– Шаг вправо, шаг влево считается побегом. Будем стрелять. Когда что-то не нравится конвою, он командует:
– Ложись!
Измученные, продрогшие до костей люди надают лицом и снег.
В бараках новую партию политических ждут не дождутся уголовники. Им не терпится поживиться. У Матвея Матвеевича тотчас отняли добротное пальто с каракулевым воротником. Пришлось облачиться в драную фуфайку.
Зимний северный день короткий, а на дорогу уходит много времени. Начальство решило разбить лагерь в лесу. Оцепили место колючей проволокой, поставили барак и несколько палаток. Отапливались эти помещения печками-буржуйками.
Ранним утром команда:
– Подъем!
На завтрак – баланда. Но мисок всего десять штук. Выстраивается огромная очередь. Не успели все поесть – новая команда:
– Стройся!
При таких харчах работать ой как трудно. Но без дела сидеть еще горше. Матвей Матвеевич просился и на столярные, и на плотницкие работы. Мастер он отменный.
– Сумеете сделать деревянные корыта для пекарни? – спрашивает как-то раз начальник.
– Если есть сухое дерево, то почему бы не сделать.
Под конвоем ведут в пекарню. Первое, что замечает Матвей Матвеевич – горку мороженой картошки в углу.
– Эй, столяр, скорее поворачивайся! – бросает на ходу пекарь.
Матвей Матвеевич, дождавшись, когда закроется дверь за конвоиром, вполголоса говорит:
– Я голодный.
Сварили картошку. Она была сладкой и вязкой, как каша. Съел. И снова глядит голодными глазами. Пекарь потряс мешок – из дырочки посыпалась мука. Испек столяру лепешки. Ну, а корыта Коркка смастерил отменные.
В 1941 году он сделал первые в Усольлаге лыжи. Никто не брался за эту работу. Тогда начальник цеха пошел к Матвею Матвеевичу:
– Я слыхал, финны – отличные лыжники. Вы наверняка можете делать лыжи.
– Могу, но дайте эскиз.
– Какой там эскиз! Делайте, как умеете.
Над первой парой корпел два дня. Потом пошло быстрее. Опять появился начальник.
– Здравствуйте, товарищ Коркка! Спасибо вам за лыжи. Ого, какой прогресс, уже и «товарищ».
– Гражданин начальник, поставьте кого-нибудь другого на эту работу, – попросил Матвей Матвеевич. – Мне тут дают штрафной паек.
Начальник стал распекать бригадира:
– Это саботаж! Идет война, нужны лыжи для лыжных батальонов, а вы морите голодом мастера.
Потом принес подарок: сухари, масло, сало и табак.
У Матвея Матвеевича до сих пор хранится прелюбопытнейший документ. Наверху штамп – «Управление Усольлага». Далее такой текст:
ГРАМОТА.
«За высокие показатели производительности труда, дисциплинированность и участие в массовой работе Центральный штаб соревнования и ударничества присуждает заключенному Коркка настоящую грамоту».
Лихо придумано: глумиться над ни в чем не повинным человеком и награждать его грамотой. Ну, не издевательство ли?
ЧЕЛОВЕК СРЕДИ ЛЮДЕЙ
Можно ли долгих десять, лет прожить в голоде и холоде за колючей проволокой, в непосильном труде, без всякой радости? Как же выжил Матвей Матвеевич?
Этот мрачный вопрос, как ни странно, заставляет улыбнуться.
– Вы не принимаете в расчет мое окружение.
– Какое там окружение? Охрана, уголовники...
– Напрасно вы так. Я провел эти годы в изысканном обществе. Моими товарищами по несчастью были инженеры, врачи, учителя, офицеры, рабочие. Глубоко порядочные, интеллигентные люди.
Первым другом и наставником Матвея Матвеевича счал дядя Ваня, столяр из Кремля. Научил его полировать мебель. Как пригодилось это умение Матвею Матвеевичу! Заказывая мебель, начальство иногда давало за нее буханку хлеба, селедку. Продукты в лагере – на вес золота. Сам-то дядя Ваня не выжил, а молодому другу помог.
Однажды отправили Матвея Матвеевича в лес пилы лесорубам точить. Те, конечно, обрадовались, потому что тупой пилой норму не выполнишь. Только один заключенный сказал:
– Мою пилу не надо точить. Не тратьте время понапрасну, помогите другим.
– Почему?
– Мне все равно норму не осилить, сижу на штрафном папке.
Это был профессор Эпштейн, тот самый, о котором сейчас, много пишут.
Спустя несколько лет судьба снова свела Матвея Матвеевича с профессором. Работая на фабрике, он поранил руку. Началось заражение. В больнице военный врач решил:
– Придется отнять кисть, другого выхода пет.
Совсем отчаялся Коркка. Как жить без руки? И вдруг во время обхода в палату вошел профессор. Он тотчас узнал Матвея Матвеевича. Осмотрел его и предложил:
– Пойдемте на операционный стол, я спасу вам руку.
Две операции сделал заключенный доктор Матвею Матвеевичу. Попросил дать больному усиленное питание. Дело пошло на поправку.
– Добро всегда помнится, – говорит Матвей Матвеевич. Подумать только! Профессор сам был на краю гибели, а все-таки продолжал спасать людей.
Заключенные постоянно хворали. Матвей Матвеевич перенес цингу, малярию. Но и на больничной койке не чувствовал себя в безопасности: того и гляди на работу погонят. Однажды так и случилось. Лежал с высокой температурой, тут явился какой-то солдафон:
– Вставай, пойдешь в лес. Заступилась женщина-врач:
– Не отпущу! Он и подняться не может.
Сохранить здоровье в лагере мудрено. Питание становилось все хуже и хуже. Последний раз попал в больницу с полным истощением. Весил всего 38 килограммов. Никакой надежды выкарабкаться. Пока мог двигаться, делал для больничных палат тумбочки, стулья. А уж потом и вовсе слег. Попросил начальника:
– Отправьте меня в лагерь, хочу перед смертью лесным воздухом подышать.
– Ладно, – согласился тот. – Я выпишу вам дополнительное питание.
Л питание это заключалось в одной столовой ложке вареного гороха.
В цехе подошел бригадир, бывший офицер-летчик:
– Знаете, Коркка, я направлю вас получать продукты. Может, там раздобудете себе еды.
Продукты получали вдвоем с инженером Иваном Алексеевичем Орловым. Новый товарищ тоже думал о том, как помочь больному. И другие сочувствовали. Стали помаленьку прикармливать.
– Как-то налили мне в котелок три литра густой баланды, – вспоминает Матвей Матвеевич. – Все съел, а досыта не наелся.
Вот как оголодал! Тем не менее выкарабкался. К осени весил уже 68 килограммов.
– В общем, с помощью добрых людей я закончил полный курс «сталинской академии», – делает вывод Коркка. – Все экзамены выдержал.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
В ночь на 31 декабря 1947 года он вышел из вагона свердловского поезда и не стал ждать рассвета: пошел в Бойлово. В семь утра услышал гудок фанерного завода. Неужели жив? Неужели вернулся? Не вершен. Все как во сне. У конторы колхоза сел и потер мокрым снегом лицо. Тут услышал женский голос: – Что с вами? Почему вы здесь сидите?
Тогда только поверил: нет, не сон. Действительно жив и вернулся.
Вот дом, который он когда-то построил своими руками. Во дворе его сестра Мария и жена Хильма пилят дрова. Пила идет туго.
– Матвей бы наточил, – говорит одна из женщин. – Только где он?
– Я здесь.
Сестра залилась слезами и упала на землю.
Как они жили без него долгих десять лет? Хлебнули горя. Из троих детей осталось двое. Младшая дочь (ей было семь дней от роду, когда забрали отца) умерла.
– Мы никак не могли понять, за что арестовали брата, – рассказывает Мария Матвеевна. – Вспомнили, как он возил зерно и ему велели десять подвод записывать, а одиннадцатую нет. Не согласился Матвей лгать и красть. Может, за это упекли?
