С первых дней моего директорства в совхозе «Николоторжский» я был наслышан о традиционном осеннем объезде хозяйств первым секретарем обкома. Знал, что Анатолий Семенович Дрыгин обязательно побывает на полях, фермах, оценит собранный урожай, пообщается с сельчанами. С тревогой ждал его приезда, а вдруг что-то не понравится. Но тревоги оказались напрасными: Дрыгин вел себя очень доброжелательно. По его вопросам я понял, что Анатолий Семенович прекрасно владеет ситуацией.
В нашу первую встречу этот мощный 50-летний человек, полный энергии и замыслов, произвел на меня неизгладимое впечатление. И такие конкретные и деловые встречи продолжались все шесть лет моей работы в совхозе. Этот экзамен на профпригодность с годами превращался в непринужденное общение со старшим мудрым товарищем. Оглядываясь назад, я понимаю, что во время этих встреч Дрыгин направлял нас, молодых, вел по жизни, оценивал и прикидывал, кто на что способен. А уж затем делал вывод и, как правило, не ошибался. Вот и мне в декабре 1969 года он вынес «приговор»:
- Хозяйственный экзамен ты выдержал, а опыт пригодится теперь на должности первого секретаря Кирилловского райкома партии.
Аналогичные перемены коснулись в тот год многих хозяйственных руководителей. Дрыгин понимал, что без обновления кадров, выдвижения молодых, энергичных специалистов невозможно двигать дальше экономику. Мы всегда чувствовали, что «первый» в курсе всех наших дел, нашего отношения к той или иной проблеме, даже нашего поведения в повседневной жизни. Отчетливо помню конец сентября 1983 года, когда я работал уже первым секретарем Сокольского горкома партии. Теплые денечки «бабьего лета». Я складываю в чемодан вещи - завтра начинается долгожданный отпуск. Вдруг телефонный звонок из приемной Дрыгина:
- К вам выехал Анатолий Семенович, встреча в Кадникове.
Шли последние дни уборки урожая. Мы побывали на полях совхоза «Россия», а затем пообедали в кадниковском полупустом ресторане.
- Куда дальше едем, Анатолий Семенович? - спросил я.
- Решай сам, - ответил он.
И я впервые увидел перед собой усталого, накануне своего семидесятилетия, человека, который четверть века нес на своих плечах наши вологодские проблемы, которому захотелось отключиться от многочисленных дел. Вот и приехал он к руководителю, которого знал много лет, чтобы просто поговорить, перевести дыхание. Таким я Анатолия Семеновича больше никогда не видел.
Добрая энергетика
Василий Мальцев.
Бывший комсомольский, партийный и советский работник в Нюксенском районе. Сейчас - глава Нюксенского муниципального района.
В Анатолии Семеновиче Дрыгине всего было в избытке - громкий голос, высокий рост, редкое умение легко, с первой минуты знакомства, сходиться с людьми, будь то тракторист, доярка или министр. Имел он особый, присущий только ему магнетизм, притягивающий людей.
Долгое время я работал в районах, по долгу службы участвовал в сессиях областного Совета, партийно-хозяйственных активах и пленумах обкома, на которых Анатолий Семенович был центральной фигурой. Он запомнился мне эрудированным, требовательным руководителем с цепкой памятью, любящим острое словцо.
Во время ежегодного посещения Великоустюгского района он обязательно заглядывал в два колхоза: имени Кирова и «Великий Октябрь». И первым делом спешил вместе с руководителями И.А. Коротким, В.И. Королевым, В.Т. Драчевым на поля, жестко отчитывал их за потери во время уборки урожая. Однажды Василий Тимофеевич Драчев спросил:
- Анатолий Семенович, какие еще будут замечания? Последовал незамедлительный ответ:
- У тебя электрическая лампочка на столбе у фермы горит днем. Это непорядок, - сказал и пошел с поля, как бы не замечая улыбок на лицах окружающих его людей.
Врезался в память разговор с Анатолием Семеновичем в его кабинете, когда решался вопрос о моем избрании на должность первого секретаря Нюксенского райкома. Глядя в упор, он уточнил некоторые моменты моей биографии, задал вопрос о семье, а затем высказал предложение. В то время я был председателем райисполкома, работа вполне устраивала, приносила удовлетворение. Были начаты многие важные дела, и хотелось довести их до логического завершения. Я не соглашался на перевод, ссылаясь на интерес к своей настоящей деятельности, наличие большой семьи, свою молодость - 35 лет. Анатолий Семенович возразил, что в этом возрасте он командовал полком, работал на должностях областного масштаба. Как-то особенно, по-отцовски говорил он о предстоящих трудностях, об особенностях района.
Через два часа состоялось заседание бюро обкома, где было принято решение рекомендовать пленуму райкома избрать меня первым секретарем. Еще в ходе беседы Дрыгин заверил меня, что району будет оказана помощь. И действительно, спустя некоторое время в обкоме состоялось совещание руководителей областных ведомств с моим участием, где были определены приоритеты в социально-экономическом развитии района.
Результатом стало увеличение объемов капитальных вложений на завершение строительства районной больницы, начаты строительство Городищенской участковой больницы, пристройки к средней школе, 27-квартирного дома для работников бюджетной сферы, газификация райцентра... Слово Дрыгина никогда не расходилось с делом, а его поручения исполнялись неукоснительно, потому что спрос за их выполнение был жесточайший.
Очень поддерживали меня в работе телефонные звонки Анатолия Семеновича. Его обычно интересовало все, но на первом месте было положение в сельском хозяйстве. Помню, как-то, вернувшись поздно домой из колхоза «Трактор», услышал в телефонной трубке характерный бас. Анатолий Семенович уточнил, как идет уборка (а осень в том году выдалась дождливая, жатва затянулась), выслушал мой ответ и вдруг доверительным тоном, которого я не ожидал, попросил в этих условиях не теряться и не расслабляться.
Я помню его яркие выступления в нашем районном Доме культуры, содержательные доклады на областных совещаниях, в которых все цифры и факты были тщательно выверены. Он приводил примеры из практики работы других районов области, о которых досконально знал. Уровень требовательности на таких форумах был очень высоким.
Неординарная личность, человек-исполин в делах, излучающий притягательную силу, оптимизм, опытный наставник молодежи - таким остался в моей памяти Дрыгин.
История все рассудит
Юрий Смирнов.
Комсомольский и партийный работник. Последние двадцать лет работал начальником управления Министерства юстиции, государственный советник юстиции II класса, заслуженный юрист России. Отмечен тремя правительственными наградами
Да, время меняет многое. Мне как-то попал в руки огромный том «Лица России» - современная политическая история страны. В нем 15 тысяч биографий представителей российской элиты. Я так и не понял, по какому признаку то или иное лицо относится к элите, да и вообще, что такое элита? По состоятельности, по должности?.. Так это ведь все проходящее, во многом дело случая. В этом томе я обнаружил фамилию Подгорнова Николая Михайловича, еще с десяток общеизвестных фамилий, часть из которых или убиты в преступных разборках, или отбывают полученные по суду сроки. В этом громадном томе не нашлось места, например, для Анатолия Семеновича Дрыгина, Героя Социалистического Труда, ветерана войны, почти 25 лет возглавлявшего Вологодскую область и сделавшего для нее и в целом для страны очень многое.
Если бы сегодня меня спросили: «Анатолий Семенович Дрыгин, кто он?» Я бы ответил: «Это личность! И в политике, и экономике». О Дрыгине мне пришлось услышать и прочитать много всяких баек, но я не слышал в его адрес каких-то злобных, оскорбительных высказываний. Хотя по своему характеру Анатолий Семенович был жесткий человек, в запальчивости мог отругать, покрыть, как говорят, крепким словом. Это мне приходилось слышать. Но, насколько я знаю, он был человеком отходчивым. Мне нечасто приходилось общаться с Дрыгиным, хотя я более десятка лет проработал секретарем райкома партии, остальные годы - начальником управления юстиции области. За это время у меня сложилось мнение о Дрыгине, хотя оно, разумеется, субъективное.
