А.П.ЧЕХОВ
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ИДЕАЛИСТА

     Десятого мая взял я отпуск на 28 дней,  выпросил у
нашего казначея сто рублей вперед и порешил во  что  бы
то  ни стало "пожить",  пожить во всю ивановскую,  так,
чтобы потом в течение десяти  лет  жить  одними  только
воспоминаниями.                                        
     А вы  знаете,  что значит "пожить" в лучшем смысле
этого слова?  Это не значит отправиться в летний  театр
на оперетку, съесть ужин и к утру вернуться домой наве-
селе.  Это не значит отправиться на выставку,  а оттуда
на скачки и повертеть там кошельком около тотализатора.
Если вы хотите пожить, то садитесь в вагон и отправляй-
тесь туда, где воздух пропитан запахом сирени и черему-
хи,  где, лаская ваш взор своей нежной белизной и блес-
комалмазных росинок,  наперегонку цветут ландыши и ноч-
ные красавицы.  Там, на просторе, под голубым сводом, в
виду зеленого леса и воркующих ручьев,  в обществе птиц
и зеленых жуков, вы поймете, что такое жизнь! Прибавьте
к этому две-три встречи с широкополой шляпкой, быстрыми
глазками и белым фартучком...  Признаюсь, обо всем этом
я мечтал,  когда с отпуском в кармане, обласканный щед-
ротами казначея, перебирался на дачу.                  
     Дачу я нанял,  по совету одного приятеля,  у Софьи
Павловны Книгиной,  отдавшей у себя на даче лишнюю ком-
нату со столом, мебелью и прочими удобствами. Наем дачи
совершился скорее,  чем мог я думать. Приехав в Перерву
и отыскав дачу Книгиной,  я взошел,  помню,  на террасу
и...  сконфузился. Терраска была уютна, мила и восхити-
тельна,  но еще милее и (позвольте так выразиться) уют-
нее была молодая, полная дамочка, сидевшая за столом на
террасе и пившая чай. Она прищурила на меня глазки.    
     - Что вам угодно?                                 
     - Извините, пожалуйста... - начал я. - Я... я, ве-
роятно, не туда попал... Мне нужна дача Книгиной...    
     - Я Книгина и есть... Что вам угодно?             
     Я потерялся... Под квартирными и дачными хозяйками
привык я разуметь особ пожилых, ревматических, пахнущих
кофейной гущей,  но тут... - "спасите нас, о неба херу-
вимы!" - как сказал Гамлет, сидела чудесная, великолеп-
ная,  изумительная,  очаровательная особа. Я, заикаясь,
объяснил, что мне нужно.                               
     - Ах, очень приятно! Садитесь, пожалуйста! Мне ваш
друг писал уже. Не хотите ли чаю? Вам со сливками или с
лимоном?                                               
     Есть порода женщин (чаще всего блондинок), с кото-
рыми  достаточно посидеть две-три минуты,  чтобы вы по-
чувствовали себя как дома,  словно вы давным-давно зна-
комы.  Такой именно была и Софья Павловна. Выпивая пер-
вый стакан,  я уже знал,  что она не замужем,  живет на
проценты с капитала и ждет к себе с гости тетю;  я знал
причины, какие побудили Софью Павловну отдать одну ком-
нату внаймы.  Во-первых, платить сто двадцать рублей за
дачу для одной тяжело и, во-вторых, как-то жутко: вдруг
вор  заберется ночью или днем войдет страшный мужик!  И
ничего нет предосудительного,  если в  угловой  комнате
будет жить какая-нибудь одинокая дама или мужчина.     
     - Но мужчина лучше!  - вздохнула хозяйка, слизывая
варенье с ложечки.  - С мужчиной меньше хлопот и не так
страшно...                                             
     Одним словом,  через  какой-нибудь  час  я и Софья
Павловна были уже друзьями.                            
     - Ах да!  - вспомнил я, прощаясь с ней. - Обо всем
поговорили,  а о главном ни слова. Сколько же вы с меня
возьмете?  Жить я у вас  буду  только  двадцать  восемь
дней... Обед, конечно... чай и прочее.                 
