- Хорошо, я для тебя это сделаю.
      После того потихоньку говорил:
      - По щучьем веленью, а по моему прошенью, выкинь-ка ты, море, эту бочку, в которой мы сидим, на сухое место, только чтоб поближе к нашему государству, а ты, бочка, как на сухом месте будешь, то сама и расшибися!
      Лишь только успел дурак выговорить сии слова, как море начало волноваться и в тот час выкинуло бочку на сухое место, а бочка сама и разсыпалась. Емеля встал и пошел с принцессою по тому месту, куда их выкинуло, и увидел дурак, что они были на весьма прекрасном острове, на котором было премножество разных дерев со всякими плодами, и принцесса, все то видя, весьма радовалась, что они на таком прекрасном острове, а после того говорила:
      - Что ж, Емеля, где мы будем жить, ибо нет здесь ни шалаша, ничего?
      Но дурак говорил:
      - Вот ты уж и многаго требуешь.
      - Сделай милость, Емеля, вели поставить какой-нибудь домик, - говорила принцесса, - чтобы можно нам было во время дождя укрыться.
      Ибо принцесса знала, что он все может сделать, ежели только захочет.
      Но дурак сказал:
      - Я ленюсь.
      Она опять начала его просить, и Емеля, будучи тронут ея просьбою, принужден был для нея сделать и, отошед от нея, говорил:
      - По щучьему веленью, а по моему прошенью, будь среди сего острова такой дворец, чтоб вдвое был лучше королевскаго, и чтоб от моего дворца был хрустальный мост, а во дворце чтоб были разнаго звания люди!
      И лишь успел выговорить сии слова, то в ту же минуту и появились преогромный дворец и хрустальный мост. Дурак взошел с принцессою во дворец и увидел, что в покоях было весьма богатое убранство, и было премножество людей, как лакеев, так и всяких разночинцев, которые ожидали от дурака повеления. Дурак, видя, что все были как люди, а он был один только не хорош и глуп, захотел, чтоб сделаться получше, и для того говорил:
      - По щучьему веленью, а по моему прошенью, кабы я сделался такой молодец, чтоб мне не было подобнаго и чтоб был я чрезмерно умен!
      И лишь успел выговорить, то в ту же минуту сделался так прекрасен, а при том и умен, что все удивлялись. После того послал Емеля из своих слуг к королю, чтоб звать его к себе и со всеми министрами. Посланный от Емели поехал к королю по тому хрустальному мосту, который сделал дурак. И как приехал во дворец, то министры представили его пред короля, и посланный от Емели говорил:
      - Милостивый государь! Я прислан от моего господина с покорностию просить вас к себе кушать.
      Король спрашивал:
      - Кто таков твой господин?
      Но посланный отвечал:
      - Я не могу вас сказать, милостивый государь (ибо дурак ему не велел сказывать про себя, кто он таков), о моем господине ничего: а когда вы сами будете кушать, в то время он вам и скажет о себе.
      Король, любопытствуя знать, кто прислал его звать кушать, сказал посланному, что он будет непременно, и посланный возвратился назад. А когда пришел тот час, то король поехал со всеми министрами к дураку по тому мосту, и как приехал король во дворец, то вышел Емеля на встречу королю и принимал его за белыя руки, целовал в сахарныя уста, вводил его в свой белокаменный дворец, сажал его за столы дубовые, за скатерти браныя, явства сахарныя, за питья медовыя, и за столом король и министры пили, ели и веселились. А как встали из-за стола и сели по местам, то дурак говорил королю.
      - Милостивый государь! Узнаете ли вы меня, кто я таков?
      И как Емеля был в то время в пребогатом платье, а притом и лицом был весьма прекрасен, то и нельзя было его узнать, почему король и говорил, что он не знает. Но дурак говорил:
      - Помните ли вы, милостивый государь, как дурак к вам приезжал на печи во дворец, и вы его, засмоля в бочку и с дочерью, пустили в море? Итак узнайте теперь меня, что я тот самый Емеля.
      Король, видя его пред собою, весьма испугался и не знал, что делать. а дурак в то время пошел за его дочерью и привел ее пред короля. Король, увидя свою дочь, весьма обрадовался и говорил дураку:
      - Я пред тобою весьма виноват и за то отдаю тебе свою дочь в замужество.
      Дурак, слыша сие, с покорностию благодарил короля, и как у Емели все было готово к свадьбе, то в тот же день и праздновали ее с великим великолепием; а на другой день дурак сделал великолепный пир для всех министров, а для простого народу выставлены были чаны с разными напитками. И как веселие то отошло, то король отдавал ему свое королевство, он он не захотел. После того король поехал в свое королевство, а дурак остался в своем дворце и жил благополучно.
     
     
      Ивашка медвежье ушко
     
      В некотором царстве, в некотором государстве жил крестьянин, у него родился сын, у котораго было медвежье ухо, почему и назван он был Ивашкою-медвежьим ушком.
      Но как Ивашка-медвежье ушко начал приходить в совершенный возраст, то стал ходить на улицу рогатицу с ребятами играть; и кого ухватит за руку, то оторвет руку прочь, кого за голову, то оторвет голову.
      Крестьяне, не стерпя таковых обид, начали говорить Ивашкину отцу, чтоб он унимал своего сына или не пускал со двора на улицу играть с ребятами.
      Отец долгое время бился с Ивашкою, но видя, что сын его не унимается, решился его сослать со двора и сказал ему:
      - Поди от меня, куда хочешь, а я тебя держать в доме своем не стану; я опасаюсь, чтобы мне не нажить от тебя какой себе беды.
      Итак Ивашка-медвежье ушко, простясь со своим отцом и матерью, пошел путем-дорогою. Шел он долгое время, потом подошел к лесу и увидел человека, копающего дубовые пенья. Он подошел к нему и спросил:
      - Добрый человек, как тебя зовут?
      - Дубынею, - отвечал сей, и они с ним побратались и пошли далее.
      Подходя же к каменной горе, увидели человека, копающего каменную гору, которому сказали:
      - Бог на помощь тебе, добрый молодец! Как тебя зовут? – спросили они.
      - Имя мое Горыня, - отвечал сей.
      Они также назвали его своим братом и предложили ему, чтобы он, оставя рыть гору, согласился идти с ними вместе; он согласился на их предложение, и пошли все трое вместе путем-дорогою и шли несколько времени.
      Идучи по берегу реки, увидели человека, сидящего и имеющего превеликие усы, которыми он ловил рыбу для своей пищи. Они все трое сказали ему:
      - Бог на помочь тебе, брат, ловить рыбу!
      - Спасибо, братцы, - отвечал он.
      - Как тебя зовут? – спросили они.
      - Усыня, - отвечал он.
      И сего назвали своим братом, и взяли Усыню с собою. И таким образом они все четверо шли долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается; напоследок подошли к лесу, увидели избушку на куриных ножках, которая туда и сюда повертывается.
      Они, подошед к ней, сказали:
      - Избушка! Стань к лесу задом, а к нам передом.
      Избушка им повиновалась, и взошед в оную, они стали советоваться, как им жить да быть; потом пошли все в лес, набили дичи и настряпали для себя кушанья.
      На другой день оставили Дубыню для стряпни, а сами пошли в лес для промысла.
      Дубыня, приготовя кушанья, сел под окошко дожидался своих братьев. В то самое время приехала баба-яга на железной ступе, пестом погоняет, а языком след заметает и, взошед в избушку, говорила:
      - Доселева русскаго духу слыхом не слыхивала и видом не видывала, ныне и слышу и вижу.
      Оборотясь же к Дубыне, спросила:
      - Зачем ты сюда, Дубыня, пришел?
      Потом зачала его бить и била до полусмерти; потом приготовленную пищу всю поела, а сама уехала.
      Как пришли товарищи Дубыни с охоты своей, то требовали от него кушанья, и он им, не объявляя, что его прибила баба-яга, сказал, что занемог, а потому и ничего не состряпал.
      Таким же образом поступила баба-яга с Горынею и Усынею. Напоследок досталось сидеть дома Ивашке-медвежьему ушку; он остался, а товарищи пошли на добычу.
      Ивашка всего наварил и нажарил; нашедши у бабы-яги кринку меду, сделал у печи столб, сверху воткнул клин, а мед пустил по столбу; а сам сел на печи и спрятался за оный столб, приготовляя три прута железные.
