А.П.ЧЕХОВ
ОТ НЕЧЕГО ДЕЛАТЬ
Николай Андреевич Капитонов, нотариус, пообедал,
выкурил сигару и отправился к себе в спальную отдыхать.
Он лег, укрылся от комаров кисеей и закрыл глаза, но
уснуть не сумел. Лук, съеденный им вместе с окрошкой,
поднял в нем такую изжогу, что о сне и думать нельзя
было.
- Нет, не уснуть мне сегодня, - решил он, раз пять
перевернувшись с боку на бок. - Стану газеты читать.
Николай Андреич встал с постели, набросил на себя
халат и в одних чулках, без туфель, пошел к себе в ка-
бинет за газетами. Он и не предчувствовал, что в каби-
нете ожидало его зрелище, которое было гораздо интерес-
нее изжоги и газет!
Когда он переступил порог кабинета, перед его гла-
зами открылась картина: на бархатной кушетке, спустив
ноги на скамеечку, полулежала его жена, Анна Семеновна,
дама тридцати трех лет; поза ее, небрежная и томная,
походила на ту позу, в какой обыкновенно рисуется Клео-
патра египетская, отравляющая себя змеями. У ее изго-
ловья на одном колене стоял репетитор Капитоновых, сту-
дент-техник 1-го курса, Ваня Щупальцев, розовый, безу-
сый мальчик лет девятнадцати - двадцати. Смысл этой
"живой" картины нетрудно было понять: перед самым вхо-
дом нотариуса уста барыни и юноши слились в продолжи-
тельный, томительно-жгучий поцелуй.
Николай Андреевич остановился как вкопанный, при-
таил дыхание и стал ждать, что дальше будет, но не вы-
терпел и кашлянул. Техник оглянулся на кашель и, увидев
нотариуса, отупел на мгновение, потом же вспыхнул,
вскочил и выбежал из кабинета. Анна Семеновна смути-
лась.
- Пре-екрасно! Мило! - начал муж, кланяясь и расс-
тавляя руки. - Поздравляю! Мило и великодушно!
- С вашей стороны тоже мило... подслушивать! -
пробормотала Анна Семеновна, стараясь оправиться.
- Merci! Чудно! - продолжал нотариус, широко ухмы-
ляясь. - Так все это, мамочка, хорошо, что я готов сто
рублей дать, чтобы еще раз поглядеть.
- Вовсе ничего не было... Это вам так показа-
лось... Глупо даже...
- Ну да, а целовался кто?
- Целовались - да, а больше... не понимаю даже,
откуда ты выдумал.
Николай Андреич насмешливо поглядел на смущенное
лицо жены и покачал головой.
- Свеженьких огурчиков на старости лет захотелось!
- заговорил он певучим голосом. - Надоела белужина, так
вот к сардинкам потянуло. Ах ты, бесстыдница! Впрочем,
что ж? Бальзаковский возраст! Ничего не поделаешь с
этим возрастом! Понимаю! Понимаю и сочувствую!
Николай Андреевич сел у окна и забарабанил пальца-
ми по подоконнику.
- И впредь продолжайте... - зевнул он.
- Глупо! - сказала Анна Семеновна.
- Черт знает, какая жара! Велела бы ты лимонаду
купить, что ли. Так-то, сударыня. Понимаю и сочувствую.
Все эти поцелуи, ахи да вздохи - фуй, изжога! - все это
хорошо и великолепно, только не следовало бы, матушка,
мальчика смущать. Да-с. Мальчик добрый, хороший...
светлая голова и достоин лучшей участи. Пощадить бы его
следовало.
- Вы ничего не понимаете. Мальчик в меня по уши
влюбился, и я сделал ему приятное... позволила поцело-
вать себя.
- Влюбился... - передразнил Николай Андреич. -
Прежде чем он в тебя влюбился, ты ему небось сто запад-
ней и мышеловок поставила.
Нотариус зевнул и потянулся.
- Удивительное дело! - проворчал он, глядя в окно.