Впервые мне пришлось встретиться с Анатолием Семеновичем в годы моей работы в обкоме комсомола. Я решил жениться, хотя жил в общежитии, перспектив на жилье почти не было. Привез невесту, она уже работала, но жила в гостинице. В общем, положение, как говорится, пиковое. Мои коллеги сочувствовали, старались мне помочь, в итоге убедили сходить на прием к Анатолию Семеновичу, утверждая, что он хорошо относится к молодежи, комсомолу. Я, конечно, колебался, но в конце концов решился, позвонил в приемную первого секретаря, записался на прием. Технический секретарь Дрыгина, видя мое волнение, успокоила, подсказала, как себя вести, и я вошел в кабинет. Анатолий Семенович встал, подал руку, предложил садиться. И как-то непринужденно завязался разговор. Он поинтересовался, чем я занимаюсь, сколько лет работаю. Мое намерение жениться одобрил, сказал, что положение с жильем в городе крайне тяжелое, но что-то надо решать. Он предложил комнату во вновь выстроенном здании во дворе совпартшколы. Конечно, я этому был рад. Как позднее выяснилось, моими соседями по общежитию оказались Василий Иванович Белов, который только что женился, Ольга Фокина, еще один молодожен Валерий Покровский, будущий начальник школы милиции, а затем ректор института экономики и права Минюста РФ. Почему я так подробно описываю первую встречу с Дрыгиным? В то время для меня это было не рядовое событие. Я не предполагал, что меня, по сути, пацана, мог принять и обстоятельно со мной беседовать предельно занятый человек - первый секретарь обкома. Для меня в ту пору Дрыгин был недосягаемой высоты человек. Сейчас это, может быть, звучит наивно, но это было так.
Спустя время, проработав год зампредом Шекснинского райисполкома, я был направлен на курсы повышения квалификации в Вологду. Проучился два дня, вдруг меня вызывает зав. орготделом обкома партии Б.З. Веселов. Он сказал, чтобы я возвращался в Шексну, там завтра состоится пленум райкома, и меня будут избирать вторым секретарем, на пленуме будет Дрыгин. Я попытался что-то возразить, но Борис Зиновьевич сказал, чтобы я ничего не выдумывал, вопрос этот предрешен. Вскоре состоялась вторая встреча с Анатолием Семеновичем, который после пленума опять же обстоятельно побеседовал. Конечно, его прежде всего волновали производственные вопросы: урожаи зерновых, картофеля, овощей, льна, продуктивность животноводства. Я еще многого не знал, но уже тогда Дрыгин предсказывал большую перспективность Шекснинскому району. Передо мной же он ставил задачу по-партийному решать вопросы образования, культуры, в корне переломить криминогенную обстановку в районе. Он тогда дал неплохую оценку работы первого секретаря райкома партии К.Е. Портнова.
Несколько позднее, во время учебы на курсах в Ленинграде, в числе других курсантов я был приглашен в Лужский райком партии. Разговор зашел о Дрыгине, который в свое время работал здесь председателем райисполкома и первым секретарем райкома. В воспоминаниях тех, кто его знал, подчеркивались его целеустремленность, требовательность, а иногда и жесткость по отношению к позорящим партию людям. Что меня поразило, никто не сказал худого слова в его адрес, даже те, кого он наказывал. Вспоминали с улыбкой, хорошо.
Дрыгин довольно часто бывал в Шекснинском районе. Помню, мы смотрели пшеничное поле на мелиорированном участке в колхозе «Заря». Картина была отличнейшая, настроение у Анатолия Семеновича - тоже. И вдруг он заметил, что какой-то разгильдяй проехал на тракторе через поле, вместо того чтобы объехать его. На Дрыгина было страшно смотреть. Председателя колхоза и секретаря парткома он прогнал с поля, за компанию и мне досталось. Вот такая болезненная реакция за испорченное народное добро.
Я всегда удивлялся поразительной памяти Анатолия Семеновича на цифры, факты, имена. Он не терпел вранья. Я от других знал об этом и никогда не позволял себе что-то приукрасить в телефонном разговоре. Звонил он в райком всегда неожиданно и довольно часто. Я хотя и занимался идеологическими вопросами, но на столе всегда лежали сводки по молоку, сезонным работам. Иногда приходилось выслушивать довольно неприятные замечания.
На одном из пленумов обкома Дрыгин довольно резко критиковал первого секретаря райкома Д.М.Кузовлева за то, что Шексна «топчется на месте», нет положительного сдвига в животноводстве. В запальчивости он вспомнил о том, что Кузовлев имеет выпущенные центральными издательствами книжки. Он так и сказал:
- Делом надо заниматься, а не книжки писать. Я запрещаю тебе писательством заниматься!
Дмитрий Михайлович довольно болезненно воспринял эту критику, тем более что писал-то он больше для души, да и писал поздними вечерами и во время отпуска. Я об этом знал. Спустя время, на пленум райкома приехал Дрыгин. Спокойно выступил и после закрытия заседания ушел в кабинет к Кузовлеву. Я остался беседовать с секретарями парторганизаций. Неожиданно меня пригласили в кабинет к Кузовлеву. Захожу, сидят вдвоем. Анатолий Семенович предложил присаживаться. Сижу, слушаю. Разговор шел о литературе, о том, что если есть потребность у человека писать, - надо писать. В общем, вот в такой форме Анатолий Семенович при свидетеле извинился перед Кузовлевым. Потом попросил меня проводить его до машины.
- А ты - ничего, - хлопнул меня по плечу и уехал. Однажды Анатолий Семенович неожиданно приехал в район, зашел в райком. Ставший к тому времени первым секретарем В.В. Елхачев полагал, что ему придется ехать с Дрыгиным, но Анатолий Семенович неожиданно сказал, чтобы ехал я. Мы побывали на строительстве районной больницы. Главный врач пожаловался, что строители неправильно установили столярные изделия, на требования исправить брак не реагируют. Анатолий Семенович решил эту проблему оригинально: взял шапку в роли боксерской перчатки, «высадил» несколько форточек, поставленных не так, как надо, а строителям сказал:
- Сегодня же переделать.
Мне приказал вечером проверить. К вечеру все было переделано. Далее побывали мы на животноводческом комплексе колхоза «Шексна», на строительстве завода ДВП, птицефабрике, потом вернулись в райком. К Елхачеву он заходить не стал, попросил передать привет и уехал. Мы с Елхачевым были в недоумении, чем же был вызван этот визит. Позднее выяснилось: всех кандидатов, рекомендуемых обкомом на первую роль в каком-то ведомстве, Дрыгин изучал лично.
Было у него такое правило: секретарей райкомов, председателей райисполкомов, проработавших в районе лет восемь-десять, рекомендовать на работу в область. А вместе с этим - приличная зарплата, благоустроенная квартира, в перспективе -персональная пенсия. В этом было проявление заботы о старости. (Неплохо бы и нынешней власти поучиться этому у Дрыгина не на словах, а на деле). Через несколько дней меня вызвали в обком и направили на беседу в Министерство юстиции РСФСР на предмет назначения начальником областного отдела юстиции. Секретарь обкома В.А. Жуков сказал:
- Анатолий Семенович считает, что ты к этому готов, в районе поработал достаточно, теперь нужен здесь. Видя мое недоумение, добавил. - Отказываться бесполезно. Дрыгин - в отпуске, а это его решение.
Так началась моя служба в юстиции. В последующем мне почти не приходилось встречаться с Дрыгиным, если не считать присутствия на совещаниях, пленумах обкома. Нам в те времена много неприятного высказывалось в связи с тем, что Вологодская область была на контроле Комитета партийного контроля при ЦК КПСС по сохранности социалистической собственности. Систематический анализ состояния дел, многочисленные устные и письменные отчеты, справки, лекции и доклады на эту тему, собрания, беседы в трудовых коллективах, контроль за возмещением ущерба в результате преступлений - все, казалось бы, делалось, а результата нет. По-прежнему на полях и у ферм ржавела брошенная техника, растаскивались запчасти, комбикорма, горюче-смазочные материалы. Прокурор области, зам. предоблисполкома уже имели партийные взыскания, начальника УВД каким-то образом эта кара минула. Нас с областным судьей критиковали на местном уровне. Однажды с прокурором области и председателем областного суда мы пришли поздравить Анатолия Семеновича с юбилейным днем рождения, он по-стариковски поворчал:
- Ну вот, работали бы вы лучше, у меня здоровья было бы побольше, и пожил бы я подольше.
