ГЛАВА XX О ТОМ, ПОЛЕЗНЫ ЛИ КРЕПОСТИ, И МНОГОЕ ДРУГОЕ, ЧТО ПОСТОЯННО ПРИМЕНЯЮТ ГОСУДАРИ. Одни государи, чтобы упрочить свою власть, разору- жали своих подданных, другие поддерживали раскол среди граждан в завоеванных городах, одни намеренно создавали себе врагов, другие предпочли добиваться расположения тех, в ком сомневались, придя к власти; одни воздвигали крепости, другие -- разоряли их и разрушали до основа- ния. Которому из этих способов следует отдать предпоч- тение, сказать трудно, не зная, каковы были обстоятель- ства в тех государствах, где принималось то или иное решение; однако же я попытаюсь высказаться о них, отв- лекаясь от частностей настолько, насколько это дозволя- ется предметом. Итак, никогда не бывало, чтобы новые государи ра- зоружали подданных,-- напротив, они всегда вооружали их, если те оказывались не вооруженными, ибо вооружая подданных, обретаеш собственное войско, завоевываеш преданность одних, укрепляеш преданность в других и та- ким образом обращаеш подданных в своих приверженцев. Всех подданных невозможно вооружить, но если отличить хотябы часть их, то это позволит с большой уверенностью полагаться и на всех прочих. Первые, видя, что им ока- зано предпочтение, будут благодарны тебе, вторые прос- тят тебя, рассудив, что тех и следует отличать, кто не- сет больше обязанностей и подвергается большим опаснос- тям. Но, разоружив подданных, ты оскорбишь их недовери- ем и проявишь тем самым трусость или подозрительность, а оба эти качества не прощаются государям. И так как ты не сможешь обойтись без войска, то поневоле обратишся к наемникам, а чего стоит наемное войско -- о том уже шла речь выше; но, будь они даже отличными солдатами, их сил недостаточно для того, чтобы защитить тебя от могу- щественных врагов и неверных подданных. Впрочем, как я уже говорил, новые государи в новых государствах всегда создавали собственное войско, что подтверждается множеством исторических примеров. Но ес- ли государь присоединяет новое владение к старому госу- дарству, то новых подданных следует разоружить, исклю- чая тех, кто содействовал завоеванию, но этим последним надо дать изнежиться и расслабиться, ведя дело к тому, чтобы в конечном счете во всем войске остались только коренные подданные, живущие близ государя. Наши предки, те, кого почитали мудрыми, говарива- ли, что Пистойю надо удерживать раздорами, а Пизу -- крепостями, почему для укрепления своего владычества поощряли распри в некоторых подвластных им городах. В те дни, когда Италия находилась в относительном равно- весии, такой образ действий мог отвечать цели. Но едва ли подобное наставление пригодно в наше время, ибо сом- неваюсь, чтобы расколы когда-либо кончались добром; бо- лее того, если подойдет неприятель, поражение неминуе- мо, так как более слабая партия примкнет к нападающим, а сильная -- не сможет отстоять город. Венецианцы поощряли вражду гвельфов и гибелинов в подвластных им городах -- вероятно, по тем самым причи- нам, какие я называю. Не доводя дело до кровопролития, они стравливали тех и других, затем, чтобы граждане, занятые распрей, не объединили против них свои силы. Но как мы видим, это не принесло им пользы: после разгрома при Вайла сначала часть городов, а затем и все они, ос- мелев, отпали от венецианцев. Победные приемы изоблича- ют, таким образом, слабость правителя, ибо крепкая и решительная власть никогда не допустит раскола; и если в мирное время они полезны государю, так как помогают ему держать в руках подданных, то в военное время па- губность их выходит наружу. Без сомнения государи обретают величие, когда одо- левают препятствия и сокрушают недругов, почему форту- на,-- в особенности если она желает возвеличить нового государя, которому признание нужней, чем наследному,-- сама насылает ему врагов и принуждает вступить с ними в схватку для того, чтобы, одолев их, он по подставленной ими лестнице поднялся как можно выше. Однако многие по- лагают, что мудрый государь и сам должен, когда позво- ляют обстоятельства, искусно создавать себе врагов, чтобы, одержав над ними верх, явиться в еще большем ве- личии. Нередко государи, особенно новые, со временем убеждаются в том, что более преданные и полезные для них люди -- это те, кому они поначалу не доверяли. Пан- дольфо Петруччи, властитель Сиены, правил своим госу- дарством, опираясь более на тех, в ком раньше сомневал- ся, нежели на всех прочих. Но тут нельзя говорить отв- леченно, ибо все меняется в зависимости