Заботами Сергия Радонежского

Вначале сентября 1380 года князь Дмитрий Донской отправился в поход против полчищ Мамая. Достигнув Дона, Дмитрий заколебался: идти ли ему за реку навстречу орде или ждать здесь? И в это время князь получил грамоту, которую доставил ему «борзоходец»: «Без всякого сомнения, господине, с дерзновением пойди противу свирепства их...» Эти слова принадлежали Сергию Радонежскому, основателю Троице-Сергиевой лавры, ближайшему советнику и политическому союзнику Дмитрия Донского. Сергий во многом способствовал великой победе на Куликовом поле своими патриотическими проповедями.

Известно, что, перед тем как выступить в поход, князь Дмитрий заезжал в монастырь к Сергию, который предсказал ему успех и отпустил с войском двух иноков - Пересвета (того самого, что перед битвой вступил в единоборство с Чилибеем) и Ослябю.

Блестящий исход Куликовской битвы развеял представление о непобедимости монгольских завоевателей.

Сергий Радонежский - человек широкого кругозора и большой государственной прозорливости - энергично способствовал объединительной политике московских князей, внес большой вклад в развитие культуры того времени... В «молодом» монастыре возникла вскоре библиотека. Начало ей положил сам Сергий, который в возрасте 23 лет пришел сюда, в дремучий лес - «в пустыню» - с двумя книгами. Историк русской церкви Е. Голубинский заметил по этому поводу: «Нет сомнения, что очень не велика была библиотека четьих книг преподобного Сергия... (псалтырь и евангелие)». В том, что монастырь находился в дремучем лесу (в 60 км от Москвы) - нет преувеличения. В дарственной грамоте Дмитрия Донского говорится, что монахам позволяется беспрепятственно ловить в реке Воре выдру, бобра и всякого зверя.

В начале основания монастырь был весьма беден. Общий облик его так описал В. О. Ключевский: «В самой ограде монастыря первобытный лес шумел над кельями и осенью обсыпал их кровли палыми листьями и иглами; вокруг церкви торчали свежие пни и валялись неубранные стволы срубленных деревьев; в деревянной церковке за недостатком свеч пахло лучиной; в обиходе братьев - столько же недостатков, сколько заплат в сермяжной ряске игумена; чего ни хватись, всего нет... случалось, вся братия по целым дням сидела чуть не без куска хлеба. Но все дружны между собою и приветливы к пришельцам, во всем следы порядка и размышления. Каждый делает свое дело...»

Монастырь образовался в то время, когда непрестанные распри удельных князей терзали русскую землю, а монгольское иго тяжелым бременем лежало на плечах народа. Великокняжеская Москва, ставшая инициатором объединения страны, боролась против феодальной раздробленности, собирала силы для отпора врагу. И Москва искала помощи у богатой церкви, поддерживала строительство монастырей. Между 1340 и 1440 годами на Руси основано до 150 новых обителей.

Надо прямо сказать, что красочная картина, нарисованная В. О. Ключевским, могла относиться к самому раннему периоду Троицкого монастыря, первым его годам. И не был он отгорожен от бурных событий. Напротив, активно вмешивался в политику, постоянно был на стороне Москвы. Сергий Радонежский, например, для того чтобы уладить, конфликт между великим князем и князьями местными, специально ездил в Ростов и Нижний Новгород. Он же мирил Рязань с Москвой...

И бедность монастыря продолжалась недолго.

Первые привилегии он получил от Дмитрия Донского.

С тех пор стал постоянно расширять свои владения, не останавливаясь перед захватом общинных земель. Уже в XV веке этому феодалу принадлежали обширные территории: пахотные участки, крестьянские дворы с огородами, заливные луга, соляные варницы, рыбные промыслы. Разумеется, братия не могла своими силами вести такое обширное хозяйство - все трудовые повинности легли на плечи закрепощенных крестьян. А к XVIII веку монастырю принадлежало почти 17 тысяч крестьянских дворов, больше, чем имели Романовы и патриарх. Зависели от монастыря и жители близлежащих слобод.

Быстро множились денежные богатства - монахи успешно торговали хлебом, рыбой, солью. Все это лишний раз показывает, что обитель была далека от правила «проводить жизнь в посте и лишениях».

С увеличением экономического могущества монастыря рос и протест угнетенных крестьян. В середине XVIII века волнения проходили во всех его вотчинах.

