С. 107-270
H. И. КОСТОМАРОВ
Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях
Современный читатель с интересом прочтет предлагаемый очерк, который был задуман Костомаровым как "общедоступное сочинение о древнем быте", а не как "ученый трактат". Есть основания предполагать, что написать это сочинение автор решил не только потому, что "не находил сочинения, где бы в целом изображении была представлена старая жизнь нашего народа", но и потому, что выходившие отдельными статьями в "Отечественных записках" части будущей книги И. Е. Забелина "Домашний быт русских царей" в начале 50-х годов прошлого века вызвали у Костомарова желание создать альтернативный труд в соответствии со своим пониманием истории как истории народа. Полемичность этого сочинения отразилась даже в заголовке: "Вы, представители государственной школы, интересуетесь бытом царей, я — бытом народа"* [Костомаров Н. Нескольско слов о разборе нашего сочинения «Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI столетиях”//Санкт-Петербургские ведомости. 1863. 19 июля. N 162.- С. 1]. Костомаров напечатал "Очерк..." в "Современнике" в 1860 г., и тогда же он вышел отдельным изданием. Настоящая публикация производится по третьему, и последнему, изданию 1887 г. Книга была представлена к награждению Демидовской премией среди других девяти работ по истории. 25 мая 1862 г. первую премию получил труд М. А. Корфа "Жизнь графа Сперанского", а "Очерк..." получил лишь почетный отзыв Академии наук. Дело в том, что академик Ф. И. Буслаев в своем отзыве предъявил к "Очерку..." такие же требования, какие предъявляются к исследованию* [Разбор сочинения Н. И. Костомарова «Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях» академика Ф. И. Буслаева//Тридцать первое присуждение учрежденных П. Н. Демидовым наград 25 мая 1862 года.-СПб., 1862.-С. 129-166], тогда как Костомаров написал повествование о домашнем быте в предельно популярной форме.
При публикации "Очерка..." принято решение отказаться от воспроизведения своеобразных по форме и отсюда очень сложных для восприятия постраничных ссылок автора на источники тех или иных приведенных сведений. Вместо этого дается систематизированный список использованных источников и литературы. Правомерность составления списка источников вместо подстрочных ссылок подтверждается и практикой самого Костомарова, который свои монографии, как правило, предварял публикацией списка источников.
Современные комментарии к тексту "Очерка..." отмечены цифрами. Примечания Н. И. Костомарова выделены петитом в тексте.
Источники
"СКАЗАНИЯ" ИНОСТРАНЦЕВ
1. Барберини Рафаэль. Путешествие в Московию Рафаэля Барберини в 1565 г. // Сын отечества. 1842. № 6-7. Впервые было издано в 1565 г. на итальянском языке.
2. Герберштейн С. Записки о московских делах. Спб., 1908.
3. Джексон Антони. Путешествие из Лондона в Москву. — В кн.: Английские путешественники в Московском государстве в XVI в. Л., 1937- Перевод и подготовка текста Ю. В. Готье.
4. Кильбургер Иоанн Филипп. Краткое известие о русской торговле. Каким образом оная производилась в 1674 г. — В кн.: Курц Б. Г. Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича. Киев, 1915. Впервые издано на немецком в 1769 г., первый русский перевод осуществлен в 1820 г.
5. Коллинз Самуэль. Нынешнее состояние России, изложенное в письме к другу, жительствующему в Лондоне // Чтения общества истории и древностей российских (ЧОИДР). 1846. Кн. I. Отд. 3. (Коллинз — врач царя Алексея Михайловича, с 1659 по 28 июня 1666 г. проживал в России, записки опубликованы в Лондоне в 1671 г.).
6. Мейерберг Августин. Путешествие в Московию. М., 1874; Донесения императору Леопольду о своем посольстве в Московию. М., 1882; Альбом Мейерберга. Виды и бытовые картины XVII в. Спб., 1903. Т. 1-2.
7. Олеарий (Эльшлегер) Адам. Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно. Спб., 1906. Впервые опубликовано на немецком языке в 1647 г.
8. Паерле Ганс Георг. Описание путешествия Ганса Георга Паерле, уроженца Аугсбургского, с господами Андреасом Натаном и Бернгардом Манлихом младшим из Кракова в Москву и из Москвы в Краков с 19 марта 1606 по 15 декабря 1608. — В кн.: Сказания современников о Дмитрии самозванце, составил Н. Устрялов. Спб., 1859. Ч. I.
9. Стрейс (Стрюйс) Ян Янсон. Три путешествия. М., 1935- Впервые изданы в Амстердаме в 1675 г.
10. Флетчер Джеймс. О государстве Русском. Спб., 1905; Середонин С. М. Сочинение Дж. Флетчера "Of the Russian Commonwealth" как исторический источник. Спб., 1891.
ПЕРИОДИЧЕСКИЕ ИЗДАНИЯ
1. Библиотека для чтения.
2. Журнал министерства народного просвещения. 1854. Октябрь. 3- Известия Академии наук. Т. VI.
4. Москвитянин. 1843. N 1.
5. Православный собеседник. 1855. Кн. II.
6. Русский вестник. 1841.N 1; 1842. N 3; 1843. N 1- 12.
ОПУБЛИКОВАННЫЕ ДОКУМЕНТЫ
1. Акты города Шуи.
2. Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею. Спб., 1841. Т. III—V.
3. Акты, относящиеся до юридического быта древней России. Спб.,1857. Т. I.
4. Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографическою экспедициею Императорской Академии Наук. Спб., 1836. Т. 2 (1598—1613); Т. 3 (1613—1645).
5. Акты юридические, или Собрание форм старинного делопроизводства. Спб., 1838.
6. Архив исторических и юридических сведений Калачова. Спб., 1858. Кн. I, II.
7. Владимирский сборник.
8. Воронежские акты.
9. Временник Имп. Общества истории и древностей российских. М., 1849. Кн. 1 и 2; 1850. Кн. 6 и 7; 1851. Кн. 11; 1852. Кн. 13; 1854. Кн. 18.
10. Домострой Сильвестровского извода. Спб., 1891. Домострой по рукописям Императорской публичной библиотеки. Спб., 1867.
11. Дополнения к актам историческим, собранные и изданные Археографическою комиссиею. Спб., 1846—1850. Т. 2—4, 6, 7.
12. Древняя Российская вивлиофика, содержащая в себе собрание древностей российских по истории, географии и генеалогии российския касающихся. Спб., 1773-1775. Ч. I, VI; 1788—1791. Ч. XIII.
13. Материалы для истории возмущения Стеньки Разина. Приложение к монографии А. Попова "История возмущения Стеньки Разина". М., 1857.
14. Описание города Шуи.
15. Полное собрание законов Российской империи. Изд. I. Т. I.
16. Соборное уложение 1649 г. — В кн.: Памятники русского права. М., 1957.Вып. 6.
17. Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в Государственной коллегии иностранных дел. М., 1828. Ч. IV.
18. Стоглав. Макарьевский стоглав. — В кн.: Труды Новгородской ученой архивной комиссии. Новгород, 1912. Вып. I.
19. Русские достопамятности. М., 1815. Ч. I; Ч. II. 1843; Ч. III. 1844.
20. Кочгошихин Г. К. О России в царствование царя Алексея Михайловича. Спб., 1906.
ИССЛЕДОВАНИЯ
1. Буслаев Ф. И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. Спб., 1861. Т. 1—2.
2. Забелин И. Е. Домашний быт русских царей // Отечественные записки. 1851. Март, сентябрь; 1854. Январь.
3. Карамзин Н. М. История государства Российского. Спб., 1843. Т. VI.
НЕОПУБЛИКОВАННЫЕ ДОКУМЕНТЫ
1. Рукописное Погодинское собрание. Императорская публичная библиотека (ныне Государственная публичная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина). Рукописи № 49, 164, 649, 1О24, 1228, 1288, 1298, 1313, 1315, !321.
2. Румянцевский музей (ныне рукописный отдел Российской государственной библиотеки). Сборник № 359. Рукописи № 182, 186, 231, 358, 374, 380.
Б. Г. Литвак.