от обстоятель- ств. Скажу лишь, что расположением тех, кто поначалу был врагом государя, ничего не стоит заручиться в том случае, если им для сохранения своего положения требу- ется его покровительство. И они тем ревностнее будет служить грсударю, что захотят делами доказать преврат- ность прежнего о них мнения. Таким образом они всегда окажутся полезнее для государя, нежели те, кто, будучи уверен в его благоволении, чрезмерно печется о своем благе. И так как этого требует обсуждаемый предмет, то я желал бы напомнить государям, пришедшим к власти с по- мощью части граждан, что следует вдумываться в побужде- ния тех, кто тебе помогал, и если окажется, что дело не в личной приверженности, а в недовольстве прежним прав- лением, то удержать их дружбу будет крайне трудно, ибо удовлетворить таких людей невозможно. Если на примерах из древности и современной жизни мы попытаемся понять причину этого, то увидим, что всегда гораздо легче при- обрести дружбу тех, кто был доволен прежней властью и потому враждебно встретил нового государя, нежели сох- ранить дружбу тех, кто был недоволен прежней властью и потому содействовал перевороту. Издавна государи ради упрочения своей власти воз- водят крепости, дабы ими, точно уздою и поводьями, сдерживать тех, кто замышляет крамолу, а также дабы располагать надежным убежищем на случай внезапного на- падения врага. Могу похвалить этот ведущийся издавна обычай. Однако в нашей памяти мессер Николо Вителли приказал срыть две крепости в Читта ди Кастелло, чтобы удержать в своих руках город. Гвидо Убальдо, вернувшись в свои владения, откуда его изгнал Чезаре Борджа, раз- рушил до основания все крепости этого края, рассудив, что так ему будет легче удержать государство. Семейство Бентивольи, вернувшись в Болонью, поступило подобным же образом. Из чего следует, что полезны крепости или нет -- зависит от обстоятельств, и если в одном случае они во благо, то в другом случае они во вред. Разъясню под- робнее: тем государям, которые больше боятся народа, нежели внешних врагов, крепости полезны; а тем из них, кто больше боится внешних врагов, чем народа, крепости не нужны. Так семейству Сфорца замок в Милане, постро- енный герцогом Франческо Сфорца, нанес большой урон, нежели все беспорядки, случившиеся в государстве. Поэ- тому лучшая из всех крепостей -- не быть ненавистным народу: какие крепости ни строй, они не спасут, если ты ненавистен народу, ибо когда народ берется за оружие, на подмогу ему всегда явятся чужеземцы. В наши дни от крепостей никому не было пользы, кроме разве графини Форли, после смерти ее супруга, графа Джироламо; благо- даря замку ей удалось укрыться от воставшего народа, дождаться помощи из Милана и возвратиться к власти; время же было такое, что никто со стороны не мог ока- зать поддержку народу; но в последствии и ей не помогли крепости, когда ее замок осадил Чезаре Борджа и враж- дебный ей народ примкнул к чужеземцам. Так что для нее было бы куда надежнее, и тогда и раньше, не возводить крепости, а постараться не возбудить ненависти народа. Итак, по рассмотрении всего сказанного выше, я одобрю и тех, кто строит крепости, и тех, кто их не строит, но осужу всякого, кто, полагаясь на крепости, не озабочен тем, что ненавистен народу.
ГЛАВА XXI КАК НАДЛЕЖИТ ПОСТУПАТЬ ГОСУДАРЮ, ЧТОБЫ ЕГО ПОЧИТАЛИ Ничто не может внушить к государю такого почтения, как военные предприятия и необычайные поступки. Из ны- нешних правителей сошлюсь на Фердинанда Арагонского, короля Испании. Его можно было бы назвать новым госуда- рем, ибо, слабый вначале, он сделался по славе и блеску первым королем христианского мира; и все его действия исполнены величия, а некоторые поражают воображение. Основанием его могущества послужила война за Гренаду, предпринятая вскоре после вступления на престол. Прежде всего, он начал войну, когда внутри страны было тихо, не опасаясь, что ему помешают, и увлек ею кастильских баронов так, что они, занявшись войной, забыли о сму- тах; он же тем временем, незаметно для них, сосредото- чил в своих руках всю власть и подчинил их своему влия- нию. Деньги на содержание войска он получил от Церкви и народа и, пока длилась война, построил армию, которая впоследствии создала ему славу. После этого, замыслив еще более значительные предприятия, он, действуя опять-таки как защитник религии, сотворил .