Вместе с тем лавра становилась и значительным культурным центром, местом производства рукописных книг...

Ефим Дорош в очерке о Загорске указывает, что уже при Сергии в монастыре было по меньшей мере около пятидесяти томов. Любимыми авторами были «писатели, которых следует считать поэтами среди церковных писателей», и можно вообразить «листочки бересты со стихами Григория Богослова, питомца Александрии и Афин, или витиеватыми аллегориями синайского отшельника Иоанна Лествичника».

 
Портрет Сергия Радонежского

Сергий одобрял чтение монахов, заботился о приобретении и об изготовлении книг. Постепенно складывалась библиотека, которая особенно быстро стала расширяться при преемниках Сергия. Здесь уместно привести слова В. Лазарева - советского ученого, который заметил, что «культура русского монастыря XV века была далеко не такой примитивной, как это казалось старым исследователям. Творения Василия Великого, Исаака Сирина, Иоанна Лествичника, Дионисия Ареопагита внимательно читались и тщательно комментировались. Отсюда в русскую церковную литературу проникали элементы античной философии - платонизма и новоплатонизма».

В монастырях собирают и переписывают книги, переводят с греческого, болгарского, сербского языков, создают летописные своды.

Не удивительно, что люди, склонные к искусству, философии, литературной деятельности, находили здесь хорошие условия для творчества.

В начале XV века при Троице-Сергиевой лавре действовала специальная мастерская - книгописная палата. Книги украшались заставками, золотыми и киноварными буквами, изящными миниатюрами. Переплеты - тоже подлинное произведение искусства. Например: «Евангелие в десть писменое, на бумаге, поволочено бархатом рытым, цка верхняя серебряна, чеканная, золочена, а на ней четыре камени, два яхонта лазоревы, да кора яхонтовая червчата, да изумруд в гнездах... а застежки на червчатом бархате низаны жемчугом...»

В мастерской выработался специальный «Сергиевский» почерк. Отсюда книги расходились по всей Руси.

Сохранился рисунок-миниатюра в рукописи «Житие Сергия Радонежского» XVI века. За длинным широким столом на скамьях с подножьями сидят монахи-переписчики. Перед ними на столе две чернильницы, нож, свернутые свитки и книги. Слева Епифаний - автор «Жития».

К тому же времени относится примечательный документ, раскрывающий «технологию» книгопроизводства, хотя митрополит Макарий ставил себе совсем другую цель. В одной из рукописей Боровского Пафнутьевского монастыря он составил перечень расходов на изготовление одной богослужебной книги. Вначале идут цены на материалы, а потом - плата мастерам. Вот некоторые строки:

«...Доброписцу чернописному, сиречь книжному, сдано две тысящи сребренец противу трудов его в московское число, живописцу иконному четыреста сребренец, златописцу же, заставочному писцу и статейному писцу тысяща сребренец и четыреста в московское число... Златокузньцем же и среброкузньцем и сканному мастеру тысяща сребренец и четыреста сребренец московским же числом».

Над книгой, следовательно, трудились: доброписец чернописный, который воспроизводил основной текст; статейный писец - он воспроизводил вязь киноварью; заставочный писец - его обязанность рисовать заставки и буквицы; живописец иконный - он рисовал миниатюры; златописец - этот покрывал золотом «статии», заставки и отдельные части миниатюр; три мастера - златокузнец, среброкузнец и сканный - оформляли оклад.

Пользовались птичьими перьями.

Для чернил составляли сложнейшие рецепты, чтобы чернила были «добрые». В ход шли чернильные орешки, дубовая или ольховая кора, вишневый клей или камедь, квас или кислые щи, пресный или кислый мед и, наконец, гвозди или ржавое железо. Согласно одному способу «чернильного становления» - он приводится в рукописи XV века из библиотеки Троице-Сергиевой лавры - рекомендуется мелко истолочь чернильные орешки и просеять их через сито, затем полить кислым и пресным медом и смешать с вишневым клеем, после этого в раствор опустить 12 пластинок железа и поставить сосуд в теплое место на три дня. При этом смесь следует трижды в день размешивать, испытывая ее сладость языком, и процеживать.

