А.П.ЧЕХОВ
РЕЧЬ И РЕМЕШОК
Он собрал нас к себе в кабинет и голосом, дрожащим
от слез, трогательным, нежным, приятельским, но не до-
пускающим возражений, сказал нам речь.
- Я знаю все, - сказал он. - Все! Да! Насквозь ви-
жу. Я давно уже заметил этот, так сказать э... э...
э... дух, атмосферу, дуновение. Ты, Цицюльский, читаешь
Щедрина, ты, Спичкин, читаешь тоже что-то такое. Все
знаю. Ты, Тупоносов, сочиняешь... тово... статьи, там,
всякие... и вольно держишь себя. Господа! Прошу вас!
Прошу не как начальник, а как человек... В наше время
нельзя так. Либерализм этот должен исчезнуть.
Говорил он в таком роде очень долго. Пронял всех
нас, пронял теперешнее направление, похвалил науки и
искусства, с оговоркой о пределе и рамках, из коих нау-
кам выходить нельзя и упомянул о любви матерей... Мы
бледнели, краснели и слушали. Душа наша мылась в его
словах. Нам хотелось умереть от раскаяния. Нам хотелось
облобызать его, пасть ниц... зарыдать... Я глядел в
спину архивариуса, и мне казалось, что эта спина не
плачет только потому, что боиться нарушить общественную
тишину.
- Идите! - кончил он. Я все забыл! Я не злопамя-
тен... Я... я... Господа! История говорит нам... Мне не
верите, верьте истории... История говорит нам...
Но увы! Мы не узнали, что говорит нам история. Го-
лос его задрожал, на глазах сверкнули слезы, вспотели
очки. В тот же самый момент послышались всхлипывания:
то рыдал Цицюльский. Спичкин покраснел, как вареный
рак. Мы полезли в карманы за платками. Он замигал глаз-
ками и тоже полез за платком.
- Идите! - залепетал он плачущим голосом. - Ос-
тавьте меня! Оставьте... Ммда...
Но увы! Выньте из часов маленький винтик или
бросьте вы в них ничтожную песчинку - и остановятся ча-
сы. Впечатление, произведенное речью, исчезло как дым,
у самых дверей своего апогея. Апофеоз не удался... и
благодаря чему же. Ничтожеству!
Он полез в задний карман и вместе с платком выта-
щил оттуда какой-то ремешок. Нечаянно, разумеется. Ре-
мешок, маленький, грязненький, заскорузлый, поболтался
в воздухе змейкой и упал к ногам архивариуса. Архивари-
ус поднял его обеими руками и с почтительным содрагани-
ем во всех членах положил на стол.
- Ремешок-с, - прошептал он.
Цицюльский улыбнулся. Заметив его улыбку, я, и сам
того не желая, прыснул в кулак... как дурак, как маль-
чишка! За мной прыснул Спичкин, за ним Трехкапитанский
- и все погибло! Рухнуло здание.
- Ты чего же это смеешься, - услышал я громовой
голос.
Батюшки-светы! Гляжу: его глаза глядят на меня,
только на меня... в упор!
- Где ты находишься! А! Ты в портерной! А! Забыва-
ешься! Подавай в отставку! Мне либералов не надо.