Март позимье кончает, - апрелю, пролетнему месяцу, путь-дорожку кажет. Апрель весну починает необлыжную; в апреле, по народному слову, земля преет. Недаром молвится, что «апрель всех напоит», что «март - пивом, апрель - водою славится». Идет весна к апрелю еще с самого Алексея - человека Божия, идет да зиму со свету белого сживает! А как перешагнет она - красная краса - через порог позимнего март-месяца, да поравняется с Марьями Египетскими (1-м апреля), - так и зиме, седой лиходейке, карачун пришел! Оттого-то и слывет в народе св. преподобная Мария Египетская за «Марью-зажги-снега» да за «Марью-заиграй овражки». Но русский мужик прост-прост, а сам все-таки не верит ни первой ласточке, ни первому апреля. «Апрель сипит да дует, бабе тепло сулит, а мужик глядит: что-то еще будет!» - говорит посельщина-деревенщина. «Апрель обманет - под май подведет!» - приговаривает она, памяту-ючи, что май - самый тяжелый в году месяц. Но есть и более доверчивый народ на Руси: «Дождались полой водицы, ай да батюшка апрель!» - не нарадуется, не натешится он, по заваленкам сидючи да на апрельском солнопеке пригреваючись. Что такому легковерному мужику-рубахе до воркотни стариков, семь раз меряющих да один отрезающих, - пусть их там твердят-повторяют свои поговорки, вроде: «Не ломай печи, еще апрель на дворе!», или - «Ни в марте воды, ни в апреле травы!» Играют полой водою овражки, горят-тают снега, - стало быть, весна на дворе, стало - пришла она «с милостью, с великою радостью», с надеждами на будущий урожай, - думает надеющийся на весну люд. Не привыкать ему к «пустым щам», с которыми приходит на светлорусский великий простор первый день пролет-него месяца.
В стародавние годы звался на Великой Руси апрель-месяц «про-летником», на Малой Руси слыл он - как и у поляков - за «кветень» («цветенем» прозывался также и май по другим славянским местам); чехи со своими сородичами-соседями, словаками, величали апрель «дубенем», сербы - «налетним», кроаты - «джюджревчаком» (от Юрьева дня); у иллирийцев звался он «травяным». Древняя Русь встречала апрель вторым в году из двенадцати братьев-месяцев; затем, при сентябрьском новолетии, стал он приходиться восьмым по счету, а с 1700 года пришлось ему быть четвертым. На этом самом месте остается он и до наших дней.
Апрельский Марьин день (1-е число) повсеместно, а не на одной только Руси, слывет днем всяческого обмана: походя, с шутками да прибаутками, лжет об эту пору чуть ли не весь мир, населенный живыми людьми. И ведется этот привившийся к жизни обычай с незапамятных лет. «Первого апреля не солгать, так когда же и время для этого потом выберешь!», «На Марью-заиграй-овражки и глупая баба умного мужика на пустых щах проведет и выведет!», «Врать-то, брат, ври, да оглядывайся: нынче не первое апреля!» - говорят в народе. «Не обманет и Марья Тита, что завтра молотить позовут, - по гумнам на Поликарпа (2-го апреля) одно воронье каркает!», «Ворона каркала-каркала да Поликарпов день мужику и накаркала!» -приговаривают подсмеивающиеся над своими недохватками-недос-тачами деревенские краснословы. По старинной примете, если с Марьи на Поликарпов день разольется полая вода, надо ждать больших трав да покоса раннего по весне. Наблюдения старожилов-погодове-дов советуют хозяевам придерживаться в своих расчетах этой приметы: оправдывается она, по их словам, на деле сплошь да рядом.
С третьим днем апреля, пролетнего месяца, связана в народной Руси примета промышляющего рыбным ловом трудового люда. «Не пройдет на Никиту-исповедника лед - весь весенний лов на нет сойдет!» - замечают они. В некоторых местностях, - преимущественно по рыбным северным рекам, - приурочивают к этому дню рыбаки угощенье «дедушки-Водяного». Минут сутки, смотрит деревня, а на двор уж «пришел Федул (5-е апреля, день памяти мученика Феодула), теплый ветер подул!» Домовитые бабы-хозяйки твердо памятуют, что «на Федула растворяют оконницу», и до этого дня ни за что не выставляют в избе рамы. «Раньше Федула окна настежь - весеннему теплу дорогу застишь!», «До Федула дует сиверок (холодный северный ветер), с Федула теплынью тянет!» - говорят они. Поверье деревенское заставляет и циркунов-сверчков прилетать на огороды вместе с первыми весенними теплыми ветрами. «Пришел Федул, теплый ветер подул, окна отворил - избу без дров натопил; сверчок -цок-цок, с огорода под шесток!» - гласит об этом волжский прибауток. «С Федулова дня и стряпать бабе веселее: сверчок под шестком ей песню поет!» - вторит ему другой, подслушанный в тех же местах великорусского красного говора.
