Прошел день, другой. Петр поехал на охоту со своими зверями: вдруг видит он зайца и хочет его застрелить. Откуда ни возьмись пристает к нему какая-то старуха, просит его не стрелять в зайца. Она дала, ему ниточку и говорит: «возьми, обвей себе эту ниточку три раза около головы, тогда заяц за тобою побежит». Петр так и сделал – и превратился со своими зверями в камень.
Иван между тем объехал далекие земли, а ничего не нашел!.. Воротился он назад, приехал к березе и видит, ножик совсем заржавел. «Теперь Петру плохо, подумал он; пойду его отыскивать»! поехал он по правой дороге; ездил, ездил, наконец приехал к городу и спрашивает: «не видали ли вы Петра»? А те думали, что он сам Петр, повели его во дворец к царевне. Та и обрадовалась, потому что он был по лицу и по росту очень похож на Петра, и были у него такая же лошадь и такие же звери, как и у Петра. Царевна не переставала его умолять, чтобы он с ней спал. Иван сейчас подумал: «здесь что-то не так»! Пошел он с ней спать, а свою саблю положил между царевною и собой, и так они проспали всю ночь.
Иван встал утром чем свет, и поехал дальше искать Петра; заехал он в лес – видит: заяц бежит. Он прицелился. Вдруг подходит к нему старуха и говорит: «не стреляй! на тебе ниточку, возьми да, обвей себе три раза около головы, и заяц за тобой побежит». Он взял ниточку, бросил ее на землю и срубил старухе голову. Поехал дальше – видит: Петр и его звери стоят, превращены в камень. Тут он догадался, снял ниточку с его головы, и они стали опять живы.
Иван ему рассказал, как он сюда попал и что ночью с царевной спал. Тут Петр рассердился на Ивана и отрубил ему голову. Приехал он домой; царевна бросилась перед ним на колени и умоляла простить ее, что она вчера заставила незнакомца спать с собой; но рассказала, что тот положил свою саблю между ней и собой. Теперь стало Петру очень жаль, что так дурно поступал с Иваном, по делать было нечего. С горя поехал он опять на охоту. Приехал в лес; видит: лежит мышь с отрубленной головой, а другая все приставляет ей голову; наконец голова приросла, и мышь ожила. Тут Петр вспомнил об Иване, поехал к тому месту, где он лежал, и начал ему приставлять голову; наконец она приросла, и Иван ожил. Очень тому обрадовался Петр. Приехали они оба домой и стали жить да поживать. Наконец умер царь; Петр получил все царство и сделался царем.
НЕВЕРНАЯ ЖЕНА* [Из «Живой стар.», записано А. Шустиковым]
Жил-был купец и овдовев, оставсе у его сын в полном возрасте. Он сказал сыну своему, що «жонись ты, сын мой, а мне уж не в годы…» У меня, гыть, все невесты сняты на патрите… Приносит сыну своему патреты невест и говорит: «ну, сын мой, выбирай, которую надоть!» Сказав сын отцю: «батюшка, в твоих патретах нет невесты мне». Ну, гыть, выбирай сам невесту, отвицяв отец. Сын говорит: «стану выбирать невесту по Божьему повеленью, какую мне Бог благословит». Заутра сын отпирает лафку и говорит: «которая первая придет в лафку возврастная девица, то и невеста моя». Как отпер купец лафку и приходит воз(в)растная девица торговать (покупать); вот и говорит (ей) купеческой сын: «пойдем за меня в замужество!» Она отвицеет ему: «господин купец! я низка перед вами». – «Каких ты родов?» - У меня мать бобылочка!» «В какой улице твоя фатера?» спрашивает купеческий сын. – «В такой-то улице», - отвицяет, под таким-то номером. «Хорошо, я буду свататьсё к вам». Вот запирает он лафку и приходит свататьсё, а вдова бобылочка и говорит (ему): «господин купец! у нас денег нет свадьбу сурядить». Он им денег дал множество на свадьбу и сказал вдове: «мне бесчостно ехать в килью женитсё, занимай ты у каково нибудь купца фатеру, будто вы из другой земли приехали, а денег мало будет – пиши письмо, я ищо дам» Вот он и взяв ее в замужество.
К ним в город прислали из другово города полковника, ему и были избраны две фатеры у этово купця, фатеровать. Полковник и посылает письмо с деньщиком, желает в гости купеческую жону к сибе. Приняла купеческая жона письмо это, прочитала и говорит: «не пойду в гости к нему, не желаю и видеть». Приходя деньщик и сказав полковнику, що не хочет идти в гости (купеческая жона). Полковник осерчал на ее.
Вот потом купец бал завел, посылает своево прислужника к полковнику, звать его в гости. Полковник сказав: «нейду я к вам для купеческой жоны» Сказав полковнику прислужник, що не для ее, а для купца иди, так мне хозяин сказав. Полковник пошов в гости к купцю. После тово опять полковник писав с денщиком письмо и звал в гости купеческую жону. Она подумала умом: «в первый раз звал не пошла, осерчав полковник, ну и пойду, разе?» Вот она и пришла в гости к полковнику, подносит ей полковник чашу напитков, она сказала ему: «не хочу пить». «Ты не ради себя пей, а ради меня хоть выпей!» Она выпила. Вот он потом влюбивсе в ее, а она в ево…
Этово полковника переместили опять в другой город, он и сказав купеческой жоне: «пойдем со мной!» Она удумала ехать с ним. Вот сказала хозяину, що отправляется в экой-то город (куда именно перемещали полковника), «я маленькая была ищо, меня мать овичала (завещала?) сходить Богу молитьсе». А купец ей сказав: «на што пешой идти, занимай пару коней и бери денег колько (сколько) требуетсё». «Мне, гыть, не надо пара коней, я пешой дойду». Заправилась наперед полковника в дорогу, потому що настигёт, так посадит в карету. Господь создав тучу и убило ее громом и наезжает на это тело полковник, и привозит к купцю в дом: «господин купец, гыть, убило твою жону громом». И как тогды купец тужив, плакав и жалел своия жоны!.. Снесли мертвое тело в церкву, приходит купец к священнику: «батюшка, гыть, пусти меня в церкву на ночь, стану я псавтырь читать над мертвым телом». Священник ево пустив в церкву псавтырь читать. Вот он читает и плачет, жалиет своия жоны. Вдруг из алтаря выходит старичок и говорит купцю: «купец, жаль жоны?» «Жаль», гыть. Старичок выносит три листа бумаги да три свици. «Зажги свицю, гыть, прочитай лист; ту погаси, другую зажги и другой прочитай лист; ту погаси и третью зажги, прочитай и третий лист, - воскресишь свою жону!» Произвел все это купец и воскресив свою жону. Заутра отложили (отперли) церкву, - ожилась ево жона. Ну, и учув полковник, що ожилась купеческая жонка, только слух у ее отбило. Опеть зовет ее полковник ехать с собой, она и ладит ехать – забыла наказанье Божье. Вот она и говорит служанке своей: «я пойду на рицку с платьем мыть и пробуду довго там, ты проведай меня», а сама склалась да уехала с полковником в другой город. Пришов хозяин из лафки и спросив: «где жона моя?» Сказала (ему) служанка, що «ушла на рицку да заказала мне, що не буду довго, - проведай меня, а я вот и забыла ее». Пришли на рицку, только и знамя оставила – платье одно. Купец с горя все именье продав и пошов к царю на лицё: «Ваше цярское величество, гыть, я иду в солдаты охотой». И приняв ево в солдаты цярь. А тот полковник подав заявление цярю, що надо сменить деньщиков. Цярь назначив деньщиков новых, этово солдата-охотника, там и других хороших назначив к нему (полковнику). Вот полковник и говорит своей наложнице, що придут новые деньщики, угости ты их на первой раз. Приходят к полковнику новые деньщики, увидала наложница новых деньщиков и познала (признала) мужа своего купця, ну и самовар составила, по стакану водки подала, а сама себя изобидела: ободрала рожу. Приходит полковник, она смутитсе ему сказала на деньщиков: «пришли деньщики, ты велел их угостить, я угостила их, самовар составила, водки подала, ну вот этот (указывает на мужа, надо ево избыть, - пояснил рассказчик) меня изобидив, оцарапав рожу. Дело по делам пошло, ево назначили сквозь строй прогнать, он и говорит своему товарищу: «мне не вымогчи, решат меня, так пожалуста, я тибе скажу, постарайся для Бога, ты можешь меня воскресить, я скажу тибе: ты возьми у меня в сундуке три свици и три листа и прочитай над моим мертвым телом, произведи все три свици, а сначала меня выкопай из ямы да в угомонное (тихое) место снеси ты тело мое». Вот ево прогнали сквозь строй и убили до смерти, закопали ево тело в землю и поставили троих часовых денных и ноцьных для тово, що он ее наложницу воскресив, щобы и сам не воскрес. И приходит к могиле тот деньщик и называет: «братья мои, часовые! доброй души был этот деньщик, пойдемте-тко в трактир, да помянем ево за упокой!» «Мы рады бы с тобой идти в трактир, - отвечают часовые, да у нас денег нет помянуть за упокой!» Пойдемте со мной, я денег дам». Увел часовых в трактир и напоил так, що оне свалились. Вот этот деньщик наняв таких людей, щтобы достать солдата из земли, да в угомонное место отнести. Вот достали и отнесли, он и начав читать эти три листа, и три свици произжох, прочитав и воскресив ево. «Благодарю, земляк, - сказал воскресшой, денег у меня много, хоть все бери».
