А.П.ЧЕХОВ
МСТИТЕЛЬ

     Федор Федорович Сигаев вскоре после того, как зас-
тал свою жену на месте преступления,  стоял в оружейном
магазине  Шмукс  и Ко и выбирал себе подходящий револь-
вер. Лицо его выражало гнев, скорбь и бесповоротную ре-
шимость.                                               
     "Я знаю,  что мне делать... - думал он. - Семейные
основы поруганы,  честь затоптана в грязь,  порок  тор-
жествует,  а потому я, как гражданин и честный человек,
должен явиться мстителем.  Сначала убью ее и любовника,
а потом себя..."                                       
     Он еще  не выбрал револьвера и никого еще не убил,
но его воображение уже рисовало три окровавленных  тру-
па,  разможженные черепа, текущий мозг, сумятицу, толпу
зевак, вскрытие... С злорадством оскорбленного человека
он воображал себе ужас родни и публики, агонию изменни-
цы и мысленно уже читал передовые статьи,  трактующие о
разложении семейных основ.                             
     Приказчик магазина  - подвижная,  французистая фи-
гурка с брюшком и в белом жилете  -  раскладывал  перед
ним револьверы и, почтительно улыбаясь, шаркая ножками,
говорил:                                               
     - Я советовал бы вам,  мсье,  взять вот этот прек-
расный револьвер. Система Смит и Вессон. Последнее сло-
во огнестрельный науки. Тройного действия, с экстракто-
ром, бьет на шестьсот шагов, центрального боя. Обращаю,
мсье,  ваше внимание на чистоту отделки.  Самая  модная
система,  мсье... Ежедневно продаем по десятку для раз-
бойников,  волков и любовников.  Очень верный и сильный
бой, бьет на большой дистанции и убивает навылет жену и
любовника.  Что касается самоубийц, то, мсье, я не знаю
лучшей системы...                                      
     Приказчик поднимал и опускал курки, дышал на ство-
лы, прицеливался и делал вид, что задыхается от востор-
га. Глядя на его восхищенное лицо, можно было подумать,
что сам он охотно пустил бы себе пулю в  лоб,  если  бы
только  обладал  револьвером  такой прекрасной системы,
как Смит и Вессон.                                     
     - А какая цена? - спросил Сигаев.                 
     - Сорок пять рублей, мсье.                        
     - Гм!.. Для меня это дорого!                      
     - В таком случае, мсье, я предложу вам другой сис-
темы,  подешевле. Вот, не угодно ли посмотреть? Выбор у
нас громадный, на разные цены... Например, этот револь-
вер  системы  Лефоше  стоит только восемнадцать рублей,
но...  (приказчик презрительно поморщился)... но, мсье,
эта  система  уже  устарела.  Ее покупают теперь только
умственные пролетарии и  психопатки.  Застрелиться  или
убить  жену  из  Лефоше считается теперь знаком дурного
тона. Хороший тон признает только Смита и Вессон.      
     - Мне нет надобности ни стреляться,  ни убивать, -
угрюмо  солгал  Сигаев.  - Я покупаю это просто для да-
чи... пугать воров...                                  
     - Нам нет дела, для чего вы покупаете, - улыбнулся
приказчик,  скромно  опуская глаза.  - Если бы в каждом
случае мы доискивались причин,  то нам,  мсье, пришлось
бы закрыть магазин.  Для пуганья воров Лефоше не годит-
ся,  мсье, потому что он издает негромкий, глухой звук,
а  я  предложил бы вам обыкновенный капсюльный пистолет
Мортимера, так называемый дуэльный...                  
     "А не вызвать ли мне его на дуэль?  - мелькнуло  в
голове Сигаева.  - Впрочем, много чести... Таких скотов
убивают, как собак..."                                 
     Приказчик, грациозно поворачиваясь и семеня ножка-
ми,  не  переставая улыбаться и болтать,  положил перед
ним целую кучу револьверов.  Аппетитнее и  внушительнее
всех  выглядел  Смит и Вессон.  Сигаев взял в руки один
револьвер этой системы, тупо уставился на него и погру-
зился в раздумье. Воображение его рисовало, как он раз-
мозжает черепа, как кровь рекою течет по ковру и парке-
ту, как дрыгает ногой умирающая изменница... Но для его
негодующей души  было  мало  этого.  Кровавые  картины,
вопль и ужас его не удовлетворяли...  Нужно было приду-
мать что-нибудь более ужасное.                         
     "Вот что, я убью его и себя, - придумал он, - а ее
оставлю  жить.  Пусть она чахнет от угрызений совести и
презрения окружающих. Это для такой нервной натуры, как
она, гораздо мучительнее смерти..."                    
     И он представил себе свои похороны: он, оскорблен-
ный,  лежит в гробу, с кроткой улыбкой на устах, а она,
бледная,  замученная угрызениями совести,  идет за гро-
бом, как Ниобея, и не знает, куда деваться от уничтожа-
ющих, презрительных взглядов, какие бросает на нее воз-
мущенная толпа...                                      
     - Я вижу,  мсье, что вам нравится Смит и Вессон, -
перебил  приказчик его мечтания.  - Если он кажется вам
дорог, то извольте, я уступлю пять рублей... Впрочем, у
нас еще есть другие системы, подешевле.                
     Французистая фигурка  грациозно повернулась и дос-
тала с полок еще дюжину футляров с револьверами.       