Наша историческая литература не бедна сборниками актов и летописей и многими добросовестными исследованиями по разным отраслям русской старины. Но это составляет драгоценность или для специальных ученых, или для лиц, которым положение их и воспитание дозволяет следить постоянно за ходом науки и знакомиться со всеми текущими явлениями в ее области. Но за этим немногочисленным классом читателей есть гораздо большая масса публики, погруженная в занятия, которые лишают ее и времени и средств, чтоб обращаться к чтению ученых исследований, решающих тот или другой вопрос прошедшей русской жизни. Нередко случается слышать укоры в невежестве и отсутствии мысли, обращенные на тех, которые, получая журналы, читают в них одни легкие статьи и оставляют неразрезанными ученые; но часто так поступают люди образованные и развитые и столько же в своей сфере полезные для общества, как и авторы ученых статей, не читаемых ими. Нельзя их обвинять, если после трудов на своем поприще они ищут в чтении отдохновения: невозможно требовать, чтоб их интересовал частный вопрос по науке, когда их деятельность обращена к другим предметам. Еще менее возможно, чтоб они читали сырые материалы, как, например, акты Археографической комиссии. Но это не значит, чтоб прошедшая жизнь не возбуждала в них никакого интереса: для этой части публики нужны только не частные исследования, а очерки, из которых они могут составить себе целостные представления.
Для этого класса читающей публики я предпринял составить очерк прошедшей русской жизни во всех ее видах. Отрывок моего труда "О торговле в нашем государстве" был напечатан в "Современнике" 1857 года; теперь я предлагаю "Очерк домашней жизни". Таким образом, я надеюсь составить впоследствии очерки церковного устройства, администрации, судопроизводства, военного быта. Я далек от того, чтоб считать предлагаемый очерк оконченным трудом, но смею надеяться, что собрание рассеянных в русских и иностранных источниках сведений о нашей старой домашней жизни не останется без некоторой пользы.
I. Жилые местности
Жилые местности в старой Руси были: город, пригород, посад, слобода, погост, село, сельцо, деревня, починок.
Название "город" принималось в различных смыслах. Первоначально это слово значило огороженное место, т. е. то, что ныне ограда, огорожа. В старые богатырские времена людским жилищам часто угрожали то нашествия чужих, то свои домашние неприятели, при частых неурядицах и междоусобиях, поэтому их старались укреплять — огораживать. Для такой важной цели достаточно было тогда плетня или частокола, поэтому одно и то же слово "город" (огород, город) в смысле огорожи означало и огорожу, охранявшую домашнее жилье от животных, и твердыню от неприятельского нашествия. Местности, где укрепления представляли больше надежды на безопасность в случае внешних нападений, сделались центрами прилива народонаселения: одни селились в самих городах, другие — поблизости к ним, чтоб иметь возможность убежать в охранное место, когда наступит опасность. Все больше или меньше имели нужду в городах; отсюда возникло, что города получили значение преимущества пред неукрепленными поселениями и последние подпадали им в зависимость, которая, по духу того времени, когда владычествовала сила, заменялась часто и легко порабощением. Но не все города имели равное достоинство по своей крепости: крепчайшие делались центром власти и им подчинялись другие. Тогда между городами образовались два рода — старшие и младшие, сильнейшие и слабейшие, или города и пригороды. В связи со стратегическими условиями подчинению меньших городов большим способствовали исторические обстоятельства народной жизни. Таким образом, собственно слово "город" начало означать господствующее место — столицу над краем, заключавшим несколько пригородов, сел, деревень. Так, Киев был городом земли полян или земли Русской, Чернигов — городом земли Северской, Новгород — земли Новгородской, Псков — земли Псковской, Хлынов — земли Вятской, а Вышгород, Белгород — были пригороды Киева, Ладога — пригород Новгорода, Изборск — пригород Пскова и т. д. Когда раздельные части Восточной Руси сплотились между собою, Москва получила смысл города всей Русской земли, — но тогда самое слово "город" изменило прежнее значение. Городом не называлось уже главное правительственное место, где находился центр правления, напротив, это слово начали употреблять в обратном смысле. Москва называлась Москвою: собственное имя ее нередко принималось нарицательным именем русской столицы; говорилось: "на Москве и в городах", как теперь говорится: "в столице и провинциях". В XVI и XVII веках название "город" сохраняло два значения: укрепленной местности и административного провинциального пункта. В городах происходило соприкосновение народа с властью; там была складка военной силы, которой поручен край для охранения; туда стекались государственные доходы, вносимые краем, наконец, там жители края искали убежища во время военных опасностей. По мере расширения народонаселения возникали города один за другим и, сообразно благоприятным условиям, одни получали пред другими преимущества в отношении важности своей. Таким образом, города были большие и меньшие, и большие начальствовали над последними. Кроме городов постоянно населенных, существовали еще укрепленные места, называемые острогами; они находились преимущественно в отдаленных от средоточия власти пограничных и малонаселенных областях, были вообще меньше городов и часто не имели постоянного населения: из городов посылались туда служилые люди, для стражи, на переменку. Мало-помалу, смотря по надобности, эти остроги или острожки обращались в города.
Посадом называлось то, что теперь мы привыкли называть городом, и название "посадский человек" означало то же, что теперь "мещанин". Посады были пунктами торговой и промышленной деятельности. Они строились близ городов, так что город находился посреди посада и в этом смысле назывался кремлем, а посад раскидывался около него. Часто город был на горе, а посад внизу. В местах, где жителям посада опасно было оставаться в своих жилищах без защиты, посады обводились валами, стенами и рвами. У нас в отношении посада к городу было то же, что на Западе; то, что у нас называлось посад — на Западе было city, cite, Stadt, miasto, mesto, и то, что на Западе было Bourg, borgo, bourgh, barg, hrad, grod, у нас называлось город, а в древности град. То же было в древнем классическом мире: так акрополис был град Афин, а самые Афины около него — посадом. В нашей старой Руси поселение, подобное тому, что в настоящее время называется городом, состояло нередко из трех частей: град, или город, посад и слободы. Посад разделяется на две части: острог, или укрепленная часть окологородного поселения, и поселок вне острога, или собственно посад, а за ним слободы. И теперь в землях турецких славян та же троичность: град, соответствующий нашему городу, варош — острог и паланка — поселение за укреплением, которое может, смотря по местным обстоятельствам, соответствовать нашему посаду или слободам.
Слободами первоначально назывались поселения, которых жители пользовались какими-нибудь особенными условиями; но так как эти условия давались обществам, которых деятельность посвящена была определительно каким-нибудь особым занятиям, то за такими обществами преимущественно удерживались названия слобод. Они были большею частью около посадов и городов.
Погост, село, сельцо, деревня, поселок, займище были поселения земледельческого класса. В древности погостом называлось поселение с церковью, при которой всегда сосредоточивались сношения окрестных жителей и установлялся административный центр. Но когда число церквей умножилось и таких поселений стало много, они, естественно, начали утрачивать прежнее преимущественное значение и назывались вообще только селами. Слово погост, бывшее некогда в повсеместном употреблении, в XVI и XVII веках сохранилось только в Новгородской земле, в смысле большого села со средоточием администрации для окрестного края. Различие между селом и сельцом заключалось только в величине их. Деревни были поселения без церквей. Починки были маленькие деревушки, недавно заселенные. Займище было небольшое поселение на дикой земле, занятое обыкновенно одним двором. Когда к этому двору присоединялись другие, то из займища образовывался починок; починок по прошествии времени, которое лишало его значения новизны, и по мере возраставшего населения переименовывался в деревню; а, наконец, с постройкою церкви деревня изменялась в сельцо и, с умножением народонаселения, в село. Жилые земледельческие местности без церквей и даже небольшие сельца принадлежали к селам. Такая принадлежность одних местностей другим не была только административным распоряжением, а истекала из образа их основания, ибо новые поселения основывались посредством выселков из старых. Из сел выходило несколько семейств; основывали деревню; когда она значительно возрастала или же находились в ней зажиточные люди, чтоб построить церковь (так как в то время это было нетрудно по обилию леса и по невзыскательности церковной архитектуры), деревня превращалась в сельцо, потом в село. В свою очередь, из нового села выходили жители и основывали починки и деревни, превращавшиеся, в свою очередь, в сельца и села, и так далее. Первое родоначальное село удерживало старшинство над своими выселками и оставалось между ними центром сношений по крайней мере до тех пор, пока время не изглаживало из памяти этой старинной исторической связи. Таким образом, в Новгородской земле погосты, в смысле первенствующих поселений, были старые поселения с старыми церквами, а села с новопостроенными церквами были их выселками. Смотря по историческим обстоятельствам, изменявшим движение народонаселения, и по относительной быстроте его размножения, эта связь поселений удерживалась долее или ослаблялась скорее.
