Asz tau wilkie ne bijau. Тебя, волк, не боюсь,
Su saulinejs plaukajs, Ибо солнцевласый
Tawi diewas ne lejs, Бог тебя не пустит.
Lado, lado saule Ладо, ладо солнце,
Duok jam samczin pargalwa.— Дай ему щелчок по голове
После пирушки разводят огонь, пляшут, скачут через него шесть раз с венками на голове в сопровождении свирели и дудки** [** «Сын отеч.» за 1839 г., с. 123–125. Секминес по-литовски значит седьмой; но как сошествие св. Духа приходится на седьмой неделе после светлого праздника, то потому называется секминес, как Вознесение Господне шештинес, празднуемое на шестой неделе.– Нарбут ошибочно называет обряд бандиникая – секмине и думает, что секмине есть какое-нибудь мифологическое наименование.]
В Малороссии доселе сохранились суеверные предания, что при известных крыницах (колодезях) сидят в зеленую неделю русалки, а в Новгород-Северском (Черниговск. губ.) существует доныне родник, называемый Ярославов родник, и криницы Заручейская, Сухомлинская. Народ думает, что тут сидят в зеленую неделю чаровницы, называемые кри-ниченьки (колодезные русалки) и загадывают проходящим: «Що росте без корня?» (Что растет без корня?) и сами отвечают: «Камень росте без корня».
У поляков еще в XV в.* [* Dlugos «Hist. Polon.», кн. XII, ed. Grodeck, Lips. 1711, in f.] повторялось в пятидесятницу языческое празднество стадо, сходное с сибирским, московским и тульским или с семиком.
ПРИНОШЕНИЕ ЖЕРТВ НА МОГИЛАХ
В германских и славянских землях, как-то: в Саксонии, Лузации, Богемии, Силезии и Польше сохранились следы праздников в честь умерших. Первого марта рано поутру выходили на кладбище с факелами и приносили жертвы над могилами родных. На буях и буйвицах (так называются кладбища Псковской и Тверской губер.) доныне делают гадания, как в святки.
Отправление семика приходилось в тот самый день, в который погребали и поминали убогих на могилах. Это есть остаток благочестивых учреждений. Первые проповедники св. веры, чтобы уничтожить суеверные празднества, ввели в обычай погребение и поминовение. Когда проповедники в римских областях не могли уничтожить идолопоклоннические обряды, тогда они должны были сообразоваться с их обычаями, с коими суеверный народ еще в царствование Константина В. (в IV в.) не мог расстаться, и установили крестные хождения в семик** [** Бар. Розенк. «Обозр. Кормчей кн. в историч. виде».ъ. Из Стоглава видно, что в Троицкую субботу сходились мужи и жены на жальники (кладбища) и плакали на могилах с великим криком, и когда играли скоморохи и гудошники, тогда рыдающие переставали плакать, начинали скакать, плясать и бить в ладоши. Подобный обычай соблюдается в Смоленской губернии, Белоруссии, Литве и Малороссии.
В Исландии при начале весны празднуют зеленый четверг, как наш семик. В Дании он также называется зеленым четвергом, и там, во времена язычества, праздновали его в честь бога Тора или Тура. У англичан и шведов он называется святым четвергом, у немцев зеленым четвергом. Простолюдины в Германии употребляли обыкновенно в зеленый четверг кушанье из зелени. У всех этих народов праздновалось первое мая точно так же, как у нас семик: поселяне увенчивали себя цветами, носили в руках зеленые древесные ветви и танцевали вокруг березки, называемой майским деревом. Адонисов праздник, когда греки бросали в море и реку плетеные венки, цветы и древесные листья, сходен во многом с нашим семиком.
СЕМИК
Семик есть девичий праздник ныне, и он так назван потому, что приходится на седьмой неделе по Пасхе, именно в четверг. В этот день ходят девушки в лес. Там они играют в горелки, пляшут, поют и угощают преимущественно яичницею В иных местах вся седьмая неделя по Пасхе называется семицкою; в Малороссии она называется клечальною, святою неделею и зелеными святками. Клечальною названа потому, что в это время обставляют храмы, дворы, дома и покои молодыми кленовыми деревьями, иногда липовыми и березовыми. Внутренность комнат посыпают травою и цветами. В Великороссии такой же обычай, но только там, вместо кленового дерева, употребляют преимущественно березу. Сие обыкновение было известно еще во время идолопоклонства, когда в празднество бога Тора украшали его капище и дома деревьями, травою и цветами.
В белой и чермной России семик называется сёмуха.
В Богемии и по введении христианской веры долго существовали священные дубравы, куда в день семика ходил народ совершать разные жертвоприношения. Герцог Брячислав уничтожил эти обряды в 1093 г. От суеверного обычая осталось семицкое празднество, в которое девушки ходят собирать по рощам и полям цветочки, из коих плетут венки. То же самое сохранилось в Малороссии и Великороссии. В наше время там носят при пении зеленые ветви деревьев, вьют венки, гадают на лужайках, в рощах и при водах.
Ношение деревьев сопровождалось у древних эллинов особыми празднествами. В Сицилии и других городах Греции праздновали цветоносие, древо-ношение в честь богини Прозерпины; носили зеленые деревья и масличные ветви и вили венки из колосьев в честь солнца. У римлян было торжество в честь месяца мая, матери Меркурия. Их майское дерево (arbor majalis) соответствует нашей семицкой березе.
Рощи и дубравы у всех восточных народов, равно у греков и римлян, служили заветными местами для совершения обрядов. Германцы и славяне под покровом дремучих лесов отправляли свои таинственные обряды. Не довольствуясь заветными рощами, они имели священные деревья на полях, дорогах, между селениями и рубежами. Кому не известны мрачные, таинственные дубравы суровых друидов. У них дуб более всего почитался, потом липа: отрезать от них ветку или отломить сучок считалось святотатством. У германцев производились еще суды и жертвоприношения под липою* [* К1еin «Handbuch der Germ. Alterthumskunde».]. У поруссов или древних пруссов зажигались огни под липою в честь Лиго, бога веселия и весны. У литовцев липа посвящалась богине Лайлю. Западные славяне посвящали ясень верховному своему богу.
Веселые хороводы на семик, составляемые из молодых людей обоего пола, увеличивали общее веселие прелестью зелени, цветущими душистыми деревьями и свежестью бальзамического воздуха. Остатки забав сохранились в играх и шутках не только северных народов, но в Германии и Великобритании. Немецкий праздник венков перед Троицыным днем похож на семик. На нем действующим лицом бывал царь садов или зеленый человек. В одну из рощ собиралась веселая толпа, веселилась и пировала: за пиром употребляли преимущественно яйца, потом обвивали одного из охотников зеленью, листьями и деревьями и выводили его из рощи. Пляски и песни сопровождали зеленого человека.
