Данная работа заканчивается, как и начиналась, главой по социально-политической истории. Иммунитет как атрибут крупной феодальной собственности, проявление ее привилегированного и иерархического характера в высшей степени был присущ Троице-Сергиева монастырю на всем протяжении его истории. Будучи юридическим выражением целой совокупности административно-судебных, налоговых, таможенных, иных прав корпоративного собственника, иммунитет скреплял огромную, разбросанную по десяткам уездов вотчину в нечто целое. Иммунитет служил и объединяющим началом феноменальной по размерам церковной вотчины, и в то же время влиял на каждую отдельную ее составляющую - конкретный вотчинный комплекс, людское сообщество, семью и даже человека. В иммунитете как бы сопрягались и глобальные церковно-государственные и межцерковные структуры, и молекулярные ячейки социального организма вотчины, все множество вертикальных и горизонтальных социальных связей и взаимодействий. Без иммунитета само понятие вотчины-сеньории не может быть раскрыто на системном уровне, ибо таковая обязательно предполагает большой объем публично-правовых по своей природе прерогатив собственника земли над зависимым населением, живущим и работающим на земле. Иммунитет служил способом "встраивания" крупнейшей по своей территории и количеству обитателей Троицкой корпорации в общегосударственную систему России, взаимодействия церковной организации со светскими властями всех уровней.
Конец ХVI - ХVII век стали исторически последней стадией развития иммунитета крупнейшего монастыря в России. Подлежащему рассмотрению периоду предшествовал длительный и сложный путь ограничительной иммунитетной политики московской великокняжеской власти в ХV в. и Русского централизованного государства в ХVI в. по отношению к церкви в земельно-финансовой, административно-судебной, таможенной, иных сферах.
Основным источником для изучения проблемы феодального иммунитета служат жалованные и указные грамоты великих и удельных князей и царей XIV-ХVI вв. Обращение к общим жалованным грамотам первой четверти ХVII в. и к разнообразным хозяйственным материалам Троицкого архива позволяет рассмотреть иммунитет этой мощной церковной корпорации не только с точки зрения его нормативной, юридической стороны, но и в плане конкретной реализации земельным собственником своих полномочий над многочисленным зависимым населением. Отсюда и построение данной главы: первый ее параграф развивает взгляд на институт иммунитета как на регулятор церковно-государственных отношений, второй - раскрывает через призму иммунитета публично-правовые прерогативы корпоративного земельного собственника над зависимым от него населением и сеньориально-крестьянские отношения в огромной вотчин.
Административно-судебный иммунитет Троице-Сергиева монастыря в конце ХVI-ХVII в. определялся полным "introitus iudicum", то есть невъездом должностных лиц государства (центральных и местных властей) на его территорию, полной ее заповедностью "от всяких ездоков". В общей жалованной грамоте от 28 апреля 1578 г. (была подписана в 1584, 1601 и 1613 гг.) имелась статья о невъезде также и представителей церковной администрации - митрополичьих и владычных десятинников и "заезщиков" 1. Иеромонах Арсений, лаврский библиотекарь, обратил внимание на то, что попы и дьяконы в троицких селах не должны платить дани и "иных никоторых пошлин" митрополиту и архиепископам2. В последующих общих царских жалованных грамотах этот пункт оказался выпущенным. Аналогичное право могло иметь приходское духовенство на землях приписных к Сергиеву монастырей. Например, при описании архива Николо-Чухченемского монастыря 1616 г. упоминалась "государева жалованная грамота, что десятинником в монастырь не въезжати"3. Отмеченная статья, включаемая в царские грамоты, свидетельствует об определенной регулирующей роли государства в межцерковных отношениях.
В упомянутых общих жалованных грамотах 1578, 1606,1617,1624 и 1625 гг. провозглашалась полная несудимость троицких старцев, слуг, купчин, крестьян и дворников (то есть сельского и городского населения) от местных властей без обычного для ХУ-ХVII вв. изъятия из ведома монастырского руководства дел по наиболее тяжким уголовным преступлениям ("опричь душегубства и разбоя с поличным и татьбы"). В отсутствии такого ограничения можно видеть существенное отличие троицких жалованных грамот 1578-1625 гг. от множества царских жалованных грамот, изданных в то время другим русским монастырям. В ближайшей к 1578 г. общей грамоте от 2 сентября 1550 г. норма о несудимости была выражена компромиссно: наместники и тиуны и посланники Ивана 1 У не судят монастырских людей ни в чем "по прежним нашим жалованным грамотам, иных -опричь душегубства, а иных - опричь душегубства и разбоя и татьбы с поличным" 4. Вероятно, в последующих общих грамотах правительство от такой неопределенности отказалось. Полная несудимость сельского и городского населения Троицкой корпорации в конце ХVI - ХVII в., полагаем, имела своей оборотной стороной вполне развитую собственную губную организацию, функционирующую с ведома и санкции самого государства. Этот сюжет изложен ниже в данной главе.
Что же касается троицкого духовенства (монашества и священников), то высшей санкцией над ним общая жалованная грамота 1578 г. провозглашала суд самого царя и его "введенных бояр". В общих жалованных грамотах 1624 и 1625 гг. над троицким духовенством в гражданских делах утверждался суд патриарха Филарета "или кому он, великий государь, повелит их судити". Включение данной статьи, по-видимому, отражало особую роль Филарета как соправителя Российским государством в 1620-е гг. и носило временный характер. Во всяком случае после его смерти в 1632 г. при подписании общей жалованной грамоты 1625 г. в 1657, 1680 и 1690 г. особых распоряжений о святительском суде над троицким монашеством в гражданских делах не последовало. В этой связи стоит напомнить указ 1640/41 г. о подсудности монастырских властей и их людей ("Троецкого и иных розных монастырей", как в нем говорилось) обычному суду приказов. Н.Е.Носов считает этот указ свидетельством того, что монастыри как таковые не пользуются судебными привилегиями в централизованном государстве с его развитым приказным строем 5.
Общим правилом в отношениях Русского государства с монастырями (независимо от их ранга) в ХVI-ХVII в. была их подведомственность приказу Большого Дворца. Известный и в ХVI в., принцип этот был возобновлен после бурных лет смуты. Е.Д.Сташевский праведливо писал, что для Троице-Сергиева монастыря право суда во всем только в приказе Большого Дворца было возвращением после "лихолетья" к прежнему порядку 6. В июне 1616 г. архимандрит Дионисий и келарь Авраамий Палицын получили от царя Михаила Федоровича жалованную грамоту о ведении по-прежнему Троицкого монастыря во всех делах в приказе Большого Дворца и о полном невмешательстве в эти дела других представителей центральных и местных властей - воевод, дьяков, приказных людей 7. Сноситься же последние с населением и духовенством Троицкого монастыря могли только через данного пристава (в грамоте 1617 г. уточняется - "пристава приказа Большого Дворца"). В 1616-1617 гг. делами монастырей в этом приказе занимались дьяки И.Болотников и Б.Кашкин.
Институт данного приставства, также известный в ХУ-ХVI вв., был своего рода компромиссом между административно-судебной обособленностью Сергиева монастыря и стремлением государства поставить его под свой контроль, способом взаимодействия с ним. Известны и особые судебные сроки, в которые данные приставы могли предъявлять иски населению иммунитетных вотчин в ХУ-ХVI вв. Обычно это были один-два срока (например, на Сретенье и на Покров). В ходе унификации общих жалованных грамот в 1620-е гг. для всех русских монастырей, в том числе и для Сергиева, были установлены три судебных срока - Семенов день Летопроводца, Рождество Христово и Троицын день. Так была принята единая норма судебного иммунитета, к которой был подключен и наиболее привилегированный монастырь в государстве. Избрание в качестве одного из сроков праздника Троицы Живоначальной можно рассматривать как признание особого государственного статуса Сергиева монастыря, храмовый праздник которого одновременно являлся и общерусским.
Отмеченные три срока были без восторга приняты массой служилых людей, поскольку это ограничивало возможности последних подавать иски в своих обидах "на Троицкий и иные монастыри", как говорилось в их челобитных 1637 и 1641 гг., прежде всего в делах о вывозе у них крестьян. Поэтому не было случайным требование служилых людей в упомянутых челобитных об изменении сроков и процедуры суда с духовенством 8.
Общие жалованные грамоты 1620-х гг. определяли юридические основы монастырского иммунитета после тяжелых испытаний смуты. Крайне редко в это время удается отыскать текущие жалованные и указные грамоты, содержащие иммунитетные установления отдельным троицким вотчинным комплексам, и старинным, и недавно (в конце ХVI - первой половине ХVII в.) полученным - см.гл.3. 31 января 1626 г. патриарх Филарет направил указную грамоту в Коломну стольнику и воеводе П.А.Загряжскому по поводу "нововкладной вотчины Троицкого монастыря полусельца Граворонь, данного кнг.М.К.Черкасской. Патриарх выражал недовольство по поводу чинимых воеводой нарушений судебно-податного режима этой вотчины: "на крестьян всяким людем суд даешь и...стрелцов и пушкарей и затинщиков посылаешь и всяких государевых податей на тех троецких крестьянех править велишь"9. Далее говорилось о суде над монастырскими старцами, слугами, служебниками, крестьянами и бобылями в патриаршем Разряде боярами кн.А.В.Хилковым, И.А.Колтевским и дьяками Ф.Рагозиным и М.Куликовым. Попытка установить контроль над троицким духовенством и крестьянами со стороны патриаршего Разрядного приказа также свидетельствует об особой политической роли патриарха Филарета в 1620-е гг. Отмеченные попытки высшей церковной власти носили временный характер и в дальнейшем продолжения не имели. К вопросу об исключительной подсудности Троице-Сергиева монастыря и его населения только приказу Большого Дворца правительство вернется в конце ХVII в. 21 июля 1685 г. об этом будет направлена серия указных грамот царей Ивана и Петра Алексеевичей и царевны Софьи в 16 городов России к местным властям.
Общий административно-судебный статус Троице-Сергиева монастыря характеризовался также несомненной привилегией не платить печатных, подписных и явочных пошлин при оформлении и предъявлении своих жалованных и "управных всяких" грамот должностным лицам высших и центральных учреждений. Известное и в ХVI в., право это в 1613 г. было возобновлено царем Михаилом Федоровичем в интересах Сергиева монастыря "для избавления нынешних многомятежных бед": его документы не должны предъявляться "бояром нашим и окольничим и думным дворяном и печатнику и дьяком и всяким приказным людем во всех приказех" 10. В 1642 г. это право-привилегия Троицкого монастыря было подтверждено, а затем включено в ст.59 Соборного Уложения 1649 г.Такое же право имел по ст.60 и московский Ново-Спасский монастырь, а в дальнейшем его добились для себя многие другие церковные учреждения - Патриарший дом, Успенский собор Московского Кремля, Саввин Сторожевский, Чудов, Воскресенский на Истре, Симонов, Ново-Девичий, Высокопетровский, Московский Алексеевский монастыри ".В 1699 г. Петровским указом такое право-привилегия было отменено для всех без исключения монастырей и церковных учреждений со ссылкой на предшествовавшую отмену тарханов и всяких тарханных грамот в 1672 и 1677 г.
Остановимся подробнее на губной организации Троицкого монастыря, в которой находили практическую реализацию существенные черты его судебно-административного статуса. Попутно придется затронуть и финансовый аспект этой проблемы, поскольку деньги "к губному делу на подмогу" являлись одним из важных государственных налогов в России. Формирование губных учреждений на территории Троицкой вотчины известно с 1541 г. (Тверской, Новоторжский, Старицкий, Бежецкий уезды) и по времени, таким образом, примыкает к начальному этапу осуществления губной реформы в России13. Губные органы в вотчине Троицкого монастыря в 1540-1580-е гг. представляли выборные люди из крестьянских общин ( губные старосты и целовальники), а с конца ХVI и в ХVII в. их возглавляли общевотчинные губные старосты из числа монастырских слуг. Н.Е.Носов видел отличие губного самоуправления в вотчине Троицкого монастыря от Кирилло-Белозерского в том, что в первом во главе его стояли слуги, а во втором губными старостами избирались обычно уездные дети боярские. Думаем, что слишком большой разницы здесь не было. поскольку монастырскими слугами чаще всего и становились местные землевладельцы средней и мелкой руки. Важно то, что над органами губного самоуправления и Кириллова, и Троицкого монастырей устанавливалась такая же зависимость от центрального учреждения -Разбойного приказа в Москве, как и над другими губными органами по стране.