История сохранила некоторые имена учеников Сергия, неутомимо занимавшихся «изданием» книг. Например, Афанасий «в божественных писаниях зело разумен и доброписания многа руки его и доныне свидетельствуют» («доныне» - до 1642 года). Другой ученик - Исаак Молчальник (умер в 1388 году) написал «Евангелие в десть, на бумаге» и «Псалтырь в полдесть, на бумаге». На бумаге! До той поры был пергамент. Значит, монастырь покупал бумагу сразу же, как только этот материал проник в русские земли. Самый древний документ на бумаге датируется 1350-1351 годами. Это договорная грамота великого московского князя Семена Ивановича, сына Ивана Калиты, с братьями. А древнейшая из рукописных книг - «Поучения Исаака Сирина» - относится к 1381 году. Она создана в Троице-Сергиевом монастыре.

Книги, принадлежавшие перу (в буквальном смысле) Молчальника, тоже очень древние!

Известны и другие имена. Так, «рукою многогрешного инока Антония» переписаны «Поучения аввы Дорофея» (1414 год); «рукою раба божия Иосифа» - «Диоптра» Фи­липпа философа (1418 год), «рукою непотребного во инацех Елисея» - «Служебник» и «Требник»; «рукою грубого и худого» инока Варлаама - «Лествица» (1412 год), а вот евангелие 1531 года подписано так: «письмо грешного инока Исаака Бирева».

Но в те далекие времена встречались не только самоуничижительные эпитеты. В книге Иова с толкованием писец Чудова монастыря Александр не без хвастовства бросил вызов: «Да рука то моя люба лиха, и ты так не умеешь писать, и ты не писец» (1394 год). На другой рукописи читаем: «Господи, помоги рабу своему Якову научитись писати, рука бы ему крепка, око бы ему светло, ум бы ему острочен, писать бы ему золотом».

Образ русского древнего писца и летописца дал А. С. Пушкин в трагедии «Борис Годунов»:

Когда-нибудь монах трудолюбивый 
Найдет мой труд, усердный, безымянный, 
Засветит он, как я, свою лампаду - 
И, пыль веков от хартий отряхнув, 
Правдивые сказанья перепишет...

Заботами игуменов, трудами мастеров-книжников постепенно пополнялась библиотека монастыря. В 1616 году здесь была «многобогатая божественных писаний книгохранительница».

Польские интервенты пытались взять монастырь, который уже превратился в грозную крепость. Много месяцев длилась осада. Но незначительное число защитников выдержали ее. В противном случае вряд ли что осталось бы от «многобогатой книгохранительницы».

...Вначале книги располагались в южном отделении алтаря, под присмотром дьяконов. Потом появилась необходимость в особом помещении. По описи 1642 года библиотека находилась при ризничной палате. В XVIII веке на планах лавры она обозначена в башне... В 1783 году переведена в купол трапезной церкви.

К рукописям были приставлены старцы, которые назывались книгохранителями. Должность эта на Руси имеет весьма почтенный возраст и в XVI веке уже довольно распространена. В 1514 году в псковской Елизаровой пустыни был «книгохранитель Осаф», в Кирилло-Белозерском монастыре - «книгохранитель Афонасий». В Троице-Сергиевой лавре это иеромонах Каприан, инок Корнелий, инок Иоаким, инок Константин (все XVI век). Один из библиотекарей - Дорофей (умер в 1614 году) «оставил по себе многи книги своея руки». Антоний Крыло в 1620 году был определен в книжные оправщики при Патриаршей типографии.

Имелось в монастыре и наставление книгохранителю, дошедшее до нас в сборнике XVII века. В этом наставлении говорится: «Прими книгу и прочитай часто знаемое, а неведомого иди к мудрейшим себе вопрошати... Подобает тебе, книгохранителю, по часту книг дозирати и в них разумеваемая чести и досматривати, да еще кто его не ведаешь, и ты вопроси у высшего себе разумом и учением. Та бо мудрость не по старости дается».

При книгохранителе Иоасафе Кирикове в 1642 году была составлена опись 742 рукописям.

Число это весьма значительное для того времени, И библиотека по праву считалась одной из лучших монастырских библиотек.

О богатстве ее фондов можно судить и по косвенным данным, которые подтверждают, что в распоряжении читателя была весьма разнообразная литература.