ЗНАЧЕНИЕ ВЕНКОВ
Семицкие песни, в коих воспеваются липа и береза, напоминают остатки языческих обрядов. Украшение же венками есть также остаток обычаев древнего мира. Греческие и римские жрецы надевали на голову венки при жертвоприношениях, деланные из тех деревьев, которые посвящались божествам. Отсюда вошло в обычай увенчивать дубовыми венками знаменитых людей, украшать их на олимпийских играх за победы, гражданские добродетели и успехи в художествах и после смерти осыпать памятники, гробы и могилы цветами и плетеными венками. За великие дела равняли людей с божествами, почему и не удивительно, что увенчанные таким образом заслуги пережили отдаленное потомство и украсили страницы бытописания незабвенными именами. Сон и смерть представлялись у греков в венках, потому что они означали награду неувядаемой славы. Увенчанный лаврами муж почитался сверхъестественным существом.
Семик при всех местных разнообразиях у нас во всеобщем употреблении. Он только в Сибири называется Тюлъпою, вероятно оттого, что на празднество собирались толпами. В Польше он называется стадо** [** Длуг. «Hist. Ро1оn.», кн. VII, еd. Lips., 1771 г.], которое производят от глагола стадиться, собираться в толпу.
Празднование семика производится с незапамятных времен, и для удовольствия на этот раз избирают преимущественно рощи, леса, речные и озерные места. В рощах и лесах завивают девушки венки и потом пускают их на воду с загадываниями, наблюдая, как они плывут и как двигаются по воде. Эти приметы ведут впоследствии к бесконечным толкованиям. Тут старухи или особые разгадчицы – ворожеи, пользующие особою доверенностью, объясняют девушкам значение венков.
ОБЫЧАЙ ПОГРЕБЕНИЯ И ПОМИНОВЕНИЯ В СЕМИК
Прежде в семик совершался обычай погребения и поминовения умерших в убогих домах. В Малороссии повторяется еще этот обычай на Фоминой неделе, в субботу, которая называется еще родительскою, или поминальною, субботою. Народ собирается на могилы своих родных в нарядном одеянии, с разными съестными припасами: пирогами, жарким, пасхою (кулич), крашеными яйцами и с водкою. Священники справляют службу за упокой, и по окончании панихид каждый идет к могиле своего родственника. Тут начинают охать и плакать, вспоминая об усопших; поплакав немножко, расстилают на могиле белое полотно и раскладывают съестное. Старший в семействе наливает рюмку водки и потчует всех званых; затем предлагает им чего-нибудь покушать; спустя несколько времени он опять потчует и советует кушать, чтобы ничего не оставалось, иначе покойники останутся недовольными. По прошествии нескольких минут он снова подает по чарке водки и потом опять. Это делается для того, чтобы залить горе. Когда довольно подгуляют, начинают вой и плач. Тогда опять подносится вино, чтобы забыть горе. Когда же позабудется горе, начинается между поминающими суждение о любви или неприязненности некоторых из покойников, и в последнем случае часто доходит до ссоры. Тогда и покойники не рады сердобольным этим воспоминаниям о них. Однако этот обычай существует везде в России – на Фоминой неделе и в поминальную субботу все на кладбищах. Кто не видел разнообразных представлений в это время! В больших городах они выказываются более, а в столицах в обширнейшем размере. На Волковском и Смоленском кладбищах в Петербурге какие не происходят действия! Если бы поминания оканчивались одним плачем, а то доходит до того, что сами поминающие делаются полумертвыми от чрезмерного заливания горя по усопшим.
Поминовение мертвых на могилах есть остаток древней тризны, или стравы.
В прежние времена отправлялись погребения и поминовения по убитым или скоропостижно умершим в убогих домах; таковые покойники назывались убогими. Всякий приходил в убогий или скудельничий дом, чтобы отыскать без вести пропавшего и, если его находил, то брал и погребал торжественно на особых местах и обсаживал могилу деревьями, отчего сии места превращались в рощи. В скудельницу доставлялись все поднятые на улицах и дорогах мертвые трупы. Обряд погребения и поминовения погибших без вести совершали еще перед Вселенскою Троицкою субботою* [* Le Brun («Voyages раг 1а Моsсоu еп Регsе еt аuх Indes orient.», т. I, с. 35) говорит, что в день семика отправлялись некоторые из духовных утром рано к одному рву, подле коего в трех или четырех ямах лежали найденные убитые на больших дорогах и казненные правосудием, и по совершении над ними поминовения предавали земле.].
ИЗМЕНЕНИЕ СЕМИКА
Время много изменило народные обыкновения. Семик сделался ныне веселым хороводным гуляньем, но деревенские обитатели удержали некоторые обряды древнего поверья. Семик почитается в России честным семиком, одним из лучших весенних праздников; за ним считается Троицын день и, наконец, купальница** [* В Петербургской губернии празднуют семик сходно с описываемым в Московской, Владимирской и Костромской губер. Лет тридцать тому назад праздновался семик в самом Петербурге у церкви во имя Рождества Иоанна Предтечи, которая в 1742 году называлась Оспенною Иоанно-Предтеченскою, потому что была построена на оспенном кладбище во время свирепствовавшей тогда оспы. Ямщики, населявшие тогда загородную эту часть, и простолюдины сходились сюда для игр и забав в семик и Иванов день. Бывало, экипажи тянулись в два ряда по Литовскому каналу от Знаменского моста до церкви Иоанна Предтечи, около которой на обширном поле разбивались шатры с лакомствами и питьем. Бывало, эти гулянья посещались блестящим двором, знатными особами и всеми сословиями, разъезжавшими в пышных и изысканных одеждах, подобно гуляньям екатерингофскому, елагинскому, петергофскому и другим. Теперь уже не празднуют там семика – время искоренило древний обычай.]. В Московской, Владимирской и Рязанской губерн. сгибают молодые плакучие березы, вьют из них венки и кумятся через венки (целуются), говоря:
Покумимся, кума,
Покумимся:
Чтобы нам с тобою не браниться,
Вечно дружиться.
Потом одаривают друг друга желтыми яйцами. Во Владимирской губ<ернии> ходят еще девушки поутру с пирогом на яйцах собирать у соседей деньги, вечером составляют хороводы, пляшут, поют, едят пирог и яичницу. У волжских жителей девицы пекут козули – лепешки на яйцах, в виде венка. С козулями отправляются в рощу, обматывают березки ленточками, разноцветными бумажками и пестрыми шнурами. Из сучьев сих березок свивают венок и во время завивания поют:
Береза моя, березонька!
Береза моя белая,
Береза моя кудрявая.
Стоишь ты, березонька,
Осередь долинушки.
На тебе, березонька,
Трава шелковая.
Близ тебя, березонька,
Красны девушки
Семик поют.
Под тобою, березонька,
Красны девушки
Венок плетут.
Что не белая березонька
К земле клонится;
Не шелкова травонька
Под ней расстилается;
Не бумажны листочки
От ветру раздуваются.
Под этой березонькой
С красной девицей
Молодец разговаривает.
