Все наши святочные увеселения и забавы не подвергаются ныне ни гонению, ни отлучению от церкви. Языческий мир, вполне наслаждавшийся удовольствиями жизни, ничего не видел в них противного ни своему веку, ни просвещению; но ложные понятия об этих удовольствиях были причиною, что в жизнь народов вкоренилось множество суеверных обрядов. Гадания, предсказания, исцеление недугов травами, игры, пляски и маскирования представлялись в глазах простолюдинов действием чародейства и потому вводили их в заблуждение. Просвещенное правительство прибегало к запрещению и строго наказывало обманщиков. Христианская церковь, чуждаясь языческих нововведений, стремилась искоренить их духовными постановлениями: она желала, чтобы истинная Вера пребывала чистою, без примеси суеверий. Церковь издавала по сему предмету назидательные поучения и правила и увещевала христиан, чтобы они не следовали богопротивным забавам, хотя в самой сущности они ничего не заключали в себе богопротивного; на непокорных налагала эпитимью или не допускала к св. причастию в течение нескольких лет* [* Вот выписка из Номоканона (см. «Требник», Киевск. изд., 1817 г.), который имел силу не только в церковных, но и гражданских делах, воспрещая даже невинные забавы и увеселения. «О литии воском. Восколей и оловолей не допускались к причастию 20 л.
О гадании. Гадавшие с цыганками над больными не допускались к причастию 5 лет; гадавшие ячменем или на бобах 6 лет.
О забавах. Предававшиеся танцам на свадьбах или надевавшие на себя в каких-нибудь собраниях наличники (маску) или мужчины, наряжавшиеся в женскую одежду, а женщины в мужскую, подвергались: миряне – отлучению от церкви, а духовные лишению священнического сана. Запрещалось еще строго всем православным присутствовать при конских ристаниях во время Пасхи. Кто пировал на празднике варварском (иноземном), тот лишался причастия 2 года; духовные же лишались сана.
Об украшении. Всему духовенству возбранялось украшать себя разноцветными одеждами, а светским ходить в нарядном платье, стричь бороду, напрыскиваться духами или помадиться (ушаряти); женскому полу не дозволялось заплетать волосы. Не повиновавшихся отлучали от церкви.
О посте в среду и пятницу. Не постившиеся в среду и пятницу лишались причастия до раскаяния.
О враче из евреев. Если кто в болезни призывал на помощь врача из евреев, то духовный лишался сана, а мирянин отлучался от церкви».].
ОПРЕДЕЛЕНИЕ «СТОГЛАВА» ОБ ИСКОРЕНЕНИИ БОГОПРОТИВНЫХ И БЕЗНРАВСТВЕННЫХ ОБЫКНОВЕНИЙ
Суеверные понятия еще долго потемняли здравое суждение. В XVI веке мы встречаем не только между простым народом, но
<и> среди самого духовенства многие закоренелые предрассудки. Просвещенные правители ревностно уничтожали языческие и невежественные обряды, возлагая на священство обязанность смягчать грубые нравы. Но как слабо было умственное развитие даже между духовенством, видно из соборного определения «Стоглава» (бывшего в 1551 г. февраля 23), коего первым делом было: заведение училищ в Москве и других городах, учреждение тем важное, что многие священники тогда не умели читать и вытверживали церковную службу наизусть. Архиепископ Новгородский Геннадий, жалуясь митрополиту Симону на состояние духовных (в 1500 г.) в своей пастве, так пишет: «Приведут ко мне мужика, и яз велю дати чести Апостол, и он не умеет ступити.– И яз велю азбуку учити, и он поучится мало, да просится прочь. А моей силы нет, что их неучив, мне ставити». Для обуздания суеверия и пус-тосвятства запрещалось строить церкви и без всякой нужды, а бродягам келий в лесах и пустынях; запрещалось монастырям покупать вотчины без ведома и согласия царского, чтобы монашество не жило ко вреду общества и своей нравственности* [* Кар. «И. Г. Р.», т. VIII, с. 110, примеч. 203.]. Эти благие меры не производили желаемого действия. Что же следовало предпринять для обуздания суеверия и безнравственных обыкновений? Не будем так строги к нашим предкам. Политические обстоятельства, отделив их от Европы на многие столетия, были главнейшею причиною их невежества. Если переряживания преследовались гражданскими и церковными постановлениями, то это происходило единственно от того, что первосвятители и образованные сановники хорошо знали господствующие понятия в народе; им известно было, что в самых невинных забавах люди непросвещенные видели колдовство и чародейство: от них-то и возникали заблуждения и суеверные обряды, которые совершались в торжественные праздники. Накануне Р. X., Василия Великого, Богоявления и Св. Иоанна мужчины и женщины сходились ночью, пели, играли и плясали. В Троицкую субботу плакали, вопили и глумили на кладбищах, прыгали, били в ладоши и пели сатанинские песни. В утро Великого четверга жгли солому и кликали мертвых, а священники клали у престола соль и лечили ею недужных; лживые пророки бегали из села в село нагие, босые, с распущенными волосами, тряслись, падали на землю и баснословили о небесных видениях; скоморохи шатались по деревням; мужчины и женщины мылись по какому-то обряду % одних банях и, что всего мерзостнее, впадали в содомский грех** [** Кар. «И. Г. Р.», т. IX, с. 463.]. Сами святители часто волновали умы и совесть простодушных людей. Между многими примерами: епископ Ростовский Леон утверждал (в 1164 г.), что ни в какие Господские праздники, если они приходятся в среду или пятницу, не должно есть мяса*** [*** Кар. «И. Г. Р.», т. III, с. 31.], между тем как Р. X. и другие подвижные праздники приходились в эти дни.
ОКРУТНИКИ И ОПРИЧНИКИ
Из наряжавшихся по наибольшим бесчинствам известны новгородские окрутники. На святочных вечерах и на масленице нарушали они всякое благочиние и приличие: буйство и чувственное наслаждение увлекали их так далеко, что они образовали даже еретические секты. Жид Схария, умом хитрый и языком обольстительный, выехавший из Киева (в 1470 г.) в Новгород, произвел там ересь: он пленил простодушных каббалою, в коей самые ученые люди XV века искали разрешения важнейших задач для ума. Каббалисты хвалились книгою, полученною будто бы Адамом от Бога, Соломоновой мудростью, изъяснением сновидений, угадыванием будущего, силою повелевать духами и знанием всех тайн природы. Новгородские еретики, отвергая святыню христианства, соблюдали строгое постничество и казались ревностными исполнителями благочестия. Архиепископ Новгородский Геннадий открыл этот раскол, в который вовлечено было много людей из духовного звания и княгиня Елена, невестка Иоанна Великого, с большим числом придворных. Геннадий, прислав государю и митрополиту на суд дело вместе с виновными, доносил (1490 г.), что эти отступники злословят Христа и Божию Матерь, плюют на кресты, называют иконы болванами, грызут их зубами, бросают в нечистые места, не веруют ни царству небесному, ни воскресению мертвых. Судя по тогдашней суровости века и важности разврата, поступили с отступниками весьма человеколюбиво, что делает честь уму Иоанна Великого. Некоторых осудили на заточение, а других отправили в Новгород: здесь посадили их на коней лицом к хвосту, в вывороченной одежде, подражая окрутническим играм, с высокими берестовыми шлемами, с мочальными кистями, соломенным венцом и с надписью на нем: «Се есть сатанино воинство!» и в этом окрутническом наряде возили их из улицы в улицу. Народ плевал им в глаза, восклицая: «Се враги Христовы!» В заключение сожгли у них на голове шлемы и предали проклятию* [* Кар. «И. Г. Р.», т. VI, с. 184–189.].