Наиболее характерный пример тому - жизнь и творчество выдающегося писателя конца XIV - начала XV века Епифания, прозванного Премудрым. Он дружил с Феофаном Греком, написал «Житие Стефана Пермского», «Житие Сергия Радонежского» и, как предполагают, - «Слово о житии и преставлении Дмитрия Ивановича». Большая часть его жизни прошла в стенах Троице-Сергиева монастыря - 31 год. Из них 17 лет - при Сергии. Монастырь этот с богатой книжной культурой был его духовной школой, здесь получил он образование, которое только пополнил на Афоне. По словам Епифания, выдающегося деятеля Московской Руси, «они с мужами книжными и мудрыми проводили ночи до утра, вникая в смысл различных писаний».

«Житие Стефана Пермского» возникло на рубеже XV столетия. Любопытно отметить, что его автор - сам большой любитель книг - подчеркивает образованность своего героя. Так, уже в Устюге, где протекало детство Стефана, тот выучился грамоте и прочитал все книги, которые смог достать в городе. Подросши, он постригся в монахи в Ростове, чтобы иметь доступ к монастырской библиотеке. Беседовал с каждым «книжнем» мужем и «разумничнем» старцем. В монастыре изучил греческий язык и читал греческие книги.

Через десять лет Стефан отправился проповедником в пермский край, где составил азбуку для зырян, не знавших до того письменности, чем и заслужил славу просветителя. И главное в «Житии» - высокая оценка заслуг Стефана на этом поприще. Епифаний указывает, что пермскую грамоту «един чернец сложил, един сочинил... един в единое время», тогда как греческую, рассуждал он, многие философы эллинские в течение многих лет собирали и создавали...

Свыше четверти века работал Епифаний Премудрый над другим своим произведением - «Житием Сергия Радонежско­го», продемонстрировав необычайное искусство слова.

«По цитатам в трудах его видно, - заключал В. О. Ключевский, - что он читал хронографы, палею, лествицу, патерик и другие церковно-исторические источники, также сочинения черноризца Храбра. В житии Сергия он приводит выдержки из житий Алимпия и Симеона Столпника, Феодора Сикста, Ефимия Великого, Антония, Феодора Едеского, Саввы освященного, Феодосия и Петра митрополита по редакции Киприана; наконец, характер изложения обличает в Епифаний обширную начитанность в литературе церковного красноречия».

С этой литературой, представлявшей благодатную почву для развития культуры, Епифаний мог ознакомиться только в Троице-Сергиевом монастыре и в Москве.

Сочинение Епифания о Сергии встречается обыкновенно в списках XVI и XVII веков.

С Троице-Сергиевым монастырем было тесно связано и творчество великого Андрея Рублева... В 1918 году в «Известиях» за подписью В. И. Ленина был опубликован список лиц, которым следует поставить памятники. В разделе «Художники» первым значится Андрей Рублев.

Некоторое время Рублев помогал суровому и мудрому Феофану Греку, который поражал москвичей умением украшать книги. Есть предположение, что творец прославленной «Троицы» возглавлял книгописную мастерскую. Ему же приписывают создание прекрасной по оформлению рукописи «Евангелие Хитрово». Название она получила по имени боярина Б. Хитрово, которому эту книгу «пожаловал» царь Федор Алексеевич. Боярин в свою очередь передал ее в Троице-Сергиеву лавру - «Ради древнего письма».

Исследователь творчества Андрея Рублева Н. Демина констатирует: «Все изображенное, от юношески сильного, задумчивого ангела с книгой в руках (символ человека в его стремлении к знанию)... до голубой цапли, как бы размышляющей над кротко взирающим на нее змеем, до подвижных букв из гибких стилизованных растительных элементов, полно ясности, силы и всеобъемлющей ласковости».

Епифаний Премудрый и Андрей Рублев жили в монастыре в одно время...

Много лет провел в лавре и первый наш писатель-профессионал Пахомий Логофет. За свою долгую жизнь он создал множество различных произведений, в том числе обработал «Житие Сергия Радонежского». В библиотеке сохранилось девять списков редакций Пахомия, относящихся к XV веку. Но главный труд его - «Хронограф» (1442 год) - книга по всемирной и отечественной истории. Рождение «Хронографа», как определил А. А. Шахматов, вызвано подъемом общерусской исторической мысли, связанным с формированием русского централизованного государства и его новой международной ролью. Установлены источники, на основании которых составлен этот памятник.

