Пансион располагался на набережной Невы, возле пятой линии Васильевского острова, под боком у Академии художеств. Плата за обучение сравнительно невелика — семьсот рублей в год. В верхнем, третьем этаже живут воспитанники обоих классов — старшего и младшего; в нижнем — классы и службы, а бельэтаж занимает содержатель и директор пансиона, француз Осип Петрович Жакино.
Жакино, француз из Эльзаса, состоял учителем французской словесности в сухопутном шляхетном корпусе. Умер он в 1816 году, и по свидетельствам некролога был человек весьма почтенный и нравственный35. Особое внимание в пансионе уделялось французскому языку; на нем преподавалась большая часть предметов: география, история, арифметика, химия, ботаника, чистописание и танцы... Учителя были в основном немцы и французы: Коль, Баумгертель, Грандидье, Швабе, Делавинь. Русскому языку обучал (в старшем отделении) Иван Сиряков, забытый ныне поэт. В 1803 году Сиряков выпустил в свет плохой перевод «Генриады» Вольтера, а семь лет спустя Батюшков напечатал эпиграмму на этот перевод.
У Жакино, очевидно, не многому учили, так как на пятом году обучения (уже будучи в другом пансионе) Батюшкову пришлось, как видно из его писем к отцу, начинать только вторую часть арифметики, геометрию, географию и первые правила российской риторики.
Батюшков пробыл в пансионе Жакино, по его собственному признанию, около четырех лет, и в 1801 году он — уже в другом пансионе, содержателем которого был итальянец Иван Антонович Триполи. Трудно сказать, по каким причинам состоялся этот переход из одного заведения в другое: вероятнее всего, потому,
что пансион Триполи был рангом пониже и стоил подешевле. Триполи преподавал в Морском кадетском корпусе географию и был «предмет общих насмешек воспитанников по своим странным шутовским приемам, по своей фигуре и возгласам»36. Воспитанники кадетского корпуса составили даже шараду на его имя:
Коль первый слог вы знать хотите,
По пальцам граций перечтите;
Второй — река, обильная водами,
Течет в Италии зелеными лугами;
Мой третий слог — союз,
А целое — полуфранцуз,
Прекрючковатый нос, фитою ножки,
Морской мундир, гусарские сапожки37.
Батюшков проходил здесь старшие классы. «Я продолжаю французской и итальянской языки,— пишет он отцу 11 ноября 1801 года,— прохожу италиянскую грамматику и учу в оной глаголы; уже я знаю наизусть довольно слов. В географии Иван Антонович истолковал нужную материю, велит оную самим без его помощи описать; чрез то мы даже упражняемся в штиле... Теперь занимаюсь переводами. Рисую я большую картину карандашом — Диану и Ендимиона, которую Анна Николаевна мне прислала, но еще и половины не кончил... На гитаре играю сонаты» (III, 3).
«Сонаты» на гитаре означали некую свободу нравов. И сама фигура «полуфранцуза» Триполи не располагала к высоконравственному поведению воспитанников. Вот сохранившийся анекдот об этом батюшковском воспитателе из кадетского корпуса: «Однажды в один из средних классов... во время урока г-на Триполи ворвался камер-паж буквально в райской одежде праотца Адама. Учитель всполошился, испугавшись, как бы не набрело начальство на такую всего менее классическую живую картинку. Расшалившийся головорез обещал уйти только на условии, если г. Триполи согласится сесть к нему на корточки и прогалопировать по классу,— и вместо того пронесся с ним вдоль всего классного коридора»38. Об учителях плохо не говорят, но...
Курс обучения у Триполи был никак не выше, чем у Жакино, но для нас важно, что новым для Батюшкова предметом здесь стал итальянский язык: он, наряду с французским, стал одним из любимых его языков. Кроме того, Батюшков в достаточной степени знал немецкий, английский, латынь. Он научился неплохо рисовать и начал интересоваться модными философскими течениями. Одним словом, он начал подрастать...
Николай Львович в годы учения сына в Петербурге почти не бывал и поручил надзор за ним своему дальнему родственнику и знакомому, пошехонскому помещику Платону Аполлоновичу Соколову (пятнадцать лет спустя сестра Батюшкова
Варенька вышла замуж за его брата — Аркадия Аполлоновича). Сведений о Платоне Аполлоновиче почти не сохранилось, но с ним связан первый литературный опыт будущего поэта.
12 марта 1801 года на российский престол вступил Александр I. С его воцарением многие умы России связывали будущие надежды. Похвальные слова на воцарение Александра I пишут Державин, Карамзин, Шишков. 15 сентября 1801 года известный московский митрополит Платон (Левшин) произнес знаменитую речь на его коронование. Перевод этой речи на французский язык и стал первым печатным трудом будущего поэта. «В свободное время переводил я речь Платона,— пишет он отцу,— ...а как она понравилась Платону Аполлоновичу, то он и хочет ее отдать напечатать. К оной присоединил я посвятительное письмо Платону Аполлоновичу, которое, как и речь, были поправлены Иваном Антоновичем» (III, 2). К концу года брошюрка четырнадцатилетнего переводчика (шестнадцать страниц, в восьмую долю листа) вышла из печати.
В это время Батюшков очень много читает. «Сделайте милость,— замечает он в том же письме к отцу,— пришлите Геллерта, у меня и одной немецкой книги нет, также лексиконы, сочинения Ломоносова и Сумарокова, Кандида, соч. Мерсье, Путешествие в Сирию, и попросите у Анны Николаевны каких-нибудь французских книг...» (III, 3). Список этот поражает чрезвычайной пестротой: благочестивый Геллерт и скептический Вольтер, наблюдатель Вольней (автор «Путешествия в Сирию») и фантаст Мерсье (автор книги «Год 2440-й»), и два русских поэта, столь несходные между собою...
Позже в статье «Нечто о морали, основанной на философии и религии» (1815) Батюшков так отозвался о собственных переживаниях на пороге юности: «Во время юности и огненных страстей каждая книга увлекает, каждая система принимается за истину, и читатель, не руководимый разумом, подобно гражданину в бурные времена безначалия, переходит то на одну, то на другую сторону». А читал Батюшков в те времена, что называется, запоем: многие европейские писатели и мыслители, даже самые малозначительные, не миновали знакомства с пятнадцатилетним юношей из пансиона Триполи...
В 1802 году учение Батюшкова было закончено. Одновременно кончилось детство.
«Его сиятельству господину действительному тайному советнику, члену Государственного совета, сенатору, министру народного просвещения и кавалеру графу Петру Васильевичу Завадовскому. Из дворян Константина Николаева сына Батюшкова. Покорнейшее прошение.
В службе его императорского величества нигде я определен не состою, а как я имею совершенные лета, то посему, ваше сиятельство, покорнейше и осмеливаюсь просить о определении меня в канцелярию министерства, высочайше вашему сиятельству вверенного, без произвождения мне жалованья, на собственное мое содержание.
К сему из дворян Константин Батюшков руку приложил. Декабря... дня 1802»39.
Покамест Батюшков получил лишь какое-никакое образование — и только! Для того чтобы он стал Поэтом, надобно было пройти, еще одну ступеньку — и важнейшую! Ему необходимо было найти, повстречать, полюбить некоего Человека...