Надевание личин и переряживания составляли собственный предмет святочных увеселений, которые царем Иоанном IV часто превращались в страшные зрелища. Законодатель великого дела – «Стоглава» – ездил по Москве со своими опричниками в скоморошных, шутовских и чудовищных нарядах. Собачьи головы и метлы были привязаны к седлам в ознаменование того, что грызут царских лиходеев и метут Россию. Боярин кн. Михаил Репнин, видя царя, упоенного во дворце крепким медом и пляшущего со своими любимцами в личинах, заплакал от горести. Иоанн хотел надеть на него маску, но Репнин вырвал ее, растоптал ногами и сказал: «Государю ли быть скоморохом?» Царь велел умертвить его, когда он молился в церкви! Современники передали нам с жестокой укоризною о многих бесславных поступках Иоанна Грозного. Однажды в воскресенье (1568 г.) в час Божественной службы Иоанн, сопровождаемый опричниками, вошел в соборную церковь Успения; он и вся его дружина были в черных ризах с высокими шлыками. Митроп. Филипп стоял в храме на своем месте. Государь подошел к нему и ждал благословения; но Святитель обратил свои взоры на образ Спасителя и молился мысленно. Наконец, один из опричников сказал: «Святый Владыко! се Государь, благослови его». Филипп отвечал: «Я не узнаю царя православного в сем странном виде; не узнаю его и в делах царства. Грабежи и убийства совершаются царским именем. Есть закон и правда, есть милосердие к людям, а в России нет их». Государь затрепетал от гнева и вышел с угрозою. Иоанн тешился со своими палачами и скоморохами, коих присылали к нему из Новгорода и других областей вместе с медведями. В одно время опричники вломились в дома многих знатных людей, выбрали известных красотою жен, увезли из города и представили царю: он избрал некоторых для себя, прочих уступил своим любимцам и ездил с ними вокруг Москвы в безобразных переряживаниях: жег усадьбы опальных бояр, даже истреблял скот, и при обыкновенных восклицаниях своей дружины: «Гойда! гойда!» возвращался в Москву, повелев ночью развести жен по домам: некоторые из них умерли от стыда.
Отдадим справедливость Иоанну: во внешней политике он неуклонно следовал великим предначертаниям своего деда, Иоанна III, любил правду в судах, карал сановников-утеснителей телесно и стыдом. Нарядив их в великолепную одежду, сажал на колесницу и приказывал живодерам возить из улицы в улицу. Не терпел пьянства; дозволялось народу веселиться в кабаках только в Рождество Христово и на Святой неделе – во всякое другое время отсылали пьяных в тюрьму* [* Кар. «И. Г. Р.», т. IX, ст. 22, 87, 103, 105, 165, 167 и 441.].
В Новгороде переряженные доныне называются окрутниками. Со второго дня Р. X. до Крещения они ходят в те дома, где увидят на окнах свечи; тешат хозяев плясками и шутовскими представлениями. В Тихвине окрутники называются кудесниками, куликами и щеголями. Там украшают разноцветными знаменами лодку, кладут ее на несколько саней и возят множеством запряженных лошадей по улицам; на лошадях и в лодке в разнообразных одеждах и личинах сидят окрутники: они поют и играют; народ провожает их; богатые угощают окрутников вином и кушаньем.
ПЕРЕРЯЖИВАНИЕ
Многие святители смотрели на простодушные святочные увеселения как на скверные и бесовские воплощения и потому строго запрещали их. Патриарх Иоаким, воспрещая переряживание и личины, так описывает их (в 1684 г.): «В навечерии Р. X. совершаются скверные и бесовские действа. Мужчины и девушки ходят толпами по улицам и поют бесовские песни (вероятно, колядские), произносят сквернословие, пляшут для возбуждения блудных нечистот и прочих грехопадений». Далее говорит он: «Переобразовываются в неподобные от Бога создания и изменяют человеческий образ. Надевают личины кумирские, бесовские, косматые и, одетые в бесовские одежды, скачут и пляшут. Те же самые бесовские игрища и позорища происходят с Р. X. до Крещения Господа нашего 12 дней». Патриарх Адриян еще далее простер свой гнев. Он, следуя «Кормчей», чтобы христианам не вдаваться в игры и не ходить на позорища, запретил (1697 г.) хоронить на кладбищах тех, которые во время игры утонут или убьются с качели. В мое еще время жители уездных городов имели великое отвращение ко всем тем, которые представляли на площадях свое искусство или играли на театре. Их считали погибшими на том свете, думали, что черт давно взял их душу, как равно и тех, кои проводили всю ночь в танцах, в том предубеждении, что по полуночи веселятся одни черти. В недавнее только время духовенство перестало считать актеров недостойными наследования Царствия Небесного. Кто не знает, что были случаи, когда священники отказывались давать актерам причастие и хоронить их?
Петр Великий смело искоренял суеверные запрещения. Насмехаясь над некоторыми закоренелыми обыкновениями, он сам наряжался на святках, славил Христа или представлял в переряживании своих любимцев, недостатки и пороки вельмож и святителей. В царствование императрицы Анны народные забавы преследовались Бироном, который вводил все немецкое, и самый трон хотел окружить своими клевретами. Народ и даже высшее сословие до такой степени были им унижены, что тот, кто думал по-русски, считался почти преступником. Примером тому – ревностный защитник народности, казненный Волынский. По воле Бирона Сибирь наполнялась постоянно несчастными русскими, и никто не мог бороться с сильным временщиком. Современники проклинали его, и в потомстве он наследовал одно проклятие. Время господствования злодея обратилось в укоризненное прозвание бироновщины. Заточение его в Березов спасло отечество наше от унижения перед нами самими.
Императрица Елизавета возобновила святочные забавы, и народ увидел себя в своих увеселениях: родились потешные праздники, появились наряженные, и все прошедшее забыто! Народ русский незлопамятен. Екатерина I Великая любила переодеваться в русские одежды и веселиться на святках по-русски: при дворе в ее присутствии лили воск, играли «золото хороню» и т. п. Придворные дамы и кавалеры принимали в них живое участие.
Переряживания и наряжания как прежде совершались, так и ныне совершаются вечером. Одежды наших наряженных произвольные, изысканные, роскошные. Некоторые надевают платья, разумеется в Петербурге, с расточительной пышностью. Случилось однажды видеть богача-щеголя в бархатном длинном доломане (в виде плаща), который был унизан жемчугом и бриллиантами; голова его была обвита белой кашемирской шалью с разноцветными каменьями; туфли испещрены золотыми блестками; пояс ослеплял сиянием от множества драгоценных каменьев: щеголь представлял персидского шаха. Нигде нет такой изысканной пышности в переряживании, как в здешней столице. Двор, дипломатический корпус и множество богачей соревнуются друг пред другом в изобретении изящного и фантастического. Но во всем прекрасном и обворожительном надобно отдать преимущество нежному полу. Нельзя смотреть без очарования на них и на их одежды полувоздушные и увлекательно-поэтические, особенно же когда красавицы являются в русском наряде.
Небогатые или недостаточные наряжаются каждый по своему состоянию, не стесняя себя выбором нарядов. Безобразных, уродливых нарядов не видно; окрутнические одежды давно исчезли. В прочих городах России одеваются и поныне в шутовские и уродливые платья. Там по недостатку в святочных уборах, личинах (масках) шьют уборы сами для себя, по своим выдумкам; лицо окрашивают охрою или другою краскою, или сажею, а усы и бороду
<рисуют> углем и т. п.
Беганье, пляска и пение под музыку ночью вышло из обыкновения. Если нынешние наряженные ходят по улицам ночью, то скромно, тихо, без шуму и без нарушения благопристойности. Кромешное буйство опричников и беснование окрутников давно забыты и остались в одних летописаниях, как воспоминания о страстях прошлого времени.
