Эпиктет - фидософ-стоик, живший в конце I и начале II века по Р.  Хр.
Родился в Фригии; был рабом  вольноотпущенника  Эпафродита;  обучался  в
Риме стоической философии у Музония Руфа, к  которому  питал  величайшее
уважение; в 94-м году при Домициане был изгнан из Рима согласно декрету,
запрещавшему пребывание в Риме философских школ; удалился в Никополис  в
Эпире и открыл здесь  школу.  Жизнь  Э.  во  всем  согласовалась  с  его
учением; в своем презрении ко всему внешнему он шел так далеко,  что  не
позаботился  сообщить  потомству  ни  своего  имени   (Эпиктет   -   это
прилагательное, означающее раба), ни своего учения; подобно Сократу,  он
ничего не писал. Жил в крайней бедности. Глиняная лампа, при свете  коей
он работал, после смерти была куплена богачом  за  3000  драхм.  Э.  был
хромым; может быть это обстоятельство послужило  к  созданию  известного
анекдота о том, что Эфиальт сломал Э. ногу ради забавы.  Цельз,  приводя
слова Э.: "ты мне сломаешь ногу" и "ведь  я  тебе  говорил,  что  ты  ее
сломаешь", восклицает: "Разве ваш Христос  среди  своих  мучений  сказал
что-нибудь столь прекрасное". На это Ориген отвечал: "Наш Бог ничего  не
сказал, а  это  еще  прекраснее".  Эпиктетом  увлекался  император  Марк
Аврелий. Арриан по отношению к Э. занимает такое же место, как Ксенофонт
- по отношению к  Сократу.  Appиан  записывал  слова  Э.  и  передал  их
потомству в двух сочинениях: "Беседы", в восьми книгах, из коих  до  нас
дошли четыре, и "Руководство" Э. Оба произведения  принадлежат  к  числу
возвышеннейших  и  благороднейших  моральных   произведений.   Простота,
ясность и благородство произведений Э. производили  такое  влияние,  что
чтение сочинений этого язычника, столь,  впрочем,  близкого  по  духу  к
христианской нравственности, было  весьма  распространено  в  монастырях
первых веков христианской эры. 400 лет по смерти Э. из Афин был  изгнан,
согласно декрету императора Юстиниана (529 г.), запрещавшему  пребывание
философов в Афинах, Симплиций, последний греческий философ. В числе  его
сочинений наиболее  видное  место  занимает  читаемый  и  до  настоящего
времени "Комментарий на Руководство Э.". Сочинения Арриана  и  Симплиция
представляют главнейший материал  для  суждения  о  философии  Э.  Э.  -
типичнейший  представитель  стоицизма,  хотя   некоторые   исследователи
(Целлер) и указывают на то, что Э., в своем презрении к точному  знанию,
следовал более за циниками, чем за стоиками, а в нравственном его учении
заметен менее резкий, горделивый и само удовлетворенный тон, чем обычный
для стоицизма; именно вторая  из  указанных  особенностей  -  стоический
аскетизм, понимаемый совершенно  особенным  образом,  -  сближает  Э.  с
христианскими  писателями.  Напрасно  было  бы  искать  у   Э.   научных
исследований или доказательств известных положений; он  не  интересуется
ни логикой, ни физикой, ни даже теоретическим обоснованием этики.  Он  -
проповедник моралист; наука имеет  для  него  ценность  лишь  постольку,
поскольку ею можно воспользоваться для  целей  нравственной  жизни,  для
того, чтобы сделать человека свободным и счастливым. На первом  плане  в
философии  Э.  стоит  вера  в  Божество  и  Провидение;  душа   человека
представляется ему  частью  Божества,  находящейся  с  ним  в  единении.
"Каждое движение души Бог чувствует как свое собственное" ("Беседы",  1,
14). Место доказательств у Э. занимает внутреннее  убеждение.  "Хотя  бы
многие - говорит Э., обращаясь к ученикам, - и были слепы,  но  все  же,
может быть,  среди  вас  найдется  один,  который  за  всех  споет  гимн
Божеству. И чего же иного ждать от хромого старика, как не  хвалы  Богу?
Если б я был соловьем, то делал бы то, что свойственно соловью; если б я
был лебедем, то делал бы свойственное лебедю; но  я  разумное  существо,
поэтому и должен хвалить Бога; это мое дело, и я не покину своего поста,
пока жив, и вас буду призывать к тому же  делу"  ("Бес.",  1,  16).  Вот
