 года. Все это не
помешало Петру заложить на Судаке новую крепость Св. Креста для
прикрытия русской границы вместо прежней Терской крепости, положение
которой государь нашел очень неудобным. Петр должен был отказаться
от исполнения своего намерения отправиться в Шемаху и оттуда в
Тифлис. Предоставив главное начальство над войском генералу
Матюшкину, он возвратился в Россию. В Астрахани, где болезнь
задержала его некоторое время, он составил подробный план кампании
следующего года. Тут он дал полковнику Шилову, отплывавшему в
Гилянь, следующую инструкцию: «Пристав (к берегу), дать о себе знать
в городе Ряще, что он прислан для их охранения и чтоб они ничего не
опасались; потом выбраться к деревне Перибазар и туг усилить
небольшой редут с палисады для охранения мелких судов… смотреть,
дабы жителям утеснения и обиды отнюдь не было и обходимо бы дело
приятельски и не сурово, но ласкою, обнадеживая их лаской… разведать
не только, что в городе, но и во всей Гиляни какие товары, а именно
сколько шелку в свободное время бывало, на сколько денег и сколько
ныне, и отчего меньше… и о прочих товарах, и что чего бывало и ныне
есть и куды идет и на что меняют или на деньги все продают;
проведать про сахар, где родится. Также сколько возможно разведать о
провинциях Мазандеран и Астрабад, что там родится» и проч.
Петр считал вероятным, что турки пожелают завладеть этими
провинциями на южных берегах Каспийского моря. Ему казалось
необходимым противиться этому во что бы то ни стало.
Полковник Шипов без затруднений занял город Решт в ноябре 1722 года.
Однако здесь русские были приняты далеко не дружелюбно. Мало-помалу
персияне начали собирать войска около Решта. Шипову было объявлено,
что никто не нуждается в его помощи и защите, и потому пусть он
уходит, пока его не принудили. Несколько недель тянулись переговоры
по этому делу. Неприязнь дошла до враждебных действии. Происходила
схватка, в которой горсть русских заставила бежать многочисленного
неприятеля.
Между тем в Персии на престоле произошла перемена. Шах Гуссейн
уступил место шаху Махмуду, и сей последний казался склонным
сблизиться с Портой. Такое усложнение персидских дел могло сделаться
опасным для России. Турция могла, равно как и Россия, подумать о
завоеваниях в Персии. Петр предупредил Порту. Русские войска летом
1723 года заняли Баку, завладели провинцией Гилянь. Спрашивалось,
насколько можно было считать вероятным вмешательство в эти дела
Турции?
И без того русские послы в Константинополе довольно часто находились
в чрезвычайно трудном положении; во время последних лет Северной
войны английские дипломаты не переставали возбуждать Порту против
России, причем постоянно указывалось на сношения царя с
христианскими подданными султана. Также и австрийский, и французский
посланники крамолили против России. Русские дипломаты старались
противодействовать этим проискам путем подкупа турецких сановников.
Несмотря на все затруднения, русскому дипломату Дашкову удалось
превратить заключенный в 1713 году в Адрианополе договор в «вечный»
мир (5 ноября 1720 г.).
Скоро после этого началась война персидская. Кавказские христиане и
армяне обратились к царю с просьбой о помощи. Лезгинцы и другие
приверженцы ислама требовали защиты Турции, изъявляя готовность
сделаться подданными султана. Таким образом, персидские дела легко
могли повести к разрыву между Россией и Портой. Французский посол в
Константинополе говорил русскому, Неплюеву, что если русские
ограничатся только прикаспийскими провинциями и не будут со стороны
Армении и Грузии приближаться к турецким границам, то Порта
останется равнодушной, а быть может, что-нибудь и себе возьмет со
стороны Вавилона. Вскоре, однако, в Константинополь прибыл гонец от
персидского шаха с просьбой о помощи против России. Возобновились
внушения дипломатов Англии, Венеции, Австрии султану о чрезмерном
могуществе Петра и представления о необходимости сдерживать его.