II. Города
Потребность возведения городов возрастала у нас вместе с расширением пределов русского мира. Города заводились прежде, чем поселения; в местах незаселенных, чтоб дать возможность жителям существовать на новоселье, надобно было приготовить для них оборону. Таким образом, южные степи Московского государства не иначе заселялись, как под прикрытием множества городов, городков, острогов, засек и всякого рода укреплений; в низовьях Волги долгое время только города, уединенно стоявшие на сотни верст один от другого, указывали на господство русской державы в безлюдной земле. В Сибири каждый шаг подчинения земель власти государя сопровождался постройкою городов и острогов. Повсюду в XVI и XVII веках постройка городов была одною из первых забот правительства и городовое дело — важнейшею из повинностей всего народа. Когда в старых актах говорится о постройке городов, то разумеется под этим возведение и устройство укреплений, и в этом случае само слово "город" означало ограду, а не то, что находилось в ней; говорилось: города каменные (включая в это название и кирпичные), города деревянные и земляные. В XVI веке каменных и кирпичных оград было чрезвычайно мало, исключая монастырские стены, которые чаще, чем городские, делались из кирпича. При Михаиле Федоровиче*[Первый царь династии Романовых, избран в 1613 году], после того как Смутные времена показали ненадежность деревянных твердынь, ощутительная потребность охранения государства от всех сторон побуждала выписывать из Голландии мастеров для каменных построек. Как медленно шло это дело, можно видеть из того, что в Астрахани, несмотря на ее одинокое и небезопасное положение, прежде 1625 года не было каменных стен. При Алексее Михайловиче* [Русский царь с 1645 года по 1676], по свидетельству Котошихина, во всем Московском государстве были, исключая монастыри, в двадцати городах каменные или кирпичные укрепления; но это число, кажется, преувеличено; по крайней мере, собирая рассеянные известия того времени по этому предмету, едва ли можно насчитать их столько (Москва, Новгород, Ладога, Псков, Смоленск, Тула, Нижний, Казань, Астрахань, Яик, Ярославль, Путивль, Вологда Полоцк). Вообще же бесчисленные города, усевавшие пространство русских владений, были с укреплениями деревянными или земляными, т. е. с валами и с тыном по валу. Города располагались так, чтоб около них находилась естественная защита: вода или ущелья; часто одна сторона стены, а иногда и несколько сторон примыкали к озеру, пруду или болоту; с других сторон, менее обезопасенных местоположением, под стенами проводился ров. По большей части деревянные укрепления соединялись с земляными разным способом: например, насыпался вал или осыпь, а на осыпи устраивалась деревянная стена или тын; или же стена стояла на плоской земле, но за нею следовала осыпь; или же деревянные стены были присыпаны хрящем, т. е. кучею каменьев, песку и земли. Простые остроги или острожки делались без осыпей, и их деревянные стены были ограждены только рвами. Часто город, окруженный деревянною стеною и рвом, был еще раз обведен осыпью или деревянною стеною — так называемым острогом, — а между городом и острогом находилось поселение. Такое городовое расположение было и в самой Москве: Кремль с Китай-городом составлял сердцевину столицы; на значительном промежутке от них была проведена кругом другая стена так называемого Белого города; далее, также после значительного промежутка, земляной вал, обшитый деревянною стеною. Подобное устройство было и в других городах: в Казани был каменный кремль, а за ним следовал посад, окруженный острожною деревянною стеною; в Астрахани также был каменный кремль, а его окружала другая каменная стена, соединявшаяся с кремлевскою вдоль Волги, и промежуток между кремлевскою стеною и этою последнею назывался, как и в Москве, Белым городом. В Пскове середнее укрепление называлось Детинец: оно стояло в углу, образуемом рекою Великою и впадающею в нее Псковою. От угла, противоположного той стороне, где была Великая, шла стена вдоль реки Псковы и упиралась в башню; от этой башни в обе стороны шли стены, огибавшие город, построенный на двух сторонах реки Псковы; эти стены сходились к двум углам Детинца на берегу реки Великой. Сверх того, в средине города, на левой стороне Псковы, в сторону от Детинца, существовал еще один внутренний город, называемый Кром, а за пределами большой внешней стены, огибавшей весь город, был ров, за которым расположено было многолюдное поселение, называемое Застенье, обведенное деревянною стеною. В Новгороде на Софийской стороне был каменный город, окруженный земляным валом; между тем и другим находился посад; укрепления земляного города шли неправильными линиями, то приближаясь к каменному, то удаляясь от него; за пределами земляного расположены были поселения, тоже в древности еще раз обведенные стеною, а на Торговой стороне был другой город с башнями и рвом. Некоторые монастыри (они вообще в тот век были твердынями) имели такую же форму укреплений; например, в Кирилловском в начале XVII века была кругом монастырского строения каменная стена, а подалее, на значительном от нее расстоянии, по тому же направлению, эту каменную стену окружала деревянная острожная стена, за которою с внешней стороны проходил вокруг нее ров. Во множестве небольших городов был такой же порядок: за стеною, обыкновенно деревянною, опоясанною рвом по наружной стороне, часть посада, иногда же и весь посад охранялся другою стеною, острожною.
Как каменные, так и деревянные стены не составляли правильных очертаний; так, например, в одном деревянном городе стена в одном месте суживалась до 31 сажени, а в другом расширялась до 98. Почти всегда город в одних местах был шире, в других, параллельных первым, — уже. Окружность городов соразмерялась с местоположением и важностию города. В Новгороде, например, каменный город был в четыреста девяносто восемь саженей кругом, земляной - в семьсот двенадцать, деревянный — в две тысячи четыреста шесть. Окружность астраханского каменного города заключала тысячу семнадцать саженей. В других местах мы встречаем окружность второстепенных городов в сто двенадцать, в сто восемьдесят четыре, в триста девяносто пять, в пятьсот пятьдесят саженей и т.д.
В каменных стенах всегда делались наверху зубцы, такие высокие, что иногда занимали более трети вышины всей стены. По протяжению всей стены возвышались башни, в каменных городах каменные, в деревянных и земляных — деревянные; но случалось, что при деревянных городских стенах башни были каменные, как, например, в Ярославле (Книга Большого Чертежа). Кроме башен, в стенах делались различной формы выступы, носившие названия: городни, выводы, костры, кружала (круглые выемки, где обыкновенно помещались кладовые со входами изнутри и амбары); обломы (скатные пристройки, выдававшиеся в наружную сторону) с деревянными котами (катками или колесами без спиц), которые спускались на неприятеля во время осады; печоры (углубления внутрь стены); быки — расположенные рядами большие выступы, на которых строились укрепления, образовывавшие сверху другую стену. Стены разделялись по пространствам между башнями, называемым пряслами. Эти пространства имели различное протяжение в одном и том же городе. Так, в новгородском каменном городе пространство между башнями в одной стороне было до 70 саженей, в другой — до 50, в третьей — до 40 и менее. В новгородском земляном городе между одними башнями было 150 саженей, между другими — 46, В Тотьме вообще от 17 до 25 саженей. В одном деревянном городе, в южном краю Московии, на одной стороне вся стена имела 35 саженей, на другой — 44. В Воронеже 1666 году в одном месте пространство между башнями заключало 155 саженей, в другом —30, в третьем — только 18 и т.п. По пряслам устраивались окна, при которых припасались камни и колья чтоб метать на осаждающих, и бои, узкие отверстия, откуда стреляли из пушек и пищалей. Таких боев в больших городах было три ряда и назывались: подошевный, средний и верхний. В Астрахани на пространстве четырехсот двадцати пяти саженей, составлявших часть городской стены, было пятьдесят девять боев. В малых городах их было обыкновенно два ряда: подошевный и верхний. Толщина и высота стен в разных городах была так же различна, как и окружность. В Астрахани в 1649 году каменная стена в толщину была в полторы сажени, а в вышину с зубцами — четыре сажени, без зубцов — две сажени с половиною; сами зубцы возвышались над стеною на сажень с половиною и в толщину были в полсажени. Стены московского Кремля в XVI веке, по свидетельству англичан, имели в толщину восемнадцать футов. В Кирилловском монастыре вышина внешней стены была до i6 аршин, внутренней — десять; толщина первой — в девять с половиною, а внутренней — в полтора аршина. В Суздале вал с приступной, т.е. с внешней, стороны имел от восьми до десяти саженей вышиною, а с внутренней — от трех до шести. Земляные валы делались книзу шире, кверху уже: таким образом, в этом же суздальском вале толщина его с почвы была от восьми до десяти саженей, а наверху ширина простиралась только до полутора саженей.