Начиная со 167-й главы - «О словенском языце и русском» - Русь показывается полноправным участником мирового исторического процесса. В последующих главах Великое княжество Московское выступает как Великое княжество русское.

В первоначальном виде «Хронограф» до нас не дошел, первая его редакция относится к 1512 году. В ней есть такие слова: «Наша же Российская земля расте и младеет и возвышается».

В отличие от «Повести временных лет» «Хронограф» не расчленен по годам - это «сквозное» изложение событий и идей. Такой грандиозный труд требовал и таланта, и эрудиции.

Вскоре Пахомий бросает литературное поприще и становится простым переписчиком. В 1443 году его рукой сделана книга Симеона Богослова, а в 1459 году - псалмы Давыдовы по поручению монастырского казначея...

Непродолжительный период игуменом монастыря был Артемий - знаменитый публицист XVI века, пропагандист знаний. Это он сказал: «И до смерти учиться подобает». По просьбе Артемия к нему в обитель из Твери перевели Максима Грека, где он много лет пребывал в заточении. Максим Грек жил у Артемия «в великой чести и похвале». О высокой образованности этого человека, нашедшего на Руси вторую родину, говорит то, что он упоминает в своих работах Гомера, Пифагора, Сократа, Платона, Аристотеля, Эпикура, Диодора, Фукидида, Плутарха. Значит, и русские читатели из произведений Максима Грека узнавали об этих именах.

В лавре Максим Грек встретил бывшего митрополита Иосафа, большого любителя книг. Достаточно сказать, что в библиотеке имелось до 23 рукописей (кроме богослужебных) прекрасного письма, принадлежавших Иосафу. Он же сохранил один из лучших списков сочинений Максима Грека. Это тем более знаменательно, что до начала XVII века его сочинения считались запрещенными.

Келью Максима Грека посетил Иван Грозный (1553 год). Существует мнение, что они беседовали и о книгопечатании. Доводы Максима Грека окончательно убедили царя в необходимости организации этого дела в стране.

Порой можно еще встретить утверждение, что монастырские книгохранилища содержали, как правило, церковную литературу. Один исследователь называет книги «набором богослужебных пособий... имеющих прикладное значение, подобно свечам, иконам, лампадам». Это далеко не так.

По описям XV-XVII веков книги церковно-богослужебные составляли лишь треть общего числа книжных собраний. В монастырях находились летописи, хронографы, «Еллинский летописец», «История иудейской войны» Иосифа Флавия, «Александрия», различные хождения, повести. Имелись книги по географии и медицине, художественная литература.

И в Троице-Сергиевом монастыре только исторических книг было 16 (в том числе «Троя», «Пленение Иерусалима», «Временник», «Хронограф» ). Кроме того, юридический сборник «Мерило праведное», написанный уставом XIV века. Этот сборник дорог нам тем, что в него включен текст «Русской правды».

«Христианская топография» Козьмы Индикоплова (плавателя в Индию) сообщала легендарные сведения об устройстве Вселенной, попутно автор (он жил в Александрии в VI веке н. э.) говорит о некоторых животных и растениях Индии и Цейлона.

В библиотеке монастыря имелся роскошный список XVI века. Ранее им владел боярин Иван Григорьевич Пушкин - предок поэта. На 60-м листе запись гласит, что «1627 года февраля 14 день продал сию книгу Козьмы Индикоплова Иван Григорьевич Пушкин». Продал он ее крестьянину Фоме Лукьянову, который пожертвовал ее в 1628 году в монастырь. В художественном отношении - это самый замечательный из известных списков «Топографии».

Остановимся подробнее на двух книгах, которые долгое время (исчисляемое столетиями!) хранились в монастыре. Но ценность их не только в древности. Это так называемая Геннадиевская библия и «Хождение за три моря» Афанасия Никитина.

...В связи с обострением идеологической борьбы русской православной церкви потребовался полный текст библии, - до сих пор на Руси в обращении были ее отдельные фрагменты. Перевод библии (всех книг Ветхого и Нового завета) на славянский язык решил выполнить новгородский архиепископ Геннадий в конце 80-х годов XV века. У него, конечно, было личное книжное собрание, но явно недостаточное для столь грандиозного замысла. Архиепископ разослал грамоты монастырям и церквам. Он запрашивал, есть ли у них нужные ему книги, и просил, если есть, прислать их в Новгород. По мнению советского исследователя М. И. Слуховского, «это - первый в истории русского культурного строительства слу­чай обдуманного подхода к выявлению книжной наличности».

