ПРЕДИСЛОВИЕ
В ряду имен, составляющих гордость и славу России, достойное место занимает имя Александра Федоровича Можайского.
Авиация имеет свою историю. Не докапываясь до более глубоких истоков, можно с уверенностью сказать, что еще Леонардо да Винчи мыслил о создании летательных аппаратов тяжелее воздуха. Идея полета увлекала пытливые умы многих изобретателей в различных странах мира. Но первый самолет, рванувшийся в воздух, был создан умом и талантом, трудолюбием и волей российского офицера и патриота А. Ф. Можайского.
Его современникам были известны попытки создания самолета англичанами Дж. Кейли и У. Хенсоном, французами - братьями дю Тампль и А. Пено. Неудачи, постигшие этих энтузиастов, оказали большое влияние на формирование общественного мнения, отвергавшего идею аэроплана, но, несмотря на это, число ее сторонников росло.
Личность А. Ф. Можайского формировалась в сложных условиях середины XIX века. Он прошел суровую школу морских и океанских походов, участвовал в строительстве морских судов, обеспечивал дипломатическую миссию при подписании первого российско-японского договора, входил в состав российской экспедиции в Хиву и Бухару, проводил в жизнь крестьянскую реформу, занимался этнографией.
Но в мировую историю он вошел как создатель летательного аппарата тяжелее воздуха, не имевшего в то время аналогов.
На основе изучения полета птиц, опытов с летающими моделями и планерами, расчетов подъемной силы аэродинамической поверхности, конструирования двигательной установки А. Ф. Можайский не только разработал проект самолета и построил его в натуральную величину, но и осуществил испытания своего изобретения.
Никто из его современников не был так близок к заветной цели. На последних этапах он опередил зарубежных авиаконструкторов. Созданный им самолет в основных своих элементах стал прообразом современных воздушных лайнеров.
Работы А. Ф. Можайского представляют собой закономерный этап в развитии авиации, повторенный в XIX в. в странах, претендующих на приоритет в авиастроении, но лишь через двадцать лет после его опытов иностранные последователи смогли поднять самолет в воздух.
Его не остановили ни равнодушие российских властей, ни отсутствие необходимых материальных средств, ни сомнения авторитетных ученых.
Жизнь и деятельность этого замечательного человека, потомственного русского военного моряка, талантливого и одержимого инженера-изобретателя, истинного патриота, желавшего быть полезным своему Отечеству, является ярким примером для многих поколений российских офицеров.
«Я желал быть полезным своему Отечеству...»
А. Ф. Можайский
Глава 1. СЕМЬЯ, УЧЕБА, НАЧАЛО СЛУЖБЫ НА ФЛОТЕ
Александр Федорович Можайский родился в год восстания декабристов, в год восшествия на Российский престол Николая I, 9 марта (21-го по новому стилю) 1825 года в маленьком крепостном городке Роченсальм (г. Котка в современной Финляндии) [1], в семье русского военного моряка Федора Тимофеевича Можайского и его жены Юлии Ионовны.
Сам Федор Тимофеевич получил образование в Морском кадетском корпусе в Петербурге и в 1823 году, в возрасте двадцати семи лет был назначен помощником лоцман-капитана в 24-й флотский экипаж, база которого находилась в Роченсальме, расположенном на островах Финского залива.
Являвшийся одним из форпостов Российского флота на Балтике, городок этот интересен тем, что во время незаслуженно забытой войны со Швецией (1788-1790 гг.) вблизи него русская гребная флотилия одержала славную победу над противником. Легенды о героизме русских моряков передавались в городке от поколения к поколению [2]. Будучи человеком способным и усердным, лейтенант Федор Можайский быстро и детально изучил линию северного побережья Финского залива его многочисленными островами и проходами между ними. После года тяжелого труда, требовавшего самоотверженности и хорошей морской хватки, он был назначен командиром судна, на котором обучали лоцманов сложнейшему делу плавания в финских шхерах.
Семейная жизнь тоже шла своим чередом. В книге православной церкви святого Николая [3] за 1825 год под номером семь записано: «24 флотского экипажа 1-го полубатальона у лейтенанта Федора Можайского сын Александр родился девятого марта и крещен второго апреля тысяча восемьсот двадцать пятого года. Воспреемники были командующий Роченсальмским портом капитан-командор и кавалер Иван Степанов 1-й (и) Роченсальмского кригс-комиссара 7 класса Дмитрия Иванова жена Дарья Потапьева» [4].
В послужных списках Александра Федоровича Можайского, хранящихся в архивах, встречаются разночтения относительно даты его рождения. В некоторых указан 1826 год. Такая неточность возможна, ведь в списках воспитанников Морского корпуса значатся двое Можайских - Александр и его брат Николай, родившийся в 1826 году.