II
МАСЛЕНИЦА
РАЗГУЛЬНЫЕ ДНИ, ОБЩИЕ ВСЕМ НАРОДАМ
У всех жителей на востоке были однажды в году разгульные дни, в которые угощали друг друга кушаньем, ходили замаскированными по улицам и домам, пели и танцевали под звук литавр и бубен. У римлян и греков эти забавы обращены были в сатурналии и вакханалии; но последние нарушали благопристойность и распространяли повсеместный разврат. Многие консульские и императорские постановления не могли прекратить укоренившегося зла; одно время, и это время было падение Западной Империи, которое изгладило безнравственные удовольствия народа. Готты, позаимствовав многое от римлян, переобразовали вакханальские потехи в переряживания. С происхождением новых государств образовались другие понятия и правительства, новый образ жизни и забав. Католическое духовенство, истребляя все, что было противно его духу, не щадя даже невинные языческие празднества, остававшиеся еще в народе, учредило, так сказать, прощальное увеселение за несколько дней до Великого поста, которое известно под именем карнавала. Он начинается от праздника трех королей и продолжается до пепельной середы* [* Пепельную середу установил папа Григорий В. около 600 г.; с нее начинается пост, канун же этого дня у католиков есть заговины.].
КАРНАВАЛ
У немцев карнавал называется Fastnacht, Fassangen и Fasenacht. У них первый понедельник масленицы назывался еще голубой понедельник (blauer Montag). Он сопровождался разными жирными кушаньями; пекли крендели (tringele) на масле и яйцах, заменявшие наши блины; пили и забавлялись маскированием и переряживанием; качались на качелях. Ныне русские немцы употребляют наши блины во время нашей масленицы, а на свою, во вторник нашего поста, готовят вафли, катаются на санях и целый день предаются забавам и напиткам. Их примеру следуют почти все иностранцы, живущие в России. Однако все они в одно время с нами празднуют Рождество Христово, Светлое Воскресение и другие праздники и веселятся на масленице вдвойне – в нашу и свою.
НАЗВАНИЕ МАСЛЕНИЦЫ
Между славянскими племенами масленица называется различно: у словаков fasanек, у богемцев masopust, masopustny, у поляков zapust и miesopust, у сербов била неделя; у русских называется мясопустом, мясопустною неделею, сырною неделею и масленицею. Все эти названия означают одно и то же. По причине воздержания от мяса произошло название – мясопуста; от употребления сыра – сырной недели; от повсеместного употребления масла – масленицы, которая продолжается целую неделю перед Великим постом* [* В неделю мясопустную воспоминается, по утверждению Св. отцов, время Страшного суда; в субботу совершается поминовение о просиявших в пощении святых; в воскресенье воспоминается, по завещанию церковных учителей, падение праотца нашего Адама.]. В наших святцах и церковных книгах употребляется название сырной недели. В это время ничего не едят из мясного; рыба, молоко, яйца и сыр есть общее для всех. Употребительнейшее и обыкновенное название этой недели по всей России известно под именем масленицы.
В течение масленицы все состояния увлекаются разгульной жизнью и забавами; почему она в северо-восточной России называется в простонародии честною масленицею, а на западе широкою масленицею. Она начинается встречею в понедельник; с середины недели идет разгул масленицы; в широкий четверг все спешат угощать друг друга; наконец, следуют прощальные дни: суббота и воскресенье.
ОТПРАВЛЕНИЕ МАСЛЕНИЦЫ
Начало введения масленицы современно у нас принятию христианской веры. В Несторовой летописи при описании моровой язвы в Киеве, под 1090 г., в первый раз упоминается мясопуст. Названия же сырной недели и масленицы мы не встречаем в наших летописях ранее XVI века, а об образе их отправления ровно ничего не знаем. Иностранные писатели суть первые, сообщившие нам сведения о забавах и значении масленицы, которые остались доныне почти в прежнем виде. Как в старину, так и ныне главное угощение на масленице состоит в блинах. Во всю неделю пекут из гречневой или пшеничной муки блины на масле, молоке и яйцах, круглые, во весь объем сковороды; блины же, не более как с чайное блюдечко, тонкие, легкие и большею частью на молоке и яйцах, из одной пшеничной муки, называются оладьями. В богатых домах подают к блинам жидкую икру. В Малороссии и смежных с нею местах пекут такие же блины и сверх того готовят вареники. Это небольшие пирожки, похожие на сибирские пельмени, с тою разницею, что их начиняют свежим творогом и потом на несколько минут опускают в кипяток; вынув из воды, немедленно подают к столу горячими; их едят с маслом и сметаной. Блины подаются повсюду горячими; простывшие теряют свое достоинство. Есть блиноманы, которые едят такие горячие, что обжигают язык и рот, но масло смягчает их обжогу. Повсюдное потчевание блинами на масле и водкою родило поговорку: «Не житье, а масленица».
В высшем кругу людей масленица известна по одному названию, и если блины подаются там, то из приличия к народному обычаю и чтобы, так сказать, не прослыть немцами.
Русский с чистосердечной простотою предается всяким потехам: скачет и пляшет, шутит и смеется над скряжническою жизнью, гуляет в городе и вне города, поет и выводит на рожке радостную песню; сорит деньгами, опоражнивает бокалы с вином – тогда ему море по колено и хоть трава не расти.
В иных местах масленица начинается с понедельника, а с четверга уже празднуют все. Простолюдины, закусив порядочно блинами, принимаются распевать веселые песенки; потом катаются в санях и разъезжают по знакомым. После катанья посещают приятельский дом, в коем ждут их новые блины, готовый обед, и там пируют до полночи.
Всякое сословие пирует по-своему: потому иные проводят время в маскировании, плясках и шумных пирушках; другие, с меньшими требованиями к роскоши и светскому приличию, катаются с ледяных гор на саночках-самокаточках или на лубках; качаются на разнозатейливых качелях и .веселятся по-русски, припеваючи.
Нет картины заманчивее, разновиднее и восхитительнее, как народная масленица в Петербурге. Тут все состояния спешат насладиться удовольствием. Ввечеру балы, маскарады и два раза в день театры. По домам, как и в рождественские праздники, расхаживают замаскированные, но везде шумное и неутомимое гостеприимство.
Последние два -дня на сырной неделе (субботу и воскресенье) одни из приличия, другие по набожности посвящают на испрашивание друг у друга прощения. Встретясь, даже на улице, они целуются, говоря: «Прости меня, в чем я тебя обидел, умышленно и неумышленно, делом или словом».– «Бог тебя простит и Божья Матерь»,– отвечает ему другой. И в знак примирения целуются. Люди высшего сословия не стыдятся ездить тогда к своим врагам и мирятся с ними. Иностранец Альберт Кампензе, описывая религию русских в начале XVI века, замечает, что они гораздо лучше следуют учению Евангелия, нежели католики* [* Lettera d’Alb. «Campense intorno le cose di Moscovia, al. beat. padr. Clemente VII».]. Эта похвальная черта не истребилась доныне у нас.
В воскресенье вечером совершаются проводы масленицы, и после ужина заключают ее в некоторых местах катаньем на санях почти до полночи.
В небольших городах России или вообще в тех местах, где удовольствие на масленице сопровождается катаньем на санях и редко вечерними собраниями, простой народ тешится пляскою, играми и песнями. Нельзя, однако ж, скрыть слабости нашего доброго народа. Всю масленицу от чрезмерно-радушного угощения вином упиваются до того, что бывают драки и убийства. Не только иностранцы, описывавшие нравы наших предков, говорят об этом, но мы, современники, сами этому свидетели.
По деревням парни с девками катаются на дровнях, санях и больших салазках с природных гор. Катаются на скамьях, подмороженных коровьим навозом и политых водою. Скамьи делаются из двух больших досок, соединенных ножками. На них садятся только девки, одна подле другой, правят ногами и поют песни. Мальчики катаются на скамеечках, садясь на них верхом, а девочки на ледянках: это есть подмороженное решето. Катаются еще на корытах подмороженных, бычках и кружках** [** Бычки имеют вид скамейки, коей низ составляет старое рассошье, а передняя сторона отделяется полозьем. Рассошье намазывают коровьим навозом, потом поливают водою, пока не обмерзнет хорошо. Место, на коем садятся, устраивают из небольшой гладкой доски, прикрепленной снизу четырьмя попарно столбиками: двумя спереди, а двумя сзади. Кружки делают из старых решет, низ переплетают лыками и потом обмазывают, как бычки.]; взрослые парни спускаются с гор на ногах, сцепившись по нескольку вместе. Но самое лучшее и разгульное катанье – в запряженных лошадью санях. Бабы и девки, мужики и парни, усевшись около 15 человек в сани, разъезжают с колокольчиком при пении разнообразных песней. Лошадь едва везет и останавливается весьма часто, как бы расслушивая песни разгульных своих седоков; но ей не дают расслушать: дергают вожжами то в ту, то в другую сторону; она вытягивается лениво, поднимает ноги, тащит шаг за шагом; пот на ней кружится паром, она задыхается, лезет из кожи, но везет.– Перед сумерками увеличивается число парней, молодых, женатых, девушек и молодиц – в избах остаются одни старухи. Вывозят дровни, и все теснятся на них. Удальцы сидят на краешках и облучках и управляют бег ногами: такое гулянье продолжается до полуночи.