По завивании кумятся (целуются) через венок, говоря: «Здравствуй, кум и кума!» Потом садятся под березкой и едят козулю и яичницу. Мужчины и девушки открывают потом семик хороводом и, ходя вокруг избранной березки, увитой лентами, поют:
Не дожжик березку обмывает,
Здесь в роще девок прибывает.
Скачьте, пляшите, красны девки,
А вы, холостые, поглядите.
С гулянья вам девушек не взяти!
А взять ли, не взять ли с доброй воли
По батюшкину повеленью,
По матушкину благословению,
По невестину рукоделью.
По окончании песни ставят в середину хоровода девушку и мужчину, и все продолжают петь:
Аи, во поле липинька стояла,
Во поле кудрявая стояла;
Под липою бел шатер,
В том шатре стол стоит,
За тем столом девица,
За тем сидит красная,
Шьет ширинку золотом,
Нижет узду жемчугом.
Ехал мимо молодец:
«Бог на помощь, девица!
Бог на помощь, красная!
Ширинку шить золотом,
Низать узду жемчугом».
Молодцы поют:
Не мне ли ширинка?
Не моему ли коню уздечка?
Им отвечают девушки:
Не по молодце ширинка,
Не по твоем коне уздечка.
В некоторых уездах Костромской губерн. (Галиче, Кинешме и Нерехте) меняются при кумовстве кольцами и серьгами – по завитии венков, потом садятся пировать кто что принес; или делают пир в складчину, называемую ссыпчина. После пира поют:
Как у нас в году три праздника.
Первой праздник семик честной,
Другой праздник Троицын день,
А третий праздник купальница.
Как у нас зелена трава,
Как милой мой друг
В кабаке напивается,
Как милой мой друг
По зеленой траве валяется.
Одна из девушек выходит из круга и представляет пьяного, после падает на землю и валяется. Другая подходит к ней, силится поднять ее на ноги, хоровод продолжает:
А Орина подходила,
Никиту своего будила:
«Встань, убудися, Никита!
Встань, убудися, волокита!
Соседи смеются,
Во бесчестие-то ставят».
Муж встает, а жена целует его.
Стал Никита, пробудился,
За руку с Ориной ухватился,
Домой Никита потащился.
Там поют еще очень любопытную песнь, сопровождаемую приятными движениями: в хороводный круг ставят царевну и поют:
Царь по городу гуляет,
Царь царевны своей ищет.
После этих слов начинает хоровод плясать, потом продолжают:
Уж как где моя царевна?
Где княгиня молодая?
Уж и вот моя царевна,
Вот княгиня молодая!
По загороду гуляет,
Шелковым платком махает,
Златым перстнем освещает:
Растворяйтесь, ворота,
Растворяйтеся, широки,
Вы еще пошире.
Последний стих относится к хороводу, который немедленно разделяется на две половины; по концам держат платки с поднятыми вверх руками в виде ворот. Царевна и хоровод проходят через них, продолжая петь, и сходятся между собою.
Вы сойдитеся поближе,
Вы еще того поближе;
Поцелуйтесь помилей.
Вы еще тово милее.
Все целуются между собою и потом садятся за столы, накрытые скатертями, и угощают приготовленными пирогами, яичницею, лакомствами, пивом и вином. По угощении встают и поют:
Пошел молодец на гулянье,
На веселое, на веселое.
На нем синь кафтан нараспашку,
Шелковой кушак на рубашке;
Трость Камышева с алой лентой,
Перчаточки в правой ручке;
Подошел к девушкам, поклонился.
Одна из девушек выходит из крута и кланяется.
Уж вы здравствуйте, на гуляньи,
На веселом на весельи.
Тут девушки приуныли,
Тут все красные приумолкли.
Засим девушки бросаются Толпою к березкам, плетут венки, перевивают их лентою и несут березку домой с пением. По прибытии в свою деревню ставят березку в землю и поют:
Как за нашим за двором,
Как за нашим за двором;
По той траве панья шла,
По той траве панья шла;
А за паньей пан летел,
А за паньей пан летел;
Крича: «Панья ты моя!»
Крича: «Панья ты моя!»
«А я, сударь, не твоя,
А я, сударь, не твоя:
Родимого батюшки,
Родимого батюшки,
Сударыни матушки,
Сударыни матушки».
Девушки переплетаются руками, проходят поочередно под поднятые руки и поют:
Как за Волгою яр хмель
Под кусточком вьется;
Перевился яр хмель
На нашу сторонку.
Как ли на нашей сторонке
Житье пребогато.
Житье пребогато.
Серебряны листы, венки золотые.
Нащиплюся я хмелю, хмелю ярого;
Наварю я пива, пива молодого.
Позову я гостя, гостя дорогого,
Аи ли, гостя дорогого, батюшку родного;
Мой-то батюшка пьет, пьет.
Пьян не напьется, домой соберется.
Эту песнь поют и в другой раз, если хотят применить слова к матери. За песнею составляют другой круг, в котором помещают девушку в мужской шляпе.
Ах, по травке, по муравке,
Вокруг города большого
Гулял молодец удалой.
Девушка расхаживает и посматривает с надменностью на прочих девушек.
Ой, тур, молодец удалой!
Он из города большого
Вызывал красну девицу
С ним на травке побороться.
Немедленно выходит к ней другая девушка с платком в руке.
Ой, дид, ладо! Побороться
Вышла красна девица!
Они борются. Вышедшая девушка поборола мнимого мужчину – сбивает шляпу и рвет на нем волосы:
И молодая поборола,
На муравку уронила,
Ой, дид, ладо, уронила!
Мнимый мужчина успел встать с земли, но от стыда он закрыл свое лицо.
Добрый молодец, вставая,
Закрыл лицо руками;
Утирал горючи слезы.
Он не смел своей кручины
Добрым объявить;
Ой, дид, ладо, объявить.
Этот хороводный семик выражает не одну девическую веселую жизнь. В нем резко отсвечиваются женские страсти и чувство любви. Женщина и живет в области сладостных чувствований: явился жених, и девическое сердце затрепетало. Она уже согласна отдать ему свое сердце, но чувство, как она расстанется с родными, заставляет ее отказываться от жениха под предлогом, что она не его, а родимого батюшки и сударыни матушки. Не означает ли это борьбу чувств девушки? Девушка поборола себя, это значит, что она решилась оставить родительский свой дом и отдать сердце навсегда тому, кого уже не может не любить. В этом семике раскрывается целая повесть о любви сельских девиц. Любовь поселян в тысячу раз сильнее, нежели горожан, взлелеянных баловством и прихотями.
В Тульской губерн<ии> называют кумою семицкую березу. Там перед завитием венков поют:
Благослови, Троица,
Богородица!
Нам венки завить,
Венок сплести.
Аи, дид, ой, ладо!
Нам венки завивать
И цветы сорывать.
Аи, дид, ой, ладо!
А мы в лес пойдем
И цветов нарвем;
Мы цветов нарвем
И венок совьем.