Изнутри по стенам проводились лестницы и ходы, обыкновенно из башен от одной к другой; по местам эти ходы имели тайные выходы наружу. На больших выступах, или быках, устраивались мосты, на которых, как сказано прежде, возвышалась другая стена. Вдоль городских стен устраивался мост, по которому можно было иметь движение по всей окружности. Очень часто стены города были двойные, тройные и четверные. Пространство между стенами насыпалось землею, или было соединяемо поперечными бревнами, или же оставлялся промежуток. Сверху делались над ними кровли из теса или решетины. Эти кровли были иногда высоки.
Башни, возвышавшиеся над стенами городов, были по фигуре круглые, четырехугольные, шестиугольные, осьмистенные. Кровли на них иногда были так велики, что сами по себе превышали вышину остального строения; так, в Олонце вышина башни до кровли была пять саженей, а с кровлею — одиннадцать. Вообще вышина, длина и ширина башен была очень различна и неодинакова в одном и том же городе. Например, в Воронеже в 1666 году одна башня имела в вышину семь саженей, а другие — пять, четыре, три и даже одну. Вышина вообще не соразмерялась с объемом башен; например, в одном городе из двух башен в полторы сажени в диаметре одна была вышиною в три сажени с половиною, другая — в полторы сажени. Редко длина башни была одинакова с шириною. Чаще всего в одну сторону они были длиннее, в другую, внутреннюю, короче, например четыре сажени длины и две с половиною ширины. Но самая обыкновенная мера башен была около трех саженей в длину и двух в ширину. В некоторых городах башни строились в уровень со стеною, в других — выступали сажени на две, на три и даже на четыре в наружную сторону. Количество башен в городах было чрезвычайно различно, смотря по объему стены: в новгородском каменном городе их было десять, в земляном — девять, в деревянном — тридцать семь; в Астрахани -— десять, в Яике — восемь, в Олонце — тринадцать, в Тотьме — семь, в Смоленске и Муроме — четырнадцать, в Воронеже — семнадцать, в Архангельске — девять, в Кирилло-Белозерском монастыре — двадцать три. Те, которые стояли по углам, назывались наугольными, стоявшие посредине стены — середними, с воротами — проезжими, без ворот — глухими. Везде были тайнинские башни, стоявшие обыкновенно поблизости к реке; оттуда делали подземные ходы со срубами, иногда саженей на шесть, десять и более. Башни назывались по урочищам, по местности, или же по их назначению, например, розважская, новинская, водяная, набережная, поваренная, квасоваренная, также по именам праздников или святых, например, пречистенская, введенская, никольская. Последнего рода названия давались преимущественно проезжим башням. Башни разделялись на ярусы, которые снаружи обозначались террасами во всю окружность строения, называемыми в те времена мостами. Этих ярусов было обыкновенно три: нижний, или подошевный, средний и верхний, а иногда, особенно в небольших городах, только два. В каждом ярусе устраивались бои; в подошевном стреляли из пушек, и потому он назывался пушечным, а в верхних над ним — из пищалей и мушкетов, и потому они назывались пищальным и мушкетным боями. Не всегда в одном и том же городе были башни с равным количеством боев. Так, в Смоленске в некоторых башнях были неполные бои, хотя с полным количеством мостов. Например, в одной башне бои устроены были только в среднем мосту, в другой — только в верхнем, а в нижнем и среднем не было боев. Ходы по башне были иногда снаружи, иногда изнутри, так что башня в средине по столбу разделялась на отделы, а верхние отделы с нижними соединялись посредством лестниц. Иногда на кровлях башен устраивались чердаки, клетки или караульни, небольшие надстройки для обозрения далеких предметов; в них также были наготове пищали. Число проезжих башен соразмерялось с величиною города. В каменном новгородском городе из десяти башен было шесть проезжих, в земляном — из девяти три, в Воронеже— из семнадцати шесть, в Белозерске — из восьми две, в Инсаре— из восьми три, в Муроме — из четырнадцати две проезжих и третья с воротами водяными, т.е. ведущими к воде; в небольших городках из четырех башен строилось по две проезжих; никогда не строились города с одним только выходом. Ворота в башнях были толсты и широки, и потому проезжие башни всегда значительно были и выше, и массивнее глухих; например, в семь саженей с половиною длиною и столько же шириною. В воротах вделывались боевые окна, как в глухих башнях и в пряслах. Над ними находился образ святого или какого-нибудь большого праздника, и по имени образа называлась башня; а в некоторых городах в башнях над воротами устраивались маленькие церкви. Ворота запирались огромными замками. В мирное время, однако, створы ворот не запирались, а только на ночь опускалась решетка, а для удобства в самых воротах проделывались калитки, которые также запирались особыми замками. Обыкновенно на проезжих башнях устраивались боевые часы и вестовой колокол, который всегда был массивнее и громче обыкновенных церковных или благовестных колоколов. Его называли также полошным колоколом, потому что звонили в него на тревогу и призывали народ к сбору. Вместе с вестовым колоколом стояла вестовая пушка, из которой стреляли только тогда, когда подавали сигнал. На прочих башнях привешивались также колокола; в них звонили во время отбоя неприятеля или вылазки, для возбуждения охоты к битве и храбрости. В темные ночи на башнях зажигались свечи в слюдяных фонарях. Случалось, что перед самыми проезжими башнями делали острожки или города в малом виде. Так, в Муроме перед двумя проезжими воротами сделаны были острожки: один длиною в восемь саженей, а поперек в три сажени, другой — длиною четыре, а шириною — три сажени.
Городовые стены, или валы, окаймлялись всегда рвами разной глубины и ширины, проведенными по направлению твердынь с их внешней стороны. В небольших городах встречались рвы глубиною в сажень и шириною в две сажени или глубиною в две сажени, шириною — в две с тремя четвертями сажени; но в больших городах рвы были и глубже, и шире, и достоинство их вообще полагалось в том, чтоб они были глубоки и круты. В иных местах в эти рвы проводили воду, а в других забивали сваи, называемые частиком или чесноком; а иногда самый чеснок утыкали сверху железными спицами; иногда, кроме того, рвы обводили особою оградою из дубовых бревен. Случалось, что таких рвов за главною стеною или городским валом было несколько рядов, один возле другого по одному направлению.
От рвов в наружную сторону проводили отводные стены и делали длинный ряд укреплений, называемых надолбами. То были столбы из толстых бревен (обыкновенно дубовых), поставленных тесно один возле другого и составлявших сплошную стену. Надолбы были двойные и тройные, т.е. в два и три ряда; ряды эти соединялись между поперечными связями из бревен наверху и, таким образом, представляли вид коридоров, всегда в извилистом направлении. Около Воронежа такие коридоры шли от города на протяжении пяти с половиною верст до караульного городка, устроенного для наблюдения и для подачи вестей в город; иногда же ряды надолб шли от города верст на двадцать и даже более и были окаймлены рвами, а по местам между ними устраивались башенки. Там, где нужно было сделать выход, устраивались ворота с опускными колодами. От таких мест пускались в стороны ряды новых надолб, называемых отметными, а от этих в надлежащих местах расходились в боковые стороны другие отметные. В некоторых местах в надолбах делались тайные выходы, известные одним служилым людям. Надолбы на своих поворотах упирались в лесные завалы, т. е. кучи срубленного и сваленного леса, шириною саженей в двадцать или тридцать. Неприятель, подступая к городу, должен был сначала пройти через эти завалы, потом путаться около лабиринта надолб, уничтожать их и тогда уже достигнуть городских укреплений, которые, как выше сказано, были нередко двойные и тройные и сопровождались двойным и тройным рядом рвов. Дороги, служившие сообщением для городов, пролагались вдоль надолб и проходили через устроенные в них ворота, которые, в случае нужды, запирались, как выше сказано. Кроме надолб существовали еще укрепления, называемые тарасами. Они состояли из бревен продольных и положенных на них поперечных и если были в два ряда, то покрывались сверху дранью. Для укрепления берегов от полой воды близ города ставили такие тарасы и насыпали внутрь рядов их землю. Тарасы приставлялись также к пряслам городских стен в разных местах.