Действительно, вспоминая прожитые годы и вот эти слова, сказанные Анатолием Семеновичем в свой юбилейный день, хочу отметить, что жизнь его, по крайней мере, последние 24 года, проработанные в области, была неразрывно связана с жизнью вологжан. Все успехи и недостатки были его успехами и недостатками. Он переживал за все. Помню тяжелейшую для уборки осень 1978 года. Дожди лили с утра до вечера, на поля было не заехать. Я оставался за первого секретаря, метался по колхозам, изучал, кто какую технологию применяет, а кто и вообще ничего не делает. Позвонил с утра Дрыгин:
- Что думаешь делать с полем пшеницы, что вдоль дороги на землях колхоза «Угла». Пшеница хорошая, надо убирать вручную.
За день до этого я был в колхозе, и мы решили, что такое большое поле вручную не убрать. Все перемешаем в грязи, так как даже конную косилку использовать нельзя. Решили: скоро должно подмораживать, при первом морозе пустим конные косилки, по краю поля поставим комбайны и таким образом уберем урожай. Я доложил наш план Дрыгину, тот вспылил. Пришлось выслушать «лекцию» о том, как после войны и серпами жали, и колоски собирали, и то, что мы вообще работать разучились, надо мобилизовать народ и с косами выходить в поле. Оставалось ответить:
- Будем делать.
На следующий день провели эксперимент и убедились: сил будет затрачено много, а результат - минимальный. Позвонил в обком, доложил и попросил повременить: вот-вот будет подмораживать. Так и вышло, как мы решили. Погода нам помогла. Анатолий Семенович еще раз позвонил и решение наше одобрил. Я уже говорил, что у Дрыгина была отличнейшая память на цифры, факты, людей и поступки. Он не любил вранья. К сожалению, этого принципа придерживались далеко не все. Шкурничество, боязнь за свою собственную жизнь погубили партию, товарищество, честь и совесть.
Многие соратники считали Дрыгина выдающимся партийным и государственным деятелем. Думаю, что слова «выдающийся деятель» точно передают суть. Он пользовался большим авторитетом не только в области, но и далеко за ее пределами. Дрыгина помнят и высоко ценят за большой вклад, который он внес в развитие сельского хозяйства, промышленности, транспорта, в усиление партийно-политической работы в трудовых коллективах. Дрыгин исколесил всю область вдоль и поперек. Примечательно, что его не останавливали бездорожье, непогода. Ездил он без какой-либо охраны. В машине у него всегда были резиновые сапоги, плащ. Он всегда интересовался деталями, сам бывал там, куда местные руководители не хотели бы его пустить. Он смотрел в суть проблемы, не занимался разглагольствованием. Если Дрыгин обещал, то слово держал. Все это создавало ему исключительный авторитет и популярность.
Но, с другой стороны, Анатолий Семенович вовсе не был идеальным образцом человеческих добродетелей и безупречно прогрессивных убеждений. Иногда он действовал как консервативный политик, бывал груб. Сегодня надо принимать Дрыгина таким, каков он был. А история все рассудит, отбросит мелочи, оставив главное - ЕГО ДЕЛА. По ним и будут судить потомки о масштабах личности этого выдающегося человека.
Я же говорю о собственных впечатлениях, я не знал его близко, но даже те служебные и частные встречи могут сказать о многом. Как-то в разговоре с коллегами по партийной работе прозвучала фраза:
- О Дрыгине, как и о Чапаеве, можно рассказывать много, но в этих рассказах не будет злорадства, пошлости и грубости.
Пожалуй, к нему в необычайно большей степени относится мысль известного французского историка Токвиля о том, что «судьба отдельных людей еще гораздо темней судьбы народа».
Его выбрало время
Юрий Жигайлов.
Около сорока лет работал журналистом в газетах Ставрополья, Узбекистана, Урала, Верхневолжья. Был главным редактором областной газеты «Чарджоуская правда» в Туркмении. С 1980 по 1987 годы - корреспондент газеты «Правда» в Хабаровске, Вологде и московском аппарате редакции. Около двадцати лет проработал в вологодской областной печати, восемь из них - заместителем и главным редактором газеты «Красный Север».
Есть что-то магическое в иных памятных знаках. Они, словно некие машины времени, способны переносить нас из дня сегодняшнего в прошлое. Вот и мемориальная доска на доме № 10 по улице Октябрьской, где жил Анатолий Семенович Дрыгин, не раз возвращала мою память на четверть века назад.
Первая встреча
Вспоминаю, как накануне отъезда собкором в Вологду меня напутствовали в редакции «Правды»:
- Имей в виду, - говорил редактор сельхозотдела Валерий Иванович Болдин, впоследствии помощник М.С. Горбачева и заведующий общим отделом ЦК КПСС, - Дрыгин - один из лучших секретарей в стране. Аграрник от бога. Много ездит по хозяйствам. Об этих поездках даже анекдот есть: Дрыгин вроде бы говорит директору птицефабрики: «Я в который раз к тебе приезжаю, а яйценоскость кур не повышается. В чем дело?» А если серьезно, то прямая связь между его поездками и конкретными результатами есть. Он во все вникает до мелочей, даже за штурвал комбайна порой садится. И не только нагоняи дает, но помогает и советами, и ресурсами. Так что любая его поездка в колхозы - это импульс для роста. Вообще Вологодчина при нем резко в гору шагнула, опережает более южных соседей. Скажем, Ярославская область - почти Подмосковье, а показатели лучше у вологжан. И вот что еще запомни: Дрыгин - мужик крутой, не любит верхоглядов. Будешь критику давать, хорошенько вникай в проблему, гляди в корень.
И вот мы с заведующим собкоровской сетью «Правды» Юрием Петуховым перед встречей с Дрыгиным ранним августовским утром бродим по Вологде. На нас веет древностью и уютом. На улицах пахнет сеном. Мимо тарахтит конная повозка. Исходили весь центр - нигде ни соринки. Тогда, в начале восьмидесятых, такое было еще нормой. Причем Дрыгин сам ратовал за сохранение древнего облика города, за чистоту и уют. Признаюсь, с той поры Вологда навсегда осталась для меня самым любимым местом на земле.
Наша встреча с Анатолием Семеновичем, по сути, могла быть формальной. Требовалось лишь соблюсти ритуал, представить ему нового собкора. Но вышло иначе. Огромный человек, сидящий за массивным столом, поднялся для рукопожатия. Взгляд его узких, как щелочки, но необычайно живых глаз просверлил меня насквозь. Сразу показалось, что ему доподлинно известно о моих хабаровских проблемах, где я до этого собкорил, о непростых отношениях с первым секретарем крайкома А.К. Черным, о вызовах в ЦК «на ковер» за то, что «черню» край, как шутили мои коллеги.
- Вот привезли вам собкором, как вы и просили, русского человека, - сказал мой шеф. Он подчеркнул это потому, что моим предшественником был Осман Гадаборшев. Славный парень, но скучал он здесь по своим ингушским горам, даже семью в Вологду не перевозил. Все тут было для него чужим, временным, что в обкоме не могли не заметить.
После этой фразы пронизывающий взгляд Дрыгина снова вжал меня в кресло. Я ведь не был, как большинство вологжан, ни русоволос, ни голубоглаз. «Видно, не приглянулся», - пронеслось в голове. Анатолий Семенович, словно прочитав мои мысли, стал расспрашивать о семье. А узнав, что я намерен завтра же лететь за ней в Хабаровск, вызвал секретаря по идеологии Виталия Александровича Жукова.
- Покажи квартиру, дачу и сразу вручи ключи. Пусть привезет в Хабаровск, семью порадует, - сказал он.
Четырехкомнатная квартира с рабочим кабинетом, одновременно служившим приемной «Правды», располагалась в доме № 8 по улице Октябрьской, где жил тогда Дрыгин. Хотя дом этот вологжане почему-то называли «дворянским гнездом», он был обычным, без малейших излишеств. Лишь цветы на окнах в подъезде придавали уют, но тут уж жильцы сами постарались. Говорят, Анатолия Семеновича квартира здесь вполне устраивала. Ему никто не запрещал построить особняк, подобный тому, что возводит себе нынешняя элита. Но ему было чуждо стремление к излишествам, роскоши. Он жил делом. Частенько по вечерам доводилось видеть его идущим из обкома пешком с толстой папкой бумаг под мышкой. Значит, прихватывал работу и на вечер.