В то время у цяря дочь померла, приходит солдат-охотник к цярю: «ваше цярское величество, гыть, я воскрешу твою дочь!» А цярь сказав ему: «кабы мог воскресить мою дочь, то будешь ты цярем, а моя дочь – цярица». «Где твоя дочь находится?» - «В зале!» Вот его допустили к мертвому телу, он зажег свицю – прочитав лист, прочитав и все листы, и прижег свици – воскресив цярскую дочь. Цярь и произвел ево в цяри, на свое цярство посадив. Вот и пошов новой цярь по силе (войско) своей, по полковникам. У которово-бы полковника и не ладно, да ладно все, приходит в тот полк, где ево жона наложницей приходитсе. У этово полковника що и ладно, да не ладно все. Сказав новой цярь полковнику: «снимай ополеты с себя!» Сказав ищо цярь тому деньщику, который ево воскресив: «снимай мундир свой и накладывай ополеты полковника, а солдатской мундир отдай ему». Призывает наложницу полковника, приказывает цярь: расстрелять ее!..
Вологодской губ.
Как понамарь отдал свою пономарицу замуж *) [«Живая старина», стр. 421, записано А. Шустиковым)]
Умер купец, осталася вдова с сыном-малолетком; вот она и стала ево приучеть к торговле. Сын хорошо уж стал заниматьсё торговать, она и завирила ему одному стоять в лафке. Вот он торгует один, приходят девки к нему на торг, он и дает им все в долг, и много уж товару изнурив без денег. А рядом была лафка дяди ево; дядя и видит этот торг у племянника, как он товар изнуряет и сказывает братове жене, що девкам он без денег товар отпущает. Приходит купчиха вдова в лафку, а у ево товаров многое множество утрачено, а денег нет; она и не завирила ему больше одному торговать.
Отправляетсё дядя за море торговать, вдова и говорит ему: «возьми, дядя, сына моево с собой!» - «Не надо мне твой сын, он распутново поведенья!» - сказав дядя. Опеть сноха говорит: «Возьми, дядя, я дам тибе сто рублев!» «Вот що, - сказав дядя, - сто рублев какие деньги, давай ста три и пущай он учитсе, навыкает торговать!» Она дала триста рублев, вот оне и отправились за море торговать. Прибыли они за море и говорит купеческой сын: «Дядя, дай мне сто рублев, пойду в город товару закупать». Дядя дает ему 100 рублев. Идет он по городу и (видит) стоит подомарь в лафке с вертушкой. «Эй, земляк! иди сюда, вернем!» - кричит ему подомарь. На это купеческой сын сказав: «О много ли?» - «О сте рублев!» - отвицеет подомарь. Вот оне и вернули: купеческий сын и провернул 100 рублев подомарю. Подомарь и говорит: «Пойдем ко мне в дом, угощу я тебя и подомарици покажу». Подомарь приходит к своему дому: заперта подомариця за семим дверьми и семим замками у ево, отлажает замки, отворяет двери и (войдя) хвастает своей подомарице: «я у этово земляка вывернув сто рублев, угостить ево надоть». Вот подомариця составила самовар, на купеческово сына посмотря, що красавец, и он на ее посмотря (видит), що красавиця. Подомарь для тово и держит ее под замками, щобы не озарились чужие люди. Угостив подомарь купеческово сына и сказав: «ну, ступай же теперь вон!» и сам пошов в лафку на вертушку.
Заутра опеть купеческой сын говорит дяде» «дядя, дай ищо сто рублев денег!» - «А що скоро издержав?» - спрашивает ево дядя. – «Закупил, гыть, товаров, не хватило ста рублев». Дядя дал ему 100 рублев. Вот он идет по городу, а подомарь, опеть увидяв его, крицит: «Эй, земляк, иди сюда, вернем!» - «О много ли вернем?» - «О ста рублев!» Вернули, купеческой сын опеть провернул подомарю 100 рублев. Подомарь на радостях опеть зовет ево в гости, угостить надо таково человека. Пришли, отпирает подомарь семеры двери и крицит: «подомариця дома?» - «Где же, гыть, - отвицяет та, как не дома, когда запираешь семеры двери?» «Я опеть сто рублев вывернул у этово земляка», хвастает подомарь. Ну вот, купеческово сына угощают; угостили, подомарь и сказав: «ну, ступай жо теперь вон!» А купеческой сын заутро опеть к дяде: «дядя, дай ищо сто рублев!» - «Да дано тебе два-ста, гыть дядя, що скоро издержав?» - «Да закупив товару много, а денег не хватило». «На, гыть, ищо сто рублев, а больше не проси, не дам!» Вот идет купеческой сын по городу, а подомарь опеть крицит: «иди, земляк, вернем!» Опеть вернули, купеческой сын и послидние провернув. Подомарь опеть стал звать в гости купеческово сына, такжо угостив и выслав вон из дому. Купеческому сыну делать больше нечево, денег нет, и дядя отказав, вот он и пошов вокруг подомарева дому, а там, за двором, стоит килья, посмотрив, а подомариця сидит в этой килье, он и зашов; глядит на ее: «а що же, гыть, я тебя как видав?» - «Да и я тебя как видала?» – отвицеет подомариця; вот они тут и признали друг дружку. «Пойдем жо, гыть, со мной», сказала она. Вот она отпирает запань в землю, опустилисё в эту запань, потом и подынулисё в те же залы, где она раньше угощала ево. Он говорит ей: «Как жо, у меня больше денег нет вертеть с подомарем?» Она ему только сказала: «ночуй у меня». – «А подомарь-то придет?» - «Не придет, гыть». Ну, он и заночевал у ее. Она заутро дает ему 100 рублей денег да перстяки (перчатки) на руки, да и говорит: «ну, пойди к подомарю на вертушку, а как подомарь вернет, ты в это время брось руки на вертушку и скрици: «стой, подомарь! не ладно вернул!» Он провирнет тибе 100 рублев да и опознает твои перчатки, поведет тебя на свидетельство к сибе; он станет отпирать семеры двери, а ты бежи проворнее к этой килье и брось перчатки!..