благочести- вую жестокость: изгнал марранов и очистил от них коро- левство, -- трудно представить себе более безжалостный и в то же время более необычайный поступок. Под тем же предлогом он захватил земли в Африке, провел кампанию в Италии и, наконец, вступил в войну с Францией. Так он обдумывал и осуществлял великие замыслы, держа в посто- янном восхищении и напряжении подданных, поглощенно следивших за ходом событий. И все эти предприятия так вытекали одно из другого, что некогда было замыслить 'что-либо против самого государя. Величию государя способствуют также необычайные распоряжения внутри государства, подобные тем, которые приписываются мессеру Бернабо да Милано, иначе говоря, когда кто-либо совершает что-либо значительное в граж- данской жизни, дурное или хорошее, то его полезно наг- раждать или карать таким образом, чтобы это помнилось как можно дольше. Но самое главное для государя -- пос- тараться всеми своими поступками создать себе славу ве- ликого человека, наделенного умом выдающимся. Государя уважают также, когда он открыто заявляет себя врагом или другом, то есть когда он без колебаний выступает за одного против другого -- это всегда лучше, чем стоять в стороне. Ибо когда двое сильных правителей вступают в схватку, то они могут быть таковы, что воз- можный победитель либо опасен для тебя, либо нет. В обоих случаях выгоднее открыто и решительно вступить в войну. Ибо в первом случае, не вступив в войну, ты ста- нешь добычей победителя к радости и удовлетворению по- бежденного, сам же ни у кого не сможешь получить защи- ты: победитель отвергнет союзника, бросившего его в несчастье, а побежденный не захочет принять к себе то- го, кто не пожелал с оружием в руках разделить его участь. Антиох, которого этолийцы призвали в Грецию, чтобы прогнать римлян, послал своих ораторов к ахейцам, союзникам римлян, желая склонить ахейцев к невмешатель- ству. Римляне, напротив, убеждали ахейцев вступить в войну. Тогда, чтобы решить дело, ахейцы созвали совет, легат Антиоха призывал их не браться за оружие, римский легат говорил так: "Quod autem isti dicunt non interpo- nendi vos bello, nihil magis alienum rebus vestris est; sine gratia, sine dignitate, praemium victoris eritis". [Что до решения, которое предлагается вам как наилучшее и наивыгоднейшее для вашего государства, а именно не вмешиваться в войну, то нет для вас ничего худшего, ибо, приняв это решение, без награды и без чести стане- те добычей победителя (лат.)]. И всегда недруг призывает отойти в сторону, тогда как друг зовет открыто выступить за него с оружием в руках. Нерешительные государи, как правило, выбирают невмешательство, чтобы избежать ближайшей опасности, и, как правило, это приводит их к крушению. Зато если ты бесстрашно примешь сторону одного из воюющих и твой союзник одержит победу, то, как бы ни был он могуществен и как бы ты от него ни зависел, он обязан тебе -- люди же не настолько бесчестны, чтобы нанести удар союзнику, выказав столь явную неблагодар- ность. Кроме того, победа никогда не бывает полной в такой степени, чтобы победитель мог ни с чем не счи- таться и в особенности -- мог попрать справедливость. Если же тот, чью сторону ты принял, проиграет войну, он примет тебя к себе и, пока сможет, будет тебе помогать, так что ты станешь собратом по несчастью тому, чье счастье, возможно, еще возродится. Во втором случае, когда ни одного из воюющих не приходится опасаться, примкнуть к тому или к другому еще более благоразумно. Ибо с помощью одного ты разгро- мишь другого, хотя тому, будь он умнее, следовало бы спасать, а не губить противника, а после победы ты под- чинишь союзника своей власти, он же благодаря твоей поддержке неминуемо одержит победу. Здесь уместно заметить, что лучше избегать союза с теми, кто сильнее тебя, если к этому не понуждает необ- ходимость, как о том сказано выше. Ибо в случае победы сильного союзника ты у него в руках, государи же должны остерегаться попадать в зависимость к другим государям. Венецианцы, к примеру, вступили в союз с Францией про- тив Миланского герцога, когда могли этого избежать, следствием чего и явилось их крушение. Но если нет воз- можности уклониться от союза, как обстояло дело у фло- рентийцев, когда папа и Испания двинули войска на Лом- бардию, то государь должен вступить в войну, чему при- чины я указал выше. Не стоит лишь надеяться на то, что можно принять безошибочное решение, наоборот, следует заранее примириться с тем, что всякое решение сомни- тельно, ибо это в порядке вещей, что, избегнув одной неприятности, попадаешь в другую. Однако в том и состо- ит