С минуту Марч глядел на товарища с молчаливым изумлением. Потом,
схватив Зверобоя обеими руками за горло, он встряхнул его легкое тело с
такой силой, словно хотел переломать ему все кости. Марч не шутил: гнев
пылал в его глазах. Но Зверобой не испугался. Лицо его не изменилось,
рука не дрогнула, и он сказал спокойным голосом:
- Ты можешь трясти меня, Непоседа, пока не расшатаешь гору, и все-таки ничего, кроме правды, из меня не вытрясешь. Весьма вероятно, что у
Джудит Хаттер еще нет мужа, которого ты мог бы убить, и у тебя не будет
случая подстеречь его. Но если она замужем, я при первой же встрече скажу ей о твоей угрозе.
Марч разжал пальцы и молча сел, не сводя удивленных глаз со своего
спутника.
- До сих пор я думал, что мы друзья, - вымолвил он наконец. - Но это
моя последняя тайна, которая дошла до твоих ушей.
- Я не желаю знать твои тайны, если все они в том же роде. Я знаю,
что мы живем в лесах, Непоседа, и считаем себя свободными от людских законов. Быть может, это отчасти правильно. Но все-таки есть закон, который властвует над всей Вселенной, и тот, кто пренебрегает им, пусть не
зовет меня своим другом.
- Черт меня побери, Зверобой, я и не предполагал, что в душе ты близок к моравским братьям; а я-то думал, что ты честный, прямодушный охотник, за какого выдаешь себя!
- Честен я или нет, Непоседа во всяком случае, я всегда буду так же
прямодушен на деле, и на словах. Но глупо поддаваться внезапному гневу.
Это только доказывает, как мало ты жил среди краснокожих. Без сомнения,
Джудит Хаттер еще не замужем, и ты говорил то, что взбрело тебе на язык,
а не то, что подсказывает сердце. Вот тебе моя рука, и не будем больше
говорить и вспоминать об этом.
Непоседа, как видно, удивился еще больше. Но потом захохотал так добродушно и громко, что даже слезы выступили у него на глазах.
Он пожал протянутую руку, и оба: спутника опять стали друзьями.
- Из-за такой-то пустой мысли ссориться глупо! - воскликнул Марч,
снова принимаясь за еду. - Это больше пристало городским законникам, чем
разумным людям, которые живут в лесу. Мне рассказывали, Зверобой, что в
нижних графствах многие портят себе кровь из-за своих мыслей и доходят
при этом до самой крайности.
- Моравские братья - члены чешской религиозной секты, основанной в XV
веке. В XVIII веке они вели миссионерскую работу среди индейцев Северной
Америки, главным образом среди делаваров. Моравские братья написали о
делаварах несколько книг. Книги эти очень интересны, потому что миссионеры видели делаваров тогда, когда их почти еще не коснулось, влияние
белых.
- Так оно и есть, так оно и есть... От моравских братьев я слышал,
что существуют такие страны, где люди ссорятся даже из-за религии, а уж
если дело доходит до этого, то смилуйся над ними боже. Однако мы не станем следовать их примеру, особенно из-за мужа, которого у Джудит Хаттер,
быть может, никогда и не будет. А меня больше интересует слабоумная
сестра, чем твоя красавица. Нельзя остаться равнодушным, встречая ближнего, который хотя и по внешности напоминает самого обыкновенного смертного, но на деле совсем не таков, потому что ему не хватает разума. Это
тяжело даже мужчине, но когда это случается с женщиной, с юным, обаятельным существом, то пробуждает самые жалостливые мысли, какие только
могут появиться у тебя. Видит бог, Непоседа, эти бедные создания достаточно беззащитны даже в здравом уме. Какая же страшная судьба ожидает
их, если этот великий покровитель и вожатый изменяет им!
- Слушай, Зверобой! Ты знаешь, что за народ трапперы - охотники и
торговцы пушниной. Их лучший друг не станет отрицать, что они упрямы и
любят идти своей дорогой, не слишком считаясь с правами и чувствами других людей. И, однако, я не думаю, чтобы во всей здешней местности нашелся хотя бы один человек, способный обидеть Хетти Хаттер. Нет, даже индеец не решится на это.
- Наконец-то, друг Непоседа, ты начинаешь справедливо судить о делаварах и о других союзных им племенах. Рад слышать это. Однако солнце уже
перевалило за полдень, и нам лучше снова тронуться в путь, чтобы поглядеть наконец на этих замечательных сестер.