Вот идет купеческой сын по городу, а подомарь стоит в лафке на вертушке и крицит: «ей, земляк! иди сюда, вернем!» - «О много ли?» «О сте рублев!» Подомарь вернув, а купеческой сын скричав: «стой, подомарь! не ладно!» и бросив руки свои в перстятках на вертушку; подомарь и провернул сто рублев, провернув, да и опознав перстятки: «Ты, братец, украв у меня перстятки, пойдем, гыть, на свидетельство домой». Вот оне и приходят; подомарь отпирает семеры двери, а купеческой сын приотшативсе да ищо бросив в эту килью перстятки. Отворив подомарь семеры двери, да и крицит: «подомариця дома?» - «А где жо твоя подомариця, как не дома?» - отвицяет та. – «Вот он украв у нас перстятки, я видев, на руках у ево были, пойди-ко, подомариця, посмотри на комоде, есть ли, нет ли перстятки?» Подомариця приносит ему перстятки и называет: «Ох ты, глупой подомарь! да разве столько перстяток, що твои, а у людей разе нет?» Подомарь опеть прогнав купеческово сына, а сам пошов в лафку на вертушку. Купеческой сын приходя (sic!) в эту килью к бабушке, а подомариця тут. «Ну, пойдем жо, гыть подомариця, в ту жо комнату, где вечор ночевали!» Вот они и отправились, он там опеть ночевал. Заутра она дает ему тресту *) [Треста - трость], «пойди жо, гыть, к подомарю на вертушку, как он вернет, - ты трестой ищо махни на вертушку, да опеть скрици: «стой, подомарь, не ладно»; он опеть провернет тебе 100 рублев». – Идет купеческой сын по городу, подомарь опеть крицит из лафки: «иди, земляк, вернем!» Подомарь вернув, а купеческой сын трестой махнув: «стой, гыть, подомарь, не ладно!» Вот подомарь опеть провернув 100 рублев, да и опознав тресту, що ево; опеть и повел на свидетельство домой. Вот он отпирает семеры двери, да и крицит: «Подомариця дома?» - «А где жо, как не дома твоя подомариця», - отвицяет та. – «Вот он у меня, гыть, тресту украв, я опознаю, сходи-ко в зало, стоит ли там треста, где поставлена?» Подомариця приносит тресту, да и говорит: «ох ты, глупой подомарь, да разве столько трестов, що у тебя одново? ты ее купив да хвастав, що осталисё ощо *) [Ощо - еще] две тресты»… Опеть вышли вон, подомарь пошов в лафку на вертушку, а купеческой сын в килью, а подомариця уж ждет ево. Ну, опять ушли они в те жо комнаты, купеческой сын опеть ночевал с подомарицей. Заутра подомариця дает ему подрясник Подомарев и наказывает: «как подомарь вернет, ты опеть скрици: стой, подомарь, не ладно! да полой подрясника ищо махни о вертушку, опеть деньги твои будут…
Вот идет купеческий сын по городу, а подомарь крицит: «эй, земляк, зайди, вернем!» Опеть оне вернули о сте рублев; лишь только вернув подомарь, а купеческой сын и скрицяв: «стой, подомарь, не ладно!» и махнул полой подрясника, - вывернув 100 рублев. Подомарь опеть опознав подрясник, що ево, и повел купеческово сына на свидетельство домой. Вот отпирает семеры двери, а купеческой сын опеть бросив в килью подрясник. Отпер подомарь двери и крицит: «Подомариця! посмотри-ко скоряя, дома ли, нет ли мой подрясник?» Подомариця принесла ему подрясник. Подомарь посмотря говорит: «Ну, я с ним больше вертить не стану, он волшебник какой-то, все деньги у меня вывертит!»
Вот опеть подомарь пошов в лафку на вертушку, а купеческой сын в килью, а подомариця уж ждет ево. Вот оне ушли в те жо комнаты, подомариця и говорит: «Он с тобой больше вертить не станет, волшебником обзывает; ты пойди жо к ему в лафку, да и скажи, що вот, подомарь, у нас с тобой теперь дело знакомое, ты жони меня! Он тогды поперебирает невест, да и скажет: эка, паре, да где же мне невесту взеть тибе? А ты и скажи: а вот, подомарь, за двором-то у тебя килья есть, я видев тут девка хорошая есть, сватай-ко ее, не отдадут ли за меня? Он скажет опеть тибе, що нет тут девки, а ты скажи, що есть, видев я; он на то скажет: ужо, я спрошу у подомарици, есть ли, нет?»
Вот купеческой сын как было сказано, так и сделав. Подомарь приходит из лафки домой и спрашивает у подомарицы: «мне сто рублев денег дает этот земляк, с которым вертили на вертушке, кабы, гыть, меня жонив, а посылает свататьсе в килью этамте *) [Этамте – там-то], во дворе-то… Що жо, подомариця, я не видал тут девки? Я хочу спросить у тебя: есть ли, нет девка?» А подомариця и говорит ему: «а много ли у тебя подомарицю-то видели люди? так столько и ты видав девку!» Вот подомарь и пошов свататьсе в эту килью и спрашивает он у бабушки: «есть ли, нет у тя девка? Я у тя, гыть, не видав?» Бабушка ему отвицеет: «а много ли у тебя подомариця видали? – столько и ты видав мою невесту!» Вот подомарь и высватав у килейници невесту, пошов к священнику на уговорку – когды винцеть? Заплатив вперед за винценье, условивсе, що от винця столы производить у попа. Потом сходив за женихом и пошли в эту килью по невесту, и выводит бабушка невесту за стол, а подомарь глядит на эту невесту, да думает: «как моя пономариця, и ростом, и лицом, и оклажем». Вот из кильи и в церкву пошли, повинцелисё, потом к попу, столы производить. Ну, и що было доброво, и питья, и кушанья, и напитков разных! но подомарь не может не пить, ни исть: «совсем моя подомариця», думает. Столы произвели, молодых свели к бабушке в килью. Приходит подомарь домой, отпирает семеры двери у себя и крицит зыцьно: «подомариця дома ли?» Слышит: «а где жо, как не дома?» Вот он и став рассказывать подомарице про все: «вот що, подомариця, меня из ума выбивать стало, будто я тебя отдал взамуж; совсем ты: и ростом, и лицом, и волосами – вся ты!» Ну, слава Богу, хоть ты дома… Нынь и исть стану, и пить стану; неси напитков и закусков, - сердцё на месте нынь»… Вот он напивсе и наевсе, лег спать и заснув самым крипким сном, пьяной, а у молодых уж запас сделан, корабль куплен, из лафки товары сгрузили в корабль, а она и деньги все взяла с собой. Вот оне и отправились все на кораб(ль), в ход ево пустили, поплыли на свою сторону. Подомарь проснувсе и крицит свою подомарицю: «дома ли подомариця?» - ответа нет. Вот он тут и догадавсе, що отдав взамуж свою подомарицю; пришов в лафку свою – ничево нет, обрала подомариця все, и деньги, и товар. Подомарь не мог стерпить этово горя, зелья хлебнув – и умер.
ФОМА БЕРЕННИКОВ
В некотором царстве-государстве жил-был мужик Фомка Беренников – такой сильной да дородной, что если пролетит мимо воробей, да зацепит его крылом, так он и с ног свалится! Плохо ему на белом свете, все его обижают, и вздумал он: «дай пойду, утоплюся с горя!» подходит к болоту; увидали его лягушки и прыгнули в воду. «Постой! – думает Фомка, не стану топиться; и меня, поди, боятся!» Воротился домой, стал на пашню собираться; а лошаденка у него была дрянная, на работе замученная; натерло ей хомутом шею до крови, и облепили ее слепни да мухи видимо-невидимо. Фома подошел, как ударит ладонью – одним махом сто побивахом! и говорит: «ох, да я сам богатырь! не хочу пахать, хочу воевать!» Соседи над ним смеются: «куда тебе, дураку, воевать; тебе впору свиньям корм давать!» Не тут-то было, назвался Фомка богатырем, взял тупицу и косарь, что лучину скепают, надел на себя старый кафтан да высокий яломок, сел на свою клячу и поехал в чистое поле ступою бредучею. В чистом поле врыл в землю столб и написал на нем: «еду сражаться в иные города – одним махом сто побивахом!» Только что успел отъехать с места, прискакали к столбу два могучих богатыря, прочитали надпись и говорят: «что за богатырь такой! куда он поехал? скоку молодецкого не слышно, следу богатырского не видно!» Кинулись за ним по дороге; увидал их Фомка и спрашивает: «кто вы таковы?» - Мир тебе, добрый человек! Мы сильно-могучие богатыри. – «А по скольку голов сразу рубите?» Один говорит: по пяти; другой: по десятку. Какие же вы сильно могучие богатыри? вы просто дрянь! вот я так богатырь; одним махом сто побивахом!» - Прими нас в товарищи, будь нам старший брат. – «Пожалуй, говорит Фомка, – поезжайте сзади». Пристроились к нему сильно-могучие богатыри и отправились все вместе в заповедные луга царские. Приехали; сами легли отдых взять, а лошадей пустили шелкову траву щипать. Долго ли, коротко ли, скоро сказка сказывается, не скоро дело делается, усмотрел их царь: «что, говорит, за невежи такие в моих лугах прохлаждаются! доселева тут ни зверь ни прорыскивал, ни птица не пролетывала, а теперь гости пожаловали!» Сейчас собрал войско великое, и дает приказ очистить свои луга заповедные. Идет сила-рать несметная; увидали могучие богатыри, доложили про то названному старшему брату, а он им в ответ: «ступайте-ка, переведайтесь, а я посмотрю – какова ваша храбрость есть?» Вот они сели на своих богатырских коней, припустили их на войско вражеское, полетели, как ясные соколы на стадо голубей, притоптали, прирубили всех до единого. Дело-то не ладно! думает царь; опять собирает войско великое, чуть ли не вдвое больше прежнего, а впереди всего войска посылает силача-великана: голова, что пивной котел, лоб, что твоя заслонка, а сам, что гора! Сел Фомка на свою клячу, выехал навстречу и говорит великану: «ты – сильно-могучий богатырь, и я таков же! Ни честь, ни хвала будет нам, добрым молодцам, коли станем сражаться, не поздоровавшись! Наперед надо друг другу поклон отдать, а потом и в бой вступать». – Ладно, отвечает великан. Разъехались они, и стали кланяться. Пока великан наклонил свою голову, прошло полчаса времени; а другие полчаса надо, чтобы поднять ее. Фома мал, да удал, не захотел дожидаться, хватил косарем раз-другой, и полетела голова с плеч долой. Войско дрогнуло и рассыпалось в разные стороны; а Фома взобрался на богатырского коня, давай нагонять, да конем топтать. Нечего делать, покорился царь; послал звать к себе сильно-могучего богатыря Фому Беренникова и двух меньших его братьев. Угостил их, учествовал на славу, выдал за Фомку дочь свою царевну, и дал полцарства в приданое.