В конце ХVI - первой половине ХVII в. губная организация Троицкого монастыря может быть изучена на основании общей жалованной губной грамоты царя Федора Ивановича февраля 1586 г., относящейся к 25 уездам. Она свидетельствует о том, что с 1541 г. произошло значительное территориальное расширение и рост губных учреждений в Троицкой вотчине. Согласно этому документу, монастырские крестьяне могли учинить у себя по выбору губных целовальников, дьячков и приказчиков "для разбойных и татинных дел". С этой целью надлежало соорудить ("поделать") тюрьмы и выбрать к ним сторожей 15. Данная грамота была подписана царями: Б.Годуновым в 1601 г., В.Шуйским в июле 1606 г., Михаилом Федоровичем в августе 1613 г. и Алексеем Михайловичем в мае 1657 г. В указной грамоте Б.Годунова юрьевским губным старостам Д.Шевыреву и М.Курову 1598 г. упоминается "прежний наш (то есть Годуновский ? - М.Ч.) наказ, каков наш наказ дан о татинных и розбойных делех из Разбойного приказу" 16. Имеется в виду или общая губная грамота 1586 г. или какое-то отдельное от нее распоряжение Годунова. Серией указных грамот 1598-1602 гг. Б.Годунов освободил ряд троицких вотчин во Владимирском, Нижегородском, Суздальском, Юрьевском, Коломенском, Серпуховском уездах от платежа денег "к губному делу на подмогу", поскольку монастырь сам в своих владениях ведает губное дело.
Соответствующая статья о губной организации Сергиева монастыря была включена и в общие жалованные грамоты первой четверти ХVII в. В них говорилось о том, что "монастырские люди у тюрем сторожи не стерегут и целовальников к губному делу не емлют". Последовательного освобождения монастырских крестьян от уплаты податей "к губному делу на подмогу" в ХVII в. не было. Напомним, что такой взнос фигурирует в оброчной 1617 и вытной книгах 1623 гг. и во фрагменте хозяйственного описания по Московскому уезду 1638/39 г. 7 июля 1637 г. был издан указ, отменявший права церковных учреждений (Патриаршего дома, митрополичьих кафедр, монастырей) не участвовать в общем порядке в организации губных органов. Отныне перечисленные церковные власти должны были предоставлять свое население для строительства тюрем, выбирать из него губных целовальников, дьячков, сторожей, палачей. Практически же, как мы видим по перечисленным источникам, деньги "к губному делу на подмогу платились крестьянами Сергиева монастыря во втором-четвертом десятилетиях ХVII в. 30 декабря 1669 г. последовала серия указных грамот царя Алексея Михайловича в 14 городов России о непривлечении троицких крестьян к отбыванию губной, сторожевой и тюремной повинности в городах, уплате "подможных денег в губные расходы". В марте 1680 г. все эти грамоты были подписаны царем Федором Алексеевичем. Известны и поуездные царские указные грамоты 1680-1690-х гг. по этому вопросу 19. За вторую половину ХVII в. данных о выплате названного государственного побора крестьянами Сергиева монастыря и отбывании этой повинности у нас нет.
Помимо нормативных и финансовых моментов, связанных с губным делом, интересна и сама его практическая организация в троицкой вотчине. И хотя тематически об этом уместнее было бы говорить в следующем параграфе настоящей главы, раскрывающем внутреннее административно-судебное устройство вотчины-сеньории, сделаем это здесь, чтобы не разрывать искусственно сюжет о губной организации.
В конце ХVI в. ее центром было подмонастырное село Клементьево, где существовал Губной двор, а на нем губной староста всего монастыря Измиря Амосов. У него в подчинении находились губные старосты и целовальники всех остальных сел. Сам же Измиря Амосов известен с 1560-1570-х гг. как землевладелец Бежецкого Верха и троицкий вкладчик. Под 1630 г. во вкладной книге находим запись о продаже за 17 руб. двора
умершего палача Клементьевской губы - им был некий бобыль Василий. В Троицкой Описи 1641 г. фигурирует другой Клементьевский губной староста - Иван Коротнев, которому были подведомствены два целовальника да три сторожа, "выбирают их из крестьян, а подмогу им збирают в селе ежегод с монастырских же вотчин". Для этого же времени известно и о функционировании некоторых уездных "губ" Троицкого монастыря. Например, в Ростове, по случайному совпадению названий, тоже в Клементевской слободе у корпорации была "губа своя", где ставилась тюрьма, а денежное жалованье и хлеб целовальникам и дьячкам дают крестьяне ростовских вотчин корпорации22. Как только в 1641 г. ростовский воевода Л.Д.Салтыков попытался привлечь монастырских крестьян к тюремной, губной и мостовой поделке, это вызвало челобитную троицких властей на имя царя и указную грамоту от последнего о ненарушении установленного порядка.
Конкретного материала о деятельности губных органов Троицкого монастыря в ХVII в. у нас немного. В 1689 г. в Дмитровском уезде известен "губных дел сотской" Ф.Федосеев, который вместе с пятидесятским, "старостишкой" и целовальником обратились к царям Ивану и Петру Алексеевичам и царевне Софье по делу о пропавшем у них без вести крестьянине 23.
В "сместных" уголовных делах о татьбе и разбое с поличным обвиняемые монастырские крестьяне не могли избежать подведомствености местным должностным лицам ( воеводам, губным старостам). При этом должны были соблюдаться установленные правовые процедуры - три судных срока и данное приставство. В указной грамоте Михаила Федоровича новгородскому воеводе кн. Ю.Я.Сулешову 2 октября 1638 г. напоминалось о порядке сместных судов с крестьянами Сергиева монастыря. Речь шла о конфликтах зависимого населения, принадлежащего самому Сулешову, с троицкими людьми села Сытина Деревской пятины "в земленом и в хлебном и в бортном владенье и в крестьянском бою и в грабеже и в безвестных головах и в озимном пожоге и в толоке". В Троицкой Описи 1641 г. имеется запись о расходах стряпчего И.Павлова, заплатившего "железное" в 10 руб. приставу Разбойного приказа за одного монастырского крестьянина24. В 1678 г. бежецкий губной староста Я.Окулов вел сыск по делу об убийстве троицким крестьянином крестьянина стольника В.И.Травина, сыскную и следственную документацию о чем должен был прислать в Москву, в Разбойный приказ 25. Административно-судебный статус Троицкого монастыря подробно разъяснялся в указной грамоте двинскому воеводе стольнику К.Ф.Нарышкину в 1685 г. Местные власти в городах не должны были ведать судом и расправой слуг и крестьян монастыря и высылать в его вотчины приставов и рассыльщиков для каких бы то ни было дел и денежных доходов. Воеводы имели право лишь расспрашивать о случаях смертного убийства, татьбе и разбоях, в которых "объявлялись" троицкие крестьяне. Пытать же их и производить другие следственные действия без государевых указных грамот и распоряжений из приказа Большого Дворца им не разрешалось 26.
Заканчивая рассмотрение административно-судебного статуса Троицкого монастыря в конце ХVI - ХVII в. отметим, хотя и общеизвестные, но вполне уместные в данном контексте факты, в которых его особое церковное и государственное положение проявилось. С 1561 г. троицкий настоятель получил от митрополита Макария почетное звание архимандрита и преобладающее положение над всем черным духовенством в России. Не случайно именно троицкие архимандриты подписывали первыми среди представителей русского монашества некоторые акты церковно-земских соборов. В 1580 г. архимандрит Иона, а в 1584 г. архимандрит Митрофан первыми подписали соборные приговоры о запрете церкви приобретать земли любыми способами и об отмене монастырских тарханов. Подпись троицкого архимандрита Кирилла стоит первой и на Утвержденной грамоте по избранию на царство Б.Годунова 1 сентября 1598 г. Наконец. в Х-й главе Соборного Уложения 1649 г. находим наивысший по размерам штраф за "бесчестье", установленный духовенству Троице-Сергиева монастыря: настоятелю, келарю, казначею, соборным старцам, а также стряпчим. Троицкий архимандрит получал за бесчестье 100 руб., келарь -80, казначей - 70, соборные старцы - по 40, стряпчие - по 15 руб. Для сравнения отметим, что архимандриты других монастырей получали: Чудова - 80 руб., Владимирского Рождественского, Ново-Спасского, Новгородского Юрьева - по 70 руб., Симонова, Андроникова, Ипатьева -по 60 руб., Кирилло-Белозерского - 50 руб и т.д. По размерам штрафа за бесчестье троицкий настоятель находился на одном уровне лишь с именитыми людьми Строгановыми, которым Соборное Уложение определило возмещение также в сумме 100 руб. Крестьяне же Сергиева монастыря статусом своим никак не выделялись из общей массы непривилегированного сельского населения России (дворцовых, черных, помещичьих, вотчинных крестьян), которым за бесчестье был установлен штраф в 1 руб. Такая же норма существовала для крестьян и в ХVI в. по Судебникам 1550 и 1589 гг.
Помимо административно-судебных характеристик, государственный статус крупнейшего монастыря России включал также финансовую и таможенную сторону. Остановимся на наиболее принципиальных моментах этой области.
В результате финансовой политики Русского государства церковь к середине ХVI в. была привлечена к Уплате основных налогов (дани, ямских и стрелецких, иногда полоняничных денег, исполнению городового, острожного и засечного дела, предоставлению стрелецких и казачьих кормов и т.п.).
В общей жалованной грамоте Троице-Сергиеву монастырю 2 сентября 1550 г., подробнейшим образом изученной С.М.Каштановым, была оформлена исключительная привилегия корпорации - она могла сама платить ямские деньги "на Москве в казну" и сама наряжать посошных людей. Для подмонастрных сел была также установлена своя "ямчуга" (производство пороха) и свое "городовое дело". 9 февраля 1551 г. эта грамота была подписана без изменений на имя игумена-осифлянина Серапиона Курцева. 17 мая 1551 г., в момент массовой ревизии монастырских тарханов Иван 1У ее подписал на имя игумена-нестяжателя старца Артемия с большим ограничением: "опричь ямских денег и посошные службы и тамги - то им давати" 29.Такая подпись означала, как справедливо считает С.М.Каштанов, восстановление финансовой власти городовых приказчиков в отношении Троицкого монастыря по сбору государственных налогов и отбыванию государственных повинностей, следовательно, по монастырскому иммунитету был нанесен серьезный удар 30.
Принципы жалованной грамоты 2 сентября 1550 г. без учета ее ограничительной подписи 17 мая 1551 г. получили развитие в общей жалованной грамоте удельного кн.В.А.Старицкого 25 августа 1566 г. Троице-Сергиеву и приписному к нему Киржачскому Благовещенскому монастырю в пределах территории Старицкого удела (Дмитровский, Боровский, Звенигородский, Стародубский уезды). Этот документ восстанавливал для корпорации более выгодный для нее порядок выплаты казенных налогов и отбывания казенных повинностей. Сознательно возобновленные удельным князем для троицы привилегии были в дальнейшем с успехом использованы монастырскими властями в борьбе с государством за свой иммунитет. Именно из текста грамоты кн.В.А.Старицкого исходило правительство при оформлении Сергиеву монастырю новой общей жалованной грамоты после его казни в 1569 г. Согласно ей, для всех троицких вотчин восстанавливался порядок уплаты налогов самим монастырскими властями. В условиях опричнины с владений, расположенных в земских уездах, налоги платились в Москву, в Большой Приход, а с владений в опричных уездах - в Александрову Слободу ("иные в Москве, а иные - в Слободе"). Кроме того, этой грамотой троицкие крестьяне освобождались от ямской, подводной и кормовой повинности с запустевших земель. Новая общая жалованная грамота Троице-Сергиеву монастырю сгорела в Москве в приход крымского хана Девлет-Гирея в мае 1571 г.32
Хозяйственный кризис, охвативший Россию с конца 1560-х гг., вносил существенные коррективы в общий ограничительный курс финансовой политики государства по отношению к крупнейшему монастырю. 17 марта 1571 г. вся запустевшая часть троицкой вотчины была освобождена от налогов. 12 октября 1571 г. 18 монастырских сел в Московском, Дмитровском, Звенигородском, Верейском, Малорославейком и Коломенском уездах, оказавшихся в полосе движения крымских татар и сильно запустошенных, были полностью освобождены (на 3 года) от налогов 33. 28 апреля 1578 г. Троице-Сергиев монастырь получил последнюю за ХVI в. общую жалованную грамоту от Ивана 1У, при оформлении которой использовалась общая грамота 2 сентября 1550 г. с подтверждением 17 мая 1551 г., но без ограничительной подписи. На этой основе особый порядок выплаты ямских денег самой корпорацией в Москве, в Большой Приход, а не денежным "зборщикам" на местах, подтверждался. После смерти Ивана IV его сын Федор подписал данную грамоту троицким властям 3 мая 1584 г. В том же 1584 г. последовали две серии указных грамот царя Федора: 1) 4 июля в 17 городов с предписанием не привлекать троицких крестьян к исполнению ямчужной повинности; 2) 25 сентября (в общерусский день Памяти Сергия Радонежского) - в 12 городов о невъезде городовых приказчиков в троицкие вотчины для сбора налогов и непривлечении троицких крестьян для службы в целовальниках34. Вторая серия грамот была издана вскоре после общегосударственной отмены монастырских тарханов на соборе 20 июля f584 г. Принцип этой отмены так выражен в этой серии грамот:
"А наши всякие доходы велено им, збирая (имеются в виду власти Сергиева монастыря. -М.Ч.) платить в нашу казну самим на Москве". Общая жалованная грамота 28 апреля 1578 г., кроме царя Федора, была также подписана и Б.Годуновым 9 октября 1601 г., то есть оставалась действующим документом и в начале ХVII в. Один и тот же дьяк оформил подтверждения и в 1584, и 1601 г. - Андрей Арцыбашев.
