Изложенное в третьей главе работы землевладение Троицкой корпорации было пространственно организовано в виде определенной системы сельского расселения, а непосредственно функционировало в конце ХVI - ХVII в. в виде сложившейся системы землеустройства. Обе этих составляющих вотчины - расселение и землеустройство -динамично развивались на фоне общих исторических условий России в рассматриваемый период. Отсюда вытекает логическое продолжение третьей главы, посвященное рассмотрению названных проблем (главы 4 и 5).
Система сельского расселения формировалась и развивалась по мере складывания монастырского землевладения. В состав Троицкой латифундии различными путями попадали компактные княжеско-боярские вотчинные комплексы, мелкие и раздробленные в семейных разделах земли светских феодалов различного ранга, целостные либо частями дворцовые и черные волости, запустевшие после помещиков земли и т.д.
Фактический материал о видах и динамике сельских поселений и дворов в Троицкой вотчине систематизирован нами в нескольких таблицах, основанных на сплошном привлечении массовой писцово-переписной документации ХVI-ХVII вв. Имеются две сводно-обобщающие таблицы (табл.22 и 23) и три поуездных (табл.24-26). Кроме того, мы посчитали необходимым отразить ранний этап сельского расселения в Троицкой вотчине по первым писцовым описаниям 1500-1560-х гг., в которой также учтены и ранние данные о крестьянском землепользовании (табл.21).
Поскольку для Троицкого землевладения была характерна сильная разбросанность по десяткам уездов России, то в "поуездных" таблицах материал сгруппирован, хотя и с известной долей условности, по четырем основным регионам: 1) Центру (отсчитывая, естественно, от Москвы и самого монастыря); 2) Югу и юго-западу; 3) Северу и северо-западу; 4) Поволжью (Нижегородский и Казанский края). Собственно, при изложении роста и состояния Троицкого землевладения в 3-ей главе мы уже придерживались отмеченных "региональных ориентиров". По количеству уездов выделенные регионы, конечно, не равны ( в центральном их более всего-22, в южных и юго-западных - 8, в северо-западных и западных - 5, в поволжских - 7). Но и они удобны в изложении, давая представление об особенностях пространственного размещения огромной вотчины и ее составляющих, расположенных в отличающихся друг от друга природно-климатических зонах, с разными историческими условиями и традициями.
Если при изучении истории землевладения никак нельзя было избежать изложения отдельных, могущих показаться со стороны даже малозначительными, фактов, то при исследовании системы сельского расселения приходится искать наиболее оптимальное сочетание между общим пространственным "видением" основных изменений в этой области и более или менее глубокой проработкой динамики развития отдельных сторон, компонентов, видов данной системы. Попытка приблизиться к решению этой задачи и привела к комбинации сводно-обобщающих и поуездных таблиц. Последние, правда, не означают, что сельские поселения будут нами подробно описываться буквально в каждом уезде. В ходе работы именно поуездные таблицы явились ступенькой к составлению сводно-обобщающих. "Отталкиваясь" от поуездного уровня наблюдений над эволюцией и динамикой огромного числа сельских поселений и дворов (жилых, пустых) в вотчине Сергиева монастыря ХVI-ХVII вв., мы попытаемся в данной главе определить наиболее существенные черты этой системы в пределах каждого региона из числа названных. Лишь в некоторых случаях по необходимости придется углубляться на уровень конкретных вотчинных комплексов, сельских округ, крестьянских волостей и других "микроорганизмов" монастырской системы расселения. Наиболее практикуемые "параметры" данной главы -общестатистические, региональные и видовые. Хронологические ее рамки - практически весь ХVI и ХVII вв.
В данном параграфе в первую очередь рассматривается соотношение жилых и пустых селений и дворов в Троицкой вотчине на протяжении ХVI-ХVII вв. В табл. 21 обобщен ранний этап изучаемого процесса, относящийся к 1500-1560-м гг. В ней учтено более 1,5 тыс. жилых селений монастыря (сел, селец, деревень, починков) в 12 центральных и юго-западных уездах России. Всего к концу 1560-х гг. монастырь имел в них 6350 крестьянских дворов. О благоприятной экономической и демографической ситуации в тот период говорит высокий удельный вес жилых селений и дворов - тех и других было по 97 %, а пустых селений и дворов всего по 2,9 %. При поуездном рассмотрении оказывается, что наиболее высокой доля пустых дворов и мест дворовых была в 1530-1560-е гг. в Костромском и Переславском уездах -7-8% (табл.21).
В дальнейшем произойдет резкое изменение в соотношении жилого и пустого, что показывают писцовые книги 1590-1640-х гг. Доля жилых селений в конце ХVI в. в целом по вотчине составила больше половины - 59%, а пустых селений и пустошей - 40,9 % (табл.22). В центральных и некоторых юго-западных уездах особенно заметно падение доли жилых селений в конце ХVI в. по сравнению с первой его половиной, например, в Верейском уезде - на 60%, Переславском - на 57%, Угличском - на 50 %. Отмеченное падение отразило магистральный и хорошо известный в литературе процесс в общем развитии системы сельского расселения в России - укрупнение сельских пунктов за счет исчезновения массы мелких деревень, починков, пустошей, их "припуска и снесения" к более крупным, увеличение дворности первых и расширение их земельного фонда за счет включения в оборот угодий из-под исчезающих деревень (С.Б.Веселовский, А.Я.Дегтярев, Б.А.Романов и др.). В табл.23 нами поэтому выделена рубрика "припущенные в пашню селения и пустоши".
Если до 1560-х гг. в припуске преобладали в основном жилые деревни и починки (Верейский, Ростовский, Дмитровский, Переславский уезды), то в конце столетия пустоши занимали уже 64-73 % в составе припускаемых пунктов (Балахнинский, Бежецкий уезды). Доля пустошей еще более возрастает во всей совокупности припускаемых селений во второй четверти ХVII в., причем они теперь "припускаются" целыми группами (по 5-6 пустошей) -94,5 % (Ростовский, Муромский уезды), что само по себе свидетельствует о хозяйственном преодолении разорения. Деревни же в конце ХVI в. составляли 26 % среди припускаемых селений. Слабее был выражен и припуск починков в 1590-1620-е гг. по сравнению с первой половиной ХVI в. И все же явление это, отмечаемое в писцовых книгах 1620-163 0-ых гг. по ряду уездов (Угличскому, Муромскому, Переславскому, Дмитровскому), указывает на некоторое экономическое оживление в аграрной сфере России во второй четверти ХVII в.
В результате опустошения первых двух десятилетий ХVII в. (экстремальный фактор) и исчезновения "припускаемых" мелких деревень (естественно-исторический фактор) общее сокращение числа живущих селений в Троицкой вотчине к 1620-м годам произошло на 15 % и установился отрицательный баланс, когда доля пустых селений - 65,7 % -превзошла долю жилых - 34,2 % (табл.22). Поуездное же рассмотрение показывает еще более тяжелую картину. Полностью запустевшими в 1620-е гг. были села и деревни Сергиева монастыря в Кашинском уезде (100 %). В других центральных уездах наиболее высокой доля пустых селений была в Звенигородском (95,7 %), Старицком (94,3 %), Тверском (86,5%), Бежецком (81,3 %), Переславском (81,% %), Дмитровском (78,% %) уездах (табл. 24-26). Наиболее высокий процент запустения коснулся как раз самых развитых видов сельских поселений - 26% сел, селец, приселков и 40% деревень. Поуездная картина падения числа сел, селец, приселков представлена в табл.25. Даже с учетом вновь приобретенных корпорацией сел в первой четверти ХVII в. их общее уменьшение в ряде центральных и юго-западных уездов бросается в глаза. Например, в Московском уезде в табл.25 на основании писцовой книги 1594 г. отмечено 32 села, а в 1620-е гг. - 25; в Дмитровском соответственно 24 и 14, в Тверском - 13 и 6, в Бежецком - 13 и 10, в Боровском - 5 и 2 и т.д. Кроме того, 10 % сел и селец, известных в конце ХVI в., к 1620-м гг. понизились в своем статусе, превратившись в деревни. Лишь две деревни конца ХVI в. во второй четверти ХVII в. стали селами, причем одна из них - хрестоматийно известное Деулино, оно же Мирное. Подъем деревни до села в данном случае можно усматривать, скорее всего, в причине внешней и даже дипломатической, поскольку здесь в 1618 г. было заключено Деулинское перемирие с Речью Посполитой, затем на средства монастыря основана церковь во имя Сергия Радонежского, наблюдался приток населения из окрестных разоренных деревень и т.д. Некоторые троицкие села и деревни, запустевшие в смуту, возродились уже "после переписных книг 154 году" (1646 г.), например, звенигородское Андреевское 1. Гораздо больше деревень запустело необратимо, а пустоши так и не возродились. К концу ХVII в. общая сетка расселения стала как бы более разреженной, "расчищенной". Это имело важные последствия для наибольшей концентрации населения в оставшихся селах и деревнях и сокращения поселкового звена административно-хозяйственного аппарата вотчины.
Благополучную картину в развитии сельского расселения и населения рисуют переписные книги 1677-1678 гг. Теперь доля жилых селений в Троицкой вотчине составляла 96,5 %, а пустых и пустошей 3,4 % (табл.22). К концу ХVII в. сокращение жилых селений по сравнению с концом ХVI в. произошло на 24 %. Если оперировать абсолютными значениями, то по писцовым книгам 1590-х гг. монастырь имел примерно 2100 жилых селений, а по переписным книгам 1670-х гг. - 1599. На фоне убедительного преобладания жилых селений доля пустых и в абсолютном, и в процентом отношении выглядит весьма скромной - соответственно 57 и 3,4 %. Пустоши в переписных книгах по Троицкому монастырю 1677-78 гг., как правило, не регистрировались. Возможно, у переписчиков вообще не было такой установки, поскольку проводилась подворная перепись именно населения. Я.Е.Водарский подчеркивает, что именно дворам как объектам податного обложения уделялось главное внимание в переписных книгах 1678 г.
Наблюдения над соотношением количества жилых и пустых дворов позволяют отметить следующее. В конце ХVI в. у Сергиева монастыря имелось 86,1 % живущих дворов (в абс. 13.089 дворов и 13.202 чел. м.п. поименно названного в них). По видам своим это были господские, служние, крестьянские и бобыльские дворы. Подавляющее большинство дворов (87 %) были крестьянскими (в абс. 11.388 дв. и 11.891 чел.). Второе место по численности занимало бобыльство - 9,4 % (в абс. 1.235 дв. и 1.281 чел.). Наконец, 3,6 % дворов были господскими (в абс.446) и служними (в абс.58). Выведенные нами пропорции основных категорий сельского населения Троицкого монастыря в конце ХVI в. близки к показателям Ю.В.Готье и Е.Д.Сташевского, также полученным на основании комплекса троицких писцовых книг 1590-х гг. - 88,9 % крестьянских и 11,1% бобыльских дворов. Другие данные о количестве дворов находим в работах Н.Д.Чечулина - 6,8 тыс. и в них 7,9 тыс. человек и А.Л.Шапиро - также 6,8 тыс. крестьянских и 700 бобыльских дворов3. Названные ученые (двое из последних) использовали только опубликованные троицкие писцовые книги 1590-х гг., относящиеся к 17 уездам, поэтому их сведения о количестве крестьянских и бобыльских дворов у Сергиева монастыря выглядят явно заниженными. Приводимые же нами цифры получены на основе более полного привлечения троицких описаний 1590-х гг. относящихся всего к 33 уездам, как изданных Н.В.Калачовым, С.А.Шумаковым и М.В.Рубцовым, так и до сих пор неопубликованных. Кроме того, были привлечены фрагменты внутривотчинных описаний 1595-1597 гг., поэтому полученные на основе такой источниковой базы итоговые показатели населения представляются более полными и адекватно отражающими состав населения огромной вотчины.
Пустых дворов и мест дворовых у Троицкой корпорации в конце ХVI в. было свыше 2 тыс., или 13,8 % (табл.22). Если в сотных второй четверти ХVI в. пустые дворы и места дворовые упоминаются как редкое исключение, то в писцовых книгах 1590-1630-х гг. такие сведения по каждому уезду становятся регулярными. Наиболее высокий процент пустых дворов в конце ХVI в. отмечен в монастырских вотчинах Переславского (в табл.21 уже на 1562 г. по нему показано 132 пустых двора и места дворовых) и Суздальского уездов. Возможно, это объясняется пребыванием названных уездов в опричнине, что вызвало их особенное разорение. Допустимо и другое объяснение: в Переславском и Суздальском уездах находились старинные, давно и хорошо освоенные троицкие вотчинные комплексы. Возрастающее население здесь могло испытывать недостаток земли и поэтому "отливало" в более благоприятные места (с точки зрения землеобеспеченности) в пределах обширной вотчины (как правило, на Луговую сторону Костромского, Юрьевецкого уездов и на юго-восток - Муромский, Нижегородский уезды и далее в Казанское Поволжье). На вопросах внутривотчинных миграций нам придется не раз останавливаться в других местах данной и последующих глав работы.
Относительно демографических последствий смуты для Троицкой вотчины в начале ХVII в. в литературе высказано авторитетное мнение Ю.В.Готье, на которое нередко ссылаются в общих трудах. На основе сопоставления комплекса троицких писцовых 1592-1594 гг. и дозорных 1614-1616 гг. книг ученый утверждал, что у Сергиева монастыря падение населения произошло в 7 раз, а процентное соотношение крестьянских и бобыльских дворов стало 60 и 40 %. Нами были привлечены описания 1614-1623 гг. не официального, а внутривотчинного происхождения, сопоставленные с правительственными дозорами 1614-1621 гг. В результате выяснилось, что не в 7, а по крайней мере в 1,7-2 раза уменьшилась численность крестьян и бобылей Троицкого монастыря в 9 просчитанных уездах - Бежецком Верхе, Галицком, Муромском, Новоторжском, Ростовском, Пошехонском, Ярославском, Костромском, Тверском. Иными выглядят и пропорции крестьянского и бобыльского населения. Численность последнего в правительственных описаниях 1610-1620-х гг. (дозорных и писцовых книгах) обычно оказывалась завышенной. Согласно официальным дозорам 1610-х гг., в 9 названных уездах монастырь имел 63 % дворов крестьянских и 36 % бобыльских дворов (в абсолютном выражении тех и других - 1275). По нашим же подсчетам, произведенным на основании монастырских переписных 1610-1616 гг, оброчной 1617 и вытной 1623 гг. книг крестьянские дворы в вотчине занимали 96,7 %, а бобыльские - только 3,2 % (в абсолютном выражении тех и других 2940 дв.).
Стабильность населения вотчины в условиях 1590-1610-х гг. не могла быть высокой. Сравнение поименного состава крестьян-дворохозяев по писцовым 1590-х гг. и дозорным, а также монастырским переписным 1610-х гг. книгам показало, что не более 10% тех же самых крестьян-дворохозев конца ХVI в. было удержано монастырем ко второму десятилетию ХVII в. Остальные жители троицких сел и деревень фигурируют как "люди пришлые", "приходцы", "новопорядные", "порядчики", посаженные на монастырскую землю и польгоченные различными способами, В 1614-1615 гг. корпорация осуществляла широкомасштабные "свозы" своих крестьян из-за других землевладельцев во исполнение царских указов о 9-ти и 11 -летнем сроке сыска и возврата беглых крестьян Троицкого монастыря. В литературе свозы эти были изучены Л.В.Черепниным и А.Г.Маньковым (гл.1). Какая-то часть сельского населения, укрывшаяся в городских дворах и подворьях корпорации, также была возвращена в сельскую местность на их "тяглые жеребья". Источники не позволяют с высокой точностью просчитать, сколько крестьян таким образом вернулось к земле, но несомненно, что наличие городского дворовладения у Сергиева монастыря послужило дополнительным фактором устойчивости его экономической системы, в какой-то мере помогло уберечь часть крестьянского населения в тяжелые времена лихолетья, а в дальнейшем способствовало реставрации социального и хозяйственного режима латифундии. Наши наблюдения полностью совпадают с мнением Е.Д.Сташевского, высказанным еще в 1913 г., о роли слободских дворов Троицы в сохранении части населения монастыря4.