Впрочем, отдыхающим его тоже видел не раз. С косой или лопатой на даче в Молочном. Об этих, так называемых «обкомовских» дачах, разговор особый. Был там у Дрыгина дом, ничем особенным не примечательный. Разве что просторнее других и с образцово ухоженным участком. Но это заслуга самого хозяина. Мне, бывавшему на подобных дачах в разных регионах страны, здешние показались сверхскромными. А вот плату за них брали немалую - почти наравне с квартирой. Поэтому некоторые обкомовцы мечтали завести свой «домик в деревне». Дрыгин это не поощрял, считал, что партийный работник даже на досуге должен о деле думать. Поэтому и не было при нем злоупотреблений с возведением загородных дворцов, как это сплошь и рядом происходило в других регионах.
Тем не менее, когда грянула перестройка, дачи попали под критический обстрел, как некая особая привилегия чиновникам. При передаче их детдому его директор поделилась со мной:
- Мы думали, тут сказочные терема, оказались обыкновенные брусовые постройки. Даже детишки разочарованы. Это нас явно не устраивает.
Пришлось вкладывать в обустройство дач дополнительные средства, и только теперь детдомовские ребята обитают, слава богу, в лучших условиях, чем тогдашние чиновники.
Крестный отец
Вологодчина предстала предо мной гигантской стройплощадкой. Как и на хабаровском участке БАМа, здесь все бурлило. Возводилась гигантская пятая домна, прокладывались газопроводы и дороги, вся область ощетинилась сотнями подъемных кранов - росли заводы, жилые кварталы, животноводческие комплексы. Восьмидесятые годы, названные застойными, на самом деле были временем созидания. Ведь только сейчас экономика области достигла уровня 1991 года. Конечно, многое тогда надо было менять, реформировать, но застойным духом по крайней мере на Вологодчине и не пахло. Вологжане работали на будущее, в котором мы живем сегодня. Правда, не всегда осознавая, что пользуемся созданным в те годы богатством.
Заметим, что все нити управления огромным созидательным процессом сходились тогда в обкоме. Главное, считал Дрыгин, подобрать умелые, надежные кадры. Он зорко приглядывался к людям, умел среди сотен, попавших в поле зрения, безошибочно выбрать нужного кандидата. Как же ему это удавалось? В ту пору четко работала целая система подбора и подготовки кадров, которую не худо бы возродить и сегодня. Но Дрыгину, мне думается, кроме того, во многом помогали собственная интуиция, знание жизни, человеческой психологии.
Однажды, еще в Ленинградской области, Анатолию Семеновичу долго не удавалось подобрать руководителя отстающего подсобного хозяйства. В обезлюдевших после войны деревнях остались старики да старухи. И вот приезжает он как-то в хозяйство, видит аккуратную усадьбу. Все в ней идеально ухожено. Нигде - ни сорняка, грядки - на загляденье. Оказалось, живет здесь молодая семья - механизатор с женой-учительницей. Анатолий Семенович переговорил с парнем, тот ему приглянулся: и в земле толк знает, и за общее дело болеет. Вскоре назначил его директором хозяйства, а через несколько лет оно стало таким же образцовым, как и усадьба молодого руководителя. Вот что значит дрыгинская интуиция.
И таких примеров немало. Еще в шестидесятых годах, вскоре после драматических пражских событий, Череповец послал группу металлургов помочь братьям-словакам освоить новое советское оборудование. Отношение хозяев к приезжим было холодным. Правда, сразу же приглянулся симпатичный молодой инженер. Знание дела, искренность в общении и почти гагаринская улыбка русского металлурга постепенно делали свое дело. Не обошлось, конечно, без дискуссий о недавних событиях, без жарких споров, но ледок отчуждения постепенно таял. Расставались друзьями. Об этом безвестном тогда инженере Валентине Купцове вскоре узнал Дрыгин. А однажды услышав его основательное, зрелое выступление перед большой аудиторией, заинтересовался им всерьез, не выпускал из виду, помогал партийному росту. Так с легкой руки Дрыгина и «дорос» Валентин Александрович до первого секретаря Вологодского обкома, а затем - и Компартии России. Завидная для того времени карьера!
Своим «крестным отцом» по праву считает Анатолия Семеновича и другой бывший партийный лидер Вологодчины Михаил Федорович Сычев. Он работал еще в комсомоле, когда попал в поле зрения Дрыгина. Сначала его послали поучиться в высшую партийную школу, а в день возвращения в Вологду Дрыгин пригласил к себе. После короткой беседы он однозначно, как о давно решенном, сказал:
- Завтра выходи на работу. Будешь моим помощником.
С виду Сычев казался полной противоположностью Дрыгину - небольшого роста, деликатный, без металла в голосе. Даже занимая впоследствии пост второго секретаря обкома и имея огромную власть, он давал поручение сотрудникам так вежливо, словно просил их о личной услуге. Что же привлекло в нем Дрыгина, который, напротив, умел метать громы и молнии и подбирал кадры по своему образу и подобию? Разумеется, не то, что они закончили один и тот же Мичуринский плодоовощной институт. Тем более, в разные годы. Он увидел в Сычеве человека глубокого, умеющего аналитически мыслить, знатока сельских проблем и, кроме того, как и сам, неутомимого трудягу. Даже когда Михаил Федорович возглавлял сельхозотдел обкома, часть функций помощника первого секретаря осталась за ним. Так и тянул две лямки. Конечно, Дрыгина не могли не привлечь в Сычеве такие качества, как порядочность, честность. Любопытное совпадение: упомянутая в этой книге журналистом Владимиром Романовым квитанция об уплате Дрыгиным в кассу обкома за печатную машинку, которую он взял поработать дома, имеет своих двойников. У Сычева обнаружилось несколько подобных квитанций: об уплате за автомашину, на которой ездил за город по личным делам, за пять досок и банку краски, купленных на обкомовском складе. Согласитесь, эти факты говорят о многом на фоне нынешних «прихватизаций».
Вообще на Вологодчине в ту пору царила очень здоровая атмосфера. О коррупции и слыхом не слыхивали. А если уж какой-то номенклатурный работник оказывался замешанным в хищениях или хотя бы нарушении партийной этики, Анатолий Семенович действовал круто.
Обратим внимание и на такую деталь: Дрыгин был коммунистом до мозга костей. Хорошо это или плохо, но из песни слова не выбросишь. Присущую ему самому убежденность он искал и в кадрах. И вовсе не случайно, что два его выдвиженца на главные посты в области не сменили знамен и тогда, когда быть коммунистом стало считаться плохим тоном. Но кто бы что ни думал об их партийных взглядах, люди, не меняющие позиций в зависимости от конъюнктуры, во все времена вызывали уважение даже у врагов. Так что в Купцове и Сычеве Анатолий Семенович не ошибся.
Своим «крестным отцом» могли бы назвать Дрыгина десятки тогдашних секретарей райкомов, сотни руководителей колхозов, заводов, строек. Замеченные Анатолием Семеновичем в народной гуще и поставленные к штурвалам, они двигали экономику, были его главной опорой. Сталинский лозунг «Кадры решают все» работал на Вологодчине, за редким исключением, без сбоев.
Что скажут люди
Сегодня попасть к иному чиновнику порой непросто. Бывает, в разгар приема вызовут его «наверх», у дверей - толпа посетителей, а он уходит, даже не извинившись. Недавно, маясь в такой очереди, я невольно вспомнил, как было дело в дрыгинские времена. Однажды во время очередной поездки в дальний район к Анатолию Семеновичу подошел механизатор.
- Извините, - робко начал он. - Я приезжал в обком на прием, но автобус задержался, попали в Вологду только к концу приема. Вернулся домой ни с чем. Вот и обращаюсь к вам прямо здесь...
Выслушав, Дрыгин тут же дал команду разобраться с жалобой, но, главное, вскоре на бюро обкома он рассказал об этом эпизоде и строго-настрого распорядился вести прием до последнего посетителя, а людей из районов принимать в любое время суток, хоть ночью!
Нельзя было не обратить внимание и на то, как серьезно работает обком с письмами граждан. Люди тогда писали много, поистине обо всем, что волнует. Наиболее серьезные обращения попадали на стол Дрыгина. Он часто справлялся об их судьбе, запрашивал сведения о прохождении всей почты. Словом, ценил этот канал, связывающий обком с людьми и питающий его информацией, мыслями, чаяниями из самой народной гущи. «Сарафанное радио» разнесло тогда по области такую молву: если письмо попадет к Дрыгину, то будет рассмотрено по справедливости. Вот и старались люди писать лично ему. Наш редакционный шофер Андрей Петрович Нечаев недавно вспомнил:
- Мне тоже Дрыгин помог. Я в ту пору жил с семьей в двухкомнатной квартире аварийного дома. Взамен хотели выделить однокомнатную. Исходил все городские инстанции, везде один ответ: больше не положено - и точка! Люди посоветовали написать Дрыгину. Так и сделал. И через две недели выдали ордер на двухкомнатную. Так что спасибо Дрыгину.