Семья самоотверженно помогала Матвею Матвеевичу. Он получал посылки чаще других. Потому то к его приходу в доме не осталось ни одной простыни: все извели на обшивку посылок. Впрочем, никто не расстраивался. Это мелочи. Главное – вернулся хозяин, кормилец, теперь все наладится.
Матвей Матвеевич первым делом затеял строить новую избу, в старой уж крыша протекала. Составил план: если в день класть по одному бревну, то за три месяца можно подвести дом под крышу. Печку клал уже осенью при свете керосиновой лампы, которую держала жена. Впервые довелось ему делать эту работу, однако печь удалась на славу, до сих пор исправно обогревает дом.
По-прежнему работал в колхозе. Теперь уже давно на пенсии. Нужды не знают. Сажают огород, держат поросят, кроликов.
Матвей Матвеевич почитает себя богатым человеком. У него семь внуков, три правнука. Одна внучка уже стала инженером, внук закончил политехнический институт. Поистине богат глава большого семейства!
Правда, и после освобождения жизнь складывалась негладко. Порой напоминали:
– Не забывай, откуда пришел.
Даже и теперь не всегда и не все понимают, что пострадал-то он безвинно.
МНОГОСТРАДАЛЬНЫЙ РОД ШАДРОВЦЕВЫХ
Прадед Н. Шадровцева, по его воспоминаниям, и его четверо детей во времена крепостного права были проданы барином в низовье Волги. Когда дали волю, вернулись обратно. Сын, Иван Григорьевич, подрос, стал работать. Семья обзавелась маслобойкой. Впоследствии этот небольшой завод перешел сыновьям Ивана Григорьевича. Их было трое: Павел, Иван, Степан. Павел погиб в годы первой мировой войны где-то в Карпатах. Отец Николая Иван служил с 1912 по 1920 год, Степан – с 1914 года до победы революции.
Отец Н. Шадровцева был первым председателем колхоза в деревне. Он сдал в колхоз корову, двух нетелей, лошадь, всю сбрую, тарантас, расписные сани, гумно, несколько сеновалов.
Братья Шадровцевы были деловыми людьми, за что и поплатились. В 1937 году один добрый человек П. С. Смирнов предупредил отца Николая:
– Уезжай, Иван, а то тебя заберут.
Подался Иван в Ленинград на стройку. Да от всех переживаний получил инфаркт и умер в марте 1938 года.
Степана Ивановича взяли в ноябре 1937 года. Он работал в лесопункте Марыгино, считался стахановцем. Расстреляли.
Мать одна растила пятерых детей. Старшие учились, Приезжали из Ленинграда на каникулы и работали в колхозе. В один сенокос до 400 трудодней зарабатывали. Нищета замучила мать, едва она руки на себя не наложила.
Что помогло ей выстоять? Сын утверждает: вера в Бога. По воскресеньям христиане-евангелисты собирались. Мать иногда брала его на собрания. Он слышал, как они молились:
– Начальствующие люди не ведают, что творят. Пошли, Господь, им смирения, прости их, грешных.
Христиане помогали бедным, как могли.
Потом и верующих забрали. Арестовали Е. Белова, В. Виноградова, Е. Абрамову, М. Дождикову, А. Воробьеву, Т. Шадровцеву. Большинство погибло в лагерях.
15 августа 1938 года подъехал к избе Шадровцевых «черный ворон». Вышли из него трое в милицейской форме. Спрашивают:
– Где мать?
– Косит клеверную семянку, – отвечают дети.
– Быстро позовите.
Мать от страха еле приплелась. Они опять с вопросом:
– Где у вас оружие? Все в недоумении:
– На охоту не ходим. Откуда быть оружию? Перевернули всю избу, ничего не нашли. Мать вся дрожит, слова сказать не может.
Один из приезжих, высокий такой, прикрикнул на ребят:
– Чего стоите?
А они просто остолбенели от страха. Младший, Костя, ему семь лет было, подбежал к матери, схватил за руку и заплакал. Высокий оттолкнул малыша пинком и приказал из дому не выходить.
До утра малыши проплакали. После их из родительского дома выгнали, дескать, несовершеннолетние, спалят избу по неосторожности, а заодно и всю деревню.
Пришлось взять детей восьмидесятилетнему дедушке. Они с ним ходили в Кадуй хлопотать, чтобы определили в детдом. Пока шли, питались подаянием. Где покормят, где милостыню подадут. Целую неделю тли...
В начале следующего года их все-таки пристроили.
Попали в детдом как дети врагов народа. Это была настоящая колония. Приняли с презрением. Кормили плохо, били, каждый молокосос хотел показать свою власть над ними. А они, ребята деревенские, замкнутые, смирные, драться не умели.
Николай учился неплохо, за это ему дали валенки и зимнее пальто. Но старшие парии все отобрали. Взамен дали летний костюм и дырявые валенки. Так и ходил в школу, за километр. Сколько раз обмораживался.
Мучили голод и холод, заедали вши. Как только живы остались!
В декабре 1941 года вернулись домой. Мать забрала. Она вышла из заключения, потому что в то время приговор выносила уже не тройка, а суд. Свидетели же на суд не пошли, видно, совесть заговорила...
Как сложилась судьба у старшей сестры Николая Раисы и брата Павла? Они учились в Ленинграде в техникуме. По выходным сестра нанималась стирать белье, брат загружал вагоны. Из сельсовета пришло письмо, чтобы их исключили, как детей врагов народа. Но директор сжалился над ними, ведь они учились прилежно.
В войну Рая работала в госпитале, пережила блокаду. Павел закончил офицерское училище, воевал под Москвой, Ленинградом, Сталинградом. Погиб в 1943 году.
Николай работал в колхозе и в лесу. Призван был уже и конце войны. Костя стал летчиком, теперь в отставке.
Род Шадровцевых себя не опозорил, много пользы принес стране. Таким крестьянам надо было при жизни памятник ставить, а не к расстрелу приговаривать.
ИСТОРИЯ ОДНОЙ СЕМЬИ
В деревне Илемное Гришины жили всем родом под одной крышей. В большой просторной избе размещалось 20 человек. Главой рода был дед Алексей. Он рано овдовел, и тогда к нему в дом, пожалев сирот, пришли родственники Василий и Екатерина.
– Самим Бог детей не дал, твоих вырастим, – сказали они Алексею. – Чай, не чужие, одна кровь.
Дети росли, обзаводились семьями, но не отделялись. Вместе прожить легче. Работы хватало всем. Двор был полон скотины, к тому же дед завел кузницу, куда с окрестных деревень поступали заказы. Батраков не нанимали – справлялись сами. Командовали два деда – Василий и Алексей. В семейной команде Гришиных они были как бы председателями. Дед Алексей ведал финансами: принимал и выдавал деньги, вел строгий учет. Никакой покупки без его согласия не делали.
Вечерами собиралась вся семья за столом и отчитывалась перед старейшинами за рабочий день. Старики внимательно выслушивали, делали замечания, а потом давали каждому наряд на утро. Возразить, не выполнить распоряжение никто не смел.
Мудро вели хозяйство Гришины, и дом их был полной чашей. Когда они по праздникам выезжали в гости в специально предназначенных для этой цели нарядных экипажах, соседи любовались ими. Не за богатство уважали Гришиных, а за умение грудиться.
После смерти деда Алексея старшим стал его сын Василий. Перенял он у отца умение управлять хозяйством. А какой был кузнец! Слава о нем по всей округе гремела.
Так бы и жила семья, если бы не настали черные времена. Поползли слухи о том, что станут раскулачивать, разорять крепкие хозяйства. Василий Гришин за собой вины не чувствовал – на чужом горбу не наживался. А все-таки опасался. Сыновей отправил в город, единственную дочь Анну выдал замуж в деревню Марковскую. Вскоре после этого разорили хозяйство Гришиных. Деда Василия с бабушкой Матреной выселили в баню. Недолго страдала бабушка, умерла. А дед переселился к замужней дочери Анне Васильевне Демичевой.