Не подписывая Троице общей грамоты 1578 г. после царей Федора и Годунова, царь В.И.Шуйский вскоре после своего избрания выдал Сергиеву монастырю собственную жалованную грамоту 11 июня 1606 г. По сравнению с актом 1578 г. она имела расширенную вотчинную часть за счет включения в нее новых владений, приобретенных монастырем после 1578-1584 гг., промысловых объектов, городских дворов и приписных монастырей. В отношении номенклатуры государственных налогов и порядка их Уплаты нормы общей грамоты 1578 г. были подтверждены. В декабре 1607 г. царь В.И.Шуйский выдал Сергиеву монастырю еще одну жалованную грамоту, в которой говорилось о праве троицкого архимандрита "всякие денежные доходы и городовые посохи по царскому указу збирати самому по-прежнему в монастыре и платити на Москве в приказех по книгам сполна, сколко в котором году доведетца по нашему указу взяти". Эта грамота получила подтверждение царя Михаила Федоровича 25 августа 1613 г., оформленное дьяком И.Болотниковым35.
Новый царь, Михаил Федорович Романов, в мае 1613 г. подписал общие жалованные V грамоты Сергиеву монастырю 1578 и 16^06 г., а в 1617 г. дважды подтвердил и состав обязательных к Уплате казенных налогов, и сам порядок Уплаты. По его грамоте 16 июня 1617 г., возобновившей подведомственность Троицкого монастыря одному только приказу Большого Дворца, никакие посланники, денежные и кормовые сборщики и ямские стройщики не должны были всыпаться из московских приказов и Четей в троицкие вотчины. Архимандрит с братией по предписаниям из Большого Дворца сами могли посылать из монастыря агентов "збирати наши всякие доходы и дела делать на сроки". 31 декабря 1617 г. в своей первой общей жалованной грамоте Троицкому монастырю М.Ф.Романов распространил указанные принципы на более обширную территорию, поскольку этот документ содержал расширенную вотчинную часть по сравнению с грамотой Шуйского 1606 г., сообразно новым приобретениям в сельской местности и городах, а также приписным монастырям, полученным Троицей.
Восстановленный для растущей корпоративной вотчины финансовый статус в первые послесмутные годы регулировался не только общими жалованными грамотами, но и текущими правительственными указами. Уже в 1613-1615 гг. ряд указных грамот М.Ф.Романова был направлен на отделение Николо-Чухченемского монастыря, вологодской дер.Ершовки "от черных сох и посадов" при Уплате налогов. В опубликованных приходо-расходных книгах московских приказов за 1615-1619 гг. находим записи о внесении троицкими стряпчими с монастырских земельных и промысловых владений в Двинском, Вологодском, Нижегородском уездах данских, оброчных, ямских и иных денег. В июле 1619 г. белозерскому ямскому приказчику М.Викентьеву была направлена царская указная грамота о сборе с уездных и посадских людей ямских денег по 1 руб. с четверти (то есть по 800 руб. с сохи), "опричь Троецкого Сергиева монастыря вотчин", власти которого, как и патриаршего дома, со своих крестьян сами их платят на Москве в Ямском приказе 16.
Выражая протест против особого порядка Уплаты казенных податей монастырями, население Двинской земли в 1622 г. называло как местные (Соловецкий, Николо-Корельский, Антоньев-Сийский, Михайо-Архагельский), так и "иногородние" монастыри - Кирилло-Белозерский и Троице-Сергиев. Позаботилось правительство М.Ф.Романова и о распространении общего для Троице-Сергиева монастыря порядка и в новом для него Алатырском уезде. В указной грамоте января 1618 г. по поводу выплаты государственных налогов с вотчин недавно приписанного Троице-Алатырского монастыря подчеркивалась, что архимандрит Дионисий и келарь Авраамий Палицын сами собирают с новых владений "всякие наши подати и платят их на Москве сами".
Во второй половине 1610-х-начале 1620-х гг. не только применительно к Троице-Сергиеву, но и многим другим монастырям правительство М.Ф.Романова проводит пересмотр их "тарханов", иммунитетных привилегий прежде всего налогового характера. Первый приступу был сделан в указе не позднее 16 июня 1617 г., предписавшем отобрать в государеву казну жалованные тарханные новые и старые грамоты, выданные монастырям московским, гостям, торговым и всяким людям. Из приказа Большого Дворца было разослано указание за приписью дьяка П.Насонова местным воеводам взять у монастырских настоятелей их прежние и новые жалованные тарханные грамоты. Изъятие документов происходило и у приказчиков монастырских сел. И в самих духовных корпорациях. О том, что Сергиев монастырь действительно представил в 1618 г. комплекс своих жалованных грамот к правительственной ревизии упоминается в правой грамоте 30 ноября 1618 г., опубликованной и подробно изученной В.И.Корецким. Поводом для ее выдачи стало ограбление ворами у с.Черкизова по дороге из Москвы троицкого служки К.Юдина, везшего 21 августа 1618 г. ящик с публичноправовыми актами. Второй, и более впечатляющий, приступ к массовому пересмотру монастырских тарханов был сделан в начале 1620-х гг.
2 февраля 1623 г. был издан царский указ о предоставлении на утверждение жалованных грамот духовенству и о восстановлении утраченных, на основе которого для всех монастырей в течение 1620- гг. был введен (возобновлен ? -М.Ч.) единый порядок выплаты налогов и единая номенклатура казенных податей и повинностей. В ходе массового пересмотра и подписания большой серии жалованных грамот монастырям давались ссылки на "наше новое уложение", каковым А.И.Копанев и считает как раз указ 2 февраля 1623 г.39 Для Троице-Сергиева монастыря, получившего общие жалованные грамоты 17 октября 1624 (за подписью дьяка П.Пахирева) и 11 апреля 1625 г. (за подписью дьяка С.Бредихина), тоже не было сделано исключения: его крестьяне, как и население всех других монастырей, обязано было платить ямские деньги, деньги за стрелецкие хлебные запасы, выполнять городовое и острожное дело. Перечисленные налоги и повинности должны были вноситься и исполняться "с сошными людьми вместе", то есть на основании дозорных и писцовых книг первой четверти ХVII в., но организация их сбора и исполнения возлагалась на монастырскую администрацию, без вмешательства местных и центральных властей.
Впервые применительно к Троицкому монастырю отмеченная формула (состав повинностей - городовое и острожное и засечное дело и указание на исполнение их "с иными сохами вместе" (вариант- "по сошному разводу", "с сох") встречаются в жалованных тарханно-несудимых и заповедных грамотах Ивана IV Троице-Свияжскому монастырю 1572 и 1575 гг. 40 При массовой выдаче и подтверждении монастырям в 1620-е гг. жалованных грамот те традиционно назывались "тарханными", хотя тархан в строгом смысле - это даваемое правительством бессрочное освобождение светских или духовных феодалов от основных государственных повинностей. В "тарханных" грамотах 1620-х гг., повторимся, был сформулирован унифицированный принцип общеобязательной для всех монастырей Уплаты основных податей. "Тарханом" же в данном случае можно считать, опять-таки, общее для всех монастырей право самим собирать в своих вотчинах государственные налоги и организовывать отбывание казенных повинностей. Тарханы в 1620-е гг. становятся способом организации казенных выплат с монастырей, своего рода "диалогом" государства и духовенства в тяжелейшей для России ХVII в. - финансовой сфере. Для многих из монастырей, чьи жалованные грамоты прошли правительственную ревизию, она стала по сути подтверждением порядка, существовавшего и раньше, в чем убеждает рассмотрение платежных отписок конца ХVI в., опубликованных в "Актах юридических" 4.
О том, что в вотчинах Троицкого монастыря государственные налоги действительно собирали представители монастырского административно-хозяйственного аппарата (дворцовые старцы, слуги), сообщают оброчная 1617 и вытная 1623 гг. книги, которые уже не раз использовались нами в ходе работы. Например, в Галицком разделе оброчной книги 1617 г. говорится, что "повез те деньги ( оброк и государевы ямские, прогонные и кормовые. - М.Ч.) в монастырь слуга Иван Новокщенов"4. О продолжавшемся и далее сборе государственных налогов троицкими слугами и старцами имеются убедительные свидетельства и для 1620-1630-х, и для 1670-1690-х гг. Они были приведены в гл.6 о феодальной ренте при рассмотрении соотношения владельческих и государственных платежей. Известны указные грамоты 1620-х гг., освобождавшие троицких новопоселенцев на восстанавливаемых землях вообще от всех государственных налогов "до тех мест, как с них учнут имати монастырские подати" 42а. Обычно такое освобождение давалось на 15 лет.
Помимо реально функционирующего права Троицкого монастыря самому собирать со своего населения государственные налоги, еще одним выражением его привилегированного финансового статуса можно считать предоставленную (или только продекларированную? -М.Ч.) ему правительственными пожалованиями служилую 800-четвертную соху. Не все еще вполне ясно в этой государственной мере, предпринятой по отношению к корпорации сначала Б.Годуновым в 1598 г., а затем возобновленной М.Ф.Романовым в 1617-1619 гг.4"3
Основная трудность - в согласовании нормативной стороны этого мероприятия (она более или менее яcна) с реальным содержанием сошных итогов в большом, сложном и разнородном по составу комплексе дозорных и писцовых описаний - как ранних, 1614-1616 гг., и поздних, 1619-1621 гг., дозоров, так и валовой переписи 1620-1630-х гг. Дело в том, что в одних описаниях, действительно, использовалась поместная 800-четвертная соха, в других - обычная монастырская (600-четвертная), в третьих царил разнобой сох.
Согласно указу царя Б.Ф.Годунова в декабре 1598 г., монастырская пашня Сергиевой корпорации обелялась (то есть освобождалась) от тягла в Московском уезде и в "иных городех". Крестьянская же и служняя пашня в столичном уезде должна была раскладываться в сошное письмо не по разряду принятой для духовенства более тяжелой (600-700-800-четвертной), а по разряду поместно-вотчинной служилой сохи, по 800-1000-1200 четв. Земли соответственно доброго, среднего и худого качества. Конкретные же обстоятельства, диктующие эту правительственную меру, заключались в том, что в тот момент велось с большим напряжением для всей страны строительство Смоленской крепости. Дьяки Разрядного приказа С.Аврамов и И.Карташов (именно их ведомство руководило строительством в Смоленске) по предписаниям поместных дьяков Е.Вылузгина и И.Ефанова не должны были привлекать зависимое население Троицкого монастыря с 9 35/36 сохи к работам и брать с указанного количества сох денежные доходы. Отметим, что в 1598-1599 гг. осуществлялись мероприятия и по укреплению крепости самого Троицкого монастыря, имевшей, как и ряд других монастырских крепостей,, общегосударственное значение. С остальных же 70 77/96 сох крестьянской и служней пашни "посошные и денежные доходы и всякие ямские розметы должны были взиматься по-прежнему, по сошному розводу"44. О серьезности правительственных намерений ввести для крупнейшего русского монастыря особый сошный статус говорит составление в Поместном приказе в 1599 г. под руководством дьяков Е.Вылузгина и И.Ефанова официальной платежной книги во исполнение Годуновского указа декабря 1598 г. Ее Московский раздел открывался кратким изложением Годуновского указа и содержал перерасчет всей пашни корпорации в данном уезде по уровню поместной сохи, что сокращало "налогооблагаемую базу" для этой части монастырских владений примерно на 4 сохи. Содержание остальные поуездных разделов платежной книги заключалось в разделении сошных окладов господской и крестьянской пашни и выкладывания первой из сошного письма, поскольку та обелялась. В писцовых же книгах 1592-1594 гг. сошные оклады и барской, и крестьянской запашки давались нераздельно 45.
В плане сравнительном необходимо отметить, что в 1590-е гг. обеление господской запашки вообще широко практиковалось в правительственной политике. Правда, у Троицкого монастыря оно оказалось полным, тогда как у светских феодалов, например, новгородских помещиков, обелялась часть господской пашни. А.Л.Шапиро видит результат такой меры в том, что она временно задержала сокращение господской пашни и, возможно, привела к некоторому росту ее размеров. Однако вскоре разорение начала ХVII в. вновь сильно ударило и по барской, и по крестьянской запашке45а.