Книги, которых обнаружить не удалось, были вновь переведены, притом некоторые не с греческого, а с латинского, древнееврейского и немецкого.

В результате упорного труда Геннадия и его помощни­ков в 1499 году была составлена Геннадиевская библия. Она стала своего рода образцом, каноном. В 1573 году по просьбе князя Константина Острожского и с разрешения Ивана Грозного выдана во временное пользование в город Острог. Текст ее явился основой первой славянской печатной библии, изданной в 1581 году Иваном Федоровым. Позже рукопись была помещена митрополитом Варлаамом в коллекцию Троице-Сергиева монастыря.

В тексте книги, по-видимому, впервые употреблено слово «библиотека». Слово это для русских людей было еще непривычно, поэтому против него на полях стоит пояснение - «книжный дом».

Из переводных сочинений можно упомянуть отдельно «Хронику» Георгия Амартола - византийского историка X века. Наряду с другими она попала к нам в середине XI века. Древнейший дошедший до нас лицевой список относится к самому началу XIV века, а некоторые исследователи считают, что он еще старше, и датируют его концом XIII века. Создан этот список в Твери, в приписке указано: «Многогрешный раб божий Прокопий писал». Уместно напомнить, что по совету И. И. Срезневского, оканчивая Педагогический институт, Добролюбов выбрал тему - «О древнеславянском переводе Хроники Георгия Амартола».

В книге свыше ста миниатюр; на первой, великолепно выполненной, изображен заказчик - тверской князь Михаил Ярославич и его мать Оксиния. Профессор Д. Айналов так оценивает оформление: «Ни одна русская иллюстрированная рукопись, за исключением, пожалуй, Сильвестровского сборника, не дает такой сложной картины средневекового быта и миросозерцания, как Хроника Георгия Амартола. Эта рукопись с ее иллюстрациями перекидывает мост между Древней Русью и Византией в понимании мировой истории, и нигде более нельзя встретить в таком ярком и многогранном отражении образа средневековой Руси с ее верованиями, с ее легендами, поучениями, назиданиями, чудесами, гаданием, волхованием, идолами, баснословием о чудесных странах и людях, о диковинах мира и чудесах его, как здесь».

Из других шедевров отметим псалтырь XIV века - вклад Ивана Грозного. Радует взгляд белоснежный пергамент прекрасной выработки, четкий шрифт, написанный черными чернилами, текст обильно наполнен крупными золотыми точками, золотые - и заглавные буквы.

Подлинное произведение прикладного искусства - переплет псалтыри: доски обтянуты итальянским бархатом, посередине помещена шестиугольная серебряная розетка, по краям - четыре угольника того же стиля. Анализ имеющихся двух миниатюр позволил ученым высказать предположение, что книга родилась в Новгороде, откуда ее вывезли в качестве добычи в 1570 году.

А вот вклад царя Михаила Федоровича - евангелие, украшенное изумрудами, сапфирами, рубинами и эмалью (сейчас хранится в Оружейной палате в Кремле). Павел из Алеппо, посетивший лавру в XVII веке, был поражен: «Что касается евангелия, то мы не видывали подобного по обилию чистого золота и драгоценных каменьев и по его искусной отделке, приводящей ум в изумление».

Сделал вклад и Дмитрий Пожарский, который находился после тяжелого ранения на излечении в монастыре. Остался его автограф: «Книгу Григория Богослова дал в Троицкий Сергиев монастырь князь Дмитрий Михайлович Пожарский. Государя царя и великого князя Михаила Федоровича всея Руси боярин князь Дмитрий Михаилович Пожарский».

Для характеристики внешнего облика рукописей приведем описание академика Ф. И. Буслаева, посвященное псалтыри второй половины XV века: «Перелистывая драгоценную рукопись, мы любовались неожиданными переходами из одного почерка в другой, от одного стиля в украшениях к другому, и с интересом отгадывания загадок или шарад увлекались в распутывании перепутанных нитей хитросплетенного письма, добираясь в нем до смысла отдельных букв и целых речей». Говоря далее о работе писца, Буслаев замечает: «То он вводит строки из длинных голенастых заглавных букв, которые, как великаны, поднимаются из приземистого строя обыкновенных строчных букв, то расширяет их не в меру, так что они теряют характер кирилловского письма, получая стиль письма арабского или какого другого восточного. То он пишет самым тонким мелким шрифтом, замаскировывая славянское письмо крючковатою скорописью греческого...»