Эти слова «спасибо Дрыгину» могли бы сказать сотни, тысячи рядовых вологжан. А людская память дорогого стоит, она выше всяких наград. О том, что народ не забывает о его добрых делах, подтвердил недавний случай. После публикации в газете материала о готовящейся к печати книге о Дрыгине в редакцию зашла Александра Михайловна Вантрусова:
- Я хочу рассказать одну историю об отношении Дрыгина к «маленьким людям». Случилась она почти тридцать лет назад, но мои соседи с улицы Козленской, 11, до сих пор о ней помнят. А дело было так. В нашем доме с самого заселения едва теплились батареи. Мы долго ходили по инстанциям, но ничего добиться не могли. И вот накануне Нового, 1978 года отопление вообще отключили, перекрыли даже холодную воду. Как назло перестал поступать и газ, которым мы хоть как-то обогревались. Представьте наше положение: провести новогодние праздники в промерзших квартирах. Как сейчас помню, утром 31 декабря мы позвонили помощнику Дрыгина. Выслушав нас, он сказал, что доложит Анатолию Семеновичу. Через час во дворе появились две черные «Волги», из которых вышли председатель горисполкома Парменов и его свита. Вскоре прибыла и аварийная бригада. Работа закипела, и к вечеру у нас все появилось: и вода, и тепло, и газ. Оказалось, что попавшие в трубу еще во время строительства рабочие рукавицы перекрывали поступление воды в дом. И надо же, за полдня нашли причину наших многолетних бед. Так что в ту новогоднюю ночь мы с радостью подняли тост за здоровье Анатолия Семеновича. Но самое любопытное произошло вскоре после его переезда в Москву. По злому совпадению отопление у нас опять стало периодически барахлить. Видим, что в соседних зданиях форточки распахивают настежь, а у нас холодина.
Кстати, Дрыгин, человек с обостренным чувством справедливости, в таких случаях не просто помогал конкретному лицу, но и следил, чтобы волокита не допускалась впредь, наказывал виновных. Замечу, такое, я бы сказал, человеческое отношение к письмам, устным жалобам, сохранилось и после Дрыгина. Несколько лет спустя, мне, тогда члену бюро обкома, доводилось вести прием граждан, разбираться с поступившими в обком письмами. Помню, как сотрудники аппарата четко отслеживали, чтобы работа над каждым обращением была доведена до логического конца, вежливо, но настойчиво напоминали об этом.
Словом, столь неформальная организация дела с самого начала показалась мне поучительной, и я предложил Анатолию Семеновичу выступить в «Правде». Он согласился. Честно говоря, я приготовился к тяжелой работе, так как по опыту знал, что авторы его ранга да еще такие матерые, как он, весьма придирчивы. Но работать оказалось на редкость легко. При встрече Анатолий Семенович рассказал много любопытного, чувствовалось, что предмет разговора знает досконально. Подробные, насыщенные фактами справки поступили из отделов. Мне оставалось лишь выстроить и отшлифовать материал. Через пару дней показал статью заведующему орготделом Морозову. Валерий Евстафьевич очень деликатно, как бы советуясь, обратил внимание на несколько шероховатостей, которые мы тут же исправили. (Вскоре этот талантливый человек, которому прочили судьбу преемника Дрыгина, погиб в автокатастрофе).
На другой день Дрыгин подписал статью без единой правки. Легко прошла она и через сложное, многоступенчатое сито «Правды», ее признали лучшей среди материалов квартала.
Бывали и другие встречи с Анатолием Семеновичем на творческой почве.
Уже перед его уходом на пенсию ЦК поручил «Правде» подготовить о нем очерк. Это было перестроечное ноу-хау, прежде уходящих не прославляли. Редакция прислала в Вологду своего лучшего очеркиста Виктора Белоусова, и нас после моего звонка Дрыгину пригласили к нему. Разговор был обстоятельным. Дрыгин откровенно рассказывал о бытовых деталях, вспоминал молодость. Поэтому предстал как бы в новом свете. Ведь прежде чаще всего приходилось видеть его в официальной обстановке - на заседаниях бюро, пленумов, где мы, собкоры центральных газет, бывали и тогда, когда об этих событиях не передавали в редакции ни строчки. Проблемы там обсуждали основательно, копали глубоко, и это помогало нам лучше узнавать обстановку в области.
С собкором «Сельской жизни» Валерием Окуневым мы охотно ходили на эти заседания еще и потому, что любили слушать Дрыгина.
- Сейчас такое начнется - заслушаешься, - всякий раз под конец доклада шептал мне на ухо Окунев.
И в самом деле, вот Дрыгин небрежно отбрасывает доклад на край трибуны, как бы давая понять, что все ритуальные отступления в нем о «неустанной заботе Политбюро и лично Генерального секретаря Леонида Ильича Брежнева» - дело обязательное, подневольное, что эти отступления ему самому не нравятся, но без них как бы нельзя. Окинув взглядом зал, он сразу же начинал говорить необычайно ярко, эмоционально, образно, не оставляя равнодушным ни одного слушателя. Иногда казалось, будто на трибуну вышел другой оратор.
Но вернемся к нашему визиту к Дрыгину. Запомнилось, что, рассказывая о переменах в области за четверть века своего секретарства, он ничуть не выпячивал себя. Особенно поразило, что до выхода очерка в «Правде» мало кто знал об одном героическом факте его биографии. Это было при освобождении Севастополя. Когда полк майора Дрыгина получил приказ форсировать Северную бухту, командир занял место в лодке, которая под шквальным огнем врага среди первых пересекла водную преграду. Заняв простреливаемый со всех видов орудий пятачок суши, горстка смельчаков удерживала его до высадки основных сил. Анатолий Семенович рассказывал об этом буднично, словно об очередной поездке по бездорожью в отдаленный колхоз.
Колесики и винтики
Сижу за телетайпом в рабочем кабинете и изредка поглядываю за окно, где мальчишки играют в войну. Среди них - мой сын Олег и внук Дрыгина Толя. Названный в честь деда, он и впрямь чем-то с ним схож: рослый, громкоголосый, лидер мальчишек нашего двора.
- За Родину! - слышу голос Толи-младшего, бегущего с поднятой рукой и офицерским планшетом деда за спиной. Ребятня устремляется за ним к разросшимся кустам бузины.
- Все! Дот взят! - объявляет Толя и выстраивает мальчишек в шеренгу. - Благодарю за службу, солдаты, - серьезным тоном говорит он, открывает набитый дефицитной тогда охотничьей колбасой планшет и каждому вручает в награду по маленькой палочке вкуснятины.
От души похохотав, я углубляюсь в работу. Вскоре на улице раздается Толин басистый плач, и через полминуты возвращается домой Олег.
- Папа, мы с Толей Дрыгиным подрались, - виновато признается он.
Ну, думаю, достанется мне за плохое воспитание сына от Толиной бабушки Антонины Григорьевны, которая души не чает во внуке. До самого вечера все телефонные звонки воспринимаю, как знак тревоги, но от Дрыгиных никто не звонит. Вскоре вернувшийся с улицы Олег радостно сообщает:
- Мы с Толей помирились. Вот бабушка Тоня меня даже конфетами угостила.
Ну, слава богу, думаю, пронесло, а то не хватало еще разборок с Дрыгиными.
Рассказал я эту историю не ради «оживляжа». Честно говоря, опасался, как бы этот эпизод не повлиял на наши отношения с Анатолием Семеновичем. Все-таки любимый внук. А своя рубашка даже у больших людей всегда ближе к телу. Повод же для опасений у меня был. В ту пору собкорам «Правды», живущим в разных регионах страны, работалось, за редким исключением, непросто. Мы, по образному выражению В.И. Ленина, «колесики и винтики огромного партийного механизма», были между молотом и наковальней: редакция требовала критических материалов, а на местах их воспринимали в штыки. Хотя для повышения нашего статуса утверждение собкоров «Правды» в регионы проходило в Секретариате ЦК, многие мои коллеги испытывали сильное давление местных властей.