С учетом энергичных мер, предпринятых троицкими властями во второй половине 1610-х - в начале 1620-х годов по заселению своих земель новыми жильцами и возврату старых становятся понятнее приводимые ниже пропорции. Ко второй четверти ХVII в. число жилых дворов в целом по латифундии хотя и сократилось на 9,6 % по сравнению с концом ХVI в., а доля пустых хотя и составила 23,4 %, но количество живущих дворов все же значительно превосходило число пустых и мест дворовых - соответственно 10.190 жилых (и в них 15.760 чел., поименно названных) и свыше 3.118 пустых (табл.22). Эти пропорции не кажутся нам катастрофическими, если учесть губительные последствия смутного времени для всей страны. Они отражают, отчасти и тот потенциал населения, который был накоплен Сергиевым монастырем за предшествующий период его развития, и первые результаты стремительного заселения пустующих земель, о чем уже говорилось выше. В наличии определенных людских ресурсов, активной социально-демографической политике властей, продолжающемся росте самих монастырских вотчин за счет нового пополнения (гл. 3) можно видеть залог скорейшего и успешного хозяйственного восстановления экономики Троицкой корпорации, вышедшей из лихолетья. В отмеченных процессах проявилась и ее жизнеспособность, устойчивость в периоды сильнейших социально-политических потрясений во всей стране.
Данные о живущих дворах во второй четверти ХVII в. еще и потому выглядят сравнительно благополучными, что, помимо официальных писцовых книг 1620-х гг., нами привлекалась вотчинная вытная книга 1623 г., включающая описания трех уездов - Бежецкого, Ярославского и Пошехонского. Сведения о жилых дворах в ней в абсолютном выражении оказались значительно полнее официальных, зафиксированных у государевых писцов, поэтому при подсчетах населения по названным уездам использовалось монастырское описание. Например, по Бежецкому Верху вытная книга 1623 г. зафиксировала 572 крестьянских двора (и ни одного бобыльского), а писцовая - 412 крестьянских дворов и свыше 200 бобыльских, по Ярославскому уезду - 226 крестьянских и 7 бобыльских дворов, а в писцовой 1627/28 г. - 100 крестьянских и 80 бобыльских дворов, по Пошехонскому - 42 крестьянских двора, а в писцовой книге 1627 г. их 24. Общий "недобор" населения в трех названных уездах у государевых писцов составил 25 %, независимо от того варианта, к которому, согласно принятой в современном источниковедении классификации, относились писцовые книги 1620-х гг. (Бежецкая - к оптимальному, Пошехонская - к деформированному, Ярославская - к варианту с неразделенной пашней).
Сравнение оброчной книги 1617 г. по Костромскому и Галицкому уездам с писцовыми 1620-1630-х гг. показывает, что и в ней (в 1617 г.) крестьянских дворов отмечено больше, чем в официальных, причем позднейших описаниях. Получается, будто в ближайшие к смуте годы крестьян у Троицкого монастыря было больше, чем в конце 20-х - начале 30-х гг. ХVII в., а это противоречит самой исторической логике, отмеченному выше процессу интенсивного заселения монастырской вотчины в 1617-1623 гг., имевшему продолжение и в конце 1620-ых - начале 1630-ых гг., когда обозначились явные признаки оживления хозяйственной деятельности.
В монографии Ю.В.Готье (расчеты которого использовались и Е.Д.Сташевским) соотношение крестьянских и бобыльских дворов в троицких вотчинах по писцовым книгам 1620-1640-х гг. представлено как соответственно 56,2 и 43,8 %. Выкладки Готье дают основание рассматривать бобыльство как прогрессирующее явление в вотчине Сергиева монастыря в 1610-1640-е гг., поскольку по дозорам 1614-1616 гг. доля бобыльских дворов в ней составила 40 %, а по описанию второй четверти ХVII в. их стало 43 %. Наш подсчет также выявил рост бобыльства, хотя выведенные нами пропорции дворов крестьянских и бобыльских несколько иные - доля первых составляла во второй четверти ХVII в. 67 % (в абс. ок. 6 тыс.), а доля вторых - 32 % (в абс. 2860). Полагаем, что на таких пропорциях сказывается характер источниковой базы - разнородность и неравноценность информации сложного комплекса писцовых описаний второй четверти ХVII в. На самом же деле доля бобыльства, скорее всего, была в целом по вотчине меньше, чем приведенные 32 %. При поуездном рассмотрении, особенно на основе вотчинных описаний, она оказывается значительно ниже. Почти повсеместная черта писцовых книг того времени заключается в указании практически по всем уездам на определенное количество различных мастеровых людей, ремесленников, служебников и детенышей в рамках вотчинной ремесленной специализации и, якобы, "для монастырские пашни". В собственных же вотчинных описаниях монастыря 1610-20-х гг. названные лица фигурируют не как мастера, служебники и детеныши, а как обычные тяглые крестьяне, дворы которых положены в вытный оклад. Таким образом происходил существенный недобор тяглого населения в официальных книгах. То же самое относится и к бобылям - значительная их часть на самом деле, судя по оброчной 1617 и вытной 1623 гг. книгам, являлась тяглыми крестьянами.
Конкретные сопоставления относительно численности детенышей и бобылей в писцовых и вотчинных книгах 1620-х гг. будут еще нами продолжены в гл.6 о феодальной ренте. Здесь же сошлемся на опубликованные нами результаты сравнений по Ростовскому, Ярославскому, Переславскому, Угличскому уездам. Например, в Переславских писцовых книгах 1627-1628 гг. в ряде троицких сел, по которым отыскивается сопоставимый материал в переписных книгах 1610-х гг., ок.20 % дворов указаны как населенные детенышами "для монастырские пашни", тогда как в переписных книгах 1610-х гг. эти же самые люди отнесены к тяглым крестьянам, а группы детенышей не указано вовсе. 26,2 % дворов в Переславских писцовых книгах определены как бобыльские, а в переписных книгах 1610-х гг. по тем же самым селам доля бобылей составляла лишь 6,7 %. Отсюда и более высокая доля крестьян, выводимая по монастырским описаниям - крестьянских дворов было не 54 %, как зафиксировано в Переславских писцовых книгах 1627-1628 гг. ("оптимально варианта"), а 93 %, как указывают переписные книги 1610-х гг. тех же самых сел. Недостоверными оказываются сведения и Ростовской писцовой книги 1629/31 г. ("деформированного варианта") относительно дворов мастеровых людей (21 дв.) и детенышей (22 дв.). Первые, якобы, получали "монастырский отсыпной хлеб", а труд вторых использовался на монастырской пашне. В Ростовском разделе оброчной книги 1617 г. при описании тех же самых сел и деревень мастеровые люди не указаны вовсе, что обязательно было бы зафиксировано именно в таком документе, если бы в действительности такая категория лиц проживала и платила бы духовному феодалу денежный оброк. Явно фиктивные сведения о дворах мастеров и ремесленников в официальной Ростовской книге 1629/31 г. фактически уменьшали для монастыря бремя государственного тягла, поскольку в соответствии с указом 1 апреля 1631 г. дворы монастырских ремесленников (как и бобылей) должны были облагаться вдвое легче, чем крестьянские. Категории же детенышей в Ростовском уезде корпорация вовсе не имела, как и в Переславском, и указанное писцами количество детенышевых дворов в официальном описании 1629/31 г. фактически означало для монастыря только выведение части своих тяглых и полнонадельных крестьян за пределы государственного обложения. По Угличскому уезду сведения о количестве и составе населения Троицкой вотчины в Угличской писцовой книге 1627/28 г. были сопоставлены с перечневой монастырской выписью 1610-х гг., в которой имеется Угличский раздел. Роспись эта зафиксировала большее количество крестьянских дворов - 154, чем писцовая книга (их в ней 111, то есть недобор тяглого населения у официальных писцов составил по крайней мере 28 %) и совсем не упоминает ни о бобылях, ни о детенышах. В писцовой же книге фигурирует 145 бобыльских дворов и 55 дворов детенышей "для монастырские пашни".
Своего рода итог демографического развития Троицкой вотчины за изучаемое время подводит обширный комплекс переписных книг 1677-1678 гг., охвативших монастырские вотчины в 42 уездах (табл.26). Прежде всего следует отметить вполне благополучную картину в соотношении живущих и пустых дворов. Доля живущих дворов ( господских, крестьянских, бобыльских, вдовьих,, мастеровых людей, детенышей, воловиков и пр.) составила 9,9 %, а доля пустых дворов - 2,2 % (табл.22). Наличие пустых дворов можно объяснить неизжитыми еще к 1678 г. последствиями моровой язвы 1654-1655 гг., затронувшей некоторые троицкие села и деревни в Московском, Переславском, Костромском, Галицком, Юрьевском, Суздальском, Нижегородском уездах. При поуездном рассмотрении распределения пустых дворов обращает на себя внимание их количество в Нижегородском уезде (23,1 %), но здесь, полагаем, дело было не в эпидемии, а в оттоке населения (в результате внутривотчинных переходов крестьян и переводов их самим феодалом) на троицкие же земли в Арзамасском и Алатырском уездах.
Проанализируем теперь численный состав живущих дворов обширной вотчины по переписным книгам 1678 г. В это время Сергиев монастырь с дочерними филиалами имел 21.014 живущих дворов и 73.661 чел. м.п. поименно названного в них. По-прежнему большинство (75,5 % дворов) населения вотчины составляли тяглые полнонадельные крестьяне ( в абс.15.874 дв. и 63.046 чел.). Следующей по численности населения группой (12,4 %) было бобыльство (в абс. 2625 бобыльских дворов и 6914 чел.). Остальные примерно 12 % дворов приходились на долю господских, служних, служебниковых, детенышевых, мастеровых и ремесленных людей (в абс. 2515 дв.).
Приведенная нами выше цифра общего количества дворов в Троицкой вотчине на 1678 г. - 21.014 - существенно отличается от данных А.А.Новосельского - 16813 дворов, а с учетом приписных филиалов - 18,6 тыс. дворов. Я.Е.Водарский приводит более близкую к нашей итоговую цифру - 18,5 тыс. дворов было у самого Троицкого монастыря и 1796 дв. - у приписных к нему филиалов, всего получается 20.296 дв.7 Расхождение наших цифр, с одной стороны, и цифр А.А.Новосельского, возможно, объясняется тем, что названный автор использовал различные итоговые ведомости Поместного приказа по переписи 1678 г., мы же обратились непосредственно к текстам переписных книг троицких вотчин 1677-1678 гг., довольно полно отложившихся в монастырском архиве. Это позволило получить более исчерпывающие сведения, суммируемые по отдельным вотчинным комплексам, затем - в рамках уездов и, наконец, в пределах всей обширной латифундии. Близкий к подсчетам нашим и Я.Е.Водарского сообщает итог по Троицкой корпорации И.А.Булыгин, - 20.131 дв, что составляло 13,6 % всего населения в вотчинах духовенства в России по переписи 1678 г.8
Привлечение самих переписных книг восполнило и некоторые пробелы в сведениях о населении у приписных монастырей Троицкой корпорации в 1678 г., отмеченные в Приложении П к очень содержательной, масштабной статье Я.Е.Водарского о церковных организациях и их крепостных крестьянах в конце ХVII в. В итоговых документах переписи 1678 г. эти "промежуточные" сведения могли оказаться пропущенными (например, количество дворов у зависимых монастырей: Николо-Чухченемского - 29, Тверского Тутанского -77, Суздальского Хотимского - 57 дв. По некоторым другим приписным монастырям (скажем, Троице-Свияжскому) у Я.Е.Водарского на основе справочника В.В.Зверинского приводятся заниженные сведения о количестве дворов в 1678 г., чем сообщают сами переписные книги - 356, тогда как непосредственный подсчет по тексту дает 567 дворов9.
На основе "Сказок духовенства" 1699-1700 гг. Я.Е.Водарский указывает количество населения у Троицкого монастыря на самый конец ХVII в.- 20,333 дв. Сравнение отдельных показателей в этих (тоже итоговых) документах с непосредственными данными о населении в вытных оброчных и переписных книгах по Троице-Алатырскому и Троице-Свияжскому монастырям 1696 г. свидетельствует об определенной неполноте первых. Так, по Троице-Алатырскому монастырю в "Сказках" отмечено на 1700 г. 502 двора, а переписная вытная книга по нему же в 1696 г. зафиксировала их 870! Менее разительно расхождение по Троице-Свияжскому монастырю - по "Сказкам" числилось 536 дворов, а по переписной вытной книге 1696 г. - 558. Признавая исключительную ценность "Сказок духовенства", восполняющих в ряде случае утраченные или дефектные переписные книги 1678 г., сам Я.В.Водарский в то же время отмечает и определенную условность результатов их изучения10.
В этой условности можно убедиться при сравнении итоговых данных "сказок" и непосредственно переписными книгами 1678 г. по некоторым уездам, где располагались собственно троицкие вотчины. Например, в Ростовском уезде, согласно "Сказкам", Сергиев монастырь имел 684 двора, а наш подсчет непосредственно по Ростовской переписной книге 1678 г. дает 1135 дворов. В Суздальском уезде у Сергиева монастыря, согласно "Сказкам", было 1879 дв., обращение же к переписным книгам 1678 г. показывает 1974 дв.
Мы не располагаем источниками о населении всей Троицкой вотчины после 1678 г. Сохранившиеся переписные вытные и оброчные книги 1692-1696 гг. позволяют проследить изменение численности населения за 1678-1696 гг. лишь в трех уездах - Суздальском, Алатырском, Свияжском. Сравнение показало его уменьшение в Суздальском уезде на 67 %, в Свияжском - на 6 % и значительный рост - на 40 % - в Алатырском уезде (табл. 18,30). Ниже в данной главе мы конкретно покажем перераспределение населения внутри обширной вотчины в 70-90-е гг. ХVII в. в ходе внутривотчинных миграций.
Судя по приходо-расходной книге 1703 г. (в сущности, это оброчная книга), которая буквально пестрит упоминаниями о "новоселидебных, новопоставленных деревнях и дворах", "новопорядных крестьянах" 11, приток нового населения в вотчину и ее демографический рост за счет собственных ресурсов продолжались и в 1678-1700 гг. Возможно, в 1700-1701 гг. численность населения Троицкой духовной корпорации была выше, чем приводимая И.А.Булыгиным цифра на 1701 г.- 21,5 тыс. дворов. Но конкретных данных у нас нет, поскольку переписные книги 1701 г. по троицким вотчинам (в отличие от других монастырей) население не фиксировали. По подсчетам И.А.Булыгина, общий прирост населения монастырских вотчин в России за 1678-1701/05 гг. составил 36 % (примерно по 1,4 % в год). Более локальные данные находим в работе Ю.Н.Иванова, установившего прирост населения в вотчинах Казанского митрополита в 1678-1686 гг. на 35,7 % 12. Эти наблюдения следует учитывать относительно возможного и у Троицкой духовной корпорации роста зависимого населения в течение двух последних десятилетий ХVII в., тем более что в 1699-1700 гг. к нему были приписаны три новых монастыря (Николо-Песношский, Троице-Белопесоцкий и Троице-Астраханский).
Пространственное размещение населения огромной Троицкой вотчины по писцовым и переписным книгам 1590-1670-х гг. отражено в табл.26 и иллюстрирующей ее карте-схеме П. На последней сведения об общем количестве дворов (господских, служних, крестьянских и бобыльских) приведены по переписным книгам 1678 г. в виде условных диаграммных фигур. Считаем важным тот факт, что на протяжении всего изучаемого периода подавляющая масса населения монастыря была сосредоточена в группе центральных уездов - в конце ХVI в. 90 % жилых селений и 85 % дворов, в 1620-40-е гг.- 81 % селений и 87 % дворов, в 1678 г. - 84 % селений и 80 % дворов. Средняя "дворность" селений в отдельных уездах центра отличалась большим разнообразием, что отражено в табл.24. Средний размер деревень в 1590-1620- е гг. был 6,0-6,6 дв., а в 1678 г. - 12, 8 дв. На протяжении изучаемого периода именно в центральных уездах происходил наиболее интенсивный рост населения вотчины - с 1594 по 1678 г. оно увеличилось на 28 %.