Год рождения (1825 г.) подтверждается и свидетельством, выданным отцу Александра, в котором говорится: «Свидетельство. Дано сие в том, что флота господина капитана лейтенанта Федора Тимофеева сына Можайского, сыну Александру от 1825 года, была привита предохранительная оспа и кончилась благополучно: в чем и свидетельствую. Крепость Свеаборг, августа 30 дня 1832 года. Свеаборгский морской военный Госпиталий Главный Лекарь Штаб Лекарь Статский Советник Первозванский».
Еще через четыре года в семье Можайских родился третий сын, которого в честь деда назвали Тимофеем. Младшими в семье были девочки - Екатерина и Юлия.
В 1831 году семья Можайских переезжает с Балтийского на Белое море, куда Федор Тимофеевич, произведенный в капитан-лейтенанты, был назначен капитаном Архангельского порта.
Отец Александра считал, что в семье моряка сыновья должны быть моряками, поэтому в 1835 году, когда старшему исполнилось десять лет, родители отвезли его в Петербург, в Морской кадетский корпус, куда дети флотских офицеров принимались в первую очередь.
Одно из старейших морских учебных заведений России располагалось на набережной Невы в бывшем дворце соратника Петра I генерал-фельдмаршала, президента военной коллегии графа Миниха, между 11 и 12-й линиями Васильевского острова (ныне здесь, как и прежде, расположен Морской корпус Петра Великого - кузница офицерских кадров Российского флота). Свое начало корпус берет от Школы математических и навигационных наук, открытой по указу Петра I в Москве 14 января 1701 года. В 1715 году она была переведена в столицу, и на ее базе создана Академия Морской гвардии. В 1752 году Академию Морской гвардии переименовали в Морской шляхетский корпус. Это было одно из самых аристократических учебных заведений России [5].
Директором этой знаменитой «кузницы» мореходов в 1827 году был назначен не менее знаменитый контр-адмирал Иван Федорович Крузенштерн, под командованием которого в 1803 и 1806 годах два шлюпа «Надежда» «Нева» совершили первое в истории Российского флота кругосветное плавание. Опытный моряк, И. Ф. Крузенштерн коренным образом преобразовал всю систему подготовки морских офицеров корпусе: поднял ее нравственный и образовательный уровни, создал обширный музей, библиотеку, физический кабинет и астрономическую обсерваторию, расширил типографию. В этой типографии печатались оригинальные и переводные учебники. По ходатайству И. Ф. Крузенштерна при корпусе в 1827 году были учреждены офицерские классы, которые превратились впоследствии в Морскую академию.
В Морском корпусе обучалось 505 воспитанников. Содержание их обходилось в 341 тысячу 565 рублей в год [6].
Кадеты изучали навигацию, астрономию, теоретическую механику, начертательную геометрию, геодезию, фортификацию, теорию кораблестроения, корабельную архитектуру, морскую тактику и морскую практику, военное судопроизводство, химию, иностранные языки.
И. Ф. Крузенштерн пригласил для преподавания в корпусе крупных ученых того времени: математиков - В. Я. Буняковского (с 1864 года - вице-президент Академии наук), М. В. Остроградского (действительный член Петербургской академии наук); химиков - М. Ф. Соловьева (профессор Петербургского университета), Г. И. Гесса (был избран академиком); физиков - А. Я. Купфера (был директором Главной физической обсерватории), Э. X. Ленца (впоследствии ректор Петербургского университета); астронома - П. В. Тарханова (академик); выдающегося артиллериста А. В. Дядина и др.
Состав преподавателей и учебные планы дают основания полагать, что Морской корпус готовил не просто командиров для флота, а технически грамотных, образованных офицеров, способных работать в области проектирования и строительства кораблей.
Сам Российский император Николай I был неравнодушен к Морскому корпусу, любил его, часто посещал и ставил в пример другим учебным заведениям. Лучшие ученики корпуса назначались товарищами его сына, великого князя Константина Николаевича (1827-1892), генерал-адмирала, управлявшего впоследствии Морским министерством (1853-1881) [7]. К этому времени, видимо, и следует отнести знакомство А. Ф. Можайского с великим князем, доброе отношение которого сыграло определенную роль в судьбе конструктора.
В январе 1841 года Александр Можайский, шестнадцати лет от роду, был произведен в гардемарины и «вступил в Балтийский флот».
Через два года практического плавания на парусных фрегатах «Мельпомена», «Ольга» и «Александр Невский», в январе 1843 года, был произведен в мичманы.
Получив первое офицерское звание, Александр Можайский был направлен в Архангельск, где продолжал служить его отец. Моральные нормы и порядки в армии и на флоте тех времен всячески поощряли и приветствовали совместную службу родственников. Считалось, что это укрепляет воинские подразделения и повышает ответственность за выполнение воинского долга.
Суровый климат, тяжелые условия мореплавания на Севере формировали в молодом офицере волю и мастерство, закаляли его физически. Из послужного списка мы знаем, что северные широты мичман А. Можайский осваивал, проходя службу на 74-пушечном корабле «Ингерманланд» (1844), на шхуне «Радуга» (1845-1846), и совершил на них переходы из Белого моря на Балтику. Корабли в то время выгодно было строить в Архангельске, а затем перегонять в Балтийское море.