МАСКАРАД И САННОЕ КАТАНЬЕ, ДАННОЕ ПЕТРОМ I
Петр I, насмехаясь над многими своенравными и застарелыми обыкновениями, изображал их часто в потешных забавах. К числу таковых принадлежит представленная им масленица в Москве (1722 г.). В четвертый день масленицы начался большой поезд из Всесвятского села. Там было заготовлено множество разного вида и величины морских судов, и все они поставлены были на сани, которые были запряжены зверями. По знаку, данному ракетою, флот двинулся и потянулся к тверским воротам пестрыми рядами. Шествие началось штукарем, ехавшим на больших санях, в шесть лошадей гуськом. Лошади брянцали бубенчиками и побрякушками. На других санях сидел Зотов, князь-папа. Он был одет в длинную из красного бархата епанчу, подбитую горностаем; в ногах его сидел на бочке пьяный Бахус; за ним ехал шут в санях, запряженных четырьмя свиньями. После двинулся флот с Нептуном на колеснице и трезубцем в руках; колесницу его везли две Сирены. За ним ехал князь-кесарь Ромодановский на большой лодке, запряженной двумя живыми медведями. Кесарь был в порфире и с княжескою короной на голове. Потом шел 88-пушечный корабль с тремя мачтами и полным вооружением: его везли 16 лошадей. Сам государь сидел в нем, в одежде флотского капитана, окруженный генералами и офицерами. За кораблем ехала гондола; в ней сидела государыня в одежде ост-фрисландской крестьянки; ее окружали знатные и придворные дамы и кавалеры в аравийских одеждах. За гондолою тянулась неугомонная обитель: так назывались маскарадные шуты: они сидели в разных смешных положениях, в длинных и широких санях, которые нарочно были сделаны наподобие драконовой пасти. Шуты были наряжены журавлями, лебедями, лисицами, волками, медведями и огненными змеями. Пестрое и разновидное шествие, изумлявшее и забавлявшее жителей, шло в Кремль, и сюда уже прибыло вечером, при пушечных выстрелах. Следующие три дня были проведены в угощениях и веселостях. Участвовавшие в этом маскараде переменяли на себе платья по несколько раз в день. Последний день заключился сожжением богатого фейерверка* [* Голик. «Деян. Петр. В.», «Северн. Пчела», 1833 г., № 125.].
РАЗНОЕ ОТПРАВЛЕНИЕ МАСЛЕНИЦЫ
Между жителями петербургскими сохранилось предание, что масленица приезжает сначала на Охту, потом в Ямскую, а после в город. По этой причине Охта именуется первоначальницею масленицы, потому что в старые годы строились там ледяные горы, и кто охтенским горам не сделал чести своим посещением, тот считался отъявленным врагом масленицы. В прежние годы нигде столько не пекли и не ели блинов, как на Охте; в прежние годы под именем первоначальницы масленицы разумели охтянку, которую представляли нагруженною блинами, оладьями и пирогами. Вот описание охтянки, первоначальницы масленицы, которая, обращаясь к своим подругам, говорит:
Сестрицы!
Встречайте масленицу, нам любезную
И к весельям нашим быть полезную.
Вот здесь уже раствор
Блины и оладьи подпекать;
А вы готовьте
Более масла подливать.
Не жалейте притом
Яиц, сметаны и творогов
Для излечения
Масленичных пирогов.
А особливо для дородных молодцов,
Напечем мы поболее пряженцов!
Подруги ее, яичницы и городские жительницы, отвечали с распростертыми объятиями:
Масляницу с радостью нашею встречаем,
С весельем и кочерги в руки принимаем:
В готовности уже пред вами строем стать,
Ухватами и кочергами честь отдать.
Все уже у наших баб, все будет исправно,
И с сковородниками пойдем регулярно.
Блины, оладьи печь давно уже чтимся.
И о маслянице весьма веселимся,
Как возможно хворост нам выше возгромоздится,
Тут всякий на то зрит, пусть всякий тому дивится.
По утрам мы рано, скоро будем вставать,
Растворы и тесто спешно приготовлять.
Мы устроим башни, пирамиды и вышки,
Окружать коих будут масленые пышки.
Наполнятся столы с рыбой, пирогами,
Украсим их лаврами и деревами.
Напекутся оладьи, блины и пряженцы,
Пускай сбираются к нам хорошие молодцы,
Приятельски с нами обще забавляться,
Потом с гор на санках вместе покататься –
О! какое будет тут веселье и радость,
Когда вольется в нас толь великая сладость!
Что будем мы винцо и пивцо попивать,
А блинами и оладьями заедать.
Вдруг появились на Охте горы, украшенные флагами и ельником. Отворились кабаки, в коих сидели мужички в пристойном их званию засаленном платье, с искривленными лицами. Повсюду раздавались песни и крики. В домах били окна и тарелки, на столах лежали горы хвороста, пирогов, блинов и оладьев; полуштофики не сходили со столов.
Всякая домоводчица старалась, встав поутру рано, приготовить растворы, напечь блинов, оладьев и всякой всячины. Каждый хозяин старался поутру рано зазывать к себе приятелей и угощать их, приговаривая от всего усердия:
Пожалуй, меня послушай,
Сию рюмку водки кушай.
Принимай, небось, смело,
Ведь ныне то и дело.
Нечего, кажется, трусить,
Есть, видишь, чем и закусить:
Блины и оладьи стоят,
Которых ныне едят.
А если жажду утолить,
Извольте пивом промочить.
Не шутя я вас прошу
И с любовью подношу.
Гости отвечали, что они довольны хлебосольством хозяина, и просили его посетить их масленицу:
Довольны и так довольны,
Что утробы стали полны,
А сердца так развеселились,
Что иные со стульев повалились.
Неужели ж до того дожить,
Что и чувство нам позабыть?
Мы в кураже, довольно того,
А приятство дороже всего.
Так за ваше угощенье
Сделайте и нам посещенье.
Женщины, разгоряченные масленичным восторгом, пели, плясали, плакали, скакали, обнимали друг дружку за шею, приговаривая: «Матушка, кумушка, сватушка, кабы ты-то у меня, что бы там было! – Насилу дождались такого праздничка, а его дожидали целой годик! Да что делать, хоть на час, да вскачь». Масленица сидела на верху своего торжества: повсюду было катанье, гулянье, пиршество. Наконец настало прощанье в тот самый день, когда масленица достигла крайней точки разгула, и все расставалось с нею грустно и со слезами* [* «Магазин всех увеселений»; Москва, 1831 г., в статье: «Маловременные владетели или блестящая масленица».].