Когда, говорили они, царь возьмет провинции Ширванскую, Эриванскую и
часть Грузии, тогда турецкие подданные, грузины и армяне, сами
вступят под русское покровительство, а оттуда близко и к Трапезунду,
отчего со временем может быть Турецкой империи крайнее разорение. С
разных сторон были слышны жалобы на страсть Петра к завоеваниям.
Порта не желала разрыва с Россией, однако визирь говорил однажды
Неплюеву: «Ваш государь, преследуя своих неприятелей, вступает в
области, зависящие от Порты: это разве не нарушение мира? Если бы мы
начали войну с шведами и пошли их искать через ваши земли, то что бы
вы сказали?., государь ваш сорок лет своего царствования проводит в
постоянной войне: хотя бы на малое время успокоился и дал покой
друзьям своим; а если он желает нарушить с нами дружбу, то мог бы и
явно объявить нам войну; мы, слава Богу, в состоянии отпор сделать».
Впрочем, Неплюев узнал о некоторых приготовлениях Порты к войне, об
отправлении военных снарядов к Азову и Эрзеруму. Татары подкинули
самому султану бумагу, в которой упрекали его за неосмотрительность:
«Министры тебя обманывают: ты и не узнаешь, как русский царь разорит
половину твоего государства». Чернь волновалась, требуя от
правительства решительных действий. Неплюев узнал, что между Портой
и Хивой происходят сношения о союзе оборонительном и наступательном
против России. Зато Рагоци, в интересах которого было сохранение
мира между Россией и Турцией, составил проект примирения между
обоими государствами, в котором предлагалось разделить Кавказ таким
образом, чтобы Турция получила Дагестан, а Россия Грузию и проч.
Однако турки не хотели допустить дальнейшего пребывания русских на
Кавказе и поддерживали князей кавказских отправлением к ним
значительных сумм денег и обещанием им помощи войском для изгнания
русских из Кавказа.
Наконец визирь обратился к Неплюеву с решительным требованием, чтобы
русские очистили Кавказ, причем окончил свою речь следующими
словами: «Всякий бы желал для себя больших приобретений, но
равновесие сего света не допускает; например, и мы бы послали войско
против Италии и прочих малосильных государей, но другие государи не
допустят; поэтому и мы за Персией смотрим».
Внушения английского дипломата продолжались. Он подал Порте
мемориал, в котором говорилось, что, по сообщениям прусского двора,
русский государь собирает огромное войско и хочет выступить в поход
против Дагестана и распространить свои владения до Черного моря.
Порта, было сказано в этой записке, должна беречься России, бороться
с которой легко, ибо русский государь не в дружбе ни с одним из
европейских государей, все они ему злодеи. Французский посол де
Бонак сказал Неплюеву: «Донесите своему двору, что все дело в двух
словах: сохранять мир с Турцией и не вступаться в персидские дела;
продолжать войну в персидских областях — разорвать с Турцией».
Петр думал о возможности разрыва с Турцией. Он писал Неплюеву: «Наши
интересы отнюдь не допускают, чтобы какая другая держава, чья б ни
была, на Каспийском море утвердилась… если Порта, в противность
вечному миру, будет принимать под свое покровительство лезгинцев,
наших явных врагов, то тем менее должно быть противно Порте, если мы
принимаем под свое покровительство народы, не имеющие никакого
отношения к Порте и находящиеся в дальнем от нее расстоянии, на
самом Каспийском море, до которого нам никакую другую державу
допустить нельзя. Если Порта, без всякой со стороны нашей причины,
хочет нарушить вечный мир, то мы предаем такой беззаконный поступок
суду Божию, и как обороне своей, с помощью Божей, потребные способы
найдем» [796 - Соловьев, XVIII, 58—74.].
Однако войны с Турцией не произошло. Напротив, персидская война
кончилась. Новый шах отправил посла в Петербург, и здесь был
заключен мир 12 сентября 1723 года. Персия уступила России в вечное
владение Дербент, Баку, провинцию Гилянь, Мазандеран и Астрабат.