Долго ли, коротко ли, скоро сказка сказывается, не скоро дело делается – подступает под то царство басурманский король с силами несметными, требует дани-окупу великого. Не захотел царь платить дани-окупу великого, нарядил свое войско храброе, поставил зятя начальником, и накрепко приказал, чтоб все на Фому смотрели: что он станет делать, и они б то же делали. Снялся Фомка и поехал сражаться. Едет он лесом, войско за ним. Он срубил себе березку, и солдаты срубили себе по березке. Пришли к глубокой реке – мосту нет, а обходу двести верст; Фомка бросил свою березку в воду, и солдаты побросали свои туда же, запрудили реку, и перешли на другую сторону. Басурманский король засел в крепком городе. Фомка остановился перед тем городом, развел костер, разделся весь догола – сидит да греется; солдаты увидали – тотчас же насбирали хворосту, нарубили поленьев и запалили костры по всему чистому полю. «Закусить бы надо!» сказал Фома Беренников, вытащил из сумки сдобную лепешку и стал уписывать. Откуда ни возьмись – прибежала собака, вырвала лепешку и давай Бог ноги! Фомка ухватил горячую головешку, и как был голый – так и пустился за нею: во всю прыть бежит, да во все горло кричит: «держите! держите!» Глядя на него, и солдаты сидели у огня голые, а тут повскакивали, похватали горячие головешки и побежали вслед за ним. Собака-то была королевская, бросилась прямо в город, да во дворец; Фомка за собакою, солдаты за Фомкою: все, что ни попадет под руку, жгут и палят без пощады. Поднялась в городе суматоха; король не знал – что делать с испугу, стал просить замирения.
МАЛЕНЬКОЙ ДИТИНУШКА ЗЕЛЕНЕНЬКОЙ
Было во славном во городе в Киеве, у князя было у Владимира, у ево заводилось пированьицё, токо цестен-поцестен пир-от радосцён (радостен), и все на пиру напивалисё, и все на пиру наедалисё, и все на пиру порасхвасталисё. Глупой-ёт похвастав доброй женой, разумной похвастав златой казной; и сидит маленькой дитинушка зелененькой, он похвастав да добрым конем. Тут и говорит князь Владимир: «ежели у тебя такой конь, то наложу на тебя службу: и съизди ты во далеце-далеци, во чистыя во полушка, в угоморьиця *) [Угоморьицо – заливные луга] зеленыя, привези ты мне таково человека, щобы он знал думу цярскую, думу государскую». Вот и пошли все по домам с пиру веселово, а дитинушка пошов домой и повисив свою буйную голову ниже могучих плець. Отец и мать ево встрицяли и такие рици ему говорили: «што же наше цядо милое, дитя любимое, все идут с пиру веселые, а ты идешь невесел, свою голову повисив?» Он и говорит им таковы слова: как жо мне, батюшко и матушка, веселитцё, накинув на меня князь службу не легкую – тяжелую: приказав мне съиздить в далёце-далёци, во полюшка во чистыя, во луга зеленые и найти таково человека, чтобы знав думу цярскую, думу государскую».
Обседлав, обуздав своево добра коня и поехав маленькой дитинушка, зелененькой. Вот он сутки идет *) [Это слово понимать надо: «едет»], другия идет, и третий идет – конь притомивсе, и сам йисть захотев, и наехал он на рать силу великую и силу побитую, и столько сило побито, што цорному ворону в сутки не облитить, а доброму молодцу на коне не объехать. И издив он в этой силе и нашов живово цоловека, у жива цоловека он и спрашивает: «кто это силу бил и губив?» - «Это Иван русской богатырь!» - «За что он ее бил и убив?» - «А за то он бил и убив, што надоть (ему) у нашово короля женитцё, насильно взеть в замужество доць, она доброй волей нейдет за нево и отец не отдает; вот за то самое он силу и бьет». Вот и поехав дитинушка от той силы проць, и сутки ехав, и другие ехав, и наехав на рать силу великую, силу побитую; цорному ворону в сутки не облитить, а доброму молодцу на коне не объехати, - столько побито силы!..
Вот он нашев опеть жива целовека и спрашивает жива целовека: «кто эту силу бив и губил?» В ответ сказав жив целовек, што эту силу бил и губив Иван русской богатырь. – За што он ее бил и губив? – «А за то он бьет и губит, што надо у нашево короля неволей взеть прекрасную королевну в замужество, она доброй волей за нево нейдет, и отец не отдает».
Вот опеть маленькой детинушка, зелененькой йдет сутки, другия и третиё, и наезжает он на рать силу великую, силу побитую, и увидев в цистом поле стоит белополотняной шатер, у этово шатра стоит столб, а у этово столба видит золотое кольцо, к этому кольцу привязан доброй конь и разослана белая повсть *) [Повсть – скатанный из шерсти ковер] и надавано белоярыя пшеници. Маленькой дитинушка, зелененькой слезав с добра коня и припущав к одному корму, и отбив ево конь Ивана руссково богатыря коня от тово корму, и маленьково дитинушки конь зоблёт белоярую пшеницу, а Ивана руссково богатыря конь ходит по зеленым лужкам и щиплет травку зеленую. Заходив дитинушка в бел шатер, во белом шатре Иван русской богатырь спит своим богатырским сном, и увидяв маленькой дитинушка зелененькой бочку белодубову со пьяным питьем, с зеленым вином, и на этой бочке опружена *) [Опружена – опрокинута, повернута вверх дном] цяша золоцёная, и на этой цяше надпись надписана: «эта цяша полтора ведра»; он первую цяшу нацеживал, на похмельицё выкушивал, и другую цяшу нацеживал, на здравьицё выкушивал, и третью цяшу нацеживал – на безумьицё выкушивал, и вышло питья пол-пята ведра. И стал дитинушка пьяным хмелён и расколов он бочку белодубову со пьяным питьем, с зеленым вином, и расшиб он цяшу золоцёную, и прибив он пригубив столы белодубовыя со ествами со сахарными и со напитками пьяными и росколов он икону Спасову, притушив свици воску ярово, сам спать поваливсё.
Тут пробуждавсе Иван русской богатырь, сам себе удивляетсё: што это такое за безумьицё наехало? припустив своево коня к моему корму, расколов у меня бочку белодубову с пьяным вином, расшиб цяшу золоцёную, пригубив столы белодубовы с едою сахарнею и напитками пьяными, приколов все иконы Спасовы и притушив свици воску ярово, и зазняв *) [Зазняв – поднял, замахнулся] он саблю вострую, и ладит ему отсикци ево буйну голову, сам да пораздумавсе: «сонново убить все одно што мертвово, всяко от моих рук не уйдет».
И проснувся тут маленькой дитинушка зелененькой и сев на постелюшку: «Ах, Иван русской богатырь! я теперь у тебя в гостях, - напой меня». Тот в ответ ему сказал: «не стоишь ты меня, што я тебя стану поить». – «Как жо не стою, по крайней мере я у тебя гость!» - «Да ты таков гость, што в цистом поле кость; ты нечево богатырь не стоишь» А он ему сказав в ответ таковы слова: «а ты в своем шатре богатырь, а в цистом поле пес!» И видит Иван, што невидимая беда наехала на бел шатер, и брал он цяшу, и церпал воды и подносил ему напитсе. Вот они тут попили, поили, и пошли два богатыря в цистое поле друг у дружки силы пробовать.