Со следующим днем, посвященным памяти преподобного Евтихия и мученика Иеремии, объединяются у дотошных сельских погодоведов две сговорившиеся одна с другой приметы: «На Евтихия день тихий - к урожаю ранних яровых!» - говорит одна мужику-хлеборобу; «Ерема-пролетний ярится, ветром грозится, - хоть не сей рано яровины, семян не соберешь!» - утверждает другая. «На Акулину (7-го апреля) дождь - хороша будет калина, коли плоха яровина!» -приговаривают пересмешники, охочие до всякого меткого словца.
8-го апреля - Родионов день (память апостола Иродиона). Туляки, посадившие - по их же, тульскому, старинному сказу - блоху на цепь, рассказывают, что в этот день встречается солнце красное с ясным месяцем. Встреча - встрече рознь: бывает и к добру, и к худу! Светел Родионов день - добрая встреча, пасмурен-туманен - худая. В первом случае ждут туляки хорошего лета, в последнем - недоброго. По народной поговорке, ходящей и не вокруг одной Тулы, а и по многим другим местам: «Горденек ясный месяц, и красному солнышку не уступит: задорен рогатый пастух - все звездное стадо перессорит!»
Через сутки после Родионова дня с его поверьями встречаются новые - терентьевские (10-го апреля - память мученика Терентия): зорко следят старики поутру за восходом солнечным, - если взойдет красное в туманной дымке - быть хлеборобному году, а если выкатится из-за горы что на ладони - придется перепахивать озимое поле да засевать яровиной. За Терентьями - Антипы идут к народу-пахарю; зовутся они «водополами». К этому дню приурочивается во всей средней полосе России ожидание вскрытия рек, разлива полой воды. Если запоздает вода выйти из берегов - нельзя, говорят старики со старухами, ручаться за хороший урожай. «Антипы - водополы, подставляй полы: жита сыпать некуда будет!», «Антип без воды - закрома без зерна!», «По Антиповой воде о хлебушке гадай!» - говорят в посельской Руси, питающейся от щедрот земли-кормилицы.
«Антип воду льет на поймы, Василий земле пару поддает!» - переходит простонародная мудрость к следующему апрельскому дню, посвященному памяти св. Василия-исповедника, епископа Парийского. «На Василья Парейского весна землю парит!», «Запарил землю Василий - выверни оглобли, закинь сани на поветь!», «На Василья и земля запарится, как старуха в бане!» - приговаривает деревня. По примете охотников, в этот день вылезает медведь - лесной воевода - из своей берлоги, вылезает - в кусты идет. «Заяц, заяц, выскочи из куста, дай место Михаиле Иванычу Топтыгину!» - можно по лесным местам услышать от деревенской детворы поговорку.
Успеют перешагнуть через порог всего одни сутки, а у охотника - новая примета: 14-го (в Мартынов день) переселяются лисички-сестрички из старых нор в новые. Нападает после этого, по уверению старых стрельцов-ловцов, на лису куриная слепота: три дня, три ночи не видит хитрый зверь ни темноты, ни света Божьего, - сидит на новом гнездовище да дремлет, покуда ему ворона не станет клевать головы. На это поверье краснобаев-охотников, обыкновенно, отзываются словами: «Не любо - не слушай, а врать не мешай!» Недаром славятся охотники тем, что не только птицу-зверя бьют, а и всякие небылицы плетут, - так почему же изменять им своему излюбленному обычаю для весеннего-пролетнего Мартынова дня...