- Нижние графства-то есть области, расположенные по нижнему течению
рек Гудзона и Саскуиханны. В то время, когда происходит действие романа,
нижние графства были более населенными, чем пустынные места в верховьях
Саскуиханны, где бродили Зверобой и Непоседа.
Гарри Марч весело изъявил свое согласие, и с остатками завтрака скоро
было покончено. Затем путники навьючили на себя котомки, взяли ружья и,
покинув залитую солнечным светом поляну, снова углубились в лесную тень.
Глава II
Ты бросаешь зеленый озерный край,
Охотничий дом над водой,
В этот месяц июнь, в этот летний рай,
Дитя, расстаешься со мной
"Воспоминания женщины"
Идти оставалось уже немного. Отыскав поляну с родником, Непоседа правильно определил направление и теперь продвигался вперед уверенной поступью человека, знающего, куда ведет дорога.
В лесу стоял глубокий сумрак, однако ноги легко ступали по сухой и
твердой почве, не загроможденной валежником. Пройдя около мили, Марч остановился и начал озираться по сторонам. Он внимательно рассматривал окружающие предметы, задерживая иногда взор на древесных стволах, которые
валялись повсюду, как это часто бывает в американских лесах, особенно
там, где дерево еще не приобрело рыночной ценности.
- Кажется, это то самое место, Зверобой, - наконец произнес Марч. - Вот бук рядом с хемлоком вот три сосны, а там, немного поодаль, белая
береза со сломанной верхушкой. И, однако, что-то не видно ни скалы, ни
пригнутых ветвей, о которых я тебе говорил.
- Сломанные ветви - нехитрая примета для обозначения пути: даже самые
неопытные люди знают, что ветви редко ломаются сами собой, - ответил собеседник. - Поэтому они возбуждают подозрение и наводят на след.
- Хемлок - дерево из породы хвойных, растущее в Северной Америке.
Делавары доверяют сломанным ветвям только во время всеобщего мира да
на проторенной тропе. А буки, сосны и березы можно увидеть всюду, и не
по два или по три дерева, а десятками и сотнями.
- Твоя правда, Зверобой, но ты не принимаешь в расчет их расположения. Вот бук и рядом с ним хемлок.
- Да, а вот другой дуб и другой хемлок, любовно обнявшись, как два
братца или, пожалуй, поласковее, чем иные братья. А вон еще и другие...
Все эти деревья здесь не редкость. Боюсь, Непоседа, что тебе легче выследить бобра или подстрелить медведя, чем служить проводником на такой
непроторенной тропе... Ба! Да вон и то, что ты ищешь.
- На этот раз, Зверобой, это одна из твоих делаварских выдумок! Пусть
меня повесят, если я вижу здесь что-нибудь, кроме деревьев, которые
столпились вокруг нас самым странным образом.
- Глянь-ка сюда, Непоседа! Разве ты не замечаешь вот здесь, на одной
линии с этим черным дубом, склонившееся молодое деревце, которое поддерживают ветви кустарника? Это дерево было засыпано снегом и согнулось под
его тяжестью; оно никогда не - смогло бы снова выпрямиться и окрепнуть.
Рука человека помогла ему.
- Это моя рука помогла ему! - воскликнул Непоседа. - Я увидел хрупкое
молодое деревце, приникшее к земле, словно живое существо, согбенное горем, и поставил его так, как оно стоит теперь... Ну, Зверобой, я должен
признаться, что у тебя в лесу действительно острое зрение.
- Мое зрение становится острее, Непоседа, оно становится острее, я
допускаю это, но все же у меня еще глаз ребенка по сравнению кое с кем
из моих краснокожих знакомых. Взять хоть Таменунда. Правда, он теперь
так стар, что лишь немногие помнят, каким он был во цвете лет, однако
ничто не ускользает от его взгляда, больше напоминающего собачье чутье,
чем зрение человека. Затем Ункас, отец Чингачгука и законный вождь могикан; от его взгляда тоже немыслимо укрыться. Я делаю успехи... допускаю,
что делаю успехи... но мне еще далеко до совершенства.
- А кто такой этот Чингачгук, о котором ты так много толкуешь. Зверобой? - спросил Непоседа, направляясь к выпрямленному деревцу. - Какой-нибудь бродяга-краснокожий, конечно?