У меня, правда, до сих пор все складывалось гладко. Мной, как и собкорами других газет, никто не понукал. Писали о том, что считали нужным. Лишь однажды была попытка поучаствовать в моем творческом процессе, да и то в деликатнейшей форме. Помню, позвонил завотделом пропаганды обкома Васильев.
- Слышали, что вы готовите критический материал о наглядной агитации, - сказал Александр Александрович. - Мы действительно не использовали много запланированных на нее средств. Анатолий Семенович просил встретиться с вами и рассказать о причинах.
Такой темы у меня даже в планах не было. Накануне я где-то высказывал мнение о тогдашней наглядной агитации - прямолинейной и назойливой, как нынешняя реклама. И вот надо же, до самого Дрыгина дошло. К сожалению, в целом по стране на наглядную агитацию тратились немалые средства, но в таком виде она никого не зажигала и на трудовые подвиги не звала. Эффект был нулевым, если не обратным. Коль уж писать об этой проблеме, то в том плане, что вологжане - молодцы, не истратили деньги на пустое дело. Я так и сказал Васильеву. Он лишь рассмеялся, а я добавил:
- Вообще-то я не из «Нью-Йорк Таймс». Критических материалов тайком от обкома писать не собираюсь. Считаю, что мы делаем одно дело. Если надо, выслушаю ваши доводы, тогда и напишу.
Моя позиция удовлетворила Васильева и Анатолия Семеновича, которому тот передал суть разговора. Так что отношения с обкомом складывались деловые благодаря усилиям обеих сторон. Кроме того, я с первых дней пребывания на Вологодчи-не заметил уважительное отношение не только к собкорам, но и к своим местным «колесикам и винтикам». Сотрудники аппарата воспринимали журналистов как ровню. И эта уважительность шла прежде всего от Дрыгина.
Тому есть немало примеров, но приведу лишь один. Однажды отмечалось какое-то событие в жизни колхоза «Родина», что под Вологдой. Вечером после официальной части, как водится, состоялось застолье.
- А где это журналист Евдокимов? Почему не позвали за стол? - спросил вдруг Дрыгин.
Хозяева поспешили исправить оплошность. Разыскали Виктора за столиком, накрытым для водителей. Он уже успел передать материал в редакцию, а поскольку насчет выпивки был непромах, со спокойной совестью изрядно угостился. Приглашение за начальственный стол подействовало на него вроде шока. Хмель как рукой сняло. Он твердой походкой прошагал в указанный зал. Когда сел за стол, ему тут же наполнили бокал. Не прикоснувшись к нему, он налег на шашлыки.
- Первый раз вижу непьющего журналиста, - взглянув на него, лукаво улыбнулся Дрыгин.
Пришлось выпить. Потом еще. Хорошо, что застолье близилось к концу, гости разъезжались, и Виктор незаметно вышел из-за стола. Оказалось, что машина, хозяин которой обещал его подвезти, уехала. Ничего не оставалось, как направиться в сторону Вологды пешком. Но едва вышел за околицу, нагнала «Волга». Попав в сноп света, он успел махнуть рукой, и машина затормозила. Увидев в кабине сидящего Дрыгина, Виктор попытался извиниться.
- Ладно, ладно, - примирительно сказал Анатолий Семенович. - Садись.
Напряженный день, переживания, ударивший в голову хмель сделали свое дело. Виктор не заметил, как заснул. Проснулся от тряски за плечо. Дрыгина в машине уже не было.
- Ну ты и храпел, парень, - смеялся водитель. - Даже гул мотора заглушал. Анатолий Семенович сказал, чтобы я отвез тебя домой. Куда ехать-то?
Пока ехали в Заречье, Виктор потихоньку стал осознавать, что утром надо ждать грозу. О его приключениях доложат шефу, и хорошим это не кончится. Но прошел день - другой, никаких вызовов «на ковер» не последовало. Выходит, Анатолий Семенович, рассудив, что ничего особенного не стряслось, никому не сообщил о случившемся, что вполне в его духе. Впрочем, другие обкомовцы, подражая шефу или по внутреннему убеждению, относились к пишущей журналистской братии не менее демократично.
Приходилось слышать немало добрых отзывов о Дрыгине и от вологодских писателей. Одному он помог что-то издать или получить крышу над головой, другого защитил от незаслуженной критики, третьего выручил из переделки. Словом, считал себя обязанным всячески опекать легко ранимое творческое племя. И в том, что Вологодская писательская организация при нем была в числе самых крепких в России, а Вологда - одной из литературных столиц страны, думается, есть заслуга и Дрыгина, и тогдашней партийной элиты.
«Он с детства не любил овал...»
Что-то в характере Анатолия Семеновича напоминало образ партийного секретаря, изображенного в книжных и газетных публикациях той поры. Прямой, справедливый, бескомпромиссный. Хотя, конечно, «земной» Дрыгин со всеми его недостатками был куда колоритнее «книжного». Помнят его, к примеру, чересчур резким и даже грубоватым.
Однажды поздравить Анатолия Семеновича с его 70-летием зашла группа руководителей областных ведомств. Как и положено, говорили теплые слова, вручали сувениры. Дошла очередь и до управляющего конторой Госбанка Д.А. Цуканова. Его презент - набор юбилейных рублей с барельефом В.И. Ленина в изящном футляре - казалось, превзошел остальные. Но, приняв его, Анатолий Семенович вдруг изменился в лице и небрежно бросил футляр в ящик стола. В воцарившейся тишине слышалось, как за окном шелестят шины проезжающего автомобиля. Немую сцену нарушил сам Дрыгин:
- Я вообще против изображения на деньгах Ильича. Разве хорошо, что их потом грязные руки мусолят?
Цуканов неловко отступил назад, опустил голову. Сконфуженно чувствовали себя и другие присутствующие. Конечно, в искренности его слов, в его столь трепетном отношении к Ленину никто не усомнился. Это сегодня оно может кое-кому показаться анахронизмом, а тогда было нормой. Но среагировать Анатолий Семенович мог бы как-то иначе, не ставя в неловкое положение гостей. Но ничего не попишешь. Дрыгин нередко бывал прямолинеен, не любил, по его собственному выражению, «словесной эквилибристики». О людях такой породы поэт-фронтовик Павел Коган написал так: «Он с детства не любил овал, он с детства угол рисовал». Есть много примеров, подтверждающих удивительную прямоту Дрыгина.
Как-то зашел к нему гостивший в родном Дилялеве авиаконструктор Ильюшин. Хозяин встретил его радушно, говорили о жизни, работе. Но Сергей Владимирович зашел не только засвидетельствовать свое почтение, а с жалобой земляков. Вот, мол, животноводческий комплекс на берегу Кубенского собираются строить. Нечистоты могут в озеро попасть. Неужели другое место нельзя выбрать?
- Я же тебе советов не даю, как самолеты конструировать, -отрезал побагровевший Дрыгин. - Вот и ты мне не советуй, где фермы строить.
Анатолий Семенович вникал в наиболее крупные проекты и точно знал, что на дилялевском комплексе вопросы экологии продуманы основательно. Получалось, что слова гостя были камешком в его огород. Вот и резанул правду-матку легендарному Ильюшину.
Впрочем, Дрыгин ни перед кем шапку не ломал. Мог шокировать любого министра, ответственного работника ЦК. В начале восьмидесятых в Вологду прибыл член Политбюро, первый заместитель председателя Совмина СССР Гейдар Алиев для вручения областному центру ордена Октябрьской революции. Перед отъездом он сказал:
- Знаете, Анатолий Семенович, вы об одной вещи забыли. Где бы я ни бывал, мне везде вручали кучу бумаг с просьбами о финансировании, фондах, лимитах... От вас никаких просьб не поступило.
На дипломатическом языке это означало: давайте бумаги - рассмотрю в режиме наибольшего благоприятствования. Но Дрыгин с грубоватой прямотой ответил:
- Вологжане лишнего не просят. А все наши просьбы с подробными обоснованиями в Совмине есть.
Алиев с его восточным менталитетом был несколько обескуражен. Виданное ли дело: отвергают протянутую руку помощи. Вообще-то Анатолий Семенович умел решительно защищать интересы области в высоких московских кабинетах. Свое, положенное, как говорится, не упускал, но и на халяву не зарился. То ли гордость не позволяла, то ли высшее чувство справедливости: выбьешь лишний кусок для себя, кому-то другому не хватит. Пирог-то общий. Потому так и ответил.