Мартынов день зовется во многих местностях «вороньим праздником». По старинному преданию, на него каждый старый ворон отпускает своих годовалых воронят на отдельное гнездо - «на особое житье». Ворон - птица вещая, и не только вещая, а и зловещая. Живет ворон-птица, по народному поверью, до трехсот лет. Простодушная мудрость, выразившаяся в пословицах, присловьях и других крылатых словах, относится к нему далеко не доброжелательно. «Всякому б ворону каркать на свою голову!» - говорят старые люди, сведомые во всяком добре и худе. «Старый ворон мимо не каркнет!» - добавляют они. Народное суеверие замечает, что на церкви ворон каркает к покойнику на селе, на избе - к покойнику во дворе. Даже если пролетит через какой двор эта черная зловещая птица, - не быть там добру. В глазах народа, населившего окружающую природу живыми призраками своего суеверного воображения, ворон является олицетворением всего недоброго-злого. «Налетели черны вороны!» - говорят про обуявшие человека беды-напасти. «Ты не ворон! Что каркаешь - беду накликаешь?!» - приговаривают порою в народе. «Ворон - ворону глаз не выклюет!» - замечают о дружной-согласной жизни злых людей.
Сродни ворону зловещему ворона, да не того разбора эта птица. Если она и каркает, то вся беда от этого, по народному представлению, не пойдет дальше ненастной погоды. «Ворон каркает к несчастью, ворона - к ненастью!» - говорят на Руси. «Ворон - волшебник, ворона - карга!» - отзывается об этой птице вороньего рода народное слово. Вороной в переносном смысле слова зовут каждого нерасторопного человека. Это -то же, что рохля, разиня, зевака. «Проворонить» - значит: прозевать, пропустить мимо рук. «Ну, начал наш Иван ворон считать!» - говорят о недальновидных людях; «Метил в ворону, а попал в корову!» - приговаривают о них же. Как относится народная Русь к свойствам вороны, видно, например, из таких поговорок, как: «Пугана ворона и куста боится!», «Ворона - сове не оборона!», «Вороне соколом не бывать!», «Наряди ворону в павлиньи перья, все каргой останется!», «Ворона прямо летает, да все без толку!», «Где вороне ни летать, а все навоз клевать!», «Одна ворона и за море летала, а все той же каргой вернулась!», «Не живать вороне в высоких хоромах!», «На что вороне большие разговоры, знает она одно свое кра!» и т. д. О воронах у деревенских, умудренных опытом, погодоведов существует ряд особых примет. Если каркает воронья стая летом - быть дождю, зимой - морозу. Играть примутся на лету вороны-карги - жди ведра. Ведуны-знахари предсказывают по «воронограю» (крику воронов и ворон) не только погоду, но даже и судьбу человеческую.
Пересекает свят-Пудов день (15-е число, память св. апостола Пуда) пополам апрель месяц. С этим днем связаны немалые заботы у пчеловодов. Опыт давних лет советует им осматривать омшаники, прислушиваться: начала ли гудеть пчела - Божья работница - в ульях. На юге в обычае выставлять в это время пчел из зимних помещений на вольный воздух. «На день святого Пуда вынимай пчел из-под спуда!» - говорит об этом местное народное слово.
За святым Пудом идет-торопится на свелорусский простор «Ирина-разрой-берега» (16-е апреля). В Московской и Ярославской губерниях существует у огородников обычай - засевать в этот день в особых ящиках-срубах капустную рассаду. На севере же это приурочивают к 5-му мая, дню «Ирины-рассадницы», -когда по другим, более мягким погодою местам уже высаживают рассаду на грядки. Сибирские старожилы издавна привыкли ждать к апрельскому Иринину дню полного вскрытия Иртыш-реки.
17 апреля, на вешний день Зосимы, соловецкого чудотворца, поются по сельским храмам Божиим молебны соловецким угодникам Зосиме и Савватию (см. главу «Пчела - Божья работница»): пчеляки собираются выставлять пчел, принимаясь за это дело не иначе как с благословения святых покровителей «Божьей птахи», составляющей все богатство пчеловода. За Зосимою чествуется, по православному месяцеслову, память святого Ивана Нового. В этот день положено у огородников засевать морковь со свеклою, - что и делается с соблюдением особых обычаев. Семена смачиваются в родниковой воде рано поутру. Седая старина завещала опускать при этом в родник медные деньги, чем предполагается обеспечить хороший урожай овощей. По другому поверью, предпочитается смачивать семена в обыкновенной речной воде на трех утренних зорьках. И то, и Другое поверья советуют огородникам - при выполнении этого - соблюдать величайшую предосторожность: никто из посторонних не должен видеть, что делают сеятели. «Чужой глаз - что лихой ворог - завистлив», - гласит седая простонародная мудрость, - «а зависть - что твоя ржавчина: весь урожай поедом съест!»
