По-видимому, оформление садово-парковой части усадебного ансамбля в Хантанове завершилось к концу 1810-х годов. В документах, датированных февралём 1818 года, перечислены его составляющие: «господский дом, сад, огороды, пруды и проспекты» 82[ГАВО. Ф. 151. Оп. 2. Ед. хр. 3402. Л. 13.]. В деловом языке XVIII - начала XIX века существовало несколько формул, определяющих характер сада: «плодовитый», то есть плодовый, - такой сад был в сельце Жукове, принадлежащем Аполлону Степановичу Соколову, родному брату бабки поэта по материнской линии, отцу будущего мужа Варвары Николаевны, - и «регулярный, неплодовитый», например, сад в имении надворной советницы Марьи Фёдоровны Головиной селе Никольском (ЭП1800, л. 263 об., 264; л. 26 об., 27) 83[«Новый и совершенный русский садовник...» предлагает более дробную классификацию «больших садов»: «плодовитые, гульбишные, овощники, зеленики или поваренные, которые в больших и знатных домах располагаются каждый особо. Но знающий и искусный охотник может все сии своиствы соединить вместе; так что всякой шаг в его саду будет приносить удовольствие для глаз, обоняния и вкуса...» - Осипов Н.П. Новый и совершенный русский садовник, или Подробное наставление российским садовникам, огородникам, а наипаче любителям садов
<...>. Изд. второе. СПб., 1793. Ч. I. С. 1.]. Регулярный сад в дворянских усадьбах Пошехонского уезда - явление чрезвычайно редкое.
В Хантанове, судя по документам, был сад, не отвечающий столь строгим определениям. Не располагая точными сведениями о его планировке, местоположении отдельных элементов, отнесёмся к воспоминаниям хантановских крестьян с максимальной осторожностью: ведь в этих свидетельствах (даже самых надёжных) запёчатлён облик сада во второй половине ХIХ века. Прислушаемся к предостережениям Д.С. Лихачёва: «Вырастая, сад проходит не только через различные возрастные границы своих посадок, но и через различные изменения стилей, каждый из которых органично сливается с предшествующим» 84[Лихачёв Д.С. Поэзия садов. К семантике садово-парковых стилей. Л., 1982.С.338.]. Реконструкция хантановского сада в определённый исторический момент его существования (1810-е годы) - задача невыполнимая. Спустя двести лет сад, который помнил Батюшкова, можно представить лишь в самых общих очертаниях.
Подобно многим помещичьим садам-паркам, хантановский располагался по террасному принципу. От въезда в усадьбу к барскому дому тянулся проспект. Так называлась главная аллея: вспомним знаменитый «прешпект», обсаженный берёзами, в Ясной Поляне и «прешпект» в Лысых Горах, по которому мартовской осенью 1806 года ехал возвратившийся с войны князь Андрей Болконский. В хантановском саду эту роль выполняла липовая аллея. «Тёмных лип аллея» (Н.П. Огарёв) - самая характерная и самая поэтическая деталь русских усадебных садов 85[Там же. С. 328-333.]. (Вековые липы в Хантанове спилили осенью 1941 года.) 86[Воспоминания хантоновских крестьян об усадьбе Батюшковых (Сообщение А.П. Жданова). С. 146.] Однако в документах 1818 года упоминается не «проспект», а «проспекты». Сколько их было? Какими породами деревьев они были обсажены, неизвестно.
Предмет постоянных забот, тревог и гордости поэта - цветы: «Не покидай цветов» (II, 216); «...проси Ивана, садовника, моим именем, чтобы он постарался за цветами, не прислать ли тебе семян цветочных? Здесь (в Москве.- Р.Л.) тотчас достать можно» (II, 386). В цветнике усадьбы Батюшковых росли китайский мак (II, 100) и розы (II, 386). В пространстве усадебного сада у цветника было своё место: он располагался вблизи дома помещика. Беседка находилась «в сени густой» «черёмух и акаций» (I,260), но где именно, остаётся неясным. Ведь единственным источником того времени, зафиксировавшим отдельные реалии растительного окружения беседки, оказалось стихотворение Батюшкова «Беседка муз» (май 1817). Это был живейший поэтический отклик на событие, о котором поэт сам рассказал в письме Н.И. Гнедичу: «Я убрал в саду беседку по моему вкусу, в первый раз в жизни. Это меня так веселит, что я не отхожу от письменного столика, и веришь ли? Целые часы, целые сутки просиживаю... руки сложа накрест» (II, 440). Боясь показаться в глазах друга чрезмерно восторженным или сентиментальным, он резко меняет тон. Вторая часть этого пассажа откровенно иронична: «Сам Крылов позавидовал бы моему положению, особливо, когда я считаю мух, которые садятся ко мне на письменный стол. Веришь ли, что очень трудно отличить одну от другой» (II, 440).
Отечественная историческая наука разработала типологию сельской дворянской усадьбы 87[См. об этом: Сивков К.В. Очерки по истории крепостного хозяйства и крестьянского движения в России в первой половине XIX в. По материалам архива степных вотчин Юсуповых. М., 1951. С. 4; Дворянская и купеческая сельская усадьба в России XVI-XX вв.: Исторические очерки. М., 2001. С. 294.]. Следование этому методологическому принципу - основное условие объективности и результативности реконструкции. Механическое перенесение организации пространственной среды и семантики культурного ландшафта садов крупной аристократии на сады средне- и мелкопоместных владельцев неизбежно ведёт к мифологизации усадьбы. По количеству крепостных и размерам землевладения сестры Батюшковы (в совместном пользовании у них находилось 115 душ мужского пола) являлись мелкопоместными помещицами, и потому облик их сада определялся не только эстетическими вкусами хозяев, модой, но и требованиями экономической целесообразности и доходностью имения.
Предметом гордости богатого помещика была оранжерея - «здание», построенное «для содержания и воспитывания иностранных растений, которыя без помощи искусством произведённой теплоты здешней зимней стужи перенести не могут» 88[Осипов Н.П. Новый и совершенный русский садовник
<...>. Ч. II. С. 107.]. В Хантанове принуждены ограничиться теплицей (первое упоминание о ней относится к апрелю 1811 года) 89[Письмо А.Н. Батюшковой брату от 11 апреля 1811 года. См.: Из писем родных к К.Н. Батюшкову / Публ. П.Р. Заборова // Батюшков. Исследования и материалы: Сб. научных трудов. С. 239.]. Только в теплицах (здешний климат был суровым и влажным) могли вызревать арбузы (Александра Николаевна посылала их (вместе с яблоками) сестре Юлии, находящейся в петербургском пансионе) 90[РО РНБ. Ф. 50. Оп. 1. Ед. хр. 33. Л. 8.]. Помимо плодовых деревьев, в хантановском саду (судя по запасам варенья) 91[«Охранительная опись движимого имения, оставшегося в сельце Хантанове после умершей пошехонской помещицы Варвары Николаевны Соколовой...» как источник по истории русской усадебной культуры XIX века. С. 232.] росли ягодные кустарники: малина, крыжовник, чёрная смородина. Богатый помещик доверял уход за своим ботаническим сокровищем садовнику-иностранцу, имевшему спепиальное образование. За хантановским садом присматривал крепостной крестьянин Иван (II, 386) - нет сомнения в том, что и сам поэт, гордившийся своими успехами в «секирной работе», «прочищал» «топором» «виды» не только в деревнях АА, Соколова (II, 335,408), но и в хантановском саду.
Вода - обязательный компонент облика садов или парков -в богатой усадьбе становилась важным средством создания их композиции. Пруды образовывали цепочки каскадов, оказывались центрами пейзажных картин, формируя открытые пространства в глубине растительных массивов или вблизи дома (тогда водная поверхность, как зеркало, отражала фасад). В «Межевой книге дачи сельца Хантонова...» значится один пруд 92[ГАЯО. Ф. 455. Оп. 1 «П». Ед. хр. 7730. Л. 23 об.], его местоположение уточняет запись из «Экономического примечания
<...> 1800 года»: «деревня Глухая Хантанова при пруде» (л. 185). Следовательно, в самой усадьбе пруды появились только в XIX веке, между 1809-1817 годами 93[Там же. Ф. 151. Оп. 2. Ед. хр. 3402. Л. 13.]. Сохранился лишь один - нижний (прямоугольной формы), по-видимому, им была обозначена юго-западная граница сада. Пруд называют Барским, или Большим 94[За эти и другие сведения о современном состоянии бывшей усадьбы Батюшковых приношу сердечную благодарность Нине Васильевне Фоминых. Необходимость учитывать «при описании имеющихся в Пошехонском уезде озёр, рек и впадающих в них речек и ручьёв» то, «как называют их окрестные жители», осознавалась ещё в 1780-х годах. См. об этом: Филиал ГАЯО в Рыбинске. Ф.Ф.-382. Оп. 1. Ед. хр. 20. Л. 1, 24.]. Местонахождение других прудов (а также их количество) неизвестно. Они, конечно же, использовались, прежде всего, в хозяйственных целях: для полива, строительства мельниц и разведения рыбы; водой из прудов поили птицу и скот 95[Она считалась лучшей; после «прудовой воды преимущественнее всех - речная». См. об этом: Осипов Н.П. Новый и совершенный русский садовник... Ч. II. С.142.].
Как и во всякой усадьбе мелкопоместных дворян (особенно на северо-востоке России), отсутствие в Хантанове искусственных красот восполнялось видами нетронутой природы: дикие леса и луга, поля, наволоки могли восприниматься как ожившая пастораль. Земля предков, это нерасторжимое единство сотворённого Богом и человеком, стала для Александры Николаевны предметом сентиментального обожания и нежной привязанности: «Увидевши леса, пролила самые чувствительные слёзы к небу. Никогда наш сад до последней травки меня столь много не прельщали» 96[Письмо А.Н. Батюшковой брату от 29 июля 1812 года См.: Из писем родных к К.Н. Батюшкову / Публ. П.Р. Заборова. С. 253.].