Но и в Марковской было не слаще, Семью его свата Петра Демичева тоже раскулачили и отправили в Сибирь. Вместе с родителями уехали две дочери – Лидия и Антонина. В деревне долго вспоминали, как увозили Демичевых. Заливались слезами, горестно причитали женщины. Тоня, у которой в деревне Себры оставался жених, так плакала, что лишилась сознания и упала с дровен на снег.
Сына Демичевих Васю не тронули, он к тому времени женился и отделился. К нему-то и приехал дед Василий Алексеевич.
Молодые Демичевы вступили в колхоз. Василий Петрович был человек грамотный, закончил пять классов церковно приходской школы. И дальше бы учился, да отец запретил:
– Хватит. Работники нужны.
Но тяги к знаниям никакие распоряжения отца не убавили. Василий Петрович много читал, особенно по сельскому хозяйству, специально выписывал литературу. Самоучкой стал садоводом, посадил колхозный сад. Летом – в поле с зари до зари, зимой плотничал. Когда в деревню стала поступать техника, Демичев первый в ней разобрался. Ладил жнейки, веялки, сеялки. В страдную пору уборки урожая набирал бригаду девчат. Сам – на жнейке, бригада следом подбирает сжатое. За день бригада без малого четыре гектара убирала. Бывало, каждый колосок подбирали. Побаивались Демичева, строгий был.
Василий Петрович действительно отличался строгостью и справедливостью. За это и пострадал. Однажды председатель загнал племенного жеребца. Демичев возглавлял ревизионную комиссию. Он составил акт на председателя да еще на собрании его зачитал. Случилось это, как нарочно, в достопамятном 1937 году. Позже жена председателя как-то обмолвилась:
– Демичева-то я сгубила...
Милиционер Князев узнал о готовящемся аресте и посоветовал Василию Петровичу:
– Ты бы ушел куда на это время. Никто искать не будет. Хоть сегодня ночью уходи.
Демичев бежать наотрез отказался:
– Я ни в чем не виноват, бояться мне нечего.
Пришли за ним в два часа ночи. Настойчиво стучали в двери. Проснулся младший сын, заплакал.
– Уймите щенка, – приказал один из пришедших. Василий Петрович посмотрел ордер на арест и спокойно сказал жене:
– Аннушка, собери мне белье да подай сапоги. Арестованных свозили в Копосово в сельсовет. Наутро Анна
Васильевна сбегала туда, отнесла мужу табаку и все деньги, какие были в доме, – шесть рублей.
Стало известно, что арестованных повезут в Кадуй. Демичевы не спали по ночам, дежурили по очереди, чтобы увидеть, как пройдет мимо машина. Возили ночами. Но тут сломалась машина, а пока ее чинили, рассвело. Услышав гул мотора, мать с детишками бросилась к окошку. В кузове было столько людей, что они не могли сидеть – стояли, плотно прижавшись друг к другу. По краям – конвоиры с винтовками. Анна Васильевна сдернула с головы платок и стала махать. Люди слышали, как Василий Петрович крикнул:
– До свидания, колхознички!
Несчастье подкосило Анну Васильевну, она тяжело заболела. Словно в бреду, повторяла:
– Его и расстреливать не надо, он с тоски по детям умрет. Пятеро ребятишек осталось на руках у матери, старший учился в техникуме в Ленинграде, младшему – год и три месяца.
Дед Василий Алексеевич утешал дочь:
– Не кручинься, проживем как-нибудь. Я в кузнице работаю, прокормлю детей.
Но через две недели пришли и за дедом. Семья села ужинать. Тут вошел милиционер. Увидев его, дед побледнел и стал собираться. Снял с себя крест. Дочери сказал:
– Не тужи обо мне, Анка. Стар я, семьдесят четвертый год пошел. Все равно, где умирать.
Все было рассчитано на то, чтобы уничтожить Демичевых. Они жили с клеймом «семья врага народа». Их облагали специальным налогом, на 15 процентов больше обычного. И умерли бы с голоду, если бы не старший сын Павел. Он работал, потом воевал, и все деньги отправлял маме. Во всем подражая отцу, заставлял братьев и сестер учиться. Сам остался на всю жизнь офицером, закончил академию с золотой медалью. Алексей и Александр стали инженерами, Елена – учительницей, Нина – химиком-лаборантом. Деревня лишилась талантливых, работящих людей.
Павел Васильевич служил в Москве в Министерстве обороны. Ушел в отставку полковником. Его сын Андрей преподает в Московском государственном университете. Он живо интересуется историей семьи, собирает документы, фотографии.
Сыновья упорно разыскивали отца. Он, конечно, реабилитирован. Но где похоронен? Павлу пришла бумага о том, что отец расстрелян в октябре 1937 года в Шексне. Александру сообщили, будто он умер от инфаркта 14 января 1944 года. Узнать правду не представляется возможным.
Вдова Демичева Анна Васильевна 37 лет проработала в животноводстве. Была она человеком от природы интеллигентным. Детей учила добру:
– Приютите нуждающихся, накормите. Не жалейте куска. Никому не завидуйте. Зависть грызет, из-за нее можно людям зло сделать.
На Вологодской земле из рода Демичевых остались только дочери. Закончив Грязовецкое педучилище, Елена Васильевна 40 лет учительствовала, 38 из них в Кадуе, в школе № 1.
– У моих покойных родителей – 10 внуков, – рассказывает она. – Все с высшим образованием. Видно, в деда пошли. Он больше всего ценил в людях ученость.
...Вот и вся история одной семьи. Словно старинная русская сказка, со страшным началом и благополучным концом. История семьи – неотъемлемая часть истории страны. Все, что было в ней светлого и трагического, нужно знать каждому, кто хоть сколько-нибудь озабочен будущим Отечества.
НЕ ДОЛЖНО ПОВТОРИТЬСЯ
Иван Никанорович Соколов состоял кандидатом в члены ВКП (б) с июля 1931 по март 1937. Русский, крестьянин, образование – низшее. В период возникновения персонального дела работал начальником лесопункта.
По документам и архивным материалам установлено, что в основу дела положена информация Кадуйского РО НКВД, в которой говорится, что 24 января 1937 года в конторе лесопункта Соколов в разговоре с беспартийными допустил антисоветские клеветнические обвинения против В. И. Ленина и И. В. Сталина. Одновременно он восхвалял заслуги Троцкого в гражданской войне. Кроме того, Соколов открыто не высказывал, но дал всем понять, что после смерти Ленина, когда у руководства встал Сталин, оппозиционная борьба в партии обострилась и что с оппозиционерами сейчас жестоко расправляются.
9 марта 1937 года бюро Кадуйского райкома ВКП(б) рассмотрело вопрос о Соколове и установило, что разговор, который он вел в конторе лесопункта, не имел характера контрреволюционного выступления и клеветнической направленности против Ленина. Решением бюро И. Н. Соколов переведен из кандидатов в сочувствующие ВК.Щ6) как политически слабо развитый, но хороший производственник. 23 марта 1937 года райком партии получил информацию из районного отдела НКВД о том, что И. Н. Соколов арестован и привлекается к уголовной ответственности за контрреволюционную деятельность. В связи с этим бюро райкома постановило решение бюро от 9 марта отменить и считать Соколова исключенным из рядов ВКП(б).
26 августа 1937 года постановлением тройки УНКВД по Ленинградской области Соколов приговорен к высшей мере наказания – расстрелу.
21 января 1957 года по протесту прокурора Вологодской области областной суд отменил постановление тройки и делопроизводство прекратил за недоказанностью обвинения.
Читая архивные материалы, становится жутко от необузданности чинимого произвола. За что? Какая контрреволюция? Всего лишь осторожное мнение по поводу порядков в стране, хотя по справедливости 1937 год но зря называют годом апогея сталинской инквизиции.
Конечно же, сухие протокольные строки недостаточно характеризуют человека и не дают пищи для размышления. Но вот что пишет сын Соколова – Евгений Иванович, который сейчас живет в Вологде.
