|
|
Санкт-Петербург, в типографии департамента
народного просвещения, 1825 |
|
Печатать
позволено. Санктпетербург, 28 Октября, 1825
года. Ярославль, Июля 21 дня 1925 года. Ты помнишь, сердечный мой друг, Александр Ефимович, Бонапартову пословицу: Du sublime аи ridicule il n'y a qu'un pas. Совсем напротив от забавного, или увеселительного к высокому. Написав к тебе из Архангельска письмо в тоне первом, теперь, при расположении описывать, по данному обещанию, впечатления, произведенные во мне северным краем, встречаю нелегкую к преодолению трудность, употребляя последний, т. е. высокий тон. Величие и важность предмета требует свойственного себе и слога. Примусь, по силам моим, за работу, которую, во время шатающейся моей жизни, еще труднее выполнить. В кабинете мысли, будучи сжаты в одну точку, и вращаясь, так сказать, около одного предмета, обнимают оный в яснейшем виде; тогда, напротив того, в путешествии – Pluribus intentus, minor ad singula sensus. Я уже упомянул тебе в прежнем письме, что эпоха путешествия моего от Петрозаводска к Архангельску, была для меня чрезвычайно любопытна. Хотя станции за три до первого из сих города заметно уже было несколько прелестных видов Гиперборейского края; но, по мере того, как я продолжал путь мой берегом Онежского озера к Вытегре, а от сего города к Каргополю и Холмогорам – близкому соседу Архангельска, любопытство мое, час от часу, возрастало, при созерцании новых предметов, поражавших мои чувства. Во-первых огромные каменистые скалы озера Онеги, по захождении солнца, когда луна начинала бросать на них тусклое и унылое свое мерцание, представлялись мне в виде ужасных страшилищ, или привидений; а самое озеро, отсвечивая на горизонте своем угасающими искрами лучей огненного шара, казалось раскаленною и рдеющею медью в горниле. Вся природа северного края есть зрелище чудесных, и вместе противоположных явлений, в настоящее время года. Несмотря на прекрасную погоду половины и исхода Июня, в течение коих путь мой продолжался к Архангельску, ощутительные следы сурового климата, по временам, довольно еще обнаруживались. Чувствительна была стужа по лесам, а паче северным отлогостям гор и низменным местам около бесчисленного множества протекающих здесь больших рек. Ночное мое путешествие по сим местам давало чувствовать некрепкой моей организации всю жестокость северного полушария. Около берегов северной Двины, впадающей в Белое море, омывающее большую часть Архангельской губернии, впечатления холода и резких ветров едва, едва иногда становились сносными – путешественнику, одетому в легком летнем платье. При всем том всеоживляющий глас сочетавшейся здесь непосредственно весны с летом, в виду моем, как бы с мгновенным усилием и напряжением, выводил из некоторого рода усыпления дремавшую природу до самого почти Июня (*) [Р. А. Г. Армстронг, управляющий Петрозаводским чугуноплавильным заводом, сообщил мне, что у них до самого Троицына дня, т.е. до 17 мая сего года, почти не были приметны даже почки дерев; к 30 же числу сего месяца – сирень, черемуха, акация, ландыши и прочие цветоносные растения украсились мгновенно прелестным одеянием. В Архангельске узнал я, что процесс возрастания, созрения и уборки ржи и ячменя, кои одни из хлебных зерен только и прозябают здесь на открытом воздухе, совершается иногда в шесть недель и – не более, как в два месяца]. Дневные лучи солнца, проникая землю, и разливая в ней теплотворную свою силу, вытеснили из нее все зародыши здешних прозябений. Теперь они развились в очаровательную, густую зелень и украсились миллионами разнообразных цветков. В нынешнее прекрасное лето все дышит на севере жизнью. Воздух благоухает бальзамическими испарениями, пресмыкающиеся и насекомые движутся, все земные произведения облеклись великолепием и несказанными прелестями. – Обнимая внимательным оком вообще весь северный край, хотя находишь в нем приметно некоторую слабость растительной силы и развитие жизни не столь скорое, или паче гораздо медлительнее, нежели в южной части России; хотя по строгим моим замечаниям, сделанным на Кавказе, около берегов Азовского и Черного морей, в Крыму и по прибрежным местам Дона, Днепра и Буга - сии благословенные страны одеты, можно сказать, богатою и роскошною одеждою плодотворной природы; хотя, повторяю, здешний полярный край представляет, в сравнении с южным, какое-то несовершенство в организации, и видимые существа, при самой своей крепости, выказывают на челе своем черты уныния и печали: однако же нельзя не заметить на Севере, в другом отношении, такого превосходства, которого тщетно будем мы искать под светлым и, большею частию, пламенным и всепожигающим небом щастливого Юга. Картина зеленеющих