В конце ХVI в. следующим регионом после центра, где размещалось зависимое население корпорации, были южные и юго-западные уезды -4,5 % жилых селений и 8,5 % дворов. Средний размер селений на юго-западе в конце ХVI в. был сравнительно крупным, составляя 10,9 дворов. Сильное разорение времени "смуты" уменьшило значение этой группы уездов - по описаниям 1620-30-х гг. в них располагался всего 1,3 % дворов вотчины, а к концу ХVII в. - 3,7 %. Средние размеры селений сильно уменьшились, составив 3,2 дв. и лишь к 1678 г. превзошли уровень конца ХVI в. - 12,2 дв. (табл.24). Юго-западные уезды оказались единственным районом, в котором в течение 1594-1678 гг. произошло не расширение, а сокращение - на 27 % - численности зависимого от монастыря населения. Последствия смуты и Смоленской войны 1632-1634 гг., набеги крымских татар, общая распахнутость границ России в этом районе сделали его самым неблагоприятным с точки зрения демографического развития. Численность населения, зафиксированная в троицких писцовых книгах 1594 г. - 941 дв. - на сопоставимой территории к концу ХVII в. так и не была восстановлена. По переписным книгам 1678 г. на ней проживало лишь 72, 4 % монастыря к уровню конца ХVII в.
С конца ХVI в. и в течение первой половины ХVII в. увеличивается значение поволжских уездов в распределении тяглых дворов вотчины. В 1594 г. здесь было 3,6 % жилых селений и 3,5 % дворов, а к середине ХVII в. -7 % жилых селений и 17,5 % дворов (речь идет о сопоставимой территории Свияжского, Казанского, Балахнинского, Нижегородского уездов в хронологических рамках 1594-1678 гг.). Всего же за 1594-1678 гг. население троицких вотчин в Поволжье (то есть в основном во владениях приписных монастырей) возросло на 22 %. Здесь наиболее устойчивым и впечатляющим было и увеличение размеров самих селений. Темпы роста их размеров были самыми высокими по всей вотчине: в конце ХVI в. по 7,2 дв., во второй четверти ХVII в. - по 19,1 дв., в 1678 г. -по 24,1 дв. (табл.24).
Самыми низкими численность и плотность населения троицких владений были в северных уездах. В конце ХVI - ХVII в. здесь располагалось 2% жилых селений и 1,6% дворов крестьян и бобылей. Рост дворности северных деревень в изучаемое время был неустойчивым ( в конце ХVII в. по 4,9 дв., в 1620-е гг. - по 3,5 дв., в 1678 г. - по 5,2 дв., хотя в некоторых монастырских вотчинах на севере в 1660-1670-е гг. (например, в Деревской пятине ) они включали по 10-15 дворов (табл.24). Общий прирост дворов Сергиева монастыря в его северных владениях за 1594-1678 гг. составил 8 %. Особенностью северного региона был и сравнительно высокий процент бобыльства: 25 % дворов в конце ХVI в. и 20 % - в конце ХVII в. Это соответствует среднему показателю, выведенному Я.Е.Водарским для владений духовенства в России на конец ХVII в. - 20 %. Прав исследователь и в отмечаемой им амплитуде колебаний удельного веса бобыльства по переписным книгам 1678 г. в разных районах (от 19 до 29 %). Регионом наибольшей "бобылизации" в рамках троицкой вотчины были монастырские владения в юго-западных уездах. Высокая доля бобыльства здесь по переписным книгам 1678 г. - 31 % - может свидетельствовать о разоренности, бедности, слабой платежеспособности части сельского населения. В центральных и поволжских уездах доля бобыльских дворов от 31-35 % во второй четверти ХVII в.( процентное преобразование цифр писцовых книг как таковых) снизилась к концу ХVII в. до 12,4 - 12,9 %. Снижение это отразило и преодоление разорения частью крестьянства, и усиление его денежно-оброчной, торгово-ремесленной специализации, углубление общественного разделения труда в рамках обширной вотчины, ставшие регулярными связи сельских жителей с городом, рынком и пр. При сопоставлении пропорций крестьянского и бобыльского населения на конец ХVI и конец ХVII в. считаем принципиальной тенденцию к уменьшению процентной доли крестьянства (от 87 % до 75,5 %) и увеличению доли бобыльства (от 9,4 % до 12,4 %) при абсолютном росте численности обеих основных групп сельского населения. Таким образом, за 1594-1678 гг. доля крестьянских дворов у Сергиева монастыря уменьшилась на 11,5 %, доля бобыльских возросла на 3 %. Для сравнение сошлемся на исследование Ю.Н.Иванова, также установившего падение численности крестьянского и увеличение бобыльского населения в изученных им вотчинах Казанского митрополита по переписным книгам 1646 и 1676 гг. (конкретных процентных соотношений автор не приводит - см. прим. 12).
Весьма показательно также и уменьшение общего числа господских дворов. Максимальное их количество в конце ХVI в. (446) к середине ХVII в. сокращается до 170, а к 1678 г. - до 60, то есть всего на 87 %. Наибольшей концентрацией монастырских дворов на протяжении всего изучаемого периода отличались селения центральных уездов. Отмеченное сокращение отразило важные изменения, связанные со свертыванием масштабов самого вотчинного хозяйства и уменьшением административно-хозяйственного аппарата на местах, усилением денежно-оброчных форм и методов эксплуатации. Сюжеты эти будут развиты в гл.5 о землеустройстве, гл.6 о феодальной ренте и гл.7 о сеньориально-крестьянских отношениях в Троицкой вотчине.
Характер фиксации "людей во дворах" в писцовых книгах и во внутривотчинных описаниях конца ХVI - первой четверти ХVII в. был таков, что сведения о численном составе самих дворов получаются минимальные. В источниках обычно сообщается только об одном человеке в крестьянском или бобыльском дворе (скорее всего, это хозяин-дворовладелец, глава семьи), реже - об 1-2-х у него сыновьях или братьях (в литературе они трактуются как взрослые женатые мужчины). Отсюда фактически одинаковые показатели "людности" и крестьянских, и бобыльских дворов по всем уездам в 1590-1630-е гг.- 1,0 - 1,5 чел. (табл.26).Авторы коллективного труда "Аграрная история Северо-Запада России" определяют для конца ХV - ХVI в. среднюю численность двора с 1 семьей в 5 чел., с 2 семьями - в 7,5 чел., с 3 семьями - в 10 чел. Установленная нами средняя численность крестьянской семьи на изучаемых монастырских землях оказалась немного ниже - 4,3 чел. об. П. (по отдаточной книге Троицкого монастыря 1649/50 г., опубликованной С.М.Каштановым и относящейся к Костромскому и Галицкому уезду).
Более полную фиксацию мужского населения дворов дают переписные книги 1678 г. Их обработка позволила привести разнообразные сведения о "людности" крестьянских и бобыльских дворов по уездам, систематизированные в табл.26. С учетом населенности дворов по каждому уезду нами были выведены общие данные о числе "людей" (прежде всего в крестьянских и бобыльских дворах), указанные выше. О важности определения численности населения не по итогам дворов в переписных книгах, а с учетом именно средней их населенности, локальных (поуездных) особенностей пишет ведущий современный специалист по исторической демографии России Я.Е.Водарский13. Несколько неожиданными оказались высокие данные по вотчине в юго-западной группе уездов, наиболее разоренных в смуту. Здесь населенность крестьянского двора составляла 4,3 - 5,5 чел., а бобыльского - 2,1 - 3,3 чел. Самый высокий показатель видим по Серпейскому уезду, в котором троицкие вотчины интенсивно заселялись и повторно осваивались после окончания Смоленской войны 1632-1634 гг. (об этом подробнее ниже) - 5,5 чел на крестьянский двор (табл.26).
В группе центральных и поволжских уездов видим примерно одинаковые параметры средней населенности дворов: по 2,6 - 4,6 чел. на крестьянский и по 2,3 - 2,6 чел. на бобыльский двор. Для сравнения вновь сошлемся на приводимые Ю.Н.Ивановым данные по вотчинам Казанского митрополита - в них населенность крестьянского двора была выше -4,9 чел. (а во владениях приписных к митрополичьей кафедре монастырей и того выше - 9, 6 чел.), бобыльского - 3,3 чел. Полученные нами средние данные о населенности крестьянских и бобыльских дворов в целом согласуются с приводимыми Я.Е.Водарским цифрами для имений духовенства в конце ХVII в. - примерно по 3,7 чел. на крестьянский двор (исследователь допускает округление до 4 чел.) и 2,7 чел. на бобыльский двор. Н.М.Шепукова дает среднюю населенность крестьянского двора во владениях духовных феодалов 3,43 чел13а. Самые зенитные цифры для Троицкого монастыря по центру находим в верхневолжских Угличском и Ярославском уездах, в которых средняя населенность крестьянского двора составляла 4,3 - 4,6 чел. Произведенные на основании опубликованной С.М.Каштановым отдаточной книги Троицкого монастыря 1649/50 г. (Костромской и Галицкий уезды) подсчеты показали, что примерно столько же составляла и средняя численность крестьянской семьи - 4,3 чел. об.п.
В группе средневолжских уездов по населенности крестьянских дворов лидировал Свияжский уезд - 3,8 чел., а в алатырских селениях более плотно оказались населенными бобыльские дворы - по 4,8 чел. (табл.26). Слабее всего населены были дворы в троицких вотчинах северных уездов 6 по 3,5 - 3,9 чел. на крестьянский и по 1,9 - 2,3 чел. на бобыльский двор. Здесь данные о населенности бобыльских дворов уступают средним общероссийским, выведенным Я.Е.Водарским для имений духовенства на 1678 г. - по 2,7 чел.
В графе 10-й табл.26 нами отражены сведения и о нетяглых дворах, приводимые в переписных книгах 1678 г. Это дворы мастеровых людей, воловиков, детенышей, вдов, а также данные о захребетниках и кельях нищих старцев или стариц. Особенным обилием названных категорий населения отличалась по понятным причинам. Подмонастырная округа - в 1678 г. здесь было зафиксировано 546 одних только ремесленных дворов, а в них 1447 мастеровых людей. Кроме того, во дворах у крестьян, бобылей, ремесленников, слуг Подмонастырья переписная книга 1678 г. перечисляет 318 захребетников. Служебный аппарат также был сконцентрирован в Подмонастырье - в 1620-е гг. 543 двора, в 1678 г. -367 дв. (см. табл.26 и ниже по тексту в данной главе). Отсюда довольно высокий удельный вес отмеченной категории населения - 12 %, что на 8,5 % превосходило его численность в конце ХVII в. В остальных же районах на протяжении 1590-1670-х гг. наблюдается сокращение поселкового штата управления, числа служних и господских дворов.
Выше была дана лишь суммарная характеристика динамики жилых и пустых селений и дворов в вотчине Троице-Сергиева монастыря. Компонентами же, из которых складывались "живые микроорганизмы" огромной вотчины, являлись многочисленные села, сельца, приселки, деревни, слободки, погосты, сельские монастырьки. Их количественное распределение по видам и периодам и общая динамика в конце ХVI - ХVII в. представлены в табл.23, а на уровне уездов - в табл.25. В разных видовых и количественных сочетаниях эти большие и малые, живущие и пустые поселения образовывали то, что в литературе применительно к крупным корпоративным земельным собственникам принято называть "вотчинными комплексами", Таковых у Троицкого монастыря к концу ХVI в. насчитывалось около трехсот, а перечень их с хозяйственными показателями (пашня, перелог, население) дан в итоговой, 10-й, таблице нашей монографии. В большинстве случаев вотчинный комплекс представлял собой село (или сельцо, приселок) с тянувшей к нему по управлению, другими сторонами жизни (общинной, церковно-приходской) округой в виде деревень, починков, пустошей. Систематизация сведений об их количестве по писцовым и переписным материалам конца ХVI - ХVII в. представлена в табл.23. В состав комплексов могли входить также и торгово-ремесленные, непашенные слободки, и старинные погосты, и маленькие сельские монастырьки. Известны и такие случаи, когда погост или слободка сами являлись центрами определенной сельской округи. Главное заключалось в том, что всегда "микротерритория" вотчины имела тот или иной стягивающий центр, полифункциональный по своему значению - для сеньориального управления, волостной, церковно-приходской жизни, дальнейшего земледельческого, промыслового освоения и т.д. Именно различия в степени и перспективах такого освоения, а также роль и место конкретного вотчинного комплекса, группы деревень в общемонастырской хозяйственной, торгово-промысловой, ремесленной специализации, особенности природных условий и каких-нибудь еще местных традиций на данной микротерритории во многом обусловили большое разнообразие реальной картины сельского расселения на пространстве огромной по своему размаху вотчину, даже если брать одни только центральные уезды. Если же учитывать еще и обширные регионы севера и северо-запада и тем более динамично развивавшееся в ХVII в. Нижегородское и Казанское Поволжье, то обусловленность множества конкретных вариантов расселения станет понятнее.
Оптимальным способом изложения фактического материала о сельском расселении и населении было бы полное отсутствие повторов материала предыдущей главы. Однако тематически гл.З и данная глава весьма близки, поэтому кое-какое возвращение к уже упомянутым фактам станет необходимым.
Начать же логичнее всего с самого Троице-Сергиева монастыря как определенного вида поселения. В полном объеме в рамках данной работы с ее тематикой вряд ли возможно исчерпывающее выяснение всей системы монастырских культовых и хозяйственных построек, зданий административно-политического назначения. Как природно-исторический ландшафт древнего Радонежа воздействовал на формирующийся монастырь и как, в свою очередь, его социо-культурная и хозяйственная деятельность влияла на развитие природно-исторического ландшафта? Многое для такого понимания дают специальные работы археологов, историков архитектуры, культурологов и тех, кто изучает историю города Сергиев Посад Московской области 14.
Вряд ли здесь возможно всесторонне развивать взгляд на Троице-Сергиев монастырь с его обширной сетью приписных филиалов и как на объект социально-демографического исследования. Выявление "персонального состава" его монашества и изменение во времени этого крупного людского сообщества (социальная структура, соотношение различных групп в нем, в том числе и представителей крестьянства, условия поступления и пребывания и пр.) требуют специального рассмотрения. В работах С.В.Николаевой (гл.1) и некоторых наших статьях была только еще начата эта работа, поэтому приведем здесь результаты предварительных подсчетов, дающих примерное представление о масштабе троицкой монашеской общины. На протяжении ХIV-ХVII вв. происходило ее непрерывное увеличение: для XIV в. устанавливаеся минимум 21 конкретно названный чел., для ХV в. -202, для ХVI в. - 430, для ХVII в. - 757 15. Естественно, были нужны, выражаясь канцелярски, многочисленные и разнообразные помещения для жизнедеятельности такой "массы людей".
Расположенный на некотором возвышении (на древней горе Маковец), Сергиев монастырь, безусловно, являлся архитектурной доминантой над всем окружающим пространством. Это подчеркивалось и наличием у него под горой, а "Подоле" ближайшего зависимого монастырька - Пятницкого-Введенского. По такому же образцу, в сущности, формировался и Кирилло-Белозерский ансамбль, поскольку большой Успенский монастырь возвышался над малым, Ивановским 16.