  - Вот,  мсье, цена тридцать рублей. Это недорого, тем
более что курс страшно понизился, а таможенные пошлины,
мсье,  повышаются каждый час.  Мсье,  клянусь богом,  я
консерватор,  но и я уже  начинаю  роптать!  Помилуйте,
курс  и таможенный тариф сделали то,  что теперь оружие
могут  приобретать  только  богачи!  Беднякам  осталось
только  тульское оружие и фосфорные спички,  а тульское
оружие - это несчастье!  Стреляешь из тульского револь-
вера в жену, а попадаешь себе в лопатку...             
  Сигаеву вдруг стало обидно и жаль, что он будет мертв
и не увидит мучений изменницы. Месть тогда лишь сладка,
когда имеешь возможность видеть и осязать ее  плоды,  а
что  толку,  если  он  будет лежать в гробу и ничего не
сознавать.                                             
  "Не сделать ли мне так,  - раздумывал он. - Убью его,
потом побуду на похоронах, погляжу, а после похорон се-
бя убью...  Впрочем, меня до похорон арестуют и отнимут
оружие... Итак: убью его, она останется в живых, я... я
до  поры  до  времени не убью себя,  а пойду под арест.
Убить себя я всегда успею.  Арест  тем  хорош,  что  на
предварительном дознании я буду иметь возможность раск-
рыть перед властью и обществом всю низость  ее  поведе-
ния. Если я убью себя, то она, пожалуй, со свойственной
ей лживостью и наглостью,  во всем обвинит меня,  и об-
щество оправдает ее поступок и, пожалуй, посмеется надо
мной; если же я останусь жив, то...!                   
  Через минуту он думал: "Да, если я убью себя, то, по-
  жалуй, меня же                                       
обвинят и заподозрят в мелком чувстве... И к тому же за
что себя убивать?  Это раз.  Во-вторых,  застрелиться -
значит струсить.  Итак:  убью его, ее оставлю жить, сам
иду под суд.  Меня будут судить,  а она будет фигуриро-
вать в качестве свидетельницы... Воображаю ее смущение,
ее позор, когда ее будет допрашивать мой защитник! Сим-
патии суда,  публики и прессы будут,  конечно,  на моей
стороне..."                                            
     Он размышлял,  а приказчик раскладывал  перед  ним
товар и считал своим долгом занимать покупателя.       
     - Вот английские системы, недавно только получены,
- болтал он.  - Но предупреждаю,  мсье, все эти системы
бледнеют перед Смит и Вессон.  На днях - вы,  вероятно,
уже читали - один офицер приобрел у нас револьвер  сис-
темы Смит и Вессон.  Он выстрелил в любовника,  и - что
же вы думаете?  - пуля прошла  навылет,  пробила  затем
бронзовую лампу, потом рояль, а от рояля рикошетом уби-
ла болонку и контузила жену. Эффект блистательный и де-
лает честь нашей фирме. Офицер теперь арестован... Его,
конечно,  обвинят и сошлют в каторжные работы!  Во-пер-
вых,  у  нас  еще  слишком  устарелое законодательство;
во-вторых,  мсье, суд всегда бывает на стороне любовни-
ка. Почему? Очень просто, мсье! И судья, и присяжные, и
прокурор,  и защитник сами живут с чужими женами, и для
них  будет  покойнее,  если  в России одним мужем будет
меньше. Обществу было бы приятно, если бы правительство
сослало  всех мужей на Сахалин.  О мсье,  вы не знаете,
какое негодование возбуждает во мне  современная  порча
нервов! Любить чужих жен теперь так же принято, как ку-
рить чужие папиросы и читать чужие книги.  С каждым го-
дом у нас торговля становится все хуже и хуже, - это не
значит, что любовников становится все меньше, а значит,
что  мужья  мирятся со своим положением и боятся суда и
каторги.                                               
     Приказчик оглянулся и прошептал:                  
     - А кто виноват, мсье? Правительство!             
     "Идти на Сахалин из-за какой-нибудь свиньи тоже не
разумно,  - раздумывал Сигаев. - Если я пойду на катор-
гу,  то это даст только возможность  жене  выйти  замуж
вторично  и  надуть второго мужа.  Она будет торжество-
вать...  Итак:  ее я оставлю в живых,  себя не  убиваю,
его...  тоже не убиваю. Надо придумать что-нибудь более
разумное и чувствительное. Буду казнить их презрением и
подниму скандальный бракоразводный процесс..."         
     - Вот,  мсье,  еще новая система, - сказал приказ-
чик, доставая с полки новую дюжину. - Обращаю ваше вни-
мание на оригинальный механизм замка...                
     Сигаеву, после  его решения,  револьвер был уже не
нужен,  а приказчик между тем, вдохновляясь все более и
более, не переставал раскладывать перед ним свой товар.
Оскорбленному мужу стало совестно,  что из-за него при-
казчик даром трудился,  даром восхищался, улыбался, те-
рял время...                                           
     - Хорошо,  в таком случае...  - забормотал он, - я
зайду после или... или пришлю кого-нибудь.             
     Он не видел выражения лица у приказчика, но, чтобы
хоть немного сгладить неловкость,  почувствовал необхо-
димость купить что-нибудь. Но что же купить? Он оглядел
стены магазина, выбирая что-нибудь подешевле, и остано-
вил свой взгляд на зеленой сетке, висевшей около двери.
     - Это... это что такое? - спросил он.             
     - Это сетка для ловли перепелов.                  
     - А что стоит?                                    
     - Восемь рублей, мсье.                            
     - Заверните мне...                                
     Оскорбленный муж заплатил восемь рублей, взял сет-
ку и,  чувствуя себя еще более оскорбленным,  вышел  из
магазина.                                              

К титульной странице