лугов, разнообразные виды огромной величины дерев, самое мгновенное и, можно сказать, волшебное пробуждение и оживление натуры, при первых дуновениях весенне-летнего воздуха после ужасного оцепенения оной, рождает неизъяснимое чувство радости и восторга в душе жителей здешних мест и временного посетителя оных. Тишина и безмолвие в дремучих и непроходимых лесах, особенно во время ночного моего проезда сквозь оные, вливало в душу мою какие-то мрачные, но приятные мечтания. Зрение, поражаемое окружающими видами; слух, потрясаемый криком ночных птиц, шумом колеблемых ветром дерев и журчанием источников; обоняние, услаждаемое ароматными испарениями дикой розы, растущей здесь в неимоверном количестве, и других благовонных трав, далеко прогоняли от очей моих дремоту, приводя все внутренние чувства в сильную деятельность размышления о величестве, важности и красотах Гиперборея. – При полном сиянии зарницы, когда солнце едва на два часа с половиною сходит с горизонта в мрачную мглу океана, чтобы сугубо вознаградить здешнюю природу благотворным своим светом, за девятимесячное почти уклонение свое от оной, прекрасные места сей страны еще более становятся очаровательными. Кисть не в состоянии их изображать. Надобно непременно быть здесь в продолжении Июня и Июля, чтобы чувствовать, в полной мере, все прелести и великолепие Гиперборея. Этих светлых летних ночей, в течение коих так видно, как в 8 часов по полудни, в сие же время, у нас в С. Петербурге, нигде на свете нельзя видеть, кроме Архангельска и соответствующих ему географическим положением мест. – Особенно восхищали меня живописные берега рек Онеги и северной Двины, от самого Архангельска до Великого Устюга, а от сего последнего, по реке Сухоне, до Вологды. Растения на прилежащих к сим рекам долинах, имея веселую и как бы улыбающуюся физиогномию, окропляются струями малых речек и ручьев и, подобно юным птенцам, покоятся беззаботно на нежном лоне сердобольной своей матери. Здесь целые семейства мачтовых дерев, занимая неизмеримое пространство земли и ведя, так сказать, общественную жизнь, твердо ручаются за вековечное продолжение своего рода, распложаясь беспрестанно в новых отпрысках – будущих гигантах растительного царства. А там уединенные и печальные лиственница и ель, как беззащитные вдовицы, то обуреваемые, то палимые зноем, при ничтожных, по-видимому, условиях жизни, противоборствуют разрушительному действию стихий арктического полюса. Так в политическом мире нещастные жертвы злобного рока, будучи поражаемы его ударами, и изнемогая под тяжестью злоключений, во все течение своей жизни, достигают между тем самых отдаленных оной пределов. Благотворная рука невидимого Гения хранит их под таинственным своим кровом . Qui dedit diem, dat etiam iisdem ea, quae in diem sunt necessaria – по выражению одного философа. Словом, в Северном крае нашего отечества нашел я величественное, несравненное и, смело могу сказать, единственное зрелище, какого не видал во всех моих прежних путешествиях по России и в чужих краях. Прелестные долины Саксонии, Силезии и Богемии; чудесные окрестности гористого Турингенвальд и змееобразно протекающих Эльбы, Майна и Рейна; очаровательные виды Эльзаса и других провинций южной и западной Франции – не делали на меня столь сильных и разительных впечатлений. Память моя ничего не представляет мне в сравнение с родным нам – величественным Гипербореем, в настоящее время года. Когда ты себе, любезный друг, представишь, что круглый почти год царствуют здесь жестокие стужи, страшные метели и глубокие снеги: то неизъяснимыми, конечно, будешь почитать явления органической жизни в здешних произведениях природы; в них внутренняя жизнь, подобно сокровенному огню, тлеет и никогда не гаснет. При кратчайшем времени благотворной температуры поздней весны и быстро проходящего лета, вдруг все движущиеся существа и прозябения воскресают; оковы угнетенной природы, будто магическим жезлом сокрушаются, является точно как бы из-под таинственного покрывала торжественная эпоха блаженства для здешних жителей. Они, по моему удостоверению, не меньше наслаждаются щастием, как и обитатели теплых стран земного шара. В домашнем своем быту и общественных отношениях, Гипер6орейцы еще более показались мне достойными внимания и удивления. Но о сем сообщу тебе, л. д., подробные сведения, в свободное время, из Пензы, или Казани, ибо предпринимаю непременное намерение, приехав в Москву, совершить, нынешним летом, восточное путешествие, и таким образом окончить странствования мои по всей Европейской России. Доктор Яков Говоров. Говоров Я. Описание Гиперборея, или Письмо северного путешественника к издателю Благонамеренного. – СПб., 1825. – 15 с. |