"Отталкиваясь" от самого монастыря как исходного пункта рассмотрения системы расселения в его вотчине, далее обратимся к анализу Околомонастырской округи, которая и введет нас в рамки собственно сельского расселения. Располагалась она преимущественно к востоку от самой обители, в московских волостях Радонеж, Воря и Корзенев. Уже по писцовым книгам начала ХVI в. здесь ок.80 % всех крестьянских дворов было сосредоточено в крупных селах (Зубачеве, Морозове, Благовещенском и др.), насчитывавших по 29-53 крестьян-хозяев. Особой сконцентрированностью населения отличалось подмонастырное село Клементьево, расположенное всего в 1 версте к югу от Троицы и имевшее в начале ХVI в. 128 дворов, а в его конце - 267. Эволюцию этого села в литературе принято связывать прежде всего с углублением торгово-ремесленной специализации его обитателей. И действительно, в конце ХVI в. бобыльское и чисто оброчное население Клементьева вдвое, если не больше, превосходило собственно крестьянское. В первой четверти ХVII в., несмотря на сильное разорение окрестностей Троицы в "смуту", интенсивно формируются 8 торгово-ремесленных слобод, своеобразных "спутников", окружающих село Клементьево.
В писцовой книге начала 1620-х гг. отчетливо выражена "материнская" подоснова образования слобод: "...да в том же Клементьевском селе монастырские тяглые слободы, а живут в них всякие мастеровые люди...на монастырь делают всякое изделье". Писцовая книга 1620-х гг. употребляет катойконимы, указывающие на происхождение данного мастерового человека из села - "Клементьевский". Фигурирует и множество других сел обширной Троицкой вотчины, выходцами из которых укомплектовывались Клементьевские " слободы-спутники" - дмитровские села Желтиково, Бебяково, Синково и Бужениново, переславские села Площево, Мячково, Шарапове, Сватково и Дерюзино, села Тверского, Новоторжского, Бежецкого уездов, Деревской пятины и т.д. Складывается впечатление, что монастырь словно выискивал мастеровых и ремесленных людей в своих владениях ( особенно в крупных селах торгово-ремесленного профиля, вроде новоторжского села Медны) и сселял их в Клементьевские слободы как свой торгово-ремесленный посад.
Слободы назывались: Служняя, Кокуева, Пушкарская, Тележная, Иконная, Поваренная, Стрелецкая, Конюшенная. Из приведенных названий следует, что, кроме торгово-ремесленной специализации, важным фактором образования слобод было отмеченное выше размещение в них обширного административно-служебного, аппарата огромного монастыря (правда, часть слуг проживала и непосредственно на его территории, об этом говорится в Троицкой Описи 1641 г.). Имели значение в формировании подмонастырного населения и собственные военные силы (стрельцы, пушкари), особенно после того, как Троицкий монастырь натерпелся от неприятелей в 1608-1610 и 1618 гг.
Конкретный состав населения и его динамику в селе и слободах красноречиво показывают сохранившиеся описания 1620-40х, и 1670-80-х гг. Сообщаемые ими профессиональные названия слобод не противоречили факту проживания в них и представителей иных ремесленных специальностей. Например, в Иконной слободе, помимо собственно иконников, селились серебряники, сусальники, книгописцы. В Тележной слободе, кроме тележников, были известны также колесенники, "служебники нижегородской службы". В Пушкарской слободе, наряду с пушкарями, жили бочары, лошкари, слуги 17.
В 1640-1680-е гг. большинство населения Околомонастырья (558 дв., или 82,5 %) было сосредоточено в слободах, а не в с.Клементьеве. В последнем Троицкой описью 1641 г. отмечено 118 дв., или 17,4 %. Значительные демографические потери понесла Околомонастырская округа вследствие моровой язвы 1654 г. Согласно донесению Б.Хитрово царю Алексею Михайловичу, только за ноябрь-декабрь 1654 г. в самом монастыре умерло 60 старцев с язвами и без язв, а в с.Клементьеве и слободах - 1212 чел "мужеска и женска полу" 18.
В конце ХVII в. население села Клементьева возросло до 271 дв. (из них 77 %, или в абс. выражении 209 дв.бобыльских и 23 %, или 62 дв. крестьянских), но в количественном отношении над ним по-прежнему преобладало население слобод (958 дв., или 77,9 %, а проживало в этих дворах 2902 чел.). Средняя населенность торгово-ремесленного двора в Околомонастырных слободах составляла таким образом 3 чел. Полагаем, что демографические показатели округи к концу ХVII в. могли быть больше, если бы не эпидемия 1654-1655 гг.
Значительно плотнее были населены дворы троицких слуг, сыновья которых, как правило, служили в троицких подьячих. В писцовой книге 1684/85 г. слуги были разделены на три статьи, и подробно описан мужской состав населения их дворов. Помимо самих слуг с сыновьями, описание фиксировало их крестьян, дворовых людей и захребетников. С учетом всех жильцов м.п. средняя населенность двора слуг 1-ой статьи составляла 17,9 чел. (это были прямо целые усадьбы высшей верхушки служебного аппарата!), 2-ой статьи - 7,3 чел., 3-ей статьи - 3,8 чел. 19. Крестьяне в служних дворах указаны в описании 1680-х гг. с катойконимами типа "уроженец Копринский", "Присецкий", "Бужениновский", "Кувакинский" и мн.др. Это говорит о том, что корпорация обеспечивала слуг рабочим населением, переводя некоторых крестьян из различных монастырских сел, уроженцами которых они были, в служние дворы Околомонастырья. Переводились и крестьяне приписных монастырей - Успенского Стромынского, Киржачского Благовещенского. Наряду с троицкими, в этих дворах указываются иногда и крестьяне других монастырей - Московского Ново-Спасского, Костромского Спасо-Геннадьева, Владимирского Рождественского, а также пленные поляки.
Усиленная концентрация населения в слободах привела к формированию здесь двух приходов - церкви Рождества Христова и церкви Иоанна Богослова. Дальнейшее развитие слобод во второй половине ХVII - первой половине ХVIII в. становится фактором урбанизации в этом крае, приведшем к образованию в конце ХУШ в. города Сергиев Посад20.
Отмеченная система расселения (сам монастырь как место проживания + подмонастырное село и слободы) с теми или. иными модификациями будет нами отмечена и применительно к многочисленным приписным филиалам Троицы, перечисленным в гл.2. Там также можно наблюдать комплекс монастырских хозяйственных и жилых построек, обозначавших центр вотчинного управления и место обитания здешней монашеской общины, подмонастырскую слободку (пусть у "большой Троицы "их было 8, разница здесь не в сути, а в масштабе явления) и тянущую к дочерней обители различную по величине земледельческую округу (порой из 2-3 деревень). Здесь же напомним наблюдение из 2-й главы о том, что к концу ХVII в. некоторые приписные обители, утратив жизнеспособность, превратились в села и таким образом их развитие может рассматриваться как один из факторов селообразования на огромном пространстве Троицкой вотчины.
Снова возвращаясь к собственно Троицкой округе, отметим, что на ее "периферии", в волостях Воря (по одноименной реке) и Корзенев, мы не видим столь сильной сконцентрированности населения, как в с.Клементьеве и слободах. Здесь в течение ХVI в. еще шло первичное земледельческое освоение, было много одно-двухдворных починков и лишь 40 % всех дворов размещались в крупных селах (Боркове, Путилове/Михайловском, Муромцеве и др.). Не случайно, может быть, именно к району р. Вори относится уникальный для Троицкого архива документ - льготная грамота келаря Васьяна крестьянину С.Лукину на поселение с сыновьями на этой реке 1499 г. 21. Более слабая заселенность волостей Воря и Корзенев сохранялась и в конце ХVI в. - во всех их 30 селах и деревнях дворов было меньше, чем в одном только с. Клементьеве. Можно предположить, что крупнейшее село Околомонастырья "отсасывало" какую-то часть населения этого района, являясь при этом основой для формирования торгово-ремесленных слобод, в процессе которого само теряло население в пользу последних. Наконец, некоторая часть жителей села и слобод переходила на положение троицких слуг, служек, служебников, а то и оказывалась в самом монастыре в составе его братии.
Еще один недалеко от монастыря расположенный район его владений - старинная переславская волость Кинела - был местом сравнительно высокой концентрации населения. Здесь сотные 1562 г. отметили 51,8 % дворов в крупных селах (Шарапове, Вяхорево, Воронине), насчитывавших по 30-53 дворов. В табл.21 отмечено, что всего в Переславском уезде к 1562 г. Троицкий монастырь имел 1323 двора, да у приписного Киржачского Благовещенского их было 594. Столь густо не была населена ни одна другая поуздная вотчина корпорации. Правда, у Киржачского монастыря лишь 36 % дворов было сосредоточено в крупных селах (Селиванова Гора, Желдыбино, Тутолмина Слободка), поскольку шел интенсивный процесс первичного земледельческого освоения левобережья Клязьмы, рек Малого и Большого Киржача и их более мелких притоков. Текст сотной 1562 г. по Киржачскому монастырю показывает, что одним из путей образования новых дворов было разделение братских семей: "во дворе Сувор Федин, во дворе Тимоня, брат его", "во двор Левонка Сенин, во дворе Нечайко, брат его" - и т.д., всего ок.5 % дворов Киржачской вотчины в 1562 г. были образованы в результате такого разделения22. На территории черного Ортемьевского стана, включенного в состав Киржачской вотчины в 1540-е гг., и вовсе преобладали малодворные деревни, бывшие в недавнее время "починками пашенными и новыми починками", и лишь 7 % дворов находились в сельце Ортемьевском и сельце Орлове 23.
Расположенные к северу от Троицы дмитровские села и сельца монастыря при явном их обилии отличались сравнительно небольшими размерами (по 19-22 дв.), и в них было размещено около трети крестьянских дворов (32,9 %). Все же остальные дворы находились в пределах сельских округ сел и селец, то есть в деревнях, число которых в 1620-1670-е годы даже не изменилось (табл.25).
Самой высокой сосредоточенностью населения в рамках Троицкой вотчины отличались уезды древнейшей земледельческой культуры Северо-Восточной Руси -Суздальский и Юрьевский. В крупных монастырских селах Опольского стана Суздальского уезда и Залоцкого стана Юрьевского уезда (Шухобалово, Богданское, Тума, Микульское, Кинобал, Леднево, Маслово и др.) находилось 83-95 % крестьянских дворов. Распаханность и заселенность этого края были столь велики, что для починков и деревень почти не оставалось места: на три-четыре села приходилась одна-две деревни. Размеры иных из перечисленных сел доходили в конце ХVI в. до 95 дворов, а починков и пустошей в Суздальском и Юрьевском уездах Троицкий монастырь не имел ни в ХVI, ни в ХVII в. Средний показатель размеров суздальских сел в конце ХVI в. - по 24-59 дворов - является самым высоким для троицких вотчин центральных уездов. Стоит ли говорить о том, что таким мощным "бастионам" крупной феодальной вотчины по плечу были все испытания опричнины, хозяйственного кризиса 1560-1580-х гг., а затем и смутного времени.
Смежно с Суздальским уездом и к востоку от него находился Стародуб Ряполовский, где существовала другая система сельского расселения. В селах находилось не более 19-27 % дворов зависимого от Сергиева монастыря населения данного уезда, сами села были как бы в "окружении " деревень, а починки продолжали возникать и в ХVII в. 24 Лишь стародубское село Алексино - центр троицких вотчин в крае - отличалось в конце ХVI в. крупными размерами - 57 дворов. Его организующее окружающее пространство значение было унаследовано еще со времен существования древнего Алексинского стана Стародубского удельного княжества ХIV-ХV вв.
Сравнительно окраинный Муромский уезд показывает нам систему расселения, близкую к отмеченной нами для Околомонастырья, Переславской волости Кинелы, Суздальского и Юрьевского уездов. Муромские села монастыря по описанию 1590-х гг. отличались довольно крупными размерами - по 52-72 крестьянских двора (Дубровы, Чегодаево, Саванчаково), и в них было собрано 64,3 % сельского населения корпорации в данном уезде.
Система сельского расселения Троицкого монастыря в уездах Верхневолжья (Угличском, Ярославском, Костромском) отличалась в зависимости от расположения на правом или левом берегу великой русской реки. Например, если в первой половине ХVI в. и право-, и левобережная половины Угличского уезда были районом интенсивной починковой колонизации, то в дальнейшем на правобережной стороне процесс этот заметно затормозится и продолжится лишь в 1640-1670-е гг. Рост монастырских починков и деревень на левой стороне затруднялся для Сергиева монастыря соседством там с тоже растущей вотчиной Троице-Калязина монастыря, на что обратил внимание еще С.Б.Веселовский.
О роли крестьянского труда в земледельческом освоении Угличского Верхневолжья в ХVI в. красноречиво говорят антропонимические названия починков и деревень - "починок Гриди Рязанцева", " починок Луки Обухова", "починок Ивашки Ненадобного". Или: "дер.Агапитово, во дворе Матфейко Агапитов", "дер.Плетенево, во дворе Плетенко Павлов да сын его Михейко" и т.д. Анализ крестьянских имен и, в ряде случаев, фамилий (при всей их неустойчивости для ХVI в.) в выписи из писцовых книг Угличского уезда 1536/37 г., открытой, опубликованной и прокомментированной С.М.Каштановым, позволяет говорить об отделении сыновей от отцов и разделении братских семей как одном из путей образования не только новых поселений, но и роста дворности в недавно возникших деревнях. Скажем: "дер.Тропа Сидоровская: Во дворе Меншик; во дворе Коняха, брат его "Во дворе Коняйко другой; Во дворе Ондрейко Сидоровы". Не менее 13 % новых деревень на Красносельской стороне Угличского уезда возникли в результате такого разделения. Фактически это и было проявлением внутривотчинных крестьянских переходов, наряду с которыми имели место и приемы в вотчину новых жильцов-приходцев.
Наиболее результативной конечной точкой в развитии сельских поселений можно считать образование сел как наиболее "организующих" центров вотчинной и крестьянской жизни. Если на левобережной (Прилуцкой стороне) Угличского уезда на троицких землях процесс "селообразования" в ХVI в. завершился, то на правобережной (Красносельской) он происходил еще и в 1640-1670-е гг. Здесь возникло новое село Красное, удержавшее название старого села, необратимо запустевшего после 1550-х гг. Новое село сформировалось постепенно на основе слияния погоста Голенева в устье ручья Голенец с дер.Перхуровой и пустошами Красное Пенье и Кровниково 25.
Продолжением Красносельской стороны вниз по Волге можно считать ярославскую волость Черемху, где с 1540-х гг. у Сергиева монастыря имелся крупный вотчинный комплекс Коприно, активно осваиваемый в земледельческом отношении. Новые деревни и починки здесь интенсивно росли в 1540-1560-е гг., а в конце ХVI в. часть их уже запустела. Некоторые фразы из Ярославской писцовой книги 1593/94 г. раскрывают роль не только крестьянской, но и монастырской инициативы в земледельческом освоении края. Его "пусковым" моментом могло быть заведение монастырской "нивы" ("селятся ново на починке Меншичково Займище, что была нива монастырская")26.
Новый этап роста деревень и починков вокруг села Коприна наблюдается в 1620-1670-е гг. (табл.21,25,26), правда, сохраняется их малодворный состав почти до самого конца ХVII в.(3,4 - 4,7 дв. - табл.24). С.Б.Веселовский был прав, отмечая устойчивость типа малодворных деревень в западной части Ярославского уезда, где и располагался Копринский комплекс. Правда, указанные им размеры деревень (по 2-3 дв.) все же несколько занижены для конца ХVII в. К концу ХVII в. здесь произойдет общее увеличение деревень, починков, займищ (см.табл.25), в отличие от массы других центральных уездов. Само же село Коприно на правом берегу Волги крупным по количеству дворов не станет. На демографические процессы в Копринской вотчине оказывало влияние расположение села на Волге, между такими "притягивающими" торгово-ремесленными и промысловыми центрами, как Рыбная слобода и Ярославль, возможность для одних крестьян отхода в них, втянутость других в занятия, связанные с функционированием и обслуживанием Волжского торгового пути. Набираемые в данной главе наблюдения важны для последующего рассмотрения рентных отношений в огромной Троицкой вотчине, понимания процесса формирования в них "чисто" оброчных и барщинно-оброчных имений уже в конце ХVI в.
