А.П.ЧЕХОВ
КЛЕВЕТА
Учитель чистописания Сергей Капитоныч Ахинеев вы-
давал свою дочку Наталью за учителя истории и географии
Ивана Петровича Лошадиных. Свадебное веселье текло как
по маслу. В зале пели, играли, плясали. По комнатам,
как угорелые, сновали взад и вперед взятые напрокат из
клуба лакеи в черных фраках и белых запачканных галсту-
ках. Стоял шум и говор. Учитель математики Тарантулов,
француз Падекуа и младший ревизор контрольной палаты
Егор Венедиктыч Мзда, сидя рядом на диване, спеша и пе-
ребивая друг друга, рассказывали гостям случаи погребе-
ния заживо и высказывали свое мнение о спиритизме. Все
трое не верили в спиритизм, но допускали, что на этом
свете есть много такого, чего никогда не постигнет ум
человеческий. В другой комнате учитель словесности До-
донский объяснял гостям случаи, когда часовой имеет
право стрелять в проходящих. Разговоры были, как види-
те, страшные, но весьма приятные. В окна со двора зас-
матривали люди, по своему социальному положению не
имевшие права войти внутрь.
Ровно в полночь хозяин Ахинеев прошел в кухню пог-
лядеть, все ли готово к ужину. В кухне от пола до по-
толка стоял дым, состоявший из гусиных, утиных и многих
других запахов. На двух столах были разложены и расс-
тавлены в художественном беспорядке атрибуты закусок и
выпивок. Около столов суетилась кухарка Марфа, красная
баба с двойным перетянутым животом.
- Покажи-ка мне, матушка, осетра! - сказал Ахине-
ев, потирая руки и облизываясь. - Запах-то какой, миаз-
ма какая! Так бы и съел всю кухню! Ну-кася, покажи
осетра!
Марфа подошла к одной из скамей и осторожно при-
подняла засаленный газетный лист. Под этим листом, на
огромнейшем блюде, покоился большой заливной осетр,
пестревший каперсами, оливками и морковкой. Ахинеев
поглядел на осетра и ахнул. Лицо его просияло, глаза
подкатились. Он нагнулся и издал губами звук неподма-
занного колеса. Постояв немного, он щелкнул от удоволь-
ствия пальцами и еще раз чмокнул губами.
- Ба! Звук горячего поцелуя... Ты с кем это здесь
целуешься, Марфуша? - послышался голос из соседней ком-
наты, и в дверях показалась стриженая голова помощника
классных наставников, Ванькина. - С кем это ты? А-а...
очень приятно! С Сергей Капитонычем! Хорош дед, нечего
сказать! С женским полонезом тет-а-тет!
- Я вовсе не целуюсь, - сконфузился Ахинеев, - кто
это тебе, дураку сказал? Это я тово... губами чмокнул в
отношении... в рассуждении удовольствия... При виде ры-
бы...
- Рассказывай!
Голова Ванькина широко улыбнулась и скрылась за
дверью. Ахинеев покраснел.
"Черт знает что! - подумал он. - Пойдет теперь,
мерзавец и насплетничает. На весь город осрамит, скоти-
на..."
Ахинеев робко вошел в залу и искоса поглядел в сто-
рону: где Ванькин? Ванькин стоял около фортепиано и,
ухарски изогнувшись, шептал что-то смеявшейся своячени-
це инспектора.
"Это про меня! - подумал Ахинеев. - Про меня, чтоб
его разорвало! А та и верит... и верит! Смеется! Боже
ты мой! Нет, так нельзя оставить... нет. Нужно будет
сделать, чтоб ему не поверили... Поговорю со всеми с
ними, и он же у меня в дураках-сплетниках останется".
Ахинеев почесался и, не переставая конфузиться,
подошел к Падекуа.
- Сейчас я в кухне был и насчет ужина распоряжал-
ся, - сказал он французу. - Вы, я знаю, рыбу любите, а
у меня, батенька, осетр, вво! В два аршина! Хе-хе-хе...
Да, кстати... чуть было не забыл... В кухне-то сейчас,
с осетром с этим - сущий анекдот! Вхожу я сейчас в кух-
ню и хочу кушанья оглядеть... Гляжу на осетра и от удо-
вольствия... от пикантности губами чмок! А в это время
вдруг дурак этот Ванькин входит и говорит...