Хозяйственный комплекс усадьбы Батюшковых создавался в течение нескольких десятилетий. Однако проследить этот процесс во времени не представляется возможным: «Экономические примечания...» 1800 и 1808 годов такой информации не содержат, а в документах по разделу имения (1818) она сведена к предельно обобщённой формуле: «дворовая, задворная, огуменная
<...> постройка» 97[ГАЯО. Ф. 151. Оп. 2. Ед. хр. 3402. Л. 13.]. Полное и точное представление об этой составляющей усадебного мира Хантанова дает «Опись
<...> движимому и недвижимому <...> имению, оставшемуся после покойной помещицы
<...> Александры Николаевны Батюшковой». Документ датирован июнем 1842 года. Однако воссоздаваемая им картина, безусловно, сложилась гораздо раньше, к середине 1820-х, то есть до отъезда Александры Николаевны, сопровождавшей брата за границу, в психиатрическую лечебницу доктора Пиница. Самые старые постройки - два (из трёх) «ветхих» «овина с гуменниками, крытые желобами» 98[Материалы об усадьбе Батюшковых в Хантонове / Публ. В.А. Кошелева. С. 140.], и одна из двух мельниц, упоминаемая в «Экономическом примечании...» 1800 года (ЭП 1800, л. 5). Помимо хозяйственного двора (хлебный амбар и погреб), на территории усадьбы находились сарай для мелкой скотины и кур, крытый соломой, и каретник (при нём три хлева), крытый тёсом. Значительная часть пространственной среды хантановской усадьбы, занятая овчаркой избой (то есть хлевом для овец), двумя скотными дворами (один из них длиною на 15-ти, а поперёк на 9-ти саженях) с 6 и 11 хлевами (соответственно), «омшаником для уборки молока и доения коров в зимнее время», двумя скотными избами (при одной из них омшаник длиною на 7-ми, а поперек на 3-х саженях) 99[Там же.], застраивалась после 1814 года и появилась только благодаря настойчивости Константина Николаевича. Горячо любивший сестру поэт полагал, что она не имеет «довольно характера», и потому побуждал её «стараться удвоить доход посредством экономии, покупкою скота
<...> это было бы занятием. Жить день за день без пользы осудительно. Стоит только решиться» (II, 305).
Один из основных элементов дворянской усадьбы - господский дом. Кто и когда построил дом, в котором поселились Александра и Варвара Батюшковы, неизвестно. Первое документальное упоминание о нём относится к 1800 году (ЭП 1800, л. 185). Вопреки утвердившемуся мнению 100[Чусова В.Д. Память сердца... Хантоново (о судьбе хантоновской усадьбы Батюшковых). С. 63.], дом не был двухэтажным 101[Двухэтажные господские дома в Пошехонском уезде - редкость, специально отмечаемая составителями «Экономических примечаний», поэтому формулу «дом», используемую для краткости, следует понимать одноэтажный дом.]. Доставшееся по наследству господское строение, «ветхое» и «дурное», стало «опасным» для жизни (II, 243). Новое создавалось трудно и долго. Всё это время, с апреля 1809 года, когда возникла сама идея («...если бы вы построили дом в Хантонове» (II, 88)), до её полной реализации (1817), К.Н. Батюшков был не просто в курсе дела. Он давал Александре Николаевне практические советы (сломать старый дом, флигель «строить
<...> от саду налево, на горе» (II, 216, 243)). Он убеждал сестру («строй, ради Бога, строй себе дом.
<...>. Что нужды, что у тебя будет долг? Ты можешь заложить имение
<...> для уплаты. Как жить без дому, как не иметь пристанища...» (II, 302,305)), торопил её и умолял (II, 384). Теряя терпение, Константин Николаевич сердился («Но когда кончится этот дом?
<...> Нельзя ли к зиме совершенно достроить...» (II, 389)) и одновременно беспокоился о мебели («закажи ещё новый шкап
<...> и вольтеровские креслы» (II, 386)) и её обивке («турецкую материю на софы и стулья» (II, 389) поэт выписал из Каменца-Подольского).
Господский дом и два флигеля (один из них «маленький для людей», то есть для дворовых (II, 216)) - таким представляется жилой комплекс усадьбы сестёр Батюшковых по письмам поэта.
«Опись <...> движимому и недвижимому <...> имению, оставшемуся после покойной помещицы из дворян девицы Александры Николаевны Батюшковой», обнаруженная Н.П. Морозовой 102[Морозова Н. Посвящается поэту // Коммунист. 1982. 6 марта. № 46. С. 3.] и опубликованная В.А. Кошелевым, даёт достаточно полное понятие об этом «господском строении». Дом деревянный, одноэтажный, «крытый тёсом», «мерою в длину на 7 (15 м), а по переде на 7 саженях (15 м)», с двумя крыльцами и балконом. Дверь «на железных петлях, без замков», вела с крыльца в сени. О планировке дома можно догадаться по одной детали: «внутри оного коридор». Значит, «семь покоев» (об их назначении в документе не упоминается) располагались по обе стороны коридора. Двери во всех комнатах «одинаковые», «створчатые, столярной работы» на железных петлях. Замков в них нет, а значит, нет и привычки запирать покои на ключ. Дом отапливался пятью кирпичными печами, «с железными затворками и медными крышечками». Как и в старом, дедовском, доме (II, 98), в новом был камин. Составители описи особо выделили две кухни (господскую и людскую), «в них две печи, пекарни с железными заслонками», «в господской кухне находятся плита и котёл чугунные». Судя по тому, что счёт окнам в доме (их 16) и на кухне (6) ведётся отдельно, кухня была изолирована от жилых покоев и имела особый вход (второе крыльцо) 103[Материалы об усадьбе Батюшковых в Хантонове / Публ. В.А. Кошелева. С. 139-140.].
Одноэтажный дом, в семь комнат, на семи саженях, - характерный тип жилого строения мелкопоместных дворян 104[Шмелёв А.Л. Усадьба бедного дворянина в русской литературе XIX века // Русская усадьба: Сб. Общества изучения русской усадьбы. М., 2003. Вьш. 9 [25]. С. 409,410.]. Его типичность определялась тем, что архитекторы (с 1775 года они «имелись в штате каждого губернского города»), осуществляя надзор за строительством сельских усадеб и одновременно выполняя частные заказы помещиков, руководствовались в своей работе определёнными стандартами 105[См. об этом: Дворянская и купеческая сельская усадьба в России XVI-XX вв.: Исторические очерки. С. 306.]. Осенью 1814 года «задом на десяти саженях» «просили 2700» (II, 302). К.Н. Батюшков предполагал, что «дом на семи саженях» обойдётся его сестрам в 2000 рублей (II, 302).
По мнению Л.Н. Майкова, «возведение нового дома в Хантанове было осуществлено лишь около 1816 года» 106[Майков JI.H. О жизни и сочинениях К.Н. Батюшкова. С.82.]. Между тем в начале марта 1817 года Константин Николаевич жаловался находящейся в Даниловском Александре Николаевне: «Не худо поспешить тебе домой
<...> Я сам, будучи нездоров, не могу смотреть за работою, а дом без тебя не строится...» (II, 427). Строительство нового господского дома завершено к лету 1817 года, он был «прекрасным» (II, 450). Александра Николаевна отвела брату «четыре опрятные, весёлые комнаты», а с балкона поэту открывался «вид прелестный: река, лес» (II, 443). Судя по письму Е.Ф. Муравьёвой от 13 июля 1817 года, у Константина Николаевича прекрасное настроение: «Теперь здесь стало полегче: воздух, ванны и верховая езда меня воскресили» (II, 450). В последний раз поэт посетил «отечески пенаты» в сентябре 1818 года (II, 517).
Точных данных о месторасположении дома Батюшковых нет. Но хорошо известно, что господский дом «ставился обычно не на ровном месте, но и не на вершине холма, открытой ветрам. Его строили, как правило, на склоне, так что с одной стороны он казался стоящим на ровном месте (здесь обычно устраивали подъезд, и к дому вела липовая аллея), а с другой открывался вид на скат холма
<...> на далёкие горизонты» 107[Дворянская и купеческая сельская усадьба в России XVI-XX вв.: Исторические очерки. С. 307.].