Девятнадцатый апрельский день приводят на Святую Русь преподобные Трифон с Никифором. Помолясь им перед божницею, хаживали в старину домовитые бабы-хозяйки с концом «обетного» холста в поле. Здесь - каждая на своей загонной меже - останавливались они, истово били земные поклоны во все стороны света белого и затем, обратясь лицом к восходу солнечному, выкликали: «Матушка-весна, вот тебе новая новинка!» После этого принесенный холст расстилался на межнике, причем тут же клался кусок пирога. По старинному поверью, весна брала себе это приношение и, в благодарность, отдаривала чествовавших ее богатым урожаем льна-конопли - на новые холсты.
Ударят бабы челом весне, поклонятся, бывало, ей холстиною, а на другой день (20-го апреля) происходило - по завету старины стародавней - «окликание родителей». Мало-помалу выводится теперь этот глубоко трогательный обычай, но еще в 30-х - 40-х годах он соблюдался почти повсеместно в памятующей дедовские заветы деревенской глуши. Чуть загоралась утренняя зорька, шли все бабы пожилые да старухи старые на кладбище - каждая на могилу своих родственников - и начинали причитать-вопить истошным голосом.
У Сахарова, в собранных им драгоценных памятниках родной старины, сохранились два причитания. «Родненькие наши батюшки!» - начинается одно из них: «Не надсажайте своего сердца ретиваго, не рудите своего лица белаго, не смежите очей горючей слезой! Али вам, родненьким, не стало хлеба-соли, не достало цветна платья? Али вам, родненьким, встосковалося по отцу с матерьей, по милым детушкам, по ласковым невестушкам? И вы, наши родненькие, встаньте-пробудитесь, поглядите на нас, на своих детушек, как мы горе мычем на сем белом свете. Без вас-то, наши родненькие опустел высок терем, заглох широк двор; без вас-то, родимые, не цветно цветут в широком поле цветы лазоревы, не красно растут дубы в дубровушках. Уж вы, наши родненькие, выгляньте на нас, сирот, из своих домков, да потешьте словом ласковым!» Плакали-надрывались тонкие женские голоса, плакало-обливалось кровью сердце каждой из причитавших. И не диво, что слышало это рыдающее сердце откликавшиеся из могилы голоса своих «родненьких», -а если даже и не слышало, то чуять - чуяло.
Другое, записанное собирателем «Сказаний русского народа», причитание еще более трогательно. «Родимые наши батюшки и матушки», - разносилось оно по ниве смерти, припадаючи к могилушкам: «Чем-то мы вас, родимых, прогневали, что нет от вас ни привету, ни радости, ни тоя прилуки родительской? Уж ты, солнце, солнце ясное! Ты взойди, взойди, со полуночи, ты освети светом радостным все могилушки, чтобы нашим покойничкам не во тьме сидеть, не с бедой горевать, не с тоской вековать! Уж ты, месяц, месяц ясный! Ты взойди, взойди со вечера, ты освети светом радостным все могилушки, чтобы нашим покойничкам не крушить во тьме своего сердца ретивого, не скорбеть во тьме по свету белому, не проливать во тьме горючих слез по милым детушкам! Уж ты, ветер, ветер буйный! Ты возвей, возвей со полуночи, ты принеси весть радостну нашим покойничкам, что по них ли все детушки изныли во кручинушке, что по них ли все невестушки с гореваньица надсадилися...» Замирали щемящие душу слова, и - как бы в ответ на них - лило на сырую грудь земли золотые волны животворных лучей солнце ясное, обвевал могилушки теплый весенний ветер. Добрая мать-природа словно вторила простому и любвеобильному, как сама она, человеческому сердцу.