С 1846 года молодой офицер нес службу на Балтике и в апреле 1849 года был «произведен по экзамену в лейтенанты» [8]. Это было время, когда на Российском флоте на смену парусу медленно, но уверенно шли паровые машины. Александр был человеком образованным, инициативным, требовательным к себе и подчиненным. Эти качества выделяли его в офицерской среде и, видимо, повлияли на назначение в 1852 году в состав экипажа парохода «Усердный», а в 1853 году в двадцать восемь лет - старшим офицером на пароход «Храбрый».
Так А. Ф. Можайский не только познакомился, но и детально изучил парус - прообраз крыла самолета, паровой двигатель, оказавший огромное влияние на развитие техники и транспорта, и действие гребных винтов. Именно служба на пароходе «Храбрый» дала возможность двадцативосьмилетнему моряку побывать в городе его раннего детства Роченсальм и поклониться родным пенатам.
Глава 2. УЧАСТИЕ В ОКЕАНСКОМ ПОХОДЕ
И ДАЛЬНЕВОСТОЧНОЙ КАМПАНИИ
Осенью того же, 1853 года, Александр Федорович был зачислен в состав экипажа фрегата «Диана», отбывавшего из Кронштадта на Дальний Восток с задачей сменить одряхлевший фрегат «Паллада», на котором миссия адмирала Е. В. Путятина отправилась для заключения договора с Японией.
В прошлом отличный фрегат «Паллада» был истрепан шторм непогодой. И Е. В. Путятин из Сингапура отправил с оказией на родину лейтенанта Ивана Ивановича Бутакова с письмом, в котором просил снарядить и отправить на Дальний Восток новое судно на смену «Палладе».
К плаванию через два океана «Диану» готовили около двух месяцев. Укоротили мачты, чтобы фрегат мог выдержать качку в океане, добавили высоту люков, чтобы защитить от волн, оборудовали корабль опреснительным аппаратом, снабдили большим количеством боеприпасов. Экипаж трехмачтового 52-палубного фрегата составлял без малого пятьсот человек. Кстати сказать, среди офицеров корабля был и родной брат Александра - мичман Тимофей Можайский. Командиром был назначен капитан-лейтенант Степан Степанович Лесовский, опытный мореплаватель, будущий управляющий Морским министерством.
Это были тревожные времена. После революции во Франции Николай I издает манифест, в котором, в частности, говорилось: «Возникнув ... во Франции ... разрушительный поток сей прикоснулся ... и союзных нам империй Австрийской и королевства Прусского. Теперь ... дерзко угрожает в безумии своем и нашей, богом нам вверенной России. Но да не будет так» [1].
С этого времени Российский император считал своим долгом вмешиваться во все европейские дела и потерял на континенте всех союзников. Таким образом, находясь, фактически, в политической изоляции, Россия в сентябре 1853 года вступила в войну с Турцией. Англия и Франция предъявили России ультиматум, требуя очищения дунайских княжеств, угрожая войти в Черное море.
Вот при таком раскладе сил в мировой политике 4 октября 1855 года фрегат «Диана» вышел в море.
Поход на «Диане» был сложным и напряженным, с постоянной угрозой встречи с кораблями противников России в войне. Зашли в Копенгаген, дальше, не заходя в английские и французские порты, через проливы Па-де-Кале и Ла-Манш, через Северное море и Бискайский залив - к Канарским островам.
Ввиду опасности нападения команда ежедневно занималась «пушечным и абордажным учением». На острове Гомера возле города Сан-Себастьяна на берег никто не сходил - не разрешили местные власти, боясь, чтобы моряки не занесли гуляющую по Европе холеру.
Первого декабря, проходя экватор на долготе 30° по Гринвичу, традиционно, несмотря на угрозу нападения, устроили праздник в честь Нептуна.
Подходя к берегам Южной Америки, зарядили пушки, все привели в состояние боевой готовности. Но обошлось. В Рио-де-Жанейро прибыли благополучно. Оттуда, обогнув мыс Горн, где стало ясно, как писал С. С. Лесовский, что «Диана» «в высшей степени обладает превосходными качествами», пришли в чилийский порт Вальпараисо, где поменяли медную обшивку фрегата.
Во время несения вахты А. Ф. Можайский демонстрировал мастерское владение парусами, хорошо чувствуя зависимость маневров парусами от силы и направления ветра. А в свободное от вахты время обучал морской практике гардемаринов (на судне их было пять человек) и занимался библиотекой. Он любил, знал техническую литературу, и офицеры выбрали его библиотекарем.
Вновь пройдя экватор и придя на Гавайи, русские моряки узнали, что Россия находится в состоянии войны не только с Турцией, но и с Англией и Францией, что английская эскадра адмирала Прайса ищет отряд кораблей Е. В. Путятина, а английский пароход-фрегат «Пик» получил задачу взять «Диану» в плен.