В.А. Кошелев и В.Д. Чусова полагают, что хантановский дом сгорел в середине 1840-х годов (источник сведений исследователями не назван) 108[Кошеяев В. Константин Батюшков. Хантоновская хроника. С. 13; Чусова В.Д. Память сердца... Хантоново (о судьбе хантоновской усадьбы Батюшковых). С. 63.]. Однако в документах 1857 года (они связаны с освидетельствованием имения Г.А. Гревенса, недавно ставшего одним из владельцев сельца Хантанова с деревнями) значится «господский одноэтажный дом, крытый тёсом», но уже пришедший «в ветхость» 109[Филиал ГАЯО в Рыбинске. Ф.Ф.-383. Оп. 2. Ед. хр. 2119. Л.10.]. Дому сорок лет. С начала 1820-х годов господа в нём не жили. Душевная болезнь брата заставила А.Н. Батюшкову покинуть Хантаново, в 1829 году (уже после возвращения из Саксонии) её настиг наследственный недуг. С этого времени и до своей кончины, последовавшей 19 апреля 1841 года, Александра Николаевна прожила в доме двоюродной сестры своей матери Екатерины Аполлоновны Соколовой, помещицы сельца Юрьевского Пошехонского уезда Ярославской губернии 110[Там же. Ф.Ф.-362. Оп. 2. Ед. хр. 173. Л. 425 об. А.Н. Батюшкова похоронена на приходском кладбище церкви Богоявления Господня села Никольского, что на Ухтоме.]. Только в начале 1850-х годов вернулась в родные места В.Н. Соколова. По воспоминаниям хантановских крестьян, записанным учителем истории Мяксинской школы А.П. Ждановым (1923-1993), дом «сгорел еще до кончины барыни» 111[Воспоминания хантоновских крестьян об усадьбе Батюшковых (Сообщение А.Л. Жданова). С. 144.] (Варвара Николаевна умерла в 1881 году). По другим данным, «барский дом давно сломан» 112[Добряков Г. Сельцо Хантоново (имение К.Н. Батюшкова) // Русский экскурсант. 1915. № 7. С. 406. За сведения об этом источнике автор глубоко признателен Николаю Павловичу Рязанцеву.], и эта информация вызывает большее доверие. Она принадлежит вологодскому краеведу Герасиму Ивановичу Добрякову, посетившему Хантаново летом 1915 года. Источник сообщаемых им сведений - «местные старики», не помнившие Батюшкова, но «хорошо помнившие» сестру поэта В.Н. Соколову и его племянника Г.А. Гревенса 113[Там же.].
Краткий очерк Г. Добрякова бесценен, как единственное (известное нам) свидетельство очевидца, запечатлевшего конец дворянской усадьбы в сельце Хантанове. Полное запустение... «Заброшенное и необитаемое» поместье. «На краю усадьбы
<...> небольшой переделанный из старого флигель, в котором никто не живёт». О местонахождении погребов «свидетельствуют ямы близ сада», а расположение скотного двора можно определить лишь по особенно «густой и сочной траве». «Попытки отыскать какие-нибудь следы
<...>"беседки муз" [или] хотя бы место, где она находилась», оказались безуспешными. От «обширного сада», разбитого «на высоком холме, спускающемся большими искусственно устроенными уступами», «осталось лишь несколько деревьев: липы, вязы, берёзы, ели, сирени
<...>. Сад сильно поредел и обращён под покос». «Хорошо сохранилась» лишь «аллея старых, тёмных, густых лип» «на вершине хантоновского холма». «От помещичьих времён» остались и пруды, «в некоторых водились караси». А c «большой возвышенности», на которой располагалась усадьба, в 1915 году ещё открывалась широкая панорама окрестностей: «зеленеют поля, темнеют леса, белеют две-три сельских церкви» 114[Там же. С. 406, 407, 405.].
В октябре 1920 года, стремясь спасти «остатки имения Батюшкова» от «совершенного уничтожения», Добряков обратился в Ярославский губернский отдел народного образования с «почтительнейшей просьбой» «принять возможные меры к сохранению этого уголка (строений, деревьев, кустарников и прудов)» 115[ГАЯО. Ф.Р.-1007. Оп. 1. Ед. хр. 17. Л. 117.]. Ярославский губернский подотдел по делам музеев и охране памятников искусства и старины, куда переслали «доклад» вологодского краеведа, выдал Г.И. Добрякову «мандат на право охраны усадьбы» и предложил ему «взять на себя заботу о возможном вывозе или сохранении
<...> всех ценных имеющих отношение к памяти поэта предметов» 116[Там же. Ед. хр. 19. Л. 126. Оба документа (ед. хр. 17 и ед. хр. 19) цитируются, но без указания фонда и номеров дел, в статье: Панов Л.С., Рязанцев Н.П. Из истории усадьбы К.Н. Батюшкова «Хантоново» // VII Золотарёвские чтения: Тезисы докладов научной конференции (16-17 окт. 2000 г.): К 90-летию Рыбинского музея / Под ред. А.М. Селиванова. Рыбинск, 2000. С. 134.]. Однако вывозить из Хантанова уже, по-видимому, было нечего. Время, беспамятство и равнодушие довершили разрушение усадьбы.
ИЗ ИСТОРИИ ОДНОГО МИФА
(вологодские адреса К.Н. Батюшкова)
«Скоро ли примутся у нас за составление отдельных историй местных - и светских, и духовных? А давно пора бы. Конечно, частные люди без содействия начальства немного могут сделать. Для чего же не заставить начальников губерний и епархий заняться чрез кого-нибудь этим» 1[РО РНБ. Ф. 664. Ед. хр. 257. Л. 2.], - писал профессор философии Вологодской духовной семинарии П.И. Савваитов М.П. Погодину 17 ноября 1841 года. Кажется, такие времена наступают...
19 июля 2005 года - в этот день 150 лет назад завершился земной путь Константина Николаевича Батюшкова - на доме (Советский проспект, 20), где поэт жил с 1833 по 1844 годы, была открыта памятная доска. Произошло событие, ставшее для многих полной неожиданностью уже потому, что оно развивалось не по привычному сценарию: без многочисленных публикаций и передач, потока ходатайств, хождения по инстанциям и долгих лет ожидания. От обоснования факта, зафиксированного на мемориальной доске, - наш доклад (расширенным вариантом которого и является данный раздел) на заседании правления Вологодского общества изучения Северного края состоялся 24 декабря 2004 года - до её открытия прошло всего полгода. Будем же признательны за это председателю Вологодского общества изучения Северного края Сергею Павловичу Белову, директору Вологодского государственного историко-архитектурного и художественного музея-заповедника Людмиле Дмитриевне Коротаевой, начальнику Департамента культуры Вологодской области Валентине Васильевне Рацко, начальнику Управления историческим наследием Департамента культуры Вологодской области Людмиле Ивановне Кашиной, Архиепископу Вологодскому и Великоустюжскому Максимилиану.
На открытии памятной доски присутствовала приехавшая из Львова прапрапраправнучка племянника поэта Г.А. Гревенса - Вера Борисовна Ильинская.
 |
| Дом удельной конторы (ныне ул. Батюшкова, 2) |
Одной из примечательных тенденций в развитии современных гуманитарных наук является поиск объективных критериев достоверности и доказательности 2[См.: Достоверность и доказательность в исследованиях по теории и истории культуры: Сб. статей / Сост. и отв. ред. Г.С. Кнабе. М., 2002. Кн. I-II.]. С этим направлением исследования связан и данный раздел книги. Нас интересует феномен «долговечности» фактов, единственной «гарантией» подлинности которых являются общеизвестность и очевидность. Принятые на веру и не подвергаемые критическому анализу, они живут долго, десятилетиями и даже столетиями. Их деструктивная роль очевидна. В биографике - особенно. С их помощью и при их непосредственном участии биография человека превращается в собрание мифов.
Дом № 2 по улице Батюшкова известен и за пределами Вологды. На полукруглом углу двухэтажного здания, где до 1859 года размещалась удельная контора, - мемориальная доска: «В этом
дом жил и скончался 7-го июля 1855 года Константинъ Николаевичъ Батюшковъ». Жил... Но когда? Умолчание едва ли случайное. Идея такого способа увековечивания памяти «незабвенного поэта-вологжанина» возникла в мае 1887 года, когда торжественно отмечалось 100-летие со дня рождения Батюшкова 3[Вологодские губернские ведомости. 1887. 22 мая. Часть неофициальная. № 21. С. 5.]. Никого из родственников поэта к этому времени в Вологде уже нет, и потому свидетельствовать некому...
Теперь трудно установить, кто из исследователей первым решился «подправить» историческую память. Но фраза «К.Н. Батюшков жил в этом доме с 1833 по 7 июля 1855 года» стала общим местом всей литературы о Батюшкове и Вологде, от серьёзных литературоведческих, исторических и искусствоведческих штудий до популярных краеведческих очерков и путеводителей 4[Вологда. Краткий путеводитель по мемориальным, архитектурным и живописным памятникам / Сост. Вл.С. Железняк. Вологда, 1947. С. 32; Соколов В. Вологда. История строительства и благоустройства города. [Архангельск], 1977. С. 62; Фридман Н.В. Примечания // Батюшков К.Н. Поли. собр. стихотворений. М.; Л., 1964. С. 324; Бочаров Г., Выголов В. Вологда. Кириллов. Ферапонтово. Белозерск. Изд. 3-е, дополн. М., 1979. С. 79; Железняк B.C. Литературные места Вологодской области // Дорогие сердцу места: Путеводитель по Вологде и области. Архангельск, 1979. С. 121; Кошелев В. Вологодские давности: Литературно-краеведческие очерки. Архангельск, 1985. С. 130; Кошелев В. Константин Батюшков. Странствия и страсти. М., 1987. С. 334; Пудожгорский В. 100 литературных мест Вологодской области. Вологда, 1992. С. 16; Провинциальный альбом. Вологда на почтовых открытках начала XX века / Ред.-сост. А.В. Быков. Текст Л.С. Панова, Г.Н. Петрова. Вологда, 1999. С. 42.]. Природа этого «изобретения» понятна, есть у него и своя логика. Больного поэта привезли в Вологду в марте 1833 года. Его племянник и опекун Г.А. Гревенс служил в удельной конторе. Следовательно, последние 22 года (с 1833 по 1855) Батюшков прожил в доме удельной конторы (угол бывшей Гостинодворской - теперь проспект Победы - и Малой Благовещенской - улица Батюшкова).
 |
| К. Н. Батюшков в 1847 г. Рисунок Н. В. Берга |
Однако из формулярного списка Г.А. Гревенса, хранящегося в Российском государственном историческом архиве, следует, что на службу в удельную контору опекун поэта был «перемещён» в октябре 1838 года (то есть через пять с половиной лет после переезда Батюшкова в Вологду). Казённая квартира полагалась только управляющему конторой, а в этой должности Григорий Абрамович был утверждён 14 апреля 1842 года 5[РГИА Ф. 1343. Оп. 19. Ед. хр. 4000. Л. 6 об., 7.]. Выходит, что до 1842 года Гревенс вообще не мог жить в доме удельной конторы. Столь очевидное оказалось совершенно невероятным.