«Сердечно благодарю за участие в судьбе отца Соколова И. Н. Иван Никанорович родился в 1896 году, и в момент ареста его мне было 17 лет. По представлению уполномоченного НКВД Абкина, меня выдворили с пленума райкома ВЛКСМ, а затем заочно исключили из рядов комсомола.
За комсомол я долго боролся. Ездил искать правду в Ленинград, и только в ЦК ВЛКСМ меня восстановили в рядах.
После ареста отца нашу семью выгнали из квартиры, меня нигде не принимали на работу: боялись иметь дело с сыном «врага народа». Я вынужден был покинуть свой родной район. Так сделали все члены семьи, а нас, кроме отца, было четверо. Мать осталась жить на ст. Уйта.
Послужной список отца не сохранился. При обыске все было изъято. Однако я помню, что он работал в профсоюзном комитете леспромхоза, в Марыгииском лесопункте, Судском сплавном участке. В период коллективизации первым вступил в колхоз.
Я, конечно, не верил, что он занимался контрреволюционной деятельностью. Люди, работавшие с ним, отмечают в характере отца честность и принципиальность. Кому-то это не понравилось, вот и состряпали донос.
Расстреляли отца в Череповце 27 августа 1937 года. Об этом мне сообщили в КГБ, а вот место захоронения никому не известно.
Все дети Соколова живы. Я имею 12 наград за войну и за труд. Наша мать умерла на 85-м году жизни, похоронена в Риге»
ГЛАВА VII
НАШИ ИЗВЕСТНЫЕ ЗЕМЛЯКИ
НАРОДНЫЙ АРТИСТ ИЗ ВАХОНЬКИНА
Первое заседание конференции открылось во дворце Святого Георгия в три часа 10 апреля 1922 года. После вступительной речи итальянского премьера Ллойд-Джорджа Барту, японского делегата виконта Ишии и канцлера Вирта слово предоставляется...
– Слово предоставляется, – говорит Факта, – первому делегату Российской Советской Федеративной Социалистической Республики – народному комиссару по иностранным делам, господину Георгию Чичерину.
На хорах раздались хлопки, кто-то зашикал. Менье поднял голову. Поднял голову Безлыков. В двери проталкивались журналисты. Чичерин встал.
Сотни глаз устремлены на него: глаза надменно внимательные и удивленные, старческие и молодые, тревожно сузившиеся и широко открытые, насмешливые и испуганно скрывшиеся за стеклами очков, пенсне и биноклей.
– Господа! – Чичерин неторопливо осмотрел застывший зал. – Оставаясь на точке зрения принципов научного коммунизма, Российская делегация признает, что в нынешнюю историческую эпоху, делающую возможным параллельное существование старого и нарождающегося нового, социалистического строя, экономическое сотрудничество между государствами, представляющими эти две системы собственности, является повелительно необходимым для всеобщего экономического восстановления...
Да, это кинофильм «Москва – Генуя», и роль Чичерина исполняет здесь народный артист СССР, лауреат Государственной премии СССР Григорий Акинфович Белов.
Григорий Акинфович Белов родился в 1895 году в семье сельского учителя Акинфа Григорьевича Белова, в деревне Вахонькино Кадуйского района. В деревне окончил сельскую школу и в 1907 году поступил в Череповецкое реальное училище, которое окончил в 1915 году. В этом же году поступил в Петроградский политехнический институт на экономическое отделение и одновременно поступил в театральное училище при Александрийском театре (ныне театр имени Пушкина в Санкт-Петербурге).
В октябре 1916 года мобилизован и откомандирован на Юго-Западный фронт в качестве рядового. После Октябрьской революции возвращается в Череповец, работает в губернском военном комиссариате в качестве инспектора красноармейской самодеятельности. Одновременно поступает в октябре 1917 года в Череповецкий губернский показательный театр, и с этого момента начинается его профессиональная деятельность в театре.
Свою сценическую деятельность он начал исполнением роли Нила в горьковских «Мещанах», а спустя почти полвека во всеоружии зрелого художественного мастерства и с необыкновенно глубоким проникновением в человеческий характер создает одни из ярчайших горьковских образов, играя Протасова в «Детях солнца» на сцене Ярославского театра.
Но это... спустя...
Работать в Череповецком театре Белов продолжает до 1922 года (в 1921 году был демобилизован из армии), а осенью 1922 года переезжает в Тверь на работу в театр Большой Пролетарской мануфактуры и остается там до осени 1924 года. Затем примерно по году работает в театрах Ярославля, Владикавказа, Махачкалы, Днепропетровска, Николаева. С 1929 года по 1931 год работает в передвижном театре, обслуживающем промышленные центры Донбасса, с 1931 по 1933 год --- и Казанском городском драматическом театре, а с осени 1933 года в течение семи лет – в Архангельском облдрамтеатре, откуда был переведен в Ленинградский Государственный театр имени Ленинского комсомола.
В начале Великой Отечественной воины с группой ленинградских актеров выезжает на Карельский фронт и оформляется в Республиканский Государственный театр КФССР, обслуживающий фронт и прифронтовую полосу. В феврале 1945 года Г. А. Белов был переведен на работу в г. Ярославль, в старейший русский театр имени Ф. Г. Волкова, которому отдал последние 20 лет своей жизни.
Активная участница самодеятельного театра, делегат ХХ11 съезда КПСС, Герой Социалистического Труда, председатель колхоза «XII Октябрь» Костромской области П. А. Малинина, когда се спросили, почему она любит сцену, что она находит привлекательного в творчестве, ответила: «Сознание того, что своим искусством ты можешь научить людей понимать подлинную красоту, помочь им стать лучше, красивее, подражать положительным героям, осуждать недостатки – дает большое удовлетворение. И актеру становится радостно, что он участвует в важном деле идейного, политического, нравственного и эстетического воспитания зрителей».
Под этими словами подписался и Г. А. Белов. Его искусство отличалось но длинной глубиной мысли, высокой принципиальностью, ярким мастерством перевоплощения, органической простотой, точностью психологических характеристик и лаконизмом.
Белов всегда помнил слова Станиславского: «Нет мелких ролей, есть маленькие артисты». Он создавал образы, различные по характеру, возрасту, национальности, общественному положению, столь контрастные по внешности, что трудно себе представить, что один и тот же актер исполняет роль Власа («Дачники»), Телегина («Рождение мира»), Пепла, Сатина и Барона («На дне»), кардинала («Заговор обреченных»), Сомова («Сомов и другие»), Шванди и Ярового («Любовь Яровая»), Сэма («Завтра будет нашим»), Воропаева («Счастье»), Маринелли («Эмилия Галот-ти»), Плакуна («Вечный источник»), Хлебникова («Персональное дело»), Годунова («Царь Федор Иоаннович»), Гвоздилина («Третья патетическая»), Астахова («Мятеж неизвестных») и много, много других.
Последней работой Г. А. Белова является образ большой сатирической мощи в комедии «На всякого мудреца довольно простоты» А. Н. Островского, где он с особым артистическим блеском играл роль Крутицкого. Создание живого, реалистического, художественного образа – процесс очень сложный; работа над ролью приносит актеру большую творческую радость, но в то же время несет с собой и «муки творчества», требует длительных, упорных поисков, непрерывного серьезного труда. Художник могучей фантазии, Г. А. Белов не принимал жизненной правды, не опоэтизированной творческим вымыслом. Он уделял большое внимание в своей работе нахождению подтекста и внутренних монологов. Станиславский говорил, что ради подтекста зритель и ходит в театр – текст пьесы можно самому прочесть дома. Найти верный подтекст бывает очень трудно. Только в итоге большой, трудоемкой, плодотворной работы дома и на репетициях Григорий Акинфович находил его.