- Он самый лучший из бродяг-краснокожих, как ты их называешь. Если бы
он мог вступить в свои законные права, то стал бы великим вождем. Теперь
же он всего лишь храбрый и справедливый делавар. Правда, все уважают его
и даже повинуются ему в некоторых случаях, но все-таки он потомок захудалого рода, представитель исчезнувшего племени. Ах, Гарри Марч, тепло
становится на сердце, когда в зимнюю ночь сидишь у них в вигваме и слушаешь предания о стародавнем величии и могуществе могикан!
- Слушай, друг Натаниэль, - сказал Непоседа, останавливаясь и заглядывая прямо в лицо товарищу, чтобы придать больше весу своим словам, - если человек верит всему, что другие люди считают нужным говорить в свою
пользу, у него создается преувеличенное мнение о них и преуменьшенное о
себе. Краснокожие - известные хвастуны, и, по-моему, добрая половина их
преданий - пустая болтовня.
- Не стану спорить, Непоседа, ты прав. Они действительно любят похвастать. Это их природная особенность и грешно не давать ей развиваться... Стоп! Вот место, которое мы ищем.
Разговор был прерван этим замечанием, и оба товарища устремили все
свое внимание на предмет, находившийся прямо перед ними. Зверобой указал
своему спутнику на ствол огромной липы, которая отжила свой век и упала
от собственной тяжести. Это дерево, подобно миллионам своих собратьев,
лежало там, где свалилось, и гнило под действием постоянной смены тепла
и холода, дождей и засухи. Тление, однако, затронуло сердцевину еще тогда, когда дерево стояло совершенно прямо, во всей красе своего мощного
роста, подобно тому как скрытая болезнь иногда подтачивает жизненные силы человека, а сторонний наблюдатель видит только здоровую внешность.
Теперь ствол лежал на земле, вытянувшись в длину на добрую сотню футов,
и зоркий взгляд охотника сразу распознал в нем по некоторым признакам то
самое дерево, которое разыскивал Марч.
- Вигвам - жилище индейцев.
- Ага! Оно-то нам и нужно! - воскликнул Непоседа. - Все в полной сохранности, как будто пролежало в шкафу у старухи. Помоги мне, Зверобой, и
через полчаса мы будем уже на воде.
Охотник тотчас же присоединился к товарищу, и оба взялись за работу
усердно и умело, как люди, которым все это не в новинку. Прежде всего
Непоседа сбросил куски коры, которые прикрывали широкое дупло в одном
конце ствола и, по словам Зверобоя, были положены таким образом, что
скорее привлекли бы внимание, чем скрыли тайник, если бы мимо прошел какой-нибудь бродяга. Затем они вытащили из дупла изготовленную из коры
пирогу со скамьями, веслами и рыболовными принадлежностями, вплоть до
крючков и лесок. Пирога была отнюдь не малых размеров, но сравнительно
легкая. Природа же наделила Непоседу такой исполинской силой, что, отказавшись от помощи, он без всякого усилия поднял пирогу себе на плечи.
- Иди вперед. Зверобой, - сказал Марч, - и раздвигай кусты, с остальным я и сам управлюсь.
Юноша не возражал, и они тронулись в путь. Зверобой прокладывал дорогу товарищу, сворачивая по его указанию то вправо, то влево. Минут через
десять они внезапно увидели яркий солнечный свет и очутились на песчаной
косе, которая с трех сторон омывалась водой.
Когда Зверобой увидел это непривычное зрелище, крик изумления вырвался из его уст, - правда, крик негромкий и сдержанный, ибо молодой охотник был гораздо осторожнее и предусмотрительнее, чем необузданный Непоседа. Картина, внезапно открывшаяся перед ними, действительно была так
поразительна, что заслуживает особого описания. На одном уровне с косой
расстилалась широкая водная поверхность, такая спокойная и прозрачная,
что казалась ложем из чистого горного воздуха, окруженным со всех сторон
холмами и лесами. В длину озеро имело около трех миль. В ширину оно дос-
тигало полумили, а против косы даже более; далее к югу оно суживалось до
половины. Берега имели неправильные очертания и изобиловали заливами и
острыми низкими мысами. На севере озеро замыкалось одиноко стоящей горой, на запад и на восток от нее простирались низменности, приятно разнообразившие горизонт. Все же общий характер местности был гористый. Высокие холмы или небольшие горы круто поднимались из воды на протяжении
девяти десятых берега. И даже в тех местах, где берег был довольно пологий, в некотором отдалении виднелись возвышенности.