Теперь обратимся к «свидетельским показаниям» А.В. Никитенко, М.П. Погодина, С.П. Шевырёва и Н.В. Берга. Описания их встреч с больным Батюшковым, опубликованные в 1840-1850-х и 1880-1900-х годах ХIX века, хорошо известны его биографам, использовавшим этот материал для реконструкции характера, поведения и образа жизни поэта. Зададим старым источникам новые вопросы, ограничив свой угол зрения тремя моментами: время, место действия и участники событий. А.В. Никитенко посетил Батюшкова 15 августа 1834 года вместе с «родственником» поэта, «жандармским полковником». В дневниковой записи экстраординарного профессора Петербургского университета преобладают неопределённо-личные предложения: «Когда ему объявили о моём прибытии
<...>. Его содержат хорошо. Комнаты его меблированы отлично» 6[Дневник проф<ессора> академика Александра Васильевича Никитенко. 1830-1837 гг. / Сообщ. С.А. Никитенко // Русская старина. 1889. Т. 63. Июль - август - сентябрь. С. 298.]. И никаких следов присутствия в доме семьи Гревенсов... Трудно предположить, чтобы племянник поэта не вышел к столичному гостю, а «родственник», «жандармский полковник» (это был Павел Аполлонович Соколов), не согласовал свой визит с хозяином. Судя по дорожному дневнику М.П. Погодина, навестившего поэта 23 августа 1841 года, спустя семь лет Батюшков проживал по прежнему адресу. Те же «прекрасные комнаты» 7[П[огодин] М. Вологда // Москвитянин. 1842. Ч. IV. № 8. С. 281.] и «сад» 8[Дневник
<...> А.В. Никитенко. С. 298.], где любил гулять поэт.
В описании М.П. Погодина появляются одна уточняющая деталь - «сад над рекой» 9[П[огодин] М. Вологда. С. 281.] - и новое действующее лицо: «Отправился к Батюшкову, по вызову священника, в чьём доме он живёт» 10[Там же.]. Смысл последнего замечания («он живёт») становится понятным в контексте другого источника - письма профессора философии Вологодской духовной семинарии П.И. Савваитова от 17 февраля 1841 года. Исправляя неточность, допущенную в первом номере «Москвитянина», вологодский корреспондент Погодина сообщает: «Батюшков живет здесь - в самой Вологде, где живут и его родственники. Он занимает особенную прекрасную квартиру в одном из лучших здешних домов - отдельно от своих родственников» 11[Цит. по: Материалы об усадьбе Батюшковых в Хантонове / Публ. В.А. Кошелева // История в лицах: Историко-культурный альманах. Череповец, 1993. Вып. 1. С. 157. Впервые этот фрагмент из письма П.И. Савваитова М.П. Погодину от 17 февраля 1841 года был опубликован Н. Барсуковым. См.: Барсуков Н.П. Жизнь и труды М.П. Погодина. СПб., 1892. Кн. 6. С. 196-197.] (курсив мой. – Р.Л.). Оказавшийся спустя полгода в доме Батюшкова, Погодин передаст свои впечатления словами Савваитова (ср.: «прекрасные комнаты» - «прекрасная квартира»).
 |
| Церковь Иоанна Предтечи в Рощенье |
Воспоминания С.П. Шевырёва и Н.В. Берга о встрече с Батюшковым в июле 1847 года воссоздают совершенно иную картину. Директор Вологодской гимназии А.В. Башинский повёз Шевырёва «к начальнику удельной конторы Г.А. Г[ревен]су, в доме которого живёт Константин Николаевич Батюшков, окружённый нежными заботами своих родных» 12[Шевырёв С. Поездка в Кирилло-Белозерский монастырь. М., 1850. Ч. I. С. 109.]. Берг наблюдает за поведением Батюшкова во время утреннего чая, когда за самоваром собирается вся семья: хозяйка, дети. Словесное описание пространства дома, дополняемое рисунком Н.В. Берга, легко узнаваемо всяким, кто бывал в Музее-квартире К.Н. Батюшкова. Окна залы «глядят на улицу». Берг запечатлел Батюшкова стоящим у окна, со спины, «без лица» 13[Там же. С. 110.]. Вид, открывающийся поэту из окна, не оставляет сомнений. В 1847 году Батюшков живёт в семье своего племянника ГА. Гревенса, занимающего казённую квартиру в доме Удельного ведомства.
Фамилия владельца дома, снимаемого для больного поэта, установлена В.А. Кошелевым. Это протоиерей Васильевский 14[Кошелев В. Вологодские давности: Литературно-краеведческие очерки. С. 130.]. Из годовых отчётов опекуна поэта Г.А. Гревенса видно, что в доме священника Васильевского, то есть отдельно от своих родственников, К.Н. Батюшков прожил с 1833 по 1844 годы 15[Батюшков К.Н. Бумаги, относящиеся к опеке над его имуществом. - РО ИРЛИ. Ф. 19. Ед. хр. 56. Л. 22, 92.]: запись за «наём дома» исчезает в 1845 году. С февраля 1845 года прекращается и плата «компаньону г[осподина] Батюшкова штаб-ротмистру Львову», разделявшему одиночество поэта с 1835 года 16[Там же. Л. 22.]. Что же касается семьи племянника поэта, то в казённую квартиру дома Удельного ведомства она переехала не ранее апреля 1842 года: именно этим временем датировано решение министра Императорского двора и уделов об утверждении
Г.А. Гревенса управляющим конторой 17[РГИА. Ф. 1343. Оп. 19. Ед. хр. 4000. Л. 6 об.]. Судя по документу, хранящемуся в Российском государственном архиве литературы и искусства, единственной причиной столь длительного удаления поэта от родных стало течение его болезни: «...по мере постепенного ослабления душевного недуга, КН. Батюшков сделался спокойнее и перемещён был из отдельно нанятой для него квартиры в дом Вологодской удельной конторы, в котором живёт Пригорий] Абрамович] с семейством» 18[РГАЛИ. Ф. 195. Оп. 1. Ед. хр. 5185. Л. 2.]. Значит, улучшение в состоянии больного произошло в 1845 году 19[Это предположение подтверждается рассказом внучатого племянника К.Н. Батюшкова П.Г. Гревенса: «.. .лет десять тому назад начала в нём обнаруживаться значительная перемена к лучшему, он стал гораздо кротче, общительнее, начал заниматься чтением...» - Гревениц П. Несколько заметок о К.Н. Батюшкове // Вологодские губернские ведомости. 1855. 22 октября. Часть неофициальная. № 43. С. 362.].
 |
| Купчая крепость на дом протоиерея П. Васильевского, проданный вологодскому купцу И. М. Соковикову. ГАВО. Ф. 178. Оп. 1 Ед. хр. 10 181. Л. 4 |
Подводя первые предварительные итоги наших разысканий, приведём факт, не вызывающий сомнений: в доме удельной конторы, отмеченном мемориальной доской, К.Н. Батюшков жил с 1845 по 1855 годы. Местонахождение дома протоиерея Васильевского, где мучимый «ужасными пароксизмами» и страдающий сильным «нервозным раздражением» 20[Там же.] поэт жил с 1833 по 1844 годы отдельно от своих родственников, нам ещё предстоит установить.
Приступая к решению этой задачи, проверим версию современного исследователя, хотя она и не имеет никакого документального обоснования. «Дом
<...> на перекрёстке улицы Батюшкова <...> и проспекта Победы
<...>, построенный в начале XIX века, принадлежал протоиерею Васильевскому; с 1840 года в нём размещалась Вологодская контора уделов» 21[Кошелев В. Вологодские давности: Литературно-краеведческие очерки. С. 130.], - пишет В.А. Кошелев. Обследование описей документов фонда 515 Российского государственного исторического архива позволило установить, что в Главном управлении уделов действительно существовала практика найма или покупки домов для удельных контор в губерниях. Однако «каменный двухэтажный дом, с подвалом, на фундаменте из булыжного камня, на сваях», в самом центре город 22[ГАВО. Ф. 438. Оп. 3. Ед. хр. 2548. Л. 23, 9.], не мог принадлежать частному лицу. Оценённый в 10 000 рублей серебром и выставленный в 1859 году на торги в связи с переводом удельной конторы из Вологды в Вельск, он не нашёл покупателя и за «гораздо низкую против оценки сумму
<...> по очевидной невозможности частному лицу или промышленному извлечь из этого дома для себя выгоды» 23[Там же. Л. 24 об., 11.]. В октябре I860 года Министерство народного просвещения приобрело этот дом «для помещения в оном
<...> Вологодского училища для образования девиц» 24[Там же. Л. 46-17 об., 11.]. (Спустя два года оно было преобразовано в женскую гимназию.) Дом купили за 6000 рублей серебром. Часть суммы пожертвована вологодским купцом второй гильдии Семёном Леденцовым - 1000 рублей - и почётной гражданкой вдовой советника Скулябина -1100 рублей 25[Там же. Л. 12-12 об., 14.]. Впрочем, это не единственный контраргумент. Версия В.А. Кошелева кажется нам неубедительной и по другим причинам.