И маленькой дитинушка зелененькой поехав ступью бредуцею, Иван русской богатырь во всю прыть лошадиную, и разъехались оне на одну версту, и съехались в одно место, и друг дружку ударили, а больно не ранили, и разъехались оне на две версты, и съехались опеть в одно место, друг дружку ударили, а больно не ранили. Третий раз оне разъехались на три версты, съехались в одно место, и маленькой дитинушка зелененькой вышиб руссково богатыря из седла вон, и ево конь приступив Ивана руссково богатыря на доспешной ожерелок. Вот и говорит маленькой дитинушка зелененькой таковы слова: «подсоби Бог заколоть Ивана руссково богатыря тупым концом (копья), а вострым и нацинать нецево, и спрашивал у ево: цево ты хоцёшь, смерти али живота?» - «Ах ты, говорит, маленькой дитинушко! у нас с тобой прежде брани не было, и впредь не будет». И слезав маленькой дитинушка, зелененькой со своево добра коня и брав за белыя руки Ивана руссково богатыря, становил на свои резвы ноги, целовал в уста сахарния, и назывались оне тут братьями, и маленькой дитинушка зелененькой большим братом, а Иван русской богатырь меньшим братом, и приезжают оне во бел шатер полотняной, и стали тут и пить, и йисть, и веселитцё.
Вот и поехав Иван русской богатырь к корою жонитсё и пригласив с собою брата маленьково дитинушку зелененьково в поезд, и встретив их король, как добрых людей, и тут оне у ево пировали целыя сутки. Вот Иван русской богатырь и жонивсе у этово короля, а меленькой детинушка и спрашивает у короля: не знает ли он таково цоловека, штобы знав думу цярскую, думу государскую! Король нашов таково цоловека из-под знамени, из-под красново, и этот цоловек знает думу цярскую.
Маленький дитинушка зелененькой брав этого целовека с собой и привозит ко князю Владимиру. «Ну, - говорит Владимир, - ты мне службу выслужив и дружбу удружив, и бери ты у меня за эту дружбу и городов, и пригородков, и разных губерен!» Он не обзавидовав не цему, не городам, не пригородкам, не разным губерням. Была у князя Владимира прекрасная доць, королевна, вот он и говорит Владимиру: «отдай ты ее взамужество за меня, а под послед смерти сдай ты мне свое место».
Тут князь Владимир подписавсё, што отдаю за ево доць, и под послед смерти сдав свое королевство зятю…
(Записано со слов крестьянина Астафия Матушкина из дер. Горы в Ширыханове).
ДВА БРАТА И СЕСТРА
Жили при озере два брата. У них была одна только сестра, и они, уходя куда-нибудь из дома, оставляли ей всегда дров и воды, чтобы она не выходила из дому и чтобы, таким образом, кто-нибудь, увидав, не похитил ее. Раз они пошли и почему-то не оставили ей ни дров, ни воды. Девушка пошла на озеро за водой: из озера вышел человек, схватил ее и увлек к себе. Братья воротились и увидали, что сестры нет. Пошли они к озеру, нашли лишь одно ведро, а сестры сколько ни искали, найти не могли; они кричали и звали ее, наконец сказали: «верно, утащили ее». Им было жаль сестры, и они стали думать, как бы вернуть ее обратно к себе. Они нарубили березовых ветвей и сплели из них кольцами веревку; работали они так семь лет, и когда сделали веревку, то один из братьев (младший) спустился по ней в озеро; прежде, чем спускаться, он сказал брату: «ты теперь меня спусти в воду, и до тех пор не тяни веревки обратно, пока я не начну дергать ее – тогда и тяни». Спустившись через воду до дна, он привязал веревку к камню, а сам пошел искать сестру. Прошел он не очень много – увидал избу. Он подошел к ней и сказал: «избушка, повернись окошками к лесу, а ко мне дверью (пырт ергал мятца икиней, муу гар мине и сей)». Как только он это сказал, так избушка повернулась, и он увидал дверь. Отворил дверь, вошел в избушку, видит, в ней сидит старуха. Старуха и говорит: «вот ко мне мясо пришло». Он и говорит: «это мясо неводно – худо, я иду издалека, голодный, и у меня только одно костье осталось. Лучше будь добра, скажи, не знаешь ли моей сестры, кто ее сюда взял – вот уже восьмой год». «Я не знаю, - говорит старуха, - у меня есть меньшая сестра – она живет дальше – она скорее это знает». Он и говорит: «как я могу ее найти?» «Я тебе опаса (проводника) дам, а теперь пока, коли ты голоден, садись и ешь, и что дам, съешь все». Она дала ему полсвиньи. Он сел и стал есть, но всего съесть не мог. У него было на руке кольцо, он снял его и бросил на пол – кольцо зазвенело; собака, бывшая в избе, залаяла, и старуха вышла на улицу посмотреть, нет ли кого. В это время он мясо припрятал подальше в угол, и когда старуха воротилась, у него уже ничего не было. Она и спрашивает: «что, неужели все съел?» «Да, - говорит, - благодарю». «Ну вот, возьми опаса», - говорит старуха и дала ему клубок шерсти, «брось на землю, как выйдешь из избы: куда он покатится, туда и ты иди.». Взял его, поблагодарил, простился и пошел. Бросил клубок, как ему велела старуха; он покатился; лопарь и пошел за ним. Прошел он довольно далеко и опять увидал избушку. Подошел к ней и сказал то же, что и перед первой, и она повернулась к нему дверями. Зашел он в избу и увидал женку средних лет. Она языком своим подметала пол, а руками из печки без всякой лопаты тянула хлебы. Увидя его, женка сказала: «вот ко мне мясо идет». «От мяса, тетушка, говорит он, сыта не будешь; я чуть с голода не умер, да благодарен твоей сестре – накормила меня, вот и дошел так, а нет – на дороге бы умер. Ты лучше скажи мне, не знаешь ли моей сестры? Ее кто-то взял, вот уж восьмой год». Женка посмотрела на него и говорит: «так и быть, помогу тебе: вот, возьми этот клубок шерсти, брось его на улице, и куда он покатится, туда и ты иди. Ты придешь с ним к моей старшей сестре; вот у ней-то и можешь узнать про свою сестру». Поблагодарил ее лопарь и пошел, куда клубок повел. Дошел он до третьей избушки. Опять сказал: «избушка, повернись к лесу окнами, а ко мне дверьми». Она повернулась, он вошел в избу. Видит: сидит старая-престарая старуха. Он поздоровался и поклонился ей. Старуха на это ничего не ответила, а сказала: «вот ко мне мясо само пришло». Бабушка, мое мясо не годно. Едва я в дальней дороге не умер, да накормила меня твоя сестра; вот благодаря ей и другой твоей сестре я и пришел сюда. Будь лучше добра ко мне; скажи, не знаешь ли, где моя сестра живет, у кого: ее взял кто-то, вот уж восьмой год». «Ну, ты голодный, - говорит старуха, - садись же сперва, ешь, и положила ему полсвиньи. Как все съешь, скажу тебе, где твоя сестра и дам тебе опаса». Сел лопарь и стал есть. Увидел опять, что всего ему не съесть. Снял с пальца кольцо, опустил его на пол; оно зазвенело, и собака залаяла. Старуха вышла посмотреть, нет ли кого, а он в это время остатки припрятал. Вернулась старуха, видит, что ничего нет и говорит: «Ну что, все съел?» «Все, говорит, благодарю». «Ложись теперь и отдохни, а завтра поедешь к сестре». Он лег и заснул. Проснулся уже утром. Старуха ему и говорит: «теперь иди направо от избы: там увидишь лошадей; которую первую увидишь, на той и поезжай к сестре». Он пошел, и недалеко от избушки увидал лошадь очень маленькую, мало и похожую на лошадь. Он схватил было ее, посмотрел и подумал: «далеко ли на ней уеду: ее саму нужно тянуть, да старуха велела – поведу». Лошадь заупрямилась, и он отпустил ее. В это же время он увидал и другую, большую лошадь; она ему понравилась; схватил ее и повел к избе. Привел и вошел в избу. Старуха и спрашивает: «что, привел?» - «Привел», - говорит. Она вышла посмотреть, и когда увидала первого, большого коня, спросила: «Этого ты взял, разве первый он тебе попался?» «Нет, - говорит, - первый маленький: он мне не понравился. Куда я на нем и поеду – самому нужно будет тянуть его, да он еще и заупрямился, я и спустил его. Этого увидал и взял». «Взял, теперь дела пока не поправить. Поезжай, но не быть тебе живому». Сел он на коня и поехал. Через несколько времени увидал он избу; около избы играют