мудрость, чтобы, взвесив все возможные неприятности, наименьшее зло почесть за благо. Государь должен также выказывать себя покровителем дарований, привечать одаренных людей, оказывать почет тем, кто отличился в каком-либо ремесле или искусстве. Он должен побуждать граждан спокойно предаваться тор- говле, земледелию и ремеслам, чтобы одни благоустраива- ли свои владения, не боясь, что эти владения у них от- нимут, другие -- открывали торговлю, не опасаясь, что их разорят налогами; более того, он должен располагать наградами для тех, кто заботится об украшении города или государства. Он должен также занимать народ празд- нествами и зрелищами в подходящее для этого время года. Уважая цехи, или трибы, на которые разделен всякий го- род, государь должен участвовать иногда в их собраниях и являть собой пример щедрости и великодушия, но при этом твердо блюсти свое достоинство и величие, каковые должны присутствовать в каждом его поступке.
ГЛАВА XXII О СОВЕТНИКАХ ГОСУДАРЕЙ Немалую важность имеет для государя выбор советни- ков, а каковы они будут, хороши или плохи,-- зависит от благоразумия государей. Об уме правителя первым делом судят по тому, каких людей он к себе приближает; если это люди преданные н способные, то можно всегда быть уверенным в его мудрости, ибо он умел распознать их способности и удержать их преданность. Если же они не таковы, то и о государе заключат соответственно, ибо первую оплошность он уже совершил, выбрав плохих помощ- ников. Из тех, кто знал мессера Антонио да Венафро, по- мощника Пандольфо Петруччо, правителя Сиены, никто не усомнился бы в достоинствах и самого Пандольфо, выбрав- шего себе такого помощника. Ибо умы бывают трех родов: один все постигает сам; другой может понять то, что постиг первый; третий -- сам ничего не постигает и постигнутого другим понять не может. Первый ум -- выдающийся, второй -- значительный, третий -- негодный. Из сказанного неопровержимо следу- ет, что ум Пандольфо был если не первого, то второго рода. Ибо когда человек способен распознать добро и зло в делах и в речах людей, то, не будучи сам особо изоб- ретательным, он сумеет отличить дурное от доброго в со- ветах своих помощников и за доброе вознаградит, а за дурное -- взыщет; да и помощники его не понадеются об- мануть государя и будут добросовестно ему служить. Есть один безошибочный способ узнать, чего стоит помощник. Если он больше заботится о себе, чем о госу- даре, и во всяком деле ищет своей выгоды, он никогда не будет хорошим слугой государю, и тот никогда не сможет на него положиться. Ибо министр, в чьих руках дела го- сударства, обязан думать не о себе, а о государе, и не являться к нему ни с чем, что не относится до государя. Но и государь со своей стороны должен стараться удер- жать преданность своего министра, воздавая ему по зас- лугам, умножая его состояние, привязывая его к себе узами благодарности, разделяя с ним обязанности и по- чести, чтобы тот видел, что государь не может без него обходиться, и чтобы, имея достаточно богатств и почес- тей, не возжелал новых богатств и почестей, а также чтобы, занимая разнообразные должности, убоялся перево- ротов. Когда государь и его министр обоюдно ведут себя таким образом^ они могут быть друг в друге уверены, когда же они ведут себя иначе, это плохо кончается либо для одного, либо для другого.
ГЛАВА XXIII КАК ИЗБЕЖАТЬ ЛЬСТЕЦОВ Я хочу коснуться еще одного важного обстоятельст- ва, а именно одной слабости, от которой трудно уберечь- ся правителям, если их не отличает особая мудрость и знание людей. Я имею в виду лесть и льстецов, которых во множестве приходится видеть при дворах государей, ибо люди так тщеславны и так обольщаются на свой счет, что с трудом могут уберечься от этой напасти. Но беда еще и в том. что когда государь пытается искоренить лесть, он рискует навлечь на себя презрение. Ибо нет другого способа оградить себя от лести, как внушив лю- дям, что, если они выскажут тебе всю правду, ты не бу- дешь на них в обиде, но когда каждый сможет говорить тебе правду, тебе перестанут оказывать должное почте- ние. Поэтому благоразумный государь должен избрать тре- тий путь, а именно: отличив нескольких мудрых людей, им одним предоставить право высказывать все, что они дума- ют, но только о том, что ты сам спрашиваешь и ни о чем больше; однако спрашивать надо обо всем и выслушивать ответы, решение же принимать самому и по своему усмот- рению. На советах с каждым из советников надо вести се- бя