Платежную книгу 1599 г. можно рассматривать как своего рода итог (и в то же время зигзаг) финансовой политики правительства по отношению к крупнейшему монастырю страны к концу ХVI в. Особенно важно задуматься над этим итогом в свете отмены тарханов в 1584 г. Если обширный комплекс составленных вскоре после этого писцовых книг 1592-1594 гг. стал практической реализацией принципа обязательной Уплаты государственных налогов таким гигантским корпоративным собственником, то Годуновский указ и платежная книга 1598-1599 гг. выглядят явным отступлением от прежнего более жесткого курса. И хотя разовые факты обеления запашек монастырей (в том числе и Сергиева) предпринимались и раньше, освобождение столь значительного массива земли, которое было сделано в 1598-1599 гг. применительно к Троице, означало не что иное, как признание исключительного, привилегированного статуса этой крупнейшей корпорации государством. Кроме политического, анализируемая мера могла иметь и социально-экономическое назначение - способствовать восстановлению земледелия в запустевших местах обширной вотчины, поземельному прикреплению крестьян. Усиленно используемых в секторе полевой барщины. Допустимо увидеть в мероприятиях 1598-1599 гг. и политику финансовой унификации определенного выравнивания податного статуса разных категорий земель.
Ближайшим по времени после Годуновского указа и платежной книги 1598-1599 г. стало создание комплекса дозорных книг 1614-1616 гг. Анализ сошных итогов в них говорит о том, что новшество конца ХVI в. конкретной реализации не получило. Дозорщики всюду пользовались традиционной для монастырей 600-700-800-четвертной сохой соответственно доброго, среднего и худого качества. Не практиковалось также и раздельное обложение господской и крестьянской пашни, как было рекомендовано указом 1598 г. Лишь по некоторым вотчинным комплексам Переславского и Угличского уездов удалось обнаружить раздельную фиксацию сошного итога для монастырской и крестьянской пашни 47.
Во втором десятилетии ХVII в. сами монастырские власти позаботились о возобновлении для корпорации более предпочтительной 800-четвертной сохи. В декабре 1616 г. архимандрит Дионисий и келарь Авраамий Палицын представили в Поместном приказе выпись с памяти 4 декабря 1599 г. о льготном посошном обложении своей обители. Документ этот в 1599 г. поступил в Троицу из Поместного приказа. И вот в 1616г. выпись с памяти была направлена троицкими властями поместному дьяку И.Мартемьянову и подьячему М.Бороздинцеву с целью возобновить некогда полученный льготный финансовый статус. Память о льготном налогообложении из Поместного приказа в 1616 г. была послана также и в приказ Большого Дворца к боярину Б.М.Салтыкову, дьякам Б.М.Кашкину, И. Болотникову и П.Насонову. Эта память учитывалась при подготовке двух жалованных грамот царя М.Ф.Романова по поводу монастырского посошного обложения - 31 января 1617 г. и 20 января 1619 г. Возможно, на решение государя повлиял факт сильного разорения ряда центральных уездов рейдом польского полковника А.Лисовского, в полосе движения которого осенью 1615 - зимой 1616 г. оказалось и немало владений Сергиева монастыря. Проводившие в 1614-1616 гг. дозоры троицких вотчин писцы "не смели положить монастырскую и крестьянскую пашню в сошное письмо без государева указу". Обеление господской запашки для Троицкой корпорации было в царских грамотах 1617 и 1619 гг. подтверждено, а размеры служилой, 800-четвертной, сохи распространены на все уезды, но без "наддачи", то есть расширения ее не допускалось, сохи в 1000-1200 четв. использоваться при обложении троицких владений не могли. Тем самым, как отмечал С.Б.Веселовский прежняя льгота была весьма существенно урезана для монастыря.
Реальное же применение этой, хоть и урезанной, льготы оказалось осложненным введением в России уже в конце 1610-х гг. новых элементов налогообложения, связанных с так называемой "живущей четвертью". По Троицкому монастырю имеются поздние дозоры, 1619-1621 гг. и ранние писцовые книги начала 1620-х гг. с этой системой счета, используемой наряду с сошным письмом. Наблюдается полный разнобой в размерах сохи. В выписи из Юрьевских дозорных книг 1620/21 г. в разных вотчинных комплексах дозорщики зафиксировали разные сохи - и 600-четвертную монастырскую для земли доброго качества, как традиционно полагалось монастырям, и 800-четвертную служилую. Практиковалось и "одабривание" земли среднего качества, а затем полученный цифровой результат получал сошный оклад, исходя из 800-четвертной поместной сохи.Для сравнения отметим, что в позднейшей писцовой книге по Юрьевскому уезду 1642-1645 гг. такого разнобоя в применении монастырской и служилой сохи, а также одабривания монастырской земли не было 50. При описании пошехонских владений монастыря в 1620/21 г. дозорщики использовали 1200-четвертную соху для земли худого качества, что в строгом смысле являлось нарушением принципов царской жалованной грамоты 20 января 1619 г. ближе к букве этого документа оказались белозерские дозорщики 1620/2 г., положившие троицкие земли в этом уезде в 800-четвертную служилую coху. Дозорщики Бежецкого и Дмитровского уездов 1620 г. в своих выписях Троицкому монастырю зафиксировали итоги "живущей четверти", не давая сведений о сошном окладе совсем.
Нижегородским писцам в 1620/21 г. была известна царская жалованная грамота 1619 г. о 800-четвертной сохе для Троицкого монастыря "без наддачи". Однако сошный итог в их выписи для корпорации дан, исходя из монастырской 600-четвертной сохи и в то же время учтена норма живущей четверти - по 3 двора крестьянских и по столько же - бобыльских32. В Московской писцовой книге 1622/23 г. не только в сошном итоге, но и в абсолютных показателях монастырская и крестьянская пашня не были разделены, хотя именно на этот уезд Годуновский указ и платежная книга 1598-1599 гг. обращали особое внимание33. Разумеется, в начале 1620-х гг. официальные писцы вовсе не руководствовались этими документами, да и вряд ли они вообще были им известны.
Основная же масса писцовых описаний конца 1620-х - начала 1630-х гг. показывает применение писцами, независимо от типов книг, 700-четвертной сохи для средней земли и 800-четвертной - для худой, которой, заметим, обычно было больше. Таким образом, царская жалованная грамота 1619 г. об обложении вотчин Троице-Сергиева монастыря 800-четвертной служилой сохой без наддачи тем самым как бы и исполнялась, поскольку в монастырском разряде 800-четвертей худой земли смыкались с таким же их количеством доброго качества в служилом разряде. К самой же грамоте 1619 г. правительство в ХVII в.
обратилось еще раз лишь в конце столетия. 25 октября 1682 г. цари Иван и Петр Алексеевичи и царевна Софья осуществили массовое подписание ее по каждому из 40 уездов, в которых Троицкая корпорация имела свои земли. Эта грамота была включена в каждую поуездную копийную книгу 1684/85 г. и, возможно, должна была использоваться (как и сам поздний комплекс копийных книг) при задумываемой тогда валовой переписи 1680-х гг. Это грандиозное мероприятие в полном масштабе так и не состоялось.
В заключение рассмотрения "посошного" аспекта финансового статуса Сергиева монастыря в конце ХVI - ХVII в. остается напомнить, что, как бы там ни было, государственные налоги в пределах известной нам информации вотчинных книг, собирались в троицкой латифундии самой корпорацией со своей окладной единицы - выти, а не с государственной - сохи.
Несомненный финансовый аспект имеет и вопрос о таможенном статусе Троицкого монастыря в конце ХVI - ХVII в., поскольку таможенные привилегии крупных иммунистов-грамотчиков означали для государства весьма существенные изъятия из общей системы обложения торгово-промысловой сферы. Принципы же таможенно-иммунитетной политики правительства по отношению к монастырям вполне определились в период реформ 1550-х гг. Они заключались в непременном освобождении от тамги, мыта, других пошлин при купле и провозе товаров и запасов "на монастырский обиход" и обязательном взимании упомянутых пошлин с товаров, приобретаемых "на продажу".
С 1584 до 1626 гг. Сергиеву монастырю было выдано не менее 40 жалованных и указных грамот, содержащих в том или ином виде и объеме таможенно-проезжие привилегии. Затем количество таких документов резко идет на убыль, а за вторую половину ХVII в. известно лишь две грамоты о сельских торжках в Костромском и Ярославском уездах. Основная масса грамот закрепляла для Троицкого монастыря право на беспрепятственный проезд его торговых экспедиций за рыбой и солью по Волжскому торговому пути через Ярославль, Кострому, Плесо, Кинешму, Юрьевец, Нижний Новгород.
Чебоксары, Свияжск, Казань, Самару до Астрахани 54. В Астрахани с 1560-х гг. у Сергиева монастыря формируется новый - солеваренный и рыболовный промысел, имевший в ХVII в. большое значение для общего экономического развития корпорации. Функционирование Астраханской экспедиции обеспечивалось хлебом (для потребления ее участниками, а также, возможно, и для продажи по ходу следования), производимым в подмосковной волости Вохне, вытянутой вдоль р.Клязьмы со множеством троицких мельниц (гл.3-4). Из Клязьмы монастырские суда попадали в Оку, а затем в Волгу, по которой плыли до самых ее низовьев. Так подмосковная волость и отдаленный Астраханский край оказывались воедино связанными в рамках вотчинной торгово-экономической специализации. Наиболее важная -жалованная грамота царя Федора Ивановича 15 марта 1588 г. о беспрепятственном проезде двух троицких судов до Астрахани за рыбой и солью и купле-продаже по пути следования других товаров - была подписана одновременно с выдачей новой общей жалованной грамоты царем Михаилом Федоровичем 11 апреля 1625 г. (дьяк С.Бредихин).
В конце ХVI - ХVII в. по-прежнему получал Сергиев монастырь иммунитетные грамоты и на более старинный маршрут своих торговых экспиедиций - по Сухоно-Двинскому пути. Одновременно с "астраханской" таможенно-проезжей грамотой царь Федор Иванович 15 марта 1588 г. выдал троицким властям и "двинскую", подтверждавшую право торговли и провоза хлеба, рыбы, меда, хмеля и других товаров и запасов на 4 насадах "с подвоски" и на 100 возах из Вологды на Двину, Холмогоры, Каргополь, Устюг, Тотьму в монастырь и в Москву. Эта грамота была подтверждена в сентябре 1598 г. Б.Ф.Годуновым, а в апреле 1615 г. М.Ф.Романовым, который, кроме подписи, еще в 1613 г. выдал и отдельные грамоты на право беспошлинных проездов и покупок на Двину и несудимость участвующих в этих мероприятий людей Троицкого монастыря от местных властей.
О том, что на Сухоно-Двинском пути привилегии Сергиева монастыря соблюдались, свидетельствуют таможенные книги Тотьмы и Вологды 1634-1635 гг. В них говорится, что троицкий купчина Иван Чудинов не платил за провозимые монастырские запасы (рыбу, сельди, изюм в бочках, перец, ладан, косячки бархатные, камку, серу, масло древяное) "по государевой грамоте за приписью дьяка Патрикея Насонова". Действительно, такая грамота о беспошлинном провозе троицких товаров известна и выдал ее дьяк приказа Большого Дворца П.Насонов в августе 1618 г.55а Попутно заметим, что постоянное функционирование Сухоно-Двинской торговой экспедиции монастыря в середине ХVI-ХVII в., в свою очередь, обусловило и более интенсивное развитие его дворо- и землевладения, сети сельских поселений в этом обширном регионе. Это были и городские дворы в самой Вологде и Великом Устюге, и Пьянкова Слободка на полпути между Вологдой и Тотьмой, на дикой стороне р.Сухоны, и, наконец, вновь приобретенные приписные обители - Троице-Авнежская на Сухонском правобережье, и Николо-Чухченемская в конечном пункте маршрута. Одним словом, обеспечение этого направления монастырской торговли было многогранным и надежным, закрепленным, к тому же, иммунитетными правами.
Менее надежно оказалось обеспеченным царскими грамотами еще одно - южное направление торговли Сергиева монастыря. В декабре 1584 г. царь Федор Иванович направил указные грамоты в Северские города ( Путивль, Новгород Северский, Почап, Рыльск, Брянск) о праве Сергиева монастыря на беспошлиную покупку меда. Грамоты были вызваны жалобой монастырских властей на путивльских казаков и "севрюков", пытавшихся разграбить монастырскую казну 56. Нам неизвестно о возобновлении этих прав в дальнейшем, после смутного времени.