В украинных странах от городов до городов проводились земляные насыпи, и по их протяжению устраивались в разных местах жилые и стоялые острожки. Первые были те, где постоянно жили служилые: они впоследствии обращались в город; в другие же посылались служилые на временную службу: последние нередко возникали и скоро потом исчезали. По сторонам устраивались лесные засеки, состоявшие из куч наваленного лесу, обведенные рвом, но иногда делались в них башни и они принимали вид построенных наскоро городов. Эти засеки возводились преимущественно в лесных местах; туда отряжался засечный приказчик с отрядом служилых: они должны были, заслышав о неприятеле, тотчас подавать весть в город. Таким образом, южная часть Московии представляла ту особую физиономию, что, при своей малонаселенности, усеяна была городами и острогами с надолбами по окрестностям и была изрезана земляными валами в разных направлениях, со множеством лесных засек и завалов. Все эти укрепления делались наскоро, а потому скоро и разрушались; теперь, кроме остатков валов, нет и следа их, да и в то время, когда они строились, край был больше защищаем твердостию служилых людей, чем этими бревнами. Наши городки некорыстны, говорили в XVI веке донские казаки крымскому хану, оплетены плетнями, увешаны тернами, да доставать их надобно твердо головами.
Во внутренности этих каменных, земляных и деревянных оград, называемых общим именем городов, стояли казенные здания. Там была приказная изба, где сосредоточивалось управление города, посада и всего уезда, если город был уездный; пред сенями приказной избы ставили пушку. Вблизи приказной избы находился воеводский двор, огороженный забором или заметом с разными постройками внутри, необходимыми по тогдашнему образу жизни, как-то: горницами, избами, погребом, ледником, мыльнею, поварнею. Затем следовали дворы священников и церковнослужителей, церковь, которая обыкновенно числилась соборною или главною над церквами всего посада, прилегавшего к городу. Далее были казенный погреб для хранения зелейной казны (т.е. пороху), пушечный амбар, где хранились свинец в свиньях, пули, ядра и оружие. Для этих хранилищ делались здания земляные или каменные, а иногда вместо особых построек они помещались в стенах и башнях или же во внутренних пристройках к стенам. В городе находилась государева житница, откуда раздавались служилым хлебные запасы или хлебное царское жалованье. В городе была тюрьма, иногда помещаемая в деревянной избе, врытой в землю и огороженной тыном, иногда же в срубе, засыпанном совершенно землею. В городе находились избы служилых стрельцов, пушкарей, затинщиков; но в каменных городах эти помещения устраивались и в стенах. Наконец, в городе были дворы разных частных лиц, особенно дворян и детей боярских, имевших свои поместья в уезде. Эти дворы строились ими на случай опасности, когда придется прятаться в осаду от неприятеля. В обыкновенное мирное время хозяева таких дворов там не жили, а оставляли дворников из бобылей, которые занимались каким-нибудь ремеслом или промыслом и тем содержались, и вместе с тем управляли дворами за право жить в них. Сверх этих частных осадных дворов были еще казенные осадные дворы, или избы, построенные для простонародия на случай военного времени, когда воеводы посылали через бирючей скликать народ в осаду. Избы эти были столь просторны, что в них по нужде помещалось до двухсот человек, и жители подвергались там всевозможнейшим неудобствам, какие могут происходить от тесноты; от этого нередко жители предпочитали скитаться по лесам, подвергаясь опасности попасться под татарский аркан, чем идти в осаду.
Количество строений в городах было различно, смотря по величине города. В больших городах помещались даже и гостиные дворы; города в таком случае делались средоточием торговли, и оттого-то впоследствии название города стало вообще означать место торговой и промышленной деятельности. Прежде других такой характер получили те города, где сосредоточивалось управление несколькими уездами.
III. Москва
Переходя от городов к посадам, следует остановиться на Москве, которая в большей части своего протяжения была и городом, и посадом вместе.
Средоточием Москвы был Кремль. Неизвестен год построения его. Вероятно, он существовал с основания самой Москвы и был, как вообще русские города, деревянный. В 1367 году впервые заложен был каменный город, но потом разрушился, и уже в конце XV века великий князь Иоанн*[Иван III (1440-1505), великий князь московский] построил опять каменную стену с башнями. Постройкою занимались итальянцы. От двух углов кремлевской ограды на восток тянулось продолжение каменной стены и образовало другой город, называемый Китай-город, построенный в 1538 году правительницею Еленою* [Елена Васильевна Глинская, вторая жена Василия III, мать Ивана Грозного]. За Кремлем и Китай-городом, примыкавшими с одной стороны к реке, с других сторон простирался посад, который также был обведен стеною с воротами и башнями и назывался Белым городом, от белого цвета окружавшей его стены. За этою стеною следовал другой посад, который также был при Борисе* [Борис Годунов (ок. 1552-1605), русский царь с 1598 года] обведен двойною деревянною стеною с толстым слоем земли в промежутке между двумястенными рядами. Он назывался Земляным городом. Сверх того, на другой стороне Москвы-реки, как продолжение Земляного города, стоял городок, и, наконец, многие монастыри, укрепленные по тогдашним обычаям стенами и башнями, представляли вид отдельных городов. Так, при Михаиле Федоровиче, во время нашествия королевича Владислава, монастыри Симонов и Новодевичий обращены были в отдельные форты.
Москва своею огромностью изумляла иностранцев; впрочем, от них не укрылось, что величина эта была только кажущаяся, потому что дворы были очень велики. В XVI веке она была больше, чем в XVII. По свидетельству Герберштейна, в его время Москва заключала в себе 41500 домов. Посетившие ее при Федоре Иоанновиче* [Годы царствования Федора Ивановича – 1584-1598] Флетчер полагает, что в прежнее время было в ней то же количество домов, но присовокупляет, что она очень потерпела и уменьшилась в объеме после опустошения, нанесенного крымским ханом Девлет-Гиреем в 1571 году. Олеарий, посещавший Москву при Михаиле Федоровиче, также говорит, что она была огромнее до этого бедствия, и что внешняя ограда имела тогда двадцать пять верст в окружности. По его известию, разорение крымцами было для нее гибельнее, чем разорение во время поляков, хотя последнее в то время свежее запечатлелось в народном воспоминании. Тогда она занимала три немецких мили кругом. Мейерберг, посещавший Москву в 1661 году, полагает окружность ее с одной стороны в 12000 саженей, а с другой – в 7000; это составляет девятнадцать верст. Но так как тогда версты были тысячесаженные, то это значит, что Москва имела в окружности нынешних тридцать восемь верст. Мейерберг полагает ее с слободами, а Олеарий, кажется, не считает слобод, ибо они в его время были истреблены пожаром, уничтожившим до пяти тысяч домов. Из этих известий можно только приблизительно и не вполне ясно представить себе величину древней столицы; да и сами описатели ее не могли соблюсти точности, потому что сама Москва беспрестанно изменяла свой вид от частых пожаров.