Аи, дид, ой, ладо!
Свекру-батюшке,
Свекрови-матушке;
Свекру-батюшке – малиновый;
Свекрови-матушке – калиновый.
Аи, дид, ой, ладо!
Пойду ль я пешком,
Лужком, бережком;
Сломлю ль с сыра дуба веточку,
Брошу на быструю реченьку;
Аи, дид, ой, ладо!
Не тонет, не плывет
С сыра дуба веточка.
Не тужит по мне
Свекор-батюшка,
Свекровь-матушка.
Аи, дид, ой, ладо!
Во Владимирской губ<ернии> поют перед завитием венков.
Ты не радуйся,
Дуб с горькою осиною,
Ты радуйся, белая береза!
К тебе девки идут
С пирогами, с яичницей
Со дрочонами.
Доныне не только в селениях, но и в столицах убирают дома в семик березками и усыпают пол травою. В некоторых местах России, особенно в Малороссии, ходят девушки по улицам в венках, плетенных из ландышей, незабудочек, васильков и проч.; ставят стол у березки с приготовленною яичницею, дроченою, пирогами и водкою.
ВЕНОЧНЫЙ ХОРОВОД
Девушки берегут свои венки до Троицына дня. Из завивания венков они составили веночный хоровод. В круг ставят девушку и молодого парня, а все прочие ходят около них и поют:
Аи, во поле, аи, во поле,
Аи, во поле липинька!
Под липою, под липою,
Под липою бел шатер,
Во том шатре, во том шатре,
Во том шатре стол стоит,
За тем столом, за тем столом,
За тем столом девица
Рвала цветы, рвала цветы,
Рвала цветы со травы.
Вила венок, вила венок,
Вила венок с огороды;
Со дорогим, со дорогим,
Со дорогим яхонтом.
Кому венок, кому венок,
Кому венок износить?
Носить венок, носить венок,
Носить венок старому.
Старому венок, старому венок,
Старому венок не сносить.
Мою молодость, мою молодость,
Мою молодость не сдержать.
Аи, во поле, аи, во поле,
Аи, во поле липинька!
Под липою, под липою,
Под липою бел шатер.
Во том шатре, во том шатре,
Во том шатре стол стоит.
За тем столом, за тем столом,
За тем столом девица.
Рвала цветы, рвала цветы,
Рвала цветы со травы.
Вила венок, вила венок,
Вила венок с огороды.
Со дорогим, со дорогим,
Со дорогим яхонтом.
Кому венок, кому венок,
Кому венок износить?
Носить венок, носить венок,
Носить венок милому.
Милому венок, милому венок,
Милому венок износить.
Мою молодость, мою молодость,
Мою молодость содержать?
Поют не только при завивании, но и в Троицын день.
В Пермской губ<ернии> большая часть жителей обоего пола собирается в деревню Даниловку. Там веселятся девушки, поют песни и играют кружками, а парни составляют свои забавы или, соединясь вместе, поют и пляшут.
В Саратовской губ<ернии> для празднования семика избирается девушками особый дом, куда приносят разные припасы для пира, не забывая солода и хмель. Вот обряд, происходивший в селе Березовке, стоящем на реке Узе Саратовского уезда. С наступлением семицкой недели девушки варят там брагу, которая приправляется пением веселых их песен, в той уверенности, что брага, затираемая, заквашиваемая и сливаемая под песни, придает больше веселья. У кадки хлопочут девушки: одни переливают брагу в ведра, другие катят бочку в погреб и там, переливая снова брагу, хохочут и поют:
Я пиво сливала:
Меня разнимало,
В ноженьки вступало.
После запирают погреб и ключ от него отдают одной из распорядительниц пиршества. В четверг, с самого утра, еще больше хлопот. Пекут пироги, курники и сдобные лепешки; приготовляют яичницу, варят лапшу, похлебку; готовят лапшевник, пшенник, сахарник и сальник* [* В Хвалынском уезде Саратовской губернии семик начинается топлением бани, в коей женщины готовят яичницу и несут потом в лес при пении:
Не радуйтесь, дубья, осинушки, ли, ли,
Радуйтесь, белые березоньки:
Идут к вам красны девушки,
Несут к вам яичницу.
Пришедши в лес, садятся под кудрявой березкой и поют:
Где девки шли, ли, ли,
Тут рожь густа,
Колониста,
Колосья в ведро,
Зерно с пирог.
После этого поют:
Закумимся, кума, закумимся.
Целуют друг друга, меняются кольцами, платками, серьгами и потом едят яичницу. За этим уже завивают венки на березе и там оставляют до Троицына дня.]. В полдень начинается самое торжество. Вся площадь двора чисто выметена. Посреди двора воткнуто срубленное с ветвями и листьями дерево, а под ним стоит горшок с водою. Девицы ходят по двору или сидят: иные на примостке, а другие у дверей погреба. Одни из мальчиков держат в руках заготовленные кушанья, другие ведра с пивом на палке. Одна из девиц, отличающаяся большею живостью
перед своими подругами, отделившись от толпы, подходит к дереву и опрокидывает горшок с водою; потом выдергивает дерево из земли и запевает песню. С ее голосом соединяются голоса прочих:
Разыгрался Никитин конь, Сломил тычину серебряную. Бранской староста, отворяй ворота, Пускай девушек гулять во луга.
Ворота отворяются, и вся толпа, окружив девицу, несущую дерево, движется по улице, ведущей в лес, и поет:
Ио, ио, семик,– Троица!
Туча с громом сговаривалась:
«Пойдем, гром, погуляем с тобою,
Во ту слободу, в Радышевчину,
Ио, ио, семик, Троица!»* [* Радышевчина есть имя части той самой деревни, в которой происходит веселье. Она получила название свое от имени помещика деревни.]
Девушки выходят стройным рядом из села, направляя свой путь к лесу, при пении:
Не радуйтесь, дубы,
Не радуйтесь, зеленые!
Не к вам девушки идут,
Не к вам красные;
Не вам пироги несут,
Лепешки, яичницы.
Ио, ио, семик, да Троица!
Радуйтесь, березы,
Радуйтесь, зеленые!
К вам девушки идут,
К вам красные;
К вам пироги несут,
Лепешки, яичницы.
Ио, ио, семик да Троица.