В июле 1854 года наши моряки достигли Татарского пролива и встали на рейде в бухте Де-Кастри. Здесь их ждала родная русская земля.
Адмирал Е. В. Путятин, перегрузив с «Паллады» орудия и запасы, перешел на «Диану» с группой офицеров, среди которых был молодой мичман Александр Колокольцев, впоследствии контр-адмирал, начальник Обуховского завода в Санкт-Петербурге. Перешел на «Диану» будущий русский консул в Японии, надворный советник Осип Горшкевич.
Осенью «Диана» ушла в Японию. Она побывала на рейдах японских городов Хакодате, Осака и Симода, где Е. В. Путятин намеревался завершить переговоры с японцами о границах и торговом тракте. Впечатления о событиях, которые там произошли, оставил в своей книге очерков «Фрегат «Паллада» русский писатель И. А. Гончаров, который находился в составе экспедиции адмирала Е. В. Путятина.
А. Ф. Можайский, будучи прекрасным рисовальщиком, свой поход на «Диане» и переговоры по подписанию российско-японского договора отразил в целой серии акварелей, альбом с которыми он позднее представил великому князю Константину Николаевичу [2]. Их добрые отношения позволяли А. Ф. Можайскому это сделать. А японский художник, в свою очередь, изобразил русское посольство адмирала Е. В. Путятина с Российским флагом.
На своих рисунках А. Ф. Можайский запечатлел «Диану» на рейде; сад и внутренность двора японского храма; портреты японского врача, девушки, старухи, двух детей, представителей японской стороны на переговорах; залив и город Симода до землетрясения и во время него.
11 декабря 1854 года в 10 часов утра, вследствие землетрясения, по описанию И. А. Гончарова, громадный вал (цунами) вошел в бухту Симода. Волна смыла на берегу постройки, разбросала японские джонки. Вторая волна смыла город. Волны столкнулись и, как записал командир «Дианы» С. С. Лесовский в вахтенном журнале, «...все суда, а с ним и фрегат, начало вертеть с такою быстротою, что многие почувствовали головокружение и головную боль. В течение получаса фрегат сделал 42 полных оборота. Сорвавшееся орудие убило матроса Соболева, унтер-офицеру Терентьеву переломило ногу, а матросу Викторову оторвало ногу выше колена. Фрегат бросило на подводный риф, на котором он пролежал в опасном положении около пяти минут.
Когда его сорвало, сквозь образовавшиеся щели в трюмы хлынула вода. На поверхности залива плавали части домов, джонки, крыши, домашняя утварь, трупы и живые люди, спасающиеся на различных обломках».
Еще четыре вала смыли окончательно следы города Симода.
Фрегат сильно пострадал, его с большим трудом удалось вывести из бухты. Сотня японских джонок, нанятая командованием, с громадными усилиями пыталась отвести его в бухту Хеда, где на отмели можно было бы произвести ремонт, но надвигался новый шквал, и они бросили корабль, спеша к берегу.
Фрегат тонул. Оставаться на нем было опасно. Е. В. Путятин принял решение высадить команду на берег. Во время перевозки команды А. Ф. Можайский действовал толково и расторопно. Его имя несколько раз упоминается в вахтенном журнале, чего, как правило, не бывает. Пытаясь спасти корабль, Е. В. Путятин приказал задраить отверстия для орудий в бортах, чтобы увеличить плавучесть судна. Мороз 4°, ветер, качка, корабль тонет. Здоровый, физически крепкий А. Ф. Можайский вызвался добровольцем, отправился на фрегат и выполнил приказ адмирала. И. А. Гончаров так об этом напишет позднее: «Фрегат разоружили: свезли все шестьдесят орудий на берег и отдали на сохранение японцам, объяснив им, как важно для нас, чтобы орудия не достались неприятелю. И японцы укрыли и сохранили их тщательно, построив для того специальные сараи.
Вообще, они, несмотря на то, что потерпели сами от землетрясения, оказали нашим всевозможную помощь и послуги. Японские власти присылали провизию и снабжали всем нужным».
Но корабль спасти не удалось. А в вахтенном журнале названо имя офицера, последним покинувшего погибающий у японских береге русский фрегат «Диана». Это был Александр Можайский. Уходя с судна, он спас книги и несколько номеров «Морского сборника», которые очень скоро сослужили добрую службу русским морякам, оказавшимся на чужбине зимой без жилья.
Не сразу, но им удалось наладить отношения с японцами. Местные жители впервые видели иностранцев, но слухи о них ходили разные. Говорили, например, что русские пьют кровь (это было красное вино).
Японские девушки вначале не выходили из домов. Но постепенно все наладилось.
В поселке для русских построил четыре дома. Офицеров поселили в двух буддийских храмах.
В условиях войны сидеть на японском берегу, ожидая случайной оказии, было не в характере офицеров Российского флота. А. Ф. Можайский нашел в спасенном им «Морском сборнике» описание шхуны «Опыт» - небольшого судна с великолепными мореходными качествами, и предложил построить подобное ему. Командование приняло это предложение, и второго апреля 1855 года произвели закладку шхуны.