На Ярославско-Костромском рубеже, в старинных волостях Нерехта и Емстна, корпорация имела приобретенные еще в ХV в. крупные села (Федоровское, Кувакино, Поемечье, Жарки ). К 1530-м гг. произошло несомненное закрепление части крестьянства в пределах этих вотчинных комплексов. В писцовом описании их 1536/37 г. бросается в глаза частая повторяемость одних и тех же крестьянских фамилий - Ворыпаевы, Гридины, Грибановы, Матфеевы, Манаковы, Олешковы, Серковы, Шиловы, Шернины. У крестьян указывалось не только имя, как мы видим в большинстве сотных второй четверти ХVI в., но и фамилия его отца: "дер.Новоселка - во дворе Филка Гридин, во дворе Олешка Гридин же сын", "дер.Ластекино - во дворе Якуш Гридин. Во дворе Сенка Гридин же сын".
На левобережной, Луговой стороне Костромского уезда (Андомский и Шачебольский станы) напротив, устойчивого "костяка" населения у монастыря во второй половине - конце ХVI в. еще не сложилось, шло только формирование монастырских вотчин, находящихся в состоянии первичной земледельческой колонизации (в получаемых по вкладам 1550-1560-х гг. комплексах Богородицкое, Буяково, Горки, Костомы, Кишема, Новое, Сухоруково и др. в середине ХVI в. до 25 - 45 % от числа всех поселений составляли починки). Правда, к концу ХVI в число их уменьшается. Сама же починковая колонизация, пусть с меньшей интенсивностью, продолжалась на Луговой стороне и в 1620-1670-е гг. Помимо земледелия, дополнительным фактором, привлекавшим сюда население, было обилие болотных руд и возможность для крестьян заниматься железоделательным помыслом, подробно описанным в Троицкой оброчной книге 1617 г. и приходо-расходной книге 1703 г. (прим.25).
На Галицко-Костромском рубеже сельское расселение монастыря в ХV-ХVI в. включало группу деревень в волости Верхний Березовец по р.Костроме, тяготеющую к солигалицкому селу Гнездникову. Здесь во второй четверти ХVI в. возникали и новые починки, возобновление которых наблюдается затем в конце 1620-х - 1670- е гг. Но процесс сельского строительства шел неровно, поскольку наряду с починками появлялись и пустые деревни и пустоши (табл.25).
Существовали отличия в системе сельского расселения в вотчине Троицкого монастыря и в разных частях Ростовского уезда. В его юго-западной части. (Песьем и Саввине стане) уже в первой половине ХVI в. было уже закончено первичное земледельческое освоение, шло укрупнение пунктов, "припуск", "снесение" более мелких починков и деревень к более крупным. Здесь к концу ХVI в. сформировавлся крупнейший вотчинный центр монастыря в Ростовском уезде - село Дебалы (в 10 верстах к югу от города) с 56 дв. Северо-восточный же Лутский стан (по рекам Луту и Пере) этот этап еще не миновал. Здесь в первой половине ХVI в. наблюдалось почкование деревень - Староселово Нижнее и Староселово Верхнее, Деревеньки Большие и Деревеньки Малые, Гора Большая и Горка Малая. Лишь к концу ХVII в. и в Лутском стане произойдет укрупнение селений, и мелкие "двойные" деревни соединятся: каждая пара - в одну. Иногда укрупнение деревень становилось основой для естественного процесса селообразования. Целая деревенская округа образовалась у Троицкого монастыря в конце ХVI - ХVII в. в зоне притяжения дер.Микитинской в Песьем стане 29.
Приведенные выше наблюдения над системой сельского расселения у Троицкой корпорации в ряде центральных уездов позволяют говорить о двух ее основных моделях. Условно они могут быть названы либо "концентрированной" (когда в селах собрано более половины населения), либо "рассредоточенной" (более классической), когда село находится в окружении деревень, починков и пустошей, и в деревнях с починками размещено более половины населения данного вотчинного комплекса. Первая модель в ХVI-ХVII в. находила воплощение в более давних, плотно населенных и хорошо освоенных районах монастырской вотчины, вторая - там, где еще продолжался процесс внутренней колонизации. Нередко в пределах одного и того же уезда приходится отмечать близкое "соседство" данных моделей, что свидетельствует о многообразии и неравномерности не только регионального, но и внутриуездного развития великорусского центра.
Остановимся на некоторых особенностях расселенческой структуры в монастырских вотчинах юго-западных уездов. В Верейском, например, уезде в ХVI в. в центре сельской округи находилось не одно село, а два - Илемна (оно же по церкви Троицкое) к юго-западу от г.Вереи, на р.Руде, и Юрьевское (оно же Егорьевское, Георгиевское, тоже по соответствующей церкви). Илемна в отношении вотчинного управления доминировало над всей округой, хотя по количеству дворов не являлось крупным (13 дв.), уступая иным деревням данного вотчинного комплекса. Основная масса крестьянских дворов (95 %) была сосредоточена в конце ХVI в. с. Юрьевском и прилегающих к нему деревнях. Объяснение такого типа сельского расселения тематически выходит за рамки данной главы, но не привести его здесь нельзя. Речь должна идти о размещении монастырем в своих юго-западных селах больших массивов домениальной пашни. Следствием этого было вытеснение (переселение ?) части крестьянства из центра на периферию вотчинного комплекса, поскольку в "головном селении" им земли не оставалось или же ее оставалось там очень мало. Авторы коллективной монографии по аграрной истории Северо-Запада России ХVI в. отмечают аналогичное явление ( развитие полевой барщины у новгородских помещиков создавало для крестьян определенные трудности, вызываемые переселением с удобных земель, занимаемых под усадьбу, или близких к ним), но само это переселение не склонны считать сгоном крестьян с земли. В сравнительном плане интересно отсутствие подобного явления на монастырских и владычных землях Новгородчины, что свидетельствует о слабом еще развитии на них барщины как таковой.
В дальнейшем разорение смутного времени и отказ Сергиева монастыря от собственной запашки привели к тому, что в течение ХVII в. ряд верейских деревень необратимо запустели, "распределение" дворов между сохранившими устойчивость селами Илемной и Юрьевским и уцелевшими 4 деревнями комплекса выровнялось и фактор домена в ходе сельского расселения и демографического роста верейских владений монастыря перестал действовать30.
В малоярославецких селах Передел и Почап в конце ХVI в. наблюдаем такую же картину - дворов в них было размещено 7,6 %, все остальные - в деревнях, домен в количественном отношении преобладает над крестьянскими землями. В первой половине ХVII в. большинство деревень так и не возродилось, что привело к "уплотнению" оставшихся поселений, а отказ от господской пашни способствовал более равномерному, как и в Верейском уезде, распределению населения между селами и деревнями. С.Б.Веселовский в свое время связывал так называемое "владельческое укрупнение" сел с ростом господской запашки в конце ХVI в.31 Однако приведенные выше примеры по Верейскому и Малоярославецкому уездам показывают, что в селах с внушительным доменом (до 250 четв., как в Илемне) крестьянских дворов могло быть как раз немного. И вообще понятие "крупная феодальная" вотчина" не всегда обязательно предполагает крупное, большое село, вроде тех, которые приходилось отмечать для Околомонастырной округи, Переславского, Суздальского, Юрьевского уездов. Понятие это может иметь отношение к экономической организации, социально-демографической политике, проводимой крупным земельным собствеником.
В Серпейском уезде писцовая книга конца ХVI в. рисует такую же картину, как и в Малоярославецком и Верейском уездах - в малодворном селе Олферьевском сосредоточен приличный домен (80 четв.) и лишь 4 % крестьянских дворов, остальные 96 % размещены в деревнях комплекса. Две "литовские войны" первой трети ХVII в. (1610-х и 1632-1634 гг.) существенным образом осложнили условия жизни людей, хотя и не деформировали полностью уже сложившуюся структуру. В середине 1630-х гг. Сергиеву монастырю почти с нуля пришлось заселять и осваивать свою серпейскую вотчину, в которой пустые селения составили 95,4 %. Помимо отмеченных войн, дестабилизирующим население фактором в данном районе были в ХVII в. набеги крымских татар. В Троицкой Описи 1641 г. по с.Олферьевскому записано на крестьянах несколько долгов и кабал, "что плачено за них крымского окупу", значит, монастырь выкупал собственными деньгами своих крестьян, попавших в плен, намереваясь затем вернуть истраченные суммы в качестве долгов 32.
В Серпейской писцовой книге 1635/36 г. фигурируют займища и починки с антропонимическими названиями, доносящими до нас имена расчищавших и распахивавших землю крестьян: "займище Куземкино", "займище Богдашково, крестьянин Богдашко с детьми", "займище Давыдково, крестьянин Давыдко", "починок Вешняков, во дворе Иван Вешняк" и т.д. Переписная книга 1646 г. показывает интенсиный приток крестьян в деревни Олферьевского комплекса из соседних уездов - Оболенского, Дорогобужского, Смоленского. Новые жильцы оседали именно в деревнях округи. В самом селе по-прежнему было размещено меньшинство дворов (8 %). За 1635-1646 г. число крестьянских дворов у Троицкого монастыря в Серпейском уезде возросло в 6,8 раз, в 1646-1678 г. темпы его роста снижаются (увеличение в 2,9 раза). К 1678 г. все селения монастыря в Серпейском уезде были полностью восстановлены и даже приумножены, в отличие от общего для троицкой вотчины сокращения числа сел и деревень к концу ХVII в. (табл.24,25). Результаты роста числа дворов монастырских крестьян в Серпейском уезде нельзя было бы считать впечатляющими (в конце ХVI в. их было 122, в конце ХVII в. - 143), если не учитывать, в сколь неблагоприятных социально-политических и внешнеполитических условиях пришлось существовать данной территории и населяющим ее людям до середины 1630-х гг. Более выразительны показатели населенности самих дворов в конце ХVII в.: в среднем по 5,5 чел. в крестьянском и по 3,3 чел в бобыльском дворе.
В другом юго-западном от центра уезде, Оболенском, формированию устойчивой расселенческой структуры также препятствовали и окраинное положение, и набеги крымских татар, и общие потрясения начала ХVII в. Из-за сильного разорения уезда (83 % пустых селений отмечено у монастыря здесь в 1620-е гг.- табл.25) у троицких властей не нашлось сил для восстановления своих оболенских вотчин. В начале же 1640-х они предпочли и вовсе избавиться от земель в Оболенском уезде, отдав единственное тамошнее сел (Пажу, оно же Запажье) на выкуп кн.Б.А.Репнину (см. 3 гл.).
Хорошее начало было в освоении Троицким монастырем полученных им земель в самом южном, Новосильском уезде в 1570-1590-е гг. На починке Становом на р.Колпне трудом монастырских крестьян было основано село Становое, в ближайших окрестностях которого интенсивно распахивалось "дикое поле", раскашивалось сено (1217 копен). Однако в ХVII в. за возникшим селом так и не закрепилось значение связующего центра, оно вовсе прекратило свое существование, а несколько уцелевших новосильских деревень монастырь едва удерживал, разместив в каждой часть своего домена. В 1640-1670-е гг. крымские набеги привели к тому, что у Троицы оставалась единственная новосильская деревня Толстенкова, а остальных деревень "крестьян и бобылей тотарове поймали, а иные розбежались" 33. Так окраинное положение Новосиля (ныне - Орловская область), распахнутость границ делали очень ненадежным положение населения здесь, которое и страдало от набегов, и уходило дальше на юг. В целом же отмеченные факторы не привели к формированию устойчивой расселенческой структуры у монастыря в данном районе, столь удаленном от расположения основной массы монастырских вотчин.
Заканчивая рассмотрение общей структуры сельского расселения в центре и на юго-западе, отметим еще одно. При взгляде на табл.25 в глаза бросается обилие дробных сел и селец, также составлявшее особенность сельского расселения в Троицкой латифундии, которая с конца XIV в. формировалась и расширялась за счет постепенного поглощения долей и жребиев различных по масштабу и происхождению светских вотчин (пол села, пол сельца, треть сельца, две трети сельца, пол деревни и т.д.). В главе .и примеры таких "поглощений", растянутые порой на многие десятилетия и несколько поколений владельцев .приводились по Переславскому, Бежецкому, Костромскому, Владимирскому. Коломенскому, Муромскому, Старицкому, Тверскому уездам. Долевые владения, как раз и реализуемые в виде "неполных" сельских поселений, отразили саму историю троицкого землевладения, сложные взаимоотношения монастыря с окружающим его миром светских вотчинников. И все же явление это было временным, преходящим: на конец ХVII в. в табл.25 долевые поселения показаны только в Московском и Переславском уездах. Во всех же остальных таковых уже не было.
В системе сельского расселения Троицкого монастыря в Центре России считаем также интересным тот факт, что нередко монастырские села являлись как бы "связующими узлами" в определении пограничных участков некоторых уездов страны. Имеем в виду то, что ряд троицких сел и их деревенские округи имели межуездное расположение. Например, одна треть села Петровского находилась в Сурожском стане Московского уезда, другая - в Ижевском стане Дмитровском, третья - в Скирманове стане Рузском уезде. Села Зубачево и Глинково по половинам располагались в Московском (стан Радонеж) и Переславском (волость Кинела) уездах. Деревни новоторжского села Медны размещались в соседнем Тверском уезде, означая Новоторжско-Тверской рубеж. Порубежное положение было характерно и для некоторых кашинских сел и деревень монастыря (причем как право-, так и левобережных по Волге), исторически и экономически тяготеющих к соседнему Угличу. Заметим, что устойчивости сложившихся сельских и деревенских округ их межуездное расположение не мешало.
В отличие от большинства центральных и юго-западных уездов, система сельского расселения у Троицкого монастыря в Нижегородском Поволжье в конце ХVI-ХVII в. развивалась по линии формирования сразу крупных деревень и сел, не проходя этапа мелкой починковой колонизации с последующим "припуском" деревень, починков, пустошей к более крупным селениям. Получив в 1590-е гг. массу запустевших земель, Троицкий монастырь уже к началу 1620-х гг. сумел в 12 раз увеличить здесь свое население и в 4,5 раза число самих жилых селений (табл.24.25). Рост по двум отмеченным направлениям показывает и сравнение писцовой книги 1620/21 г. с переписной 1646 г., хотя темпы его несколько снизились. Лишь после 1646 г., как показывает перепись 1678 г., население Троицкого монастыря в Закудемской волости Нижегородского уезда уменьшилось за счет его оттока в Свияжский и Алатырский уезды.
В начале 1620-х гг. на рассматриваемой территориии у Сергиева монастыря возникли новые крупные села в результате восстановления пустошей: Ляпесь с 49 дворами и Ондрейково с 56 дв. Нижегородские села монастыря нередко располагались на два-три "усада" (называемых иногда "посадами"), были обустроены двумя-тремя прудами. К концу ХVII в. некоторые деревни так укрупнились, что тоже стали селами. В них были открыты церкви и сформированы приходы (дер.Игумново, дер.Татинец). О роли монастыря в церковном устроении своих сел говорит факт основания церквей во имя Сергия Радонежского в селах Ондрейково и Копосово (вол.Стрелица), во имя Живоначальной Троицы в одной части села Варварского и Никона Радонежского - в другой его части4.
Имея в Нижегородском уезде села еще и в волости Стрелице (Копосово и Черное, Киржачского монастыря) Троицкая корпорация большую часть населения к концу ХVII в. сосредоточила в Закудемском стане (65 %).
О том, как складывалось монастырское землевладение и тесно связанная с ним система сельского расселения в уездах Казанского Поволжья (Свияжском, Казанском, Алатырском), говорилось в гл.2, параграфе о приписных обителях. В данной же главе остается только подчеркнуть стремительный рост крестьянского населения этих зависимых от "большой Троицы" филиалов в ХVII в., особенно в Свияжском и Алатырском уездах.