      Несколько времени спустя приехала баба-яга и закричала:
      - Доселе русскаго духа слыхом не слыхивала и видом не видывала, а ныне и слышу и вижу; зачем ты, Ивашко-медвежье ушко, сюда пришел да еще надругался над моим добром?
      И начала по столбу лизать языком мед, а как стала доставать языком по трещине, то Ивашка вынул из столба клин, и прищемя ей язык, вскочил с печи до тех пор сек ее теми железными прутьями, пока начала она просить, чтоб он ее отпустил, и обещалась с ним жить мирно и к нему более не ездить.
      Ивашка согласился исполнить ея просьбу, освободил язык и, положа ягу-бабу под угол, сам сел под окошка, дожидаясь своих товарищей, которые вскоре пришли и думали, что и с ним так же поступила баба-яга. Но, увидя, что у него кушанье все приготовлено, весьма сему удивлялись.
      После обеда он разсказал им, как он поступил с ягою-бабою, и смеялся им, как они сладить не могли с нею.
      Напоследок, желая показать избитую ягу-бабу, повел их под угол, но уже ея не было; посему они, вознамерившись за нею идти следом, пришли к камню, который подняв, усмотрели глубокую яму и вздумали туда спуститься.
      Но как никто из его товарищей не осмелился сего учинить, то согласился Ивашка-медвежье ушко; зачали вить веревки, сделали люльку и опустили его в яму.
      Между тем Ивашка приказал им дожидаться себя целую неделю; и если в сие время не получат от него никакого известия, то бы более не ждали.
      - Когда же я буду жив и потрясу за веревку, - говорил он, - то вы тащите люльку, если будет легко, а когда тяжело, то отрубите, дабы вместо меня не вытащить яги-бабы.
      Простясь с ними, он опустился в ту глубокую подземную пропасть.
      Он ходит там долгое время, наконец, пришел к одной избушке, в которую взошед, увидел трех прекрасных девиц, сидящих за пяльцами и вышивающих золотом, а оныя были дочери яги-бабы; и как оне увидели Ивашку-медвежье ушко, то спросили:
      - Добрый молодец, зачем ты сюда зашел? Здесь живет наша мать яга-баба, и как скоро она сюда придет, то уже тебе не быть живому, она тебя умертвит; но если ты нас освободишь из сего жилища, то мы тебе дадим наставление, как спасти свою жизнь.
      Он обещался их вывести из сей пропасти; и они разсказали ему, что как скоро мать приедет, то бросится на него и станет с ним драться, но она потом устанет и побежит в погреб, в котором у нея стоят два кувшина с водою: в синем кувшине сильная вода, а в белом – безсильная.
      Лишь только дочери яги-бабы окончили свой разговор, то услышали, что мать их едет на железной ступе, пестом погоняет, а языком следы заметает, и сказали о сем Ивашке.
      Приехав же, баба-Яга закричала:
      - Доселе русскаго духа слыхом не слыхала и видом не видала, а ныне и слышу и вижу; зачем ты, Ивашка-медвежье ушко, пришел сюда? Ты и здесь уже вздумал меня безпокоить.
      Бросилась она вдруг на него и начала драться; долгое время дрались оба и напоследок упали на землю.
      Баба-яга полежав несколько, вскочила и побежала в погреб, куда за нею следом бросился Ивашка; и она, не разсмотря, ухватила белый кувшин, а Ивашка – синий и стали пить; после сего вышли из погреба и начали опять драться; Ивашка ее одолел и, схватя за волосы, бил бабу-ягу ея же пестом.
      Она стала просить Ивашку, чтобы он помиловал ее, обещаясь с ним жить мирно, и что сей же час выйдет из сего места. Ивашка-медвежье ушко на сие согласился и перестал бить ягу-бабу.
      Как скоро она уехала, он пошел к ея дочерям, поблагодарил их за наставление и сказал им, чтобы оне приготовились к выходу из сего места.
      Как только оне собрались, он, подошед к веревке, потряс оною; тотчас его товарищи опустили люльку; он посадил большую сестру и с нею приказал, чтобы их всех вытаскивали.
      Товарищи Ивашкины, вытащив девицу, удивлялись; но, известясь от нея обо всем, и прочих сестер ея перетаскали.
      Напоследок опустили люльку за Ивашкою, и как он в то время наклал в люльку много платья и денег, к нему же сел и сам, то товарищи его, почувствовав тяжесть, думали, что селя яга-баба, отрубили веревку и там Ивашку оставили. Между тем, согласились на тех девицах жениться, что исполнить не замедлили.
      Между тем, Ивашка-медвежье ушко долго ходил по сей пропасти и искал выхода; наконец, к счастию, нашел в темном месте железную дверь, которую отломав, шел долгое время в оной темноте; потом вдали увидел свет и, шедши прямо на оный, вышел из пропасти. По сем вознамерился искать своих товарищей, которых вскоре нашел, и они уже все трое поженились. Увидя их, стал говорить, для чего они его оставили в пропасти!
      Но товарищи, испугавшись, говорили Ивашке, что Усыня отрубил веревку, котораго Ивашка убил, а жену его взял за себя, и стали все вместе жить поживать, да добра наживать.
     
     
     
      Бова Королевич
     
      В некотором царстве, в некотором государстве жил-был князь по имени Гвидон. Мудро управлял он своим обширным владением, был храбр и в добавок еще обладал несметным богатством. Соседи князья все уважали его и наперерыв один перед другим спешили предложить ему дружественный союз.
      Однажды вздумалось ему отправиться в один из соседних городов, в котором правил народом Кирбит Верзеулович.
      Князь Кирбит был очень рад дорогому гостю, встретил Гвидона у городских ворот и тотчас же пригласил к себе в терем – откушать хлеба-соли. – Нечего и говорить, что стол был приготовлен необыкновенно роскошно. – Но, что всего более поразило Гвидона, так это красота дочери князя Кирбита Мелетрисы Кирбитовны. Увидав ее, он влюбился в нее, как говорится, по уши и вознамерился во что бы то ни стало взять ее за себя в замужество. Долго думать он не любил, а потому, когда вернулся в свои владения, то ни мало не медля написал к Кирбиту Верзеуловичу письмо, в котором изъявлял ему свое желание – соединиться браком с его дочерью. – Письмо это должен был доставить один из приближенных его вельмож.
      Князь Кирбит прочел письмо Гвидона и с радостию согласился исполнить его желание, но Милитриса Кирбитовна никак не хотела вступить с ним в брак и только по настоянию отца решилась отдать ему руку. Посол возвратился к Гвидону с благоприятным ответом, а вслед за ним прибыл и великолепный поезд невесты, сопровождаемый отцом и первейшими его вельможами.
      Сочетавшись браком, князь Гвидон жил с Милитрисою Кирбитовною три года с половиною и у них, к общей их радости, родился сын, котораго назвали Бовою Королевичем.
      Милитриса Кирбитовна была постоянно окружена всевозможною роскошью… Чего бы ей кажется не доставало? – Всего у нее вдоволь: и нарядов дорогих и сластей заморских. Словом сказать, не успеет она, бывало, глазом мигнуть, а уж перед нею все является по ея желанию; грешно было сказать и то, чтобы муж не любил ее; напротив, он сам не знал как бы приласкаться к ней; но на все это Милитриса Кирбитовна смотрела с пренебрежением, не разделяла никаких удовольствий двора своего. Не могли придумать, чтобы могло быть причиною ея безпрестанной грусти.
      Раз, проснувшись ранее обыкновеннаго, она позвала к себе преданнаго ей слугу Личарда и голосом несколько взволнованным сказала ему:
      - Личард! Вот тебе письмо, отвези его к храброму и сильному князю Додону! Но смотри, чтобы оно было непременно передано ему в руки: если же да ты не исполнишь верно моего поручения, то поплатишься за это своею жизнию.
      Личард привык уже безпрекословно повиноваться воле своей повелительницы, а потому, не мешкая ни минуты, спешил исполнить в точности ея приказание.
      Письмо, которое передала ему Милитриса Кирбитовна, было следующаго содержания:
      «Любезный князь Додон!
      Родителю моему угодно было, совершенно против моего желания, отдать меня замуж за князя Гвидона. – Находясь в таком неприятном положении, я решаюсь, наконец, просить тебя: освободи меня силою своего оружия от моего мужа, котораго я ненавижу».
      Додон, прочитав письмо, немедленно приказал трубить в рог и сзывать свою дружину на брань. – Живо собралось сорокатысячное войско и ожидало приказания от своего князя. Додон повел его к столичному граду Гвидонову и расположился с ним на лугах княжеских.