В ходе унификации монастырских жалованных грамот в 1620-е гг. во многие из них были включены таможенно-иммунитетные разделы, в том числе и Троицкому монастырю в грамоты 1624 и 1625 гг. Речь шла о том, чтобы с приобретаемых монастырский обиход товаров не взимались такие таможенные пошлины, как осмничее, костки, мостовщина, мыт, тамга, весчее, померное, пятно, "ни целовальников к тамге ни к мыту, ни к збору и перевозу не емлют". Особенно подробно в этих грамотах описывались условия функционирования монастырских торговых экспедиций в сторону главного - Астраханского насадного промысла, четко регламентировались объемы провозимой рыбы и икры, обстоятельства вынужденных зимовок, перетранспортировок товаров с судов на телеги и подводы, несудимость участников экспедиции местными властями (те "ищут на них на Москве, как служба монастырская минется") и т.д. В 1628/29 г. среди наказов астраханским воеводам Ф.Куракину и И.Коробьину был послан и такой, согласно которому за лишнюю кладь с троицкого судна брались не таможенные пошлины, а фиксированный оброк в Приказ Казанского Дворца. Воеводам.всех городов предписывалось то судно не останавливать, "а пропущать везде не задерживая" (в Казани, Нижнем Новгороде, и других городах). При этом добавлялось, что такой порядок установлен "для милости Пресвятые Живоначальные Троицы и Чудотворца Сергия, а иным монастырям и торговым всяким людям того в образец ставить не велели". "Лишняя кладь", облегченно облагаемая, может рассматриваться как завуалированное расширение таможенного иммунитета монастыря, перенос "тархана" с потребительской части провозимых товаров (на обиход) на купеческую часть (для продажи). Е.Д.Сташевскому принадлежит интересное наблюдение о том, что в 1580-1590-е гг. таможенный иммунитет Троицы более строго соблюдался, сводим был только к обиходной части товаров. При М.Ф.Романове он стал распространяться и на продажную их часть 57. Думаем, что на практике вообще трудно было разграничить потребительскую и купеческую части провозимых монастырем по льготным условиям товаров и по Волжскому, и по Сухоно-Двинскому торговому пути. С конца 1620-х гг. ни Астраханская, ни Двинская торговые экспедиции монастыря не обеспечивались больше специальных таможенно-проезжими грамотами. Дело ограничивалось разовыми подтверждениями 1657 и 1680 гг. прежде выданных актов.
Во второй половине ХVII в. государство старается ограничить таможенный иммунитет монастырей. Наиболее выразительными были известные в литературе указы 1672 и 1677 гг. об отмене таможенных тарханов монастырей (в первую очередь Троице-Сергиева, принципиально упомянутого в них) на "низовые (то есть Астраханские. - М.Ч.) насадные промыслы... и впредь никому в тех местех тарханом не быть" 58. Правда, немедленного эффекта эти запреты не дали, и беспошлинный провоз товаров на монастырский обиход из Астрахани продолжался. В 1670-е гг. известен троицкий старец Астраханского насадного промысла Филофей Ефремов 59. В самом конце изучаемого периода, 1700 г., корпорация в результате правительственной приписки обрела еще один приписной филиал - Троице-Астраханский монастырь, что вряд ли было бы возможно при ослаблении ее позиций в низовьях Волги. Об использовании астраханского промысла не только с потребительскими, но и продажными целями, говорится в приходо-расходной книге 1703 г. В ней записан доход "за продажную соль и за рыбу и за икру" 837 руб.27 алт.60
Не было единообразия в таможенном статусе крупнейших монастырских сел. В угличском с.Прилуки на Волге писцовая книга 1593/94 г. отметила сбор пошлин доводчиком. В дозорной книге 1616 г. сообщается, что тамгу в селе собирают на государя угличские посадские верные таможенные целовальники. В писцовой книге 1628/29 г. упоминается о сборе тамги и пошлин вновь на монастырь по вторникам с лошадей "и животины". В ярославском с.Коприне в 1623 г., как пишется в вытной книге, пошлины с приезжих торговых людей брали целовальники из местных крестьян, отдававшие затем их дворцовым старцам. А в бежецком с. Молокове тамга с хлебной торговли собиралась, судя по писцовой и дозорной книгам 1594 и 1616 гг., городецкими таможенными целовальниками.
К таможенному иммунитету Сергиева монастыря может быть отнесено его исключительное право на сбор конской пошлины ("пятна") в Москве, Свияжске и Казани ("с лошади по осми денег"). Корни такого права в Москве, по существовавшей в середине-второй половине ХVI в. монастырской традиции, восходили едва ли не ко временам Дмитрия Донского, первым осуществившим столь щедрое пожалование троицкому игумену Сергию Радонежскому. С.М.Каштанов считает, что известие об этом в Никоновской летописи нуждается в особой проверке. На основании опубликованной им выписи из писцовых книг дьяка Т.Колзакова 1534 г. С.М.Каштанов относит появление права Троицкого монастыря на ногайское пятно в Москве ко времени конюшества В.Б.Тучко - первой половине 80-х гг. ХУ в. В конце ХVI в. троицкие служки собирали в год на Конской площадке в Москве 91 руб. в год. В феврале 1599 г. царь Б.Годунов отменил право для троицких слуг собирать конскую пошлину и записывать ее в таможенной избе Конской площадке на Москве. Взамен корпорации разрешалось получать ежегодно на "Евдокеин день 1 марта" 100 руб. из откупных денег Конюшенного приказа. Отмена столь выгодного для монастыря порядка оказалась кратковременной. Уже в августе 1613 г. царь М.Ф.Романов возобновил это право для него - троицкие слуги могли брать с продажных лошадей "с шерсти по 2 деньги", записывать пошлины в специальные книги, которые следовало приносить "за продавцовыми руками" на Троицкое подворье по-прежнему". В январе 1614 г. последовала "жалованная память" из приказа Большого Дворца за подписью дворцового дьяка И.Болотникова аналогичного содержания. Подтверждена она была 16 марта 1686 г. Иваном и Петром Алексеевичами и царевной Софьей, причем при подписании память 1614 г. была любопытно названа "жалованным указом". В 1703-1704 гг., как сообщает приходо-расходная книга, корпорация передавала на откуп это свое право московским купцам, за что получила в 1703 г. 130 руб. дохода 63.
По образцу Конской площадки в Москве Троицкий монастырь получил от Ивана IV право на сбор пятна в Казани (в 1553 г. - "по осми денег с лошади") и Свияжске (видимо, в 1575 г. ). Царь Федор Иванович в июне 1588 г. выдал свою жалованную грамоту Сергиеву монастырю на право его слуг пятнить лошадей троицким пятном и собирать за это пошлины - с русских лошадей с купца по 2 деньги (как и в Москве), а с ногайских - с купца по 8 денег. Грамота эта дважды подтверждалась: Б.Годуновым в марте 1603 г. и М.Ф. Романовым в ноябре 1613 г. В августе 1608 г. царь В.И.Шуйский, не подписывая Годуновской грамоты, издал собственную жалованную грамоту архимандриту Иоасафу и келарю А.Палицыну на право Сергиева монастыря собирать в Казани пошлину с русских и ногайских лошадей "по тому ж, как ту пошлину на Москве берут". Этот документ был подтвержден царем Михаилом Федоровичем дважды - в сентябре 1613 и мае 1617 г., а также царем Федором Алексеевичем в марте 1680 г. Несомненно, и в Москве, и в Свияжске, и в Казани отмеченное право-привилегия Троицкого монастыря приносило ему на протяжении ХVII в. немалый доход, хотя до нас и не дошла конкретная документация за это столетие, связанная со взиманием конской пошлины. В Описи 1641 г. среди документов Троице-Казанского монастыря упоминается запись на трех конских барышников и их детей "в откупном оброке конские площадки". Следовательно, сбор конской пошлины корпорация отдавала на откуп кому-то из жителей г.Казани64.
В ХУ-ХVI вв. непременным объектом иммунитетных пожалований выступали многочисленные монастырские промыслы, прежде всего соляные варницы. В начале ХVII в. практически прекращается выдача Троицкому монастырю жалованных грамот на них. Исключение составляют лишь три ("с четвертью") варницы в Соли Галицкой, где по царским грамотам 1604, 1606 и 1614 гг. не должны были взиматься никакие таможенные пошлины с соли, добываемой "на монастырский обиход". Жалованная грамота царя М.Ф.Романова 21 марта 1614 г. на 4 варницы (с учетом восстановленных 3/4 варницы после 1606 г.) оставалась действующим документом на протяжении всего ХVII в., поскольку была подписана в 1657 и 1680 гг. 65. Единственная грамота известна о беспошлинном провозе монастырской соли из Балахны, а издана она была в сентябре 1606 г. царем В.И.Шуйским66. Других специально адресованных на балахнинские и остальные соляные промыслы Троицы в ХVII в. неизвестны. Считалось, что все основное сказано в соответствующих разделах общих жалованных грамот с их подтверждениями. Попытка Сергиева монастыря развернуть свое солеварение у Соли Камской в 1620-1640-е гг. последовательной поддержки правительства не получила, а в конце 1640-х гг. Троицкий монастырь из Приуралья откровенно начал вытесняться при правительственном участии, о чем убедительные факты привел Н.В.Устюгов (см. прим. 239 в 3 гл.).
С конца ХVI в. у крестьян в ряде костромских сел Луговой половины уезда стал успешно развиваться железоделательный промысел. Не остался безучастным и сам монастырь к открывшемуся таким образом новому источнику доходов. В 1592 г. правительство пыталось узнать через городового приказчика в Костроме Г.Головцына, производится ли это железо на монастырский обиход или на продажу и въезжают ли в троицкие села таможенные целовальники 67. Из позднейших документов нам ничего неизвестно ни о государственных пожалованиях Троицкому монастырю на железоделательные промыслы, ни об их казенном обложении. О том, как за счет вотчинного обложения крестьянских промыслов обогащался здесь сам монастырь, говорилось в гл.6 о феодальной ренте.
Одним из проявлений таможенного статуса Троицкого монастыря в конце ХVI - ХVII в. стало получение им от правительства жалованных уставных таможенных грамот на устройство торжков в некоторых наиболее крупных и развитых в торгово-экономическом отношении селах. В 1594-1595 гг. подобное мероприятие коснулось подмонастырного села Клементьева. В декабре 1594 г. царь Федор Иванович, откликаясь на монастырскую челобитную, произвел своеобразный обмен с корпорацией. У нее по просьбе самих властей было отобрано отдаленное новосильское село Настасовская поляна, а взамен переведен торг из Радонежа в село Клементьево. В нем было разрешено собирать различные таможенные пошлины на монастырь. Более подробно условия торговли, виды и размеры пошлин ( тамги, мыта, порядного, пятна, померного и др.) были регламентированы в уставной таможенной грамоте на с.Клементьево 18 мая 1595 г., впоследствии подписанной в 1599, 1606, 1613 и 1680 гг. Этим документом администрации Троице-Сергиева монастыря предоставлялось исключительное право на сбор таможенных пошлин не только в с.Клементьеве, но и в городке Радонеже и радонежских селах (дворцовых, княжеских, боярских). В конце ХVI в. торгово-экономическое значение Радонежа как более древнего (по сравнению с Троицей) центра данной местности еще не было окончательно утрачено. Это произойдет позднее, в результате разорения смуты. О каких-то прежних таможенных правах Сергиева монастыря на радонежские торжки указывает упоминание в уставной грамоте 1595 г. о порядной пошлине, которую следовало собирать "по старине". В грамоте говорилось о приезде в с. Клементьево не только местных торговых людей, но и иногородних и даже "чужеземцев не Московского государства". В ассортименте продаваемых и покупаемых товаров особенно важными считаем хлеб, древесные материалы, троицкие сукна (старческие и мирские), лошадей и другую "животину". В 1640-е гг. присланными из монастыря старцами и местными выборными "ларешными целовальниками" велись не дошедшие до нас таможенные книги Клементьевского торга (Приложение 1. № 323).
В 1601-1613 гг. правительство издавало жалованные таможенные грамоты и отдельным троицким крестьянам на откуп таможенных пошлин в своих селах. Учет этих сел важен для понимания непашенного, торгово-ремесленного развития части монастырского крестьянства - с. Борисоглебское Тверского у. (О.Овдокимов), с.Молоково Бежецкого Верха, с.Дубровы Муромского у., с.Олексино Суздальского у. (имена крестьян не указаны), подмосковная волость Вохна (И.Юрьев и В.Страхов) 69.
В середине- второй половине ХVII в. уставные таможенные грамоты были выданы и на другие троицкие села - в Костромском (с.Буяково, с.Костомы) и Ярославского (с.Коприно) уездов. Получение права на откуп таможенных пошлин в костромских селах в 1673 г. мотивировалось как возмещение Сергиеву монастырю за отмену его тарханов на низовые насадные промыслы в 1672 г. Право на откуп таможенных пошлин в ближайших от себя селах имел и приписной Киржачский Благовещенский монастырь в 1660-1670-е гг. В костромских селах до 1673 г. функционировал другой способ таможенной организации, когда тамгу на откуп брали наиболее экономически сильные крестьяне, вносившие откупные деньги непосредственно в Костромскую Четь. В 1673 г. корпорация вытесняет своих крестьян из сферы прямых откупных отношений с государством. "Застолбив" за собой право на сбор тамги в крупных селах, монастырь создает в них собственную откупную систему, извлекая от этого немалую выгоду. По приходо-расходной книге 1703 г. можно подсчитать, что в угличском с. Прилуки 43 % дохода корпорация получила за счет таможенного обложения - "за верные доходы и откупных с Торжка" ( в абс.109 руб.). В бежецких селах 21 % (в абс.237 руб.) в доходе корпорации составило обложение крестьянской торговли. Особенно велик был сбор таможенных пошлин в подмонастырном с.Клементьеве - 858 руб. + доимка за 1702 г. 68 руб. Таким образом, известный указ Петра 1 1700 г., запретивший монастырскую тамгу в этом селе и передавший ее в Московскую Ратушу, на практике, по крайней мере в первые годы после его выхода, не выполнялся. А уж в своих остальных своих крупных селах, ставших местными торжками, корпорация и тем более свободно обогащалась.