Дом удельной конторы находился во 2-й части города: его окна выходят на высокие каменные стены Архиерейского двора. Между тем протоиерей Васильевский - Пётр Васильевич Васильевский с февраля 1821 года был священником Иоанно-Предтеченской церкви в Рощенье 26[Некролог [Без подписи] // Прибавления к Вологодским епархиальным ведомостям. 1870. Часть неофициальная. № 1. С. 412.], в приходе которой он и должен был жить. Значит, дом Васильевского следует искать в 1-й части города.
Протоиерей Пётр Васильевский, безусловно, заслуживает отдельного Церковь Иоанна Предтечи в Рощенье очерка. Человек «просвещённый», «благоговеющий к нашей святыне в её древнем образе» 27[Шевырев С. Поездка в Кирилло-Белозерский монастырь. С. 122.], он был священником не только по традиции (сыну дьякона Борисоглебской церкви Василия Корбанского это поприще уготовано от рождения), но и по призванию, по сердцу. Его щедрость и бескорыстие хорошо известны вологжанам: «около семи лет [Пётр Васильевский] преподавал Закон Божий в гимназии
<...> безмездно, по собственному желанию» 28[Послужной список протоиерея Иоанно-Предтеченской церкви Петра Васильевского (1844). - ГАВО. Ф. 496. Оп. 1. Ед. хр. 10 959. Л. 1.]. Выбор Г.А. Гревенса оказался чрезвычайно удачным. Он нанял для своего больного дяди (вспомним П.И. Савваитова) «прекрасную квартиру в одном из лучших здешних домов», хозяином которого был человек образованный 29[В Вологодской духовной семинарии П. Васильевский «обучался
<...> наукам богословским, философским, словесности, языкам: латинскому, греческому и немецкому, наукам историческим и математическим». - ГАВО. Ф. 496. Оп. 1. Ед. хр. 7893. Л. 330.] и гуманный.
В приходе Иоанно-Предтеченской церкви «по части протоиерея Петра Васильевского» значилось (приводим данные 1839 года) 49 домов 30[Там же. Л. 333 об.]. В одном из них жил Константин Батюшков. Но в каком?..
История дома Петра Васильевского восстановлена нами на основе десяти документов, хранящихся в Государственном архиве Вологодской области. Наиболее ранний из них датирован 1830 годом, самый поздний - 1872-м. Однако в нашем сюжете документы выстраиваются совсем в другой (не хронологической) последовательности. По объёму и важности информации первым в этом ряду оказывается духовное завещание жены протоиерея 31[ГАВО. Ф. 178. Оп. 1. Ед. хр. 7083.]. Елизавета Семёновна Васильевская умерла 15 июля 1863 года 32[Она скончалась в возрасте 58 лет от чахотки и похоронена на Богородском (Глин-ковском) кладбище. - ГАВО. Ф. 496. Оп. 8. Ед. хр. 324. Л. 292 об. - 293.]. Завещание, засвидетельствованное в марте 1864 года, узаконивало право супруга на владение недвижимостью жены после её смерти. Елизавета Семёновна была дочерью Семёна Розова, священника Кирилловской, что в Рощенье, церкви. Венчание молодых состоялось 25 января 1822 года 33[Там же. Ед. хр. 106. Л. 281.]. «Деревянный двухэтажный на каменном фундаменте» дом построен на земле, «доставшейся» Елизавете Семёновне «от вологодского мещанина Ивана Матвеевича Зуева по купчей крепости, совершённой в Вологодской гражданской палате» 17 июня 1829 года 34[ГАВО. Ф. 178. Оп. 1. Ед. хр. 7083. Л. 3.]. (Таким образом, общая собственность супругов была оформлена на жену. Такая практика существовала 35[На имя жены Григория Абрамовича Гревенса, Елизаветы Петровны, в марте 1859 года был куплен деревянный (на каменном фундаменте) одноэтажный дом с мезонином и «другими строениями», «с землёю дворовой и огородной», состоящий во 2-й части Вологды, в приходе церкви Святого Власия Севастийского (ГАВО. Ф. 178. Оп. 1. Ед. хр. 4807. Л. 8, 4, 4 об.; Там же. Ф. 476. Оп. 2. Ед. хр. 55. Л. 88). Уволенный от службы в мае 1858 года, Гревенс должен был оставить казённую квартиру.].)
Дом Васильевских состоял в 1-й части города Вологды под № 47 36[ГАВО. Ф. 178. Оп. 1. Ед. хр. 7083. Л. 3.] в приходе церкви Иоанна Предтечи 37[Там же. Ед. хр. 10 181. Л. 4.] - это важное уточнение находим в документе 1867 года. Время строительства дома может быть определено приблизительно: не ранее второй половины 1829 года и не позднее марта 1833 года 38[Больного Батюшкова перевезли из Москвы в Вологду в марте 1833 года. См. запись из годового отчета Г.А. Гревенса: «За наём дома у священника Васильевского в течение 1833,1834 и 1835-го годов - 1100». - РО ИРЛИ. Ф. 19. Ед. хр. 56. Л. 22.]. Это предположение подтверждается другими документами: домовладельца П. Васильевского нет в «Обывательской книге г. Вологды» за 1830 год 39[ГАВО. Ф. 14. Оп. 1. Ед. хр. 572.], но уже в «Окладной книге городской повинности с недвижимых имуществ в 1834 году» дом протоиерея Петра Васильевского значится под № 187 40[Там же. Ф. 476. Оп. 1. Ед. хр. 114. Л. 19 об. «Алфавитный список жителей Вологды» и «Окладная книга городской повинности...» за 1831,1832 и 1833 годы не сохранились.].
Какое-то, очевидно самое приблизительное, представление о финансовых затратах на строительство дома даёт прошение законоучителя гимназии П. Васильевского от 8 марта 1835 года В погашение своего долга (заём был оформлен 2 декабря 1833 года и не был погашен в срок) протоиерей ходатайствовал перед директором училищ Вологодской губернии о разрешении «выдавать» «следуемое [ему] жалованье» кредиторам, обязываясь «каждый раз» расписываться в его получении. Сумма долга -1500 рублей ассигнациями 41[ГАВО. Ф. 438. Оп. 3. Ед. хр. 854. Л. 5.]. В новом доме Васильевские живут уже около двух лет, но всё ещё в долг. Однако оставим на время эту линию нашего сюжета и обратимся к другой. С основной она связана непосредственно.
В 1867 году Пётр Васильевский стал владельцем дома вологодского мещанина Николая Яковлевича Михайлова. Таковы были условия закладной, составленной 3 августа 1866 года. Михайлов взял у протоиерея в долг 150 рублей серебром под залог своего «деревянного одноэтажного дома с землёю» 42[Там же. Ф. 178. Оп. 1. Ед. хр. 9727. Л. 2,1.]. Оба дома Васильевского «состояли» в 1-й части города Вологды, в приходе церкви Иоанна Предтечи, «по регистру градской Думы» значились под № 82 и 83 43[О переоценке недвижимых обывательских имений в городе Вологде. - ГАВО. Ф. 476. Оп. 1. Ед. хр. 487. Л. 108.]. Их дальнейшая история известна со слов самого протоиерея. В 1867 году одноэтажный дом (его № 83) с постоялым двором был «сломан», а на его месте выстроен новый - «деревянный одноэтажный на каменном фундаменте», «по лицу на трёх, а в длину на семи саженях», то есть 6,39 и 14,91 м. В доме три комнаты, их «занимает сам владелец». Надворное строение («амбар и погреб в одной связи») имеет «в длину пять, а поперёк три сажени» (то есть 10,65 и 6,39 м). Фасад дома был утверждён 22 марта 1867 года, а строительство завершено во второй половине этого года. Дом, оценённый в 300 рублей 44[Там же. Л. 114.], стал последним приютом протоиерея.
Пётр Васильевич скончался 21 декабря 1869 года «после продолжительной и тяжкой болезни» 45[Его тело «погребено в ограде Спасокаменного Духова монастыря, близ алтаря новой церкви». - Некролог. [Без подписи]. С. 41, 42.]. Судя по тому, что продажей дома покойного протоиерея Предтеченской церкви занимался его душеприказчик коллежский асессор Александр Попов 46[См.: Вологодские губернские ведомости. 1870. Часть неофициальная. № 4. С. 37; № 5. С. 45; № 6. С. 56. Секретарь губернского присутствия Александр Васильевич Попов (ГАВО. Ф. 14. Оп. 2. Ед. хр. 1476,1477) был прихожанином Иоганно-Предтеченской церкви (ГАВО. Ф. 496. Оп. 8. Ед. хр. 202. Л. 691 об.; Ед. хр. 232. Л. 506 об., 528 об.).], у смертного одра 72-летнего священника никого из родных не было 47[Две дочери П. Васильевского, Мария и Александра, и три его сына, Иоанн и два Николая, умерли во младенчестве (ГАВО. Ф. 496. Оп. 8. Ед. хр.109. Л. 320,334 об.; Ед. хр. 112. Л. 207 об., 221; Ед. хр. 129. Л. 199 об.; Ед. хр. 136. Л. 298; Ед. хр. 139. Л. 213; Ед. хр. 145. Л. 309 об.; Ед. хр. 152. Л. 312 об., 329 об.). Все они покоятся на Глинковском кладбище. Судьба двух дочерей Васильевских - Марии, родившейся в 1825 году, и Анны - в 1827-м (Там же. Ед. хр. 115. Л. 184 об.; Ед. хр. 120. Л. 130) -остаётся неизвестной. По данным послужного списка протоиерея Петра Васильевского, в 1844 году он имел единственного сына «Алексея девяти лет, обучающегося в училище» (ГАВО. Ф. 496. Оп. 1. Ед. хр. 10 959. Л. 7 об.). Алексей родился в 1835 году (Там же. Ед. хр. 145. Л. 297 об.).]. Новым владельцем дома (Советский проспект, 18), как следует из «Книги для записки налога, получаемого с обывателей г. Вологды по 1-й части за 1872 год», стал борисоглебский мещанин Павел Надеждин 48[ГАВО. Ф. 475. Оп. 1. Ед. хр. 13. Л. 56 об.].