И конечно, особого разговора заслуживает уже упомянутая книга, замечательный памятник русской средневековой литературы - «Хождение за три моря» Афанасия Никитина. Рассказ о путешествии в Индию, которое тверской купец совершил в 1466-1472 годах. Известно, что Афанасий Никитин скончался в дороге, на пути к Смоленску. Современники оценили значение его записок. Их доставили в Москву и включили в летопись. Во вступлении летописец объясняет, что он «обрел написание Афанасия Никитина купца», что тетради умершего были привезены «гостями» и переданы дьяку Василию Мамыреву.

Постепенно о записках Афанасия Никитина забыли, они затерялись в летописях, выпали из круга чтения...

Создатель «Истории государства Российского» Н. М. Карамзин часто пользовался сокровищами монастырских библиотек, где ему иногда удавалось обнаружить уникальные документы, редкие рукописи светского содержания.

Этот раз он отправился в Троице-Сергиев монастырь, чтобы там, в тихой келье, действительно «пыль веков от хартий отряхнув», прочитать старинные сказания. В некогда богатой книгохранительной палате лавры неутомимый историк просматривал древние фолианты - на бумаге и на телятине (так иногда называли пергамент), облаченные в бархат, украшенные драгоценными камнями и обтянутые простой кожей.

К тому времени значение монастырских библиотек резко упало, да и отношение к старинным книгам изменилось. Так, в описи начала XVIII века они уже не выделялись каждая в отдельности, а указывались суммарно: «16 книг письменных разных, ветхих», «135 книг письменных разных, ветхих». Не отмечались даже такие, как «Осадное деяние Троицкого монастыря» Авраама Палицына. Очевидно, и оно оказалось в числе «ветхих».

...Вот Карамзин берет объемистый сборник - без малого четыреста страниц. Как потом выяснилось, он относится к концу XV - началу XVI века. Открывается книга Ермолинской летописью, той самой, которую составляли для архитек­тора и книжника В. Д. Ермолина, жившего в XV веке. Затем идут отдельные записи, список русских князей, сочинения Епифания, Иоанна Златоуста, патриарха Геннадия, «Пчела». И наконец, последняя, четвертая часть содержит «Хождение за три моря» Афанасия Никитина (листы 369-392). С этих листов для Карамзина сняли копию (сейчас она - в Государственной публичной библиотеке имени Салтыкова-Щедрина).

С волнением, наверное, листал историк своеобразный дневник-путеводитель от Твери до Кафы (Феодосия). И, потрясенный открытием, писал: «Доселе географы не знали, что честь одного из древнейших описаний европейских путешествий в Индию принадлежит России Иоаннова века. Индийцы слышали о России прежде, нежели о Португалии, Голландии, Англии. В то время, как Васко да Гама единственно мыслил о возможности найти путь от Африки к Индостану, наш тверитянин Афанасий Никитин уже путешествовал по берегу Малабара».

В шестом томе «Истории государства Российского» Карамзин сделал первую публикацию памятника. Он широко использовал цитаты из записок А. Никитина. С тех пор вплоть до наших дней исследователи вновь и вновь обращаются к этому блестящему труду. Ему посвящены сотни научных статей, десятки книг, а о самом путешественнике созданы повести и романы. Переведена на современный язык и прокомментирована каждая страница, каждая строка повествования Никитина.

Впоследствии установили, что Троицкий список, попавший в руки Карамзину, с летописью связан лишь косвенно. В качестве отдельного произведения он включен в сборник, где имелась летопись В. Д. Ермолина. И сама эта редакция «Хождения» восходит не к летописи, а к «тетрадям» Афанасия Никитина. Состав сборника дает возможность предположить, что «Хождение» могло храниться у Ермолина, большого любителя книги.