Императрица Анна иногда дозволяла себе для развлечения припоминать русские забавы на масленице. Она нарочно собирала в своем дворце унтер-офицеров с их женами, которые, будучи одетые в простонародные одежды, веселили песнями, плясками и играми. Гонитель всего русского, Бирон, желая потешиться на масленице маскарадом, велел для свадьбы одного шута состроить ледяной дом, в котором и заморозил того шута. Императрицы Елисавета и Екатерина II очень любили народные забавы. Они в сопровождении пышного двора разъезжали на санях, и ледяные горы если не более, то не менее доставляли им удовольствия. И ныне в Петербурге знатные дамы катаются с ледяных гор, нарочно для них состроенных, как во время масленицы, так и в некоторые дни поста. Это на модном языке называется journee folle или dejeuner dansant, а на обыкновенном – пикник. Сюда съезжаются, чтобы порезвиться на свободе; там танцуют и катаются с гор на самолетных саночках: в то время избранная дама сидит на коленях своего кавалера. Цвет высшего крута, утомленный скучными концертами Великого поста, бесконечными представлениями живых картин и фантастических теней, задумывает рассеять себя: он назначает пикник. И едва эта мысль вырвалась из l’elit du beau monde
<избранного общества>, как она облетает мигом дамские туалеты и петербургские салоны. Все собираются дружно в условленный час, и все не на шутку съезжаются в указанный дом. Говорливая молодежь, и молчаливый дипломат, и важный муж летят в пошевнях, в плетеных прозрачных саночках и на иноходце: все торопится, все спешит, боясь опоздать или не заставить ждать себя. Когда все соберутся, тогда каждая дама сопровождается избранным своим кавалером. Длинный ряд баловней роскоши несется пестрой вереницею по дороге. Разноцветные попоны удалой тройки и узорчатые ковры саней, бархатные кафтаны кучеров с бобровой опушкою, малиновые и голубые шапки набекрень выдвигаются на первом месте картины; богатые с развевающимися перьями шляпки и полувоздушные вуали, вьющиеся белым пухом, обхватывают очаровательные головки красавиц; серебристые бобры и черный лисий мех окутывают нежный стан счастливых сибариток; сверкающие беспечной радостью глаза, шутки и остроты красавиц занимают середину прекрасной картины. Избранные кавалеры, стоящие на запятках,
дорисовывают картину неумолкаемой болтовнёю – все мчится с восторженной веселостью. Ухабы, метель, даже грязь и лужи нипочем... Поезд вдруг останавливается перед назначенным домом. Дамы, едва вошли в пышно убранные комнаты, немедленно садятся за туалет: иные вновь наряжаются, а другие поправляют свои уборы. После нескольких минут все сходятся в блестящих уборах: говор, шум и хохот разносятся повсюду. Подают завтрак, и каждый кавалер старается угостить свою даму; потом раздается музыка и начинаются танцы. В вихре вальса забывают и время страстных дней: все кружится до упаду. Беспрерывные танцы, сменяемые утонченной изобретательностью, никому не дают покоя. Отчаянное веселье в полном разгаре, и только приостанавливается в то время, когда позовут к обеду, который начинается не ранее шести часов вечера. За обедом тот же кавалер угощает свою даму, и тот же кавалер после обеда танцует первый танец со своею дамою. Танцы продолжаются до поздней ночи, потом все расстаются, как сошлись, без сожаления, и весьма равнодушно приглашают, одни: «Завтра ко мне на вечер!», другие: «Ко мне послезавтра на бал!»
Пикник, полный странностей и противоположностей, выходит из круга обыкновенного веселия. Оттого-то он и нравится: и что же он? Бал не бал, а верное изображение пресыщенных пирами и роскошью.
В Ярославле масленица имеет свои особенности. По понедельникам там бывает рынок; на масленице тоже, но многолюднее. Всякий спешит тогда праздновать честную масленицу,– так она называется здесь. В обыкновенные торговые дни съезжаются только по надобности (а в это время, то есть в масленицу), по старинному и причудливому желанию показать себя и людей посмотреть. Так поступают все, обвенчанные в прошлый год. Молодые одеваются чисто и, судя по-деревенскому, даже щегольски. Женщины в длинных китайчатых заячьих шубах; шеи их красиво перевязаны шелковыми платочками. Наверху шубы накинуты большие длинные и пестрые платки. Мужья их не уступают им в щегольской одежде. Молодые, взявшись рука за руку, образуют в толпе народа тихо движущиеся живые картины. Около молодых или недалеко от них стоят их отцы и матери и простодушно любуются милыми детушками. Мимо них беспрестанно ходят любопытные. Кроме молодых собираются в этот день девицы-невесты и парни-женихи. Они составляют совсем особое отделение. Несколько девиц одного села, взявшись дружески за руки, стоят неподвижно на одном месте. Парни, охорашиваясь, похаживают мимо девиц и посматривают на них. Нагулявшись вдоволь, молодые с родными и знакомыми расходятся по трактирам и ресторациям. Тут за чашкой чая встречают масленицу, а потом начинается пир горой. Поклонники Бахуса также не отказывают себе в удовольствии. Поразвеселившись, начинают петь и плясать, а потом оставляют город на целую неделю. Все вместе они едут к тестю-батюшке и к теще-матушке и там веселятся до первой недели поста. Жители Ярославля и уездных городов угощают друг друга блинами, катаются на горах и по улицам, поют коляду. С четверга сырной недели толпы мастеровых ходят по домам с погремушками, бубнами, рожками, балалайками и другими простонародными инструментами, поздравляют хозяина с праздником и говорят: «Прикажи, сударь-хозяин, коляду пропеть». Получив позволение, они поют:
Уж как шли ребята колядовщики,
Виноград, красно-зеленая моя!
Коледовщики, все фабрищики,
Виноград, красно-зеленая моя!
Мы искали двора господина своего, –
Виноград, красно-зеленая моя!
Господинов двор на семи верстах,
Виноград, красно-зеленая моя!
На семи верстах, на осьми столбах,
Виноград, красно-зеленая моя!
Посреди двора, посреди широка,
Виноград, красно-зеленая моя!
Стоят три терема,
Виноград, красно-зеленая моя!
Три терема златоверхие,
Виноград, красно-зеленая моя!
В первом терему красно солнышко,
Виноград, красно-зеленая моя!
Во втором терему часты звезды,
Виноград, красно-зеленая моя!
Сам хозяин в дому, господин в терему,
Виноград, красно-зеленая моя!
Хозяйка в дому, госпожа в высоком,
Виноград, красно-зеленая моя!
Молодые девушки в дому, как орешки в меду,
Виноград, красно-зеленая моя!
Выслушав песню, хозяин потчует их вином, одаривает мелкими деньгами, а колядовщики благодарят:
Благодарствуй, хозяин, на хлебе, на соли и на жалованье,
Виноград, красно-зеленая моя!
Накормил, напоил, со двора пустил,
Виноград, красно-зеленая моя!
По древнему обычаю наш народ поминает усопших блинами, потому в Тамбовской губернии и смежных с нею местах первый испеченный блин кладется на слуховое окошко в том предположении, что души родственников, знакомых, особенно родителей, невидимо съедают его. Если он остается нетронутым, то думают, что злые духи до сего не допускают: в таком случае прогоняют их заклинаниями. Набожные женщины, садясь за стол, едят первый блин за упокой усопших, а следующими блинами встречают масленицу, которая потом вся проходит во взаимном угощении и катанье на санях.
Увеселения на масленице в Костромской губернии не везде начинаются одинаково: в некоторых селениях со вторника, в других со среды, а в помещичьих с четверга. Богатые катаются из одной деревни в другую или съезжаются друг к другу на блины и потом отправляются снова кататься и пировать. Новобрачные ездят в гости к сродникам, которые одаривают их мылом, а те отдариваются блинами. По некоторым уездам из деревень съезжаются девушки к своим родственникам или знакомым в лучших праздничных одеждах; лицо красят румянами и белилами, а зажиточные сверх того украшают свои шеи коралловыми монистами, пальцы кольцами, а уши блестящими серьгами. Крашеный сарафан и пестрый большой платок, искусно обвивающийся около стана красавицы, обращают общее внимание. Новобрачные, одетые в лучшие наряды, также появляются на гулянье. Девушки и новобрачные катаются с гор отдельно от мужчин. Парни в нарядных одеждах стоят рядами и высматривают пригожих невест. В субботу съезжается на горы еще более народа; катанье усиливается: парни катаются с девицами, даже с незнакомыми, и угощают их пряниками и орехами. Другие же сами покупают для себя лакомства на деньги, вырученные за проданную ими в ту неделю пряжу и,
<гуляя> около гор, хрустят орехами. В последний день масленицы, именно в воскресенье, составляется из наряженных мужчин с соломенными на голове колпаками верховая поездка, называемая обоз. Вечером за городом колпаки сжигаются – это значит сожигатъ масленицу, и потом проводят ее вином. По деревням поют песни, а вечером мужчины и женщины, взяв со своего двора по пуку соломы, складывают ее вместе и зажигают, что называется сожечь соломенного мужика.