характерное для Э. место, определяющее его отношение к знанию, а также к
политеизму греков и к монотеизму греческой философии. Для Э. было  ценно
сознание  Божества  и  проведение  этого  сознания   в   жизни,   а   не
теоретические о нем размышления. Точно то же следует сказать и об этике:
Э. берет нравственность как непосредственно данный факт сознания,  общий
всем людям и по своему содержанию  вытекающий  из  веры  в  Божественное
начало. Общее сознание нуждается в некотором выяснении,  мнение  следует
отделить от истины, и это возможно путем  определения  общих  понятий  и
подведения под них частных, т. е. путем того диалектического процесса, к
которому прибегал Сократ ("Бес.", II, 11,  12  и  др.).  Главная  задача
философии Э. состоит в освобождении человека и даровании ему этим  путем
счастья; следовательно, важнейшее  понятие,  требующее  выяснения,  есть
свобода или то, что в нашей власти (to ej hmin и to ouc ejhmin). В нашей
власти находится внутренняя жизнь сознания и главным  образом  состояния
воли, распоряжающейся представлениями. Все внешнее не в нашей власти, а,
следовательно, и представления, поскольку они суть  показатели  внешнего
мира. Главная задача состоит в правильном понимании того,  что  в  нашей
власти, и в правильном отношении  ко  всему,  что  не  зависит  от  нас.
Независящее от нас не должно покорять свободы нашего духа; мы должны  ко
всему внешнему относиться равнодушно. "Бойся только того,  что  в  твоей
власти и уничтожь ранее всего  все  свои  желания".  "Не  требуй,  чтобы
события согласовались с твоими желаниями, но  согласуй  свои  желания  с
событиями - вот средство быть счастливым". Даже величайшее несчастье  не
должно  нарушать  покоя  мудреца:  все  случающееся  в   связи   событий
необходимо и целесообразно, поэтому из  всего  можно  извлечь  некоторую
нравственную пользу. На величайшего преступника  мудрец  будет  смотреть
как на несчастного; обращение внутрь себя влечет  за  собой  свободу.  -
Такова основная тема рассуждений Э., которую он варьирует, но к  которой
постоянно возвращается. Нет основания подробно излагать систему Э.,  так
как он сам подробнее останавливается лишь на вопросах практики. В  своих
беседах он весьма часто упоминает  с  большим  уважением  о  Хризиппе  и
Зеноне, а также о Диогене и других представителях раннего стоицизма,  но
ни разу не ссылается на младших стоиков, т. е. на Панеция  и  Посидония.
Бонгефер, которому принадлежат два исследования, касающиеся Э. ("Epictet
und die Stoa", Штуттг., 1890, и "Die Ethik des Stoikers Epictet", ibid.,
1894), сводит этику Э. к трем основным положениям: 1)  всякое  существо,
а, следовательно, и человек, стремится  к  тому,  что  ему  полезно;  2)
истинная сущность человека  состоит  в  духовности,  благодаря  коей  он
родственен Божеству; обращаясь к этой своей природе, единственно  ценной
и свободной,  человек  находит  счастье;  3)  дух  человека  по  природе
нуждается в совершенствовании и развитии,  которые  достигаются  упорною
работою над самим собой. Эвдаймонизм Э. тесно связан с  его  идеализмом;
отличительной чертою воззрений Э. является его оптимизм: "заботься  и  о
внешнем, но не как о высшем, а ради высшего"  ("Бес.  ",  II,  23).  При
несомненной близости Э. к воззрениям христианской морали, есть у него  и
черты, не свойственные христианству - напр. его  интеллектуализм,  черта
обще-греческая,  заставляющая  его  видеть  добродетель   в   правильном
понимании, в истинном  знании.  Этот  же  интеллектуализм  определяет  и
странное отношение Э. к детям: он приравнивает их к животным. "Что такое
дитя? только незнание и неразумность" ("Бес.", II, 1).

   Литература об Э. указана у Целлера и Бонгефера. Имеет значение  книга
Констана Марта, "Философы и поэты моралисты во времена римской  империи"
(перевод с французского, Москва, 1879). Книга  Schrank'a,  "Der  Stoiker
Epictet  und  seine   Philosophie"   (Франкфурт,   1885)   внимания   не
заслуживает.
   Э. Р.

 

Оглавление