Но больше всего в этом пейзаже поражали его величавая пустынность и
сладостное спокойствие. Всюду, куда ни кинешь взор, только зеркальная
поверхность воды да безмятежное небо в рамке густых лесов. Пышный и
плотный покров леса тщательно скрывал от взоров землю. Нигде ни единой
прогалины. Повсюду, от берегов до закругленных горных вершин, сплошной
зеленой пеленой тянулись леса. Но растительность, казалось, не хотела
довольствоваться даже столь полной победой: деревья свисали над самым
озером, вытягиваясь по направлению к свету. Вдоль восточного берега можно было целые мили плыть под ветвями темных рамбрандтовских хемлоков,
трепетных осин и меланхолических сосен. Короче говоря, рука человека еще
никогда не уродовала этого дикого пейзажа, купающегося в солнечных лучах, этого великолепного лесного величия, нежащегося в июньском благоухании.
- Это грандиозно! Прекрасно! Сам становишься лучше, как поглядишь на
это! - восклицал Зверобой, опершись на свой карабин и оглядываясь кругом
- направо и налево, на юг и на север, на небо и на землю. - Я вижу, что
даже рука краснокожего не тронула здесь ни единого дерева. Ну, Непоседа,
твоя Джудит, должно быть, благонравная и рассудительная девушка, если
она, как ты говоришь, провела полжизни в таком благословенном месте.
- Это сущая правда. Но у девчонки есть свои причуды. Впрочем, она не
все время живет здесь, - старик Хаттер имеет обыкновение проводить зиму
в поселениях колонистов или поблизости от фортов. Нет, нет, Джуди, на
свою беду, набралась кое-чего у колонистов и особенно у шаркунов-офицеров.
- Рембрантд (1608-1669) - великий голландский художник. Владел непревзойденным мастерством передачи игры света и тени.
- В таком случае, Непоседа, вот школа, которая может ее исправить.
Скажи, однако, что это вон там, прямо против нас? Для острова это слишком мало, а для лодки слишком велико, хотя стоит как раз посреди озера.
- Щеголи из форта прозвали это замком Водяной Крысы, и сам старик Том
скалит зубы, слыша это название, которое как нельзя лучше подходит к его
свойствам и привычкам. Это его постоянный дом; у него их два: один, который никогда не двигается с места, и второй, который плавает и поэтому
находится то в одной, то в другой части озера. Он называется ковчегом,
хотя я не берусь объяснить тебе, что значит это слово.
- Оно пошлет от миссионеров, Непоседа; они при мне рассказывали и читали об этой штуке. Они говорят, что земля была когда-то вся покрыта водой и Ной со своими детьми спасся, построив судно, называвшееся ковчегом. Одни делавары верят этому преданию, другие не верят. Мы с тобой белые христиане. Нам подобает верить... Однако не видишь ли ты где-нибудь
этот ковчег?
- Он, должно быть, отплыл к югу или стоит на якоре где-нибудь, в заводи. Но наша пирога уже готова, и пара таких весел, как твое и мое, за
четверть часа доставит нас к замку.
После этого замечания Зверобой помог товарищу уложить вещи в пирогу,
уже спущенную на воду. Затем оба пограничных жителя вошли в нее и
сильным толчком отогнали легкое судно ярдов на восемь или десять от берега.
Непоседа сел на корму, Зверобой устроился на носу, и под неторопливыми, но упорными ударами весел пирога начала скользить по водной глади,
направляясь к странному сооружению, прозванному замком Водяной Крысы.
Обогнув мыс, спутники время от времени переставали грести, оглядываясь
на окружающий пейзаж. Перед ними открылся широкий вид на противоположный
берег озера и на поросшие лесом горы. Изменились лишь формы холмов и
очертания заливов; далеко на юг простиралась долина, которую они раньше
не видели. Вся земля казалась одетой в праздничный наряд из зеленой
листвы.
- Это зрелище согревает душу! - воскликнул Зверобой, когда они остановились в четвертый или в пятый раз. - Озеро как будто для того и создано, чтобы мы могли поглубже заглянуть в величественные лесные дубравы.