Кремль занимал средину столицы и был средоточием власти, управления, церковного устройства и убеждений всего русского народа. Там жил царь, и Кремль был священным местом русского народа. С трех сторон Кремль окружен был водою; с юга окаймляла его Москва-река, с запада и с севера – Неглинная. Эта болотистая река, теперь уже не существующая, в верхней части Кремля образовала пруд, из которого была проведена вода в канавы, прорытые около кремлевских стен. В XVI веке канавы эти были так многоводны и глубоки, что на них были построены мельницы. При Михаиле Федоровиче они сделались только рвами, однако значительной глубины. По направлению канав или рвов Кремль окружала кирпичная стена с башнями. Каждая из башен носила собственное название, одни по образам, которые на них висели, другие по местности. В XVI веке было шестнадцать или семнадцать башен. Башни проезжие были громаднее, чем глухие. Ворота Кремля были следующие: Фроловские, в 1658 году переименованные в Спасские и теперь удержавшие это название, Никольские, Константиновские (теперь несуществующие) на юг от Спасских, Боровицкие, переименованные Алексеем Михайловичем в 1658 году в Предтеченские, Неглинные, Тайнинские к Москве-реке и Портомойные на юго-западном углу у водовзводной башни, куда прачки выходили мыть белье на плот, устроенный для этого. Только пять первых ворот были проезжие. Фроловская, или Спасская, башня над главными воротами была выше и красивее других. На рисунках, оставшихся от XVII века, она одна походит на нынешние кремлевские проезжие башни. Сверх всех башен, проезжих и глухих, на каждой стороне кремлевских стен были устроены маленькие башенки, где висели колокола, в которые звонили во время пожара и тревоги. Кремлевские стены были уставлены пушками.
В Кремле был двор государев. У старых великих князей хоромы были деревянные. Но по мере того, как держава Московская принимала более крепости и государственной силы, возникала при дворе потребность созидать каменные здания. При Иоанне III построен был каменный казенный дворец между Архангельским и Благовещенским соборами, а потом и дворец для жилья, оконченный в 1508 году. Ужасный пожар в 1547 году повредил этот дворец. Иоанн* [Иван Грозный (1530-1584)] возобновил его и украсил золоченою кровлею, но в 1571 году он был разорен Девлет-Гиреем, При Федоре он был, однако, уже отделан и находился в нарядном виде. При Борисе, Самозванце* [Лжедмитрий I – царь с 1605 года], Шуйском* [Русский царь в 1606-1610 годах] и в первую половину царствования Михаила строили только деревянные дворцы. Но после пожара 1626 года, в другой раз при Михаиле истребившего царское жилье, принялись за постройку каменных зданий. Михаил Федорович отстроил себе каменный дворец, но не жил в нем, а предоставил его царевичу и предпочел для себя жить в деревянном здании, находя, что деревянные здоровее каменных. При Алексее Михайловиче были построены новая дворцовая палата и потешный дворец. В конце его царствования было два царских каменных дворца. При Федоре Алексеевиче* [Федор Алексеевич (1661-1682). Русский царь с 1676 года] были перестроены и обновлены каменные здания дворца. Но тем не менее в XVII веке цари продолжали предпочитать деревянные здания для жилья, и для каждого члена царского семейства строили особые домики. Таким образом, царские усадьбы в Кремле состояли из немногих каменных и множества деревянных строений, отдельно построенных, нагроможденных в различных направлениях и по вкусу времени испещренных золотом, разноцветными и вычурными украшениями. Царский двор огорожен был решеткою с воротами, на которых висели образа. Эти ворота были: Курятные, Колымажные, украшенные высокою башнею и часами, Воскресенские и Золотые, или Гербовые, с башнею, на вершине которой находился золоченый двуглавый орел, а на стенах были изображены гербы областей Московского государства. Курятные ворота в 1658 году были переименованы в Троицкие и находились на севере, без башни наверху, под палатами царских мастериц; за ними вне двора было множество зданий, занимаемых разными отраслями царского хозяйства; дворцы: сытный, кормовой, хлебенный, приспешные палаты, пивоварня, медоварня, воскобойня, свечная, аптека, денежный двор, конюшенный двор и проч. На взгорье к Москве-реке был запасный дворец – каменное здание с разведенным на нем садом, а внизу – житный двор (где хранились хлебные запасы) и церковь Благовещения. Кроме царского двора в Кремле были дворы приближенных к царю бояр и вельмож. Так, при Алексее Михайловиче там находились дворы: Морозова, Куденевича-Черкасского, Бориса Лыкова и других. Оригинальная неправильность постройки, вычурность, пестрота и затейливость украшений останавливала на себе глаза путешественников, но более всего поражали их кремлевские церкви: купола и главы некоторых из них были покрыты золоченою медью и ослепительно блистали против солнца. В начале XVI века только немногие из них были каменные, но в XVII число их несравненно увеличилось. Всех вообще церквей насчитал Олеарий в Кремле пятьдесят две, а другой путешественник при Алексее Михайловиче – только тридцать. Верно только то, что их было больше, чем теперь, потому что, кроме существующих, упоминаются такие, которых более нет: Сретенский собор, Троицкий монастырь, церковь Сергия Чудотворца. Башня Ивана Великого, построенная Борисом, величаво возвышалась над кремлевскими зданиями; близ нее находилась башенка с огромным колоколом в 365 центнеров весом. К огромному языку его были привешены две веревки, а к каждой из них по двенадцать веревочек, так что нужно было двадцать четыре человека, чтобы раскачать эту массу. В него звонили по большим праздникам и при встрече посольств.
За пределами Кремля на восток протягивался Китай-город. Китай-город начинался от Кремля Красною площадью. Он обведен был кирпичною стеною красного цвета (побеленною при царевне Софье* [Софья Алексеевна (1657-1704)], которая на севере соединялась с углом кремлевской, а на юге, вдоль Москвы-реки, - с белогородскою и образовывала с нею одну стену. Тут было лобное место, откуда читались народу царские грамоты; здесь стояла Покровская церковь, которую называли Иерусалимскою, построенная царем Иваном Васильевичем после взятия Казани и теперь поражающая своею оригинальностию и причудливою смесью восточной архитектуры с европейскою. Недалеко от нее был амфитеатр из тесаного камня, поднимавшийся вверх уступами, место значительное в старой обрядности нашей в прадник Вербного Воскресения. Близ амфитеатра стояла церковь св. Меркурия Смоленского; с другой стороны амфитеатра находился Земский приказ – покрытое землею здание с двумя огромными орудиями наверху и с другими двумя внизу на земле. На Красной площади пред лицом Кремля был большой рынок, где постоянно толпились и продавцы, и покупатели, и празднолюбцы, а вблизи амфитеатра сидели женщины, продававшие свои изделия. На восток от рынка простирались торговые ряды; их было множество, потому что для каждого товара был свой торговый ряд. В Китай-городе была типография, множество церквей, многие приказы, дома знатных бояр, дворян и гостей, английский двор, по упразднении привилегии англичан обращенный в тюрьму, три гостиных двора; от последнего из них, персидского, на юг шла овощная улица, состоявшая из лавок с овощными товарами. Она упиралась в рыбный рынок, по рассказам иностранцев, сделавшийся известным своей нестерпимой вонью. От него через реку построен был мост на судах, а за мостом следовало козье болото, урочище, на котором казнили преступников.