 |
| Дом П. В. Васильевского. Окна второго этажа фасада по улице Предтеченской |
Второй дом П. Васильевского, «деревянный двухэтажный на каменном фундаменте», в 1867 году был продан за 4000 рублей серебром вологодскому купцу 2-й гильдии Ивану Михайловичу Соковикову 49[Там же. Ф. 178. Оп. 1. Ед. хр. 10 181. Л. 4, 4 об.; Там же. Ф. 476. Оп. 1. Ед. хр. 487. Л. 108.]. Купчая крепость на дом с землёю позволяет представить и размеры городской усадьбы П. Васильевского, и месторасположение его домов. Помимо земли, занятой продаваемым «домом и принадлежащими к нему разного рода строениями», к Соковикову отошла и часть земли, приобретённой протоиереем в 1857 году у мещанки Екатерины Тарасовны Шелковой 50[См.: О совершении купчей крепости на проданный вологодской мещанкой Екатериной Шелковой протоиерею
<...> Предтеченской церкви Петру Васильевскому деревянный дом со строением и землёю ценой за 330 рублей (5-29 марта 1857). - ГАВО. Ф. 178. Оп. 1. Ед. хр. 3600.], с одной стороны, и «часть оной» от «смежного [его] дома», то есть «одноэтажного деревянного», доставшейся священнику по закладной Н.Я. Михайлова, - с другой. Таким образом, два дома Васильевского находились рядом. В документе даются и более точные пространственные ориентиры: «по правую сторону» продаваемого дома (деревянного двухэтажного) - «дом, принадлежащий
<...> продавцу, а по левую - прожектированная Екатерининская улица» 51[Там же. Ед. хр. 10 181. Л. 4,4 об.].
Двухэтажный деревянный особняк (Советский проспект, 20), построенный в самом начале 1830-х годов, сохранился и отмечен памятной доской: «Дом Соковикова (XIX век)». Ошибка, допущенная историками архитектуры, вполне объяснима. Единственный документальный источник, которым они располагали, - план города Вологды, датированный 1871 годом 52[ГАВО. Ф. 475. Оп. 6. Ед. хр. 4.], но к этому времени особняк, построенный Петром Васильевским, уже находился в собственности купца Соковикова. Чужое имя повлияло и на датировку дома (его строительство относят к 1830-1840 53[Фехнер М. В. Вологда. М., 1958. С. 149.],1840 годам 54[Сазонов А. Такой город в России один. Вологда, 1993. С. 16, 84.], середине XIX века) 55[Бочаров Г., Выголов В. Вологда. Кириллов. Ферапонтово. Белозерск. С. 102.], и на восприятие отдельных элементов его архитектурного облика. Исследователь деревянного зодчества Вологды А.И. Сазонов увидел проявление «сословной принадлежности владельца» в отступлениях от «строгих канонов классицизма»: неравномерная расстановка колонн, «полукружие с витиеватым резным орнаментом» над «большим венецианским окном» и «окном второго этажа на фасаде», «небольшие розетки» между полукружиями 56[Сазонов А. Такой город в России один. С. 17.]. Однако к выбору фасада вологодский купец 2-й гильдии Иван Михайлович Соковиков (он родился 10 февраля 1824 года 57[ГАВО. Ф. 476. Оп. 1. Ед. хр. 505. Л. 26 об.] и к началу строительства не достиг десятилетнего возраста) никакого отношения не имеет. На охранной доске двухэтажного деревянного дома (Советский проспект, 20) должны быть указаны другое имя -протоиерея Петра Васильевского - и другая дата - памятник архитектуры 1830-х годов.
Проектировщик особняка П. Васильевского неизвестен. Строительство частных домов в первой трети XIX века регламентировалось заказом от 31 декабря 1809 года 58[См.: Поли. собр. законов Российской империи, с 1649 года. Собрание первое. Т. XXX. 1808-1809. [СПб.]. 1830. Приложение. С. 2. № 24.061а.]. Стремясь к достижению «регулярности и художественного единства массового жилого строительства» 59[Ожегов С.С. Типовое и повторное строительство в России в XVIII-XIX веках. Изд. 2-е. М., 1987. С. 128.], государство использовало новую методику типового проектирования. Подготовленное лучшими архитекторами (среди них А. Захаров, А. Руска, В. Стасов) «Собрание фасадов Его Императорским Величеством высочайше апробированных для частных строений в городах Российской империи» (СПб., 1809-1812. Ч. I-V) носило рекомендательный характер и допускало внесение изменений, вызванных «требованиями заказчика и личными вкусами проектировщика» 60[Там же. С. 123.]. Среди проектов, предлагаемых «Собранием...», и это естественно, нет аналога (или «прототипа») фасада дома П. Васильевского, но сходство деталей (например, неравномерно расставленные колонны 61[Собрание фасадов Его Императорским Величеством апробированных для частных строений в городах Российской империи. СПб., 1809. Ч. II. № 64, 65, 78.]) обнаруживается легко.
Описания архитектурного облика дома (Советский проспект, 20) в литературе о Вологде чрезвычайно лаконичны. Дополним их сведениями из материалов Государственного учреждения культуры «Дирекция по реставрации и использованию памятников истории культуры в Вологодской области» 62[Любезно предоставлены главным специалистом «Дирекции...» Ириной Борисовной Сергачёвой, которой автор статьи приносит искреннюю благодарность.]. Это «Историческая справка к проекту планировки и восстановления исторических зданий на территории зоны музея М.И. Ульяновой в г. Вологде. М., 1971» (главный архитектор проекта Я. Янович, научный сотрудник М. Бухтеева), планы, учётная карточка дома № 20 по Советскому проспекту, датированная 10 декабря 1977 года (далее - УК), и его паспорт, составленный 10 августа 1984 года. Описание памятника в двух последних документах подготовлено архитектором С.Г. Ширшовой.
Двухэтажный деревянный с антресолями дом, расположенный на углу Советского проспекта и улицы Предтеченской, «представляет собой значительного размера прямоугольный объём, покрытый железной вальмовой 63[нем. - четырехскатная крыша над прямоугольным в плане зданием, у которой два ската по длинным сторонам - трапециевидные, а два других, по коротким, треугольные.] кровлей с характерным для вологодских деревянных домов карнизом сильного выноса. Все фасады обшиты тёсом» 64[См. паспорт дома Соковикова. Далее - паспорт.].
В определении стиля особняка нет единства. Г. Бочаров и В. Выголов полагают, что архитектурный облик дома «ещё не утратил полнокровности, сочности позднеклассических форм» 65[Бочаров Г., Выголов В. Вологда. Кириллов. Ферапонтово. Белозерск. С. 103.]. С.Г. Ширшова считает, что «архитектура дома выдержана в сочных ампирных формах» (паспорт). С точки зрения исследователей, «особенно интересен портик в середине главного уличного фасада. Две пары его широко расставленных колонн с антаблементом 66[фр. - балочное перекрытие пролёта или завершение стены, состоящее из архитрава (то есть главной балки, нижней части антаблемента), фриза (средней части антаблемента) и карниза.] и треугольным фронтоном водружены на прямоугольный выступ нижнего этажа, образующий между ними балкон с балюстрадой» 67[Там же.] о «незаурядном таланте зодчего» свидетельствует «декоративное решение фасадов» (УК) и большое разнообразие в оформлении оконных проёмов, например, «проходящий над пятью средними окнами аркатурный 68[нем. - ряд небольших арок, служащих для украшения стены.] пояс с гирьками, медальонами и своеобразным резным заполнением в тимпанах в виде причудливо переплетающихся стеблей» (паспорт).
М.В. Фехнер отмечает «переходный» характер постройки. Парадное крыльцо выходило во двор 69[Фехнер М.В. Вологда. С. 149,154-156.], а не на улицу, как в особняках середины XIX века. Каждый этаж представлял собой самостоятельную, «почти полностью изолированную квартиру» 70[См. об этом: Бочаров Г., Выголов В. Вологда. Кириллов. Ферапонтово. Белозерск. С. 103; Фехнер М.В. Вологда. С. 149.]. «Вынесенные в пристройки лестницы» и «общий вход» 71[Там же.] обеспечивали единство конструкции. Теперь понятны колебания Гревенcа в обозначении жилья, снимаемого для больного дяди: «за наём дома» 72[Батюшков К.Н. Бумаги, относящиеся к опеке над его имуществом. - ГО ИРЛИ. Ф. 19. Ед. хр. 56. Л. 22. В дальнейшем ссылки на эту рукопись (с указанием листов) даются в тексте.], реже - «за наём квартиры» (л. 40, 48, 66) 73[Этот тип жилого строения - «городской дом для отдачи внаймы по квартирам» -предусмотрен «Собранием фасадов
<...> для частных строений в городах Российской империи» (СПб., 1812. Ч. IV. № 116).]. Из отчётов опекуна видно, что ежегодная плата не была постоянной. Она составляла 400 рублей в 1836 году (л. 32), 360 - в 1837, 238 - в 1843 (л. 40, 78) и 200 - в 1840-1842 и 1844 годах (л. 54, 65, 72, 84). Цифры открывают любопытные подробности. Первая плата (1100) осуществлена только в январе 1835 года: «за наём дома у священника Васильевского в течение 1833,1834 и 1835 годов» (л. 22) - и, конечно же, неслучайно. Дом ещё не оценён. Это предположение подтверждается данными «Окладной книги городской повинности с недвижимых имуществ в 1834 году». Вместо суммы оценки и определяемого ею платежа на городские повинности (в 1834 году он составлял 1% с рубля) против фамилии Петра Васильевского проставлены прочерки 74[ГАВО. Ф. 476. Оп. 1. Ед. хр. 114. Л. 19 об.]. Столь же неслучайна и замыкающая этот ряд платежей запись: в январе 1845 года Гревенс заплатил хозяину дома всего 25 рублей (л. 92), а это средняя ежемесячная сумма. Доверившись цифрам, мы можем определить и точное время переезда поэта в дом удельной конторы - февраль 1845 года.