      Как скоро Милитриса Кирбитовна увидала из окна своего терема белеющиеся на лугах шатры и войско Додоново, в ту же минуту нарядилась в самое лучшее платье и веселая вошла к своему мужу Гвидону.
      - Знаешь ли, о чем я хочу просить тебя! – сказала она ему с притворно-ласковою улыбкою.
      - О чем? Говори! Будь уверена, что я все исполню для тебя, - произнес Гвидон, обрадованный, что жена его весела и ласкова.
      - Вот видишь ли, - отвечала она, еще более ласкаясь к своему мужу, - мне захотелось мяса дикаго вепря и я желала бы, чтобы ты сам заколол его и принес ко мне. Ах, как бы ты этим утешил меня и свое детище, которое я теперь в себе чувствую.
      Ласки жены до того разнежили Гвидона, что, в угождение ей, он поехал за город; а Милитриса Кирбитовна приказала запереть городския ворота, поднять подъемные мосты и отнюдь никого не впускать внутрь города; сама же начала внимательно всматриваться в окно своего терема… Вдруг видит: муж ея, преследуемый погонею, обратил быстро коня и скачет назад в город; вот он подъехал к подъемному мосту, на минуту остановился, как бы раздумывая, что делать, вот пустился вплавь. – Обезсиленный конь его тонет: с ним вместе гибнет и муж ея.
      Обрадованная, что коварный замысел ея удался, Милитриса Кирбитовна приказала снова отворить городския ворота и опустить подъемные мосты; в это же время уведомила она князя Додона, что он безпрепятственно может вступить в город, сама вышла на встречу ему, взяла его за руку и повела в свои терема.
      Там посадила его за столы дубовые, за скатерти бранныя, предложила ему яства роскошныя, да напитки заморския. – И начали они пить, есть и сладкия речи вести.
      Бова Королевич был еще ребенком и ничего не понимал, но, увидев, что мать его сидит с незнакомым ему человеком, испугался и с отвращением выбежал из терема. Приставленный к нему дядька Симбальда насилу мог отыскать его. – И сколько потом ни старался Симбальда внушить Бове Королевичу, что он не должен выходить из повиновения своей родительницы и что всякое неуважение его к князю Додону может быть для него пагубно, все было напрасно: Бова Королевич, предчувствуя что-то недоброе, не хотел и не оказывал ни малейшей ласки к своему отчиму. Додон замечал это в ребенке и, угрызаемый совестью, решился к одному злу присоединить и другое, то есть задумал извести совершенно невиннаго младенца.
      - И вот, раз призывает он к себе Милитрису Кирбитовну и говорит ей, что видел во сне, будто бы Бова Королевич выехал на статном коне и поразил его, Додона, копьем прямо в сердце.
      Разсказав Милитрисе Кирбитовне сон свой, он прибавил:
      - Я боюсь, чтоб не случилось со мною на самом деле, если возрастет и возмужает Бова и вздумает отомстить мне за смерть своего отца, а чтоб устранить такую опасность, угрожающую мне в будущем, я прошу тебя предать Бову смерти.
      Выслушав последния слова, милитриса Кирбитовна крепко призадумалась: жаль ей было погубить свое детище, и вот она, став перед Додоном на колени, предложила ему, что будет гораздо лучше – посадить Бову в темницу и там заставить его умереть голодною смертию. По крайней мере так, предложила она, я не буду видеть его мучений и смерть своего сына перенесу гораздо спокойнее. Додон согласился с нею и Бову заперли в темницу.
      Прошло несколько дней. Милитриса Кирбитовна пошла прогуливаться по широкому двору, окружавшему терем княжеский. На этом дворе возвышалась башня, а в ней томился Бова Королевич.
      Увидав из темничнаго окна мать свою, он стал ей жаловаться, что умирает с голоду.
      Стон ребенка тронул материнское сердце Милитрисы Кирбитовны: она быстро возвратилась в терем и приказала своей девке отнести тайно к Бове несколько кусков хлеба.
      Девка-Чернявка подала Бове хлеб и горько прослезилась при виде несчастнаго.
      Бова Королевич благодарил ее за участие и, утолив голод принесенным ему хлебом, просил Чернявку, чтоб она не запирала за собой двери темницы.
      Та, сочувствуя его ужасному положению, сжалилась над ним и оставила двери отпертыми.
      Бова Королевич не почел за нужное оставаться более в темнице, вышел наружу. Но, опасаясь быть узнанным, он спешил удалиться от места своего заключения, выступил за город и продолжал пусть свой до тех пор, пока обезсиленный не упал на землю. В это время мимо него проходила шайка подозрительных людей, промышлявших грабежом. Такой прекрасный мальчик, как Бова Королевич, показался им выгодною добычею, они взяли его, отвезли к корабельной пристани, которая находилась по близости и предложили его на продажу корабельщикам.
      Пленяясь красотою мальчика, корабельщики охотно купили его.
      - Чей ты сын? – спросил его тогда один из корабельщиков.
      - Отец мой музыкант, а мать прачка, - отвечал простодушно Бова. – и сам стал прохаживаться по кораблю и с любопытством осматривал все предметы; потом, подкрепив силы свои сытною пищею, Бова лег спать.
      Корабельщики начали спорить между собою, кому владеть этим мальчиком.
      Бова прислушался к их спору, встал и отвечал им:
      - Вы спорите кому владеть мною? Не спорьте, я буду принадлежать и прислуживать всем вам.
      Умный и скромный ответ очень понравился новым хозяевам Бовы и за это они еще более полюбили его.
      После долгаго плавания, корабль пристал к одному знаменитому городу, которым управлял князь Зензевей Андронович.
      Как только донесли князю Зензевею о прибытии чужеземнаго корабля, он тотчас же послал вельмож своих узнать от корабельщиков, с каким товаром они прибыли.
      Пришли вельможи на корабль и, взглянув на Бову, до того очаровались красотой его, что совершенно позабыли о возложенном на них поручении, и когда возвратились к князю, ни о чем больше не разсказывали ему, как только про прекраснаго мальчика. Зензевей едва верил разсказам их и, чтобы удостовериться в истине, пошел на корабль сам. – но лишь только корабельщики, по его требованию, подвели к нему Бову, он также, как и вельможи, изумился красотой мальчика и, не входя ни в какия подробности, настоял на том, чтобы корабельщики продали его за триста литр золота.
      - Какого ты роду? – спросил Зензевей Бову, когда он привез его к себе во дворец.
      - Отец мой музыкант, а мать прачка, - отвечал ему скромно Бова Королевич.
      - А когда ты простаго роду, - сказал Зензевей, - то будь моим старшим конюшим.
      Бова поклонился Зензевею, поблагодарил его за милостивое к нему расположение и пошел на конюшню.
      В это время дочь Зензевея Андроновича, прекрасная Дружевна, увидела Бову из окна своей комнаты и пленилась красотой его и, узнав, что ему уже назначена должность конюшаго, стала его упрашивать, чтобы мальчика этого оставили при ней. Зензевей охотно согласился на ея просьбу, будучи доволен тем, что Бова нравился его дочери точно также, как и ему.
      Началось для Бовы житье самое приятное. Все любили и ласкали его, как потому, что видели расположение к нему князя и его дочери, так и за то, что он старался всем угодить своею кротостию и услужливостию.
      Так прошло несколько лет. Бова из прекраснаго мальчика сделался красивейшим в мире юношею.
      В это время к столице Зензевеевой подступил с огромным войском князь Маркобрун и трбовал, чтобы Зензевей отдал за него дочь свою, прекрасную Дружевну, в противном же случае грозил весь город истребить, самого князя в полон взять, а дочь его силою принудить выйти за него замуж.
      Сильно призадумался Зензевей, струсил на порядках, но делать нечего; собрал он кое-какое войско и вышел на встречу к неприятелю. Началась битва жестокая; с обеих сторон дрались отчаянно; однакоже, как храбро не сопротивлялся Зензевей, но должен был уступить превосходству сил. Маркобрун, одержав победу, уже готовился вступить в город, чтобы привести в исполнение свои угрозы.
      Раздосадовал Бова, как узнал, что Зензевей проиграл сражение, что войско его бежит в безпорядке. В первый раз тут он почувствовал в себе силу богатырскую и крепкия руки его как бы сами просились поразведаться с Маркобруном. Минуты были дороги. Он пошел к княжне и сказал ей:
      - Княжна, позволь мне идти сражаться за твоего батюшку; прикажи мне только дать коня и меч.
