Я бросил там все, что имел свой дом и работу, на которую потратил семь
лет жизни. Все мое добро брошено на произвол судьбы, а начальство, вероятно,
уже уволило меня со службы, так как я без разрешения оставил свой пост. Но я
больше не мог жить в этом доме, в этом городе в этом мире, где все
напоминало мне о ней... Как вор, бежал я ночью, только чтобы уйти от нее...
забыть...
Но когда я взошел на борт ночью... в полночь... мой друг был со мной
тогда... тогда как раз поднимали что-то краном что-то продолговатое, черное
это был ее гроб вы слышите! ее гроб!.. Она преследовала меня, как раньше я
преследовал ее... и я должен был стоять тут же, с безучастным видом, потому
что он, ее муж, тоже был тут... он везет тело в Англию... может быть, он
хочет произвести там вскрытие... Он овладел ею... теперь ода опять
принадлежит ему... уже не нам... нам обоим... Но я еще здесь... Я пойду за
ней до конца... он не узнает, он не должен узнать... я сумею защитить ее
тайну от любого посягательства... от этого негодяя, из-за которого она пошла
на смерть... Ничего, ничего ему не узнать... ее тайна принадлежит мне,
только мне одному...
Понимаете вы теперь... понимаете... почему я не могу видеть людей... не
выношу их смеха... когда они флиртуют и жаждут сближения?.. Потому что там,
внизу - внизу, в трюме; между тюками с чаем и кокосовыми орехами, стоит ее
гроб... Я не могу пробраться туда, там заперто... но я сознаю, ощущаю это
всем своим существом, ощущаю каждую секунду... и тогда, когда здесь играют
вальсы или танго... Это ведь глупо, на дне моря лежат миллионы мертвецов;
под любой пядью земли, на которую мы ступаем ногой, гниет труп, и все-таки я
не могу, не могу вынести, когда устраивают здесь маскарады и так плотоядно
смеются. Я чувствую, что она здесь, и знаю, чего она от меня хочет... я
знаю, на мне еще лежит долг... еще не конец... ее тайна еще не погребена...
Покойная еще не отпустила меня...
На средней палубе зашаркали шаги, зашлепали мокрые швабры - матросы
начинали уборку. Он вздрогнул, как человек, застигнутый на месте
преступления; на его бескровном лице отразился испуг. Он встал и
пробормотал:
- Пойду... пойду уж.
Тяжело было смотреть на него - страшен был пустой взгляд его опухших
глаз, красных от виски или от слез. Его стесняло мое участие; я ощущал во
всей его сгорбленной фигуре стыд, мучительный стыд за откровенность со мной
в эту долгую ночь. Невольно я сказал:
- Вы позволите мне зайти днем к вам в каюту?
Он посмотрел на меня, - жесткая усмешка искривила его губы, с какой-то
злобой выдавливал он из себя каждое слово.
- А-а... ваш пресловутый долг... помогать... этим самым словцом вы и
подбили меня на болтовню. Ну нет, сударь, спасибо! Пожалуйста, не
воображайте, что мне теперь легче, после того как я перед вам вывернул
наружу все свои внутренности, вплоть до кишок. Жизнь свою я исковеркал, и
никто мне ее не починит. Вышло так, что я даром потрудился для почтенного
голландского правительства... Пенсия - тю- тю, бездомным псом возвращаюсь я
в Европу... псом, с воем плетущимся за гробом... Безнаказанно не бегут в
бреду амока: рано или поздно меня подкосит, и я надеюсь, что конец уж
близок... Нет, спасибо, сударь, за любезное желание меня посетить... Я уже
завел себе приятелей в своей каюте... две-три бутылки доброго старого
виски... они меня иногда утешают, а затем - мой старинный друг, к которому
я, к сожалению, своевременно не обратился, - мой славный браунинг... он-то
уж поможет лучше всякой болтовни... Прошу вас, не утруждайте себя... у
человека всегда остается его единственное право - околеть как ему
вздумается... и без непрошенной помощи.
Он еще раз насмешливо, даже вызывающе посмотрел на меня, но я
чувствовал - в нем говорил только стыд, бесконечный стыд. Потом он втянул
голову в плечи, повернулся и, не прощаясь, пошел кривой и шаркающей походкой
по уже светлой палубе к каютам. Больше я его не видал. Напрасно искал я его
в ближайшие две ночи на обычном месте. Он исчез, и я мог бы предположить,
что все это был сон или галлюцинация, если бы мое внимание не было
привлечено одним пассажиром с траурной повязкой на рукаве. Это был крупный
голландский коммерсант, и мне рассказали, что он только что потерял жену,
скончавшуюся от какой-то тропической болезни. Я видел, как он шагал взад и
вперед по палубе в стороне от других, видел замкнутое, скорбное выражение
его лица, и мысль о том, что я знаю его сокровенные думы, смущала меня; я
всегда сворачивал с дороги, когда встречался с ним, боясь даже взглядом
выдать, что знаю о его судьбе больше, чем он сам,
В порту Неаполя произошел потом тот загадочный несчастный случай,
объяснение которому нужно, мне кажется, искать в рассказе незнакомца.
Большинство пассажиров вечером съехало на берег - я сам отправился в оперу,
а оттуда в кафе на Виа Рома. Когда мы в шлюпке возвращались на пароход, мне
бросилось в глаза, что несколько лодок с факелами и ацетиленовыми фонарями
кружили и искали что-то вокруг корабля, а наверху в темноте расхаживали по
палубе карабинеры и жандармы. Я спросил у одного из матросов, что случилось.
Он уклонился от ответа, и было ясно, что команде приказано молчать. На
следующий день, когда пароход мирно и без всяких происшествий шел дальше, в
Геную, на борту по-прежнему ничего нельзя было узнать, и лишь в итальянских
газетах я потом прочел романтически разукрашенное сообщение о том, что
случилось в Неаполе. В ту ночь, писали газеты, в поздний час, чтобы не
обеспокоить печальным зрелищем пассажиров, с борта парохода спускали в лодку
гроб с останками знатной дамы из голландских колоний. Матросы, в присутствии
мужа, сходили по веревочной лестнице, а муж покойной помогал им. В этот миг
что-то тяжелое рухнуло с верхней палубы и увлекло за собой в воду и гроб, и
мужа, и матросов. Одна из газет утверждала, что это был какой-то сумасшедший
бросившийся сверху на веревочную лестницу. По другой версии, лестница
оборвалась сама от чрезмерной тяжести. Как бы то ни было, пароходная
компания приняла, очевидно, все меры, чтобы скрыть истину. С большим трудом
спасли матросов и мужа покойной, но свинцовый гроб тотчас же пошел ко дну, и
его не удалось найти. Появившаяся одновременно короткая заметка о том, что в
порту прибило к берегу труп неизвестного сорокалетнего мужчины, не привлекла
к себе внимания публики так как, по-видимому, вовсе не стояла в связи с
романтически описанным происшествием; но передо мною как только я прочел эти
беглые строки, еще раз призрачно выступило из-за газетного листа
иссиня-бледное лицо со сверкающими стеклами очков.
-------------------------------------------------------------
1) - "Воспитание чувств" (франц.).
2) - Презренное золото (англ.).
3) - Вы останетесь здесь (англ.).
4) - Идите скорее (англ.).
5) - Да, сэр (англ.).