- Если в первом он продолжался до середины ХVII в.(табл.24,25), то во втором можно отметить два зенитных периода - 1620-е гг. (266 дв.) и вторая половина ХVII в. (870 дв.). Именно в Алатырском уезде сельские поселения отличались наивысшими размерами в рамках всей Троицкой латифундии: уже в 1620-е гг. они имели в среднем по 54 дв., по переписным книгам 1678 г. - по 72 дв., а по монастырской вытной переписной и оброчной книге 1696 г. - по 96 дв.! (табл.24). Этот средний показатель вдвое уступает реальным размерам отдельных сел. Например, алатырское село Четвертаково имело в конце ХVII в. 222 двора! Сообщаемые переписной книгой 1696 г. катойконимы при крестьянских именах (Шухобалец, Кувакинский, Присецкий, Сухоруковский и пр.) рисуют широкую географию происхождения алатырских новопоселенцев. Здесь называются практически все крупнейшие монастырские села Московского, Переславского, Дмитровского и особенно Суздальского, Муромского, Юрьевского, Юрьевецкого, Костромского (Луговой стороны), Нижегородского, Арзамасского уездов. По ним видна направленность внутривотчинных миграционных потоков - от центра на юго-восток. Указаны также и годы прихода крестьян в Алатырский уезд - в основном конец 1680-х-начало 1690-х гг.33 Наблюдалось соединение центрально-русской топонимики с прежними мордовскими названиями. Одна из "новоселидебных" алатырских деревень Верхняя Ичикса Кувакино тож была полностью заселена (60 дв.) выходцами из крупного приселка Кувакина, стоявшего на Ярославско-Костромском рубеже. Специалист по топонимии В.А.Никонов пишет, что перенос с собой родного названия возможен лишь при компактном переселении сразу целой группы односельчан на новое место36. Происходило перемещение крестьянского населения и внутри самого Алатырского уезда, из деревни Подгородней как своего рода "пересылочного" пункта в уездную "глубинку".
Для начального этапа развития и Троице-Свияжского, и Троице-Алатырского монастыря важную роль играло их городское население, ведь и сами монастыри возникли как городские. Например, 18 % населения Алатырского монастыря по писцовой книге 1624/26 г. показаны как городские бобыли. В дальнейшем по мере "внедрения" в сельскую местность, укоренения там, соотношение "городской" и "деревенской" частей их зависимого населения все более менялось в пользу первой.
На всем огромном пространстве Русского Севера сельское расселение Троице-Сергиева монастыря (особенно когда к нему обращаешься после бурного демографического роста в Поволжье) выглядит скромными, едва тлеющими очагами в Деревской пятине, Пошехонье, Белозерье, на Вологодчине и на нижней Двине. Дадим краткий обзор их сельского расселения, двигаясь с запада на восток. Начнем в таком случае с Деревской пятины Новгородской земли. За короткий период после окончания Ливонской войны и до начала новых напастей троицкие волостки на восточном побережье оз.Ильмень развивались сравнительно неплохо (это отмечается и в очерке по Деревской пятины Т.И.Осьминского в коллективной монографии ленинградских авторов). Постепенно преодолевались демографические потери, понесенные ими в Ливонской войне: описание 1581/82 г. называет 16 крестьян-дворохозяев убитыми и 13 дворов пустых, через 12 лет, в 1594 г., число живущих дворов возросло, а пустых сократилось в 2 раза (табл.20). В волостках Сытинского (сельцо Сытине, оно же Кунья гора) и Листовского (сельцо Сопки, оно же Мокрой остров) погостов в 80-90-е гг. ХVI в. шел процесс внутреннего освоения: новые деревни "выставлялись" из старых, другие "припускались" в пашню к более крупным, дворность которых от этого еще более увеличивалась. Для волостки Сопки в Листовском погосте была характерна рассредоточенная система сельского расселения, более половины дворов (51 %) было размещено в самом сельце, остальные - в малодворных (по 3-4 дв.) деревнях ее округи. По подсчетам Т.И.Осьминского, в 1500 г. на крестьянский двор в этих волостках приходилось 1,14 "людей", в 1582 г. 1,44, а в 1594 г. - 1,9 "людей". На бобыльский двор "людей" приходилось 1,5.
Способом хозяйственого возрождения волостки Кунья Гора в Сытинском погосте в конце ХVI в. было предоставление монастырем некоторых ее деревень и пустошей в пожизненные держания прежним владельцам-вкладчикам (братьям Н., Б., Ю.Таракановым) и в служебно-поземельные держания - слугам (приказчику Т.Елизарову). И все же пустые селения здесь преобладали над живущими. Об ослабленности сельского населения говорит более высокий процент бобыльских дворов (54 %) над крестьянскими (46 %). Практиковалось и "подселение" бобылей в крестьянские дворы, возможно, как средство поддержания беднеющей части сельских жителей (табл.20). В писцовых и переписных книгах ХVII в. такие люди чаще всего будут называться "захребетниками" (табл.26). В переписных же книгах Деревской пятины 1667/69 г. они именуются "подсоседками".
Прав А.Л.Шапиро, писавший, что "улучшение положения в 1590-е гг. было незначительным, а главное непродолжительным. Голод и мор первых годов ХVII в., гражданская война, польская и шведская интервенции, политика резкого увеличения податей - се это привело к новому еще более тяжелому, чем в 1570-1580-е гг. кризису первых десятилетий ХVII в." 7. Деревская же пятина по праву считается наиболее пострадавшим от смуты районом и на Северо-Западе, и во всей России.
Действительно, дозоры 1620 и 1623 гг. показали, что население Троицкого монастыря в Деревской пятине практически было утрачено, если не считать по одному крестьянскому и бобыльскому двору. Село Сытино удавалось удерживать тоже благодаря единственному двору - монастырскому. Уже по описанию 1627/28 г. число дворов возросло до 22 и до конца 1640-х гг. продолжалось увеличение населения (табл.20). Теперь волостка Сытинского погоста развивалась более динамично, чем волостка Листовского (в отличие от конца ХVI в.). Во второй четверти ХVII в. в Сытинском погосте у Троицкого монастыря было в 2,5 раза больше селений и в 5, 2 раза - дворов, чем в Листовском. Такое положение сохранялось и по описаниям 1660-1670-х гг. К середине ХVII в. система сельского расселения у Троицкого монастыря в Деревской пятине была полностью восстановлена, деревни заметно укрупнились, иные до 20-25 дворов. Средняя же их дворность в данном районе составляла 15,5 дворов. Неоформленной в четкий рисунок и рыхлой в ХV-ХVII вв. оставалась группа сельских поселений Сергиева монастыря в Пошехонском уезде, в низовьях Шексны и ее мелких правых и левых притоков, на рубеже с Ярославским уездом. Некоторые соображения о причинах этого будут высказаны нами ниже при рассмотрении материала о погостах (следующий параграф данной главы). Здесь же отметим как возможную причину "проходное", транзитное положение пошехонских деревень, связывающих белозерские и верхневолжские (ярославские, угличские, кашинские) владения монастыря. Отсутствие здесь господского хозяйства также не способствовало концентрации группы мелких деревень, погостов, приселков и пр39.
В соседнем с Пошехонским Белозерском уезде, Андогском стане, у Троицкого монастыря сложился типично приречный тип сельского расселения. Речь идет о княжеском по происхождению вотчинном комплексе Танищи на левом берегу р. Суды, в который входило два десятка деревень, вытянутых вдоль левого берега этой реки. Никаких новых приобретений к уже полученному комплексу (еще в 1550-е годы) монастырь в дальнейшем не сделал. Соотношение жилых и пустых селений здесь менялось в зависимости от общих условий развития Белозерского края в годы смуты и послесмутного времени. В целом в расселенческой структуре к концу ХVII в. принципиальных изменений не произошло, только увеличилась численность дворов и их "людность".
Об идущем в соседнем с Белозерским Вологодском уезде процессе починковой колонизации по правобережью Сухоны, где к Троице-Сергиеву в начале ХVII в. был приписан Авнежский монастырь, говорилось в гл.2. Сравнение описаний конца 1620-х и начала 1640-х гг. показывает, что состав поселений Авнежской обители не изменился, зато количество дворов в них возросло почти вдвое. Обращаясь к переписной книге 1678 г., видим, что некоторые починки 1620-х гг. к концу ХVII в. уже запустели, то есть процесс земледельческого освоения здесь шел неровно, в живущих деревнях появились пустые дворы и места дворовые (табл.24,35). От 1640-х к 1670-м гг. рост дворов также оказался незначительным. Одним словом, у Авнежского монастыря во второй четверти ХVII в. происходило и земледельческое освоение края, а во второй его половине проявлялись и некоторые признаки запустения 41
О малодворных деревнях, составлявших вотчину приписного Николо-Чухченемского монастыря в Холмогорском уезде также говорилось в гл.2. Здесь на всем протяжении ХVII в. еще медленнее росло количество дворов, чем в Вологодском уезде (в пределах 22-27 от 1620-х к 1670-м гг.). Малодворный состав деревень в 1620-1670-е гг. также сохранялся. В писцовой книге 1620-х гг. названы две деревни, восстановленные из пустошей - Меньшое Перхуровское и Зайцовское. В Троицкой Описи 1641 г. две деревни названы пустыми - Поташевская и Полевская, правда, появились две новых - Дьячья и Дьячья Вторая. Мы видим, что на Севере ураганного, устойчивого хозяйственного развития и заселения чухченемских (или авнежских) деревень и их населения, подобного тому, какой приходилось наблюдать в Поволжье, в ХVII в., не было и не могло быть. Кроме того, ни в Вологодском, ни в Холмогорском уезде Сергиев монастырь не имел ни одного села как крупного (и привычного для него) вотчинного центра. Роль такого "стяжения" играли, по-видимому, сами Авнежский и Чухченемский монастыри, которые, как могли, справлялись с возложенными на них задачами.
Разбирая в свое время систему сельского расселения в вотчине Троице-Сергиева монастыря, Б.А.Романов образно называл ее "выразительной коллекцией поселенческих типов"4. Значительный интерес представляют в этой "коллекции" погосты. Их доля в общей совокупности сельских поселений была невелика - от 0,3 до 1,1 % (табл.23). В той же табл. видим и изменение количества погостов на троицких землях - к концу ХVI в. их было 11, во второй четверти ХVII в. - 16, в конце ХVII в. -5.
В троицких актах ХV в. погосты не упоминаются. Встречаем мы их в грамотах первой половины ХVI в. в значении административно-территориальных округов при оформлении пожалований Василия III и Ивана IV Сергиеву монастырю из фонда черных крестьянских земель. В 1520 г. корпорация по обмену с Василием Ш получила погост Кузьмы и Демьяна, "что был стан волостелин" на черной земле в составе подмосковной волости Корзенев.
Комплекс был значительным по масштабу, включая 70 деревень. "Во чреве" монастырской вотчины уже к началу 1560-х гг. произошло преобразование погоста как бывшей резиденции княжеского волостеля в обычное село с внедренным туда представителем вотчинной администрации (ключником-старцем или приказчиком-слугой). Описание 1594 г. называет сельцо Корзенево Кузьмодемьянское тож с церковью монастырского строения. Из обширной деревенской округи бывшего погоста сохранились только 3 деревни и отмечено 37 пустошей. В рамках троицких владений "периферийного" Околомонастырья сельцо Корзенево было включено в состав более крупного вотчинного комплекса села Муромцева.
Известен еще один случай попадания в руки Троицкого монастыря крупной крестьянской волости в самом центре государства - подмосковной Вохны, сохранявшей свою погостскую структуру более длительное время. Последним владельцем волости был удельный князь В.А.Старицкий, после казни которого в 1569 г. в течение некоторого времени происходит передача Вохны монастырю, окончательно она была оформленная изданием послушной грамоты Ивана IV Вохонским крестьянам в мае 1582 г.44 Через 10 лет в той же волости монастырь получил дер.Климкову от вдовы Ульяны Желтухиной (см. гл2).
Изменения в структуре волости с конца ХVI и до конца ХVII в. позволяют проследить писцовые и переписные книги. Схематично изменения эти можно выразить так.
1594 г. - дер.Климкова. на поле которой крестьянином И.Оксеновым была поставлена церковь Параскевы Пятницы
новый погост Параскевы Пятницы - 30 дер.
погост Дмитрия Солунского на р.Вохонке - 30 деревень
сельцо Павловское на той же реке против Дмитриевского погоста,
погост Уполозы с церковью Рождества Пречистые - 26 дер.
погост Никиты Мученика - 27 дер.
пустой погост на Исаковом озере с ц.Рождества Пречистые - 9 дер.
1623 г.-погост Дмитриевский
сельцо Павловское - 40 дер., 21 пуст.
погост Уполозы - 18 дер.,19 пуст.
погост Никитский - 16 дер.. 12 пуст.
погост на Исаковом озере - 9 дер.,13 пуст.
1678 г. - село Павлове на двух погостах - Параскевы Пятницы и Дмитриевском - 69 дер.живущих и 29 дер., вымерших в мор 1654-55 г.
1752 г.- с.Павлове с 68 дер., в числе которых бывшие погосты Уполозы Никитский 45 1654/55.
Приведенная схема показывает, во-первых, что та часть волости Вохны, которая к концу ХVI в. еще не попала в руки частных феодалов или монастырей, состояла из нескольких погостов. Они представляли собой центры приходов, к каждому из них тяготела определенная деревенская округа. О сосредоточении в каждом из них каких-либо административных функций, полномочий у нас данных нет, равно как и о лицах, которым таковые могли усвояться. Во-вторых, до конца ХVII в. в волости Вохне продолжался процесс сокращения деревень (всего на 40 %), что само по себе не могло не подрывать значения погостов как центров сельских округ. Одновременно с этим действовал и механизм "крупной феодальной вотчины". Он заключался во внедрении в одно из селений (им стало сельцо Павловское близ Дмитриевского погоста) агентов вотчинной администрации. Исчезновение погостов как когда-то существовавших административных центров в Вохне относится ко времени после 1620-х гг. Правда, церковное значение за некоторыми из них, уже ставшими приселками сельца Павловского, сохранялось и в конце ХVII в. В межевой книге волости Вохны с соседними волостями (московскими Гжелью, Куней, владимирской Сенежской, московской Рогожской ямской слободой) 1680 г. фигурируют к сельцу Павловскому - приселок Уполоз на р.Клязьме с церковью Рождества Пречистые и приселок Никитский на р.Дроздне с церковью Никиты Мученика. Деревни Вохонской волости, расположенные на Клязьме и ее притоках, были тесно связаны в торгово-экономическом отношении с Владимирскими и Нижегородскими землями. О развитии крестьянской торговли в Вохне имеется несколько свидетельств за ХVII в. В рамках же вотчинной торгово-хозяйственной специализации Вохна играла роль "житницы", поставщика хлеба для монастырских "низовых" (прежде всего Астраханских) промыслов. На многочисленных речках Вохонской волости было сооружено много мельниц, которые мололи зерно для отправки его "вниз по матушке по Волге", а также активно сдавались в аренду посторонним людям. Торгово-ремесленная специализация здешнего населения в дальнейшем, как и в Околомонастырской округе, станет фактором урбанизации края, вошедшего в состав формирующегося Центрального промышленного района (Иваново-Вознесенская текстильная промышленность и павлово-посадские платки), а бывшее монастырское село Павлове в 1845 г. получит статус города (Павловский Посад и ныне в Московской обл.)46.
Погосты иногда могли быть компонентами средних и крупных по масштабу светских вотчин. Один такой погост - Василия Кесарийского на р.Остречине в Бежецком Верхе, с селом Елизаровым, несколькими деревнями, починками и пустошами представлял собой владельческий комплекс троицкого соборного старца Паисия Мичурина. В 1570/71 г вместе со своим братом Василием он дал его в Троицкий монастырь. О религиозно-культовом значении погоста (собственно, это могло быть еще и родовое кладбище ) для Мичуриных говорится так: "А тот у нас погост вопчей всех наших родителей" 47. Кроме церкви Василия Кесарийского, на погосте имелась церковь во имя Живоначальной Троицы с приделом Сергия Радонежского - строения Паисия и Василия Мичуриных. Перед нами, думается, обычная ктиторская церковь (даже несколько) и семейный некрополь.
