А.П.ЧЕХОВ
ДЕНЬ ЗА ГОРОДОМ

     Девятый час утра.                                 
     Навстречу солнцу  ползет темная свинцовая громада.
На ней то там,  то сям красными зигзагами мелькает мол-
ния.  Слышны далекие раскаты грома. Теплый ветер гуляет
по траве, гнет деревья и поднимает пыль. Сейчас брызнет
майский дождь и начнется настоящая гроза.              
     По селу  бегает  шестилетняя  нищенка Фекла и ищет
сапожника  Терентия.  Беловолосая,  босоногая   девочка
бледна. Глаза ее расширены, губы дрожат.               
     - Дяденька, где Терентий? - спрашивает она каждого
встречного. Никто не отвечает. Все заняты приближающей-
ся грозой и прячутся в избы. Наконец встречается ей по-
номарь Силантий Силыч,  друг и  приятель  Терентия.  Он
идет и шатается от ветра.                              
     - Дяденька, где Терентий?                         
     - На огородах, - отвечает Силантий.               
     Нищенка бежит за избы на огороды и находит там Те-
рентия. Сапожник Терентий, высокий старик с рябым худо-
щавым лицом и с очень длинными ногами, босой и одетый в
порванную женину кофту,  стоит около грядок и  пьяными,
посоловелыми  глазками глядит на темную тучу.  На своих
длинных,  точно журавлиных,  ногах он  покачивается  от
ветра, как скворечня.                                  
     - Дядя  Терентий!  - обращается к нему беловолосая
нищенка. - Дяденька, родненький!                       
     Терентий нагибается к Фекле,  и его пьяное суровое
лицо покрывается улыбкой,  какая бывает на лицах людей,
когда они видят перед собой что-нибудь маленькое,  глу-
пенькое, смешное, но горячо любимое.                   
     - А-аа...  раба божия Фекла!  - говорит он,  нежно
сюсюкая. - Откуда бог принес?                          
     - Дяденька Терентий,  - всхлипывает Фекла,  дергая
сапожника за полу.  - С братцем Данилкой беда приключи-
лась! Пойдем!                                          
     - Какая такая беда?  У-ух, какой гром! Свят, свят,
свят... Какая беда?                                    
     - В  графской  роще Данилка засунул в дупло руку и
вытащить теперь не может.  Поди, дяденька, вынь ему ру-
ку, сделай милость!                                    
     - Как же это он руку засунул? Зачем?              
     - Хотел достать мне из дупла кукушечье яйцо.      
     - Не успел еще день начаться,  а у вас уже горе...
- крутит головой Терентий,  медленно сплевывая.  -  Ну,
что ж мне таперя с тобой делать?  Надо идтить...  Надо,
волк вас заешь, баловников! Пойдем, сирота!            
     Терентий идет с огорода и,  высоко  поднимая  свои
длинные ноги,  начинает шагать вдоль по улице.  Он идет
быстро, не глядя по сторонам и не останавливаясь, точно
его пихают сзади или пугают погоней. За ним едва поспе-
вает нищенка Фекла.                                    
     Путники выходят из деревни  и  по  пыльной  дороге
направляются  к  синеющей  вдали  графской роще.  К ней
версты две будет.  А тучи уже заволокли солнце, и скоро
на небе не останется ни одного голубого местечка.  Тем-
неет.                                                  
     - Свят,  свят,  свят, - шепчет Фекла, спеша за Те-
рентием.                                               
     Первые брызги,  крупные и тяжелые, черными точками
ложатся на пыльную дорогу. Большая капля падает на щеку
Феклы и ползет слезой к подбородку.                    
     - Дождь начался!  - бормочет сапожник, взбудоражи-
вая пыль своими босыми костистыми ногами.  - Это  слава
богу,  брат  Фекла.  Дождиком трава и деревья питаются,
как мы хлебом.  А в рассуждении грома ты не бойся,  си-
ротка. За что тебя этакую махонькую убивать?           
     Ветер, когда  пошел дождь,  утихает.  Шумит только
дождь,  стуча, как мелкая дробь, по молодой ржи и сухой
дороге.                                                
     - Измокнем мы с тобой, Феклушка! - бормочет Терен-
тий. - Сухого места не останется... Хо-хо, брат! За шею
потекло!  Но ты не бойся, дура... Трава высохнет, земля
высохнет, и мы с тобой высохнем. Солнце одно для всех. 
     Над головами путников сверкает молния сажени в две
длины. Раздается раскатистый удар, и Фекле кажется, что
что-то большое, тяжелое и словно круглое катится по не-
бу и прорывает небо над самой ее головой!              
     - Свят,  свят,  свят... - крестится Терентий. - Не
бойся, сиротка! Не по злобе гремит.                    