Основным источником реконструкции жилого пространства Батюшкова и интерьера его квартиры являются годовые отчёты опекуна поэта. Г.А. Гревенс педантичен и аккуратен. Ежемесячные записи о расходах подробны и точны. Судя по ним, в квартире не менее пяти комнат, назначение двух из них определено точно: гостиная (л. 10) и спальня (л. 18, 69). Представление о размерах квартиры (её площади) можно составить по количеству мебели: двенадцать кресел красного дерева (л. 10), дюжина кресел (л. 15), четыре красного дерева стола (л. 10, 66 об.), «карельской берёзы раздвижной и два ломберных стола» (л. 75), два подзеркальных стола (л. 15), «две дюжины [24] берёзовых стульев» (л. 23 об.), дюжина [12] стульев, переплетённых камышом (л. 15), «два зеркала в рамах красного дерева» (л. 32 об.), «два зеркала в рамах простого дерева» (л. 10), три дивана, один - «красного дерева, обитый волосяною матернею» (л. 10), два турецких (то есть мягких без дерева, состоящих из матрасов и подушек), один из них обит кашемиром (л. 4), другой - ситцем (л. 16), две тумбы (л. 37 об.), предназначенные для подсвечников с хрустальными листиками или часов со стеклянным колпаком, два шкафа (л. 17), кровать (л. 10), берёзовые ширмы (л. 5 об.), берёзовый столик (л. 24). Конечно же, была столовая, хотя трудно представить, как размещалось в ней огромное количество разной посуды: стеклянной, фарфоровой, хрустальной, фаянсовой, серебряной. По-видимому, именно к этой части квартиры относится запись: «К четырнадцати окошкам белых коленкоровых штор, бахромы, шнурков» (л. 17,63 об.). (Заметим, что окна в особняке расположены «строго симметрично» и «хорошо освещают комнаты» 75[Фехнер М.В. Вологда. С. 149.].) Судя по отчётам опекуна, эта часть квартиры поддерживается в идеальном порядке: полы натираются воском и мастикой (л. 23 об., 27,60 об.), в гостиной и спальне -ковры (л. 10,75,92), постоянно обновляются «окраска комнат колерами» (л. 23,36,42,50,63 об., 72,86 об.) и обои (л. 7,33 об.), обивка мебели (л. 16,26,43 об., 56), драпировка стен (л. 32 об., 63 об., 69) и окон (в 1836 году для этого было куплено тридцать два аршина (22,72 м) клетчатой кисеи (л. 32 об.)), шьются новые шторы (л. 4, 7,17, 63 об.) и чехлы на мебель (л. 67 об., 73 об.). Комнаты освещаются заправляемыми маслом лампами («висячими», «стенными», «столовыми» (л. 37, 17)) и восковыми и стеариновыми свечами (л. 9,17, 36 об., 78 об.). Интерьер продуман до мелочей, всё просто, изящно, удобно, и за всем этим чувствуются внимание и трогательная забота опекуна поэта - Григория Абрамовича Гревенса.
В отчётах упомянуты сени (л. 56 об.) и кухня (л. 86), но она, скорее всего, находилась за пределами квартиры 76[См. объявление в «Вологодских губернских ведомостях» (1846.26 октября. Часть неофициальная. № 43. С. 455): «В доме
<...> отдаются под квартиру шесть комнат с отдельною кухнею и службами».]. Особых помещений требовали купленные для Батюшкова бильярд (л. 34 об.) и водоочистительная машина (75 об.). Фаянсовый умывальник (л. 57) и железная ванна (л. 67 об.) находились в уборной. Отдельную комнату должны были отвести компаньону. Наконец, в доме жила прислуга. Сначала «четверо человек людей» (л. 5): кучер (л. 4), «комнатный лакей» (или «комнатный человек» (л. 24, 24 об.)), повар, прачка (л. 9 об., 27). В отчёте за 1836 год уже значатся два лакея и появляется новое лицо - работница (л. 32).
Квартира Батюшкова находилась на втором этаже: естественно, что поэту отвели лучшие - вспомним М. Погодина - «прекрасные комнаты». Судя по плану, анфилада парадных покоев -их три - располагалась по главному фасаду дома. В «большой зал второго этажа» 77[Соколов В. Вологда. История строительства и благоустройства города. С. 68.] (он находился посредине анфилады) выходит балконная дверь, «трактованная как тройное итальянское окно» 78[Бочаров Г., Выголов В. Вологда. Кириллов. Ферапонтове. Белозерск. С. 103.]. «Угловые кафельные печи с антаблементом и арочными нишами на слегка вогнутом зеркале» (в паспорте дома о них сообщается как о сохранившихся элементах интерьера парадного зала) в настоящее время утрачены.
Отчёты Г.А. Гревенса помогают установить характер надворных строений, принадлежавших П. Васильевскому. Купленных для больного Батюшкова лошадей - бурую и двух гнедых (л. 4,5 об., 35) -держали в конюшне (л. 42 об.). В каретном сарае стояли городские сани (л. 9 об.), зимняя повозка (л. 14), коляска (л. 54 об.), фаэтон (л. 60, 67 об.). Есть в отчётах Гревенса и записи типа: «за набивку погреба льдом» (л. 78).
Вещественных, материальных «следов» проживания поэта в доме П.В. Васильевского немного. Но они есть. Например кресло К.Н. Батюшкова (оно находится во Всероссийском музее А.С. Пушкина). Его, на первый взгляд, странное «устройство» вполне объяснимо. Такое кресло фиксировало положение сидящего, «обуздывало» беспокойного больного и «удерживало» его хотя бы на короткое время. Возможно, таким креслом пользовались, когда пытались накормить душевнобольного или заставить его принять лекарство. В доме удельной конторы, куда Батюшкова перевезли в феврале 1845 года, необходимости в «смирительном» кресле уже не было: больной стал спокойнее, он жил в семье, он не представлял опасности для маленьких детей.
Знание новых, неизвестных ранее, обстоятельств жизни поэта позволяет по-новому осмыслить уже известные источники, например опубликованную в 1902 записку: «K.N. просит Г.А. приказать купить для него склянку жасмину или резеды, цветной бумаги, зелёной и розовой; листок - золотой и серебряной» 79[Из собрания автографов, принадлежащих А.С. Норову // Русский архив. 1902. Кн. 8. С. 640. См. письмо Г.А. Гревенса П.Н. Батюшкову от 15 января 1852 года: «Охотно исполняю желание твоё, прилагаю при этом два автографа дядюшки Конст<антина> Никол<аевича>. Один относится к последним годам его блестящего поприща и по содержанию своему близко тебя каса[ется]. Без сомнения, в собрании г<осподина> Норова он будет занимать не последнее место. Не могу сказать того же о другом. Автографы его болезненной эпохи весьма немногочисленны, у меня всего остается один, а потому ты хорошо поймёшь мою в этом случае скупость». - РО РГБ. Ф. 201. Норов АС. 48.2. Л. 1.]. K.N. - это, конечно же, Константин Николаевич, Г.А. - Григорий Абрамович. Но почему столь обычная для Батюшкова просьба потребовала письменного оформления? Потому что дядя и племянник живут отдельно. Записка может быть датирована временем не ранее 1842-1843 годов. Именно в это время Гревенсы переехали из 1-й части Вологды во 2-ю, заняв служебную квартиру в доме удельной конторы. Занятость Григория Абрамовича на службе (он был назначен управляющим), его постоянные разъезды по губернии делали встречи дяди и племянника не столь частыми, как прежде. Никаких признаков душевного расстройства, столь характерных для некоторых писем поэта периода обострения болезни (II, № 419, 422 и др.), в записке нет. По свидетельству внучатого племянника поэта П.Г. Гревенса, перелом, или «значительная перемена к лучшему», в состоянии Константина Николаевича начал «обнаруживаться» «лет десять тому назад» 80[См. Гревениц П. Несколько заметок о К.Н. Батюшкове // Вологодские губернские ведомости. 1855. 22 октября. Часть неофициальная. № 43. С. 362. Напомним, эта часть статьи П.Г. Гревенса написана в ноябре 1853 года.], то есть в 1842-1843 годах. Записка Батюшкова Г.А. Гревенсу должна быть датирована временем не позднее февраля 1845 года. Почему? В ней нет необходимости. С этого времени больной дядя живёт в семье своего племянника.
С домом Петра Васильевского (или с воспоминаниями о его владельце) связан, на наш взгляд, один из рисунков поэта - портрет священника 81[РО РНБ. Ф. 50. Оп. 1. Ед. хр. 15.]. Не будем гадать, кто на нем изображён: Пётр Васильевич Васильевский в молодости или его сын Алексей, едва ли сумевший избежать духовного сана. Рисунок был сделан в подарок и, судя по следам, оставленным мухами, висел на стене...