Подобное обыкновение давно было известно многим славянским племенам, которые совершали его при встрече весны первого марта. Они выносили из селения соломенное чучело, представлявшее смерть, сжигали его и пепел бросали в воду. Нет сомнения, что сожжение соломенного мужика есть остаток языческого обряда, который изменен впоследствии и в настоящем виде уже вошел в потешные проводы масленицы.
Хотя разгульная масленица начинается вообще с Честного четверга, однако по некоторым местам Саратовской губернии (Хвалынского уезда) между поселениями она начинается с пятницы. Там старые и молодые обоего пола отправляются поутру рано на рынок, за исключением хозяев дома, и гуляют на рынке до вечера. Потом все, отправляясь домой, везут с собою масленицу (деревянный истукан), которую сажают верхом на передовой лошади и поют веселые песни. Оставшиеся в домах выходят на улицу, встречают масленицу и кланяются ей. Привезенный истукан ставится посреди улицы, народ окружает его и провозглашает: «Приехала масленица!» – Мужчины и женщины обходят вокруг и кричат: «Масленица! масленица!» Тогда уже начинается общее угощение: пекут блины, потчуют друг друга, поздравляя с наступившей масленицею; поют песни, играют в гармонику и балалайку и пляшут. Так продолжается до вечера воскресенья, в который погребают истукана. Наряжают старика в черное рубище и, навязав на веревочку осколки битой посуды, подают ему в руки; за ним несут масленицу на носилках через всю деревню. Толпы людей провожают истукана до другого конца деревни. Там бросают его и оставляют до будущего года для того, чтобы масленица не возвратилась к ним. Исполнив этот обряд, приходят домой, прощаются друг с другом, и те, которые жили между собою во вражде, примиряются.
Масленица в Пензенской губернии начинается собственно с четверга. Там посещают сначала родных, после знакомых, наконец без разбора. Новобрачные обязаны ходить к своим родителям на горячий блин в Честной четверг. Тут еще обыкновение, что молодой со своею молодою должен прогостить у тещи два или три дня. В последний день ходят, по заведенному обыкновению, прощаться к священнику: ему приносят гостинец, состоящий из меры ржи или другого какого-либо хлеба. С такими гостинцами обходят весь причт; но при этих прощаньях нередко выпивают гораздо более, нежели стоят приношения.
На парнях, однако ж, лежит обязанность проводить честную масленицу с почестию. Для этого они собирают несколько десятков борон, громоздят одну на другую наподобие горы и запрягают молодыми телятами и жеребейками, а где нет их, то волами: сколько впряжено скота, столько должно быть поводилыциков. Наверху взгроможденных борон сидит смельчак с кочергою или помелом и кричит на всех поводилыциков: «Бравее!» В этом виде проезжает масленица все село из конца в конец с разными прибаутками празднующих, какие только придут им в голову. Почти все поселяне провожают масленицу с крайним сожалением, что она прошла так быстро, недолго гостила между ними. По окончании шествия, которое прекращается в конце селения, все прощаются между собою, желают друг другу благополучного перехода от блинов на хрен да на редьку, да на кислую капусту.
В Симбирской и Пензенской губерниях существует обыкновение строить на реке городок из снега, с башнями, двумя воротами и прорубью в реке. Мальчики разделяются на две стороны: на конницу – осаждающих и пехоту – защищающих свою позицию. Конные, предводимые своим начальником, устремляются на приступ. Пешие отражают их помелами и метлами; но осаждающие после долгой борьбы прорываются через пехоту и въезжают в крепостные ворота – город взят. Взявшие город купают в проруби своего предводителя, а отличившихся на приступе и в защите угощают вином. Потом все вместе разрушают городок и возвращаются домой с песнями.
Изменения в отправлении масленицы заметны своею особенностию во Владимирской и частью в Вятской губерниях. Там возят на санях, запряженных 12 лошадьми, наряженного мужика. Он сидит на колесе, утвержденном посреди саней; в руках держит полуштоф с вином и калачи. С ним сидят наряженные музыканты, которые поют и играют. Почти такое же действие происходит в Симбирской, Саратовской, Пензенской и Нижегородской губерниях. Сколотив вместе несколько дровень, застилают их досками; посередине ставят толстое высокое дерево с воткнутым на верху его колесом; на этом колесе усаживается наряженный, который веселит народ своими забавами и проделками. Потом возят по всем улицам сани с деревом и лошадьми, наряженными в разных других животных: все нарочно на них испещрено странными уборами. Многие вместо масок расчерчивают лицо угольями и сажею; надевают на себя платье навыворот или шкуры животных с рогами и скелетом головы; при шествии скачут и поют. Вместо музыки ударяют в бубны и тазы. Шествие это называется проводами честной масленицы и обыкновенно случается в Прощеное воскресенье. В Рязанской губ<ернии> тоже возят на санях большое дерево, увешанное пестрыми лоскутьями и погремушками. Вокруг него идут наряженные толпы и останавливаются на улицах перед богатым домом на несколько минут. Тут прыгают, скачут и потом двигаются вперед. Вечером сходятся на общую пирушку и гуляют до рассвета. Блины не сходят со стола в продолжение даже ночи.
В Пермской губернии проводят масленицу, как и везде, с радушием и блинами. Там всю неделю катаются на санях по городу и за городом; катаются на коньках и на замороженных из снега катушках с речки Слюдки на Каму.
Казалось бы, что угощение блинами в России есть повсеместное: однако ж находятся места, где заменяют их особыми яствами, и это – в Сибири. Там вместо блинов подают жареное из теста на масле, похожее на пирожное и называемое хворостом. Несмотря на старинный обычай употребления хвороста, блины мало-помалу вытесняют его из своего круга. Было там обыкновение возить по улицам огромной величины корабль с парусами и снастями, поставленный на нескольких вместе сколоченных санях, запряженных 20 лошадьми. В нем сидели наряженные скоморохи, медведь и госпожа масленица. Весь этот снаряд назывался честной масленицею. Он возился по улицам в сопровождении толпы мальчиков и любопытного народа* [* Записки и замечания о Сибири. С. П. Б., 1817 г., с. 8.]. Возка корабля с парусами и снастями заимствована от маскарада, данного Петром Великим в Москве на масленице, и введена в Сибири поселенцами и должностными' людьми, которые поныне вводят в этот край многое новое и распространяют вкус и охоту ко всему хорошему и изящному. Там имеются уже свои собрания, вечера и балы, на коих, если верить рассказам, гремят отличные хоры музыки. Обитатели Сибири умеют веселиться: там, среди снежных гор и морозных вьюг они забывают, что живут в такой стране, которая одним именем своим наводит трепет на каждого человека. Избалованному роскошью столицы и в голову не придет, чтобы там могли радоваться и наслаждаться даже прихотями утонченной неги!
В Енисейской губ<ернии> на масленице переодетые в масках ходят из дома в дом или ездят на санях из деревни в деревню. Веселятся у хозяина: поют и пляшут и потом отправляются к другому, третьему и т. д. Парни строят ледяную крепость с воротами, сажают туда охранительную стражу и потом пешие и конные идут в атаку: пешие лезут на стены, а конные врываются в ворота. Осажденные обороняются метлами и нагайками. По взятии крепости победители идут с торжеством: поют песни и кричат радостно. Отличившихся из них ведут вперед, а за ними пленников. Потом все отправляются пировать и всю ночь проводят в шумных забавах.