А вот с простыми людьми - механизаторами, доярками, металлургами - он разговаривал с предельной деликатностью. Внимательно выслушивал, интересовался заработками, следил за обустройством хороших бытовок, возведением жилья. Оставаясь, бывало, на ночлег в каком-нибудь колхозе, всегда спрашивал, накормлен ли водитель, с которым он приехал.
Несостоявшаяся командировка
Однажды на планерке в «Красном Севере» (я был к тому времени главным редактором, а Анатолий Семенович ушел на пенсию и уехал в Москву) мы решили выяснить, как относится Дрыгин к вздыбившей страну перестройке. Редакция регулярно посылала ему газету, которую он читал от корки до корки, и знал, что творится в области. Хотя поездка к Дрыгину никаких согласований не требовала, я при встрече с Купцовым, ставшим к тому времени первым секретарем обкома, упомянул об этом. Неожиданно для меня Валентин Александрович, всегда поддерживающий наши начинания, стал отговаривать от поездки. Оказалось, он недавно навещал Дрыгина, и разговор получился на повышенных тонах. Едва успел присесть в кресло, как Анатолий Семенович пошел в атаку:
- Что же вы делаете со страной? Неужели не видите всей пагубности того, что происходит? Еще чуть-чуть, и ваша перестройка превратится в перестрелку.
Попытки Купцова что-то объяснить еще больше подогревали Дрыгина. Он в пух и прах разносил конформизм Горбачева, «загогулины» Ельцина, нерешительность Политбюро, которое, по его мнению, бездумно штампует губительные для страны решения. Досталось и Валентину Александровичу как члену ЦК, причастному к их принятию.
Не надо думать, что единомышленники Дрыгин и Купцов стали расходиться во взглядах. Просто Анатолий Семенович был ярким представителем «старой гвардии партийцев», а Купцов, как ни крути, выходец из «новой волны». Первое время он, как и многие из нас, верил в перестройку. Способность же Дрыгина предугадать последствия происходящих процессов лишний раз говорит о его незаурядности. Под конец разговора Анатолий Семенович, немного успокоившись, признался:
- Знаешь, я просто болею от всей этой свистопляски. В последнее время здоровье стало резко сдавать.
Кто знает, может, Анатолий Семенович пожил бы еще, не будь этих переживаний. Умер он в ноябре 1990 года, на самом переломе эпох. Великая страна неудержимо катилась к распаду. Он, сын своего времени, умер вместе с уходящей эпохой.
Вместе с людьми
Борис Соловьев.
Работал начальником Грязовецкого СМУ «Сельэлектро», затем заместителем директора Грязовецкого СПТУ №16, заместителем начальника областного управления профтехобразования и управления «Вологдалесурс».
В последний год своей жизни космонавт Павел Беляев неофициально приезжал в Вологду на малую родину - в Бабушкинский район. Кто-то позвонил из высокой московской инстанции и попросил достойно встретить земляка на границе Ярославской области. За дело взялись А.С. Дрыгин и первый секретарь Грязовецкого райкома КПСС М.П. Мохов. Одним поручили организовать рыбную ловлю и уху на живописном берегу Обноры недалеко от Павло-Обнорского монастыря, другим - перехватить автомашину супругов Беляевых и направить их в условленное место.
С рыбалкой и ухой все получилось отлично. За это отвечал райвоенком П.Е. Прилучный. Дальше начались малые и крупные курьезы. Машина Беляева, которую вела супруга Павла Ивановича, на большой скорости промчалась мимо дежуривших на дороге грязовецких водителей. Они рванулись за ней, перегнали у деревни Сопелкино и остановили. Сказали, что райком приглашает отведать грязовецкой ухи. Павел Иванович сначала не соглашался, но супруга уговорила, и они с райкомовскими водителями поехали на реку.
По звонку работника райкома на перекресток Плоское - Семенцево прибыли с супругами Дрыгин и Мохов. Посадили этого работника в автомашину и отправились к месту расположения высоких гостей. Но работник райкома не был на рекогносцировке местности и не знал точно, где гости. Много они петляли по берегу реки, возвращались обратно. Анатолий Семенович начал сердиться:
- Вот работники райкома не знают, где устроен привал, а я сейчас подъеду к любому пастуху, и он укажет дорогу.
И действительно, вскоре увидели пастуха. Подъехав к нему, спросили, где привал для космонавта. Тот сел в машину и тут же доставил их на «уху». А работник райкома, толковый и талантливый человек, уважаемый в народе, из-за этого долго потом переживал.
А вот еще любопытный случай. В конце 60-х годов в Грязовецком колхозе «Заря» проходило отчетно-выборное собрание, на котором присутствовал Дрыгин. Председатель Г.Н. Пономарев, бывший фронтовик-разведчик, пригласил после собрания гостей и колхозников-делегатов пообедать в столовую, размещавшуюся в деревянном доме. Колхозники заняли места в зале столовой, а гости - на кухне. Но Дрыгина это не устроило. Когда началось веселье, заиграли гармошка и баян, он приказал разобрать деревянную переборку и соединиться с народом. При этом сказал:
- Мы с людьми всегда должны быть вместе!
Ни эта фраза, ни слова о пастухе, сказанные вроде бы вскользь, вовсе не были случайными. Анатолий Семенович, сам человек из народа, любил советоваться с людьми, всегда прислушивался к ним. Находиться в народной гуще было его внутренней потребностью.
Вот и идея о создании сельских профтехучилищ родилась из разговоров с родителями, чьи дети решили посвятить себя деревенскому труду. Оказалось, что парни и девчата охотнее овладевают сельскими профессиями, если учеба проходит у себя в районе и не надо расставаться с семьями, родителями, друзьями. Но сельских училищ было мало. Поэтому под личный контроль Дрыгина было взято строительство профтехучилищ в селе Шухободь Череповецкого района, поселке Кадуй, селе Кубенском Вологодского района, городах Великий Устюг и Кадников. Благодаря инициативе первого секретаря Тарногского райкома партии М.П. Зыкова, поддержанной Дрыгиным, в освободившемся здании школы был создан филиал СПТУ. Со временем он был преобразован в самостоятельное училище.
Этот положительный опыт был применен на практике во многих районах. Таким образом, программа развития СПТУ в области, о которой писалось в газете «Советская Россия», успешно воплощалась в жизнь. Сегодня в сельских районах действует 24 профтехучилища, из них в восемнадцати готовят кадры для сельского хозяйства.
Наступление продолжается
Тамара Спивак.
Тридцать лет проработала в печати, из них 26 лет - в газете «Красный. Север». Автор историко-краеведческих книг «Оштинская тетрадь», «Тайна четырех медальонов», «Крылатое мужество» и ряда других, а также литературно-художественных произведений - «Письма из прошлого», «Радуга любви», «Увидеть бы махаона», многих научных статей по военно-патриотической тематике. Кандидат исторических наук, заслуженный работник культуры Российской Федерации.
Вертолет идет на бреющем. Несколько пассажиров, стараясь не обращать внимания на неприятную дрожь стального тела машины, прильнули к иллюминаторам. Изредка, перекрывая шум двигателей, они обмениваются короткими репликами. Внизу - весенние поля. Кое-где всходы уже обозначились зелеными строчками. В ярких лучах утреннего майского солнца поблескивают влажные (ночью опять шел дождь) серо-белые бока камней. Как же все-таки много камня на наших вологодских полях! С высоты птичьего полета это особенно бросается в глаза. Впрочем, отсюда хорошо видны не только камни. Огрехи, допущенные механизаторами, просматриваются тоже весьма отчетливо...
На краю ближнего к деревне поля у самой дороги Ми-4 идет на снижение. Едва шасси касаются раскисшей от многодневных дождей земли, навстречу прилетевшим спешат директор и секретарь парткома совхоза. Разговор о весенне-полевых работах, о затянувшихся в хозяйстве сроках сева. Как в сложных погодных условиях специалисты маневрируют техникой? Как осуществляется контроль за качеством работ? Как организовано соревнование механизаторов, их питание? Сколько гектаров успели очистить от камня? Вопросов много. Под их напором руководители хозяйства чувствуют себя не очень уютно, но отвечать приходится. Разговор-то - с первым секретарем обкома партии.
«Земля не простит беззаботного к ней отношения...» Это сказано уже вечером в зале районного Дома культуры, куда собрались избиратели на встречу со своим кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР Анатолием Семеновичем Дрыгиным.