три парня. Ребята закричали: «Мать, дядя едет, дядя!» Она кричит им из избы; «откуда вы взяли дядю? сюда мало кто от нас приезжает». Посмотрела, однако, в окно и увидала брата, вышла навстречу ему, поздоровалась и позвала в избу. Дала ему поскорей поесть и говорит: «ешь скорей и поезжай, иначе мой муж тебя убьет». Он поел и поехал обратно. Сталло-стал, муж сестры, вскоре после его отъезда вернулся домой. Дети и говорят ему: «у нас здесь дядя был». – «Какой дядя?» - «Матери брат». Он сейчас у жены спросил: «давно ли он уехал?» Дети и закричали: «недавно!» - «А какой конь был и чей?» - «Конь был старухин, на котором она возит воду». – «Ну, этот ничего не стоит». Сказав это, он сейчас же побежал, догнал лопаря и убил его. После этого он пришел домой, а лошадь старухина к ней прибежала. Старуха, увидав коня, отправилась искать лопаря и нашла его; она сломала три свежих березовых прута, ударила ими по лопарю – он пошевелился, ударила другой раз – он сел, ударила третий раз – он поднялся на ноги и говорит: «как я долго спал». «Да еще дольше бы спал, и вовсе бы даже не встал, если б не я. Пойдем теперь ко мне: там дело как-нибудь поправим». Пришли к старухе: она опять послала его за лошадью и посоветовала ему взять маленькую. Он опять схватил маленького коня, но тот заупрямился, и он увидал белого большого коня, отпустил маленького и привел белого. Старуха вышла, увидала, что он привел опять не маленького коня, опять сказала ему: «не будешь ты жив и на этом коне». Он сел на коня и поехал; приехал к дому сестры; ребята опять закричали матери: «дядя едет, дядя!» - «Какой дядя, ваш отец убил его. Дядя больше не приедет». Посмотрела в окно, увидала брата. Накормила его поскорей и приказала скорее уезжать. Как только он уехал, пришел Сталло-стал; дети опять сказали ему: «у нас дядя был». – «Какой дядя был?» - «Да тот же самый, который вчера был». – «Давно ли он был и на каком коне приезжал?» - «Конь был бабкин, на котором она дрова возит». Побежал, догнал его, убил лопаря и пришел домой, а лошадь опять прибежала к старухе. Старуха отыскала лопаря, ударила его три раза березовыми прутьями; после третьего удара он встал и говорит: «долго я проспал опять». «Да спал бы и еще, если бы не я». Он поблагодарил ее, и они вместе вернулись; она опять послала его за лошадью и приказала ему взять непременно маленького коня, «а иначе тебе никакой помощи не будет от меня». Лопарь пошел и привел маленькую лошадь. Старуха вышла, посмотрела и сказала: «вот давно бы так сделал, тогда и сестра была бы уже у тебя». Она дала ему еще две собаки, и приказала бросить им, когда поедет обратно, два хлеба; а собак он должен был оставить на полдороге. Лопарь сел на лошадь и поехал: собаки за ним побежали; на полдороге он их оставил. Приехал к дому сестры; ребята опять закричали: «дядя едет, дядя!» «Какой дядя, отец ваш убил его; разве он сам едет». Посмотрела в окно, увидала брата, привела его в избу, накормила и приказала ехать скорей обратно; в противном случае ни ему, ни ей не остаться в живых. Он уехал; тотчас же по уходе его пришел Сталло-стал. Дети опять закричали: «у нас дядя был!» Он посмотрел на них сердито и спросил: «Давно ли?» - «Недавно». – «А на каком коне он приезжал?» - «Конь у него был бабкин и очень маленький». – «Какой?» - «Очень, очень маленький». – «Ну, и я этого коня, должно быть, не знаю». Он побежал в погоню. Лопарь на маленькой лошади скачет, словно птица, но Сталло-стал начал его понемногу догонять, и закричал ему: «Подожди, вместе поедем!» Тот немного подождал, а как только Сталло-Стал приближался, гнал еще скорее. Так он делал до трех раз. Наконец, доехал и до места, где он оставил собак; одна стоит на одной стороне дороги, другая – на другой. Бросил он им хлеба, те схватили и съели. Добежал до них Сталло-Стал; собаки схватили его, разорвали на две части и стали его есть. Лопарь повернул и поехал обратно к сестре. Ребята опять закричали: «дядя едет, дядя!» Мать на них заворчала: «едет отец, - говорит, - а вы меня дразните». Посмотрела в окно, увидала брата и удивилась. Он вошел в избу и говорит: «довольно тебе мучиться! собирайся и поедем домой». Положила она все свои пожитки в ящик, - те пожитки, которые получше, а что похуже было, то оставила. Детей решили убить. Убили двух, а третий – старший – сказал им: «не убивайте меня, возьмите с собой, я пригожусь вам». Его оставили в живых и все втроем поехали. Доехали до старухи, отдали ей коня и пошли пешком домой. Шли они долго, наконец дошли до озера. Нужно было его переехать, потому что обходить было далеко. Стали искать, на чем переехать и увидели железный карбас, полный водой. Сын и сказал: «у меня прежде отец поднимал карбас немного кверху, и вода убегала». Лопарь взял карбас за корму, а племянник его за нос: немного приподняли карбас, и воды не стало. Сели в карбас, переехали через озеро и пошли дальше. Через несколько времени пришли к реке, где карбаса не было; они не знали, как переправиться. Сын Сталло-Стал опять сказал: «у меня отец был, так он вырубит две чурки – бревна, поставит их на край реки и спустит. Они и падут другим концом на другую сторону; по ним он и переходил». Сделали так и перешли. Наконец, дошли они до веревки. Лопарь отвязал ее от камня; привязал к веревке сестру, потом ящик, потом себя, потом парня. Стали за веревку дергать, и их потянули наверх. Вытянул старший брат сперва сестру и спросил у ней: «кто там еще?» - «Ящик». Вытянул и ящик. «Кто еще?» - «Брат». Вытянул и его. «А там еще кто?» - «Сын сестры». – «Нет, его не надо, это род Сталло-Стала и может нам вред принести». Веревку перерезали, и он пошел ко дну. Братья с сестрой зажили очень хорошо, и она была рада, что избавилась от сына, так как он ее часто бил.
Сын, оставшись под землей, пошел куда глаза глядят. Шел он, шел, увидал оленей. Подошел к ним, стал звать людей, но никого не было; стал смотреть – увидел кережу. Он схватил оленя, запряг его в кережу и поехал, не правя. Олень ехал, ехал, и навстречу сыну Сталло-Стала попался человек; человек этот и спросил: «куда ты поехал?» - «Сам не знаю, куда», говорит, и рассказал ему, как нашел оленей и поехал. Человек удивился этому и стал звать его к себе в работники. Он согласился: «для меня все равно жить: где-нибудь, да надобно». Поехали они вдвоем в керже; ехали долго, наконец увидали, что едет лопарь. Остановились и стали разговаривать. Лопарь оказался младшим братом спасенной сестры; он узнал парня, а тот не узнал его. Лопарь и стал просить того человека, чтобы он уступил ему парня в работники. Тот и говорит: «я взял его не оттого, что мне нужен, а потому, что ему все равно, где жить, лишь бы у места». Вот парень и поехал с ним. Приехали домой, и парень узнал свою мать. С ним с виду обходились хорошо, но в действительности братьям хотелось его убить. Так им убить его хотелось, что решили убить его, когда будут рубить лес: «тогда сделаем так, чтобы дерево на него упало и убило его». Они так и сделали; дерево упало и убило парня: они тут его и похоронили. После этого один из братьев ушел домой, а другой в кегоры. Там ему встретились три человека в белых одеждах и спросили его: «у вас, мы слышали, есть парень, где он?» «Он сегодня убился: на него упало дерево». «Жаль его, - говорят, - а мы хотели взять его к себе в работники. Теперь же его нет – нечего и делать. Нам теперь идти больше не хочется, а не дашь ли ты нам трех быков-оленей, мы и поедем сами. Оленей потом спустим: они прибегут». Он на радостях, что избавился от парня, дал им оленей, они и сказали: «ты не будешь раскаиваться, что дал нам оленей: у вас будет вдвое больше оленей, и все будут здоровы». Они уехали; олени вскоре прибежали назад. Братья после этого зажили хорошо и богато, и были счастливы.
(Архангельской губ. Кольского уезда из быта русских лопарей. Н. Харузина).
