А.П.ЧЕХОВ
МЕСТЬ
Лев Саввич Турманов, дюжинный обыватель, имеющий
капиталец, молодую жену и солидную плешь, как-то играл
на именинах у приятеля в винт. После одного хорошего
минуса, когда его в пот ударило, он вдруг вспомнил, что
давно не пил водки. Поднявшись, он на цыпочках, солидно
покачиваясь, пробрался между столов, прошел через гос-
тиную, где танцевала молодежь (тут он снисходительно
улыбнулся и отечески похлопал по плечу молодого жидкого
аптекаря), затем юркнул в маленькую дверь, которая вела
в буфетную. Тут, на круглом столике, стояли бутылки,
графины с водкой... Около них, среди другой закуски,
зеленея луком и петрушкой, лежала на тарелке наполовину
уже съеденная селедка. Лев Саввич налил себе рюмку, по-
шевелил в воздухе пальцами, как бы собираясь говорить
речь, выпил и сделал страдальческое лицо, потом ткнул
вилкой в селедку и... Но тут за стеной послышались го-
лоса.
- Пожалуй, пожалуй... - бойко говорил женский го-
лос. - Только когда это будет?
"Моя жена, - узнал Лев Саввич. - С кем это она?"
- Когда хочешь, мой друг... - отвечал за стеной
густой сочный бас. - Сегодня не совсем удобно, завтра я
целешенький день занят...
"Это Дегтярев! - узнал Турманов в басе одного из
своих приятелей. - И ты, Брут, туда же! Неужели и его
уж подцепила? Экая ненасытная, неугомонная баба! Дня не
может продышать без романа!"
- Да, завтра я занят, - продолжал бас. - Если хо-
чешь, напиши мне завтра что-нибудь... Буду рад и счаст-
лив... Только нам следовало бы упорядочить нашу коррес-
понденцию. Нужно придумать какой-нибудь фокус. Почтой
посылать не совсем удобно. Если я тебе напишу, то твой
индюк может перехватить письмо у почтальона; если ты
мне напишешь, то моя половина получит без меня и навер-
ное распечатает.
- Как же быть?
- Нужно фокус какой-нибудь придумать. Через прис-
лугу посылать тоже нельзя, потому что твой Собакевич
наверное держит в ежовых горничную и лакея... Что, он в
карты играет?
- Да. Вечно, дуралей, проигрывает!
- Значит, в любви ему везет! - засмеялся Дегтярев.
- Вот, мамочка, какой фортель я придумал... Завтра,
ровно в шесть часов вечера, я, возвращаясь из конторы,
буду проходить через городской сад, где мне нужно пови-
даться со смотрителем. Так вот ты, душа моя, постарайся
непременно к шести часам, не позже, положить записочку
в ту мраморную вазу, которая, знаешь, стоит налево от
виноградной беседки...
- Знаю, знаю...
- Это выйдет и поэтично, и таинственно, и ново...
Не узнает ни твой пузан, ни моя благоверная. Поняла?
Лев Саввич выпил еще одну рюмку и отправился к
игорному столу. Открытие, которое он только что сделал,
не поразило его, не удивило и нимало не возмутило. Вре-
мя, когда он возмущался, устраивал сцены, бранился и
даже дрался, давно уже прошло; он махнул рукой и теперь
смотрел на романы своей ветреной супруги сквозь пальцы.
Но ему все-таки было неприятно. Такие выражения, как
индюк, Собакевич, пузан и пр., покоробили его самолю-
бие.
"Какая же, однако, каналья этот Дегтярев! - думал
он, записывая минусы. - Когда встречается на улице, та-
ким милым другом прикидывается, скалит зубы и по животу
гладит, а теперь, поди-ка, какие пули отливает! В лицо
другом величает, а за глаза я у него и индюк и пу-
зан..."
Чем больше он погружался в свои противные минусы,
тем тяжелее становилось чувство обиды...
"Молокосос... - думал он, сердито ломая мелок. -
Мальчишка... Не хочется только связываться, а то я по-
казал бы тебе Собакевича!"
За ужином он не мог равнодушно видеть физиономию
Дегтярева, а тот, как нарочно, неотвязчиво приставал к
нему с вопросами: выиграл ли он? отчего он так грустен?