так, чтобы все знали, что чем безбоязненнее они выс- кажутся, тем более угодят государю; но вне их никого не слушать, а прямо идти к намеченной цели и твердо дер- жаться принятого решения. Кто действует иначе, тот либо поддается лести, либо, выслушивая разноречивые советы, часто меняет свое мнение, чем вызывает неуважение под- данных. Сошлюсь на один современный пример. Отец Лука, до- веренное лицо императора Максимилиана, говоря о его ве- личестве, заметил, что тот ни у кого совета не просит, но по-своему тоже не поступает именно оттого, что его образ действий противоположен описанному выше. Ибо им- ператор человек скрытный, намерений своих никому не по- веряет, совета на их счет не спрашивает. Но когда по мере осуществления они выходят наружу, то те, кто его окружают, начинают их оспаривать, и государь, как чело- век слабый, от них отступается. Поэтому начатое сегодня назавтра отменяется, и никогда нельзя понять, чего же- лает и что намерен предпринять император, и нельзя по- ложиться на его решение. Таким образом, государь всегда должен советоваться с другими, но только когда он того желает, а не когда того желают другие; и он должен осаживать всякого, кто вздумает, непрошеный, подавать ему советы. Однако сам он должен широко обо всем спрашивать, о спрошенном тер- пеливо выслушивать правдивые ответы и, более того, про- являть беспокойство, замечая, что кто-либо почему-либо опасается творить ему правду. Многие полагают, что кое-кто из государей, слывущих мудрыми, славой своей обязаны не себе самим, а добрым советам своих прибли- женных, но мнение это ошибочно. Ибо правило, не знающее исключений, гласит: государю, который сам не обладает мудростью, бесполезно давать благие советы, если толь-ко такой государь случайно не доверится мудрому| советнику, который будет принимать за него все решения. Но хотя подобное положение и возможно, ему скоро пришел бы конец, ибо советник сам сделался бы государем. Когда же у государя не один советник, то, не обладая муд- ростью, он не сможет примирить разноречивые мнения; кроме того, каждый из советников будет думать лишь о собственном благе, а государь этого не разглядит и не примет меры. Других же советников не бывает, ибо люди всегда дурны, пока их не принудит к добру необходи- мость. Отсюда можно заключить, что добрые советы, кто бы их ни давал, родятся из мудрости государей, а не мудрость государей родится из добрых советов.
ГЛАВА XXIV ПОЧЕМУ ГОСУДАРИ ИТАЛИИ ЛИШИЛИСЬ СВОИХ ГОСУДАРСТВ Если новый государь разумно следует названным пра- вилам, он скоро утвердится в государстве и почувствует себя в нем прочнее и увереннее, чем если бы получил власть по наследству. Ибо новый государь вызывает боль- шее любопытство, чем наследный правитель, и если дейс- твия его исполнены доблести, они куда больше захватыва- ют и привлекают людей, чем древность рода. Ведь люди гораздо больше заняты сегодняшним днем, чем вчерашним, и если в настоящем обретают благо, то довольствуются им и не ищут другого; более того, они горой станут за но- вого государя, если сам он будет действовать надлежащим образом. И двойную славу стяжает тот, кто создаст госу- дарство и укрепит его хорошими законами, хорошими союз- никами, хорошим войском и добрыми примерами; так же как двойным позором покроет себя тот; кто, будучи рожден государем, по неразумию лишится власти. Если мы обратимся к тем государям Италии, которые утратили власть, таким, как король Неаполитанский, гер- цог Миланский и другие, то мы увидим, что наиболее уяз- вимым их местом было войско, чему причины подробно из- ложены выше. Кроме того, некоторые из них либо враждо- вали с народом, либо, расположив к себе народ, не умели обезопасить себя со стороны знати. Ибо там, где нет по- добных изъянов, государь не может утратить власть, если имеет достаточно сил, чтобы выставить войско. Филипп Македонский, не отец Александра Великого, а тот, что был разбит Титом Квинцием, имел небольшое государство по сравнению с теми великими, что на него напали,-- Ри- мом и Грецией, но, будучи воином, а также умея располо- жить к себе народ и обезопасить себя от знати, он вы- держал многолетнюю войну против римлян и греков и хотя потерял под конец несколько городов, зато сохранил за собой царство. Так что пусть те из наших, государей, кто, власт- вуя много лет, лишился своих государств, пеняют не на судьбу, а на собственную нерадивость. В спокойное время они не предусмотрели возможных бед -- по общему всем людям недостатку в затишье не думать о буре, -- когда же настали тяжелые времена, они предпочли бежать, а не обороняться, понадеявшись на то, что подданные, раздра- женные бесчинством победителей, призовут их обратно. Если нет другого выхода, хорош и такой, плохо лишь от- казываться ради него от всех прочих, точно так же как не стоит падать, полагаясь на то, что тебя поднимут. Даже если тебя и выручат из беды, это небезопасно для тебя, так как ты окажешься в положении зависимом и уни- зительном. А только те способы защиты хороши, основа- тельны и надежны, которые зависят от тебя самого и от твоей доблести