За пределами Китай-города следовал Белый город, обведенный белою стеною, называемый так особенно в отличие от красной стены Китай-города. До Федора Иоанновича стена, построенная на этом месте, была деревянная; при этом государе вместо нее сооружена каменная. Она была высока и толста, шла в виде полумесяца от одного пункта близ Москвы-реки до другого близ той же реки, в обоих пунктах загибалась и примыкала с запада к Кремлю, а с востока – к Китай-городу, так что у подножия царского двора все три города соединялись в одну кремлевскую стену, которая шла вдоль Москвы-реки. По стенам Белого города шли башни; из них двенадцать были проезжих с воротами: на юго-западе – Троицкая, в повороте, посредством которого Белый город соединялся с Кремлем; отсюда по круговой линии на запад, с запада на север, а с севера на восток следовали одни за другими ворота в проезжих башнях: Чертольские, переименованные в 1658 году в Пречистенские, Арбатские, в том же году нареченные Смоленскими, Никитские, Тверские, Петровские, Дмитровские, Сретенские, Мясницкие, переименованные в 1658 году в Фроловские, Покровские, Яузские и Васильевские. Между Сретенскими и Дмитровскими воротами стояла башня, через которую проходила река Неглинная, протекавшая через Белый город по направлению от северо-востока к северо-западу. Эта башня называлась Неглинною трубой. Между проезжими башнями стояли глухие: между Чертольскими и Арбатскими, также между Никитскими и Тверскими по две; между остальными по одной; глухая башня между Яузскими и Васильевскими воротами носила исключительное название Наугольной. В начале XVIII века только между двумя воротами было по одной башне, между другими везде по две, а между некоторыми и по три. Стены Белого города шли по линии нынешних бульваров, и, как известно, старинные названия ворот сохранились до сих пор, хотя стены уже давно исчезли по повелению Екатерины П. Белый город, или Царь-город, как его называли, был самою населенною частию Москвы. У многих князей и бояр были здесь большие дворы, здесь жили многие из богатого купечества, большая часть ремесленников с своими мастерскими и лавками при них для продажи своих изделий; здесь был гостиный шведский двор; здесь сосредоточивалась торговля хлебом и мясом: последнее продавалось на мясном рынке с мясных скамей; на этом рынке были и бойни, куда пригоняли скотину. На берегу Неглинной, близ урочища, называемого Поганый пруд, стоял пушечный, или литейный, завод, где готовились пушки и колокола; в другом месте был царский конюшенный двор с конюшнями. Еще в конце XVII века на правой стороне Неглинной возвышался построенный Иоанном Грозным в 1565 году в итальянском вкусе дворец. За пределами Белого города был расположен Земляной город. Стену его построили в 1591 году по поводу опасения от набега крымцев, которых посещение двадцать лет перед тем слишком много наделало горя московским жителям. Эта стена была построена очень скоро, и, вероятно, от этой скорости весь Земляной город назывался Скородумом, т.е. скорозадуманным городом. Англичанин при Алексее Михайловиче замечал, что в этой стене было так много дерева, что из него можно было построить ряд тонкостенных английских домиков на тринадцать миль длины. Стена эта шла по теперешнему направлению Новинского и Садовой округленным очертанием и как на западе, так и на востоке упиралась в Москву-реку, пересекая на пути своем реку Яузу. В Земляном городе за Яузою был древесный рынок, где продавались лесные изделия и между прочим готовые дома, нужные для московских жителей по причине частых пожаров. Много торговых и ремесленных заведений находилось во дворах домохозяев. Жители здесь были большею частию посадские люди, и мало жило знатных особ. Дома были почти все деревянные, а сами дворы отличались огромностию пространства.
Замоскворечье в древности называлось Заречье. Великий князь Василий Иванович* [Василий III (1479-1533). Великий князь московский с 1505 года] поселил здесь пленных немцев и литовцев: им дозволяли пить вино, потому-то их и вывели отдельно от русских, которым вино разрешалось только по праздникам. От этого Заречье прозвано Налевки, от слова "наливай". Впоследствии там заведена была стрелецкая слобода. Она была обнесена стеною, которая казалась продолжением стены Земляного города, потому что подходила к Москве-реке в тех пунктах, где на противоположной стороне упиралась в нее земляногородская стена. Двое ворот — Серпуховские и Калужские — в проезжих башнях служили выходом и входом для этого города.
За городом были разные слободы, которых насчитывают чрезвычайно много; одни из них вошли в разное время в город; местность других даже определить теперь трудно. В XVI и XVII веках упоминаются слободы: Кадашевка (слобода ткачей полотен), ордынцев, седельников, гончаров, котельников, серебряников, басманников, огородников, мясников, воротников, гранатников, кречетников, трубников, барашей, пушкарей, сокольников, хлебников; Бронная, Конюшенная, Казенная; другие носили названия по собственным именам: Семеновская, Воронцовская, Алексеевская, Никитская, Кудрина, Садовая; было сверх того несколько ямских слобод: Тверская, Дорогомиловская, Рогожская, Напрудная. За Яузой, где помещались многие из исчисленных здесь слобод, была, между прочими, Иноземная слобода, или Немецкая, построенная Иваном Васильевичем Грозным. После Смутного времени немцы расселились по городу и построили себе церковь в Белом городе; но по настоянию духовенства при Алексее Михайловиче их снова выселили в слободу. Там у них было три церкви.
Сверх всех слобод по окрестностям столицы было рассеяно множество загородных домов вельмож и богатых московских жителей, так что, приближаясь к столице, можно было издали ее чувствовать. Там и сям мелькали монастыри, огороженные стенами и башнями во вкусе тогдашних городов. Между ними беспрестанно появлялись новые дворы. Монастыри и слободы произвольно захватывали земли и отдавали их, как свою собственность, под загородные дворы. Но в 1649 году правительство со всех таких дворов постановило собирать в казну оброк и запретило вперед селиться на выгонной земле. Таким образом, было остановлено естественное расширение столицы.
IV. Посады
Посады, как выше сказано, обыкновенно располагались при городах и часто укреплялись острогами или осыпями; но в местах, где отдаленность от границы не представляла опасности, посады были без городов. Жители посадов — торговцы, ремесленники и промышленники, обязанные различными налогами и повинностями правительству, назывались тяглыми; их тяглые дворы служили единицами в полицейских и финансовых отношениях посадов к государству. Кроме тяглых дворов, были на посадах дворы нетяглые, или белые, не подлежавшие тем повинностям, какие налагались на тяглых. То были дворы священнослужителей, дворы церковные, монастырские подворья, где жили старцы, заведовавшие делами своих монастырей, участвовавших, как известно, в торговле, дворы дворян и детей боярских, которые редко жили в них сами, а чаще содержали там своих дворников. Были еще на посадах оброчные дворы, т. е. такие, которые сдавались от казны в оброк на подобных основаниях, как и поземельные участки. Этот обычай велся издавна и существовал еще при великих князьях. Наконец, в посадах между дворами составляли особый разряд дворы бобылей, людей бедных, не имевших определенного занятия и плативших соответственно своему состоянию меньшие налоги.
Строиться улицами было издавна в обычае у русских. В посадах улицы носили названия по именам церквей, построенных на них, например Дмитровская, Пречистенская, Воскресенская, Успенская; иногда же по занятиям тех, которые на них жили, например Калачная, Ямская, Кабацкая, Загостинская; иногда по каким-нибудь собственным именам прозвищ, например Букреева, Парфеновка. По краям улиц или где они пересекались между собою стаьили образа в киотах. Вообще они были широки, довольно прямы, но очень грязны. Только в Москве и в больших городах было что-то похожее на мостовую. Это были круглые деревяшки, сложенные плотно вместе одна с другою. Не вся Москва была таким образом вымощена: во многих местах не было мостовой, и там, где особенно было грязно, через улицы просто перекладывали доски. В Москве собирался с жителей побор под именем мостовщины, и Земский приказ занимался мощением улиц, но мостили больше там, где было близко к царю. Такая мостовая не препятствовала, впрочем, женщинам ходить не иначе как в огромных сапогах, чтоб не увязнуть в грязи. Хотя в Москве существовал особый класс служителей, называемых метельщиками, обязанных мести и чистить улицы, и хотя их было человек пятьдесят, однако в переулках столицы валялось стерво* [Падаль] и во многих местах господствовала невыносимая вонь. Если в самой столице так мало наблюдали чистоту, то еще менее заботились о ней в посадах, но зато при малолюдстве их в сравнении с Москвою не столько причиняла зла такая небрежность.
Везде в посадах были площади, иногда очень пространные и всегда почти неправильные. В Белозерске в XVI веке при трехстах дворах была площадь в двести сорок саженей длиною, а шириною в одном конце в шестьдесят восемь саженей, а в другом — тридцать шесть, в середине — семьдесят. В Муроме площадь была .в длину 94 сажени, а в ширину в одном месте —26, а в другом — 12 саженей. Обыкновенно все улицы посада с разных сторон неправильными линиями сходились к площадям, которые были центром торговли и вообще всех сношений жителей посада. Тут стояли ряды и лавки, где не только продавали, но и работали, прилавки с разными мелочами, скамьи с мясными и рыбными припасами, калачни, харчевни, где собирались гуляки, и земская изба — место выборного управления. В больших посадах также торговые рынки находились в той части, которая окружена была стеною и часто называлась городом; например, в Астрахани, в той части посада, которая была окружена каменного стеною и называлась Белым городом, была площадь, где находился большой гостиный двор и торговые заведения, а в другом месте была площадь, где продавалось дерево. Около посадов оставлялась всегда выгонная земля, называемая иначе поскотинною, если там были луга, то луговою или же боровою, когда посад окружали леса.