     Ноги сапожника и Феклы покрываются кусками тяжелой
мокрой глины. Идти тяжело, скользко, но Терентий шагает
все быстрей и быстрей...  Маленькая слабосильная  нищая
задыхается и чуть не падает.                           
     Но вот наконец входят они в графскую рощу.  Омытые
деревья, потревоженные налетевшим порывом ветра, сыплют
на них целый поток брызгов.  Терентий спотыкается о пни
и начинает идти тише.                                  
     - Где же тут Данилка?  - спрашивает он.  - Веди  к
нему!                                                  
     Фекла ведет его в чащу и,  пройдя с четверть верс-
ты,  указывает ему на брата Данилку. Ее брат, маленький
восьмилетний мальчик с рыжей, как охра, головой и блед-
ным,  болезненным лицом, стоит, прислонившись к дереву,
и, склонив голову набок, косится на небо. Одна рука его
придерживает поношенную  шапчонку,  другая  спрятана  в
дупле старой липы. Мальчик всматривается в гремящее не-
бо и, по-видимому, не замечает своей беды. Заслышав ша-
ги и увидев сапожника,  он болезненно улыбается и гово-
рит:                                                   
     - Страсть какой гром,  Терентий!  Отродясь  такого
грома не было...                                       
     - А рука твоя где?                                
     - В дупле... Вынь, сделай милость, Терентий!      
     Край дупла надломился и ущемил руку Данилы: дальше
просунуть можно, а двинуть назад никак нельзя. Терентий
надламывает отломок,  и рука мальчика,  красная и помя-
тая, освобождается.                                    
     - Страсть как гремит! - повторяет мальчик, почесы-
вая руку. - А отчего это гремит, Терентий?             
     - Туча на тучу надвигается... - говорит сапожник. 
     Путники выходят из рощи и идут по опушке к чернею-
щей дороге.  Гром мало-помалу утихает,  и  раскаты  его
слышатся уже издалека, со стороны деревни.             
     - Тут, Терентий, намедни утки пролетели... - гово-
рит Данилка, все еще почесывая руку. - Должно, в Гнилых
Займищах на болотах сядут.  Фекла,  хочешь,  я тебе со-
ловьиное гнездо покажу?                                
     - Не трогай,  потревожишь...  - говорит  Терентий,
выжимая  из  своей шапки воду.  - Соловей птица певчая,
безгрешная...  Ему голос такой в горле даден, чтоб бога
хвалить и человека увеселять. Грешно его тревожить.    
     - А воробья?                                      
     - Воробья можно, злая птица, ехидная. Мысли у него
в голове, словно у жулика. Не любит, чтоб человеку было
хорошо. Когда Христа распинали, он жидам гвозди носил и
кричал: "Жив! жив!"                                    
     На небе показывается светло-голубое пятно.        
     - Погляди-кось!  - говорит Терентий.  - Муравейник
разрыло! Затопило шельмов этаких!                      
     Путники нагибаются над муравейником. Ливень размыл
жилище муравьев:  насекомые встревоженно снуют по грязи
и хлопочут около своих утонувших сожителей.            
     - Ништо вам, не околеете! - ухмыляется сапожник. -
Как только солнышко пригреет,  и придете  в  чувство...
Это вам, дуракам, наука. В другой раз не будете селить-
ся на низком месте...                                  
     Идут дальше.                                      
     - А вот и пчелы!  - вскрикивает Данилка,  указывая
на ветку молодого дуба.                                
     На этой ветке,  тесно прижавшись друг к другу, си-
дят измокшие и озябшие пчелы.  Их так много,  что из-за
них не видно ни коры,  ни листьев. Многие сидят друг на
друге.                                                 
     - Это пчелиный рой,  - учит Терентий. - Он летал и
искал себе жилья,  а как дождь-то брызнул на него, он и
присел.  Ежели рой летит, то нужно только водой на него
брызгнуть,  чтоб он сел. Таперя, скажем, ежели захочешь
их забрать,  то опусти ветку с ними в  мешок,  потряси,
они все и попадают.                                    
     Маленькая Фекла вдруг морщится и сильно чешет себе
шею.  Брат глядит на ее шею и видит на ней большой вол-
дырь.                                                  
     - Ге-ге!  -  смеется сапожник.  - Знаешь ты,  брат
Фекла,  откеда у тебя эта напасть? В роще где-нибудь на
дереве сидят шпанские мухи.  Вода текла с них и капнула
тебе на шею - оттого и волдырь.                        
     Солнце показывается из-за облаков и заливает  лес,
поле и наших путников греющим светом.  Темная,  грозная
туча ушла уже далеко и унесла  с  собою  грозу.  Воздух
становится  тепел  и пахуч.  Пахнет черемухой,  медовой
кашкой и ландышами.                                    