Тотчас же Петр распорядился о постройке фортов в новоприобретенных
землях; к тому же он требовал скорейшего доставления ему образчиков
разных продуктов этих провинций, как то: сахару, меди, нефти,
лимонов и проч.; его интересовал вопрос о судоходности реки Куры, о
расстоянии от реки Куры до Армении и т.д. [797 - Там же, 50—52. О
персидской войне см. монографию Мельгунова в «Русском Вестнике»,
1874, СХ, 33 и след.]
Турция была чрезвычайно недовольна русско-персидским договором.
Негодование Порты легко могло повести к разрыву; однако старания
французского посла содействовали сохранению мира. После
продолжительных переговоров трактат между Турцией и Россией был
подписан 12 июня 1724 г. В нем была определена граница между
Россией, Турцией и Персией.
Когда Румянцев отправился в Константинополь для ратификации
договора, Петр велел к нему послать рескрипт: «Приехали к нам
армянские депутаты с просьбой защитить от неприятелей; если же мы
этого сделать не в состоянии, то позвонить им перейти на житье в
наши новоприобретенные от Персии провинции… Если турки станут вам об
этом говорить, то отвечайте, что мы сами армян не призывали, но они
Вас по единоверию просили взять их под свое покровительство; нам,
ради христианства, армянам, как христианам, отказать в том было
нельзя, как и визирь сам часто объявлял, что по единоверию просящим
покровительства отказать невозможно» [798 - Соловьев, XVIII, 174.].
Вопрос об армянах занимал Петра в самое последнее время его жизни
[799 - Мелыунов в «Русском Вестнике», 1874, СХ, 6. ]. Также и Грузия
до кончины Петра обращала на себя внимание государя. Впрочем,
уступленные Персией Петру провинции не долго оставались в руках
России. Скоро после кончины царя нужно было вновь отказаться от этих
завоеваний. Цель, которую имел в виду Петр, завоевание вообще
берегов Каспийского моря и проложение пути в среднюю Азию, не была
достигнута. Однако ясно и точно им было указано направление
политики, которой держалась Россия и после него в отношении к
юго-востоку.
Нельзя удивляться тому, что на Западе с напряженным вниманием
следили за этими событиями. В июне 1722 года русский дипломат
Ланчинский писал из Вены, что там главное содержание разговоров
составляют военные действия русских в Персии; рассматривали дело с
разных сторон, особенно толковали, что Петр, заняв значительнейшие
места на Каспийском море, станет хлопотать об установлении сообщений
с Индией вплоть до Персидского залива, и это ему будет легко при
смуте в персидском государстве. В Вене редко кто не имел у себя на
столе карты Азии для наблюдения за ходом событий. Английская партия
внушала, как неблагоразумно поступало австрийское правительство, не
заключивши с Англией союза против России до Ништадтского мира, а
теперь царь своими завоеваниями в Персии может основать государство
сильнее римского [800 - Соловьев, XVIII, 96.].
О впечатлении, произведенном этими событиями в Голландии, Куракин из
Гааги в ноябре 1723 года писал Петру следующее: «Не могу умолчать о
всех здешних рассуждениях и славе персональной вашего императорского
величества, понеже сия война персидская в коротком времени с таким
великим прогрессом следует, что весьма всем удивительна; наипаче же
во время ситуации дел сходных в Европе начата и следует, что никто
оным намерениям помешать не может, и так великая слава имени вашего
еще превзошла в высший тот градус, что ни которому монарху через
многие секули могли приписать. Правда же желюзия не убавляется от
многих потенций, но паче умножается о великой потенции вашего
величества; но что могут делать? токмо пациенцию иметь. Все
потенции, завистливые и злонамеренные к великой потенции вашего
величества, радуются, что ваше величество в войне персидской
оккупацию имеет, желал, чтоб оная продолжалась на несколько лет дабы
они с сей стороны крепче стать могли» [801 - Соловьев, XVIII, 134.].