На другие сутки после окликания родителей, в день св. мученика Прокула, в старые годы было по многим местам в обычае проклинать нечистую силу, заковывающую тепло в ледяные оковы и опутывающую свет солнечный тьмою-сумраком. Проклятие выкликали старухи, выходя за деревенскую околицу и становясь лицом к западу. Существовал особый обряд этого проклятия, подробности которого так и затерялись-затонули, исчезнув на веки вечные, в волнах бездонного моря народного. Предание, переходившее из уст в уста, гласило, что соблюдением этого обычая ограждался деревенский-посельский люд на всю весну и на целое лето от всяких ухищрений злой нечисти, а наособицу охранялся этим крестьянский скот на подножном весеннем корму. 22-го апреля, когда - в числе других угодников - чествуется память святого апостола Луки, сельскохозяйственный опыт советует высаживать на грядки лук. «Кто ест лук, того Бог избавит от вечных мук!» - говорят при этом старые люди. «Лук помогает от семи недуг!» - приговаривают они. По народному, отзывающемуся стародавним происхождением, присловью: «Лук - татарин: как снег сошел, так и он тут!» Здесь, вероятно, память подсказывает народу-краснослову о весенних набегах на русские порубежные места крымских и ногайских татар, действительно, появлявшихся со стороны степи чуть не каждый год вместе с первой травою. От этих хищнических набегов и оберегали родную землю запорожские конные караулы, ставившиеся по всему русскому рубежу.
За днем св. апостола Луки - день, посвященный памяти великомученика Георгия-Победоносца (23-е апреля) - «Егорий (Юрий-теплый) весенний» - идет на Святую Русь православную. Как и о зимнем Юрьеве дне («холодном», приходящемся на 26-е ноября), ходит о нем, что на подорожный посох - опираяся на память старых людей, многое-множество сказаний, поверий и поговорок, неразрывными узами связанных с бытом русского пахаря (см. главы XXI и XLIX). Придет Егорий с теплом, выгонит в поле коров, отбудет свой черед на Руси; а за ним следом, по крылатому слову народному, «Савва (Стратилат) на Савву (Печерского) глядит - тяжелому май-месяцу последнее жито из закрома выгребать велит». Завзятые деревенские краснобаи, за словом в карман не лазящие, сыплют в этот день направо и налево поговорками-прибаутками, вроде: «Про нашего Савву распустили славу, не пьет-де, не ест, а зерном мышей кормит!», «Богат Савва, знай - по миру ходит да под окнами славит!», «Всего у меня вдоволь, чего хочешь - того и просишь! - А дай-ка, брат, хлебца! Ну, хлеб-то давно весь вышел, поди - возьми у Савки в лавке!» и т. д. С днем, посвященным Православной Церковью памяти святого апостола и евангелиста Марка (25-м апреля), связана особая сельскохозяйственная примета. Если в этот день утром, на восходе солнечном, летят птичьи стаи на конопляники, то следует, по уверению опытных хозяев, ожидать завидного урожая конопли. Увидав эту добрую примету, в старину, обыкновенно, рассыпали по задворкам несколько горстей конопляного семени - на угощение залетной птице. Было в обычае в некоторых местностях ходить в этот день ловить тенетами чижей. В Туле, придерживающейся и до сих пор многих забытых по другим городам обычаев, еще в сороковых годах хаживали на эту охоту-забаву чуть ли не все старики, располагавшие свободным временем.
28-е апреля (память св. апостолов Иасона и Сосипатра) - день, страшный для белых березонек: во многих местах принято в это время пробуравливать их до самой сердцевины и нацеживать в кувшины бегущий из них сладковатый на вкус, расположенный к быстрому брожению весенний сок - «березовицу». Немало гибнет кудрявых красавиц лесного царства из-за легкой добычи этого напитка, до которого лаком деревенский люд. «Березовицы на грош, а лесу на рубль изведешь!» - замечает об этом слово седовласой народной мудрости. «Пьяную березовицу навеселяют хмелем!» - словно отвечает ей легкомысленная молодежь. Деревенские лекарки-знахарки собирают березовый сок и не для лакомства-питья, а на пользу болящему люду. Более всего они пользуют этим весенним снадобьем страждущих-маящихся неотвязной лихорадкою. Но перед этим необходимо, по уверению их, или выкупать больного в дождевой воде, или - еще того лучше - натереть мартовским (собранным в позимнем месяце) снегом, если где-нибудь сумели его сберечь-сохранить. Солнечный день 28-го апреля служит верным предзнаменованием того, что «сестры-лихоманки отпустят болящего». Если же в этот день идет либо снег, либо дождик, или развесит над землею свои серые полога мглистый туман, то сведущие в «лечобе» люди не советуют пользовать больного по только что указанному способу знахарок. Последние же, в таком неблагоприятном для их работы случае, находят себе другое дело. Берут они «обетныя ладанки», выходят с ними на перекрестное распутье дорог и ждут-поджидают там: не повеет ли попутный теплый ветер со полудня. Этот ветер, в их представлении, тоже является целебным. Как только начинает тянуть южным ветерком, выставляют они ему навстречу свои ладанки и особыми нашептами загоняют в них ветер, чтобы после - положив ладанку на одержимого болестью - излечить его этим ниспосланным из-за теплых морей снадобьем.