Большое значение он придавал одному из элементов работы актера – гриму. (Грим помогает вскрыть и внутреннее содержание сценического образа). Можно было бы написать целую книгу, рассказывая о каждом сценическом создании великого артиста, о его даре внешнего и внутреннего перевоплощения, его умении создать полную гармонию внутренней сущности образа с внешним его обликом. Настоящее творчество не знает предела. Он шел все дальше и дальше и искал все новое и новое. Да иначе и нельзя подлинному художнику. «Если найденное удовлетворяет артиста и он успокаивается на достигнутом, то его искания прекращаются», – говорил Станиславский. Григорий Акинфович поэтому стремился делать так, чтобы каждая репетиция была поиском, а не повторением того, что уже найдено. От Г. А. Белова никогда никто не слышал, что он удовлетворен своей рабочей. В лучшем случае он говорил, что такую-то роль ему играть легче, приятнее, чем другую.
Может быть, эта постоянная неудовлетворенность актера, его требовательность к себе и к режиссуре и явилась одной из существенных причин его большого и настоящего успеха.
Миллионам советских зрителей Г. А. Белов широко известен как создатель незабываемых образов Мичурина, Римского-Корсакова, сельского учителя в одноименных фильмах. Последней работой Г. А. Белова в кино явилась роль наркома Чичерина в фильме «Москва – Генуя».
Кроме своей основной профессии артиста драмы, Григорий Акинфович в ряде городов страны работал в качестве педагога в театральных студиях по классу мастерства актера и художественного слова. С 1945 по 1950 годы он работал в качестве преподавателя культуры слова и выразительного чтения в Ярославском педагогическом институте имени Ушинского, где заражал студентов своим оптимистическим настроением и привлекал их подлинной человеческой красотой и величием своей русской души, своим горячим сердцем, своей благородной духовной силой. Работая с молодежью в театральных студиях, он всегда помнил, что воспитывать творца, художника – значит, поощрять любые интересные поиски исполнителя, прививать ему стремление к самостоятельной работе.
Григорий Акинфович вел и большую общественную работу. Он был членом президиума ВТО, депутатом Ярославского областного Совета депутатов трудящихся нескольких созывов, членом комитета по Ленинским премиям в области литературы и искусства, депутатом Верховного Совета РСФСР четвертого созыва. С октября 1942 года – член КПСС. В 1944 – 1945 годах был секретарем парторганизации при республиканском театре КФССР и долгое время почти бессменным секретарем партбюро театра имени Волкова. В декабре 1936 года – присвоено почетное звание Заслуженного артиста РСФСР, в ноябре 1943 года награжден Почетной грамотой Верховного Совета КФССР, в сентябре 1945 года – медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». В апреле 1948 года ему было присвоено звание лауреата Государственной премии за создание образа Мичурина в одноименном кинофильме, а в июле 1949 года – почетное звание народного артиста РСФСР. В июле 1950 года Григорий Акинфович был награжден высокой правительственной наградой – орденом Ленина, а в июле 1956 года за выдающиеся заслуги в области советского искусства ему было присвоено звание народного артиста СССР.
В сентябре 1965 года на 70-м голу жизни Григорий Акинфович Белов умер.
ХУДОЖНИК ЗВОНЦЕВ
Вот сборник стихов А. С. Пушкина. Скромная темно-зеленая обложка. На ней набросок рисунка: листы бумаги, гусиное перо. Почти каждое стихотворение сопровождается графическим рисунком, тонко передающим подтекст стиха. Особенно выразительна графика, отображающая картины природы. Художник-оформитель В. М. Звонцев – наш земляк.
Родился он в семье учителя Вахонькинской школы в бурные апрельские дни 1917 года. Детские годы Василия прошли на берегах Шулмы. Часто со старшими братьями или всем семейством отправлялись они в лес, на рыбалку. А вечером, когда взрослые готовили уроки, Василий, получив от матери бумагу и карандаши, занимался рисованием. Детская игра оказала потом влияние на выбор профессии. И помогла в этом опытная учительница рисования А. А. Алексеева.
После окончания школы второй ступени города Череповца, куда в 1924 году переехали Звонцевы, Василий поступает в Ленинградское художественное училище. В 1939 году он уже студент Всероссийской академии художеств.
В то время и понятия не имели, чтобы каким-то способом уклониться от армейской службы. И тут повестка из военкомата. Не расстроился, не опечалился. Раз надо – значит, надо. А учеба никуда не уйдет. Подумаешь, отсрочка на три года! Подождем. Однако это «подождем» затянулось на добрых семь лет, прошло через жестокие испытания огнем и грохотом войны.
Для Василия эти испытания, связанные с войной, начались еще до того, как он попал на фронт.
Как солдату, имеющему среднее образование, ему предложили поступить в военное училище. Даже выбор предоставился: инженерное или пехотное.
– Записывайте в пехотное, – не раздумывая, сказал солдат Поинтересовались: почему?
– В инженерном учиться дольше, – - был ответ.
В условиях военного времени офицерские кадры готовились ускоренно. Уже через месяц с небольшим Звонцев был произведен . в лейтенанты. Потом – десять дней минометной подготовки. Всего десять дней! Но каких дней! Занимались от подъема до отбоя. До изнеможения.
И вот молодой лейтенант – командир взвода 82мм минометов. Но на фронт попал не сразу. Надо было подготовить взвод к боевым действиям. А взвод почти целиком состоял из бывших уголовников.
Звонцев буквально за голову схватился, узнав об этом. Но не опускать же руки! Пришлось Василию перестраивать свой излишне мягкий, деликатный характер. Вчерашние зэки относились к взводному, будучи старше его, с некоторой долей иронии и снисходительности. Присматривались. Те, кто обладал подловатой душонкой, готовы были, как говорится, на шею сесть лейтенанту.
И тут произошел случай, который поставил все на свои места. Однажды вечером личному составу взвода выдали новые американские ботинки, обмотки к ним.
Утром помощник командира взвода Павленко (тоже бывший заключенный) доложил Звонцеву, что у троих солдат исчезли ботинки. Не в чем на завтрак идти.
Растерялся было Василий. А потом разозлился, да так, что сам себя не узнал.
– Стройте взвод! – приказал он помощнику.
Построили. Трое солдат на левом фланге – без ботинок. Обмотали кое-как ступни и стоят. Ждут, что же предпримет взводный, как выйдет из положения. А он изменившимся голосом (до этого слабым, робковатым) скомандовал зычно:
– Направо! В столовую бегом – марш!
А это значило бежать по снегу добрых двести метров. Побежали. У пострадавших обмотки развязались. Пришлось буквально босиком преодолевать расстояние до столовой.
И на обед, и на ужин точно так же.
Вечером Звонцев объявил перед строем:
– Потеря бойцом военного имущества – преступление. Если к утру ботинки найдены не будут, босиком пойдете на тактические занятия. В поле. Вот так!
Утром Павленко доложил, что ботинки добыты. Именно добыты, а не найдены. Василий не стал выяснять, каким образом, и это заметно подняло его авторитет в глазах подчиненных.
– А наш главный-то с характером, – говорили они о Звонцеве. – С таким можно идти в бой.
И первый бой взвод принял под Андриаполем в апреле сорок второго. При взятии высоты Ступинская минометчики шли в атаку вместе со стрелками на вражеские траншеи. Правда, не все. Почти половина из них погибла, искупив таким образом прошлую вину перед законом.
Истинная, непоказная отвага и умение на фронте быстро получают достойную оценку. Кто обладал такими качествами, тому и очередные звания присваивались досрочно, в должностях рост был ускоренный. Через два года, пройдя с боями до Прибалтики, Звонцев был уже начальником штаба стрелкового полка, имея на плечах майорские погоны. Тогда-то произошел один из наиболее запомнившихся эпизодов в его фронтовой биографии.
Август сорок четвертого. Наступление полка развивалось успешно. Соседи справа и слева заметно приотстали. Фланги обнажились. Это таит в себе опасность окружения. Но наступательный порыв был настолько велик, что об опасности никто и не помышлял.
Когда Звонцев доложил командиру дивизии о местонахождении полка, тот даже не поверил. Только похвалил: молодцы! Однако предостерег от поспешных действий.
Полк занял позицию вдоль берегов живописного озера. Василий, очарованный красотой местности, подумал: «Эх, нарисовать бы этот пейзаж...».