Глава об иммунитете строится нами по принципу зеркального отражения: тем сторонам государственного статуса монастыря, которые были показаны выше (административно-судебному, финансовому и таможенному) находятся соответствующие проявления во внутривотчинной организации. Исследуется она нами не сама по себе, а во взаимодействии с крестьянско-общинными институтами (в лице сотских, старост, десятских, пятидесятских, целовальников, отрубщиков, польников), о которых сведений в документах Троицкого архива сохранилось очень немного. Поземельно-хозяйственные, распорядительные функции отрубщиков и польников упоминались в главе о землеустройстве вотчины. Остальные же полномочия выборных лиц общины (в основном социально-политического характера) рассматриваются нами в данном параграфе в рамках сеньориально-крестьянских отношений. Для выделения вопроса о крестьянской общине в вотчине Троице-Сергиева монастыря в ХУ-ХVII вв. в самостоятельный параграф материала оказалось недостаточно. Кроме того, сильная слитность, переплетенность вотчинно-общинных институтов в их практическом функционировании и взаимодействии такое выделение крайне затрудняет, заставляя рассматривать эти сюжеты вместе.
Итак, каким же было. внутреннее устройство огромного социального организма вотчины-сеньории? Начнем с административно-судебного устройства и с нижних этажей изучаемой структуры. Для целей подобного исследования необходимы извлеченные из источников сведения троякого рода: 1) перечень должностных лиц, министериалов, агентов вотчинного управления; 2) перечень отправляемых ими функций; 3) перечень собираемых ими пошлин и поборов во исполнение таковых. А.Д.Горский в свое время отмечал, что в нашей литературе еще недостаточно изучена система господства и подчинения, практика "внеэкономического принуждения", так сказать, собственно "вотчинный режим"71.
О том, что на местах крестьяне были подведомственны монастырским приказчикам (более ранний термин - "приказники", "заказники"), посельским старцам, ключникам-мирянам, доводчикам, слугам и пр., становится известно уже из актов ХУ в. Но лишь с конца 50-х- в 60-е гг. ХVI в. в наиболее ранних уставных записях находим сведения о собираемых ими административно-судебных пошлинах в селах Московского, Дмитровского, Переславского, Бежецкого, Верейского, Малоярославецкого, Костромского уездов. Приказчики и доводчики собирали в селах судебные пошлины (езд, хоженое, суд, довод, ставленое, железное, поворотное, полевые, мировые), свадебные (выводная куница и новоженный алтын) и таможенные (пятно, порядное, стожарное, угловые, хоромные, роговые деньги и др.). Окладной единицей некоторых административно-судебных взиманий (прежде всего праздничных) уже в 1550-1560-е гг. служила выть, в связи с чем она впервые, собственно, и появляется на страницах вотчинных по происхождению источников. Меньше прописаны в этих ранних уставных документах непосредственные функции министериалов, но судя по характеру пошлин, полномочия эти отличались синкретичностью, слабой расчлененностью хозяйственно-распорядительных и административно-судебных прерогатив. Первые в большей степени были закреплены, вероятно, за приказчиками, вторые - за доводчиками, но абсолютно четкого разделения их функций, равно как и полагающихся за это пошлин, источники провести не позволяют. В ряде крупных сел Дмитровского, Угличского, Ярославского, Костромского уездов писцовые, дозорные и вытные книги 1590-1620-х гг. указывают на два монастырских двора - в одном сидел приказчик, во втором - доводчик, а то и два. К концу ХVII в. институт доводчиков, по всей видимости, перестает существовать. Теперь переписные книги (1678 г) нередко упоминают в крупных селах пару дворов - в одном сидел слуга или приказчик (но он мог и наездами бывать в селе, приезжая из соседнего более крупного вотчинного центра, на местные церковные праздники), в другом - дворник от крестьян ("избираючись погодно")71.
Ранние сведения о праздничные взиманиях (середины ХVI в.) относятся к подмонастырным селам. В с.Клементьеве (до 1426 г. было княжеским) посельские брали с выти по 2 ден. на 3 праздника, в с. Муромцеве (до середины ХУ в. - боярское) - по 3 ден. на 4 праздника. В с.Корзеневе (до 1521 г. - центр черной волости) - по 9 ден. на 4 праздника 72.
Более высокое обложение с.Корзенева объясняется, возможно, тем, что в недавнее время это была черная волость, платившая "волостелин корм". На основе "Книги Ключей" Иосифо-Волоколамского монастыря Е.И.Колычева пишет о генетической связи денежной ренты с кормовыми поборами, если брать наиболее употребительную для первой половины ХVI в. ее ставку - 24 ден, слагаемую из трехразовых взносов в год - по 8 ден. на 3 праздника 73.
В писцовых книгах 1593/94 г. по Московскому, Коломенскому, Угличскому уездам сообщается о праздничных, свадебных и судебных пошлинах доводчиков и приказчиков по более широкому кругу сел, чем в ранних уставных записях середины ХVI в.. Праздничные взимались обычно в размере 9 ден. с выти на 3 праздника. Свадебные пошлин составляли: выводная куница гривну (20 ден.) и повоженный алтын (6 ден.). По коломенскому с.Дубешне фигурирует взнос "приказчику от дел судный алтын". В угличском с.Прилуки в начале ХVI в. существовало одновременно два доводчика, а в конце ХVI в. доводчик собирал судебные пошлины "хоженое", "езд" и "правду" еще и с соседнего кашинского с.Михайло-Архангельское. Примечательно, что в этом административно-судебном округе на Кашинско-Угличском рубеже суммарная повытная ставка судебных, таможенных и иных административных взиманий была значительно выше (1,5 руб. 9 ден.), чем поземельный оброк (52 ден.). Объяснить это можно, вероятно, тем, что и Прилуки, и соседнее с ним кашинское село имели преимущественно барщинный профиль, обеспечение которого и требовало повышенной роли монастырского агента, осуществлявшего усиленный административно-судебный нажим на крестьян. Расположенная на правобережной стороне Красносельская половина Угличской вотчины монастыря имела в конце ХVI в. денежно-оброчный профиль. Здесь не существовало столь сильного давления на зависимое население, не было таких по размеру административно-судебных поборов74. О заметном скоплении хозяйственных и административно-судебных агентов монастырского управления именно в барщинных селах свидетельствует разнообразие терминов - посельские старцы и старцы-замолотчики (вариант - замолоточники), слуги у монастырской пашни, конюхи, закосчики, наконец, доводчики. С размещением господского хозяйства в таких селах было связано и функционирование должностных лиц от общины - польников, замолотных старост, житничных целовальников и сторожей. В.А.Александров подчеркивает, что наиболее распространенным вариантом вотчинно-крестьянских отношений было Управление собственно барским и крестьянскими хозяйствами на основе сочетания вотчинных и мирских органов 74а.
О денежном жалованье монастырских министериалов, в частности доводчиков, до конца ХVI в. известно немного. По московском селу Черкизову (на р.Клязьме) и коломенскому С.Сабурову (на р.Москве) писцовые книги 1593/94 г. сообщают, что доводчики получали на жалованье деньги за перевоз - в первом селе 5 руб., во втором - 2 руб.
По ряду монастырей в ХVII в. сохранились вотчинные наказы властей своим приказчикам и доводчикам. По содержанию их можно считать предшественниками широко известных в ХVIII-ХIХ вв. помещичьих инструкций. Для Троицкого архива такого рода документы - крайняя редкость. Среди россыпи хозяйственной документации ХVII в. попался один недатированный фрагмент уставной грамоты доводчику, некоему Ермолаю. Согласно отрывку, судебные прерогативы доводчика распространялись на исковые дела крестьян, не превышающие 10 руб. В случае большей суммы иска при решении дел доводчик обязан был сноситься с высшим монастырским руководством75. В найденном фрагменте особую ценность представляет упоминание об участии целовальника от крестьян в суде монастырского доводчика. О присутствии выборных от земского общества в суде наместника (старост, сотских и лучших людей) говорится практически во всех основных законодательных памятниках Руси ХУ-ХVI вв. - Белозерской уставной грамоте и других уставных наместничьих грамотах, Судебниках 1497, 1550 и 1589 гг. Еще в одном отрывке, имеющем дату - 1678 г. - и относящемся в подмосковной волости Вохне, фигурируют получаемые доводчиком пошлины - "годовщина" и "с подъему мертвого тела"75. Подведомственность подобных дел о "душегубстве не хитростью" ("возом сотрет, на мельнице колесом сотрет, водою наплывет, кусом подавится, от своих рук утеряется" и пр.) монастырским властям предусматривалась во многих жалованных грамотах ХVI-ХVII вв.
Помимо доводчиков, судебный аппарат сеньории на местах представляли неделыцики как его низшее звено. Недельщики фигурируют в наиболее ранних уставных документах, 50-60-х гг. ХVI в. Их функции заключались в доставке виноватого или подозреваемого крестьянина с места его проживания в монастырь на суд келаря и старцев. Недельщикам полагались определенные пошлины - "ставленое" (1 ден. с виноватого), "мировые" (по 10 ден. с обеих сторон), "полевые" (гривна с виноватого), "пожелезное" (размер не определен).
Подобно приказчикам и доводчикам, неделыцики могут рассматриваться как разновидность монастырских слуг. В подмонастырном с.Клементьеве писцовая книга 1594 г. называет неделыцика, слугу Власко Михайлова, двор которого был описан в ряду с другими непашенными дворами. Возможно, что кто-то из недельщиков происходил из непашенных крестьян.
Имевший в селе судебные прерогативы приказчик был обязан докладывать результаты своего судопроизводства в монастыре перед архимандритом, келарем и соборными старцами. При докладе судного списка ему причиталась гривна с рубля (уставная грамота на троицкое село Соболеве в Юрьевецком у. Повольского 1580 г.). Для сравнения сошлемся на уставную грамоту патриарха Иова Новинскому монастырю 1590 г., согласно которой, приказчик получал "хоженого и правды списка 1 ден., а езду с докладного списка 10 ден." О функционирвании вотчинной юстиции и в начале ХУШ в. свидетельствует приходо-расходная книга 1703 г., упоминающая среди неокладных статей "с судных дел пошлинные деньги". Правда, размер их был невелик - 2 руб. 12 алт. 2 ден. 76
Интересна норма одной монастырской уставной грамоты 1590 г., запрещающая приказчикам облагать пошлинами семейные праздники или другие памятные мероприятия ( "родины или по родителем поминок") отдельно у крестьян, на которые во дворах случалось "пивцо особное". Такой запрет, вероятно, указывает на то, что приказчики не могли присутствовать на семейных памятных событиях (рождение ребенка или похороны родственника), не вмешивались в повседневную жизнь крестьянской семьи. В уставной грамоте на дворцовое с.Андреевское Звенигородского уезда 1544 г. (с 1549 г. оно поступит в Троицу) также читаем о неявке доводчика, будучи незванным, в отдельный крестьянский двор на семейный праздник. Отношения агентов вотчинной администрации (и дворцовой, и монастырской) строились с общиной в целом, пиры и братчины которой пошлинами в пользу приказчиков обычно облагались. В Чухломском Авраамьеве монастыре, согласно жалованной с элементами уставной грамоте царя Федора Ивановича 1584 г., подробно изученной и опубликованной В.Д.Назаровым, приказчик с сельской братчины брал по 10 хлебов, меху овса, носатке пива и 100 яиц. В троицкой уставной грамоте на владимирское с.Харитоново 1590 г. указано денежное взимание приказчика с сельской братчины - по 2 ден. с выти 77.
В масштабе всей огромной вотчины-сеньории судебно-политическая власть персонифицировалась в трех лицах - архимандрите, келаре (его фигура особенно значима) и казначее. Среди строений монастыря Опись 1641 г. отмечает "палаты соборные, а в них сидят архимандрит Андреян, да келарь Аврамей (Подлесов. - М.Ч.), да казначей старец Симон (Азарьин. - М.Ч.) для росправы всяких монастырских дел". Ведущее положение келаря в системе должностной иерархии Троицкого монастыря доказывается данными сфрагистики, о чем уже говорилось во 2 главе. Местом нахождения келарской печати, как и самого пребывания келаря, мог быть не только Сергиев монастырь, но и его Богоявленское подворье в Московском Кремле. Уникальный случай упоминается Е.Д.Сташевским: в 1619 г. келарь Авраамий Палицын вместо дворцового дьяка сам подписал жалованную грамоту Сергиеву монастырю на спорные воды с Троицким Даниловым монастырем в Переславском уезде 79.
