Бестужев (Александр Александрович), более известный под псевдонимом
Марлинского, род. 23 окт. 1797, убит на Кавказе 7июля 1837 г.) -
беллетрист и критик, сын Александра Федосеевича Б-ва (1761 - 1810),
издававшего вместе с И. П. Паниным в 1798 г. "Санкт-петербургский
журнал" и составившего "Опыт военного воспитания относительно
благородного юношества". Воспитывался в горном корпусе, затем был
адъютантом главно управляющих путями сообщения ген. Бетанкура и герцога
Вюртембергского и наконец, с чином штабс-капитана перешел в л.-гв.
драгунский полк. За участие в заговоре декабристов 1825 г. был сослан в
Якутск, а оттуда в 1829 г. переведен на Кавказ солдатом. Участвуя здесь
во многих сражениях, он получил чин унтер-офицера и георгиевский крест,
а затем был произведен и в прапорщики. Погиб в стычке с горцами, в лесу,
на мысе Адлере; тело его не найдено. На литературное поприще Б. выступил
в 1819 году, с стихотворениями и небольшими рассказами, печатавшимися в
"Сыне Отечества" и "Соревнователе просвещения", а в 1820 г. был избран в
члены петербургского Общества любителей российской словесности. В 1821
г. напечатана отдельной книжкой его "Поездка в Ревел", а в 1823 - 25 гг.
он вместе с К. Ф. Рылеевым, издавал альманах "Полярная Звезда". Этот
альманах, - по своему времени, весьма замечательное литературное
явление, - был встречен общим сочувствием; вокруг молодых, талантливых и
любимых публикой редакторов, соединились почти все передовые
представители нашей тогдашней литературы, включая и Пушкина, который из
Одессы и потом - из псковской своей деревни поддерживал с Б. оживленную
переписку по литературным вопросам и посылал ему свои стихи. В "Полярной
Звезде" Б. выступил не только как романист ("Замок Нейгаузен", "Роман в
семи письмах", "Ревельской турнир", "Изменник"), но и как критик: его
обзоры старой и современной изящной литературы и журналистики обратили
на себя общее внимание и вызвали оживленную полемику. Это было время,
когда в нашей литературе. благодаря в особенности произведениям Пушкина,
был поставлен ребром вопрос о форме и содержании художественного
творчества, - вопрос о гак наз. "классицизме" и "романтизме". Все
молодые и свежие литературные силы, вслед за Пушкиным, стали под знамя
нового направления, которое окрестили названием "романтизма" и которое,
в сущности, было практическою проповедью свободы художественного
вдохновения, независимости от признанных литературных авторитетов. как в
выборе. содержания для поэтических произведений, так и в приемах его
обработки. Горячим и ревностным защитником этого направлении явился и Б.
Он резко и, вместе с тем, остроумно попадал на защитников старого
псевдоклассицизма, доказывая, что век этого направления, как и создавшая
его эпоха пудреных париков, миновали безвозвратно, и это литературные
староверы, продолжая загромождать словесность этою мертвечиною, только
вредят и мешают свободному развитию дарований. Отрицание классических
правил и приемов, как ненужного старого хлама, и требование для
поэтического творчества полной, ничем не стесняемой свободы - таковы
были основные понижения критики Б. Идеальными типами поэтов художников
он ставил Шекспира, Шиллера, в особенности же Байрона и (впоследствии)
Виктора Гюго. Не отличаясь глубиною взгляда, критические статьи Б.
производили, однако же, сильное впечатление своею пылкостью, живостью и
оригинальностью; они всегда вызывали более пли менее оживленный обмен
мнений, всеми читались и обсуждались и, таким образом, будили в нашей
литературе критическую мысль в то время, когда наша литературная критика
была еще, можно сказать, в зародыше. Белинский признал за этими статьями
Б. "неотъемлемую и важную заслугу русской литературе и литературному
образованию русского общества", прибавив к этому, что Б. "был первый,
сказавший в нашей литературе много нового", так что критика второй
половины 20-х годов была, во многих отношениях, только повторением
литературных обозрений "Полярной Звезды".
Декабрьские события 1825 г. на время прервали литературную
деятельность Б. Уже отпечатанные листы "Полярной Звезды" на 1826 г. с
его статьею были уничтожены; сам он сначала был отвезен в
шлиссельбургскую крепость, а затем сослан в Якутск. Здесь он ревностно
изучал иностранные языки, а также знакомился с краем, нравами и обычаями
местных жителей; это дало содержание нескольким этнографическим его
статьям о Сибири, Здесь же им начата повесть в стихах под заглавием:
"Андрей, князь Переяславский, первая глава которой, без имени и согласия
автора, напечатана в Спб., 1828. В следующем году Б. был переведен на
Кавказ, рядовым, с правом выслуги. В первое время по приезде, он
постоянно участвовал в различных военных экспедициях и стычках с
горцами, а к литературе получил возможность вернуться только в 1830 г. С
этого года, сначала без имени, а потом - под псевдонимом Марливского.в
журналах все чаще и чаще появляются его повести и рассказы ("Испытание",
"Наезды", "Лейтенант Белозор", "Страшное Гадание" "Аммалатбек", "Фрегат
Надежда" и пр.) изданные затем, в 1832 г., в 5ти томах (под заглавием:
"Русские повести и рассказы" и без имени автора). Вскоре понадобилось
второе издание этих повестей (1835 с именем А. Марлинского); затем
ежегодно выходили новые тома; в 1839 г. явилось третье издание, в 12-ти
частях: в 1847 - четвертое. Главнейшие повесть М. перепечатаны в 1880-х
гг. в "Дешевой библиотеке" А. С. Суворина.