И вот девицы в тени деревьев, под зеленым их навесом, расстилают скатерть; ставят кушанья: пироги, лепешки, яичницы; с радушием простоты начинают есть и потчевать друг друга пивом. По окончании пира они рассыпаются по лесу и выбирают одну из берез, кудрявую, для завивания на ней венков. Если девиц очень много, то избирается несколько берез такой величины, чтобы можно было достать ветви, стоя под деревом. Разделившись попарно, каждая пара из ветвей березки вьет себе один венок, не отрывая ветвей от дерева. По свитии венка каждая пара кумится. Это состоит в том, что одна другой подает сквозь венок по яйцу; потом, обменявшись ими, целуются сквозь венок. За этим приступают к выбору: которой из них быть старшею кумою. Для этого, свив свои платки, бросают их вверх, и который поднимается выше, той дается имя старшей кумы. А
<так> как всякой из них хочется быть старшею, то незаметно кладут они какую-нибудь тяжесть в платок, чтобы он мог выкинуться выше. Получившая первенство носит весь день название старшей кумы; остальные же с любопытством спрашивают друг у друга: кто у тебя старшая или младшая кума? По завитии венков толпа возвращается в село; остаток же дня проводится в хороводных играх. Но этим не кончился семик. В день Троицы девушки отправляются в тот лес, где завивали венки, чтобы опять развивать их. Каждая пара рассматривает свой венок: завял он или еще свеж? По нему судят о своем счастии или несчастии. Но грустное чувство исчезает скоро: хор певиц оглашает лес песнею:
Перепелка молодая,
Куда ты летала?
Я ходила, я гуляла
По чистому полю;
Я летала, я порхала
По зеленому лесу.
Ио, ио, семик да Троица.
После вьют венки из тонких березовых сучьев; убирают их цветами и, надев на голову, ходят, припевая:
Я в веночке,
Я в зеленочке
Хожу, гуляю
По городочку.
Потом каждая из них свивает еще венок для своих родных: батюшки, матушки, братцев и сестриц, оставшихся в доме по болезни или по другим каким-либо причинам. Нагулявшись, они выступают из леса с венками на голове и на руках и поют:
Ищу ль я, ищу
Ласкова ладу.
Я в веночке,
Я в зеленочке
Хожу ль я, хожу
Вокруг городочка.
Добрый молодчик!
Будь моим ладой.
Под березкой ходили, ли, ли,
Березки шумели,
Веночки в речку бросали.
Ах вы, братцы молодцы, ли, ли!
Метите улицы,
Стройте горницы
С тремя окошечками:
Первое в улицу,
Второе в поле,
Третье к царю, на дорогу.
Навстречу идущим девицам выходит толпа парней, присоединяется к ним, и все вместе поют:
Ищу ль я, ищу
Ласкова тестя.
Я в веночке,
Я в зеленочке,
Хожу ль я, хожу
Вокруг городочка.
Ищу ль я, ищу
Ласкову тещу.
Я в веночке,
Я в зеленочке;
Хожу ль я, хожу
Вокруг городочка.
Ищу ль я, ищу
Ласкова шурина.
Я в веночке,
Я в зеленочке;
Хожу ль я, хожу
Вокруг городочка.
Ищу ль я, ищу
Ласкову своячину.
Я в веночке,
Я в зеленочке;
Хожу ль, гуляю
По городочку.
Может быть, сердце молодца давно уже избрало себе ладу, но он хранит желание в своей душе до поры.
Я в веночке,
Я в зеленочке.
Ласковый тестик,
Вари пива, меду!
Я в веночке,
Я в зеленочке.
Ласкова теща,
Пеки пироги!
Я в веночке,
Я в зеленочке.
Ласковый шурин,
Седлай коня врана!
Я в веночке,
Я в зеленочке.
Ласкова своячина,
Шей ты ширинку!
Свадебный пир еще далек; поющий хор дает этой песне тон простодушной насмешки.
Вы, добрые люди!
Жалуйте на свадьбу,
Хлеба, соли ести;
Пива, меду пита.
Расхвалили люди
Борисову свадьбу.
На свадьбе Бориса
Пива, меду нету,
Хлеба не бывало,
А соль оскудала.
Потом веселая толпа отправляется к реке, чтобы бросать венки свои и гадать по ним о будущем. Направляясь к берегу реки, хор поет:
Пойду на Дунай, на реку,
Стану на крутом берегу.
Брошу венок на воду;
Отойду подале, погляжу:
Тонет ли, не тонет ли
Венок мой на воде;
Мой веночик потонул,
Меня милый вспомянул:
Меня милый вспомянул:
«О, свет, моя ласковая!
О, свет, моя приветливая!»
Бросая венки с берега, девушки замечают, как вода уносит эти венки, и потом гадают и объясняют по ходу и по форме движения последних значение своего будущего.
Принеся невольную дань доверия неизвестному будущему, они возвращаются в свое село при пении; но в это время поют произвольно:
У нашего у соседушки
Весела была беседушка.
Во беседушке у соседушки
Сидят люди добрые;
Люди добрые, гости званые,
Старички почетные:
У батюшки старички;
У матушки старушки;
У братца товарищи;
У сестрицы подруженьки,
У мила дружка товарищи.
Торил Ванюшка дорожку
Ко Дуняшину подворью,
Ко ее красну окошку.
«Здравствуй, Дунюшка, Дуняша!
Ты за что любишь Ивана?»–
«Я за то люблю Ивана:
Его личико румяно,
Головушка кудревата.
На головке черна шляпа,
А во шляпе-то платочек,
Дуняшин дарочек».
Затем девушки занимаются хороводными играми или песнями, и только темная ночь прекращает их веселье.
VI
ТРОИЦЫН ДЕНЬ
Нельзя определить времени происхождения Троицыных игр. Большая часть поверий и обрядов теряется в глубокой древности; но суеверные понятия о них остались еще в обыкновениях, из коих многие служат предметом к загадыванию, забавам и веселию, как, например, развивание и пускание на воду венков, украшение домов зеленью, цветами и плетеными венками.
ЗНАМЕНОВАНИЕ ЗЕЛЕНЫХ ВЕТВЕЙ И УКРАШЕНИЕ ЗЕЛЕНЬЮ
Употребление цветов и зеленых ветвей в язычестве заменяло чувствования сердца: масличная ветвь знаменовала общественный мир; лавровая – победу, а дубовая – славу. Посему в торжественные шествия они носились по городу и потом хранились в храмах. У иудеев украшение домов и городов цветами и деревьями утвердилось в воспоминание заповедей, полученных Моисеем от Бога на горе Синае. У них в мае месяце, в котором праздновались их зеленые святки, украшали подсвечники, потолоки, окна, здания и храмы зеленью, цветами, цветочными венками и многолиственными деревьями. Сей обычай, без сомнения, перешел от них к прочим народам.
УКРАШЕНИЕ ЗЕЛЕНЬЮ В РОССИИ И ДРУГИХ СТРАНАХ
В Литве и Польше в Троицын день украшались церкви, дома вельмож и убогие хижины зелеными деревьями, цветами и травами; даже лавки, двери, окна и постели. Это самое в обычае доныне в Малороссии и в большей части России. С некоторого времени в Литве и Польше значительно уменьшился обычай убирать дома зелеными деревьями по причине ощутительного недостатка в лесе. На Жмуде в Духов день (Секминес) пастухи ездят на лошадях с песнями для отвращения непогод и засухи на пастбищах. В Германии доселе в употреблении троицкие деревья, троицкие и майские пляски, и убирают церкви и колокольни цветами и березками. В Англии равно существовали незадолго перед сим Троицкие игры. В Венеции совершали ежегодно в Троицын день торжественное обручение дожа с Адриатическим морем.