      - Как это возможно, Бова, - возразила Дружевна, - ты еще очень молод, чтобы сражаться с таким сильным неприятелем. Враги тебя раздавят как муху… Нет, нет, я не пущу тебя на явную смерть…
      Но Бова не посмотрел на запрещение княжны, побежал в конюшню, выбрал коня, взял метлу и выехал за городския ворота. Маркобруновы воины, увидав, что против них выехал витязь в таком возрасте и в добавок еще с метлою в руке, начали смеяться над ним, а Бова, слыша их насмешки, пришел в такую ярость и так начал размахивать метлою, что побил до двух сот тысяч неприятелей… Остальные вместе с Маркобруном едва спаслись бегством.
      Дружевна, как узнала о подвигах своего любимца, не могла нарадоваться на него, а Зензевей не находил даже слов, чтобы достаточно выразить ему свою благодарность.
      Через несколько времени к столице Зензевея подступил новый неприятель – князь Лукопер, у которого голова была с пивной котел, а между глаз целая пядень укладывалась.
      Снова начались требования в замужество княжны Дружевны и повторились угрозы разорить город и взять ее силою. Зензевей и в этот раз проиграл битву. Пришлось опять Бове снаряжаться в поход; взял он коня богатырскаго да меч-кладенец, выехал против врагов и как начал размахивать мечом своим в разныя стороны, так куда и несметное войско девалось: всех перебил до единаго, даже и сам Лукопер с большой головой своей не избег смерти.
      Подвиг, совершенный теперь Бовою Королевичем, был гораздо важнее перваго, а потому, когда он подъехал к городским воротам, жители вышли к нему на встречу и громкими криками приветствовали победителя. На крыльце же дворца княжескаго встретили его сам Зензевей Андронович с своею дочерью и со всеми вельможами. Тут Бова соскочил с коня своего и, низко раскланявшись, поздравил князя с победою. Зензевей поблагодарил Бову за храбрость, пожаловал ему чин и приказал немедленно записать его в бояре; потом он взял Бову за руку и вместе с ним и с прекрасною Дружевною пошли впереди всех во дворец. Тотчас же загремела веселая музыка, засветились безчисленными огнями огромныя залы княжеския и полилось рекою в золотых кубках вино драгоценное. Все поздравляли Бову.
      Дружевна еще более полюбила его и раз, беседуя с ним, высказала ему, что никак не верит, чтобы он мог быть сын простолюдина.
      - Да, княжна, - отвечал ей на это Бова, - твое предчувствие справедливо: я сын славнаго Гвидона, а мать моя Милитриса Кирбитовна, дочь знаменитаго князя Кирбита Верзеуловича.
      Обрадованная княжна была вне себя от восторга. Теперь ей не стыдно было оказать своему любимцу ласку и ея сердце могло биться свободней при той страсти, которую она уже питала к нему.
      Казалось, все благоприятствовало Бове: его ожидали и почести и слава, а вдобавок и еще любовь княжны Дружевны, которой так домогались многие из храбрых и сильных князей. – Но взамен всего этого коварная зависть готовила ему удар и удар решительный.
      - Он должен непременно погибнуть!
      Так разсуждал один из придворных князя Зензевея, - и с этою целью изготовил подложное письмо, передал его Бове и от имени князя велел ему тотчас же отвезти пакет к князю Султану Султановичу, отцу убитаго Лукопера.
      Не подозревая нисколько злодейскаго умысла, Бова поспешно сел на коня и отправился по назначению. Путь был не близок: солнце сильно палила землю; пот крупными каплями катился с лица утомленнаго путника. Ему захотелось пить; но куда ни озирался он, нигде не было ни одного ручья, из котораго мог бы утолить свою жажду. – Бова поехал далее. Вдруг видит в стороне дуб, под которым стоит старик и пьет из кружки воду. Он живо подскакал к нему и спросил:
      - Кто ты такой, старичок?
      - Я странник, - отвечал тот.
      - Дело похвальное, - заметил Бова, - однако я вижу, что ты пьешь воду, а меня Вильно мучит жажда: сделай одолжение, позволь и мне напиться.
      - Изволь, я налью тебе в кружку воды, - сказал странник. – После чего он отвернулся, наполнил кружку водою и незаметно всыпал в воду усыпительнаго порошку. Бова, чувствуя жажду, с жадностью выпил всю воду. Не прошло и двух минут, как его одолела сильная дремота, он упал с коня и заснул крепчайшим сном. Но каково же было его негодование, когда, проснувшись, он увидел, что возле него не было ни меча-кладенца, ни коня богатырскаго. Почтенный старик, тоже скрывшийся из глаз, лишил его и того и другого.
      - Ах, проклятый бродяга, - говорил в досаде Бова, - какую сыграл со мною пакостную штуку.
      Потужил, погоревал Бова о своих верных товарищах, но делать было нечего пошел пешком. Чрез несколько дней, пред глазами его открылся обширный город. Он направил шаги свои прямо к нему и перваго встретившагося ему прохожаго спросил:
      - Скажи, любезный, как называется этот городок и кому он принадлежит?
      - Он принадлежит славному и знаменитому князю Султану Султановичу, - отвечал прохожий.
      - А! его-то мне и нужно, - сказал про себя Бова и пошел прямо во дворец к Султану.
      Султан распечатал письмо и вдруг суровое лицо его побагровело. Он взглянул на Бову с яростным видом и вскричал:
      - А! это ты, злодей, убил моего сына Лукопера и побил все мое храброе воинство. Хорошо, что ты сам пришел ко мне на смерть. Теперь ты жив не останешься. Эй, стража! – продолжал он, захлопав в ладоши.
      Стража немедленно явилась.
      - Возьмите вот этого злодея и отведите прямо на виселицу, - приказал Султан.
      Стража появилась и повели Бову на виселицу.
      Грустно стало Бове. Он никак не ожидал, чтобы Зензевей вместо благодарности отослал его на явную смерть. Но, рассуждал Бова, неужели в самом деле я должен погибнуть как преступник? И за что же? За то, что верно служил Зензевею, что несколько раз спасал его от врагов… Нет, этого не будет! Я не позволю лишить себя жизни, не предприняв ничего к своей защите.
      В одно мгновение бросился он на близ стоявшаго воина, вырвал у него саблю и начал работать ею направо и налево. Головы летели, как мячики, трупы ложились, как снопы, у ног богатыря; многие были побиты, а другие от страха разбежались.
      Увидя себя на свободе, Бова выбежал за город. Но Султан, уведомленный о поражении своей стражи, приказал трубить в рог и со стотысячным войском погнался за Бовою. Его схватили, и Султан стал говорить ему.
      - Ты хотел убежать от казни, но я все-таки велю тебя повесить.
      Бову повели обратно в город и отдали под крепкую стражу; необыкновенная красота юноши на этот раз спасла его.
      У Султана Султановича была дочь, прекрасная Мельчигрия Султановна. Увидя Бову, она влюбилась в него и ей стало жаль такого красавца. Она пошла к отцу своему и стала просить его об оказании милости витязю.
      - Государь мой батюшка! – говорила она, сына своего не воскресить тебе, а войска побитаго не воротить; так не вели же казнить этого богатыря. Пусть он останется между нами, привыкнет к нашим обычаям и возьмет меня за себя в замужество; такой храбрый и сильный богатырь, как он, может быть очень полезен для нашего отечества.
      Выслушав слова своей дочери, Султан разсудил, что в самом деле полезно было бы иметь его зятем, а потому приказал тотчас освободить Бову. Мельчигрия призвала его к себе и сказала:
      - Из сожаления к тебе, я выпросила тебе свободу у моего родителя; но за это, в знак благодарности, ты должен взять меня за себя замуж.
      Живо тут представилась воображению Бовы княжна Дружевна и он впервые почувствовал, что его сердце ни к кому не могло питать столько страсти, как к ней. Не желая однако же огорчить Мельчигрию, он уклончиво отвечал ей.
      - Прекрасная княжна Мельчигрия! Я еще очень молод и мне рано думать о женитьбе, а потому взять тебя замуж я не могу.
      Оскорбленная дерзким ответом, Мельчигрия объявила отцу своему, что решительно отказалась от вероломнаго богатыря и теперь он может поступать с ним как ему угодно.