ГЛАВА XXV КАКОВА ВЛАСТЬ СУДЬБЫ НАД ДЕЛАМИ ЛЮДЕЙ И КАК МОЖНО ЕЙ ПРОТИВОСТОЯТЬ Я знаю, сколь часто утверждалось раньше и утверж- дается ныне, что всем в мире правят судьба и Бог, люди же с их разумением ничего не определяют и даже ничему не могут противостоять; отсюда делается вывод, что не- зачем утруждать себя заботами, а лучше примириться со своим жребием. Особенно многие уверовали в это за пос- ледние годы, когда на наших глазах происходят перемены столь внезапные, что всякое человеческое предвидение оказывается перед ними бессильно. Иной раз и я склоня- юсь к общему мнению, задумываясь о происходящем. И однако, ради того, чтобы не утратить свободу во- ли, я предположу, что, может быть, судьба распоряжается лишь половиной всех наших дел, другую же половину, или около того, она предоставляет самим людям. Я уподобил бы судьбу бурной реке, которая, разбушевавшись, затоп- ляет берега, валит деревья, крушит жилища, вымывает и намывает землю: все бегут от нее прочь, все отступают перед ее напором, бессильные его сдержать. Но хотя бы и так,-- разве это мешает людям принять меры предосторож- ности в спокойное время, то есть возвести заграждения и плотины так, чтобы, выйдя из берегов, река либо устре- милась в каналы, либо остановила свой безудержный и опасный бег? То же и судьба: она являет свое всесилие там, где препятствием ей не служит доблесть, и устремляет свой напор туда, где не встречает возведенных против нее заграждений. Взгляните на Италию, захлестнутую ею же вызванным бурным разливом событий, и вы увидите, что она подобна ровной местности, где нет ни плотин, ни заграждений. А ведь если бы она была защищена доб- лестью, как Германия, Испания и Франция, этот разлив мог бы не наступить или по крайней мере не причинить столь значительных разрушений. Этим, я полагаю, сказано достаточно о противостоянии судьбе вообще. Что же касается, в частности, государей, то нам приходится видеть, как некоторые из них, еще вчера бла- годенствовавшие, сегодня лишаются власти, хотя, как ка- жется, не изменился ни весь склад их характера, ни ка- кое-либо отдельное свойство. Объясняется это, я пола- гаю, теми причинами, которые были подробно разобраны выше, а именно тем, что если государь всецело полагает- ся на судьбу, он не может выстоять против ее ударов. Я думаю также, что сохраняют благополучие те, чей образ действий отвечает особенностям времени, и утрачивают благополучие те, чей образ действий не отвечает своему времени. Ибо мы видим, что люди действуют по-разному, пыта- ясь достичь цели, которую каждый ставит перед собой, то есть богатства и славы: один действует осторожностью, другой натиском; один -- силой, другой -- искусством; один -- терпением, другой -- противоположным способом, и каждого его способ может привести к цели. Но иной раз мы видим, что хотя оба действовали одинаково, например, осторожностью, только один из двоих добился успеха, и наоборот, хотя каждый действовал по-своему: один осто- рожностью, другой натиском,-- оба в равной мере доби- лись успеха. Зависит же это именно от того, что один образ действий совпадает с особенностями времени, а другой -- не совпадает. Поэтому бывает так, что двое, действуя по-разному, одинаково добиваются успеха, а бы- вает так, что двое действуют одинаково, но только один из них достигает цели. От того же зависят и превратности благополучия: пока для того, кто действует осторожностью и терпением, время и обстоятельства складываются благоприятно, он процветает, но стоит времени и обстоятельствам переме- ниться, как процветанию его приходит конец, ибо он не переменил своего образа действий. И нет людей, которые умели бы к этому приспособиться, как бы они ни были благоразумны. Во-первых, берут верх природные склоннос- ти, вовторых, человек не может заставить себя свернуть с пути, на котором он до того времени неизменно преус- певал. Вот