На северном конце России, именно в Архангельской губернии, сохранялся обычай отправления масленицы, несколько сходствующий с римскими вакханалиями. В Италии поныне водят быка, обвешенного лентами, игрушками и обвитого цветами. На нем сидит мясник, представляющий Бахуса. В Архангельске совершалось почти то же. В пятницу мясники возили по городу быка на больших санях, в которые сами впрягались по несколько десятков. Здесь масленица начинается с четверга. В этот день ездят по городу на больших санях с кораблем, который обвешивается флагами разноцветными и испещряется изображениями рыб, птиц, волков, медведей, тигров, лисиц, львов и пр., с разинутою пастью. На мачтах висят шкуры этих животных и чучела птиц и рыб. Замаскированные идут позади; музыка сопровождает общее веселье. Почетные жители, купцы, мещане и другие горожане одеваются в нарядное платье; некоторые из них являются в уродливых масках; за этой веселой толпою тянутся рядами экипажи, и все отправляются с поздравлением к начальнику города и другим почетным особам. После поздравления возвращаются домой пировать. В пятницу и субботу продолжается поезд, но с меньшею пышностию, и уже ездит каждый ремесленный цех со своими значками, наприм<ер> рыболовы с изображениями рыб и других предметов, принадлежащих к их ремеслу; мастеровые со своими вывесками, а купцы с вывескою своих товаров, кто чем торгует. В воскресенье повторяется первый поезд. Все это действие называется масленица едет. В эти дни также на санях катаются с гор, качаются на качелях и едят блины с икрою* [* В бытность мною в Париже я видел карнавал, который происходил очень шумно. Там он начинается в воскресенье и оканчивается во вторник. Для учебных заведений позволяется гулять целую неделю; почти то же самое право присвоили себе городские жители: балы, вечера, танцы и маскарады занимают их до излишества. В воскресенье мясники водят по улицам откормленного быка, который обвешивается погремушками, украшается разноцветными лентами и кусками материй. На нем сидит мальчик, похожий более на Амура, нежели на Бахуса. Мясники в мифологических одеждах ведут за рога быка, за ними идет музыка и едет огромная колесница, которая битком набита здоровыми мясниками в разных положениях: иной держит дубину, представляя из себя Геркулеса; другой шатающегося Вакха, третий Силена, четвертый Сатира с козьими ногами и рогами и проч. На колеснице развеваются флаги; ее тащат весьма медленно несколько пар лошадей. Ряды экипажей с замаскированными лицами сопровождают это шествие, а тысячи' народа замыкают его. На пространстве полуверсты тянутся еще новые экипажи с людьми в уродливых масках. Во вторник (mardi gras) водят быка ко двору короля, потом по домам знатных особ, министров, послов и богачей, но преимущественно к таким людям, коих уважают. В среду убивают быка и, разрезав на известное число кусков, рассылают их по тем домам, куда водили его. Прежде всего отсылают самый лучший кусок королю, который дарит за то несколько сот франков. Прочие особы также одаривают их. В последний день веселья Париж кипит толпами замаскированных, и это веселье продолжается далеко за полночь. На масленой и в течение всего поста продают в Париже окрашенные красным цветом яйца.].
По деревням не менее веселятся на масленице. Наевшись блинов, ходят друг к другу с поздравлениями: женщины к женщинам, девушки к девушкам, старики к старикам, а молодые парни к тем и другим. Все они одеваются в нарядные одежды, особенно взрослые невесты. Старики, сидя в избе с гостями, разговаривают о своих домохозяйственных занятиях и запивают беседу чарой водки. На улице под окнами изб собираются девушки, взрослые и не взрослые в праздничных сарафанах и белых суконных шушунах (род полукафтанья за колена); головы повязаны красными шерстяными платками, а шушуны подпоясаны шерстяными домашней работы поясами; ноги обуты в лапти, обвязанные цветными шнурками; зажиточные обуваются в сапоги и башмаки; косы переплетены лентами, более красными. Точно в таком уборе показываются тогда и молодухи, но с тою разницею, что они убирают голову повойниками, кичками и даже венцом. В губерниях Московской, Рязанской, Тамбовской и Пензенской мне случалось видеть, что в эти дни сами девушки надевают на голову повойники и кички, крытые позументом и вышитые шелками. На пение девушек собирается толпа парней, которые, подступая к ним, приветствуют их снятием шапки и потом становятся в кружок подле них. Тогда и песни раздаются веселее и дружнее, и пение часто продолжается безумолчно несколько часов сряду. В то время с одного конца деревни в другой разъезжают на санях нарядные молодухи, которые на этот раз не забывают пригласить к себе девушек. Парни ездят за ними на особых санях, а иногда и девушки и парни вместе; после едут пожилые и старые, мужья и старики на отдельных санях, и все поют. Сани у зажиточных окрашены в разноцветные краски со звонком на дуге и бубенчиками около лошади. Поезд продолжается до позднего вечера, который оканчивают у кого-либо из знакомых пиршеством. Поезда начинаются иногда с дальних деревень. Случалось видеть, что барыни и барышни катаются из деревни в деревню и потом отправляются вечером к соседу. В последний день масленицы все ездят прощаться; песен не поют, за исключением девушек, которым позволяется петь. Набожность в этот день доходит у многих до того, что они, встречая на улице знакомого и незнакомого, останавливаются и троекратными поклонами и слезными словами просят взаимного прощения. Один, наприм<ер>, говорит: «Прости меня, в чем я виноват или согрешил пред тобою». Другой отвечает: «Да простит тя Бог и я прощаю»; потом целуются и расходятся. В прощальный день грех ссориться, и если кто напьется, нагрубит или нанесет кому-либо увечье, то на это не взыскивают, думая, что все должно прощать, не гневаться и не серчать: для того-то и настал прощальный день, и что в это время сам Бог прощает все прегрешения человеческие с тем, чтобы с наступлением поста покаялись и не грешили более. Многие из набожных становятся на проезжих дорогах на колени и молят проезжающих, чтобы они простили их.
По некоторым местам Малороссии было прежде в обыкновении с пением носить по улицам чучело; толпа детей сопровождала его криком и бросала в него снежные комки. Ввечеру сходились на вареники. В других местах возили на санях масленицу – деревянное изображение женщины с распущенными волосами и в пестрой одежде и потом бросали в воду или сжигали за городом в воскресенье. Ныне отправляется масленица без всяких лицедейств. На улицах появляются толпы людей в праздничных одеждах и забавляются катаньем по льду и с гор. Здесь не делают искусственных ледяных гор, а наливают на небольшие возвышения воду, которая замерзает и образует ледяные горы. Все зависит от местности. Дети строят себе снежные холмики и осаждают их: кто отличится из них на приступе, того одаривают орехами и пряниками. Катанье на санях и здесь в употреблении. Всю неделю столы бывают покрыты блинами и варениками, с утра до полночи посещают друг друга и угощают взаимно. Почти никакого не готовят другого кушанья, кроме вареников. В субботу и воскресенье ходят прощаться без подарков. В России кумовья носят друг другу большие пряники и куски мыла.
СУЕВЕРНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ
В Малороссии считается за великий грех оставлять недоеденными блины и вареники, почему остатки этих яств отдают нищим и бедным. Есть дома, которые целую неделю кормят их. Если что остается к первому дню поста, то все выбрасывают собакам, а саму посуду вымывают начисто кипятком, чтобы нечистые духи не мучили их душу на том свете. Когда остается на зубах сыр, то думают, что черти будут выдергивать остатки его каждую ночь понемногу, пока весь не выдернут вместе с зубами: потому стараются выполаскивать рот как можно чище; другие встают ночью по несколько раз для совершения полосканья и этим самым мешают чертям выдергивать сыр. Господствует между суеверными еще предубеждение, что кто хочет приобрести дешевою ценою талисман, с коим можно являться повсюду и приобретать все, что пожелает душа, в таком случае надобно в последнее воскресенье на масленице положить в рот кусок сыра во время полночи и держать его три дня сряду, не вынимая изо рта и не дозволяя чертям дотрагиваться до него. Кто совершит этот подвиг, тот счастливец в мире! Стоит ему пожелать, и все явится к его услугам. Золото ли, красавицы, и все, что вздумает, все будет в его власти. По народным преданиям известно, что самые удалые казаки пробовали достигнуть этого сверхъестественного счастья, но и им это не удавалось. Многие уверяют, что для успеха в том вперед надобно продать душу черту, но казак, правдивая душа, не полезет в ад прежде других.