     - Это зелье дают,  когда из носа кровь идет, - го-
ворит Терентий,  указывая на мохнатый цветок. - Помога-
ет...                                                  
     Слышится свист и гром,  но не  тот  гром,  который
только что унесли с собой тучи. Перед глазами Терентия,
Данилы и Феклы мчится товарный поезд.  Локомотив, пыхтя
и дыша черным дымом, тащит за собой больше двадцати ва-
гонов.  Сила у него необыкновенная.  Детям интересно бы
знать,  как это локомотив,  не живой и без помощи лоша-
дей, может двигаться и тащить такую тяжесть, и Терентий
берется объяснять им это:                              
     - Тут,  ребята,  вся штука в паре...  Пар действу-
ет...  Он,  стало быть,  прет под энту штуку, что около
колес, а оно и тово... этого... и действует...         
     Путники проходят  через  полотно железной дороги и
затем,  спустившись с насыпи,  идут к реке. Идут они не
за делом,  а куда глаза глядят, и всю дорогу разговари-
вают. Данила спрашивает, Терентий отвечает...          
     Терентий отвечает на все вопросы,  и нет в природе
той тайны,  которая могла бы поставить его в тупик.  Он
знает все.  Так,  он знает названия всех полевых  трав,
животных и камней.  Он знает,  какими травами лечат бо-
лезни, не затруднится узнать, сколько лошади или корове
лет.  Глядя на заход солнца, на луну, на птиц, он может
сказать, какая завтра будет погода. Да и не один Терен-
тий так разумен.  Силантий Силыч,  кабатчик, огородник,
пастух, вообще вся деревня, знают столько же, сколько и
он. Учились эти люди не по книгам, а в поле, в лесу, на
берегу реки.  Учили их сами птицы, когда пели им песни,
солнце,  когда,  заходя,  оставляло после себя багровую
зарю, сами деревья и травы.                            
     Данилка глядит на Терентия и с жадностью вникает в
каждое его слово.  Весной, когда еще не надоели тепло и
однообразия зелень полей,  когда все ново и дышит  све-
жестью,  кому не интересно слушать про золотистых майс-
ких жуков,  про журавлей, про колосящийся хлеб и журча-
щие ручьи?                                             
     Оба, сапожник и сирота,  идут по полю, говорят без
умолку и не утомляются. Они без конца бы ходили по белу
свету. Идут они и в разговорах про красоту земли не за-
мечают, что за ними следом семенит маленькая, тщедушная
нищенка. Она тяжело ступает и задыхается. Слезы повисли
на ее глазах.  Она рада  бы  оставить  этих  неутомимых
странников,  но куда и к кому может она уйти? У нее нет
ни дома,  ни родных.  Хочешь не хочешь,  а иди и слушай
разговоры.                                             
     Перед полуднем  все  трое  садятся на берегу реки.
Данила вынимает из мешка кусок измокшего,  превративше-
гося в кашицу хлеба,  и путники начинают есть.  Закусив
хлебом,  Терентий молится богу,  потом растягивается на
песчаном берегу и засыпает.  Пока он спит, мальчик гля-
дит на воду и думает.  Много у него разных дум. Недавно
он видел грозу,  пчел, муравьев, поезд, теперь же перед
его глазами суетятся рыбешки.  Одни рыбки  с  вершок  и
больше,  другие  не  длиннее ногтя.  От одного берега к
другому, подняв вверх голову, проплывает гадюка.       
     Только к вечеру наши странники возвращаются в  де-
ревню.  Дети  идут  на ночлег в заброшенный сарай,  где
прежде ссыпался общественный хлеб, а Терентий, простив-
шись с ними,  направляется к кабаку.  Прижавшись друг к
другу, дети лежат на соломе и дремлют.                 
     Мальчик не спит.  Он смотрит в темноту,  и ему ка-
жется,  что он видит все,  что видел днем:  тучи, яркое
солнце,  птиц,  рыбешек, долговязого Терентия. Изобилие
впечатлений,  утомление  и голод берут свое.  Он горит,
как в огне,  и ворочается с боку на  бок.  Ему  хочется
высказать кому-нибудь все то,  что теперь мерещится ему
в потемках и волнует душу,  но высказать некому.  Фекла
еще мала и не понять ей.                               
     "Ужо завтра  Терентию  расскажу..." - думает маль-
чик.                                                   
     Засыпают дети,  думая о бесприютном  сапожнике.  А
ночью  приходит к ним Терентий,  крестит их и кладет им
под головы хлеба.  И такую любовь не видит никто. Видит
ее  разве  одна  только луна,  которая плывет по небу и
ласково, сквозь дырявую стреху, заглядывает в заброшен-
ный сарай.                                             

К титульной странице