На фронте, когда выдавалась спокойная минута, он делал наброски и хранил их в отдельной папке. Но у этого самого озера в папку, когда она на короткое время была оставлена на бруствере окопа, угодил снаряд. Наброски погибли.
Можно представить, как сожалел о них будущий художник.
После короткой передышки поступил приказ форсировать реку Огре и продолжать наступление.
По сохранившемуся мосту один из батальонов вместе с полковым штабом, но без командира полка быстро перешел на противоположный берег реки и устремился вперед. Освобождены два хутора. Немцы почти не оказывают сопротивления.
Казалось, никаких неожиданностей не предвидится. Но пот с двух сторон появились вражеские танки. Комбат капитан Амелин доложил: «Веду бой».
Начальник штаба полка знал, что у Амелина достаточных средств борьбы с танками нет. А тут еще командир батареи 120-мм минометов старший лейтенант Межин доложил, что мины кончились.
Звонцев посылает группу солдат к мосту за боеприпасами. Те вскоре вернулись. Мост захвачен противником. Создалась критическая ситуация. Амелин пытается что-то доложить по телефону, но в трубке слышны только разрывы, лязг гусениц да треск автоматных очередей. Звонцев успел лишь приказать Амелину начать отход к командному пункту полка. Такое же распоряжение было отдано и Межину.
Наступила зловещая тишина. Она куда страшнее всех грохотов боя.
Всем стало ясно, что батальон и приданные ему подразделения окружены.
Решение надо было принимать Звонцеву. А насколько сложно это в подобной обстановке, знают лишь фронтовики.
При штабе полка – вся документация и два знамени: полковое и шефское. Василий снимает полотнище с древка и полковое знамя прячет под гимнастерку. С шефским знаменем то же самое проделывает помощник начальника штаба капитан Резчиков.
И вот четыреста оставшихся в живых бойцов пытаются вырваться из окружения. Днем это сделать не удается. Немцы тщательно контролируют шоссе, которое надо было пересечь, чтобы выйти к реке.
С наступлением темного времени движение по шоссе почти прекращается. Но это не значит, что противник здесь отсутствует. Чтобы себя не демаскировать при пересечении шоссе, начальник штаба приказывает всем выбросить котелки и кружки.
Несколько солдат то ли проигнорировали приказание, то ли не расслышали его. Звяканье котелков привлекло внимание немцев, расположившихся на ближайшем хуторе. Звонцев приказал на огонь не отвечать. Да и отвечать было уже нечем. Оставив при себе семь человек, Звонцев стал отвлекать немцев на себя. А вся колонна во главе с замполитом полка капитаном Сыроежкиным по глубокому оврагу двинулась к линии фронта, потом, как выяснилось, благополучно соединилась с полком.
Группа Звонцева в ту ночь так и не перешла линию фронта. Несколько раз натыкалась на засаду. Но все заканчивалось благополучно.
Василий постоянно ощущал на себе полковое Знамя. Оно вроде бы и стесняло в движениях, но одновременно придавало силы. Начальник штаба понимал: сберечь Знамя – значит сохранить полк в боевом строю.
С рассветом группа Звонцева укрылась в густом лесу, а с наступлением следующей ночи продолжила движение. Снова при шлось обходить посты противника, возвращаться назад. Принять бой было бы равносильно самоубийству. Ведь патронов осталось лишь на то, чтобы в случае безвыходного положения пустить себе пулю в лоб. Сдаваться никто не собирался.
Ранним утром группа была обстреляна. Хоть снова отступай назад. Но тут один солдат вдруг не удержался от восклицания:
– Да это же наши ППШ бьют!
Через несколько минут Звонцев и его товарищи оказались в окружении своих.
Начальник снабжения полка капитан Власов, руководивший обороной, первым делом спросил Звонцева: – Где Знамя?
– Со мной! – ответил Звонцев.
– Ну, слава Богу! А то комдив, говорят, места себе не находит. Надо доложить вам лично...
– Обязательно доложу.
Наконец-то можно привести себя в порядок и отдохнуть. Но не успел Звонцев побриться, чтобы отправиться к комдиву, как снова завязался бой. Фашисты, упустившие окруженных было советских солдат, решили, видимо, взять своеобразный реванш. Атака за атакой следовали на позиции полка. И так двое суток подряд.
Поняв тщетность своих усилий, противник прекратил атаки.
На этот раз никто не помешал Звонцеву привести себя в порядок. Он уже собрался пойти на доклад, как генерал Петров сам вызывал его по телефону.
– Жив?! – загремело в трубке.
– Жив, – ответил майор.
– Знамя где?
– Со мной. В полной сохранности.
– Молодчина, подполковник Звонцев! Будешь представлен к награде! – темпераментно заключил генерал. – Поздравляю!
– Я – майор... – как-то растерянно проговорил Василий.
– Как ты можешь перечить старшим?! – гудела трубка. – И как надо отвечать на поздравление? Устав забыл, подполковник?!
– Никак нет! – Звонцев принял положение «смирно» и прокричал в трубку: – Служу Советскому Союзу!!
На этом можно поставить точку. Но Василию Михайловичу оставалось еще более полугода войны. И он прошагал фронтовыми дорогами до конца, до победного залпа, честно выполнив свой солдатский долг. Одиннадцатью боевыми наградами отмечен его боевой путь. Он заслужил доброе, благодарное слово. И не случайно незабвенный поэт Михаил Дудин спою поэму «Песня о Вороньей горе» посвятил Звонцеву.
Академию художеств Василий Михайлович окончил, когда ему было уже под тридцать. А дипломной работой, оцененной по высшему баллу, стали пейзажи фронтовых лет, написанные по памяти.
Его картинами любовались и восхищались жители Парижа и Хельсинки, Москвы и Вологды, многих других городов Российской Федерации, нынешнего ближнего зарубежья.
Более чем в 200 выставках был представлен народный художник России Василий Михайлович Звонцев. Десятки выставок – персональные. Такой высокой чести удостаиваются лишь истинные таланты, проникновенное искусство которых волнует людские сердца.
Крестьянский паренек с Вологодчины вырос в известного пейзажиста, ярко воспроизводящего на холсте неповторимые красоты родной природы. Без малого двадцать лет работая преподавателем живописи в Академии художеств, Василий Михайлович учил молодых коллег не только профессиональному мастерству, но и личным примером постоянно прививал им любовь к Отечеству.
БОЕВОЙ ПУТЬ ГЕНЕРАЛА
Одним из замечательных наших земляков был Василий Иванович Швецов. Он воевал за Советскую власть в годы гражданской войны, строил Советскую Армию, готовил ее к грядущим боям и воевал за Родину в Великой Отечественной войне. Мы законно гордимся таким земляком и должны знать его биографию.
Родился Василий Иванович 12 марта 1898 года в деревне Лыковская, бывшей Прягаевской волости, в крестьянской семье. Отец и мать были неграмотные, но сына хотели поучить. Василий Швецов окончил Вахонькинское двухклассное училище. На этом образование и кончилось. С 14 лет начал самостоятельно работать. Тесал шпалы. Стал хорошим плотником. Уже в 18 лет выполнял ответственные плотницкие работы на железной дороге.
В феврале 1917 года был призван в царскую армию, но вскоре как железнодорожник был отозван и 1917 – 1918 годы работал плотником на железной дороге Мурманск – Петрозаводск. Там молодой рабочий принимает активное участие в революции, в упрочении новой, Советской власти. В декабре 1918 года вступает в Коммунистическую партию. Весной 1919 года переводится на работу в Москву, тоже на железную дорогу.
Отсюда, из Москвы, в октябре этого же 1919 года, Василий Иванович Швецов ушел добровольцем на фронт против Деникина в составе Московского коммунистического полка. Как раз в октябре 1919 года Деникин рвется к Москве. Рядовым бойцом коммунистического полка воюет наш земляк с деникинскими бандами вплоть до полной их ликвидации.