Есть в России местами обыкновение, что в последний день, прощаясь друг с другом, ходят просить отпущения грехов у своих священников и потом отправляются к могилам родных и знакомых. В семействах не прежде ложатся спать, как примирившись друг с другом: дети испрашивают прощение у родителей, а слуги у господ. Сами господа не только не считают за стыд испросить прощение у своих слуг, но даже вменяют это в священный долг. Такой обычай повсеместен в России. В последний вечер сырной недели не должно ни разводить огня, ни зажигать свеч.
Пословица «Не все коту масленица» произошла оттого, что после масленицы наступает пост, а с ним вместе строго воздержанная жизнь. С первого дня поста многие не пьют даже воды, пока не отслушают утрени, не пьют чаю и не едят, не отслушав часов. Первые три дня ничего не варят: едят одно сухое, соленые огурцы, грибы, квашеную капусту, хрен да редьку и пр. и пр. С четверга варят из овощей кушанье без постного масла. В резкую противоположность примерному пощению вообще, к сожалению, можно представить людей, которые в течение всей первой недели не перестают ходить друг к другу, прощаться. Ничего не жаль для дружка! и как не порадоваться ему? Ну, похмелимся, брат, авось не пройдет ли головная боль. После первых рюмок друзья говорят: «Довольно. Надобно же выполоскать всякую дрянь!» Друзья, подумав, не ломая головы, признают это весьма здоровым и дают себе слово только полоскать рот, не более. Они полощут рот и удивляются, что бы это такое? рот моется усердно, а дрянь не выплевывается. Когда порядочно наполоскаются, тогда, взявшись дружески рука за руку и поддерживая один другого, идут к своим знакомым тоже полоскать рот. Там полосканье превращается в круговую попойку и продолжается почти всю первую неделю поста. Не одни мужчины, но и женщины соревнуются с ними. Такое постыдное обыкновение не прежде может быть истреблено, как с запрещением продажи водки по питейным домам, хотя на время великопостных дней.
БАННЫЕ ПРОВОДЫ
По окончании масленицы народ стекается толпами в бани как бы для смытия с себя всех нечистот. Тогда парятся более обыкновенного; бани натапливаются жарче прежнего, и во время парки кричат: «Помай пару после масленицы!» Выпарившись хорошенько, требуют водки и пьют за здоровье масленицы. Это делается для того, чтобы выпроводить честную масленицу из бани.
Первый понедельник великого поста в некоторых местах называется чистым понедельником. Тогда во многих городах поутру собираются кучами ребятишки, идут толпою к дому каждого хозяина с ухватами, кочергами, помелами, сковородами и кричат: «Мы масленицу прокатали, святы вечеры проиграли; мы рожествен пост пропряли. Свет, наша масленица, дорогая! где ты ночь ночевала? Под кустом на дорожке. Ехали скоморошки, вырезали по прутичку, сделали по гудочку, и вы, гудушки, не гудите, и вы масленицу не будити».
В Литве во время масленицы запрягают необъезженных лошадей в сани и думают, что объезженные в это время бывают крепкими, здоровыми и не подвергаются никакому дурному глазу.
СЛОВАРЬ РЕДКИХ И СТАРИННЫХ СЛОВ
Бука – мнимое пугало, которым пугали детей.
Бурмитское зерно – крупная жемчужина.
Векша – лесной зверек; в Олонецкой губернии – сорока.
Вертеп – здесь: ящик, с которым ходят на Святках, представляя события и обстоятельства рождения Иисуса Христа.
Взвар – отвар.
Воззвание – здесь: восклицания.
Волостель – лицо, возглавлявшее волость и осуществлявшее административные, судебные и финансовые функции в Русском государстве до середины XVI в.
Гарнец – мера сыпучих тел, особенно хлеба, '/64 четверти; деревянная или железная посудина в эту меру.
Грядый – идущий, приближающийся, приходящий.
Дача – здесь: выдача, отдача, раздача.
Дрочена – род яичницы, сбитой с молоком и мукой.
Епанча – широкий плащ без рукавов.
Китайчатый – сделанный из китайки, простой бумажной ткани.
Клечальная неделя – здесь: хмельная неделя.
Коло – хоровод у южных славян.
Копыли – дровни; вставленная в санные полозья деревяшка.
Косник – лента, шнур или иное украшение, вплетаемое в косу.
Коты – род обуви, полусапожки.
Кунь, куня – плата за невесту, выходившую замуж в чужую вотчину.
Кут – угол, закуток, тупик.
Ластка (ласка) – небольшое хищное животное из семейства куньих.
Лихоманка – лихорадка.
Масака – темно-красный цвет, иссиня-малиновый.
Мед – здесь: старинный хмельной напиток.
Мехоноша – тот, кто носит мешок с подаяниями (обычно в обрядах).
Наметка – здесь: женский головной убор; род головного покрывала, фаты.
Одонье – снопы, круглая кладь сена.
Онуча – часть обуви, обвертка на ногу вместо чулок, портянки.
Ораль – общее название орудий для вспашки.
Охлопок – пучок какого-либо волокнистого вещества.
Паволока – дорогая привозная ткань, бумажная или шелковая.
Паля(е)ница – белый хлеб, булка, калач, пирог без начинки.
Панегирист – сочинитель похвального слова.
Пиитика – поэтика, теория поэтического искусства.
Писаные лапти – расписные, цветные, пестрые, разукрашенные.
Повсюдный – повсеместный.
Позорный – зрелищный.
Позумент – золотая, серебряная или иная тесьма из металла, золототканая лента.
Покут – кладбище, приют, укромное место.
Постничество – воздержание от скоромной пищи и суетных наслаждений. Пошевни – широкие сани, розвальни.
Праща – сложенный петлею ремень, куда кладется камень, который мечут с большой силой, закружив пращу.
Приноровить – приладить, приверстать, пригнать впору.
Причет (причт) – клир, священно- и церковнослужители одного прихода.
Рассошина – дерево с раздваивающимся стволом.
Рацея – проповедь, назидательная речь, длинное наставление, поучение.
Ризы – здесь: элемент украшения одежды.
Ристания – гимнастические упражнения, соревнования в беге, борьбе, конные и т. п.
Скудельница – кладбище, общее место погребения.
Сорочинское (сарацинское) пшено – рис.
Спад – куча, круг.
Стогна – площадь, улица в городе.
Странноприимный дом – гостеприимный для странников.
Суженый(ая) – роковой, предназначенный судьбой; жених, невеста, будущие супруги. Сыта – распущенная медом вода, медовый взвар, разварной мед на воде.
Торока – оторочка, бахрома; ремешки позади седла для пристяжки.
Точить – здесь: трепать.
Тропы – слово или оборот речи, употребленные в переносном значении.
Тычина – прут, хворостина, колышек, лучина, воткнутая в землю.
Убрус – платок, полотнище, браное полотенце.
Фигуры – здесь: стилистические приемы, придающие речи особую выразительность.
Червец – насекомое кошинель, дающее ярко-малиновую краску.
«Четьи минеи» («Чтения ежемесячные») – сборники житий святых, составленные по месяцам в соответствии с днями чествования церковью памяти каждого святого.
Чермный – багровый, темно-красный.
Шелег – неходящая монетка, бляшка, используемая в играх или в украшениях.
Ширять – копать, рыться, ворошить, раскидывать, переворачивать.
Шлык – шапка, чепец, колпак; женский головной убор, повойник.
Штукарь – искусник, мастер, хитрый выдумщик.
Элоквенция – ораторское искусство, красноречие.
Эпитимья – духовная кара, церковное наказание.
Яхонт – рубин.