И ты говоришь, Непоседа, что никто не считает себя законным владельцем
этих красот?
- Никто, кроме короля, парень. У него, быть может, есть какие-то права на это озеро, но он живет так далеко, что его притязания никогда не
потревожат старого Тома Хаттера, который владеет всем этим и собирается
владеть, покуда будет жив. Том не скваттер, у него нет земли. Я прозвал
его Плавуном.
- Завидую этому человеку! Знаю, что нехорошо, и постараюсь подавить
это чувство, но все-таки завидую этому человеку. Не думай, пожалуйста,
Непоседа, что я хочу забраться в его мокасины такой мысли нет у меня на
уме, но не завидовать ему не могу. Это естественное чувство; у самых
лучших из нас есть такие естественные чувства, которым подчас даешь волю.
- Тебе надо только жениться на Хетти, чтоб наследовать половину этого
поместья! - воскликнул Непоседа со смехом. - Очень милая девушка! Не
будь у нее сестры красавицы, она могла бы казаться почти хорошенькой; а
разума у нее так мало, что ты легко можешь заставить ее смотреть на все
твоими глазами. Женись на Хетти, и ручаюсь, что старик уступит тебе
дичь, которую ты сможешь подстрелить на расстоянии пяти миль от озера.
- А здесь много дичи? - быстро спросил Зверобой, не обращая внимания
на насмешки Марча.
- Да, здесь дичи повсюду полным-полно. Едва ли кто-нибудь хоть раз
спускал против нее курок, а что касается трапперов, то они редко сюда
забредают. Я бы и сам околачивался здесь, но бобр тянет в одну сторону,
а Джуди - в другую. За последние два года эта девчонка стоила мне больше
сотни испанских долларов, и, однако, я не могу избавиться от желания
взглянуть еще раз на ее личико.
- Скваттер - колонист, расчистивший участок девственного леса и занимающийся на этом участке земледелием.
- А краснокожие часто посещают это озеро, Непоседа? - спросил Зверобой, думая о своем.
- Они приходят и уходят, иногда в одиночку, иногда небольшими группами. Видимо, ни одно туземное племя в отдельности не владеет этой страной, и потому она попала в руки племени Хаттеров. Старик говорил мне,
что некоторые проныры подбивали жителей Мохока на войну с индейцами,
чтобы получить от Колонии право на эту землю. Однако ничего не вышло: до
сих пор не нашлось человека, настолько сильного, чтобы заняться этим делом. Охотники и поныне имеют право свободно бродить по здешним дебрям.
- Тем лучше, Непоседа, тем лучше. Будь я королем Англии, я издал бы
указ, по которому всякий человек, срубивший хоть одно из этих деревьев,
не нуждаясь понастоящему в строевом лесе, должен быть изгнан в пустынные
и бесплодные места, где никогда не ступал ни один зверь. Я, право, рад,
что Чингачгук назначил мне свидание на этом озере; мне никогда еще не
доводилось видеть такое великолепное зрелище.
- Это потому, что ты жил так далеко, среди делаваров, в стране, где
нет озер. Но далее к северу и к западу сколько угодно таких водоемов. Ты
молод и еще можешь увидеть их много... Да, на свете есть еще другие озера, Зверобой, но нет другой Джудит Хаттер!
В ответ на это замечание Зверобой улыбнулся и поспешно погрузил свое
весло в воду, как бы разделяя волнение влюбленного. Оба гребли изо всех
сил, пока не очутились в сотне ярдов от "замка", как Непоседа в шутку
называл дом Хаттера. Тут они опять бросили весла. Поклонник Джудит подавил свое нетерпение, заметив, что дом в настоящее время, видимо, пуст.
Эта новая остановка позволила Зверобою осмотреть своеобразную постройку,
которая заслуживает особого описания.
- В XVI-XVII веках основными поставщиками серебра на мировые рынки
были испанские владения в Америке-Мексика и Перу. Испанские серебряные
монеты (главным образом - пиастры) имели хождение в Европе, Азии и Америке. Часто их называли испанскими долларами.