ТРОИЦЫН ДЕНЬ, В СТАРИНУ СРОЧНЫЙ ДЕНЬ, А СУББОТА ТРОИЦКАЯ – ПОМИНАЛЬНАЯ
В России Троицын день долго служил срочным временем .{до XVII в.) ко внесению податей, решению спорных дел и совершению всякого рода закладов, выкупов, продаж и новых условий по хозяйственной части, а в глубокой древности в Троицкую субботу совершали языческие обряды. Мужчины и женщины сходились на жальниках (могилах) и плакали над гробами с великим криком. Когда заигрывали скоморохи и гудочники, тогда они переставали плакать и начинали скакать, плясать и бить в ладоши на могилах* [* «Стогл.», гл. 41–44.].
Почти по всей России Троицкая неделя называется зеленою, но около Стародуба (Чернигов, губ.) она называется гренухою и гренушкою.
ЗАВИВАНИЕ ВЕНКОВ ПО РАЗНЫМ МЕСТАМ
В Белоруссии Троицын день в числе последних весенних праздников; с ним прекращается и катанье Красных яиц. Здесь на другой день Сошествия Святого Духа вьют в березовых рощах венки, которые вешают на деревья, и поют:
Русалочки, земляночки,
На дуб лезли, кору грызли,
Звалиляся, забилися.
Троица!
Думают, что в Троицын день русалки падают с деревьев. Завив венки, девушки скачут вокруг дерева и, хлопая в ладоши, поют:
Мы венки завивали,
Мы горелочки попили
И яичницу поели.
В знак дружбы меняются между собою кольцами. Потом старшая из них садится на землю; ее покрывают платком и привязывают к колу. Она задремывает. Прочие девушки, взявшись за руки, танцуют около нее и поют. Но вдруг выскакивает женщина, скачет среди них высоко, как может, и бьет по рукам девиц. Поднимается смех и потеха. После начинают угощать вином, но такое угощение, сопровождаемое музыкою, отправляется по большей части около гумна.
В следующее воскресенье гадают о долговечности родителей, сестер, братьев, мужа, детей и дорогого для сердца, потом все идут в стройном порядке развивать венки. Если чей венок не засох, тому долго жить, чей же засох, тому недолго жить. Однако еще остается надежда на испытание: снимают засохшие венки и бросают в воду. Когда плывет – верный знак долгой жизни; когда потонул – умереть непременно, в этот же самый год. При развивании венков поют:
На Троицу мы венки завили,
На разгары развивали,
Горелочку попили
И яичницу поели.
После этого девушки снова меняются кольцами и танцуют.
От зеленой недели до следующего воскресенья не занимаются никакой работой, боясь прогневить русалок* [* Суеверы думают еще, что в субботу перед Троицей будет преставление света; а другие ожидают его в этот день.] и думая, что скот родится с кривыми головами и ногами.
Некогда предавали русалок проклятию. Верили, что они с черными волосами и черными глазами; жили в лугах и качались на сучьях деревьев. Завидев кого-либо, манили к себе, приговаривая: «Га! га! хадзиц к нам на арели (на люльке) колыхаця». Беда тому, кто подходил к ним: его уродовали. По мнению народа, русалки суть дети затерянных или умерших без крещения, или злых белороссиянок** [** «Север, арх.» 1822 г., «Dzien wilen», 1817 г., т. 6; Со1eb. «Gг. i zab.», ч. 3, с. 277–279.].
В Малороссии завивают венки с особой радостью. Девушки отправляются на луг и собирают там любимые ими душистые травы: ландыш, барвинок, васильки, незабудки и другие и плетут из них венки, при пении:
Ой, завью венки, та на вси святки,
Ой, на вси святки, на вси праздники.
Да рано, рано – на вси праздники.
А в бору сосна колыхалася,
Дочка батиньки дожидалася.
«Ой, мий батиньку, мий голубчику,
Ты прибудь ко мни, хоть на одно лито,
У мене в тыни, перед воротами,
Сине море разливаеця».
Паны и гетманы позбигалися,
Вси сему диву дивовалися.
По завитии венков убирают ими сами себе голову и возвращаются домой с пением.
В Троицын день поют еще:
Прилитила зозулинька,
З темного лисочку;
Сила, пала, заковала
В зеленом садочку.
Ой, як выйшла Марусенька,
В ней запытала:
Скажи мени, зозулинько,
Чи довго буду в батька?
Будешь, мила Марусинько,
Сей день до вечора,
Бодай же ты, зозулинько,
Сим лит не ковала;
Що ты мени, молоденькой,
Правды не сказала...
Нельзя пропустить молчанием и того, как встречается и празднуется зеленая неделя в Малороссии. Там, куда ни посмотрите, все и повсюду зеленеет. У порога хат поставлены зеленые деревья; перед окнами тоже; сами плетни убраны ветвями. Войдете в белую, чистенькую хату, и там благоухающая зелень. В переднем углу, называемом покутом, стоит зеленое кленовое дерево, которое осеняет собою стол, накрытый белою скатертью; на столе лежит хлеб с солью* [* В Малороссии есть обыкновение класть на стол в большие праздники хлеб и соль. Его снимают со стола, когда возвратятся от обедни и садятся обедать.], за образами воткнуты бузок (сирень) и гвоздики: на стенах и по потолку тоже бузок душистый и гвоздика; пол усыпан травою, на окошках раскидана свежая трава, чебрец благовонный и полынь противу чародействия; в поливнянных стаканах и в кувшинах, расставленных по окошкам и главному столу, красуются пивония, лилия, оксамит, фиалки, пижма, Божие дерево и другие. Под иконами теплится лампада или маленькая восковая свечка, коей тусклый свет, едва пробивающийся сквозь густоту бальзамических растений, навевает на сердце и радость, и чувство благоговения. Жители, истопив печи и приведя в избе все в порядок, одеваются в праздничный наряд; потом садятся по скамьям и, сложив руки, ожидают с чистосердечной набожностию благовеста. Раздался колокол, все привстали и перекрестились. Звон пробил три раза, народ зашумел, засуетился и повалил в церковь. Белеют юбки, пестреют разноцветные запаски, звездятся дукаты на загоревших шеях, блестят цветные мониста, развеваются по ветру узорчатые и гладкие ленты, вплетенные в косы девушек, коих головы, кроме лент, убраны еще барвинком и другими цветами. В руках каждой девушки веточка полыни и барвинка. Парни в черных и серых суконных свитках, подтянутые красными, зелеными и белыми поясами, в черных и сивых смушковых шапках, с суконными или плисовыми вершками, идут чинно и веселой поступью. Все они, поравнявшись с пожилыми людьми, снимают перед ними шапку; последние приветствуют их: «Добры день, будьте здоровы, з святою недилею». Старики, одетые без щегольства, но чисто и опрятно, приближаются к церкви мерными шагами; набожность отсвечивается на их лицах. Женщины преклонных лет в белых длинных свитках и с намитками на голове идут скромно, подавая собою пример детям и внукам. После обедни поднимается радостный шум и говор. В стороне стоит высокий шест, который снизу доверху увит зелеными ветвями и цветами; около него насажены в кружок кленовые, липовые и березовые деревья. Сюда стекаются веселые толпы; раздаются песни и начинаются пляски и хороводы; вдали и около бренчат неутомимые балалайки. Веселье продолжается до темной ночи.