В составление чертежей строящейся шхуны и в ее строительство внес большой вклад мичман А. А. Колокольцев. Именно здесь, в экстремальной ситуации, сложились добрые отношения будущего создателя самолета и будущего начальника Обуховского завода.
К строительству судна привлекли японцев-мужчин, знающих корабельное ремесло, а местные женщины готовили еду. А. Ф. Можайского, как одного из руководителей строительства, знали все. Японцы называли его Модзай.
Упорный труд моряков и конструкторская смекалка офицеров сделали свое дело. В апреле шхуна «Хеда», названная так в память бухты, где затонула «Диана», была спущена на воду. И всего через два с половиной месяца после крушения «Дианы», к удивлению японцев, «Хеда» вышла в море под командованием А. А. Колокольцева, а двадцать дней спустя благополучно бросила якорь на Камчатке, где на форте Авачинской бухты с 1740 года развевался российский флаг.
«Хеда» не могла взять на борт всех моряков с «Дианы». И часть из них, в том числе капитан-лейтенант С. С. Лесовский и лейтенант А. Ф. Можайский, по приказу адмирала Е. В. Путятина отправились в Петропавловск на подвернувшемся купеческом судне «Каролина Фут».
Результатом похода «Дианы» на Дальний Восток, в котором такое заметное участие принял А. Ф. Можайский, стал подписанный в храме Теракудзи адмиралом Е. В. Путятиным Симодский договор 1855 года, по которому между Россией и Японией устанавливались мир и искренняя дружба [3]. Россия согласилась признать остров Сахалин нераздельным между Россией и Японией [4], а на Курильской гряде граница устанавливалась между островами Итуруп и Уруп [5].
В 1856 году Россия в момент ратификации договора передала Японии шхуну «Хеда» и подарила пятьдесят два орудия с фрегата «Диана».
Много позже, японские исследователи обнаружили документ, датированный 1891 годом, составленный накануне прибытия туда наследника Российского престола Николая Александровича. Кстати сказать, в составе экипажа корабля, на котором прибыл цесаревич, был старший сын А. Ф. Можайского Александр, так же, как и отец, офицер Российского флота.
В найденном документе изложена эпопея фрегата «Диана». Документ этот заканчивается такими словами: «Русское судно, потерпев кораблекрушение, принесло нашему поселку две великие славы. Общение с русскими сделало наш поселок символом японско-российской дружбы, а строительство судна - колыбелью европейского кораблестроения в Японии. Строившие вместе с русскими корабельные мастера из Хеды полученные здесь знания разнесли по всей Японии и тем самым оказали огромную услугу своему государству. И всей этой славой мы обязаны России... А сейчас, узнав, что Его Высочество наследник российского престола намерен посетить Хеду, мы преисполнены еще большими чувствами добрых воспоминаний прошлых временах общения с русскими. Для нас великая честь лицезреть наследника российского престола. Для передачи этой славной истории будущим потомкам мы приняли решение о сооружении в поселке большого памятника, в связи с чем и просим вашего согласия».
В 1923 году жители Хеды осуществили свой давний замысел и воздвигли памятник тем событиям. А в 1969 году при финансовой помощи советского правительства в поселке был построен музей. Его экспонаты и сегодня повествуют о дружбе, возникшей между русскими моряками и простыми японцами. В музее экспонируются копии российских кораблей, акварелей и рисунков А. Ф. Можайского, помещен его портрет, а у входа установлен обелиск русским морякам.
Российских моряков, погибших на японской земле, похоронили в территории храма Гёкусенди. И в наши дни могилы матросов Василия Бакеева, Алексея Соболева (это он попал под сорвавшееся орудие во время шторма) и унтер-офицера Алексея Поточкина занимают почетное место около храма. За ними ухаживают и возлагают цветы.
Историю фрегата «Диана» жители современного города Симода и поселка Хеда помнят и знают по литературе, буклетам и мультфильмам. В Японии широко отмечалось 150-летие подписания российско-японского договора, и было принято решение поднять фрегат «Диана» со дна бухты. За восемь месяцев до прибытия в Петропавловск моряков с «Дианы» англо-французский десант дважды пытался высадиться на берег, чтобы овладеть российским форпостом на Дальнем Востоке. И дважды был сброшен в море. Английский адмирал Прайс имел приказ захватить или уничтожить русские корабли и порт, но натолкнулся на непреодолимую силу духа и оружия русских. Не сумев выполнить поставленной перед ним задачи, Прайс застрелился.