Фигурируют погосты и в составе более крупных княжеско-боярских вотчин, вместе с которыми они и оказались у Сергеева монастыря. Например, по данной грамоте богатой боярыни Елены Челядниной 1542 г. в корпорацию передавался большой вотчинный комплекс в Ростовском уезде, включающий несколько сел и селец, до 60 деревень и "погостец Никола Чудотворец на р.Талице". Обширная деревенская округа тяготела "к тем селцом и погосту". В составе вотчины кнг.Марии Оболенской (нескольких сел на р.Протве ) в Оболенском уезде к селу Марьинскому назван погост Афанасия Великого. Когда село запустело (после 1570 г.), то именно на погосте еще какая-то жизнь теплилась, с него началось повторное заселение данной местности 49. В этой связи следует отметить амбивалентность погостов - они, действительно, могли являться и исходным пунктом для последующего развития (или восстановления ) сельского поселения, и конечной формой запустения. Выражения писцовых книг типа "погост, что было село" и "село, что был погост" вполне понятны. Подобная метаморфоза например, произошла со звенигородским селом Андреевским, ставшим после смуты погостом и возрожденным снова в село лишь после 1646 г. (см. прим. 1 к данной гл.). В подмосковном Радонеже в погост после смуты превратился бывший Успенский монастырек "Пречистые под сосною", да так и не поднялся дальше. Зато в бежецком селе Присеки погост "бес пашни" с церковью Спаса-Преображения послужил основой для возникновения сельского монастырька. На правобережной стороне Угличского уезда именно погосты явились исходными формами для последующего образования сел. Растянулся, правда, этот процесс почти на столетие - с 1530-х до 1620-х гг. Село Сергиевское на Гривах возникло на основе припуска починка Палкина на Гриве в пашню к погосту Сергия Радонежского 50. Видимо, и роль церковных земель при погостах следует учитывать, и взаимодействие погостов с другими видами поселений. О роли же другого погоста - Голенева - в образовании угличского села Красного речь шла выше в рамках региональных очерков сельского расселения.
Двухпогостскую структуру имело в конце ХVI в. сельское расселение у Троицкого монастыря в Пошехонском уезде. В округу первого - Подъяблонного (с церквями Живоначальной Троицы и Сергия Радоежского) - входило 7 деревень, второго - Раменского (с церковью Св. Георгия)- 6. Раменский погост представлял собой трансформированный монастырек Св.Юрия в Раменейце, известный по ряду княжеских грамот ХУ в. Наряду со дворами церковного причта в погосте Подъяблонном, описания 1594 и 1616 г. называют и крестьянские. Закрепление названных погостов в качестве административно-хозяйственных центров небольшой территории перспектив не имело, но такое значение во второй четверти ХVII в. утвердилось за деревнями, возникшими на церковных землях - Подъяблонной и Поповской (последняя - у погоста Раменского). В конце ХVII в. видим уже один центр -приселок Поповский с тянущей к нему округой из 7 деревень. В рамках более общего административно-хозяйственного организма монастыря его небольшой пошехонский комплекс был "притянут" к ярославскому селу Коприну, вместе с которым он был описан и включен в вытную книгу 1623 г.51
Во Владимирском уезде в конце ХVI в. погост Федосов с церковью Воздвижения у Сергиева монастыря находился в совладении по половинам с Ю.И.Плещеевым. На троицкой половине было размещено 5 крестьянских дворов. В конце ХVII в. о правах светских лиц на этот погост ничего неизвестно, зато произошло его слияние с соседним селом Обакумцевым 48. Другой свой погост во Владимирском уезде, Николы Чудотворца на Усть-Колокши, корпорация отдала в 1583/84 г. по обмену братьям Л. и К.Волковым на их муромские земли. Правда, в переписной книге 1678 г. погост на усть-Колокши отмечен в составе троицких владений, а в нем 5 бобыльских дворов "за попом Иваном"52. Рыболовное значение для Троицкой корпорации имел погост Рождества Пречистые в Залипенье на р.Клязьме у озера Глебовского ("в нем пристанища рыболовей, а ловят рыбу на монастырь"). Имевший кельи черного попа и старцев, погост в Залипенье иногда назывался и монастырьком 53.
Обратимся теперь к рассмотрению слобод или слободок на землях Троицкого монастыря. Нас в данном случае интересуют не городские слободки как компактные группы дворов монастырского населения в городах и на посадах, а именно сельские и подмонастырские слободки. Подобно погостам, их доля на фоне других видов сельских поселений была невелика: от 0,1 до 1,4 %. (табл.4).
Под слободами следует понимать как определенные территориальные округи, население которых собиралось первоначально на льготных условиях, так и отдельные сельские поселения. В редких троицких актах ХУ в. находим упоминания "слобод" (слободка в "Соснязе" Пошехонского уезда и "слободища" в Угличском у.)54. В.Д.Назаров обратил внимание на то, что в серии княжеских грамот на бежецкое село Присеки ХУ в. последнее называется то селом, то слободой и отметил, что данная клаузула показательная для начального этапа освоения московской княжеской властью какого-либо района и более характерна для XIV в., чем для ХУ в.55
Слободы как интенсивно заселяемые округи известны в ХУ-ХVI вв. в Дмитровском уезде (Берендеева Слобода), Переславском (Великая Слобода, позднейший Слободской стан, Маринина Слобода), Галицком (Жилина Слободка). Когда речь шла об определенной округе, то слово "слобода" обычно стояло на втором месте, а когда о конкретном селении с антропонимическим названием, то на первом: Чечевкина слободка, Филисова слободка" Тутолмина слободка и т.д.3 В отношении двух из перечисленнных известны их прежние владельцы - великокняжеский бортник Гридя Филисов и переславский вотчинник И.С.Тутолмин. Подобно погостам, слободки являлись компонентами в составе крупных княжеско-боярских вотчин. Например, в крупной вотчине М.В.Тучкова в Ростовском уезде в рамках комплекса Дебалы имелась непашенная слободка Потаповка на р.Где. Свой непашенный облик и чисто бобыльский состав населения она сохраняла до конца ХVII в., не сливаясь ни с какими другими сельскими поселениями Дебальской вотчины 57.
Одна из причин образования слободок в ХVI-ХVII в. - это рост непашенного населения в результате отделения ремесел и промыслов от земледелия. У многочисленных приписных монастырей Троицкой корпорации такая группа людей селилась обычно в подмонастырских слободках. Этим объясняется их обилие в табл.22 для второй четверти ХVII в., ведь именно в тот период к Сергиеву монастырю было приписано более всего зависимых филиалов. Слободки торгово-ремесленных, мастеровых людей известны практически у каждой из приписных обителей, особым их количеством отличалась околомонастырская округа "большой Троицы", о чем выше уже говорилось. Иногда слободка являлась конечным пунктом в развитии отдельных монастырей. Например, в предместье Бежецка (Городецка) в середине ХVII - первой половине ХVIII в. фигурирует "Макарьева слобода, что была Троицкая Макарьева пустыня". Населена она была выходцами из монастырской Присецкой волости (крупнейшего вотчинного комплекса Троицы в Бежецком Верхе), обосновавшимися там для своих торговых дел. Обитатели ее совмещали торгово-ремесленные занятия с земледелием: "скупают кожи и телятины и хлеб припахивают; делают овчины и хлеб припахивают".
Не только занятия, но и само население слободок часто отличалось смешанным составом: сюда входили и называемые исключительно по ремесленным специальностям люди (бочары, плотники, кузнецы и мн. др), и бобыли, и крестьяне. Четких отличий между ними источники не проводят, может быть, потому, что какая-то часть обитателей слободок продолжала заниматься и хлебопашеством. На правом берегу р.Сухоны на Усть-Толшмы в Тотемском уезде в Пьянкове слободке у Троицкого монастыря, наряду с торгово-ремесленными, были в 1620-е гг. и пашенные дворы 5.
В писцовых и переписных материалах ХVII в. слободкой могла называться компактная группа (из 10 и более дворов), являющаяся компонентом более крупного поселения. Скажем, в барщинных селах монастыря выделялись "воловьи слободки" с целью размещения в них воловиков и детенышей "для монастырские пашни" (муромское с.Дубровы, 1628/29 г.). Рост бобыльства в 1620-е гг. приводил к появлению составе сел отдельных бобыльских слободок, население которых было или польгочено на какое-то время, или выделялось своей экономической ослабленностью, неплатежеспособностью. Костромская писцовая книга 1628/29 г в с.Буякове указывает "Оксиньинскую слободку непашенных бобылей", в которой в одном из дворов названа "вдова Оксиньица Нефедьевская жена с сыном Олешкою" 60.
Видим слободки и в крупных поволжских селах ХVII в., куда шел стремительный поток новых поселенцев. В нижегородской дер.Игумновой, расположенной на р.Кирелке, на одной стороне реки было в 1620-е гг. 35 крестьянских дворов, а на другой, в бобыльской слободке, - 41 бобыльский двор. Позднее вся деревня именовалась Игумновской слободкой 61. В свияжском селе Новом льготные крестьяне в 1641 г. были поселены в отдельной слободке из 11 дв.62 Слободки вообще могли возникать вследствие естественного или созданного человеком разделения поселения - рекой, ручьем, прудом, озером, оврагом, крупной идущей через него дорогой и т.д. Часть поселения, расположенная несколько "на отшибе", могла считаться его слободкой. Так, суздальское село Тума оврагом было отделено от Окаемовской слободки, хотя при описаниях они нередко обозначались как одно поселение - Тума Окаемово тож. Одно из древнейших троицких сел Медна, стоявшее на большой дороге из Твери в Торжок и далее в Новгород Великий, было разделено р. Твердой на собственно село и торгово-ремесленную слободку. Правда, более устойчивое демографическое развитие было показательно в середине ХVII в. именно для села, имевшего "подпитывавшую" его чисто земледельческую деревенскую округу 64. Торгово-ремесленное же развитие слободки в Медне мог подрывать сам монастырь, сселяя меденских мастеровых в Клементьевские слободы собственной округи, о чем уже упоминалось в предшествовавшем очерке.
Некоторые слободки (и деревни) Сергиева монастыря в ХVII в. формировались и по национальному признаку. Речь идет о хорошо известном в литературе факте переселения карел во внутренние районы России после Столбовского мира со Швецией 1617 г. Деревни, населенные только карелам, фигурируют в переписных материалах в вотчине Троицкого монастыря в Деревской пятине, Тверском, Кашинском, Бежецком и др.уездах. Имели случаи и рассредоточенного размещения карел во дворах в составе русских деревень, среди крестьянского и бобыльского населения. В Суздальском уезде в конце ХVII - середине ХУШ в. на троицких землях фигурирует "Корельская слободка", но это единственный выявленный нами факт.
Остановимся теперь на проблеме малых (сельских) монастырей как факторов расселения в вотчине Троицкой духовной корпорации. Из табл.23 следует, что в конце ХVI в. у него их было 10, во второй четверти XVII в.15 и в конце ХVII в. - 10. При изучении этой проблемы главная трудность заключается в хронологическом соотнесении обители и сельского поселения, поскольку письменные источники не всегда с желаемой полнотой раскрывают и раннюю историю самих монастырьков, и этапы развития порожденных ими или связанных с ними сел, деревень, погостов, слобод и т.д. Археологически же изучены очень немногие из интересующих нас монастырей, а ведь только данные археологии и позволяют уверенно сопоставить время возникновения монастырей и функционирования жилых селений.
С определенной степенью условности сельские монастыри были разделены нами на две группы. К первой группе были отнесены обители, так сказать, первичные по отношению к возникшему в дальнейшем на их месте "гнезду" поселений. Запустение таких обителей обычно "давало жизнь", как ни странно это звучит, другим населенным пунктам. Ко второй группе нами были отнесены вторичные монастырьки, открытые в уже функционировавших селах, ставшие необходимыми вследствие роста их дворности, религиозно-духовных потребностей жителей в пострижении и т.д.
В непосредственной близости от Сергиева монастыря, в подмосковной волости Воре уже в ХУ в. существовали две зависимых от корпорации обители - Троицы на Березняках и Св.Ильи. Обе археологически были исследованы С.З.Черновым. В ходе раскопок первой автор выявил территорию собственно монастырька с храмом и некрополем и подмонастырное селище, датируемое по керамике второй половиной ХШ - первой половиной XIV в. Более раннее время возникновения жилого селения по сравнению с первыми письменными известиями о самом монастыре, не идущими глубже 1430-1470-х гг., позволило С. З. Чернову предположить, что обитель появилась на месте ранее существовавшего поселения, на некотором удалении от центра земледельчского освоения 66. Троицкий на Березняках монастырь сначала был ктиторским боярской семьи Бяконтовых (из рода которых происходил митрополит Алексей), а в 1471 г. по пожалованию удельного кн.Юрия Васильевича Дмитровского, владевшего волостью Ворей, поступал в состав Сергиева монастыря. В дальнейшем монастырек Троицы на Березняках назывался то погостом, то приселком, то сельцом 7.
Еще слабее известна история монастырька Св.Ильи в вол.Воре. В 1460-е - начале 1470-х гг. он, по-видимому находился под юрисдикцией митрополита Филиппа и имел кое-какие свои земли (Игнатове, Копорское, Ворыпаево и др.), перешедшие в 1471 г.- в состав троицкой вотчины с включением Ильинского монастырька по грамоте князя Ю. В. Дмитровского. В выписи из писцовых книг начала ХVI в. он, хоть и называется монастырем, фактически уже являлся маленьким селом с 5 крестьянскими дворами. Правда, оказалось оно нежизнеспособным и позднее ни в каких документах не встречается. Лишь некоторые из прежних земель Ильинского монастырька (дер.Копорская, например, и пуст.Ильинская) вошли в состав обширного комплекса троицких владений в вол.Воре вокруг села Муромцева. Вряд ли прав С.К.Смирнов, локализовавший Ильинский монастырь в одном из ворьских сел, Боркове (в нем, действительно, была Ильинская церковь). Но в описании начала ХVI в село Борково и "Илья Святый в Воре" показаны отдельно и независимо друг от друга 68.
На запад от Троицы, в московском Горетове стане в 1569/70 г. в руки корпорации попал небольшой ктиторский Спасо-Преображенский монастырек близ села Тушина на р. Москве и р.Сходне. Он принадлежал боярской семье Тушиных-Фоминых и их родственников, князей Телятевских. В данной грамоте кнг.Софьи Телятевской 1569/70 г. находим редкие сведения о каменных монастырских храмах: 1) Преображенском с приделом Благовещения и 2) Андрея Стратилата, каменной ограде длиной в 53 саж, каменных воротах, что говорит о состоятельности вотчинников-ктиторов. Каменные строения, безусловно, выделяли обитель на фоне окружающих крестьянских деревянных построек. Писцовая книга 1594 г. отметила в монастыре 5 бобыльских дворов, то есть он постепенно трансформировался в крестьянское поселение. Каменные строения не помогли пережить ему потрясения смуты и в начале 1620-х гг. описание отметило уже "село, что был монастырь Всходня на р.Москве, а нем церковь Преображения Господня с трапезою" 6С). Сохранялось это село и в дальнейшем, а из прежних вотчинных деревень маленькой обители в документах упоминается единственная деревня - Назарьево 70.
Фактором "селообразования" стало запустение другого зависимого от Троицы монастырька, Успения на Воинове горе, расположенного на рубеже Переславского и Владимирского уездов, на р.Клязьме, против устья р.Киржач. Под юрисдикцией троицких властей он находился еще со времен Василия I, упоминался также и в настольной грамоте митрополита Макария 1561 г. как зависимый от Сергиева. После смуты Успенский Воинов монастырек превратился в погост с церковью Успения близ дер.Воиновой. Именно она и становится основой для последующего поселения людей, укрупнившись к концу ХVII в. в село Воиново, Воинова Гора или просто Гора 71.