Замок Водяной Крысы - так этот дом был прозван каким-то остряком-офицером - стоял посреди озера на расстоянии четверти мили от ближайшего
берега. Во все другие стороны вода простиралась гораздо дальше; до северного конца озера было мили две, и целая миля, если не больше, отделяла дом от восточного берега. Нигде нельзя было заметить никаких признаков острова. Дом стоял на сваях, под ним плескалась вода. Между тем Зверобой уже успел заметить, что озеро отличается изрядной глубиной, и попросил объяснить ему это странное обстоятельство. Непоседа разъяснил загадку, сказав, что в этом месте тянется длинная узкая отмель на протяжении нескольких сот ярдов к северу и к югу и всего в шести или восьми футах от поверхности воды и что Хаттер вколотил сваи в эту отмель и поставил на них свой дом ради пущей безопасности.
Жилье старика раза три поджигали индейцы и охотники, а в стычке с
краснокожими он потерял единственного сына. После этого он и переселился
на воду. Здесь на него можно напасть только с лодки, а даже скальпы и
богатая добыча вряд ли стоят того, чтобы ради них выдалбливать пирогу.
Кроме того, в такую драку пускаться небезопасно, потому что у старика
Тома много оружия, а стены замка, как ты видишь, достаточно толсты, чтобы защитить человека от пуль.
Зверобой получил от пограничников кое-какие теоретические сведения о
военном искусстве, хотя ему до сих пор еще никогда не случалось поднимать руку на человека. Он убедился, что Непоседа нисколько не преувеличивает силу позиции Хаттера в военном отношении. И действительно, атаковать "замок", не попав при этом под огонь осажденных, было бы трудно.
Немалое искусство сказывалось и в расположении бревен, из которых было
построено здание, благодаря чему обороняться в нем было гораздо проще,
чем в обычных деревянных хижинах на границе. Все стены "замка" были
воздвигнуты из больших сосновых стволов длиной около девяти футов, поставленных стоймя, а не положенных горизонтально, как это водится в тамошних краях. Бревна были обтесаны с трех сторон и по обоим концам снабжены большими шипами. В массивной настилке, прикрепленной к верхним концам свай, Хаттер выдолбил желоба и прочно утвердил в них нижние шипы
бревен. На верхние концы этих бревен он положил доски, удерживающие их
на месте с помощью такого же приспособления.
Углы постройки Хаттер прочно скрепил настилом и досками. Полы он сделал из обтесанных бревен меньшего размера, а кровлю - из тонких жердей,
плотно сдвинутых и основательно прикрытых древесной корой. В конце концов у хозяина получился дом, к которому можно было приблизиться только
по воде. Стены из прочно скрепленных между собой бревен имели в толщину
не менее двух футов даже в самых тонких местах. Разрушить их могли
только напряженные усилия человеческих рук или медленное действие времени. Снаружи постройка выглядела грубой и невзрачной, так как бревна-были
неодинаковы в обхвате, но внутри дома гладко обтесанная поверхность стен
и полов казалась достаточно ровной как на глаз, так и на ощупь. К числу
достопримечательностей "замка" принадлежали дымовая труба и очаг. Непоседа обратил на них внимание своего товарища и рассказал, как они были
построены. Материалом послужила густая, основательно размешанная глина,
которую укладывали в сплетенные из ветвей формы высотой в фут или два и
высушивали, начиная с основания.
Когда таким образом вся труба была возведена целиком, под ней развели
жаркий огонь и поддерживали до тех пор, пока глина не превратилась в некое подобие кирпича. Это была нелегкая работа, и она не сразу увенчалась
полным успехом. Но, заполняя трещины свежей глиной, удалось в конце концов получить довольно прочный очаг и трубу. Эта часть постройки покоилась на бревенчатом полу, поддерживаемом снизу добавочной сваей. Строение имело и другие особенности, о которых лучше будет рассказать дальше.
- Старый Том хитер на выдумки, - прибавил Непоседа, - и он все сердце
вложил в эту трубу, которая не раз грозила обвалиться. Но терпение и
труд все перетрут, и теперь у него очень уютная хижина, хотя она и может
когда-нибудь вспыхнуть, как куча сухих стружек.
- Ты, Непоседа, как видно, знаешь всю историю замка, с его очагом и
стенами, - сказал Зверобой улыбаясь. - Неужели любовь так сильна, что
заставляет мужчину изучать даже историю жилища своей любезной?
