А.П.ЧЕХОВ
СЛОВА,СЛОВА И СЛОВА
На большом номерном диване лежал телеграфист Груз-
дев. Подперев кулаками свою белокурую голову, он расс-
матривал маленькую рыжеволосую девушку и вздыхал.
- Катя, что заставило тебя так пасть? Скажи мне! -
вздохнул между прочим Груздев. - Как ты озябла, однако!
На дворе был один из самых скверных мартовских ве-
черов. Тусклые фонарные огни едва освещали грязный,
разжиженный снег. Все было мокро, грязно, серо... Ветер
напевал тихо, робко, точно боялся, чтобы ему не запре-
тили петь. Слышалось шлепанье по грязи... Тошнило при-
роду!
- Катя, что заставило тебя так пасть? - спросил
еще раз Груздев.
Катя робко поглядела в глаза Груздеву. Глаза чест-
ные, теплые, искренние - так показалось ей. А эти пад-
шие создания так и лезут на честные глаза, лезут и на-
летают, как мотыльки на огонь. Кашей их не покорми, а
только взгляни на них потеплей. Катя, теребя бахрому от
скатерти, конфузливо рассказала Груздеву свою жалкую
повесть. Повесть самая обыкновенная, подлая: он, обеща-
ние, надувательство и проч.
- Какой же он подлец! - проворчал Груздев, него-
дуя. - Есть же такие мерзавцы, черт бы их взял совсем!
Богат он, что ли?
- Да, богат...
- Так и знал... И вы-то хороши, нечего сказать.
Зачем вы, бабы, деньги так любите! На что они вам?
- Он побожился, что на всю жизнь обеспечит, - про-
шептала Катя. - А разве это плохо? Я и польстилась... У
меня мать старуха.
- Гм... Несчастные вы, несчастные! А все по глу-
пости, по пустоте... Малодушны все вы, бабы!.. Несчаст-
ные, жалкие... Послушай, Катя! Не мое это дело, не люб-
лю вмешиваться в чужие дела, но лицо у тебя такое нес-
частное, что нет сил не вмешаться! Катя, отчего ты не
исправишься? Как тебе не стыдно? По всему ведь видно,
что ты еще не совсем погибла, что возврат еще возмо-
жен... Отчего же ты не постараешься стать на путь ис-
тинный? Могла бы, Катя! Лицо у тебя такое хорошее, гла-
за добрые, грустные... И улыбаешься ты как-то особенно
симпатично...
Груздев взял Катю за обе руки и, заглядывая ей
сквозь глаза в самую душу, сказал много хороших слов.
Говорил он тихо, дрожащим тенором, со слезами на гла-
зах... Его горячее дыхание обдавало все ее лицо, шею...
- Можно исправиться, Катя! Ты так молода еще...
Попробуй!
- Я уже пробовала, но... ничего не вышло. Все бы-
ло... Раз пошла даже в горничные, хоть... и дворянка я!
Думалось исправиться. Лучше самый грязный труд, чем на-
ше дело. Я к купцу поступила... Жила месяц, и ничего,
можно жить... Но хозяйка приревновала к хозяину, хотя я
и внимания на него не обращала, приревновала, прогнала,
места нет и... опять пошло сначала... Опять!
Катя сделала большие глаза, побледнела и вдруг
взвизгнула. В соседнем номере кто-то уронил что-то: ис-
пугался, должно быть. Мелкий, истерический плач понесся
сквозь все тонкие номерные перегородки. Груздев бросил-
ся за водой. Через десять минут Катя лежала на диване и
рыдала:
- Подлая я, дакая! Хуже всех на свете! Никогда я
не исправлюсь, никогда не исправлюсь, никогда не сдела-
юсь порядочной! Разве я могу? Пошлая! Стыдно тебе,
больно? Так тебе и следует, мерзкая!
Катя сказала немного, меньше Груздева, но понять
можно было многое. Она хотела прочесть целую исповедь,
так хорошо знакомую каждому "честному развратнику", но
не получилось из ее речи ничего, кроме нравственных са-
мопощечин. Всю душу себе исцарапала!
- Пробовала уже, но ничего не выходит! Ничего! Все
одно погибать! - кончила она со вздохом и поправила
свои волосы.
Молодой человек взглянул на часы.
- Не быть из меня толку! А вам спасибо... Я первый
раз в жизни слышу такие ласковые слова. Вы один только
обошлись со мной по-человечески, хоть я и беспорядоч-
ная, гадкая...
И Катя вдруг остановилась говорить. Сквозь ее мозг
молнией пробежал один маленький роман, который она чи-
тала когда-то, где-то... Герой этого романа ведет к се-
бе падшую и, наговорив ей с три короба, обращает ее на
путь истины, обратив же, делает ее своей подругой...
Катя задумалась. Не герой ли подобного романа этот бе-
локурый Груздев? Что-то похоже... Даже очень похоже.
Она с стучащим сердцем стала смотреть на его лицо. Сле-
зы ни к селу ни к городу опять полились из ее глаз.
- Ну, полно, Катя, утешься! - вздохнул Груздев,
взглянув на часы. - Исправишься, бог даст, коли захо-
чешь.
Плачущая Катя медленно расстегнула три верхние пу-
говки шубки. Роман с красноречивым героем стушевался из
ее головы...
В вентиляцию отчаянно взвизгнул ветер, точно он
первый раз в жизни видел насилие, которое может совер-
шать иногда насущный кусок хлеба. Наверху, где-то дале-
ко за потолком, забренчали на плохой гитаре. Пошлая му-
зыка!