- Поцелуй я так же безгрешно, как ты сейчас, девушку,
на меня черт знает что посыплется: злодей! соблазни-
тель! развратитель! А вам, бальзаковским барыням, все с
рук сходит. Не надо в другой раз лук в окрошку класть,
а то околеешь от этой изжоги... Фуй! Погляди-ка скорей
на твоего обже! Бежит по аллее бедный финик, словно ош-
паренный, без оглядки. Чай, воображает, что я с ним
из-за такого сокровища, как ты, стреляться буду. Шкод-
лив, как кошка, труслив, как заяц. Постой же, финик,
задам я тебе фернапиксу! Ты у меня еще не этак забега-
ешь!
- Нет, пожалуйста, ты ему ничего не говори! - ска-
зала Анна Семеновна. - Не бранись с ним, он нисколько
не виноват.
- Я браниться не буду, а так только... шутки ради.
Нотариус зевнул, забрал газеты и, подобрав полы
халата, побрел к себе в спальню. Повалявшись часа пол-
тора и прочитавши газеты, Николай Андреич оделся и отп-
равился гулять. Он ходил по саду и весело помахивал
своей тросточкой, но, увидав издалека техника Щупальце-
ва, он скрестил на груди руки, нахмурился и зашагал,
как провинциальный трагик, готовящийся к встрече с со-
перником. Щупальцев сидел на скамье под ясенью и, блед-
ный, трепещущий, готовился к тяжелому объяснению. Он
храбрился, делал серьезное лицо, но его, как говорится,
крючило. Увидав нотариуса, он еще больше побледнел, тя-
жело перевел дух и смиренно поджал под себя ноги. Нико-
лай Андреич подошел к нему боком, постоял молча и, не
глядя на него, начал:
- Конечно, милостивый государь, вы понимаете, о
чем я хочу говорить с вами. После того, что я видел,
наши хорошие отношения продолжаться не могут. Да-с!
Волнение мешает мне говорить, но... вы и без моих слов
поймете, что я и вы жить под одной крышей не можем. Я
или вы!
- Я вас понимаю, - пробормотал техник, тяжело ды-
ша.
- Эта дача принадлежит жене, а потому здесь оста-
нетесь вы, а я... я уеду. Я пришел сюда не упрекать
вас, нет! Упреками и слезами не вернешь того, что без-
возвратно потеряно. Я пришел затем, чтобы спросить вас
о ваших намерениях... (Пауза.) Конечно, не мое дело ме-
шаться в ваши дела, но, согласитесь, в желании знать о
дальнейшей судьбе горячо любимой женщины нет ничего та-
кого... этакого, что могло бы показаться вам вмешатель-
ством. Вы намерены жить с моей женой?
- То есть как-с? - сконфузился техник, подгибая
еще больше под скамью ноги. - Я... я не знаю. Все это
как-то странно.
- Я вижу, вы уклоняетесь от прямого ответа, - про-
ворчал угрюмо нотариус. - Так я вам прямо говорю: или
вы берете соблазненную вами женщину и доставляете ей
средства к существованию, или же мы стреляемся. Любовь
налагает известные обязательства, милостивый государь,
и вы, как честный человек, должны понимать это! Через
неделю я уезжаю, и Анна с семьей поступает под вашу фе-
рулу. На детей я буду выдавать определенную сумму.
- Если Анне Семеновне угодно, - забормотал юноша,
- то я... я, как честный человек, возьму на себя... но
я ведь беден! Хотя...
- Вы благородный человек! - прохрипел нотариус,
потрясая руку техника. - Благодарю! Во всяком случае,
даю вам неделю на размышление. Вы подумайте!
Нотариус сел рядом с техником и закрыл руками ли-
цо.
- Но что вы сделали со мной! - простонал он. - Вы
разбили мне жизнь... отняли у меня женщину, которую я
любил больше жизни. Нет, я не перенесу этого удара!
Юноша с тоской поглядел на него и почесал себе
лоб. Ему было жутко.
- Сами вы виноваты, Николай Андреич! - вздохнул
он. - Снявши голову, по волосам не плачут. Вспомните,
что вы женились на Анне только из-за денег... потом всю
жизнь вы не понимали ее, тиранили... относились небреж-
но к самым чистым, благородным порывам ее сердце.