Публично-правовой характер монастырского властвования над крестьянами находил выражение в выдаче им со стороны троицких властей жалованных уставных грамот. Информация о крестьянских повинностях, способах хозяйствования, нормативах собираемых оброков не исчерпывает их содержания. В них много интересных сведений находим о различиях административно-судебного и рентного статуса отдельных вотчинных комплексов, что свидетельствует о большом разнообразии крестьянской жизни и внутривотчинных отношений сеньории. В наиболее ранних уставных и "приговорных" грамотах 1550-1560-х гг. монастырские власти обращаются непосредственно к крестьянским сотским и старостам отдельных вотчин-волостей - села Присеки Бежецкого Верха (Олеше Мокееву и Тонкому Юрьеву) и села Федоровского Костромского уезда (Ондрюхе Онтипину да Истомке Патрикееву) - Приложение 1. № 173. В губных грамотах 1541 г. и "приговорной" грамоте крестьянам Присецкой волости 1555 г. четко обозначено представительство выборных общинных институтов: их низшее звено воплощалось в десятских (от 10 дворов), затем шли пятидесятские ( от 50 дворов) и, наконец, сотские (от 100 дворов). Названные лица вместе со старостами, целовальниками, монастырскими приказчиками и дворскими проводили расследование о ворах, разбойниках и других "ведомых лихих людях" и присуждали их к смертной казни без царской санкции.
В 1589/90 г., находясь на Богоявленском подворье в Московском Кремле, архимандрит Киприан, келарь Евстафий Головкин, казначей Игнатий Лодыгин и "великий соборный старец" Варсонофий Якимов "пожаловали есмя троецких волосных Логиновских крестьян Переславского уезду". Жалованной уставной грамотой на переславское с.Логиново Пожарское 1589/90 г. устанавливался своего рода его внутривотчинный иммунитет в рамках троицкой вотчины-сеньории. Принадлежавшее до 1585 г. кн.И.М.Глинскому (см. гл. 3), село это в конце 1580-х гг. специализировалось на одной только барщине. Монастырский собор освободил его от въезда представителей вотчинной администрации -дворцовых старцев, слуг, "всяких заезщиков". Вводился довольно высокий штраф для названных агентов за невыполнение предписаний грамоты Логиновским крестьянам: "А хто чем их жаловалную грамоту учнет рудити наших старцов и слуг, ино на нем взяти пени 50 рублев" (Приложение 1. № 175 ). Во всех случаях нарушения грамоты Логиновские крестьяне могли апеллировать келарю как высшей вотчинной инстанции: "А хто чем вас изобидит, и вы собе приходите к келарю в монастырь". Ему же они могли докладывать и результаты полевой барщины и своей хозяйственной деятельности: "А что хлеба упашете, и вы сказывайте все келарю". По тексту Логиновской уставной грамоты можно заметить явное влияние формуляра государственных иммунитетных актов: дворцовые старцы и слуги к крестьянам ночевать не ездят, корму своего и конского и проводников не емлют, крестьяне подвод, проводников и кормов не дают, к ближайшему городу Переславлю и Ярославлю не тянут ничем, дров, сена и рыбы не возят и т.д.
В Логиновской вотчине-волости находился и монастырский приказчик, пошлины которого определялись "по нашей жаловалной грамоте". Вероятно, параллельно с документом, обращенным к Логиновским крестьянам, был оформлен и другой, адресованный непосредственно вотчинному функционеру. Правом внутривотчинной заповедности пользовались в 1590 г. и коломенские села Остафево, Кишкино, Екиматово, выполнявшие очень высокий норматив полевой барщины (5 дес. на выть) + городовое дело. Коломенские крестьяне освобождались от въезда дворцовых старцев, Уплате им подымного, масляного, овчин, холстов, от возки камня и извести на монастырь, предоставления подвод приказчикам для их поездок в город (Коломну или Москву ? - М.Ч.) по крестьянским делам.
Не только барщинные, но и оброчные вотчины-волости могли получать от монастырских властей жалованные уставные грамоты. Особый статус был введен в 1590 г. для подмосковной волости Вохны, делившейся на 5 погостов (гл.4). Монастырские закосчики не могли въезжать на ее территорию, а старцы и слуги - брать с крестьян подводы. Право сбора феодальной ренты и ее доставки в монастырь было передано первому старосте волости Ивану Оксенову (наряду с ним, в обширной волости Вохне, насчитывавшей более 500 дворов, в 1590-е гг. известны старосты Федор Гришин и Неустрой Иванов). И.Оксенов должен был доставлять оброк в монастырь ежегодно на Крещение Господне. Заготовка дров также возлагалась на И.Оксенова - ему приходилось наряжать крестьян на работу "десятскими и всею волостью". Мы видим, что рентная сторона выделяется уставной грамотой 1590 г. как ведущий компонент в вотчинно-крестьянских отношениях. Вертикаль вотчинного управления опирается на выборные общинные институты (старост и десятских) как на свое основание. Общинные же институты оказываются интегрированными в систему вотчинного управления как ее низшее звено. Судя по ведущемуся старостой И.Оксеновым на собственные средства церковному строительству, это был наиболее состоятельный житель волости. В переписной книге 1678 г., фиксирующей упрощение внутренней структуры Вохны, упоминаются два старосты волости Вохны - Григорий Родионов и Андрей Иванов (гл.4 и Приложение 1. № 179).
В оброчной волости Вохне в конце ХVI в., как и в коломенской группе барщинных сел, присутствовал и монастырский приказчик, но его прерогативы здесь были довольно ограниченными. В частности, он не имел права взимать с крестьян "праздничное" и "осеннее". С учетом обилия церквей в 5 погостах волости, освобождение от праздничных взиманий и тем более от традиционных осенних приношений (обычно на Покров) не покажется несущественным. Приказчик должен был довольствоваться фиксированным урочным жалованьем, денежный компонент которого составлял 10 руб. (+ рожь, овес, хмель, куры, бараны со всей волости). Поскольку в монастырь с волости Вохны в конце ХVI в. сходило 80 руб. универсального оброка ( "за волостелин доход и за пудово мед и за дьячий доход и за рыбную ловлю") то соотношение дохода приказчика и монастыря выглядит как 1: 880.
По аналогии с государевыми указными и жалованными грамотами монастырские уставные также могли быть "с прочетом". Адресованные всей крестьянской общине, они должны были оставаться у нее "впредь для наших приказчиков". Значит, при всяком новом приезде приказчика на Управление селом ему для прочтения, ознакомления в объеме своих полномочий предъявлялась со стороны общины монастырская жалованная уставная грамота. По прочтении ее он принимал к сведению прописанные там указания, а саму грамоту возвращал крестьянам. Письменный документ и авторитет выдавших его монастырских властей должны были играть роль регулятора отношений общины и агента вотчинной администрации.
За весь ХVII в. текстуально сохранилась только одна монастырская уставная (оброчная) грамота, адресованная старосте Хотимской пустыни (Суздальский у.) Федке Петрову "с товарищи" (20 чел.) 19 марта 1691 г. Документ этот интересен тем, что в нем упоминается крестьянская челобитная, идя навстречу которой монастырские власти и выдали уставную оброчную грамоту. Они удовлетворили просьбу общины об отмене монастырской пашни и многочисленных работ ("за конных и за пеших и за каменных, и за посошных, и за косцов, и за дровяную воску и за прикащиков и за довотчиков доход, опроче государевых всяких денежных и хлебных податей") за 37 руб. универсального оброка (Приложение 1. № 185). О том, что нормативы монастырских уставных оброчных грамот действительно выполнялись, свидетельствует уникальная казначейская отписка о получении с Хотимской вотчины-волости 13 февраля 1701 г. совокупного оброка как раз в размере 37 руб. (+ оброчные платежи за аренду пустошей + 2 руб. 13 алт. "денег за корабельную починку"). Все платежи, владельческие и государственные, были доставлены в монастырь целовальником Хотимской пустыни Ивашкой Полуектовым. Полагаем, что в силу оброчного развития Хотимского комплекса и предоставленной его крестьянам определенной свободы экономической деятельности агента вотчинной администрации здесь вообще могло не быть.
По мере сосредоточения судебно-политической власти в самом монастыре становится более понятной заметная во второй половине ХVI в. тенденция к разделению сеньориальных поборов в рамках всей латифундии на вотчинно-корпоративные (усвояемые обширному административно-хозяйственному аппарату приказчиков, доводчиков, слуг и пр.) и вотчинно-централизованные. Последние были адресованы монастырю как собственнику земли. В уставных записях 1550-1560-х гг. посельские (являлись обычно монахами) брали себе деньги с 2 праздников, а с 3-го отдавали в корпорацию. Ключники (были обычно мирянами) брали себе деньги только с одного праздника, а с двух остальных - монастырь. В некоторых писцовых книгах и фрагментах внутривотчинных описаний 1590-х гг. фигурируют такие сеньориальные взносы, как дымное, въезжее (вариант: "проезжое", проезжая рожь), писчее, праздничное на 2 основных монастырских праздника, отмечаемых также и как общерусские - Троицу и Память Сергия Радонежского. Их номенклатура и повытные ставки сохраняются прежними в оброчной и вытной книгах 1617 и 1623 г. (по 1-2 ден. с "дыма" для дымного и писчего и по 3 ден. с выти праздничного с выти). Добавляются коммутированные взимания "за приказчиков и доводчиков доход и дьячии". В оброчных книгах Троице-Алатырского и Троице-Свияжского монастырей 1696 г. видим еще и "стряпческие" деньги, генетически близкие к дьяческим. Те и другие шли на содержание растущего канцелярского аппарата, обрабатывающего и создающего большие массивы разнообразной крепостной документации в ХVII в., занятого в сфере монастырского делопроизводства, хлопочущего (стряпчие) об интересах корпорации в центральных и местных учреждениях. Во второй половине ХVII в. не менее 150 подьячих и стряпчих имел Сергиев монастырь, а статья о возмещении троицким стряпчим за бесчестье (15 руб.), как уже упоминалось в настоящей главе, была включена в Соборное Уложение.
Финансовые основы вотчины-сеньории создавались и приумножались феодальной рентой, рассмотренной нами в гл.6. Здесь же важно остановиться на той ее части, в которой наиболее зримо выражался публично-правовой характер монастырского властвования, а именно на всей совокупности сеньориальных (судебно-политических, а не сугубо поземельных) поборов и пошлин. На наш взгляд, ими раскрываются публично-правовые аспекты феодальной ренты вообще.
Прямым подворным налогом вотчины-сеньории можно считать старинное "дымное". Оно устойчиво фигурирует во всех внутривотчинных описаниях конца ХVI - ХVII в., в некоторых уставных грамотах и писцовых книгах 1593/94 г. В своем единообразно-денежном выражении оно традиционно составляло 1 ден. с дома-дыма. Впервые взимание подымного в троицких писцовых книгах Костромского уезда 1593/94 г. заметили Н.Д.Чечулин и И.Н.Миклашевский. Чечулин обратил внимание на то, что в ряде костромских сел сумма подымного превышает число дворов (в с.Костомы дымов 45, а дворов 38, в с.Горки соответственно 68 и 52, в с. Головинское - 35 и 33 и т.д.). Ученый решил, что облагаться мог не обязательно двор, а, скажем, печь. Можно допустить и то, что размер подымного зависел от количества изб-домов со своими печами, и от характера печи - была ли она черной, беструбной, с "дымником" - специальным примитивным приспособлением для отвода дыма или же имела настоящую трубу. Характер печи выясняется в исследованиях по этнографии русского средневекового жилища. В целом же понятия двор и дым совпадали: " двор Юдин и дым Юдин же", "...и всего дворов семь, а дымов семь же" и т.д. Дымное известно и как общемонастырский вотчинно-централизованный сбор, и как многосоставный побор, взимаемый приказчиком с данной вотчины-волости либо с конкретной выти. Дымные доходы сельского звена управленческого аппарата вотчины включали, наряду с денежными, и натурально-продуктовые компоненты, и наиболее обстоятельно описаны в позднейших источниках - офицерских описях троицких вотчин начала 1760-х гг. Получателями подымных взносов в это время выступает штат вотчинных контор в крупных селах - управитель, конюх, трудник, 3 писца. Всем вместе им полагалось 25 коп. с крестьянского двора + курица (или 3 коп. за нее), 10 волокон льна (или 3 коп. за них), печеный хлеб (или 3 коп. за него). В указании на печеный хлеб (возможно, что и цыпленок был тоже жареным) угадывается старинная связь данного побора с очагом, печью 85. Н.П.Павлов-Сильванский увидел параллель русскому "подымному" как взносу в сеньориях в аналогичных вотчинных взносах в Германии " focagium", "heldphenig" -поочажное или поочажный пфеннинг или Франции - "fumagium". В состав их также входили курица или петух, иногда печеный хлеб. В сфере государственного обложения подымное также известно и на Руси, и в Литве, и на Украине, Молдавии ("фумэрит") других странах в состав сеньориальных взиманий и на вотчинно-централизованном, и вотчинно-- корпоративном уровне входило "въезжее". Как пошлина на въезд кормле нщика в волость "въезжее" хорошо известно по уставным наместничьим грамотам ХУ-ХVI вв. Генетически "въезжее", по нашему мнению, восходит ко временам Русской Правды. В Поконе вирном (ст.42 Краткой и ст.9-10 Пространной редакции) среди отчислений вирнику упоминается пошлина: " 10 кун перекладная" (ст.9), "а переде гривна" (ст. 10) ; " а переди съсадная гривна" (ст.42). Перекладное, ссадное, подъездное - это были пошлины вирников и отроков при их въезде в общину, при сходе с коня, при перекладывании собранного с одной подводы на другую. упоминание "въезжего", а также "проезжего", "проезжей ржи" в монастырских уставных грамотах 1590-х гг.и внутривотчинных описаниях 1590-1620-х гг. есть основание связать с разъездами-проездами высоких должностных лиц Сергиева монастыря, называемых в это время "дворцовысм старцами". Некоторые из них известны по именам - " Онофрей Брюхатый, Иона Скобельцын, Васьян Александров, Левкея Смагин, Тихон Казанец. В сложившемся виде дворцовая система управления огромной вотчиной включала в себя несколько административно-территориальных единиц - "дворцов" (Подмонастырный, Илеменский к юго-западу от обители, Замосковный к северо-востоку от нее, Присецкий - к северу, Галицкий, Копринский в верхнем Поволжье, Нижегородский. Они назывались или по расположению применительно к самому монастырю, или по наиболее крупным вотчинным селам-волостям (Илемна, Присеки, Коприно), или по городам - уездным центрам. Именно в дворцовых старцах было персонифицировано монастырское господство над крестьянскими мирами на местах. Старцы эти во время своих разъездов (обычно зимой, срок определился еще во времена древнерусского полюдья) выполняли многообразные функции: сбор монастырских оброков и государственных налогов, арендных платежей за оброчную землю и промысловые угодья, поряды новых жильцов во крестьяне и перевод обедневших крестьян на льготу или в бобыли.