На другой день недели, поутру рано, отправляются девушки купаться. У каждой из них на голове венок, а в руке полынь. С ними они входят в реку и ныряют: венки всплывают с их голов; после они выходят на берег и следят глазами за венками. Чей венок принесется водою первым к берегу, та думает, что она прежде всех своих подруг выйдет замуж; чей вторым, та после своей подруги, и так далее. Но если венок начнет качаться на одном месте и не плывет – не выйти замуж; чей потонет, той умереть скоро.
Если бы захотели спросить у старых малороссиян, зачем в день Святой недели все носят полынь, то они расскажут вам легенду с простодушной уверенностью в ее истине. Святая неделя есть велик день малок; в этот день они выходят из воды повеселиться, погулять и кроются в траве, жите и в огородах. Они нападают на человека и щекочут его. Бедный смеется до тех пор, пока не умирает от смеха. Если же человек имеет при себе полынь, то малки боятся его и не смеют даже приблизиться к нему. Оттого дети, взрослые и старики, идя купаться, на гулянье, в поле, в огород, даже гуляя по селу, всегда носят при себе полынь. Поэтому-то раскладывают полынь на окошках, посыпают ею пол в хатах, бросают в сенях, бросают на пороге и во дворе, чтобы малки не дерзали приближаться даже ко двору. Случалось не раз человеку, что малка, встретившись с ним, спрашивала его: «Що у тебе?» Если он отвечал: «Полынь» и показывал, то она, сказав: «Цур тоби з ним», удалялась от него; но если встретившийся имел при себе мяту и скажет: «Мята», то она, ответив ему: «Тут тоби хата», начинает щекотать и защекотывает. до смерти. Что это за малки? Маленькие дети, которые умирали некрещенными. Души после их смерти переселяются жить в реки и озера, где они плавают золотыми рыбками. Иногда они превращаются в девушек и, показываясь на берегах, манят к себе проходящих; когда эти приближаются к ним, тогда они скрываются в воду; но бывало, что малки уносили с собою на дно реки парней, с коими они любят забавляться.
Не верите этой легенде? – такова всякая легенда, но позвольте, имейте терпение выслушать до конца рассказ одного старика, который божится и присягает за достоверность легенды.
В день Святой недели он шел вечером, когда был еще парубком, в свою деревню; не доходя за полверсты до деревни была могила; на той могиле стояло три креста. Он смотрит: под крестами сидят шесть барышень, одетых пышно, как царевны, лица их были румяны, словно калина. Таких красавиц он не видывал отроду. Он подумал сначала, что это какие-нибудь проезжие пани зашли посмотреть (намалеванный крест (разрисованный), который недавно был роставлен над умершим приказчиком. Подходит ближе, (барышни начали перекидываться и знай что-то приговаривают; он подошел еще ближе, прислушался, и волосы стали дыбом на его голове. Одна покатилась с могилы, закричала: «Ух! у мене соломенный дух; мене мати уродила некрещену положила». За ней другая, третья и так все, и все приговаривают те же самые слова. «Счастье мое,– говорил он,– что я имел при себе полынь, был бы мне тут аминь». Когда малки разбежались, тогда он перекрестился, спрятал полынь в кишеню (карман), побежал в деревню, рассказал об этом случае всем встречным, крестился и божился, что это правда.
Цветы и травы, находимые в Троицын день, хранятся в домах как предохранительное средство от разных недугов. Перед захождением солнца, когда умолкают песни и пре-кращаются хороводы, поселяне пускают венки на воду, наблюдая, чей как поплывет: закружится ли, поворотится или потонет? Правильное и спокойное плавание означает счастливый успех; кружение – неблагоприятное окончание дела, а потопление – несчастное событие. Гадания, производимые девицами о выходе замуж, о женихе, о будущем счастии и тому подобное, часто производят печальные впечатления на целое семейство. После пускания венков на воду, что не везде соблюдается одинаково,– иногда поутру, иногда в полдень,– отправляются девушки в березовые рощи при пении радостных песен и там играют в хороводы, вьют новые венки, угощают друг друга и веселятся играми и плясками. Суворов любил праздновать Троицын день и семик в березовой роще. Тут он обедал с своими гостями под кудрявыми березками, испещренными разноцветными лентами, при пении народных песен; после обеда играл в хороводы не только с девушками, но и с солдатами и забавлялся играми, из коих особенно любил: «Жив, жив, курилка».
В Петербургской губ. плетут венки накануне Троицына дня, в этот день пускают их на воду с разными гаданиями и верованиями. Девушки замечают всякое движение плывущего венка, и если он потонет, то непременно несчастие!
По этому случаю составилась в народе памятная песнь:
Во садику девки гуляли,
Калина моя, малина моя!
Во саду красные гуляли,
Калина моя, малина моя! Ц
ветки сорывали, венки совивали,
Калина моя, малина моя!
Во Неву-реку бросали,
Калина моя, малина моя!
Кто венок поймает,
Калина моя, малина моя!
За того замуж пойду.
Калина моя, малина моя!
Где ни взялся молодчик,
Калина моя, малина моя!
Из суровского ряду,
Калина моя, малина моя!
Разувался, раздевался,
Калина моя, малина моя!
Во Неву-реку бросался.
Калина моя, малина моя!
Как веночек-то дале,
Калина моя, малина моя!
Молодец-то ведь тонет,
Калина моя, малина моя!
Как венок повернулся,
Калина моя, малина моя!
Молодец захлебнулся,
Калина моя, малина моя!
Если венок, не коснувшись берегов, уплывет и не потонет, то сбудутся желания девицы.
После пускания венков отправляются в рощи или в окрестные сады: там забавляются играми, хороводами, пляшут и поют между разнообразными песнями троицкую песнь:
Благослови, Троица,
Богородица!
Нам в лес пойти,
Веночек соплести,
Ой, дид, ой, ладо!
Свекру-батюшке,
Свекрови-матушке;
Свекру-батюшке малиновый;
Свекрови-матушке калиновый.
Ой, дид, ой, ладо!
Пойду ль я пешком,
Лужком, бережком;
Сломлю ль с сыра дуба веточку,
Брошу на быструю реченьку;
Ой, дид, ой, ладо!
Не тонет, не плывет
С сыра дуба веточка.
Не тужит по мне
Ни свекор-батюшка,
Ни свекровь-матушка.
Ой, дид, ой, ладо!