почему осторожный государь, когда настает время применить натиск; не умеет этого сделать и оттого гибнет, а если бы его характер менялся в лад с временем и обстоятельствами, благополучие его было бы постоянно. Папа Юлий всегда шел напролом, время же и обстоя- тельства благоприятствовали такому образу действий, и потому он каждый раз добивался успеха. Вспомните его первое предприятие -- захват Болоньи, еще при жизни мессера Джованни Бентивольи. Венецианцы были против, король Испании тоже, с Францией еще велись об этом пе- реговоры, но папа сам выступил в поход, с обычной для него неукротимостью и напором. И никто этому не воспре- пятствовал, венецианцы -- от страха, Испания -- надеясь воссоединить под своей властью Неаполитанское королевс- тво; уступил и французский король, так как, видя, что Папа уже в походе, и желая союза с ним против венециан- цев, он решил, что не может без явного оскорбления от- казать ему в помощи войсками. Этим натиском и внезапностью папа Юлий достиг то- го, чего не досгиг бы со всем доступным человеку благо- разумием никакой другой глава Церкви; ибо, останься он в Риме, выжидая, пока все уладится и образуется, как сделал бы всякий на его месте, король Франции нашел бы тысячу отговорок, а все другие -- тысячу доводов против захвата. Я не буду говорить о прочих его предприятиях, все они были того же рода, и все ему удавались; из-за краткости правления он так и не испытал неудачи, но, проживи он дольше и наступи такие времена, когда требу- ется осторожность, его благополучию пришел бы конец, ибо он никогда не уклонился бы с того пути, на который его увлекала натура. Итак, в заключение скажу, что фортуна непостоянна, а человек упорствует в своем образе действий, поэтому, пока между ними согласие, человек пребывает в благопо- лучии, когда же наступает разлад, благополучию его при- ходит конец. И все-таки я полагаю, что натиск лучше, чем осторожность, ибо фортуна -- женщина, и кто хочет с ней сладить, должен колотить ее и пинать-таким она под- дается скорее, чем тем, кто холодно берется за дело. Поэтому она, как женщина,-- подруга молодых, ибо они не так осмотрительны, более отважны и с большей дерзостью ее укрощают.
ГЛАВА XXVI ПРИЗЫВ ОВЛАДЕТЬ ИТАЛИЕЙ И ОСВОБОДИТЬ ЕЕ ИЗ РУК ВАРВАРОВ Обдумывая все сказанное и размышляя наедине с со- бой, настало ли для Италии время чествовать нового го- сударя и есть ли в ней материал, которым мог бы вос- пользоваться мудрый и доблестный человек, чтобы придать ему форму -- во славу себе и на благо отечества,-- я заключаю, что столь многое благоприятствует появлению нового государя, что едва ли какое-либо другое время подошло бы для этого больше, чем наше. Как некогда на- роду Израиля надлежало пребывать в рабстве у египтян, дабы Моисей явил свою доблесть, персам -- в угнетении у мидийцев, дабы Кир обнаружил величие своего духа, афи- нянам -- в разобщении, дабы Тезей совершил свой подвиг, так и теперь, дабы обнаружила себя доблесть италийского духа, Италии надлежало дойти до нынешнего ее позора: до большего рабства, чем евреи; до большего унижения, чем персы; до большего разобщения, чем афиняне: нет в ней ни главы, ни порядка; она разгромлена, разорена, истер- зана, растоптана, повержена в прах. Были мгновения, когда казалось, что перед нами тот, кого Бог назначил стать избавителем Италии, но не- милость судьбы настигала его на подступах к цели. Ита- лия же, теряя последние силы, ожидает того, кто исцелит ей раны, спасет от разграбления Ломбардию, от поборов -- Неаполитанское королевство и Тоскану, кто уврачует ее гноящиеся язвы. Как молит она Бога о ниспослании ей того, кто избавит ее от жестокости и насилия варваров! Как полна она рвения и готовности стать под общее зна- мя, если бы только нашлось, кому его-понести! И самые большие надежды возлагает она ныне на ваш славный дом, каковой, благодаря доблести и милости судьбы, покровительству Бога и Церкви, глава коей при- надлежит к вашему дому, мог бы принять на себя дело ос- вобождения Италии. Оно окажется не столь уж трудным, если вы примете за образец жизнь и деяния названных вы- ше мужей. Как бы ни были редки и достойны удивления по- добные люди, все же они -- люди, и каждому из них выпал случай не столь благоприятный, как этот. Ибо дело их не было более правым, или более простым, или более угодным Богу. Здесь дело поистине правое,-- "lustum enim est bellum quibus necessarium, et pia arma ibi nulla nisi in armis spes est". [Ибо та война справедлива, которая необходима, и то оружие священно, на которое единствен- ная надежда (лат.)]