Коркунов (Николай Михайлович) - известный юрист, род. в 1853 г.,
окончил курс на юридическом факультете спб. унив., в 1876 г. выступил
преподавателем энциклопедии права в александровском лицее и в спб.
университете, с 1879 г. читает государственное право иностранных
государств и основания международного права в военно-юридич. акад., в
1893 г. защитил в юрьев. унив. диссертацию на степень магистра
государственного и международного права, а в следующем году - на степень
доктора в спб. университете, где и состоит ординарным профессором госуд.
права. В 1893 г. назначен членом комиссии для кодификации основных
законов Финляндии. Главные соч. К.: "Лекции по общей теории права"
(СПб., 1886, 3 изд. 1894); "Общественное значение права" (СПб., 1890);
"Сравнительный очерк государственного права иностранных держав" (I,
СПб., 1890), "Русское государственное право" (СПб., 1893); "Указ и
закон" (СПб., 1894). Статьи К. по отдельным юридическим вопросам
помещались в "Юридической Летописи", "Журнале Гражд. и Уголов. права",
"Журнале Мин. Юстиции", "Журнале Мин. Народ. Просвещения". К.
принадлежит к числу противников господствующей школы, выдвигающей в
праве на первый план момент воли и требующей строгого разграничения
догматического правоведения от социологии и истории. В трудах К.
историко-социологический элемент играет важную роль; юридические
конструкции постоянно освещаются политическими соображениями. К.
свободен от исключительного подчинения немецким авторитетам; он
внимательно относится к специфическим явлениям русского юридического и
политического быта, нередко, однако, без достаточных оснований идя в
разрез с общепринятыми учениями, плодом созидательной работы многих
поколений. В основу своего правопонимания К. кладет Иеринговскую теорию
интереса, но вносит в нее существенное и удачное изменение. Право, по
определению К., есть не просто защита интересов, но разграничение их.
Юридические нормы разграничивают интересы различных субъектов, в отличие
от норм технических, указывающих средства достижения определенной цели,
и нравственных правил, дающих сравнительную оценку различных интересов
одного и того же лица. Разграничение интересов, составляющее содержание
правовых норм, совершается в двоякой форме: 1) путем поделения объекта
пользования в частичное, индивидуальное обладание и 2) путем
приспособления его к совместному пользованию многих. Этим
обусловливается различие частного и публичного права. В непосредственной
связи с этим воззрением, устраняющим из понятия права элемент воли,
стоит своеобразное учение К. о юридической природе государства и
государств. власти, намеченное уже в первом издании "Лекций" и
сложившееся в законченную систему в монографии "Указ и закон". К.
восстает против обычного понимания власти, как единой воли,
господствующей над подданными государства. По его мнению, эта так назыв.
волунтарная теория власти, унаследованная современной наукой от
средневековой схоластики и совершенно чуждая величайшим мыслителям
древности, в настоящее время должна, быть признана несостоятельною.
Самое понятие власти вовсе не связано необходимо с понятием властвующей
воли. Властвование предполагает сознание не с активной стороны, не со
стороны властвующего, а с пассивной, со стороны подвластного.
Государственная власть - не воля, а сила, вытекающая из сознания людьми
их зависимости от государства, как общественного союза, в котором
принудительно установляется мирный порядок. Свою точку зрения на
государственную власть К. характеризует названием субъективного
реализма, противополагая ее с одной стороны "наивному" объективному
реализму, отожествляющему власть с личной волей властителя, с другой
стороны - метафизическому объективному идеализму, признающему власть
волей государства, как особого субъекта, отличного от составляющих его
личностей. С точки зрения субъективного реализма, государство - не лицо,
а юридическое отношение, в котором субъектами права являются все
участники государственного общения, начиная с монарха и кончая последним
подданным, а объектом служит государственная власть, как предмет
пользования и распоряжения. С этой конструкцией тесно связан и взгляд
автора на разделение властей. Признание государства отношением многих
лиц устраняет то принципиальное возражение, которое немецкие юристы
выставляют против теории Монтескье - именно, указание на несовместимость
ее с единством государственной воли. При безусловном единстве власти,
как силы, служащей объектом отношения, возможно разделение распоряжения
властью или так наз. разделение властей. Но учение Монтескье нуждается в
обобщении. Взаимное сдерживание органов власти, обеспечивающее свободу
граждан, достигается не только обособлением тех или других определенных
функций государственной власти (законодательства, управления и суда), но
вообще "совместностью властвования", которое находит проявление в
троякой форме: 1) в осуществлении одной и той же функции несколькими
независимыми друг от друга органами: 2) в распределении между
несколькими органами различных, но взаимно обусловленных функций; 3) в
осуществлении различных функций одним органом, но различным порядком.
Возведением принципа разделения властей к более общему началу
совместного властвования, по мнению К., объясняется признание за
правительством самостоятельного права издавать общие юридические правила
в административном порядке. Установление юридических норм в двоякой
форме - законов и правительственных распоряжений (указов) - служит лишь
одним из проявлений совместности властвования. Взаимное сдерживание
государственных органов выражается здесь в том, что указы имеют силу
только под условием непротиворечия законам. Истинная гарантия такого
соотношения между указами и законами лежит не в существовании народного
представительства и не в ответственности министров, а в праве суда
проверят юридическую силу указов. Поэтому отделение законодательной
функции от правительственной возможно и в абсолютной монархии, где оно
подходит под третью форму совместного властвования. Руководясь этими
положениями, К. признает существование формального различия между
законодательством и верховным управлением и в нашем праве. Законом он
считает веление верховной власти, состоявшееся при участии
государственного совета; все остальные общие правила, исходящие от
монарха, причисляются им к категории Высочайших указов, издаваемых в
порядке управления. Изложенное учение К. вызвало оживленную полемику.
См. Дьяконов, "Новая политическая доктрина" ("Журн. Мин. Нар. Пр.", 1894
г., сентябрь); Алексеев, "К учению о юридической природе государства и
государственной власти" ("Русская Мысль", 1894 г., №11); Сергеевич,
"Новые учения в области государственного права" ("Журн. Мин. Юст.", 1894
г.; ответ К. в № 2 "Журн. Мин. Юст.", 1895 г.).
Ф. К.