      Разгневанный Султан приказал посадить Бову в темницу. Прошло три дня, назначена была казнь заключенному. Воины подошли уже к башне и стали отодвигать тяжелые засовы, которыми были заперты железныя двери.
      Услышав этот стук, который был для него предвестником близкой казни, Бова стал осматриваться кругом и что же? Вдруг видит он в углу темницы меч-кладенец, точь-в-точь как тот, который был похищен у него странником. Он схватил его и приготовился к обороне.
      Между тем двери темницы отворились и вошли воины, чтобы взять Бову и вести его на казнь. Но он не допустил до себя дотронуться; взмахнул раза два мечом и из посланных стражей не осталось ни одного, все были убиты; некому было известить Султана о случившемся.
      Уложив стражу на месте, Бова бросился бежать за город. Он уж успел достигнуть морскаго берега к корабельной пристани, у которой стоял корабль, готовый к отплытию. Корабельщики приняли его и подняли все паруса. Корабль поплыл с такой быстротою, что и сам сокол на всем лету не перегнал бы его.
      Через несколько дней плавания показался вдали берег, на котором раскинут был обширный город. На встречу попалась им рыболовная лодка. Бова подал знак, чтоб она приблизилась, и спросил сидевшаго в ней старика:
      - Кому принадлежит этот город?
      - Князю Маркобруну, - отвечал рыбак.
      - Маркобруну! – воскликнул Королевич, - не тому ли, что сватался за дочь Зензевея Андроновича?
      - Тому самому, и завтрашний день будет его свадьба с прекрасною княжною Дружевною.
      Такое неожиданное известие поразило Бову. Он начал упрашивать старика, чтоб тот довез его до города. Рыбак согласился, и проворно подплыл с ним к берегу.
      Высадившись из лодки, Бова немедленно стал пробираться по городу. Его тревожила мысль, как могло случиться, что княжна Дружевна согласилась выйти замуж за Маркобруна.
      В таких-то тяжелых размышлениях он продолжал пусть свой все далее и далее и вдруг набрел на того самаго странника, который увел у него коня и унес меч. Узнав в нем похитителя, Бова схватил его за ворот и начал сильно трясти.
      Сказывай, бездельник, куда девал ты коня моего и меч? – заговорил он.
      Почувствовав на себе богатырскую силу, странник отвечал умоляющим голосом:
      - Не трогай меня, добрый витязь, а прежде выслушай. Меч-кладенец ты уже получил.
      - Как он очутился в темнице?
      - Об этом долго разсказывать, довольно того, что он у тебя; коня своего ты тоже получишь, он находится в конюшнях Маркобруна и тебе только стоит подойти к ним и вскрикнуть: гей ты верный конь, стань передо мной, как лист перед травой, и он в то же мгновение явится к тебе. В награду за похищение мое я дам тебе три зелья, которыя имеют чудное действие: одно из этих зелий делает человека стариком, другое снова обращает его в молодого, а третье зелье усыпляющее: нужно только дать понюхать и оно наведет сон ровно на девять дней.
      Бова взял от старика зелья и пошел от него в сторону.
      Дорогою задумалось ему испытать силу одного зелья; развел он его в воде, вспрыснул на себя и сделался таким стариком, что, повидимому, малейший ветерок мог бы сдунуть его с ног, даже и самый меч его кладенец и тот обратился в клюку. В таком виде направил он шаги свои прямо ко двору Маркобруна. В это время по двору княжескому прогуливалась прекрасная княжна Дружевна. Бова подошел к ней и сказал:
      - Прекрасная Дружевна Зензевеевна, помоги бедному старику, ради Бовы Королевича.
      Услыша имя Бовы, Дружевна вдруг вспыхнула.
      - А ты разве знаешь его, старик? – спросила она.
      - Как же! – отвечал он, - мы с ним вместе сидели в одной темнице и вместе убежали из нея.
      Дружевна увела мнимаго старика во внутренние свои покои и стала разспрашивать его подробнее о Бове.
      Старик высказал ей все: как томили Бову в темнице и как хотели повесить его на виселице за то, что он отверг любовь дочери Султана Султановича прекрасной Мельчигрии. – И все это, - добавил старик, - он перенес и переносит ради любви к тебе, княжна Дружевна.
      Дружевна начала плакать только.
      - Ах, старик, если бы я знала, где он находится, то пошла бы к нему, хоть за тридевять земель, в тридесятое царство… С ним только одним я могу быть счастлива.
      - Если так, княжна, - продолжал старик, - то узнай, что Бова здесь, в городе Маркобруна. – Сам он, опасаясь быть узнанным, не посмел сюда прийти, а прислал меня поразведать: помнишь ли ты об нем.
      - Как! он здесь? – вскричала обрадованная княжна: так пойдем же к нему, старик; сегодня я могу убежать, завтра должна буду принадлежать другому, ненавидимому мною человеку…
      - Позволь, княжна, предложить тебе одно средство, которое предохранит тебя от опасности, в случае если Маркобруну вздумается послать за тобою погоню; возьми эту баночку: втней хранится зелие, имеющее снотворное действие; всыпь зелие хоть например, на руку и дай понюхать Маркобруну. Он заснет на девять дней, а в это время ты можешь быть с своим Бовою далеко. Прощай же. Завтра я зайду за тобой.
      На другой день старик подошел ко дворцу. К нему вышла на встречу Дружевна и, объявив, что Маркобрун спит, настаивала, чтобы он поскорее вел ее к Бове.
      - Постой, княжна, - сказал ей тогда старик, - я только возьму коня своего и мы отправимся. Княжна осталась одна. А старик подошел к княжеским конюшням, кликнул богатырскаго коня своего, и тот в один миг подлетел к нему. Проворно вскочив на коня, старик подъехал к княжне, помог ей сесть с ним рядом и быстро они помчались из города. Отъехав недалеко, старик слез с лошади, вспрыснул себя водой с другим зелием и принял настоящий вид свой Бовы Королевича. Радость и удивление Дружевны были до того велики, что едва верила глазам своим. Однако же нужно было спешить. И они снова пустились в путь на богатырском коне своем.
      Поздно проснулся Маркобрун; невеста его была уже обвенчана и находилась далеко. Напрасно также он приходил в гнев и посылал несметное войско свое в погоню. С Бовою был меч-кладенец и он по-прежнему разбил всех до единаго.
      Поразив этого врага, он задумал разсчитаться с другим – с своим отчимом – князем Додоном, о котором живо теперь помнил, как о виновнике всех его бедствий. С этою целию он направил путь свой прямо к столице матери. Додон, узнав о приближении Бовы Королевича, испугался, собрал огромное войско и выступил сам против него. Опять заходил меч-кладенец Бовы-Королевича, снова все поле усеяно было трупами и сам Додон не миновал смерти. После этого он уже беспрепятственно вошел в город отца своего Гвидона. Милитриса Кирбитовна стала пред ним на колени и просила прощения. Бова Королевич приподнял ее и обещал предать все забвению. В этот же день он вступил на престол и вместе с княжною Дружевною до глубокой старости управлял своим владением. Мир и довольство были всюду.
     
     
     
      Лисица и дурак
     
      В некотором государстве жил мужик, и у него было три сына: два-то умные, а третий дурак. И как было тогда летнее время, то и было у старика несколько стогов сена, и как он был очень скуп, то боялся того, чтоб не покрали у него сена; вздумал послать сыновей стеречь оное, то и говорил большому сыну:
      - Любезный мой сын, ты знаешь, что у нас теперь в поле много в стогах сена, но ежели кто-нибудь все это сено в поле украдет, то что тогда будет! И для того прошу тебя, чтоб ты пошел в поле и покараулил бы сено, чтоб его ночью никто не украл.
      Сын его отговаривался, и хотя ему очень не хотелось идти, но принужден был слушать своего отца и пошел в поле. И как пришел к стогам, то во всю ночь караулил, чтоб никто не украл сена. Потом на другой день пошел домой, и как пришел, то сказал своему отцу, что все цело; и как день тот прошел, то на другую ночь посылал старик другого, средняго своего сына, и говорит ему:
      - Поди, сынок, в поле и покарауль сено; ведь ты знаешь, что там все наши пожитки.