ИЛЬЯ МУРОМЕЦ
Из-за лесу, лесу было темново, из-за темново дремуцево, не туця ли там затупилась, не туман ли затуманивсё. Поднимаетцё там злодей Калин цярь на Киев град, за ним было сорок цярей цяревицей, сорок королей королевицей, и за каждым цярем цяревицём, и за каждым королем королевицём было силы за ними по сорока тысяцей; за самим злодием Калином цярем было силы три тьмы и три тысеци. Подошли оне под Киев град и обстали кругом Киева, и злодий Калин цярь в первой день ходив до вецера, перву ноць до бела света и выкликав сибе такова целовека, штобы знав говорить по-русски и тавмацить по-татарски. И другой день ходив до вецера, и другую ноць ходив до бела света и выкликав таково целовека, штобы знав говорить по-русски и товмацить по-татарски. И третий день ходив до вецера, третью ноць ходив до бела света и выкликав таково целовека, штобы знав говорить по-русски и товмацить по-татарски. И нашовсё такой цоловек, што знает говорить по-русски и товмацить по-татарски, и он ему наказ наказывал: «пойди жо ты во Киев град, иди прямо ко князю Владимиру во светлую свитлицу и во столовую горницу, и где-ко оноцивает князь Владимир, и не снимай с себя шапки соболиныя, и не крести своево бела лица, и говори ты с ним таковы слова не с упадкою: «ах ты, князь Владимир! мы к тибе пришли не в гость гостить, ты отдай нам Киев град без бою, без драки и без большово кровопролития»…
Повисив князь Владимир свою буйну голову ниже могуцих плець. У ево была жона Апраксия, у ево она спрашивала: «што жо ты, мой возлюбленной муж, повисив свою буйну голову ниже своих могуцих плець? *) [Желая быть точным, мы удерживаем буквально местный выговор, по которому мужики с Шириханове придерживаются более или менее вологодского говора, а женщины – олонецкого, с преобладающим звуком «ц»; напр., слово «что» мужчины всегда выразят «што», а женщины «цто». Но и у мужчин больше слышится «ц», нежели «ч», и, кроме того, вместо твердого знака часто употребляется мягкий «ь», вместо «а» - «я»]. – «Да, - говорит, - жона моя Апраксия! как мне своя голова не повисить: просит злодий Калин цярь Киев град отдать без бою, без драки, без большово кровопролития?» Говорила тут ему жона ево Апраксия: «есть у нас в глубоком погребу сильной могуций богатырь Илья Муромец; возьми ты тарелки золоцёныя, на эти тарелки насыпли злата и серебра и драгоценново каменья; набери с собой куниц и лисиц, и драгоценных соболей, и принеси ты ему свою покорность, и говори таковы слова: Ты прими от меня сильной могуцёй богатырь, Илья Муромец, богатой подарок и выйди ты на бел свет из глубоково погреба и постой ты за церкви соборныи, за души младенцеския, за веру християнскую!» Тут выходил Илья Муромец из глубоково погреба, и крицяв он своим богатырским голосом, свистав молодецким посвистом своево доброво коня; и бежит ево добрый конь наступцивой, не потеряв он войлоцка косящатово, не потеряв он сиделышка черкасково, не потеряв он и копья довгомерново, не потеряв он и палоцки воинския, богатырския… Садився Илья Муромец на своево доброво коня, поезжав во зеленыя луга и где-ка жив там злодий Калин цярь. Ехав-поехав, и сам сибе подраздумавсе: «што жо я поехав на рать силу великую, силу не побитую, а не у ково не просив благословенья?»
В цистом поле живет у ево дядюшка Самсон Колывановиць, приезжает он к этому дядюшке и дядюшка, обрадев своему племяннику, и спрашивал ево: «куда жо ты, племянницёк, поехав?» - «Есть, - говорит, - дядюшка, нашов на Киев град Калин цярь за ним сорок цярей, цяревицей, сорок королей, королевицей, за каждым цярём цяревицем, королем королевицём силы по сороку тысяцей, за самим злодеем Калином цярем силы три тьмы и три тысеци, и лажу я постоять за церкви соборние, за души младенския и за веру християнскую». Говорит ему тут Самсон Колывановиць: «ну, племянницек, ты съизди позавтракай, а меня оставлей пообедать»; и дает ему другой лук и стрелку каленую, и говорит, наказ наказывает: «если обовладеет тебя сила поганая, и возьмут тебя во полон, ты натегивай тугой лук и накладывай стрелу каленую, и стреле приговаривай: «полети жо ты, каленая стрела, на пади жо ты не на воды, не на землю, пади ты Самсону Колывановичу на бел шатер полотняной и сшиби маковку золоценую!»
Приезжает Илья Муромец во чистое полюшко в силу великую, силу непобитую; куды пройдет – тут улица, куды на добром коне поворотитцё – тут площадь, и видит тут злодий калин цярь, што с этим богатырем ничево не поделать. Приказывает (Калин цярь) своей силе копать перекопи глубокия, ставить копья вострыя; и вскочив ево доброй конь, Ильи Муромца, через одну перекопь, исколовся весь, и взели тут Илью Муромца во полон… Натягивал Илья Муромец тугой лук, накладывал стрелу каленую, и стреле приговаривал: «полети стрела каленая, на пади ты не на воду, не на землю, а пади моему дядюшке Самсону Колывановичу на бел шатер полотняной и сшиби ты с бел шатра маковку золоценую!»
И догадавсе тут ево дядюшка Самсон Колывановиць, што племянницек во полон взят, Илья Муромец. Вот он (Самсон Колыванович) оседлав, обуздав своево доброво коня и поехав в цистое поле ко злодею Калину цярю, и стал он поезживать, своево племянницка выруцивать. Куды пройдет – улиця, куды поворотитсе – площадь; столько стало валитсе нецисти поганые. Вот он приломав свое копье довгомерное, изломав свою палоцку воинскую, богатырскую, - воевать больше стало нецем; и схвати он тут татарина: «ах, говорит, какое мне попало побоищо *) [Побоищо-орудие, в данном случае человек служил орудием Самсону Колывановичу], гнетсе – не ломитсе, по суставам не сорветсе»… И прибил он тут у злодия Калина цяря всю силу, и злодия Калина цяря взяв в полон, и с живово кожу свели и выручив своево племянничка Илью Муромця.
Записано А. Шустриковым.
Русская народная сказка
«ДУРЕНЬ» *) [Древния рос. стихотв., собр. Киршею Даниловым]
А жил-был Дурень,
А жил-был Бабин;
Вздумал он Дурень
На Русь гуляти,
Людей видати,
Себя казати.
Отшедши Дурень
Версту другу,
Нашел он Дурень
Две избы пусты,
В третей людей нет;
Заглянет в подполье,
В подполье черти
Востроголовы,
Глаза, что часы,
Усы, что вилы,
Руки что грабли, -
В карты играют,
Костью бросают,
Деньги считают,
Груды переводят;
Он им молвил:
«Бог вам в помочь,
добрым людям».
А черти не любят,
Схватили Дурня,
Зачали бити,
Зачали давити,
Едва его Дурня
Жива отпустили.
Пришедши Дурень
Домой-то плачет,
Голосом воет;
А мать бранити,
Жена пеняти.
Сестра-то также:
«Ты глупой Дурень,
Неразумной Бабин!
То же бы ты слово
Не так бы молвил:
А ты бы молвил:
Будь враг проклят
Именем Господним,
Во веки веков, аминь,
Черти б убежали,
Тебе бы Дурню
Деньги достались
Вместо кладу».
***
Пошел он Дурень
На Русь гуляти,
Людей видати,
Себя казати.
Увидел Дурень
Четырех братов –
Ячмень молотят,
Он им молвил:
«Будь враг проклят
Именем Господним».
Бросились к Дурню
Четыре брата,
Стали его бити,
Стали колотити –
Едва ево Дурня
Жива отпустили.
Пришедши Дурень
Домой-то плачет,
Голосом воет;
А мать бранити,
Жена пеняти,
Сестра-то также:
«А глупой Дурень,
Неразумной Бабин!
То же бы ты слово
Не так же бы молвил –
Ты бы молвил
Четырем братам,
Крестьянским детям:
«Дай вам Боже!
По сту на день,
По тысяче на неделю»
Добро ты баба
Баба Бабариха,
Мать Лукерья,
Сестра Чернава!
Потом я Дурень
Таков не буду!
***
Пошел же Дурень,
Пошел же Бабин,
На Русь гуляти,
Себя казати.
Увидел Дурень
Семь братов,
Мать хоронят,
Отца поминают,
Все тут плачут,
Голосом воют;
Он им молвил:
«Бог вам в помощь
Семь вас братов!
Мать хоронити,
Отца поминати, -
Дай Господь Бог вам
По сту на день,
По тысяче на неделю».
Схватили его Дурня
Семь-то братов,
Зачали его бити,
По земле таскати,
В ….. валяти, -
Едва его Дурня
Жива отпустили.
Идет-то Дурень
Домой-то, плачет,
Голосом воет,
Мать бранити,
Жена пеняти,
Сестра-то также:
«А глупой Дурень,
Неразумной Бабин!
То же бы ты слово,
Не так же бы молвил,
Ты бы молвил: прости!
Боже благослови!
Дай Боже им
Царство небесное,
В земле упокой,
Пресветлой рай всем!
Тебя бы Дурня
Блинами накормили,
Кутьей напитали».
Добро ты баба,
Баба Бабариха,
Мать Лукерья,
Сестра Чернава!