Дальнейшая история дома Петра Васильевского известна в общих чертах. При последнем из купцов Соковиковых - Иване Ивановиче - первый этаж особняка занимала лавка бакалейных и колониальных товаров 82[См. об этом: Историческая справка к проекту планировки и восстановления исторических зданий на территории зоны музея М.И. Ульяновой в г. Вологде. М., 1971. С. 25.]. В 1918 году здесь размещалось австрийское посольство 83[Сазонов А. Такой город в России один. С. 17.], с 1919-го особняк превратился в жилой дом, в 1940-х годах на первом этаже находились швейные и сапожные мастерские, а на втором - административное помещение. С 1948 года здание использовалось как областной туберкулёзный диспансер 84[Все эти сведения взяты нами из описания дома Соковикова, подготовленного Георгиевской (инициалы не указаны). Составленный ею паспорт датируется 22 февраля 1951 года.], потом - Музей истории молодёжного движения, сейчас здесь располагается Вологодский областной центр творческого развития и гуманитарного образования. Дому П. Васильевского повезло: он избежал печальной участи многих деревянных построек Вологды. О его сохранности заботились: в 1948 году осуществлены «внутренний капитальный ремонт и поддерживающий наружный» 85[Там же.], «в 1980-1983 годах проведена реставрация памятника» (паспорт).
Что изменится, что должно измениться в судьбе двухэтажного особняка на углу Советского проспекта и улицы Предтеченской, после того как на нём появилась памятная доска? Многое. Он перестаёт быть только одной из лучших деревянных построек Вологды и одним из элементов зоны мемориального комплекса М.И. Ульяновой (в этом «статусе» здание просуществовало несколько десятилетий) и архитектуры исторического центра города. Теперь он воспринимается как Дом, хранящий тепло человеческих отношений тех, кто там жил (П.В. Васильевский, К.Н. Батюшков) и бывал (А.В. Никитенко, М.П. Погодин, П.Н. Батюшков), как носитель исторической памяти. Однако реализовать это свое новое качество свидетеля прошлого дом (Советский проспект, 20) может, лишь изменив свой статус. Ведь только музей способен вернуть деревянному особняку душу, оживить минувшее, заставить его заговорить.
Музей К.Н. Батюшкова в Вологде есть 86[См. об этом: К.Н. Батюшков. Жизнь, творчество, окружение. По материалам литературного музея / Авторы: Пылёва О.А., Коротаева Л.Д., Калинина Е Ю Вологда, 2007. ]. Но его возможности чрезвычайно ограничены: это две комнаты - небольшая часть служебной квартиры Г.А. Гревенса; режим работы музея зависит от педагогического колледжа, занимающего здание бывшей удельной конторы. К тому же мемориальная квартира К.Н. Батюшкова - её предметный мир легко восстановить по отчётам Г.А. Гревенса за 1833-1844 годы - лишь одна из составляющих предполагаемого музея. Героем отдельной экспозиции, несомненно, должен стать хозяин дома, священник П.В. Васильевский. Впрочем, концепцию будущего музея определят специалисты. Мы ставили перед собой другую задачу - восстановление истины. Научной биографии Батюшкова пока нет, однако, думается, одним мифом в ней стало меньше.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Завершающий монографию раздел адресован, прежде всего, тем, кто привык читать книгу с конца и хочет сразу узнать главное. Заключение предельно лаконично. Мы намеренно ограничились перечислением основных результатов исследования.
Сначала о фактах... О чём рассказали документы? Они позволили внести в биографию КН. Батюшкова ряд уточнений и расстаться с некоторыми мифами.
Детские годы поэта прошли не в родовой усадьбе Батюшковых - Даниловском. С начала лета 1792-го по 25 мая 1794 года Константин находился вместе со своими родителями в Вятке.
Тяжёлая душевная болезнь матери поэта, Александры Григорьевны, началась в Вятке не ранее лета 1793 года.
По разделу имения, состоявшемуся в 1809 году, материнское Хантаново унаследовали сестры Константина Николаевича - Александра и Варвара. Одним из владельцев усадьбы в сельце Хантанове Пошехонского уезда Ярославской губернии Батюшков стал только в 1841 году, после смерти Александры Николаевны.
В Вологде сохранились два мемориальных дома. Сначала (с 1833-го по 1844 год) поэт жил отдельно от своих родственников в доме священника П.В. Васильевского (приход церкви Иоанна Предтечи в Рощенье, ныне - Советский пр., 20), потом (с 1845-го по 1855-й) в семье племянника и опекуна Г.А. Гревенса в здании удельной конторы (Малая Благовещенская, ныне -улица Батюшкова, 2).
К.Н. Батюшков умер не от «тифозной горячки». Причиной его смерти, по свидетельству врача Ф.И. Доброса, пользовавшего Константина Николаевича в последние годы, стало «постепенное ослабление физических сил».
Теперь о лицах из вологодского окружения поэта. Став героями биографических реконструкций, предпринятых на большом архивном материале, ближайшие родственники КН. Батюшкова (отец, мать, сестры, племянник и опекун Г.А. Гревенс) обрели поступки, характер, психологию; лица, известные ранее только по фамилиям (Васильевский, Энгельмейер), - имя, биографию и судьбу. Новый материал позволил ввести в биографию поэта новых «персонажей» (Ф.И. Доброе) и одновременно кардинально изменить сложившиеся в науке представления о «старых знакомцах» поэта (например, П.А. Шипилове, Г.А. Гревенсе и др.). Везде, где позволял материал, главным объектом исследования становились отношения Батюшкова с этими людьми, сложные и многообразные. Сформулировать их суть трудно. Они индивидуальны. Для этого надо прочитать книгу: другого способа узнать и понять этих людей, их взаимоотношения с поэтом и самого поэта нет.
Творческое наследие К.Н. Батюшкова - самый большой вклад вологодской земли в историю русской литературы. Признаний в любви к родному городу в письмах поэта нет, по-видимому, эти чувства не были взаимными. Родная земля любила своего сына сильнее. Здесь прошли первые четыре года его детства - самое счастливое и безмятежное время. Он вернулся в Вологду навсегда сорокапятилетним безумцем. Ему не помогли ни лучшие саксонские врачи, ни петербургские и московские эскулапы, ему помогли лишь живительные силы родной земли. Он сам выбрал здесь место своего упокоения - Спасо-Прилуцкий монастырь.
Когда у зарубежных потомков Пушкина, впервые приехавших в Россию в дни его 200-летнего юбилея, спросили, что в Михайловском их интересует больше всего, они ответили: люди. На земле, где жил (пусть совсем недолго) великий поэт, должны быть особенные люди, наделённые высокоразвитым чувством исторической памяти, а значит, благодарные, неравнодушные и деятельные, способные противостоять разрушительной силе времени. Чтобы хранить, надо помнить, чтобы помнить, надо любить, чтобы любить, надо знать, читать... Автор будет безмерно счастлив, если его книга поможет кому-нибудь из читателей войти в мир Константина Батюшкова.
СОКРАЩЕНИЯ НАЗВАНИЙ
архивов, музеев, библиотек, научных учреждений
ВГИАХМЗ - Вологодский государственный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник
ВМП - Всероссийский музей Пушкина
ГАВО - Государственный архив Вологодской области
ГАКО - Государственный архив Кировской области
ГАРФ - Государственный архив Российской Федерации
ГАТО - Государственный архив Тверской области
ГАЯО - Государственный архив Ярославской области
ГИАМ - Государственный исторический архив г. Москвы
ГЛМ - Государственный литературный музей
ГМП - Государственный музей А.С. Пушкина
Лит. музей ИРЛИ РАН - Литературный музей Института русской литературы (Пуш кинский Дом) Российской
академии наук
НТМИИ - Нижнетагильский музей изобразительных искусств
РГАВМФ - Российский государственный архив военно-морского флота
РГАДА- Российский государственный архив древних актов
РГАЛИ- Российский государственный архив литературы и искусства
РГВИА- Российский государственный военно-исторический архив
РГИА- Российский государственный исторический архив
РО ИРЛИ - Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинский Дом) Российской академии наук
РО РГБ – Рукописный отдел Российской государственной библиотеки
РО РНБ- Рукописный отдел Российской национальной библиотеки
СПбФ ИРИ РАН - Санкт-Петербургский филиал Института российской истории Российской академии наук
УКМ - Устюженский краеведческий музей
ЧерМО – Череповецкое музейное объединение
Научное издание
Лазарчук Римма Михайловна
К.Н. Батюшков и Вологодский край: Из архивных разысканий
На первой странице обложки воспроизведена фотография дома П. Васильевского (Советский пр., 20), в котором КН. Батюшков жил с 1833-го по 1844 год.
Фото А.Н. Кириловского. 2006 год.
На последней странице обложки воспроизведена фотография Мариинской женской гимназии (до 1859 года здесь находилась удельная контора). В этом здании (ныне ул. Батюшкова, 2) поэт прожил с 1845-го по 1855 год. Фото И.И. Степанова. Конец ХIX века. ВГИАХМЗ.
Редактор Е.Н. Рябинина
Корректор Е.Н. Сивцова
Компьютерная верстка Т.Б. Мелентьевой
Дизайнер А.С. Камыгина
Формат 60x84 У16. Бумага офсетная. Гарнитура AG
Centurion. Печать офсетная. Усл. печ. л. 20. УФч.-изд. л. 16,83+0,5 вкл. Тираж 500 экз. Заказ № 2143.
Издательство «Порт-Апрель» 162602 Вологодская область, Череповец,
ул. Ленина, 67а. e-mail: chief@port-aprel.ru
Отпечатано в ОАО «Рыбинский Дом печати» 152901, г. Рыбинск, ул. Чкалова, 8.