В Пошехонском уезде и в ХV, и в ХVI в состав Троицкой корпорации неоднократно и удельными князьями (И.А.Можайским, А. В. Угличским) и Иваном IV передавался "монастырек Егорей Великой, а к нему деревня монастырская". Наблюдается упорное стремление князей помочь Троице утвердить свое влияние в низовьях Шексны "от рубежа Ерославского". Возникшая на церковной (поповской) земле деревня Поповская и стала после запустения обители (позднее 1534 г.) "притягивающим" к себе пунктом для остальной группы мелких деревень в этом районе 72.
Что же касается сельских монастырей, как бы "вторичного происхождения, организованных в уже существующих селах, то можно отметить три основных пути их появления. Первый - когда сама троицкая корпорация создавала такие обители в своих, наиболее крупных и перспективно развивавшихся селах. Второй - когда она получала села с монастырями в них по вкладам от своих светских контрагентов. Третий - когда крестьянская община основывала для себя обитель в том или ином крупном селе. Питательной же основой для осуществления каждого из отмеченных путей, полагаем, было весьма распространенное в средневековой Руси "келейничество" при приходских храмах. В расширенном виде оно и могло приводить к образованию сельской обители. Е.И.Колычева пишет о "келейных сообществах", "келейных братствах", которые хотя и не относились официально к монастырям, в общественном сознании продолжали восприниматься как одна из форм аскетического жития, то есть как монашеское сообщество 73. Ряд суждений по проблемам сельских монастырей и сельскому приходскому келейничеству будет приведен ниже.
Обратимся к доступному для нас фактическому материалу по вотчине Троицкого монастыря. В крупном троицком селе Прилуки на левом берегу Волги, на Кашинско-Угличском рубеже уже в первой трети ХУ в. известен как зависимый от Сергиева Христо-Рождественский монастырек. Из ряда княжеских грамот первой половины ХУ в. узнаем, что строителем в этом монастырьке был старец из Троице-Сергиева, имевший право "пятна", то есть собиравший с местного населения пошлины с купли-продажи лошадей и другого скота в пользу троицких властей. упоминаются также рыболовы, состоявшие из чернецов Рождественского монастырька и мирян "Прилучьских деревень" и ловившие рыбу "до Ярославского рубежа" 74. Обитель эта официально была признана за Троицким монастырем в настольной грамоте митрополита Макария 1561 г., а существование свое прекратила в 1620-е гг.Роль же ее можно видеть в интеграции населения на раннем этапе освоения Кашинско-Угичского Врхневолжья. Заметим, что первые письменные известия о Рождественском монастырьке относятся, по Житию Павла Обнорского", к 1330-м годам. Археологические данные о возникновении села Прилук и других поселений в его окрестностях нам неизвестны, поэтому трудно выделить строго первоначальный компонент расселенческой структуры, являлся ли им Рождественский монастырек или села Прилучское и Удинское, слияние которых привело к образованию крупного комплекса Прилуки, в котором подобающее место заняла и обитель 75. Собственных земель у нее не было.
Во второй четверти ХVI в. в крупном бежецком селе Присеки (в 10 верстах к югу от уездного центра) появился Спасо-Преображенский монастырь, официально даже признанный за Троицей в настольной грамоте митрополита Макария 1561 г. Во второй половине ХVI - первой четверти ХVII в. Спасский монастырек находился под Управлением игумена и насчитывал 8-10 жилых и 3-5 пустых келий 76. Был он безвотчинным.
Примером ктиторского вотчинного монастырька может служить обитель Рождества Христова в селе Рождественном в Дмитровском уезде. Ее ктиторами были прежние владельцы села И.А. и Ф.А.Рябчиковы, дававшие некоторые из своих деревень. Попав в состав мощной духовной корпорации в 1544 г по их вкладу, Рождествеский монастырек в дальнейшем получал содержание (фактически ругу) от троицких властей: "дают оброку из монастыря по чети ржи да по чети овса". О существовании монастырька в конце 1620-х гг. напоминали лишь церковь Рождества Христова с приделом Николы Чудотворца да при ней несколько келий "нищих бобылков" 77.
Наличие ктиторских монастырей в вотчинных селах в момент перехода их по вкладам к троице - явление, которое нередко фиксируется в поземельных актах. Для позднейшего времени у нас не всегда имеются данные, что происходило с такими обителями, всегда ли корпорация заменяла им прежних светских ктиторов, поддерживала их? В московском селе Новленском (Шеренский стан) по вкладу Авдотьи Бреховой-Ощериной был получен монастырек-погост Николы Чудотворца, в переславских селах Дерюзине и Стогове также известны монастырьки во имя этого святого, а в селе Сваткове - Покрова Св. Богородицы, в кашинском селе Фроловском "церковь Покров Пречистые монастырек" и т.д. 78
Примером общинного по происхождению сельского монастырька может предположительно являться обитель Флора и Лавра в муромском селе Дубровы на р.Ушне. Наиболее раннее упоминание о ней находим в данной грамоте муромского посадского человека А.К.Родионова 16 января 1580 г. на двор в Муроме на белом месте. За этот вклад он просил руководство Сергиевой корпорации постричь его "в Троицком монастыре у Флора Великого в Дуброве". Следующее по времени упоминание находим в писцовой книге 1593/94 г. - здесь были игумен, 6 братов-старцев и нищенская слободка, населенная, помимо нищих, еще и "приходцами". На возможные земельные вклады крестьян в свой монастырь указывают дозорные книги 1612 и 1616 гг. - у него отмечено "данных крестьянских жеребьев по душам пашни паханые средние земли 10 четей да данных жеребьев перелогу 10 четей", а в конце 1620-х гг. пашни показано уже 50 четв. 79 Судя по описанию конца 1620-х гг., монастырек имел ограду, которая к тому времени уже "обвалялась", и только 3 кельи. Во главе крохотной общины стоял уже не игумен, а черный поп. Вообще особенностью малых сельских монастырей было предельно простое их внутреннее устройство, почти полное отсутствие иерархии должностей, если не считать редко упоминаемых игуменов и черных священников. Никаких больше келарей, казначеев и пр. здесь не было. По-видимому, на средства Сергиевой корпорации в монастырьке была возведена деревянная шатровая церковь во имя Живоначальной Троицы с приделом Чудотворца Сергия дополнительно к уже существовавшей там "древяной клетски" церкви Флора и Лавра. Дальнейшая его судьба в источниках не отражена. Скорее всего, он просто запустел, как и названные выше монастыри в Присеках и Прилуках.
Монастырь, подобный только что описанному, при всем лаконизме известий, можно понимать как проявление общинной и церковной благотворительности, как способ поддержания мизерабельных слоев деревни. В литературе больше известно о существовании малых монастырей у черносошного крестьянства на Севере России (М.М.Богословский, С.В.Юшков, А.В.Камкин). Как пишет А.В.Камкин, такие монастыри могли формироваться вокруг некоторых приходских храмов. Здесь образовывались своеобразные общины "старцев" или "стариц". Постригаться могли местные бобыли и нищие, а постригали их строители каких-нибудь расположенных по соседству монастырей. Малые сельские монастыри выполняли роль богадельни для крестьянской общины. В них могли получить пищу и кров обедневшие, одинокие и престарелые 77. Явление малых монастырей этим же автором отмечается как преходящее. С.В.Юшков считал, что на начальном этапе в управлении такими, монастырями преобладал приходской сход, а в дальнейшем -возвышался черный совет из монастырской братии. По поводу распоряжения собственностью малых монастырей А.В.Камкин высказывает суждение, что право это могло принадлежать местным церковным старостам 80.
Вопрос о статусе земельных владений приходских церквей и сельских монастырей в центре России в ХV-ХVII вв. требует специального изучения и по законодательным актам, и по массовой писцово-переписной докуметации. В приговорах 1572 и 1580-1584 гг. разделялись большие монастыри, у которых вотчин много, малые монастыри, у которых их мало, и "места убогие", у которых земли или совсем нет, или очень мало. О последних царь и митрополит должны были позаботиться и "устроить их землею, как будет пригоже, как бы им мочно прожити". В законодательстве 1625-1636 гг. проводится линия на то, чтобы не допустить превращения оброчных земель у приходских церквей в их вотчины и поступления выслуженных вотчин по- вкладам бездетных вдов в приходские церкви. Но необходимо специальное выяснение того, кто распоряжался землями - поп, церковный староста как доверенное лицо общины или монашество сельской обители?
Не перечисляя здесь всех случаев (в источниках их множество) келейничества-монашества при приходских церквях, отметим, что, наряду с чересполосно называемыми кельями с мужчинами и женщинами, фигурируют и более строго выдержанные мужские и женские "старчества". Со стороны Троицкой корпорации предоставлялась денежная и хлебная руга-дотация некоторым женским старчествам в ряд околомонастырных и более отдаленных сел. Эта руга была как бы "вписана" в поминально-культовую практику монастыря, широкомасштабно осуществляемую им поминально-религиозную деятельность по увековечению памяти ряда московских великих и удельных князей, множества других своих вкладчиков самого различного социального ранга. Организация подобных старчеств нередко предусматривалась самими дарителями как способ посмертного устроения собственной души. Так, по душе удельного кн.Юрия Ивановича Дмитровского (ум. 1536) женские старчества в московских и переславских селах Клементьеве, Благовещенском. Зубачеве, Дерюзине, Шарапове получали дважды в год милостыню деньгами. В бежецком селе Сукромное Никольское в конце ХVI в. жили "оброчные старицы черноризицы", также получавшие ругу-дотацию по душе рода Головкиных, прежних вотчинников этого комплекса83. Если мужские сельские монастыри имели, как говорилось выше, элементарную внутреннюю организацию, то в женских старчествах таковой не было вовсе.
В составе приписных к Троице монастырей нередко имелись свои, пусть микрокопические, зависимые обители. Вологодский Авнежский монастырь, судя по Описи 1641 г., расположил на р.Нозме вотчинный погост с церквями Троицы и Рождества Иоанна Предтечи, где находились кельи нескольких стариц-черниц. В некоторых костромских селах переписная книга 1678 г. отмечает такое количество лиц, живущих в кельях (до 58-60 чел.), что взгляд на келейничество, помимо всего прочего, и как на дополнительный фактор "многолюдства", населенности не покажется сильным преувеличением 85.
В заключение рассмотрения проблемы сельского расселения и населения в вотчине Троице-Сергиева монастыря суммируем основные наблюдения. В ХVI-ХVII вв. у корпорации сложилась и успешно функционировала развитая система сельского расселения. Она включала различные виды сельских поселений, отличалась иерархичностью, динамичностью, богатством форм и сочетаний населенных пунктов. Проанализированные в главе виды сельских поселений (села, деревни, погосты, слободки и др.) нередко отличались амбивалентностью, текучестью, переходя один в другой.
Важнейшим фактором ее развития была земледельческая база - качество почв (например, в Суздальском и Юрьевском уездах), наличие пригодных для хлебопашества земельных массивов, делавшее возможным земледельческое освоение. Первичный его этап во внутренних районах великорусского центра к середине ХVI в. уже был завершен, но в ряде центральных уездов и тем более окраинных регионах он продолжался еще и в 1670-1690-е гг. Приведенные в главе материалы писцовых описаний ХVI-ХVII вв. показывают неравномерность распределения сельского населения на пространстве огромной вотчины. Основные его сгустки, образующие своего рода "несгибаемый каркас" всего социального организма латифундии, ее крестьянской основы были представлены наиболее старинными и многодворными селами в Московском, Переславском, Юрьевском, Суздальском, Костромском, Муромском, Угличском, Бежецком и др. уездах. Эти вотчинные центры, опорные узлы упомянутого каркаса не прогнулись от всех потрясений второй половины ХУ 1 - начала ХVII в. - опричнины, хозяйственного кризиса 1560-1580-х гг., смуты и ее разорительных последствий.
До конца ХVI в. существенным фактором в развитии системы сельского расселения был и троицкий домен, его масштабы и способы размещения. Внедрение барской пашни в села влияло на количественное распределение крестьянских дворов в рамках данного вотчинного комплекса, на размеры наделов "сельчан" и "деревенщиков". По мере сокращения домена в конце ХVI - первой четверти ХVII в. распределение дворов выравнивалось, размеры сельских поселений унифицировались, становились более соотнесенными друг с другом. Домен играл и организующую население роль в окраинных регионах (юго-запад, юг, Поволжье, отчасти даже север). Он был важен для монастыря и как средство закрепления своих владельческих прав на новых землях, стимул их первичного хозяйственного освоения. Роль домена как способа повторного заселения пустых деревень отчетливо проявилась и в восстановительные 1620-е годы. Здесь тематика одной главы буквально "наползает" на другую, поскольку к этим же наблюдениям и выводам придется вернуться в главе о феодальной ренте, когда речь пойдет о полевой барщине.
В рассматриваемый период сильно проявились и внешние, и естественные факторы развитии демографических процессов - набеги крымских и казанских татар. Военные действия в годы польско-шведской интервенции. Особенно страдающими, несущими большие демографические потери были в конце ХVI - начале ХVII в. монастырские вотчины окраинных и пограничных уездов - юго-западных, отчасти поволжских. После смуты и преодоления ее тяжелых последствий набирает силу демографический рост огромной вотчины, наиболее ярко выразившийся в центральных и поволжских уездах. Моровое поветрие 1654-1655 г. тоже следует учитывать как неблагоприятный фактор процессов народонаселения, хотя в- полном объеме количественные потери среди троицкого крестьянства установить по имеющимся источникам не представляется возможным. Более или менее полные данные известны по Околомонастырской округе, а по отдельным уездам обнаруживаются в переписных книгах 1678 г. Они были приведены в главе.
Важным фактором демографического развития Троицкой корпорации в ХVI-ХVII вв. были внутривотчинные крестьянские переходы и другие виды внутривотчинных миграций.
На их основе совершалось постоянное внутреннее земледельческое освоение огромной латифундии, резервы которого, как говорилось выше, и до конца ХVII в. еще не были исчерпаны. В рамках обширной латифундии отчетливо вырисовываются два очага наиболее интенсивных миграционных потоков - это Подмонастырная округа и Алатырский уезд. Если в первой сходились все их географические направления ( с юга, севера, запада и востока - к центру), то второй стал как бы крайним восточным форпостом вотчинной территории, в котором оседали и организованно переведенные сюда монастырскими властями троицкие крестьяне, и прибывшие по своей воле и инициативе из центральных троицких сел и деревень поселенцы.
Фактор общественного разделения труда, наряду с земледельческим, также должен быть учтен для более глубокого понимания развития системы сельского расселения.
Появление непашенных (бобыльских в массе своей) дворов в селах и деревнях и чисто бобыльских (непашенных) поселений (слободок в первую очередь) объяснялось как потребностями монастырской ремесленной специализаций, так и углублением специализации внутри самого крестьянства.
Особую специфику системе сельского расселения Троицкой корпорации придавало обилие у нее зависимых монастырей, а также наличие малых сельских обителей. В сложении их сети сыграли свою роль и политические (высокий церковно-государственный статус Сергиева монастыря), и морально-религиозные факторы. Дочерние филиалы в ХVI -середине ХVII в. служили дополнительными связующими узлами локальных миров сельской жизни в рамках огромной по территории вотчины, приближали администрацию к управляемым селениям, структурировали всю систему сельского расселения под эгидой единого центра, которому они подчинялись.
Рассмотренный в главе материал служит убедительным подтверждением магистрального процесса в развитии системы сельского расселения в России ХVI-ХVII вв. - постепенного исчезновения массы мелких деревень, укрупнения остающихся, в которых и сосредотачивалась основная масса крестьянства. В Троицкой латифундии этот процесс к концу ХVII в. сказался и в сфере вотчинного управления, привел к сокращению поселкового штата слуг, ключников и приказчиков, к наибольшей концентрации административно-судебных функций в самом монастыре. Этот сюжет, в свою очередь, связан с более общей проблемой монастырского иммунитета и его финансовые основ, и будет рассмотрен нами в последней главе работы.