- Отчасти так, парень, - смеясь, сказал добродушный великан, - но
кое-что я видел собственными глазами. В то лето, когда старик начал
строиться, здесь, у нас на озере, подобралась довольно большая компания,
и все мы помогали ему в работе. Немало этих самых бревен я перетаскал на
собственных плечах и могу заверить тебя, мастер Натти, что топоры только
сверкали в воздухе, когда мы орудовали среди деревьев на берегу. Старый
черт не скупился на угощение, а мы так часто ели у его очага, что решили
в благодарность построить ему удобный дом, прежде чем уйти в Олбани продавать добытые нами шкуры. Да, много всякой снеди умял я в хижине Тома
Хаттера, а Хетти хотя и глуповата, но удивительно ловко умеет обращаться
со сковородкой и жаровней.
Беседуя таким образом, они подплыли к "замку" настолько близко, что
достаточно было одного удара веслом и пирога стала борт о борт с пристанью. Роль пристани выполняла дощатая платформа перед входом, имевшая
около двадцати футов в квадрате.
- Старый Том называет этот причал своей приемной, - заметил Непоседа,
привязывая пирогу. - Я полагаю, что сейчас дома нет ни души. Вся семейка
отправилась путешествовать по озеру.
Пока Непоседа топтался на платформе, рассматривая остроги, удочки,
сети и другие необходимые принадлежности пограничного жилья, Зверобой
вошел в дом, озираясь с любопытством, которое не часто выказывают люди,
издавна привыкшие жить среди индейцев. Внутри "замка" все отличалось безукоризненной опрятностью. Жилое помещение, имевшее двадцать футов в ширину и сорок в длину, было разделено на несколько крохотных спаленок, - а комната, в которую проник Зверобой, очевидно, служила для семьи кухней, столовой и гостиной. Мебель разнокалиберная, как это часто встречалось на далеких окраинах. Большая часть вещей отличалась грубой и крайне
примитивной выделкой. Впрочем, здесь были также стенные часы в красивом
футляре из черного дерева, два или три стула, обеденный стол и бюро с
претензиями на не совсем обычную роскошь, очевидно попавшие сюда из какого-то другого жилища. Часы прилежно тикали, но свинцовые стрелки упрямо показывали одиннадцать, хотя по солнцу было видно, что уже перевалило
далеко за полдень. Стоял здесь и темный массивный сундук. Кухонная посуда была самая простая и скудная, но каждый предмет имел свое место, и
видно было, что его всегда содержат в чистоте и порядке.
Окинув беглым взглядом комнату. Зверобой приподнял деревянную щеколду
и вошел в узенький коридорчик, разделявший внутреннюю часть дома на две
равные половины. Пограничные обычаи не отличаются особой деликатностью,
а так как любопытство молодого человека было сильно возбуждено, то он
отворил дверь и проскользнул в спальню.
С первого взгляда было видно, что здесь живут женщины. На простой
койке, возвышавшейся всего на фут над полом, была постлана перина, туго
набитая перьями дикого гуся. Справа, на деревянных колышках, висели
платья; обшитые лентами и другими украшениями, они казались гораздо более изысканными, чем можно было ожидать в подобном месте. На полу стояли
хорошенькие башмачки с красивыми серебряными пряжками, какие носили тогда женщины с достатком. Шесть полураскрытых вееров, ласкавших глаз своими причудливыми, ярко раскрашенными рисунками, красовались на стене. Подушка, лежавшая на правой стороне кровати была покрыта более тонкой накидкой, к тому же отделанной оборкой, чем подушка, лежавшая рядом. Над
изголовьем справа был приколот чепчик, кокетливо убранный лентами, и висела пара длинных перчаток, какие в те времена редко носили женщины из
трудовых слоев населения. Перчатки эти были пришпилены с явной целью
выставить их напоказ хотя бы здесь, за невозможностью показать на руках
той, кому они принадлежали. Все это Зверобой рассмотрел с таким вниманием, которое не уступило обычной наблюдательности его друзей-делаваров.
Не преминул он так же отметить разницу между двумя сторонами постели,
прислоненной изголовьем к стене. На левой стороне все было скромно, непритязательно и привлекало внимание разве что своей необычной опрятностью. Несколько платьев, также висевших на деревянных колышках, были
сшиты из более грубой ткани, отличались более грубым покроем, и ничто в
них, видимо, не было рассчитано напоказ. Лент там не было и в помине,
чепчика или косынки - тоже.