Командование в условиях угрозы нападения англо-французских захватчиков на наше побережье перебросило моряков на его укрепление в самом узком месте Татарского пролива, между материком и островом Сахалин, на мыс Лазарева. В одном из своих писем А. Ф. Можайский писал: «...на выдававшемся берегу мыса, по распоряжению адмирала и благодаря необыкновенной энергии и деятельности капитан-лейтенанта С. С. Лесовского, в течение нескольких дней была воздвигнута командой фрегата «Диана» батарея и вооружена пушками, доставленными из Николаевска» [6]. Этот сюжет Можайский изобразил на одном из своих рисунков «Мыс Лазарева близ Амура». Командование приняло решение провести суда в устье реки Амур. Благодаря этому маневру Тихоокеанские военно-морские силы Российского флота были выведены из-под удара превосходящих англо-французских сил.
Здесь А. Ф. Можайского как умелого, храброго, находчивого офицера и опытного моряка назначают командиром флотилии мелких судов для перевозки тяжестей с фрегата «Аврора» и корвета «Оливуца» в Николаевский пост. Это необходимо было сделать, чтобы уменьшить осадку кораблей, так как глубина Амура не позволяла их провести с полным вооружением и грузом. Затем его назначают командиром пушечного транспорта «Двина», который он также успешно провел из пролив к Николаевскому посту.
Умелые действия А. Ф. Можайского в этой кампании были отмечены генерал- губернатором и командующим войсками в Восточной Сибири генерал-лейтенантом Н. Н. Муравьевым (Амурским). В его приказе говорилось: «Командовавшему гребною флотилией при вводе судов в реку Амур лейтенанту Можайскому объявляю мою искреннюю благодарность». Англичане и французы считали, что Сахалин соединен с материком перешейком, и их очень удивила пропажа русской эскадры. Они решили, что русские просто сожгли свои корабли.
За участие в дальневосточной кампании лейтенант Российского флота А. Ф. Можайский был в ноябре 1855 года, как говорится в Полном послужном списке: «Всемилостивейше награжден орденом св. Станислава 2 степени». Этот орден был установлен в награду заслуг, способствующих общему благу Российской Империи. За него следовало внести казну 30 руб. серебром. Носили его на шее, что мы можем наблюдать на известном портрете А. Ф. Можайского.
В 1855 году умирает Николай I, а в 1856 году, в день коронования Александра II, А. Ф. Можайский награждается бронзовой медалью на Андреевской ленте, в память войны 1853-1856 года.
Так, в заботах по укреплению дальневосточных рубежей России при постоянной угрозе столкновения с противником, заблокировавшим залив Де-Кастри, прошло время и, получив приказ возвратиться на Балтику, он, меняя лошадей на почтовых станциях, по знаменитому Сибирскому тракту пересекает всю Россию и в октябре 1856 года прибывает в Гельсингфорс (столица современной Финляндии - город Хельсинки).
Глава 3. РОЖДЕНИЕ ИДЕИ
СОЗДАНИЯ ЛЕТАТЕЛЬНОГО АППАРАТА ТЯЖЕЛЕЕ ВОЗДУХА
В Гельсингфорсе служба вновь свела Александра Федоровича с отцом. Капитан Свеаборгского порта (эта крепость прикрывала подступы к Гельсингфорсу) контр-адмирал Федор Тимофеевич Можайский порадовался за успехи сына в службе.
В 1857 году Александра Федоровича, хорошо знающего парус и паровую машину, переводят на пароход-фрегат «Гремящий». Он предназначался для морских путешествий императора Александра II и членов императорской фамилии, поэтому в экипаж назначались только опытные, хорошо проверенные морской службой офицеры.
Пассажирами корабля летом и осенью 1857 года были сам император Александр Николаевич с императрицею Марией Александровной, жена великого князя генерал-адмирала Константина Николаевича (брата императора) и другие члены императорской фамилии.
За отличие в службе в 1858 году А. Ф. Можайскому наследник-царевич [1], и императрица пожаловали по перстню с бриллиантами.
К этому времени тридцатитрехлетний офицер Российского флота А. Ф. Можайский - уже вполне сложившаяся личность, опытный морской офицер, который хорошо знает и отживающие свой век парусники, и идущие им на смену суда с паровыми машинами. Техника влечет его, но особой привязанностью стала воздушная стихия. Так как человек он был творческий - хорошо рисовал, умело конструировал (шхуна «Хеда»), внимательно изучал законы, действующие в водной и воздушной среде, физику работы гребного винта и паруса, возможности паровых машин и их недостатки - у него возникла идея создания летального аппарата тяжелее воздуха.
Установить точно, когда это произошло, не представляется возможным, но можно ориентироваться на письмо его старшего сына Александра Александровича (1863-1920 гг.) в редакцию «Нового времени», в котором отмечается, что «возникновение идеи аппарата покойный А. Ф. относил к 1856 г. и приписывал своим наблюдениям над полетом птиц» [2]. Это время его возвращения с Дальнего Востока на Балтику. Александр Федорович жадно вчитывался в статьи, посвященные воздухоплаванию, живо интересовался достижениями в этой области. Будучи постоянным читателем «Морского сборника», он, конечно, знаком со статьей одного из зачинателей реактивной техники И. К. Константинова «Воздухоплавание», опубликованной в 1856 году. В автор утверждал, что проблема летания будет решена в недалеком будущем, но для решения вопроса воздушного плавания необходим прежде всего двигатель, несравненно легчайший в отношении доставляемой работы, чем известные ныне [3].