Этими своими произведениями Бестужев Марлинский в короткое время
приобрел себе огромную известность и популярность в русской читающей
публике. Всякая новая его повесть ожидалась с нетерпением, быстро
переходила из рук в руки, зачитывалась до последнего листка; книжка
журнала с его произведениями делалась общим достоянием, так что его
повесть была самой надежной приманкой для подписчиков на журналы и для
покупателей альманахов. Его сочинения раскупались нарасхват и что
гораздо важнее - ими не только все зачитывались, - их заучивали
наизусть. В 30-х годах Марлинского называли "Пушкиным прозы", гением
первого разряда, не имеющим соперников в литературе... Причина этого
необыкновенного успеха заключалась в том, что Марлинский был первым
русским романистом, который взялся за изображение жизни русского
общества, выводил в своих повестях обыкновенных русских людей, давал
описания русской природы, и при этом, отличаясь большою
изобретательностью на разного рода эффекты, выражался особенным,
чрезвычайно и. ветистым языком, полным самых изысканных сравнений и
риторических прикрас. Все эти свойства его произведений были в нашей
тогдашней литературе совершенною новостью и производили впечатление тем
более сильное, что русская публика, действительно, ничего лучшего еще и
не читала (повести Пушкина и Гоголя явились позже).
В своих романах и повестях Марлинский явился настоящим "романтиком".
В них мы видим стиль и приемы, очень близко напоминающие немецкий Sturm
und Drang 70-х годов прошлого столетия и "неистовую" французскую
беллетристику школы В. Гюго (которым Марлинский всего больше увлекался).
Как там, так и здесь, - стремление рисовать натуры идеальные в добре и
зле, чувства глубокую, страсти сильные и пылкие, для которых нет иного
выражения, кроме самого патетического; как там, так и здесь - игра
сравнениями и контрастами возвышенного и пошлого, благородного и
тривиального; во имя презрения к классическим теориям и правилам,
- усиленная погоня за красивой, оригинальной фразой, за эффектом, за
остроумием,
- словом за тем, что на немецком языке эпохи Шиллера и Гёте
называлось "гениальностью", а на языке поклонников и критиков
Марлинского получило ироническое название "бестужевских капель". И
наряду с этим - совершенное пренебрежение к реальной житейской правде и
ее требованиям (которые в ту пору никому из писателей даже и не снились)
и полная искусственность, сочиненность и замысла, и его выполнения.
Марлинский первый выпустил в нашу литературу целую толпу
аристократически изящных "высших натур", - князей Лидиных, Греминых,
Зездиных и им подобных, которые живут только райским блаженством любви
или адскими муками ревности и ненависти, - людей, "чело" которых
отмечено особою печатью сильной страсти. Они выражают свою душевную бурю
блестящим, напыщеннориторическим языком. в театрально-изысканной позе; в
них "все, о чем так любят болтать поэты, чем так легкомысленно играют
женщины, в чем так стараются притворяться любовники, - кипит, как
растопленная медь, над которою и самые пары, не находя истока,
зажигаются пламенем... Пылкая, могучая страсть катится, как лава; она
увлекает и жжет все встречное; разрушаясь сама, разрушает в пепел
препоны, и хоть на миг, но превращает в кипучий котел даже холодное
море"... "Природа", говорит один из этих героев Марлинского, - "наказала
меня неистовыми страстями, которых не могли обуздать ни воспитание, ни
навык; огненная кровь текла в жилах моих"... "Я. готов", говорит другой,
"источить кровь по капле и истерзать сердце в лоскутки"...И ни в том, ни
в другом, ни в десятом из этих эффектных героев, в действительности, -
нет ни капли настоящей крови, нет настоящей, реальной жизни, характера,
типа. Все они - бледные и бесплотные призраки, созданные фантазией
беллетриста романтика и лишь снаружи прикрытые яркими блестками
вычурного слога. Белинский справедливо определил Марлинского, как талант
внешний, указав этим и на главную причину его быстрого возвышения и еще
более быстрого падения в литературе. В самом деле, им зачитывались и
восхищались только до тех пор, пока в литературе не явилась свежая струя
в повестях сначала Пушкина, потом - Гоголя, поставивших писателю совсем
иные требования, практически указавших на необходимость свести
литературу с ее отвлеченных высот на почву действительной жизни. Как
только эта необходимость была почувствована, как только читатель заявил
о своем желании видеть в книге самого себя и свою жизнь без риторических
прикрас, - он уже не мог по прежнему восхищаться "летальностью"
Марлинского, и любимый ими писатель скоро был оставлен и забыт.
Лучшими из повестей Марлинского считаются: "Фрегат Надежда",
"Аммалатбек", "Мулла Нур" и "Страшное Гадание". В его повестях из
кавказской жизни заслуживают внимания интересные картины природы и
нравов, но действующие среди этой обстановки татары и черкесы наделены
чрезвычайно "неистовыми" байроновскими чувствами. Стиль и характер
Марлинского имели в свое время большое влияние на нашу изящную
литературу. Не говоря о толпе бездарных подражателей, которые скоро
довели отличительные особенности Марлинского до пошлой карикатуры,
нельзя не заметить, что его манера, до известной степени, отразилась и в
повестях Пушкина ("Выстрел"), и в "Герое нашего времени" Лермонтова, и
еще более - в драмах последнего.