Главным украшением посадов были церкви. Не говоря уже о Москве, где число всех церквей, по свидетельству путешественников, поверявших наблюдения один другого, простиралось до двух тысяч, вообще в посадах, даже немноголюдных, находилось множество церквей, несоразмерное с населением. В Белозерске, где всех душ в 1674 году считалось только 960, было девятнадцать церквей и из них одна каменная соборная. В Муроме в 1687 году было, кроме трех церквей в городе, четыре монастыря и двадцать церквей в посаде, а между тем Муром не отличался многолюдством. В старые времена каждый зажиточный человек строил церковь, содержал для нее попа и молился в ней с своею семьею. Зато многие церкви были так малы, что простирались не более как на пятнадцать футов, они были деревянные, небеленые, крытые тесом или гонтом*[Клиновидные дощечки, служившие кровельным материалом], но часто главы покрывались белым железом и блистали против солнца. В Вологде все главы церквей, которых было всего 67 (21 каменная, 43 деревянных и три монастыря), были покрыты таким образом.
Вообще посады наши были немноголюдны. Разные бедствия столь обильно изливаемые судьбою на Русь, оказывали постоянно вредные последствия на размножение населения посадов. На юге России никак не могли процветать посады, потому что беспрестанные набеги крымцев не давали народу возможности вести оседлой жизни, тем менее заботиться о житейских удобствах. Очень часто посещали Русь моровые поветрия; как страшно они опустошали посады, можно видеть из таких примеров, как, например, в Шуе, где в 1654 и 1655 годах после морового поветрия из двухсот двадцати четырех дворов вымерли совершенно обитатели девяносто одного двора и после трех лет, в 1658 году, многие дворы еще оставались по той же причине пустыми. Дурное управление и тягости, возложенные на посадских от правительства, побуждали жителей оставлять свои жительства и шататься с места на место; другие, гонимые бедностию, закладывались частным владельцам или монастырям; иные постригались в монахи.
Выше показана скудость населения в Белозерске и Шуе: в других местах и в различное время представляется то же. Так, например, в 1574 году в Муроме было 738 дворовых мест, назначенных для поселения, но из них только сто одиннадцать было жилых, сто семь дворов с своими строениями стояли пустыми, а прочие места не были и застроены, или, может быть, бывшие на них строения уже исчезли. В 1637 году в Устюжне было всего 178 дворов, а людей в них — 254 человека. Около того же времени или несколько позже в Чердыни было 304 двора, а в Соли Камской — 355; а эти города, по своему местоположению, удаленному от внезапных набегов хищнических народов и по приволью, представляли возможность правильнейшего населения. В Холмогорах, которые стояли недалеко от моря и притом на главном торговом пути, в 1675 году было всего 645 дворов, а людей в них — 1391 человек. Сама власть не способствовала развитию посадской жизни. Прежние цветущие города Новгород, Псков, Тверь, потеряв свою гражданственность, теряли и свои богатства. Правительство, стремившееся к единовластию, не допускало в посадах развиться самоуправлению, которое всегда идет рука об руку с благосостоянием. При беспрерывных, неотвратимых бедствиях, побуждавших народ к шатанию, было невозможно, чтоб в посадах заботились о красоте и прочности постройки зданий; притом же пожары были самое повседневное и повсеместное явление. Москва, как известно, славилась многими историческими пожарами, губившими не только жилища, то и тысячи людей. Стоит припомнить пожар 1493 года, истребивший всю Москву и Кремль, славный пожар 1547 года, когда, кроме строений, сгорело более двух тысяч народа, пожар 1591 года, доставивший Борису случай показать пред народом свою щедрость; пожары при Михаиле Федоровиче были так часты, что не обходилось без них ни одного месяца; иногда на них было такое плодородие, что они следовали один за другим каждую неделю и даже случалось, что в одну ночь Москва загоралась раза по два или по три. Некоторые из этих пожаров были так опустошительны, что истребляли в один раз третью часть столицы. При Алексее Михайловиче Москва несколько раз испытывала подобные пожары, например, во время возмущения народного по поводу пошлины на соль в 1648 году, потом в 1664 и 1667 годах.
В других городах пожары были также опустошительны; например, в Пскове в 1623 году был пожар, истребивший город дотла, так что жители, обедневши, долго не могли после того поправиться. Несмотря, однако, на такие частые бедствия от огня, меры против него были вялы и преимущественно только предохранительные: старались делать пошире дворы, правительство приказывало ставить на кровли строений кадки с водою и мерники с помелами; запрещалось по ночам сидеть с огнем и топить летом мыльни и даже печи в избах, а вместо того жители должны были готовить себе пищу в огородах. Эта мера одна по себе была плохим средством, и притом не все ей подлежали: некоторым зажиточным хозяевам, так называемым служилым людям, по хорошим их отношениям с воеводами, позволялось то, что вообще запрещалось другим; воевода мог разрешить топить летом избу, если находил, что день довольно пасмурен или влажен, и мыльню из снисхождения к больным и родильницам. Когда вспыхивал пожар, все действия против него ограничивались тем, что старались ломать строения, стоявшие близ горящих зданий. Только в Москве были некоторого рода обычные меры гашения огня при пожарах. При Михаиле Федоровиче существовали какие-то холстинные парусы саженей в пять длиною и щиты из лубьев с рукоятями. При Алексее Михайловиче велено было, чтоб все вообще зажиточные люди заводили у себя медные и деревянные трубы, а люди с меньшим достатком складывались вместе по пяти дворов для покупки одной трубы, и в случае пожара все должны были бежать для погашения.
V.Слободы
На Руси встречались слободы трех родов: служилых людей, промышленников и, наконец, вообще поселян, пользующихся льготами. К слободам служилых людей относились: стрелецкая, пушкарская, пищальная, затинщиков, воротников, козачьи, ямские. В них были поселены служилые люди одного какого-нибудь наименования, которые составляли корпорацию и исполняли определенную служебную обязанность в отношении правительства. Слободы этого рода пользовались особым управлением и особыми правами. По большей части они находились близ городов и составляли предместья посадов, если под городом находился посад. В некоторых местах, однако, особенно на юге Московского государства, место самого посада занимали слободы. Близ одного острога были слободы: стрелецкая, козачья и пушкарская, а посадских был один только двор; таким образом, весь посад хотя и числился существующим, но заключался в одном только дворе. Величина служилых слобод соразмерялась с потребностию военной силы по важности города, близ которого они были расположены; иногда они были очень невелики, например человек в пятьдесят жителей и даже менее.
При исчислении слобод, находившихся близ Москвы, показаны роды промышленных, ремесленных и торговых слобод. Подобные названия встречались в разных местах Руси. Некоторые промышленные слободы были в то же время и служилые, потому что жители их были обязаны доставлять к царскому двору произведения своего труда и за то пользовались облегчительными льготами. Таковы были слободы бобровников, слободы рыбных ловцов, слободы сокольников и кречетников и прочие, которых жители обязаны были доставлять ко двору плоды своей охоты и рыбной ловли, точно так же как близ Москвы жители слободы Кадашевки занимались тканьем полотен и отбывали повинности доставкою своих произведений на потребности двора.
В Сибири, кроме служилых слобод, такое же название носили поселения, где жители занимались земледелием и пользовались льготами, которые давались новоприбывшим туда поселенцам в уважение к их недавней оседлости. В XVII веке служилые люди ходили по Руси и вербовали народ в Сибирь, заманивая обещаниями разных льгот; сверх того, для перехода давались охотникам подможные деньги. Эти поселенцы обязаны были пахать известное количество земли и, собирая с нее хлеб, доставлять его в города для прокормления служилых; такие слободы назывались пашенными.
VI.Села и деревни
Земледельческие жилые местности вообще по административному положению были: черные тяглые, дворцовые, поместья и вотчины. Первые были государственные имения, вторые — собственность государя и его фамилии; поместья были казенные имения, которые раздавались служащим людям, как бы вместо жалованья за их службу: владелец не мог ни продать, ни заложить, ни завещать их, и хотя они очень часто переходили от отцов к детям, но не по праву наследства, а по новой отдаче от правительства, так что каждый раз, получая во владение отцовское поместье, сын должен был справлять его за собою, т. е. приобретать от правительства на него право с обязанностью нести за то службу. Вотчины были собственностию владельцев. Вотчины были: владычные, т. е. принадлежавшие архиереям или соборам, или, как тогда говорилось, домам святых, например, дому Пресвятые Богородицы, дому Софийскому, монастырские и, наконец, частных лиц, т. е. бояр, окольничих, дворян и детей