В Московской губернии пускают на воду при загадывании пучки тех цветов, которые стояли в церкви.
В Калужской губер<нии> существовало обыкновение, которое местами отправляется поныне, что парень, задумавший жениться, должен вытащить из воды венок для той, которую просит за себя. Вытащивши венок, он может свататься.
В Рязанской губерн<ии> девицы и молодые женщины ходят завивать венки в рощу. Набрав полевых цветов и душистых трав, они садятся под ветвистым деревом или I где им понравится в хороводный кружок и поют песни с Припевом Лелю; потом полудничают. По сплетении венков надевают их себе на голову и идут хороводом к р. Оке, в которую бросают с себя венки и гадают по их плаванию про будущую свою судьбу.
Завивание венков в Смоленской губернии совершается не в одно время, смотря по тому, в который день празднуют Сошествие св. Духа и св. Троицу. В Смоленском, Рославль-ском, Духовщинском, Краснинском, Елинском, Дорогобужском, Вельском и Поречском
<уездах> Духов день празднуется в воскресенье, а Троица в понедельник: поэтому завивают венки в понедельник. Точно в таком порядке празднуют эти дни в Могилевской и Витебской губ<ерниях>; но в уездах Вяземском, Гжатском, Сычевском и Юхновском Смоленской же губер<нии> Троицын день празднуют в воскресенье, а Духов в понедельник; посему завивают и венки в воскресенье. Так празднуют в губерниях С.-Петербургской, Новгородской, Псковской.
В завивании венков, кроме девиц и молодых женщин, принимают участие пожилые обоих полов; венки завивают с музыкою и пением, начиная от дома или селения, из которого выходят в рощу или в лес.
Мы пойдем, девочки,
Во луга гулять,
Ай, люли, люли, во луга гулять!
Во луга гулять,
Венки завивать,
Ай, люли, люли, венки завивать.
Мы завьем веночки
На все красны денечки.
Ай, люли, люли, на красны денечки.
Благослови, Троица,
Богородица,
Нам в лес пойти,
Венок сплести,
Ай, люли, люли, венок сплести.
При завивании поют:
Благослови, Троица,
Богородица,
Нам венок сплести;
Ай, люли, люли, нам венок сплести;
Свекру-батюшке,
Свекрови-матушке,
Ай, люли, люли, свекрови-матушке:
Свекру-батюшке малиновый,
Свекрови-матушке калиновый;
Ай, люли, люли, калиновый,
А мне, молодой,
С гибкого ветийка,
Ай, люли, люли, с гибкого ветийка!
В Троицын день пускают венки на воду и гадают: девушки и парни о суженых, а замужние и пожилые о смерти или о горе и радости в жизни; когда венок не коснется берега реки и, не потонув, уплывет, тогда сбудется желание; в противном случае – неудача или смерть. При пускании венков поют:
Да пойду ль я тишком,
Лужком, бережком,
Ай, люли, люли, лужком, бережком.
Сломлю со сыра дуба веточку,
Брошу на быстру реченьку,
Ай, люли, люли, на быстру реченьку,
При неудаче в гадании поют:
Да грозна, грозна
Громовая туча!
Ай, люли, люли, громовая туча!
Грозней того нет,
Ко мне свекор едет.
Ай, люли, люли, ко мне свекор едет.
Ко мне свекор едет
Со лютой свекровью. Аи, да люли, люли, со лютой свекровью.
Вы мостите мосты,
Гнилые колоды. Аи, да люли, люли, гнилые колоды.
Забивайте гвозди,
Еловые шишки. Аи, да люли, люли, еловые шишки.
Чтобы мост обломился,
Лютый свекор залился.
Ай, да люли, люли, лютый свекор залился.
В некоторых местах Казанской губер<нии> выходят накануне Троицына дня со св. образами, чтобы служить молебны на поле, засеянном хлебом; поле и скот окропляют освященной водою. По окончании молебствия поселяне обоего пола пляшут и поют в честь Ярилы.
В Чебоксарском уезде (Казанской губер<нии>) девушки из нескольких деревень, сходятся вместе на семике, едят яичницу и потом отправляются в лес завивать венки на березе. Возвратясь в деревню, выбирают лучшую избу, моют ее, даже соскабливают нечистоту со стен и выметают двор. В этот день делается между ними ссыпчина (складчина), на которую каждая девушка приносит с собою часть муки, солоду, хмелю, и варят пиво. В Троицын день наряжаются девушки поутру рано в лучшие сарафаны и потом отправляются вместе в ту рощу, где завивали в семик венки; берут с собою березку, украшают ее лентами и приносят с пением в избранную ими для празднования избу. Здесь весь двор убирают березками и венками. Их праздник продолжается три дня, и сюда съезжается множество гостей из деревень и городов. Все веселятся, пляшут, поют, а девушки по большей части гадают о своих женихах или тут высматривают их. Без молодежи им праздник не праздник – то и раздолье, когда гуляет беспечная юность, то и наслаждение, когда радует весна жизни. Старухи и матушки, припоминая о своем давно минувшем веселии, говорят: мы гуляли лучше их! – но они говорят со вздохом и не без зависти к веселящимся.
В Пермской губ<ернии> не менее забавляются, как и в других местах. Гулянье происходит по большой части вне города. В Перми, за Кунгурской заставой, располагают круглые и веревочные качели; торгаши разбивают палатки или раскладывают на устроенных прилавочках пряники, орехи, сладкие плоды и разные напитки. Девушки и парни качаются на качелях; другие поют, а там пляшут. В Духов день предаются тем же самым забавам уже на горе, над речкою Егошикой. Считающие себя не простыми людьми прогуливаются по березовым аллеям, рассаженным подле земляного вала.
В Пензенской и Симбирской губ<ерниях> Троицын и Духов дни сопровождаются странным обычаем. Девушки, одевшись в простые платья, сходятся на условленное место; там, избрав одну из своих подруг с названием Костромы, кладут ее на доску, несут к реке и спускают в воду. Потом и сами туда бросаются за нею: купаются, поют, шалят и дурачатся. Порезвившись вдоволь, делают барабан из лубка, с ним идут домой при пении и глухом барабанном бое.
Затем наряжаются в праздничные платья и играют в хороводы до вечера.
Еще есть другое обыкновение в Пензенской губер<нии>: там за три дня до пятидесятницы все девушки отправляются хороводом в лес завивать венки. Пока идут к лесу, поют:
Ох ты, веснушка, весна,
Весна, барыня моя!
Что не в радости пришла,
Не в радости, не в чести,
Во великой сухоте.
Ох ты, сад ли мой, садик,
Сад, зеленый виноград:
Отчего, садик, повял?
В саду молодец гулял,
Тяжеленько вздыхал.
Тяжелее того девка плакала,
Не по батюшке, не по матушке,
По своем дружке, по Иванушке.
У Иванушки лицо белое,
Лицо белое, все румяное,
Все румяное, кудри русые,