      Сыну хотя весьма не хотелось, но принужден был идти и, дождавшись вечера, пошел к стогам и сидел всю ночь; но как у всякаго мужика в то время свои были покосы, то никто и не думал, чтоб воровать его сено. Итак поутру на другой день пришел сын его домой и пересказал отцу, что он в поле был и что сено все цело. Отец его похвалил. Потом, как пришла третья ночь, то старик стал посылать опять большого сына; но сын ему говорил:
      - Что же, батюшка, мы и работаем все, а дурак ничего не делает; пускай хоть он караулит в поле сено. Дурак говорил, сидя на печи:
      - Да и ведомо; когда я ничего не делаю, так хотя пойду за братьев-то караулить в поле сено.
      Старик закричал на него:
      - Где тебе, дураку, караулить, иной и тебя украдет.
      А дурак говорил:
      - Нет, батюшка, я еще лучше умнаго укараулю.
      Старик, сколько ни спорил, однако принужден был послать дурака, потому что он сам просился. И дурак пошел в поле, а пришедши, сел подле стогов и смотрел, не приедет ли кто. И надобно думать, что неподалеку от тех стогов был лес, ибо увидел дурак, что из лесу бежала лисица и прямо к его стогам. Дурак, притаясь, молчал, а лисица, ухватя клочок сена, побежала обратно в лес. И как она ушла, то дурак сам себе говорил: «Я правду батюшке говорил, что я лучше еще умнаго укараулю; видишь ли, братья-то мои ничего не видали, а я уже и увидел; но я дома-то не скажу до тех пор, пока поймаю». Потом дурак просидел всю ночь и не видал после лисицы никого. А поутру пошел домой, и как пришел, то отец его спрашивал: «Что, дурак, все ли сено цело, и был ли кто?». Дурак ответил: «Нет, батюшка, не было никого, и сено все цело». Старик, не веря ему, пошел сам и осмотрел все стоги, и видя, что сено цело, дурака похвалил. А как на четвертую ночь надобно было идти к сену опять большому брату, но как дураку хотелось поймать лисицу, то он и говорит отцу своему: «Батюшка, пускай братья мои отдыхают, а я пойду караулить сено, ибо я ничего не работаю». После того пошел он в поле и сел у стогов, увидал опять лисицу, которая ухватила клочок и побежала в лес; а после никого уже во всю ночь не видал. И поутру пошел домой и сказал отцу, что все цело.
      Как день прошел, а ночь настала, то дурак сделал силки и пошел к стогам и поставил те силки в том месте, куда лисица прибегала; потом, как уже смерклось, то дурак увидел опять, что бежит лисица; а он притаился и как она прибежала к стогам, то и попала в те силки, которые дурак поставил. И дурак увидел, что лисица попала в силки, то пошел он, вынул ее и привязал подле себя. Лисица стала проситься пустить ее. Дурак говорил: «Нет, я тебя завтра отведу домой и отдам тебя батюшке; что он захочет, то с тобой и сделает». Лисица говорила дураку: «Что тебе будет прибыли, что ты отведешь к себе домой; ежели продадите меня, то немного денег возьмете». Но дурак был неупросим; лисица, видя, что никак упросить его не может, говорила ему: «Послушай, дурак, отпусти ты меня, я тебя за то сделаю королем и женю на царской дочери». Дурак, слыша сие, говорил: «Нет, лисица, ты меня обманешь». Но лисица уверяла его, что она в своем обещании твердо будет стоять. Дурак, поверяя ея словам, отпустил, а она говорила дураку, что на другой день к вечеру прибежит. Дурак после того просидел всю ночь, а поутру пошел домой, но он ничего не сказывал. И как день прошел, то дурак к вечеру пошел опять к стогам, а пришедши, сел и дожидался лисицы, которая и прибежала к нему вскоре; поговоря с ним, сказала, что это верно, она свое обещание не переменит. Потом говорила ему, чтоб он не называл себя Иванушкой-дурачком, а называл бы Иванушкой-королевичем. После того побежала опять в лес, а дурак остался у стогов и, просидя всю ночь, поутру пошел домой. А лисица как у него была, то на другой день бежала по лесу без памяти, а на встречу ей попался медведь, который спрашивал: «Куда ты, лисица, так бежишь?» Лисица говорила ему: «Вот как я для вас стараюсь и ищу вас, потому что князь здешняго владения делает нынешний день великий пир и на оном пиру хочет вас, медведей, посмотреть». Медведь побежал по лесу и тотчас собрал множество медведей и привел к лисице, а она повела их к тому князю. И как пришли в город, народ, увидя их, весьма испугался, а медведи шли за лисицею весьма смирно и, наконец, пришли ко дворцу. Лисица их остановила, а сама пошла в покой и, взошед к князю, говорила: «Милостивый государь! Красота вашей дочери принудила ехать Ивана-королевича из дальних государств, и он, приехав в ваш город, посылает вам зверей в подарок и просит, чтоб отдали дочь свою за него в замужество». Князь говорил, что он с великою радостию отдает свою дочь за Ивана-королевича; притом сказал, что он с великою нетерпеливостию желает его видеть. После того князь приказал медведей загнать в зверинец, а лисица побежала к дураку. И как прибежала к тем стогам, то спросила его: «Тут ли ты, дурак?» Он отвечал ей, что тут. Тогда лисица говорила: «Слушай, дурак: дело твое идет на лад, только что-то будет мне от тебя?» Дурак говорил: «Все, что потребуешь». Потом лисица, поговоря с ним, пообедала в лес, а на другой день опять бежала по лесу, и на встречу ей попался волк и спрашивал: «Куда ты, лисица, бежишь?» На это лисица отвечала: «Я вас, волков, ищу, но не могу найти; видите, как я об вас стараюсь. Князь здешняго владения делает нынешний день великий пир, и при таковом весели хочет вас, волков, видеть». Волк, слыша это, побежал по лесу и в минуту привел к ней пребольшое стадо волков; а лисица повела их к тому князю, и как привела их в город, народ, увидя, весьма испугался, но волки шли за лисицей смирно и никого не трогали. Когда лисица привела их перед окошками дворца, то велела им тут дожидаться, а сама пошла в покои и, взощед к князю, говорила: «Милостивый государь! Иван-королевич прислал вам еще зверей в подарок». Князь взглянул в окошко и увидел премножество волков, то, обратясь говорил лисице, что он чрезмерно доволен Иваном-королевичем, только сожалеет о том, что сам к нему не придет. Лисица отвечала: «Милостивый государь, вы принимайте прежде от него подарки, а потом увидите и самого Ивана-Королевича». Князь приказал всех волков загнать в зверинец. После того лисица была у князя во дворце, а на вечер побежала к дураку; и как прибежала к стогам, то спрашивала: «Тут ли ты, дурак?» На сие дурак ответствовал, что тут. Тогда лисица сказала ему: «Дурак, князь отдает дочь за тебя с охотою». Дурак стал ее благодарить за ея старание. Потом лисица побежала опять в лес, а дурак, просидя у стогов всю ночь, пошел домой. Лисица же на другой день бежала без памяти по лесу, и навстречу ей попалась такая же лисица, как и она, и спрашивала: «Куда ты так, сестрица, шибко бежишь?» На сие отвечала дуракова сваха: «Видите, как я для вас стараюсь: князь здешняго владения делает нынешний день великий пир, и при таком весели желает нетерпеливо видеть вас, лисиц; а как я больше бываю в городе, нежели здесь в лесу, то мне и препоручена сия комиссия, и для того поди и собирай всех лисиц, которыя находятся в этом лесу». Лесная лисица тотчас побежала по лесу и чрез минуту привела премножество лисиц перед дуракову сваху; а она повела их в город и, приведши их ко дворцу, велела им себя дожидаться, а сама пошла во дворец. И как вошла в те покои, где был князь, то говорила: «Милостивый государь! Иван-королевич прислал вам еще подарок; извольте встать и посмотреть». Как увидел князь премножество лисиц, то говорит: «Любезная лисица, я уже слишком доволен Иваном-королевичем; только сожалею о том, что он сам не приедет во дворец». Тогда лисица отвечала: «Милостивый государь! Я скажу вам правду, для чего он не приедет к вам; ибо когда за него многие короли сватали своих дочерей, то он всем отказывал; но как происшедшая о красоте вашей дочери слава дошла, наконец, в то государство, где был Иван-королевич, то он вздумал удостовериться, точно ли ваша дочь такая красавица, как о ней говорят и притом хотел сделать так, чтобы вы о нем не знали: и для того, взяв с собою одного только слугу и довольное число денег, поехал из своего государства и продолжал свой путь благополучно; а как уже был близ вашего владения, то в один весьма жаркий день вздумал отдохнуть, и увидел неподалеку от той дороги, по которой они ехали, лес. Иван-королевич поехал к тому лесу и, приехав, слез со своего коня и лег под деревом от жары отдохнуть. Во время же его сна напали на них разбойники, слугу его убили, потому что он не спал, а Ивана-королевича всего ограбили. И как он проснулся, то увидел, что слуга его убит; а он, будучи ограблен, не знал что делать; потом решился идти в ваше государство, а пришедши в ваш город, живет теперь в весьма бедном состоянии, и в таком виде стыдится перед вами явиться». Потом говорила лисица: «Вот вам вся история Ивана-королевича, для чего он к вам не едет». Князь, выслушав от лисицы все, весьма сожалел, что