- Это она вам сказала? - спросил Николай Андреич,
вдруг отнимая от лица руки.
- Да, она. Мне известна вся ее жизнь, и... и верь-
те, я полюбил в ней не столько женщину, сколько страда-
лицу.
- Вы благородный человек... - вздохнул нотариус,
поднимаясь. - Прощайте и будьте счастливы. Надеюсь, что
все, что тут было сказано, останется между нами.
Николай Андреич еще раз вздохнул и зашагал к дому.
На полдороге встретилась ему Анна Семеновна.
- Что, финика своего ищешь? - спросил он. - Сту-
пай-ка погляди, в какой пот я его вогнал!.. А ты уж ус-
пела ему поисповедаться! И что у вас, бальзаковских, за
манера, ей-богу! Красотой и свежестью брать не можете,
так с исповедью подъезжаете, с жалкими словами! Наврала
с три короба! И на деньгах-то я женился, и не понимал я
тебя, и тиранил, и черт, и дьявол...
- Ничего я ему не говорила! - вспыхнула Анна Семе-
новна.
- Ну, ну... я ведь понимаю, вхожу в положение. Не
бойся, не выговор делаю. Мальчика только жалко. Хороший
такой, честный, искренний.
Когда наступил вечер и всю землю заволокло потем-
ками, нотариус еще раз вышел на прогулку. Вечер был ве-
ликолепный. Деревья спали, и казалось, никакая буря не
могла разбудить их от молодого, весеннего сна. С неба,
борясь с дремотой, глядели звезды. Где-то за садом ле-
ниво квакали лягушки и пискала сова. Слышались корот-
кие, отрывистые свистки далекого соловья.
Николай Андреич, проходивший в потемках под широ-
кой липой, неожиданно наткнулся на Щупальцева.
- Что вы тут стоите? - спросил он.
- Николай Андреич! - начал Щупальцев дрожащим от
волнения голосом. - Я согласен на все ваши условия,
но... все это как-то странно. - Вдруг вы ни с того ни с
сего несчастны... страдаете и говорите, что ваша жизнь
разбита...
- Да, так что же?
- Если вы оскорблены, то... то, хоть я и не приз-
наю дуэли, я могу удовлетворить вас. Если дуэль хоть
немного облегчит вас, то, извольте, я готов... хоть сто
дуэлей...
Нотариус засмеялся и взял техника за талию.
- Ну, ну... будет! Я ведь пошутил, голубчик! -
сказал он. - Все это пустяки и вздор. Та дрянная и нич-
тожная женщина не стоит того, чтобы вы тратили из-за
нее хорошие слова и волновались. Довольно, юноша! Пой-
демте гулять.
- Я... я вас не понимаю...
- И понимать нечего. Дрянная, скверная бабенка - и
больше ничего!.. У вас вкуса нет, голубчик. Что вы ос-
тановились? Удивляетесь, что я такие слова про жену го-
ворю? Конечно, мне не следовало бы говорить вам этого,
но так как вы тут некоторым образом лицо заинтересован-
ное, то с вами нечего скрытничать. Говорю вам откровен-
но: наплюйте! Игра не стоит свеч. Все она вам налгала
и, как "страдалица", гроша медного не стоит. Бальза-
ковская барыня и психопатка. Глупа и много врет. Чест-
ное слово, голубчик! Я не шучу...
- Но ведь она вам жена! - удивился техник.
- Мало ли чего! Был таким же, как вот вы, и женил-
ся, а теперь рад бы разжениться, да - тпррр... Наплюй-
те, милый! Любви-то ведь никакой, а одна только ша-
лость, скука. Хотите шалить, так вон Настя идет... Эй,
Настя, куда идешь?
- За квасом, барин! - послышался женский голос.
- Это я понимаю, - продолжал нотариус, - а все эти
психопатки, страдалицы... ну их! Настя дура, но в ней
хоть претензий нет... Дальше пойдем?
Нотариус и техник вышли из сада, оглянулись и, оба
разом вздохнувши, пошли по полю.