Потом я Дурень
Таков не буду.
***
Пошел он Дурень
На Русь гуляти,
Себя казати,
Людей видати.
Встречу ему свадьба,
Он им молвил: «прости!
Боже благослови!
Дай Боже им
Царство небесное,
В земле упокой,
Пресветлой рай всем!»
Наехали дружки,
Наехали бояра,
Стали Дурня
Плетьми стегати,
По ушам хлестати.
Пошел, заплакал.
Мать бранити,
Жена пеняти,
Сестра-то также:
«Ты глупой Дурень,
Неразумной Бабин!
То же бы ты слово,
Не так же бы молвил,
Ты бы молвил:
Дай Господь Бог
Новобрачному Князю
Сужено понятии,
Под злат венец стати,
Закон Божий прияти,
Любовно жити,
Детей сводити!»
Потом я Дурень
Таков не буду!
***
Пошел он Дурень
На Русь гуляти,
Людей видати,
Себя казати.
Встречу Дурню
Идет старец,
Он ему молвил:
«Дай Господь Бог
Тебе же старцу
Сужено понятии,
Под злат венец стати,
Любовно жити,
Детей сводити!»
Бросился старец,
Схватил его Дурня,
Стал его бити,
Костылем коверкать –
И костыль изломал весь;
Не жаль старцу дурака-то,
Не жаль ему старцу костыля-то.
Идет-то Дурень
Домой-то плачет,
Голосом воет,
Матери расскажет;
Мать его бранити,
Жена журити,
Сестра-то также:
«Ты глупой Дурень,
Неразумный Бабин!
То ж бы ты слово,
Не так же бы молвил,
Ты бы молвил:
Благослови меня, отче,
Святой Игумен!
А сам бы мимо».
Добро ты баба
Баба Бабариха,
Мать Лукерья,
Сестра Чернава!
Потом я Дурень
Впредь таков не буду!
***
Пошел он Дурень
На Русь гуляти,
В лес ходити.
Увидел Дурень
Медведя за сосной;
Кочку роет,
Корову коверкат;
Он ему молвил:
«Благослови мя, отче,
Святой Игумен!
А от тебя дух дурен».
Схватал его медведь-ат,
Зачал драти,
И всего ломати,
И смертно коверкать,
И ….. выел;
Едва его Дурня жива оставил.
Пришедши Дурень
Домой-то плачет,
Голосом воет,
Матери расскажет;
Мать бранити,
Жена пеняти,
Сестра-то также:
«А глупой Дурень,
Неразумной Бабин!
То же бы ты слово,
Не так же бы молвил,
Ты бы заускал,
Ты бы загайкал,
ты бы заулюкал».
Добро ты баба,
Баба Бабариха!
Мать Лукерья,
Сестра Чернава!
Потом я Дурень
Таков не буду!
***
Пошел же Дурень
На Русь гуляти,
Людей видати,
Себя казати.
Будет Дурень
В чистом поле,
Встречу Дурню
Шишков Полковник;
Он заускал,
Он загайкал,
Он заулюкал, -
Наехали на Дурня
Солдаты,
Набежали драгуны,
Стали Дурня бити,
Стали колотити.
Тут ему Дурню
Голову сломили,
И под кокору
Бросили.
Тут ему Дурню
И смерть случилась.
КАК МУЖИК ХОДИЛ К СОЛНЦУ *) [Ст. русские лопари Н. Харузина, стр. 463]
Жил, был мужик. Он бедно жил. Он думал, как бы к солнцу попасть. Он пошел, шел, шел, шел несколько дней, пришел в путас (глубокое место реки, где нельзя перейти вброд); через реку кит высох, будто дорога, будто мост через реку; по китовой спине ходит народ; пребольщинская дорога, словно улица. Он пошел по спине кита. Кит и спрашивает: «куда ты, хороший человек, пошел попадать?» Он отвечает: «к солнцу пошел попадать». Кит говорит: «когда придешь к солнцу, спроси, за какие грехи я высох и не могу выйти». Он шел, шел опять – видит, две жонки из проруби воду черпают у озера. Спрашивают: «хороший человек, куда ты пошел попадать?» Он отвечает: «к солнцу иду попадать». Они и говорят: «когда придешь к солнцу, спроси, за какие грехи мы черпаем третий год, а из проруби воды не убавляется, не прибавляется». Он пошел; шел, шел несколько дней; попадает в избушку; в той избушке старик со старухой живут, тоже 3-й год. Спрашивают его: «куда ты, хороший человек, пошел попадать?» Он отвечает: «к солнцу иду попадать». Они и говорят: «спроси у солнца, за какие грехи мы 3-й год живем, ни есть, ни пить нечего». Шел, шел, пришел на берег; пришел к реке; там старик постоянно на карбасе ездит, перевозит; старик старый, волоса седые, длинные, борода белая. Старик спрашивает: «куда ты, хороший человек, идешь попадать?» Он отвечает: «к солнцу иду попадать». Старик карбас (лодку) повернул кормой к берегу; мужик сел. Старик говорит: «тяжело мне порато (очень) перевозить порато тяжело; придешь к солнцу, спроси, за какие грехи я перевожу». Опять шел, шел, пришел к лесу! в лесу избушка; в той избушке девочка маленькая (7-8 лет) живет, у девочки груди большинкие, больше ее. Она и спрашивает: «куда ты, хороший человек, идешь попадать?» Он говорит: «к солнцу иду попадать». Она баню истопила, напоила, накормила его. Он ее спрашивает: «нет ли подводы какой?» А она дала палочку и говорит: «куда эта палочка идет, туда ты вслед иди». Он шел по палочке: куда палочка, туда и он. Он шел, шел, палочка и пришла к избушке и назад поехала. В той избушке девушка (большая) сидит: на левом боку платья нет – совсем голо. Она спрашивает: «куда ты, хороший человек, идешь попадать?» Он говорит: «к солнцу иду попадать». Она накормила его, а он говорит: «не дашь ли ты мне подводу?» Она дала лошадь: «куда лошадь идет, туда и ты иди», и сани дала. Он шел, шел, пришел к избушке. Он остался, а лошадь сама поехала назад. В избушке старушка живет; у старушки груди большие. Она спрашивает: «куда ты?», он говорит: «к солнцу иду попадать; нет ли подводы, не знаю, куда к солнцу идти». А она говорит: «будет первая избушка, там солнцева мать (пейв-иэн) живет». Старуха дала клубок мужику: «куда клуб идет, туда и ты иди». Клуб шел, шел, пришел к избушке. Избушка снаружи серебряная, внутри золотая. Клуб этот по дороге назад пошел. Он пришел в избу, там женщина не очень старая, ходит, красивая: волосы растрепаны, на правом боку голая, только как жар горит правый бок. Она спрашивает: «куда ты?..» Он отвечает: «к солнцу иду попадать». Она как схватит его за руку и говорит: «пойдем, посмотрим со мной, каково солнце». Она вела его, вела, пришла в темную комнату, нигде света нет; она ушла. Он там сидел, сидел, потом светло сделалось, солнце запекло, жарко так. Потом вдруг темно опять сделалось. Как темно сделалось, идет эта жонка, за руку мужика взяла и повела опять в свою избу. Привела в избу и спрашивает: «видел ли ты солнце?» Он отвечает: «я видел». Она ему свою грудь показывает: «видишь, я солнцева мать, какая у меня грудь горячая». Он пощупал – горячая, горячая. Она дала ему золота, серебра много. Потом он стал рассказывать: «кто эти женщины, которые мне давали поводы?» «Кто эта старушка, что мне дала клуб?» - «Это мне старшая дочь». – «Кто эта, которая мне лошадь дала?» - Это мне средняя дочь». – «Кто эта, которая мне палочку дала?» - «Это мне младшая дочь» - «За какие грехи, говорит, старик поставлен перевозить, ведь ему тяжело». Она говорит: «старик посажен за то, зачем он кормой на берег пристает: это грех непростительный». – «Еще, говорит, старик со старухой живут 3-й год, живут, ни есть, ни пить не могут: за какие грехи мучатся?» Она ему отвечает и говорит: «Не буде им прощения за то, что они у народа много денег украли: они век свой будут жить в этой избушке». Опять мужик спрашивает: «за какие грехи женщины из проруби воду черпают?» Она и отвечает: «за то, что они вином торговали и молоком, и водой наливали вино и молоко, им тоже прощенья не будет вовек» Потом он опять говорит: «за какие грехи кит засох через реку?» Она говорит: «за то, что кит порато (много) народа пожрал и карбасов и шняк – за то; если народ он весь найдет, который проглотил, то выйдет из того места».