Весна 1920 года. Деникинщина ликвидирована. Навсегда покончено с Колчаком и Юденичем. Освобожден от интервентов и белогвардейцев Север. Республика получила передышку. Но ей грозят белополяки, грозит «крымская заноза» – Врангель. Проводить демобилизацию Красной Армии еще рано. Часть армии направлена на борьбу с разрухой. А многие наиболее способные бойцы и командиры направляются на учебу – на военные курсы, в военные школы. Это им, отстоявшим революцию в борьбе с интервентами и белогвардейцами, предстояло дальше укреплять нашу Красную Армию, перестраивать, перевооружать се, командовать ею, сделать ее надежной защитой мирного груда по строительству социализма. Василия Ивановича Швецова направляют в Петроград, в военно-инженерный техникум.
Учиться пришлось недолго. Началась война с белополяками, вылез из Крыма Врангель. Уже в июне 1920 года Василий Иванович отправляется на врангелевский фронт помощником комвзвода Петроградской бригады курсантов. На врангелевском фронте был контужен.
Гражданская война окончена. Но Швецов навсегда остается в армии. Он возвращается в Петроград, командует подразделением на инженерных курсах. В марте 1921 года принимает участие в разгроме контрреволюционного кронштадтского мятежа, а в мае – направляется на Урал командиром батальона командных курсов.
В последующие годы В. И. Швецов много и упорно учится. Окончив высшую военно-педагогическую школу в Ленинграде, он поступил в военную академию имени Фрунзе и в 1929 году с отличием ее окончил. Пять лет работал старшим преподавателем общей тактики и начальником курса в этой же академии. Затем три года работает в Генеральном штабе Красной Армии.
Великая Отечественная война застает нашего славного земляка в должности командира 133-й стрелковой дивизии, которая была расположена в Новосибирске. 26 июня 1941 года дивизия погрузилась в эшелоны и с курьерской скоростью помчалась к Москве, где она поступила в резерв главного командования. С 15 июля вступила в бой с фашистами и до середины декабря не выходила из соприкосновения с противником. Осенью 1941 года 133-я дивизия защищала Москву. В середине октября 1941 года дивизия награждается орденом Красного Знамени, а ее командир – орденом Ленина.
В декабре 1941 года генерал-лейтенант Швецов получает назначение на должность командующего 29-й армией. Армия беспрерывно находилась в тяжелых боях с противником. Генерал Швецов талантливо командовал армией. С ней провел знаменитую «Невельскую операцию», завершившуюся ликвидацией Невельского плацдарма фашистов. Потом командовал 21-й, 23-й армиями, руководил операциями по прорыву фронта на Карельском перешейке в 1944 году.
И после Великой Отечественной войны В. И. Швецов учится в высшей военной академии Генерального штаба. Потом командовал армией на /Дальнем Востоке и Советскими Вооруженными Силами в Порт-Артуре (до передачи Порт-Артура Китайской Народной Республике). С 1955 года был заместителем командующего Прибалтийским военным округом. Имел воинское звание генерал-полковника. Скончался 1 октября 1958 года. Работал он в это время в Генеральном штабе Советской Армии.
Земляки и односельчане Василия Ивановича, близко его знавшие – Н. Н. Абузин, А. М. Кознев (тоже крупные военачальники) рисуют его в своих воспоминаниях как замечательный образ выдающегося полководца Советской Армии. Человек большой силы воли, мужественный, храбрый, требовательный, прямой и правдивый, он был очень общителен не только с командирами частей и подразделений, но и с сержантами, и рядовыми солдатами, каждого располагал к себе. Большой военный специалист, он был человеком высокой культуры и разносторонней образованности.
Заслуги генерал-полковника В. И. Швецова перед Родиной отмечены двумя орденами Ленина, тремя орденами Красного Знамени, орденом Суворова I степени, орденом Отечественной войны I степени и многими медалями. Он был избран депутатом Верховного Совета СССР четвертого созыва.
ПАРТИИ РЯДОВОЙ
Алексей Николаевич Курманов родился в деревне Михайловской, нынешнего Никольского сельсовета Кадуйского района, в крестьянской семье, состоящей из 14 человек. Семья была бедной. Характерен тот факт: во время венчания (родителей Алеши) у жениха не было даже сапог. Одеты были голенища от сапог и калоши. Земельный надел был невелик. Хлеба не хватало до нового урожая. Поэтому дед Иван и старшие братья подрабатывали: катали валенки, которые славились в округе своей добротностью, пилили, кололи дрова, заготовляли и справляли лес. Алеша рос умным, смышленым мальчиком. Рано изучил азбуку. Уже в 5 – 6 лет бойко читал. Деревенские мальчишки любили его слушать, среди которых он был вожаком, затейником всяких игр и озорником.
– Как-то раз, – вспоминала Евдокия Николаевна Курманова, жена Алексея Николаевича, – Алеша рассказывал мне: сделал он изо льна пыж, начинил его порохом, привязал к саням и поджег. Бабахнуло так здорово, что сани прискочили и оглоблей самого чуть не убило – шрам на подбородке остался на всю жизнь.
Учился он хорошо, в соседней деревне Малышево, у старого учителя Степана Григорьевича Лебедева. Родители хотели, чтобы сын получил образование в Вахонькинской двухклассной школе. Алеша поступил туда. Умный, непокорный ученик не очень-то нравился учителям, и они не поладили. Из школы Алеша ушел. После этого отец отвез сына в Череповец к купцу за прилавок, но через три дня и оттуда Алеша сбежал. Не в его характере было услуживать, угождать.
Наконец он попал в Петербург, где долго не мог найти работы. Жил без копейки денег, без куска хлеба. Ночлегом служила старая лодка на Обводном канале. Там жил до холодов, затем переселился в собачью конуру. Позже нашел работу полотера в гостинице «Медведь». Здесь он познакомился с революционерами.
Подзаработав денег, возвратился обратно в деревню. Перед солдатчиной долго работал у хозяина по лесному промыслу, на сплаву, где часто выступал против несправедливости. Недаром хозяин говорил: «Алешка – ржавый гвоздь».
На формирование характера, взглядов имели влияние оба деда, дружная семья. Дед Иван (по линии отца) мудрый, прозорливый, богу не молился, знал сельскохозяйственные приметы, был хорошим рассказчиком. Его очень уважали в деревне. Дед Спиридон был боголюбивым, степенным, любил читать, молитвы, часословы, святцы, евангелие. Часами заставлял внука Алешу читать вместе с ним, по его настоянию внук пел в церкви. Алеша все поучения и наставления воспринимал критически.
В 1912 году Алексей был взят на военную службу, где пробыл с перерывами в 6 – 9 месяцев (ранения, контузия) до 1917 года. На фронте 1914 – 1916 годов отличился отвагой и смелостью, за что был награжден Георгиевским крестом и медалью. Февральская революция застала А. Н. Курманова на фронте, где он принимал активное участие в работе ротных и армейского комитетов. В июле 1917 года вступил в партию большевиков, а в Октябрьскую революцию уже был членом Военно-революционного комитета 11-й армии.
В декабре 1917 года Алексей Николаевич демобилизовался и, прибыв в родную деревню, приступил к организации волостного комитета. Сохранились, к счастью, протоколы общих собраний граждан Прягаевской волости за январь-май 1918 года, в единственном архивном фонде Прягаевского волостного исполнительного комитета имеются документы, запечатлевшие события тех героических лет на местах.
Взволнованно читаем о том, как исполком под руководством Алексея Курманова проводит в жизнь ленинские Декреты о земле, продовольствии, об организации Красной гвардии.
Интересен такой документ – «Постановили: организовать добровольческую Красную гвардию при Совете, которую Совет вызывает по мере надобности с платой 4 рубля за каждый служебный день. Средства для уплаты красногвардейцам взыскивать с лиц, по вине которых вызваны люди».