ха-ха-ха... и говорит: "А-а-а... вы целуетесь здесь?" С
Марфой-то, с кухаркой! Выдумал же, глупый человек! У
бабы ни рожи, ни кожи, на всех зверей похожа, а он...
целоваться! Чудак!
- Кто чудак? - спросил подошедший Тарантулов.
- Да вон тот, Ванькин! Вхожу, это, я в кухню...
И он рассказал про Ванькина.
- Насмешил, чудак! А по-моему, приятней с барбосом
целоваться, чем с Марфой, - прибавил Ахинеев, оглянулся
и увидел сзади себя Мзду.
- Мы насчет Ванькина, - сказал он ему. - Чудачина!
Входит, это, в кухню, увидел меня рядом с Марфой да и
давай штуки разные выдумывать. "Чего, говорит, вы целу-
етесь?" Спьяна-то ему померещилось. А я, говорю, скорей
с индюком поцелуюсь, чем с Марфой. Да у меня и жена
есть, говорю, дурак ты этакий. Насмешил!
- Кто вас насмешил? - спросил подошедший к Ахинее-
ву отец-законоучитель.
- Ванькин. Стою я, знаете, в кухне и на осетра
гляжу...
И так далее. Через какие-нибудь полчаса уже все
гости знали про историю с осетром и Ванькиным.
"Пусть теперь им рассказывает! - думал Ахинеев,
потирая руки. - Пусть! Он начнет рассказывать, а ему
сейчас: "Полно тебе, дурак, чепуху городить! Нам все
известно!"
И Ахинеев до того успокоился, что выпил от радости
лишних четыре рюмки. Проводив после ужина молодых в
спальню, он отправился к себе и уснул, как ни в чем не
повинный ребенок, а на другой день он уже не помнил ис-
тории с осетром. Но, увы! Человек предполагает, а бог
располагает. Злой язык сделал свое злое дело, и не по-
могла Ахинееву его хитрость! Ровно через неделю, а
именно в среду после третьего урока, когда Ахинеев сто-
ял среди учительской и толковал о порочных наклонностях
ученика Высекина, к нему подошел директор и отозвал его
в сторону.
- Вот что, Сергей Капитоныч, - сказал директор. -
Вы извините... Не мое это дело, но все-таки я должен
дать понять... Моя обязанность... Видите ли, ходят слу-
хи, что вы живете с этой... с кухаркой... Не мое это
дело, но... Живите с ней, целуйтесь... что хотите,
только, пожалуйста, не так гласно! Прошу вас! Не забы-
вайте, что вы педагог!
Ахинеев озяб и обомлел. Как ужаленный сразу целым
роем и как ошпаренный кипятком, он пошел домой. Шел он
домой и ему казалось, что на него весь город глядит,
как на вымазанного дегтем... Дома ожидала его новая бе-
да.
- Ты что же это ничего не трескаешь? - спросила
его за обедом жена. - О чем задумался? Об амурах дума-
ешь? О Марфушке стосковался? Все мне, махамет, извест-
но! Открыли глаза люди добрые! У-у-у... вварвар!
И шлеп его по щеке!.. Он встал из-за стола и, не
чувствуя под собой земли, без шапки и пальто, побрел к
Ванькину. Ванькина он застал дома.
- Подлец ты! - обратился Ахинеев к Ванькину. - За
что ты меня перед всем светом в грязи выпачкал? За что
ты на меня клевету пустил?
- Какую клевету? Что вы выдумываете!
- А кто насплетничал, будто я с Марфой целовался?
Не ты, скажешь? Не ты, разбойник?
Ванькин заморгал и замигал всеми фибрами своего
поношенного лица, поднял глаза к образу и проговорил:
- Накажи меня бог! Лопни мои глаза и чтоб я издох,
ежели хоть одно слово про вас сказал! Чтоб мне ни дна,
ни покрышки! Холеры мало!..
Искренность Ванькина не подлежала сомнению. Оче-
видно, не он насплетничал.
"Но кто же? Кто? - задумался Ахинеев, перебирая в
своей памяти всех своих знакомых и стуча себя по груди.
- Кто же?"
- Кто же? - спросим и мы читателя...