29-е апреля - день девяти мучеников - считался в старые годы тоже днем целений. «Девять святых мучеников, Феогнид, Руф, Антипатр, Феостих, Артем, Магн, Феодот, Фавмасий и Филимон», - причитали-нашептывали ведуны-книгочеи над болящим: «исцелите раба Божия (имярек) от девяти недуг, от девяти напастей: чтобы его не ломало, не томило, не жгло, не знобило, не трясло, не вязало, не слепило, с ног не валило и в Мать-Сырую-Землю не сводило. Слово мое крепко - крепче железа! Ржа ест железо, а мое слово и ржа не ест. Заперто мое слово на семь замков, замки запечатаны, ключи в оки-ян-море брошены. Кит-рыбой проглочены. Аминь». Этот заговор, произнесенный в урочное время, оказывал, по мнению суеверных людей, неминуемое облегчение больному; но только, - добавляли они, - и сказать-то наговорное слово надо не спроста, а «умеючи»... Последний день апреля - пролетнего месяца - отмечен в народной Руси наособицу. Если вечером с этого дня на 1-е мая вспыхнет глубь небесная алмазной россыпью звездной, да потянет на Святую Русь полуденным-теплым ветром, то - по примете подмосковной -должно ожидать не только богатого грозами и теплом лета, но и хорошего урожая. В других местах - между прочим, в Рязанской губернии - ведется обычай наблюдать в этот день поутру за восходом солнечным. Взойдет солнышко из-за горы-горы на чистом, безоблачном небе, - быть и всему лету ведреному; выглянет красное на белый свет сквозь облака - зальют лето-летенское дожди-сеногнои. Существует в Тульской губернии поверье, что 30-го апреля нельзя выезжать в путь-дорогу, не умывшись водою, натаенной из мартовского снега, которому, как видно, и не в одном только этом случае придается целебная сила. Начинают бродить по чужой стороне, - гласит это поверье, - всякие лихие весенние болести; не обережешься от них мартовским снегом, так изведут тебя вконец! Сидят они всю зиму-зимскую в снеговых горах; вместе с первою вешней оттепелью положено им выходить на люди. Пригревает назябшуюся в зимние холода землю красно-солнышко; тает-горит бел-пушистый снег; а они - проклятое племя - разбегаются все стороны мира Божьего: где завидят подходящего человека - сейчас и шасть к нему! Одна всего и есть обережь от них - мартовский снег: боятся лихие болести его как соль - воды, как воск - огня... Канун тяжелого май-месяца с давних пор слывет-живет в народной Руси днем последних весенних свадеб. «В май жениться - век свой маяться!» Всем это ведомо, всеми добрыми людьми знаемо! В старину считалось даже за тяжкую обиду свататься в мае, а еще зазорнее - справлять в этом неурочном месяце раньше налаженную-сговоренную свадьбу. Держатся и посейчас этого старого обычая по многим местам.
В народном «Месяцеслове», распеваемом каликами-перехожими, питающимися Христовым именем да песнями-стихами духовными, воспет каждый день апрель-месяца. «Всю землю цветы апрель одевает, весь собор людский в радость призывает, листвием древо зеленым венчает», — начинается этот стих. Затем поименно перечисляются все памятуемые в месяце святые - в сопровождении краткого хвалебного слова о каждом. Восхваление сонма чествуемых в апреле угодников Божиих заканчивается особой хвалой последнему святому месяца - св. Иакову, сыну Зеведееву:
«В тридесятый день славно восхваляем,
И к солнцу-месяцу светло просветляем,
Благодатию присно весь сияет,
Церковный венец, звезда солнечная,
С дванадесяти свыше явленная,
Ему же есть честь от Бога вечная!»
Осененная благословляющей десницею апостола Христова переступает народная Русь за порог пролетнего апрель-месяца, выходя навстречу зеленому «травню-цветеню» - со всем его весельем в природе, со всей его трудовою маятой для кормящихся от щедрот земли.