Книжный знак заказчика и владельца книги келаря Троице-Сергиева монастыря	Инструкция библиотекарю (XV век)

...Как уже отмечалось, впервые в нашей стране художественно оформленные экслибрисы появились в библиотеке Соловецкого монастыря. И книжники Троице-Сергиевой лавры тоже применяли экслибрисы. К ним относится, в частности, тот, что обнаружен сравнительно недавно Я. Щаповым на списке Стоглава 1600 года. Здесь заставка-«цветок» и орнаментированная листьями рамка для записи выполнены в старопечатном стиле. В рамке владельческая запись полууставом: «Сия книга Стоглав Троецкого Сергиева монастыря келаря старца Авраамия Подлесцова. 7108» (то есть 1600 год). Сам текст Стоглава написан скорописью.

В заключение упомянем еще и об... арабских рукописях. В работе «Арабские рукописи в русских монастырях» академик И. Ю. Крачковский приводит сведения, взятые из сборника Ю. Альтмана, который утверждает, что видел большое собрание восточных трудов в Троице-Сергиевой лавре (и в некоторых других монастырях). Видел Альтман и переводы их на древнеславянский язык. Любопытно, что приводятся номера рукописей. Академик Крачковский считает, что всякая мистификация исключается. Однако при проверке на месте рукописей не оказалось. Это дало возможность снабдить работу подзаголовком: «Библиографическая загадка». ...И все-таки значение монастырской библиотеки, монастыря как центра культуры не следует преувеличивать. Дело, в основном, ограничивалось перепиской книг, их собиранием, учетом и сбережением. Читателями на протяжении многих десятилетий были монахи, случаи выдачи литературы на сторону крайне редки. Свой фонд книгохранители знали плохо, сочинения общеобразовательного характера брали неохотно. Основная заслуга монастырских собраний в том, что здесь были сохранены для нас многие памятники древнерусской письменности.

Сейчас большинство рукописей этого монастыря находится в Государственной библиотеке СССР имени В. И. Ленина. Здесь их не просто берегут, а тщательно изучают - историки, художники, искусствоведы и другие специалисты. Встречи с этими сокровищами оставляют неизгладимое впечатление.

Татьяна Маврина, лауреат Государственной премии и Международной премии имени Х.-К. Андерсена, вспоминает: «В 1958 году в поисках сказочных чудес я попала в хранилище рукописей Ленинской библиотеки... Держать в руках даже простую вещь, которой 500 лет, и то удивительно, тем более хрупкую книгу. И не только держать, а еще ставить на пюпитр, прижимать колышками, перелистывать, еле ка­саясь пальцами страницы (в верхнем углу) старого пергамента, и разглядывать ритмично написанные листы с узорными буквами и миниатюрами.

Началось мое путешествие по лицевым рукописям.

Хороши особенно были два евангелия: «Хитрово», дар боярина Хитрово Троице-Сергиевой лавре, как написано в дарственной, «ради древнего письма». Боярин, наверное, не хотел держать у себя такую драгоценную рукопись и отдал ее в монастырь, чтобы за надежными стенами она сохранилась в веках. Она там и сохранилась в своем дорогом переплете, уже XVII века из рытого бархата - красного с желтыми цветами, писанная на пергаменте с миниатюрами и украшениями...

В этой рукописи - и знаменитый, хорошо известный по репродукциям ангел рублевского письма. Вот я его вижу живого, натурального. Он мастерски вписан в золотой круг. Но я была несколько разочарована глухими и тусклыми красками, мне показалась эта миниатюра, тонкого и очень искусного письма, по сравнению с иконами Рублева, не очень интересной...

Заставки же и особенно раззолоченные заглавные буквы, вроде ювелирных изделий, вклепанных в листы пергамента, хорошо живут на страницах рукописного текста, везде разные, очень смелые, иногда объемные. Особенно поражают буквы с «голубыми дракончиками».

Весь этот декор повторяется с еще большей смелостью, с более густым интенсивным цветом в тех же «голубых дракончиках», с тем же выпуклым неразгаданным золотом в стеблях букв в другой рукописи того же времени - евангелии Кошки (по имени боярина Кошки).

Два славных имени Феофана Грека и Андрея Рублева связывают с этими великолепными книгами. Я, конечно, чувствовала себя именинницей, держа их в руках».

Эти воспоминания Татьяна Маврина написала по просьбе «Альманаха библиофила». Редакция просила ответить на вопрос: «Ваша наиболее памятная встреча с книгой». Среди книг, которые «поразили в сердце за последние годы», Татьяна Маврина назвала две средневековые рукописи из монастырской библиотеки.

Вперед
Назад
К титульной странице