От внимания А. Ф. Можайского не могли ускользнуть работы автора, который подписывался инициалами «К. В.» На спроектированном им летательном аппарате паровые машины должны были вращать винты, которые сообщали бы движение воздушному кораблю тяжелее воздуха. Кстати, в примечании к статье К. В. «Несколько мыслей о воздухоплавании» капитан первого ранга Н. М. Соковнин, опытный корабел, талантливый ученый, автор проекта большого управляемого аэростата, писал, что он со своим сослуживцем «...беспощадно стреляли всякого рода птиц для того, чтобы узнать отношение их веса к площади их крыльев», и определили его достаточно точно: «...на один фунт веса один квадратный фут площади крыльев» (около 5 кг/кв. м) [4]. Этот опыт Можайский позднее взял на вооружение. В следующем, 1857 году, в «Морском сборнике» за № 7 появилась статья О. Черносвитова «О воздушных локомотивах», в которой автор развивал идеи управления аэростатом с помощью парового двигателя и пропеллера, зависимости эффективности воздушных винтов от их формы и размеров. Этот талантливый инженер с начала пятидесятых годов проводил опыты с «площадями», которые приводились в движение с помощью вращающихся воздушных винтов и, установленные под углом к горизонту, стремились подняться вверх.
Середина XIX века - время увлечения изобретателей созданием управляемых аэростатов. Ступить на этот путь было легко. И, хотя еще великий Леонардо да Винчи мыслил о создании летательных аппаратов тяжелее воздуха, видные ученые считали это делом неосуществимым. Авторитетом для них служил великий Исаак Ньютон, который сформулировал знаменитый в свое время закон квадрата синуса и вывел формулу о сопротивлении среды, из которой делали вывод, что подъемная сила тел, движущихся в воздухе, очень мала, поэтому создание самолета невозможно. И хотя английский математик и инженер Джордж Кейли (1773-1857) в 1809-1810 годах отверг закон квадрата синуса и предложил теорию самолета, его работы до 70-х годов XIX века оставались малоизвестны, а точка зрения И. Ньютона продолжала жить.
Наша слава и гордость, Дмитрий Иванович Менделеев очень серьезно занимался воздухоплаванием, считал тогда, что время строительства самолетов не настало. Отто Лилиленталь через семь лет после постройки Можайским самолета утверждал, что только точное подражание птицам может быть единственным методом, дающим полет. На рубеже XIX и XX веков крупный английский ученый-физик (эрудиция, ум) барон Кельвин заявляет: «Летательные аппараты тяжелее воздуха летать не могут».
Невзирая на это, Дж. Кейли строил полноразмерные планеры течение ряда лет различные их конструкции испытывал с человеком борту (1809, 1849, 1853) [5]. А его соотечественник Уильям Хенсон (1805-1888), использовав схему Дж. Кейли, в 1843 году получил патент на проект самолета с паровым двигателем, но модели его не летали, а до постройки аппарата в натуральную величину дело не дошло.
В 1857 году французский морской офицер Феликс дю Тампль так же получил патент на самолет с паровым двигателем, тянущим винтом и даже убирающимся шасси. Достоверных данных об испытании этого аппарата нет.
А. Ф. Можайский неоднократно за свою службу наблюдал, как при сильной волне, когда корабль не может подойти к берегу, моряки используют воздушного змея. Команда делала его из легкой парусины, запускала на длинной веревке и таким образом с его помощью перебрасывала конец каната с корабля на берег. Идея несущего крыла, соединенного с механическим двигателем, для полета человека увлекла пытливый и ищущий ум А. Ф. Можайского, а перспективы использования летательных аппаратов подобного типа в военном деле казались безграничными.
Глава 4. В СОСТАВЕ СПЕЦИАЛЬНОЙ РОССИЙСКОЙ МИССИИ
В ХИВУ И БУХАРУ, ЗАВЕРШЕНИЕ СЛУЖБЫ НА ФЛОТЕ
С начала 40-х годов XIX века усилилось проникновение англичан с Юга в Среднюю Азию. Используя афганского эмира, англичане пытались привлечь на свою сторону Коканд и Хиву.
В связи с этим правительство России приняло решение снарядить экспедицию ко дворам хивинского хана и бухарского эмира, от политики которых во многом зависели судьбы этого региона.
Главной целью экспедиции было усиление влияния России на страны Востока.
Предстояло изучить бассейн Аральского моря, низовья быстрой и многоводной реки Амударьи и использовать их для транспортировки груза.
Нидерландский полковник Фридрих Гагерн, приезжавший ко двору Российского императора, писал в своем дневнике: «В случае похода против ост-индийской кампании ... из различных дорог, которыми может пойти русская армия, одна ведет через Хиву ... на Бухару, и многие ... отдают предпочтение этому пути» [1].