. Здесь условия поистине благоприят- ны, а где благоприятны условия, там трудности отступа- ют, особенно если следовать примеру тех мужей, которые названы мною выше. Нам явлены необычайные, беспримерные знамения Божий: море расступилось. скала источала воду, манна небесная выпала на землю: все совпало, пророча величие вашему дому. Остальное надлежит сделать вам. Бог не все исполняет сам, дабы не лишить нас свободной воли и причитающейся нам части славы. Не удивительно, что ни один из названных выше итальянцев не достиг цели, которой, как можно надеяться достигнет ваш прославленный дом, и что при множестве переворотов и военных действий в Италии боевая доблесть в ней как будто угасла. Объясняется это тем, что старые ее порядки нехороши, а лучших никто не сумел ввести. Между тем ничто так не прославляет государя, как введе- ние новых законов и установлении. Когда они прочно ут- верждены и отмечены величием, государю воздают за них почестями и славой; в Италии же достаточно материала, которому можно придать любую форму. Велика доблесть в каждом из ее сынов, но, увы, мало ее в предводителях. Взгляните на поединки и небольшие схватки: как выделя- ются итальянцы ловкостью, находчивостью, силой. Но в сражениях они как будто теряют все эти качества. Виной же всему слабость военачальников: если кто и знает де- ло, то его не слушают, и хотя знающим объявляет себя каждый, до сих пор не нашлось никого, кто бы так отли- чился доблестью и удачей, чтобы перед ним склонились все остальные. Поэтому за прошедшие двадцать лет во всех войнах, какие были за это время, войска, состав- ленные из одних итальянцев, всегда терпели неудачу, че- му свидетели прежде всего Таро, затем Алессандрия, Ка- пуя, Генуя, Вайла, Болонья и Местри. Если ваш славный дом пожелает следовать по стопам величайших мужей, ставших избавителями отечества, то первым делом он должен создать собственное войско, без которого всякое предприятие лишено настоящей основы, ибо он не будет иметь ни более верных, ни более храб- рых, ни лучших солдат. Но как бы ни был хорош каждый из них в отдельности, вместе они окажутся еще лучше, если во главе войска увидят своего государя, который чтит их и отличает. Такое войско поистине необходимо, для того чтобы италийская доблесть могла отразить вторжение ино- земцев. Правда, испанская и швейцарская пехота считает- ся грозной, однако же в той и другой имеются недостат- ки, так что иначе устроенное войско могло бы не только выстоять против них, но даже их превзойти. Ибо испанцы отступают перед конницей, а швейцарцев может устрашить пехота, если окажется не менее упорной в бою. Мы уже не раз убеждались и еще убедимся в том, что испанцы отсту- пали перед французской кавалерией, а швейцарцы терпели поражение от испанской пехоты. Последнего нам еще не приходилось наблюдать в полной мере, но дело шло к тому в сражении при Равенне -- когда испанская пехота встре- тилась с немецкими отрядами, устроенными наподобие швейцарских. Ловким испанцам удалось пробраться, прик- рываясь маленькими щитами, под копья и, находясь в бе- зопасности, разить неприятеля так, что тот ничего не мог с ними поделать, и если бы на испанцев не налетела конница, они добили бы неприятельскую пехоту. Таким об- разом, изучив недостатки того и другого войска, нужно построить новое, которое могло бы устоять перед конни- цей и не боялось бы чужой пехоты, что достигается как новым родом оружия, так и новым устройством войска. И все это относится к таким нововведениям, которые более всего доставляют славу и величие новому государю. Итак, нельзя упустить этот случай: пусть После стольких лет ожидания Италия увидит наконец своего из- бавителя. Не могу выразить слонами, с какой любовью приняли бы его жители, пострадавшие от иноземных втор- жений, с какой жаждой мщения, с какой неколебимой ве- рой, с какими слезами! Какие двери закрылись бы перед ним? Кто отказал бы ему в повиновении? Чья зависть преградила бы ему путь? Какой итальянец не воздал бы ему почестей? Каждый ощущает, как смердит господство варваров. Так пусть же ваш славный дом примет на себя этот долг с тем мужеством и той надеждой, с какой вер- шатся правые дела, дабы под сенью его знамени возвели- чилось наше отечество и под его водительством сбылось сказанное Петраркой Доблесть ополчится на неистовство, И краток будет бой, Ибо не умерла еще доблесть В итальянском сердце.