в его владении разбойники ограбили Ивана-королевича, а потом говорил: «Ну, любезная лисица, покажи ты теперь нам, где живет он, а я пошлю с тобой мою придворную карету, также платья и людей, и ты непременно привези его с собою». Лисица на все согласилась с охотою. И как карета и все было готово, то лисица побежала вперед, а придворная карета ехала за нею, и как неподалеку был город от той деревни, где жил дурак, то и приехали скоро к тем стогам, где он караулил сено. Лисица прибежала к нему, и карета остановилась. Потом говорила она дураку: «Милостивый государь Иван-королевич! Князь здешняго владения прислал к вам сию карету, которую вы видите, и просит вас к себе». После того начали ему волосы чесать, а потом и одевать; а как совсем его одели, то лисица села с ним вместе в придворную карету и поехала в город. Лисица, сидя с ним в карете, научала его, как подойти к князю, княгине и к нареченной своей невесте и как ему говорить. Потом приехали во дворец, и князь вышел сам к нему на встречу. Дурак тотчас подошел к князю и говорил: «Милостивый государь! Я стыжусь перед вами явиться в таком состоянии». Но князь прервал его речь и говорил: «Не напоминайте о своем несчастии; я уже от лисицы все слышал». Потом повел его князь в покои, и стали разговаривать. После того, князь велел позвать дочь свою, которая вскоре и вошла в те покои, где был князь с дураком. Но мы уже будем впредь называть его Иваном-королевичем. Иван-королевич встал со стула и поклонился весьма учтиво дочери князя, потом говорил князь своей дочери: «Любезная дочь, я призвал тебя за тем, чтобы объявить тебе счастие: Иван-королевич делает нам великую честь и хочет взять тебя в замужество; согласна ли ты?» А как он был собой недурен, то дочь его без всякаго отвращения согласилась. Князь на другой же день праздновал их свадьбу с великим торжеством, а после того отвел им в своем дворце покои, где они и жили благополучно, провожая дни свои в великом весели. И как уже прошло тому несколько месяцев, как Иван-королевич жил со своею супругою у князя, то в один день говорила ему лисица: «А что же, ты не думаешь ехать в свое государство?» Он отвечал ей: «Любезная лисица, где мое государство? Ты знаешь сама, что у меня не только целаго государства, но даже двора нет, и куда я поеду?» Но лисица говорила: «Так как я обещала сделать тебя королем, то я хочу свое обещание исполнить в завтрашний день. Скажи князю и княгине, что ты намерен ехать в свое государство, а притом проси и их, чтобы поехали с тобой и посмотрели твое государство». Иван-королевич на другой день, войдя к князю и княгине в покой, говорил: «Милостивый государь! Я у вас живу несколько уже месяцев в городе, а теперь имею намерение ехать в свое государство, то прошу вас, пожалуйста, поехать со мною вместе и посмотреть мое государство». Князь и княгиня с охотою на сие согласились и велели приготовлять все нужное к сему путешествию. Потом, как все приготовили, и сказали князю, княгине и Ивану-королевичу. При отъезде своем, князь сделал у себя великий пир, на котором множество было министров, и он, выбрав из них одного, препоручил ему правление своего владения; а после того отправились благополучно. Лисица же побежала вперед и велела всем за собою ехать. И так ехали они долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли, скоро сказка сказывается, а не скоро дело делается. Потом, как лисица бежала впереди, то и увидала, что пасут пастухи стадо рогатого скота. Увидев сие лисица подбежала к ним и спрашивала: «Какого вы государства?» Пастухи ответствовали, что они Расимскаго государства. Потом лисица спрашивала, кто у них король, на что пастухи отвечали, что король у них Риген. Тогда лисица говорила им: «Слушайте вы, пастухи: ежели вы скажете еще кому-нибудь, что король у вас Риген, то за мною едет Иван-королевич, сильный богатырь, который вас всех до смерти убьет». Пастухи, слыша от нея такия речи, весьма испугались и просили ее, чтоб она сказала, как им сказываться. Лисица же говорила: «Когда вы увидите едущих мимо вас премножество карет, и ежели станут вас спрашивать, коего вы государства, то вы скажите, что вы Расимскаго государства, славнаго богатыря Ивана-королевича; да помните же, а ежели вы скажите, что король у вас Риген, то тут же всех и изрубят». Потом побежала от них в свой путь. Вскоре после нея увидели пастухи едущих премножество карет, и как скоро подъехали к пастухам, то князь, увидя столько рогатаго скота и желая занть, коего они государства, приказал остановиться карете и велел кликнуть пастухов, а как пастухи подошли к карете, то князь спросил их: «Котораго вы государства?» Пастухи ответствовали: «Милостивый государь! Мы Расимскаго государства, славнаго богатыря Ивана-королевича». А он, слыша, что его называют, говорил: «Так, это точно мое государство». Потом поехали далее за лисицей, и князь удивился таким прекрасным лугам. А лисица увидела еще пастухов, которые пасли безчисленное множество лошадей; лисица подбежала к ним и спрашивала: «Котораго вы государства?» Пастухи отвечали, что Расимскаго государства, славнаго короля Ригена. Тогда лисица говорила: «Слушайте, пастухи: позади меня едет сильный, могучий богатырь Иван-королевич, и ежели вас спросит, коего вы государства, то вы скажите, что Расимскаго, славнаго короля ванна-королевича, а своего короля отнюдь не упоминайте, а коль скоро помянете, то он вас всех велит перерубить». Пастухи, убоявшись ея речей, обещались так сказать, как она им велела. Лисица побежала от них, а вскоре после нея приехал Иван-королевич с князем и со всеми министрами. Князь, увидя столько лошадей, захотел знать, котораго государства и, призвав пастухов, спрашивал их: «Какого вы государства!» Но как они были научены лисицею, как им говорить, то отвечали: «Милостивый государь! Мы государства Расимскаго, славнаго богатыря Ивана-королевича». Князь, обратясь, говорил: «Ну, любезный зять, надобно признаться, что мое владение ничто против твоего государства». Потом поехали за лисицею в путь, а лисица, увидя город, побежала прямо во дворец; и как вбежала в те покои, где был король Риген, ибо это точно его владение, и как увидел Риген лисицу, то спрашивал ее, зачем она пришла? А лисица, притворяясь, будто испугалась, говорила королю: «Ах, милостивый государь! Спрячьтесь вы в потайное место, чтоб вас не могли найти, ибо едет в ваше государство сильный, могучий богатырь Иван-королевич и хочет вас изрубить». Король, испугавшись, не знал, что делать, потом говорил: «Любезная лисица, я лучше его встречу со всеми моими министрами». Но лисица говорила: «Ах! Лучше и не кажитесь и поскорее спрячьтесь, ибо он уж недалеко от вашего города, а министрам прикажите, чтоб его встретили как возможно лучше и называли бы его своим королем, также и по всему городу публикуйте, чтоб называли его королем, а о вас, чтоб и не поминали; и хоть он приедет, но как все будет в угоду его сделано, и вас он не найдет, то и выедет из вашего города благополучно». Король Риген приказал публиковать всему народу, чтоб называли Ивана-богатыря королем, а его не поминали; министрам же своим приказал, чтоб как возможно лучше встретить Ивана-королевича. Потом говорил король: «А я, любезная лисица, спрячусь вот в этот дуб». Ибо переел окнами его дворца поставлен был дуб, но верхушка была с него срублена и в нем было пусто, и потому называлось оно дуплом. Лисица ему сказала, что очень хорошо. И король спрятался в то дупло. А лисица послала Ивану-королевичу навстречу многих министров. И как скоро въехал он в город, то встретили его все министры, потом препроводили его во дворец; и как взошел Иван-королевич в покои с князем, то князь удивился убранству покоев. Потом весь день препроводили в весели. И как на другой день сделали великий пир, то лисица отвела Ивана-королевича в особливыя комнаты и говорила ему: «Слушай: прежде прикажи это дупло прострелить, которое стоит пред окнами дворца, а потом уж веселись». Иван-королевич, по научению лисицы, вышел к министрам и говорил: «Мне кажется, что это дупло стоит не у места; однако, я хочу видеть, пролетит ли сквозь него из ружья выпаленная пуля». Министры, хотя знали, что там находился их король, но застращены были от лисицы, что он имел великую силу, то и не смели ему ничего говорить, и по приказанию его прострелили то дупло несколько раз, а в нем убили и расимскаго короля Ригена. После того день тот веселились; как ночь наступила, то лисица велела то дупло срубить и тайно похоронить короля. По смерти его Иван-королевич сделался настоящим королем и для того сделал великий пир и многих министров награждал деньгами, а кого чинами. Потом веселились несколько месяцев, и после того веселья князь поехал в свое владение, а Иван-королевич остался в своем Расимском государстве, жил благополучно с супругою своею, проводили дни свои в весели; а лисица жила уж остальное время в покое за свои услуги.