"Въезжее" как пошлина приказчикам и доводчикам известна по уставным грамотам Иосифо-Волоколамского, Кирилло-Белозерского, Соловецкого монастырей в 1560-1590-х гг. в размере 1-2 деньги в дыма ( у Кириллова - с выти). В отличие от них, "въезжее" в троицкой внутривотчинной документации 1590-1620-х гг., собираемое дворцовыми старцами, представляло собой не монастырско-корпоративный, а монастырско-централизованный побор сеньориального толка.
Если "въезжее" исчислялось в денежном выражении и фигурировало в нерасчлененном виде в общей совокупности коммутированной ренты ("за лен, за скань, за масло коровье и за московские дрова и въезжего" - столько-то), то "проезжая рожь" взималась непосредственно в натуральной форме. В Ярославской писцовой книге 1593/94 г. в с.Коприне со всех 40 вытей указано 40 четвертей собранной "проезжей ржи", то есть по четверти с выти. Аналогичные взносы - по 1 четв. ржи с выти, но без самого наименования ее "проезжей" видим по Ростовскому и Костромскому уездам в 1594 г. Именно такой ее норматив (и как раз по названным выше уездам) известен по оброчной и вытной книгам 1617-1623 гг.89 В костромском с.Федоровском проезжая рожь фигурирует даже в офицерских описях 1760-х гг. Во всех же остальных уездах накануне секуляризации называется только "въезжее", причем со множеством модификаций. Это и поздравление управителя с приездом на управительство тем или иным вотчинным селом-волостью, и оплата деньгами и хлебом его приездов в деревни данной волости "для осмотру по новости своей", и возвращение из вояжей его штата и даже родни в ближайший уездный город, в Лавру, в Москву по своим делам и т.д. "Въезжее" преподносили и представителям высшей Лаврской юстиции - соборным монахам и казначеям при появлении их персон на территории вотчины-волости.
В офицерских описях 1760-х гг. отчетливо выражен личный оттенок и старинных праздничных взносов крестьян приказчикам. По некоторым селам в них фигурируют приношения "на поклоны управителю в праздничные дни" (Поклон вирный...) и на "поздравления управителя в дни его именин". Любопытно, что специальная пошлина за действие, сопровождающееся поклоном,1 предусматривалась даже при приемке в монастыре привезенного хлебного оброка и других взиманий, чтобы хлеб этот был взвешен без задержки, а привезшие его крестьяне получили от монастырского приемщика платежную отписку. Так в документах Троицкого архива ХVI-ХУШ вв. просматриваются начала и концы русского феодализма, они отражают общерусские и близкородственные явления, существовавшие в широком диапазоне от XI до ХУШ в., отличавшиеся, полагаем, не сутью, а лишь своим размахом и масштабом. В упомянутых документах можно видеть своеобразное преломление процесса развития от корпоративных форм собственности и эксплуатации к централизованным. Но даже и на позднем этапе, в канун секуляризации в рамках монастырской вотчины весьма сильны были проявления лично-сеньориального начала, носителями которого для крестьянских общин были агенты вотчинного управления.
Собираемые дворцовыми старцами в вотчине Сергиева монастыря оброки и сеньориальные поборы именовались "дворцовыми доходами" и записывались в "книги приходные дворцовые" (см. приложение 1. № 319-320). Со ставшей регулярной в 1590-1620-е гг. практикой внутривотчинных козяйственных описаний и письменной фиксацией собираемой ренты, государственных налогов, арендных платежей можно связать и возникший тогда внутривотчинный побор "писчее" (в размере 1 -2 деньги с выти, а иногда и дыма). Монастырское "писчее" по сути своей близко к "писчему", "писчей белке" как пошлинам писцам великокняжеских иммунитетных грамот ХУ-ХVI вв., а все вместе они восходят также ко временам Русской Правды. В ст. 74 Пространной редакции ("А се наклади") речь идет об отчислениях писцам при сборе вир вирниками и отроками и при сборе продаж емцами, метельниками и отроками: "Писцу 10 кун, перекладного 5 кун, да за мех 2 ногате" 91. упоминания о мехе можно трактовать как указание на кожаный мешок, в котором писец возил свои документы либо как на саму кожу (или оплату ее населением), на которой производилась запись.
Применительно к Троицкому монастырю появление пошлины "писчее" следует связывать со ставшими систематическими с 1590-х гг. внутривотчинными описаниями, а также с составляемой, как выше говорилось, дворцовыми старцами документацией (дворцовых приходных книг) в процессе своих разъездов по территоории подведомственных им дворцов монастырской вотчины. Не случайны и упоминания в оброчной и вытной книгах 1617-1623 гг. различных грамот и записей (порядных, льготных, оброчных, данных и др.), выданных дворцовыми старцами по поводу снятия тягла с части вытного оклада или получения в аренду какого-то участка и т.д. Есть даже одно свидетельство о том, что выдаваемые дворцовыми старцами грамоты скреплялись в 1620-е гг. их печатями ( Приложение 1. № 197). О наличии своих печатей у посельских уже в ХУ в. также имеются сведения.
Мы посчитали, сколь велики были сеньориальные платежи в совокупной феодальной ренте монастырских крестьян в 1620-е и 1690-е гг. по вытной книге 1623 и оброчным книгам 1696 гг. остальные источники таких вычислений сделать не позволяют' Оказалось, что, во-первых, доля сеньориальных взносов в общей сумме монастырских взиманий к концу ХVII в. возрастает, а, во-вторых, доля эта выше была в барщинных комплексах и ниже - в оброчных. Напомним, что единственное наблюдение по Угличской писцовой книге 1594 г. показало нам ту же закономерность. По вытной книге 1623 г. в барщинном комплексе Присеки Бежецкого Верха сеньориальные взносы в рамках вытного обложения составляли ок.З % феодальной ренты, а в оброчных комплексах Баскаки, Молоково и Ахматово - менее 1 %, в пошехонских и ярославских прселках - ок.2 %. В конце ХVII в. в барщинных селах Алатырского и Свияжского уездов сеньориальные платежи "за приказчиков и доводчиков доход и стряпческих" составили 12-18 % феодальной ренты, а в оброчных селах - 5-6 %. Таким образом, и в конце ХVI, и в конце ХVII в. более сильное проявление вотчинного нажима на монастырских крестьян мы видим в барщинных имениях, что практически выражалось в более высоком обложении их сеньориальными поборами. Весьма показательны в этом плане и предисловия оброчных книг 1696 г., обращенные прежде всего к крестьянам тех сел Алатырского и Свияжского монастырей, в которых сохранялась, пускай и в потребительских масштабах, полевая барщина на зависимые филиалы. Предисловия эти полны интонаций, напоминающих послушные грамоты: "...и той вотчины крестьяном и бобылем приказали с подтверждением, чтоб они в тот монастырь пашню пахали и сена косили и всякое монастырское изделье делали и мелкие всякие поборы по монастырскому обыкновению непрекословно давали и во всем того монастыря строителю были послушны".
Рассмотрение проблемы иммунитете Троице-Сергиева монастыря показало, что унификация иммунитетных норм, затронувшая все духовные корпорации России, продолжалась и в конце ХVI - ХVII в. В русле отмеченной унификации находился в целом и иммунитет крупнейшего монастыря, хотя ряд исключительно привилегированных признаков и в ХVII в. выделяли его на фоне других церковно-монастырских организаций России.
При исследовании иммунитета феномен крупной феодальной вотчины" заключается в установлении того, что она представляла собой гигантскую "должностную сеньорию", огромный "рентный фьеф", если использовать терминологический ряд современных исследователей (Ю.А.Бессмертного, В.Д.Назарова - гл.1). Реализация публичноправовых прерогатив в рамках корпоративной собственности в занимавшей обширную территорию вотчине-сеньории осуществлялась в сочленении корпоративных и сеньориальных элементов. Носителями властных функций были и высшие лица монастырского собора (настоятель, келарь, казначей, дворцовые и соборные старцы), и многочисленный штат агентов-министериалов на местах. Именно в посельских, ключниках, доводчиках, приказчиках (поселковое звено) и приезжавши в села зимой дворцовых старцах (общемонастырский уровень) олицетворялось для троицких крестьян феодальное властвование. И если на второй стадии развитого феодализма в Троицкой вотчине-сеньории (по источникам в 1590-1630-е гг.) в реализации публично-правовых полномочий преобладало корпоративное начало (поборы и пошлины на сельский управленческий штат), то в дальнейшем, в рамках уже позднефеодального периода возрастают монастырско-централизованные сборы ("за прикащиков и доводчиков доход и стряпческие и дьячии и подьячий деньги" - в источниках 1690-х гг.). В этом смысле крупная Троицкая вотчина-сеньория служит своего рода миниатюрой с общерусского процесса развития системы кормлений ХП-ХУ вв., типологически как государственно-корпоративная форма собственности, восходящей еще к генезису феодализма и раннефеодальному государству, а по ряду признаков соотносимой с явлениями развитого феодального общества (см. в гл.1 прим.27).
В данной главе были проанализированы существенные черты, необходимые для выведения типологии Троицкой вотчины-сеньории. Помимо преобладания сеньориальной ренты над государственной (вывод о котором был обоснован в 6 главе), это еще и заметный к концу ХVII в. удельный вес административно-судебных отчислений в общей массе феодальной ренты. Если в 1620-е гг. сеньориальные поборы и пошлины в вотчине (ее как бы "прямые государственные налоги") составляли не более 3 % в общем доходе, то в конце ХVII в. они доходили до 12-18 %. В барщинных комплексах они были выше (12-18 %), чем в чисто оброчных (5-6 %). Следовательно, различие рентного статуса разных вотчин-волостей, о котором шла речь в предшествующей главе, находило выражение и в различии их социально-политического, публично-правового статуса в пределах огромной латифундии. Роль крестьянско-общинных институтов более ощутимой была там, где прерогативы монастырских функционеров являлись более ограниченными, что закреплялось в уставных грамотах самих властей. Отмеченные порядки имели место прежде всего в универсально-оброчных комплексах (см. выше пример по вол.Вохне в конце ХVI в. и Хотимской пустыни в конце ХVII в.). В целом же можно согласиться с мыслью М.А.Барга о том, что "важным фактором в укреплении обычно-правовой стороны крестьянско-сеньориальных отношений являлась сельская община"93
Полагаем, что усиление вотчинно-централизованного начала и сеньориальных платежей в конце ХVII в. стало реакцией корпоративного собственника на общее сокращение домениальной пашни и отмену полевой барщины, то есть на объективное ослабление надзора над монастырскими крестьянами. Усиление нажима на них в сфере сеньориального денежного обложения означало сохранение крепостнических основ вотчинного режима в условиях возобладавшей денежно-оброчной формы эксплуатации и ведущей роли крестьянского хозяйства в экономике вотчины (см. выводы из гл.6).