и проч. И даже имел нахальство, на правах доброго зна-
комого, громко пожурить его супругу за то, что та плохо
заботится о здоровье мужа. А супруга как ни в чем не
бывало глядела на мужа маслеными глазками, весело смея-
лась, невинно болтала, так что сам черт не заподозрил
бы ее в неверности.
Возвратясь домой, Лев Саввич чувствовал себя злым
и неудовлетворенным, точно он вместо телятины съел за
ужином старую калошу. Быть может, он пересилил бы себя
и забылся, но болтовня супруги и ее улыбки каждую се-
кунду напоминали ему про индюка, гуся, пузана...
"По щекам бы его, подлеца, отхлопать... - думал
он. - Оборвать бы его публично".
И он думал, что хорошо бы теперь побить Дегтярева,
подстрелить его на дуэли как воробья... спихнуть с
должности или положить в мраморную вазу что-нибудь неп-
риличное, вонючее - дохлую крысу, например... Недурно
бы женино письмо заранее выкрасть из вазы, а вместо не-
го положить какие-нибудь скабрезные стишки с подписью
"твоя Акулька" или что-нибудь в этом роде.
Долго Турманов ходил по спальной и услаждал себя
подобными мечтами. Вдруг он остановился и хлопнул себя
по лбу.
- Нашел, браво! - воскликнул он и даже просиял от
удовольствия. - Это выйдет отлично! О-отлично!
Когда уснула его супруга, он сел за стол и после
долгого раздумья, коверкая свой почерк и изобретая
грамматические ошибки, написал следующее: "Купцу Дули-
нову. Милостивый Государь! Если к шести часам вечера
сиводня 12-го сентября в мраморную вазу, что находица в
городском саду налево от виноградной беседки, не будит
положено вами двести рублей, то вы будете убиты и ваша
галантерейная лавка взлетит на воздух". Написав такое
письмо, Лев Саввич подскочил от восторга.
- Каково придумано, а? - бормотал он, потирая ру-
ки. - Шикарно! Лучшей мести сам сатана не придумает!
Естественно, купчина струсит и сейчас же донесет поли-
ции, а полиция засядет к шести часам в кусты - и
цап-царап его, голубчика, когда он за письмом поле-
зет!.. То-то струсит! Пока дело выяснится, так успеет,
каналья, и натерпеться и насидеться... Браво!
Лев Саввич прилепил марку к письму и сам снес его
в почтовый ящик. Уснул он с блаженнейшей улыбкой и спал
так сладко, как давно уже не спал. Проснувшись утром и
вспомнивши свою выдумку, он весело замурлыкал и даже
потрогал неверную жену за подбородочек. Отправляясь на
службу и потом сидя в канцелярии, он все время улыбался
и воображал себе ужас Дегтярева, когда тот попадет в
западню...
В шестом часу он не выдержал и побежал в городской
сад, чтобы воочию полюбоваться отчаянным положением
врага.
"Ага!" - подумал он, встретив городового.
Дойдя до виноградной беседки, он сел под куст и,
устремив жадные взоры на вазу, принялся ждать. Нетерпе-
ние его не имело пределов.
Ровно в шесть часов показался Дегтярев. Молодой
человек был, по-видимому, в отличнейшем расположении
духа. Цилиндр его ухарски сидел на затылке, и из-за
распахнувшегося пальто вместе с жилеткой, казалось,
выглядывала сама душа. Он насвистывал и курил сигару...
"Вот сейчас узнаешь индюка да Собакевича! - зло-
радствовал Турманов. - Погоди!"
Дегтярев подошел к вазе и лениво сунул в нее ру-
ку... Лев Саввич приподнялся и впился в него глазами...
Молодой человек вытащил из вазы небольшой пакет, огля-
дел его со всех сторон и пожал плечами, потом нереши-
тельно распечатал, опять пожал плечами и изобразил на
лице своем крайнее недоумение: в пакете были две радуж-
ные бумажки!
Долго осматривал Дегтярев эти бумажки. В конце
концов, не переставая пожимать плечами, он сунул их в
карман и произнес: "Merci".
Несчастный Лев Саввич слышал это "merci". Целый
вечер потом стоял он против лавки Дулинова, грозился на
вывеску кулаком и бормотал в негодовании:
- Трррус! Купчишка! Презренный Кит Китыч! Трррус!
Заяц толстопузый!..