Во время пребывания на родине (около 7 месяцев) А. Н. Курманов активно участвовал в жизни деревни путем агитации, убеждения, конкретными мерами проводя политику партии большевиков в жизнь. Все было ново, неизведанно, события в мире наслаивались с такой быстротой, что только обладая поистине философским восприятием и ораторским даром, даром рассказчика, можно было так быстро находить контакт, общее понимание насущных вопросов и повести за собой неграмотное крестьянство, как это было в Михайловской. Где бы он ни выступал, о чем бы он ни рассказывал, между ним и собравшимися всегда устанавливалась атмосфера взаимопонимания.
Советская власть в условиях разрухи и голода (ели конские котлеты) прочно становилась на ноги, несмотря на то, что зажиточная часть крестьян, подпевалы бывшего барона Таубе, пытались помешать становлению ее в Прягаевской, Андогской, Федотораменской и других волостях. Несколько раз мужики, подстрекаемые кулаками, пытались избить Алексея Николаевича, но каждый раз он так умело разубеждал их в таком замысле, что все обходилось без кровопролития.
Иногда приходилось прибегать к весьма решительным мерам. Так, обязательное постановление от 23 марта 1918 года гласило: «Ввиду того, что многие товарищи солдаты, прибывшие с фронта, привезли с собой оружие, которое, к величайшему стыду, употребляют не для защиты власти народной и обороны от врагов народа – контрреволюционеров, а для драк между собой, что имело место во многих деревнях во время масленицы, предписано всем сельским и волостным Советам отобрать оружие у всех заведомо ненадежных людей: скрывшие от регистрации оружие будут предаваться самому строгому революционному суду и будут рассматриваться, как пособники контрреволюции».
В сентябре 1918 года Курманов занимает пост заведующего отделом управления Череповецкого уездного исполкома, а в ноябре по партийной мобилизации уезжает в действующую Красную Армию, находясь на ответственных боевых участках Польского и Ленинградского фронтов.
С этого времени и до 1921 года Курманов находился в рядах Красной Армии, выполнял ряд ответственных заданий, являясь энергичным организатором и выдержанным политическим руководителем.
Казалось, что Курманов незаменим. Пожалуй, так оно и было. В ноябре уезжает, а в декабре его уже отзывают в Череповец и командируют как политического комиссара с отрядом 80 красноармейцев и коммунистов в Ягановскую и Ивановскую волости для подавления мятежа и восстановления порядка, Затем через непродолжительное время снова отзывают в ряды Красной Армии. За продолжительную и активную работу в рядах Красной Армии революционный комитет 3-й армии награждает его золотыми часами с надписью: «Честному воину Рабоче-Крестьянской Красной Армии». В любой обстановке, в сложных условиях, фронтовой жизни, всегда являлся образцом командира, был любим красноармейцами, и они шли за ним в «огонь и воду».
Характерен эпизод, о котором вспоминал друг и боевой товарищ Алексея Николаевича А. Беляев:
«15 мая 1919 года. Польский фронт. Прекрасен весенний день, всюду зелень, сильно греет солнце. Привал. Если бы не отдаленная артиллерийская канонада, не вооруженный вид бойцов, можно бы сказать: собралась рать людская в поле работать. Бойцы размечтались, мысленно перенеслись домой. Чувствуя настроения красноармейцев, Алексей организует летучий митинг. В ярких красках характеризует цели и задачи нашей борьбы, своим революционным пафосом заражает красноармейские массы, вселяя дух непобедимости Красной Армии.
На призыв к победам – мощный, дружный, искренний клич: даешь Варшаву!
Польский фронт ликвидирован. По ходатайству череповецких партийных организаций политическое управление республики демобилизует Курманова из рядов Красной Армии. В январе 1921 года он уже в Череповце – партийный работник губкома РКП (б), избирается заместителем председателя губисполкома. Алексей Николаевич – участник 8 – 11 съездов крестьянских, рабочих и красноармейских депутатов Череповецкой губернии, где избирается в состав губисполкома.
После II съезда А. Н. Курманов назначается на должность заведующего губернским земельным управлением. Меньше года работы по руководству сельским хозяйством, а результаты достигнуты неплохие. Землеустройство осуществлено на 159 тысячах десятин, осушено 660 десятин. Посевные площади к концу 1923 года доведены до довоенных размахов. Сельскохозяйственная производственная кооперация охватывает 13 процентов крестьянских дворов. Конское поголовье превысило довоенные размеры. Одновременно уменьшилось количество безлошадных хозяйств (данные взяты из доклада Череповецкого губземуправления за 1923 год).
Находясь на самом трудном участке работы, тов. Курманов является членом Череповецкой уездной комиссии по пересмотру, проверке и очистке организации РКП (б). В решении вопросов ему свойственны твердость и большевистская непримиримость.
Двадцатые годы для Череповца, как и для всей молодой Советской республики- – это время напряженной работы по укреплению Советской власти в условиях голода и разрухи. Враждебные элементы прилагали немало усилий, чтобы задушить Советскую республику голодом. Череповец и губерния голодали. Губком РКП (б) создает продотряды, которые как на местах, так и выезжая в хлебные губернии, решают продовольственный вопрос, который был очень сложен, требовал большой самоотверженности и партийного подхода к делу. И, конечно, коммунист Курманов вносит свою долю участия в разрешение продовольственной проблемы. Являясь особым уполномоченным Череповецкой губернской продовольственной тройки, Курманов так умело организует работу Череповецкой уездной продчетверки, что уезд одним из первых выполняет план по продовольственной разверстке. И так всегда. Какое бы ответственное и трудное задание ни поручали ему, выполнялось оно добросовестно-, Никогда и никто не слышал oт него какого-либо недовольства. Всегда уверенно и твердо разрешал вопросы сам.
1923 год. В стране разруха, не хватает топлива, продовольствия. Голод. Народное хозяйство в упадке. Сельское хозяйство в запустении. Крестьянству необходимы лошади. Повсеместно создаются конезаводы и ипподромы. И в августе Курманов уезжает из Череповца. Партия направляет его начальником второго государственного ипподрома (Ленинград). В дальнейшем Алексей Николаевич работает председателем Центрального управления Московского государственного ипподрома, директором Государственного мелиорационного треста, заместителем директора Государственного научно-исследовательского мединститута всесоюзного значения, заместителем заведующего Ленинградским облземуправлением.
Живя в городах, Алексей Николаевич никогда не терял связи с деревней, при первой же возможности приезжал на родину. Обладая редким даром организатора, он умел разбираться в людях и редко в ком ошибался. Знал, как расставить людей, чем увлечь и вдохновить.
Курманов принимал ипподромы морально и материально расшатанными, конюшни находились в жалком состоянии, лошади голодали. Специалисты и обслуживающий персонал затравлены. Кассы пустовали. Все рушилось. Казалось, ипподромы доживают последние дни. За несколько месяцев работы все преобразилось. Конские испытания из спортсменства и азартной игры на тотализаторе прожигателей жизни – нэпманов превратились в дело действительных испытаний и отбора лучших пород коней, обеспечивающих массовое улучшение коневодства по всей стране.
1929 год. Наконец получена возможность учиться в высшей школе. Алексей Николаевич поступает в академию соцземледелия.
Напряженные годы учебы в академии позади. Академия успешно окончена. Курманова направляют начальником сектора Наркомзема РСФСР, затем назначают директором научно-исследовательского института коневодства всесоюзного значения.
Умер А. Н. Курманов 27 января 1934 года (скоропостижно), за рабочим столом, на котором лежал приказ об отпуске. Не щадя свое больное сердце, он 6 лет не отдыхал, и это сказалось.
В памяти знавших его, работавших с ним Алексей Николаевич Курманов остался олицетворением честной, самоотверженной жизни, всех поражая своей доступностью, простотой, отсутствием чванства.
В 1935 году пленум Прягаевского сельсовета ходатайствовал о переименовании Кадуйского района в Курмановский, Прягаевской неполной средней школы в Курмановскую, деревни Михайловская в Курмановскую, .я .-колхозу, присвоить имя Курманова.
Ходатайство было поддержано районными и областными исполкомами. Но в то время проходило районирование Вологодской и Ленинградской областей и вопрос остался неразрешенным.