     
     
      Еруслан Лазаревич
     
      В некотором царстве, в некотором государстве жил-был князь Картаус. Много было роскоши при дворе его, много находилось также сильных и могучих богатырей, но славнее их всех был храбрый и могучий витязь Лазарь Лазаревич. В молодости своей удивлял он всех своею молодецкою удалью, а в ратном деле не находил себе ни соперников ни поборников. Жил он влюбви и согласии с супругою своею Епистимиею. Всего у них было вдоволь: и почестей и богатства разнаго; не доставало одного только наследника-сына, котрому они могли бы передать все свои сокровища. Сильно горевал об этом Лазарь Лазаревич, но счастье и тут не отказалось послужить ему. Епистимия, наконец, родила сына, котораго назвали Ерусланом. Само собою разумеется, что отец и мать были необыкновенно обрадованы этим событием и, вполне довольные судьбою, задали такой пир, которому подобнаго и старики не запомнят.
      Уродился Еруслан Лазаревич и пригож и красив собою, точь в точь как был юношею отец его Лазарь Лазаревич; необыкновенна была также сила его. Так, будучи пятнадцати лет, пойдет он, бывало, на княжеский луг заповедный, встретить там детей боярских, да станет с ними разныя штуки шутить: кого ухватит за ногу – у того нога прочь, а кого ухватит за голову – так тот без головы стоит. Плачет сын боярский, бежит к отцу своему жалуется на Еруслана.
      Не понутру пришлась боярам потеха эта, пошли они к Картаусу и, представ пред его светлыя очи, проговорили:
      - Батюшка наш, князь Картаус! Не вели казнить, а позволь нам слово вымолвить, - сильно обижает нас сынок Лазаря Лазаревича: он как ухватит кого из детей наших за руку – у того руки нет, а кого ухватит за ногу – у того нога прочь; а коли схватит кого за голову, тот домой без головы бежит.
      Князь Картаус, выслушав жалобу бояр, тотчас же послал за Лазарем Лазаревичем. Явился Лазарь Лазаревич, и Картаус стал говорить ему:
      - Послушай, Лазарь Лазаревич, вот бояре пришли ко мне жаловаться на твоего сына Еруслана и просят, чтобы я выслал его из города за то, что он нехорошие строит шутки над их детьми боярскими, почти всех их изуродовал: кого без ноги, а то так некоторых и без головы пустил по свету. Не любы эти шутки боярам моим, да и мне не больно нравятся. А чтобы Еруслан твой не забавлялся так, вывези его куда знаешь из столицы моей, чтоб его тут и духу не было.
      Лазарь Лазаревич, услыша такия слова, низко поклонился князю и пошел на свой широкий двор. Как раз на встречу ему Еруслан Лазаревич.
      - Что так пригорюнился, любезный батюшка? – спрашивает он отца своего. – Иль услыхал от князя что недоброе?
      - Ах, ты, любимое мое дитятко, - говорит Лазарь Лазаревич, - как же мне не кручиниться: князь Картаус приказал мне вывезти тебя из города, чтобы ты не шутил больше с детьми боярскими.
      Усмехнулся Еруслан, услыша такия слова от отца своего, да и отвечает ему:
      - Государь ты мой батюшка, Лазарь Лазаревич! Да об этом не только кручиниться, даже и думать-то нечего! Отпусти меня по белому свету постранствовать; недаром же природа дала мне силу богатырскую, недаром же кипит в груди моей удаль молодецкая.
      Грустно было разставаться с ним отцу и матери, но делать нечего: они покорились необходимости и, скрепя сердце, стали снаряжать сына своего Еруслана в путь-дороженьку.
      Выехал Еруслан Лазаревич на другой день рано из города, взял с собою только клячу коростовую да захватил еще седельце черкасское, уздечку тесмяную, войлочек косящатый да плетку ременную. Ехал он месяц, другой и третий и вдруг видит: дорога сделалась так узка, что коню нельзя было пройти по ней.
      - Как тут быть? – разсуждал он. – Неужели придется назад воротиться?
      В недоумении находился Еруслан Лазаревич и задумался так крепко, что не слыхал, как подскакал к нему стар-человек на сивом коне.
      - Здравствуйте, государь мой, Еруслан Лазаревич, - сказал он, - какими судьбами занесло тебя в такую дикую глушь?
      Встрепенулся тут Еруслан Лазаревич и обрадованный, что встретил живое существо, спросил стар-человека:
      - Скажи мне, старинушка, кто ты такой и почему ты знаешь меня?
      - Я – Ивашка, искусный стрелок и могучий богатырь, - отвечал ему стар-человек, - я знаю тебя потому, что старый слуга отца твоего, стерегу табуны коней на западных лугах его и вот уже тридцать пять лет как исправляю эту должность. Так как же мне не знать тебя!
      Выслушав стар-человека, Еруслан Лазаревич разсказал и ему также, что не по охоте странствует, а поневоле, и жалел только об одном: что нет коня у него богатырскаго.
      - Не тужи, Еруслан Лазаревич, - сказал ему тогда стар-человек, - я могу помочь твоему горю: в табуне у меня есть такой конь, какого еще свет не привидывал; не знаю только – под силу ли придется тебе, а если усидишь на нем, то, пожалуй, бери его.
      Еруслан Лазаревич благодарил стар-человека за предложение и стал убедительно просить его о коне богатырском. Привел Иванушка коня. Сел на него Еруслан Лазаревич и души в себе не слыхал от радости; а ретивый конь играет под ним, как бы чуя на себе седока могучаго.
      Разстался тут Еруслан Лазаревич с стар-человеком и поехал далее в путь-дороженьку.
      Ехал он месяц, другой и третий, и наехал, наконец, на рать-силу великую, всю побитую.
      Обширное поле устлано было человеческими и конскими трупами; шлемы, копья и мечи валялись между побитыми воинами.
      Ужаснулся Еруслан Лазаревич при виде такого множества обезображенных трупов и воскликнул:
      - Есть ли кто живой?
      Мертвое молчание было ответом на его зов. Он опять повторил тот же вопрос.
      Тогда один воин встал с ратнаго поля и сказал:
      - Государь Еруслан Лазаревич! Кого ты спрашиваешь и что тебе надобно!
      - Я хочу знать, - отвечал Еруслан Лазаревич, - кто побил эту рать силу великую?
      - Иван, русский богатырь, - сказал воин.
      Еруслан Лазаревич пришпорил тут коня своего и пустился следом за Иваном, русским богатырем.
      Ехал он месяц, другой, третий и наехал на поле, на бел шатер; у шатра у того стоял добрый конь, ел пшеницу белоярую.
      Еруслан слез с коня своего и поставил его рядом с чужим конем, а сам вошел в бел шатер и видит: спит крепким сном добрый молодец.
      Жаль ему стало будить его; прилег он на другом конце шатра, да и сам заснул крепчайшим сном.
      Вскоре проснулся Иван-богатырь, смотрит: в шатре у него спит незваный и непрошенный витязь. Разсердился тут он не на шутку на невежество посетителя, пришел в гневе и от того, что чужой конь ел пшеницу его белоярую.
      Проснулся наконец и Еруслан Лазаревич; подошел к нему Иван-богатырь да и говорит:


К титульной странице
Вперед
Назад