Рассказав о перспективах развития области на ближайшие годы, о задачах, которые предстоит решать вологжанам, Анатолий Семенович перешел к делам текущим. Были упомянуты и те самые огрехи на полях. Заметив, что в районе еще мало делается по внедрению культуры земледелия, выступающий заговорил об общей ответственности за землю, за будущий урожай, об отношении человека к своему делу, о долге, совести и чести.
- А с людьми-то говорит по-комиссарски, - шепнул мне мой сосед. - Все больше на сознание нажимает...
Почему именно этот более чем десятилетней давности эпизод первым пришел мне на память, когда я готовилась к предстоящей беседе с Дрыгиным, не знаю. Возможно, та реплика коллеги из районной газеты, старого фронтовика, так метко определившего особенность общения первого секретаря обкома с людьми, тому причина...
* * *
К естественным трудностям, которыми природа в избытке наделила вологодских земледельцев, прибавились трудности, вызванные войной. Помогая фронту (а область в первые же месяцы войны стала прифронтовой), вологжане проявили величайшее самопожертвование. Когда фронт отодвинулся, они всем, чем могли (строительными материалами, техникой, семенами, лошадьми, молочным скотом), поделились с освобожденными районами. Но война не только подорвала материальные ресурсы области, она унесла тысячи самых сильных, самых молодых рук. По сравнению с довоенным уровнем трудоспособное население уменьшилось более чем на треть. Сократились посевные площади. Упала урожайность. В том самом 1961 году вологодские земледельцы собрали с каждого гектара немногим более шести центнеров зерна. Снизилась продуктивность скота...
Да, непросто складывались в те годы дела в области. И совсем непросто было в этой обстановке возглавить областную партийную организацию. Нужны особые черты характера: воля, полная самоотдача делу, обостренное чувство ответственности. Ответственность - за все, чем живет население области. А оно занимается не только сельским хозяйством...
Заботы, заботы... Неотступный вопрос: как? Как быстрее вернуть земле силу? Как остановить отток сельского населения (заметим, что все государственные меры по подъему сельского хозяйства - впереди)?.. Как ускорить темпы строительства?
А в 1967 году за достигнутые успехи область была награждена орденом Ленина. Что стоит за этим коротким, суховатым словом - успехи? Каковы они в реальности, успехи, скажем, в сельском хозяйстве? Обратимся к цифрам, ибо не зря говорится: цифры не правят миром, но показывают, как он управляется. Валовое производство сельскохозяйственной продукции за годы восьмой пятилетки увеличилось на 23 процента. Урожайность выросла вдвое, надои - почти на тысячу килограммов. А в передовых хозяйствах урожай уже сам-десять, сам-пятнадцать. О таком и не слыхивали никогда на Вологодчине.
- Почти все эти хозяйства возглавляли в то время бывшие фронтовики, - замечает Анатолий Семенович. - Они, как правило, обладают повышенной работоспособностью, твердостью характера, умением найти выход из любого положения. А главное - умением работать с людьми. Они были нашей надежной опорой во всем...
Журналистские пути-дороги не раз приводили меня в совхоз «Красный Север» Великоустюгского района к Павлу Алексеевичу Остроумову, в колхоз «Сигнал» Тотемского района к Владимиру Анатольевичу Жданову, в колхоз «Большевик» Вытегорского района к Степану Федоровичу Дорожкину. По характеру это очень разные люди. И хозяйства, возглавляемые ими тогда, тоже были экономически неравнозначными. Но одно было общим для них: в своих районах они были признанными лидерами. Их ставили в пример, к ним районные руководители возили других поучиться опыту. Помню, как лет пятнадцать назад Владимир Анатольевич Жданов рассказывал мне о будущем колхоза. Говорил о тракторах и сушилках, о фермах и минеральных удобрениях. И вдруг: «Нам нужно, чтобы в колхозе ежегодно игралось пять свадеб. Тогда до конца нынешнего столетия никакого вопроса о кадрах не возникнет». Поразило именно это «до конца столетия...» Многие тогда и в ближайшее пятилетие заглянуть боялись. А он не просто заглядывал на три десятка лет вперед, но и делал все для того, чтобы молодожены прочно пускали свои корни в колхозе. Он уже тогда строил не только животноводческие помещения, сушильные комплексы, но и жилье, торговый центр, Дом культуры, детский комбинат.
Еще больше приходилось строить Дорожкину: его колхоз возрождался в буквальном смысле из руин и пепла. Сюда, до маленькой речки Ошта, докатился огненный вал войны и смел все на своем пути. Когда в сорок четвертом жители Ошты вернулись в родное село, то не обнаружили ни одного строения, в котором можно было бы хоть от ветра укрыться. Но не строительство и не высокие по тем временам (двадцать центнеров с гектара) урожаи были наиболее примечательной чертой этого колхоза. «У нас средний возраст животноводов -тридцать два года», - сказал он мне однажды. Не поверила, кадровики подтвердили...
- Но, к сожалению, время неумолимо, - продолжает свою мысль Анатолий Семенович. - Все меньше остается среди руководителей бывших фронтовиков. На смену им пришла молодежь. Она полна сил, энергии, напористая и задиристая, но малоопытная и не всегда достаточно закаленная. Формирование руководителя - процесс сложный, многогранный. И оттого, какое внимание, какую поддержку встретит молодой председатель или директор, будет зависеть его становление.
Многообразны формы и средства воспитания, которые используют партийные комитеты в своей работе с руководящими и инженерно-техническими кадрами. Но одной из наиболее действенных форм влияния на молодых руководителей, - это Анатолий Семенович не перестает повторять и в беседах, и с трибун различных совещаний, - личные контакты, встречи на местах, где можно не только глубоко вникнуть в положение дел, но и что-то посоветовать, если нужно, помочь. Сам он часто бывает и на пленумах райкомов и горкомов, на партийных и рабочих собраниях, и в цехах предприятий, на полях, фермах, в мастерских.
Наша беседа с Анатолием Семеновичем проходила вскоре после его поездки по восточным районам. Они у него под особым контролем. Последние годы стало особенно заметно их экономическое отставание от центральных районов. Сказались их отдаленность и родная сестра этой отдаленности - проблема дорог. Почти все жизненно необходимое - от гвоздя и электрической лампочки до бетонных перекрытий, минеральных удобрений и техники - забрасывается сюда весной судами по большой воде Сухоны и Юга. Операция так и называется - «Юг». В остальное время года сюда только самолетом и можно долететь. Со строительством железнодорожной ветки Ядриха - Великий Устюг и автомобильного моста через Сухону в Великом Устюге положение несколько разрядилось. Теперь можно что-то со станции и машинами доставить. Но полтораста-двести верст - это все-таки расстояние. А запчасти... А горючее... Много не навозишься. Потому-то здесь и строительные базы беднее, и мелиораторы не с тем, что в Шексне или Соколе, размахом работают. «Зачем мне эти дополнительные хлопоты с перевозками, - думает руководитель треста или объединения, находящегося в областном центре. - Я свой план и в ближних районах сделаю. Тут и сроки будут, и себестоимость». Эту психологическую данность сбрасывать со счетов тоже не приходится. Отсутствие дорог, замедленные темпы строительства привели к оттоку рабочих рук из хозяйств этих районов.
Мириться с таким положением дальше обком партии не мог. Был разработан ряд практических мер по ускорению социально-экономического развития восточных районов. Конкретно - это помощь районам в укреплении базы строительных и мелиоративных организаций, дополнительно выделенные сюда минеральные удобрения и техника, развернутое дорожное строительство. Но мало выделить ресурсы. Нужно, чтобы они «сработали». А это будет уже зависеть от людей, от их хозяйской распорядительности, от чувства ответственности. Как райкомы партии, первичные партийные организации работают сейчас с людьми? Это и интересовало первого секретаря обкома партии.
Но не меньше, если не сказать еще больше, следит Анатолий Семенович за развитием передовых хозяйств области.
- Тут очень важно, - считает он, - чтобы не появилось у руководителей самоуспокоенности. Потому мы говорим им: достигли урожайности тридцать центнеров - ставьте цель вырастить по сорок. Земля наша, если о ней позаботиться сполна, может и пятьдесят дать. Пример? Четырнадцать, семнадцать, двадцать пять, тридцать, сорок два, сорок восемь, а в нынешнем году более 50 центнеров, - так выглядит цифровой ряд урожайности в колхозе «Родина» Вологодского района за последние два десятилетия. А когда цель четко определена самим руководителем, ему и убедить, и организовать людей легче...