     - Ну,  нашли,  о  чем  говорить!  Сколько  можете,
столько и дайте...  Я ведь не из расчета отдаю комнату,
а так... чтоб людней было... двадцать пять рублей може-
те дать?                                               
     Я, конечно,  согласился,  и дачная жизнь моя нача-
лась...  Эта  жизнь  интересна  тем,  что день похож на
день, ночь на ночь, и - сколько прелести в этом однооб-
разии,  какие дни,  какие ночи! Читатель, я в восторге,
позвольте мне вас обнять!  Утром я просыпался и, нимало
не думая о службе,  пил чай со сливками.  В одиннадцать
шел к хозяйке поздравить ее с добрым утром и пил у  нее
кофе  с жирными,  топлеными сливками.  От кофе до обеда
болтали.  В два часа обед,  но что за обед! Представьте
себе,  что вы,  голодный как собака,  садитесь за стол,
хватаете большую рюмку листовки и  закусываете  горячей
солониной с хреном.  Затем представьте себе окрошку или
зеленые щи со сметаной и т.д. и т.д. После обеда безмя-
тежное  лежанье,  чтение романа и ежеминутное вскакива-
ние, так как хозяйка то и дело мелькает около двери - и
"лежите!", "лежите!.." Потом купанье. Вечером до глубо-
кой ночи прогулка с Софьей Павловной... Представьте се-
бе,  что в вечерний час,  когда все спит, кроме соловья
да изредка вскрикивающей цапли, когда слабо дышащий ве-
терок  еле-еле  доносит до вас шум далекого поезда,  вы
гуляете в роще или по насыпи железной дороги  с  полной
блондиночкой,  которая кокетливо пожимается от вечерней
прохлады и то и дело поворачивает к вам бледное от луны
личико... Ужасно хорошо!                               
     Не прошло и недели, как случилось то, чего вы дав-
но уже ждете от меня, читатель, и без чего не обходится
ни один порядочный рассказ... Я не устоял... Мои объяс-
нения Софья Павловна выслушала равнодушно, почти холод-
но,  словно  давно  уже ждала их,  только сделала милую
гримаску губами, как бы желая сказать:                 
     - И о чем тут долго говорить, не понимаю!         
     Двадцать восемь дней промелькнули как одна  секун-
да.  Когда кончился срок моего отпуска,  я,  тоскующий,
неудовлетворенный,  прощался с дачей и Соней.  Хозяйка,
когда  я укладывал чемодан,  сидела на диване и утирала
глазки. Я, сам едва не плача, утешал ее, обещая наведы-
ваться к ней на дачу по праздникам и бывать у нее зимой
в Москве.                                              
     - Ах...  когда же мы, душа моя, с тобой посчитаем-
ся? - вспомнил я. - Сколько с меня следует?            
     - Когда-нибудь  после...  -  проговорил мой "пред-
мет", всхлипывая.                                      
     - Зачем после?  Дружба дружбой,  а денежки  врозь,
говорит  пословица,  и  к  тому же я нисколько не желаю
жить на твой счет. Не ломайся же, Соня... Сколько тебе?
     - Там...  пустяки какие-то... - проговорила хозяй-
ка,  всхлипывая и выдвигая из стола ящичек.  - Мог бы и
после заплатить...                                     
     Соня порылась в ящике,  достала оттуда  бумажку  и
подала ее мне.                                         
     - Это счет?  - спросил я. - Ну, вот и отлично... и
отлично (я надел очки)...  расквитаемся и ладно (я про-
бежал счет).  Итого...  Постой, что же это? Итого... Да
это не то,  Соня! Здесь "итого двести двенадцать рублей
сорок четыре копейки". Это не мой счет.                
     - Твой, Дудочка! Ты погляди!                      
     - Но... откуда же столько? За дачу и стол двадцать
пять рублей - согласен...  За прислугу три рубля -  ну,
пусть, и на это согласен...                            
     - Я не понимаю, Дудочка, - сказала протяжно хозяй-
ка,  взглянув на меня удивленно заплаканными глазами. -
Неужели ты мне не веришь? Сочти в таком случае! Листов-
ку ты пил... не могла же подавать тебе к обеду водки за
ту  же  цену!  Сливки  к чаю и кофе...  потом клубника,
огурцы, вишни... Насчет кофе тоже... Ведь ты не догова-
ривался пить его,  а пил каждый день!  Впрочем, все это
такие пустяки,  что я,  изволь, могу сбросить тебе две-
надцать рублей. Пусть остается только двести.          
     - Но...  тут поставлено семьдесят пять рублей и не
обозначено, за что... За что это?                      
     - Как за что? Вот это мило!                       
     Я посмотрел ей в личико. Оно глядело так искренне,
ясно и удивлено,  что язык мой уже не мог выговорить ни
одного слова. Я дал Соне сто рублей и вексель на столь-
ко же, взвалил на плечи чемодан и пошел на вокзал.     
     Нет ли, господа, у кого-нибудь взаймы ста рублей? 

К титульной странице