На этом сложном пути знающие опытные моряки были необходимы. И тут судьба и служба преподнесли морскому офицеру сюрприз. Лейтенант А. Ф. Можайский был назначен в состав Российской миссии в Хиву и Бухару.
В 1858 году экспедиция, возглавляемая полковником Н. П. Игнатьевым, двинулась в путь.
Полтора месяца через пески караван экспедиции шел в Хиву из Оренбурга. Многое повидал Можайский, но особо его внимание привлекали орлы, их способность парить высоко в небе, плавно описывая большие круги, затем камнем падать вниз, а в следующее мгновение опять парить, маневрируя в воздухе. Орел - большая птица, тяжелая... Какая сила держит его, парящего с неподвижными крыльями, на воздухе?
Начальник экспедиции отправил А. Ф. Можайского на хивинской лодке к устью Амударьи навстречу Аральской флотилии, на которой одним из судов командовал его сослуживец по «Диане» А. Колокольцев.
Но встреча не состоялась. В условленном месте Можайский флотилию не застал и возвратился в Кунград. А затем шел на лодках с подарками для хана и эмира вверх по Амударье и каналу Полвал-Ато до Хивы.
Амударья - река капризная и опасная. В ней рождаются мели там, где вчера были глубины, неожиданно появляются и исчезают перекаты. Пройти ее на лодках - дело сложное. Можайский изучает реку, измеряет глубины, скорость течения, наносит на карту и производит описание очертания берегов.
Побывав в Бухаре, экспедиция, обогнув Аральское море с востока, в январе 1859 года вернулась в Оренбург.
Талантливый, хитрый 27-летний Н. П. Игнатьев буквально вырвал у бухарского эмира вассальный договор с Россией.
Председатель Русского географического общества П. П. Семенов-Тян-Шанский, отзываясь об экспедиции, говорил, что она «весьма много способствовала расширению круга наших познаний об Арало-каспийской низменности». Оценивая значение экспедиции с точки зрения военной, следует напомнить, что завоевание Средней Азии было мечтой российских императоров со времен Петра I.
В шестидесятых годах русские войска, овладев Самаркандом, заставили эмира бухарского прекратить сопротивление (1868), а в мае 1873 года капитулировала Хива. В походе на Хиву участвовал М. Д. Скобелев (прославившийся при освобождении Болгарии), который позднее внес свою лепту в поддержку создателя самолета.
По соглашению с полностью зависимым от Великобритании Афганистаном земли по правому берегу Амударьи (именно ее изучал в экспедиции А. Ф. Можайский) перешли к России, а на левом берегу (там пролегал сухопутный маршрут экспедиции) русские получили право строить пристани и фактории. Журнал своих астрономических наблюдений Александр Федорович направил в главный штаб, сопроводив просьбой отослать собранные им материалы в Николаевскую обсерваторию для вычислений.
Исследования А. Ф. Можайского были использованы в полном объеме. И 23 марта 1859 г. «за отлично усердную службу и труды, оказанные во время экспедиции в Хиву», он был всемилостивейше награжден орденом святого Владимира 4-й степени.
После заслуженного отпуска Можайский назначается старшим офицером на относительно новый большой корабль «Орел», который имел на вооружении 84 орудия, нес полную парусную оснастку, имел паровой двигатель мощностью в 450 л. с. и, в отличие от пароходо-фрегатов, в движение приводился не колесами, а гребным винтом. Так что забот у старшего офицера на корабле хватало.
О его командирских качествах можно судить по воспоминаниям академика А. Н. Крылова, крупного специалиста в области теории корабля. Он вспоминал, что в ходе смотра эскадры летом 1859 года инспектирующий адмирал, обратив внимание на четкие действия команды «Орла», поставил сложнейшую задачу поднять все паруса, затем их укрепить, а после этого «переменить грот-марсель вместе с марса-реей». Марса-рея - это громадное бревно, которое вместе с парусом весит не менее трехсот пудов и закрепляется на мачте, на высоте более двадцати метров. А новый парус хранился на нижней палубе. В ходе выполнения задачи кроме команд не было слышно ни единого слова. Через семнадцать минут работа была завершена. Такого результата можно было добиться только каждодневным напряженным трудом по обучению и сплочению команды. «Старшим А. Н. Крылов офицером этого судна, - пишет А. Н. Крылов, - был А. Ф. Можайский... он был громадного роста, широкий в плечах, богатырски сложенный...» [2].
В сентябре того же года А. Ф. Можайский был произведен в капитан-лейтенанты, а летом 1860 года назначен командиром строящегося в Бьернеборге (г. Пори), в Финляндии, винтового клипера «Всадник». А. Ф. Можайский не одну навигацию плавал на судах с паровыми двигателями, был знающим, хорошо подготовленным морским офицером, влюбленным в технику. Это и предопределило его назначение.
В Бьернеборге он руководил всеми работами по установке, регулировке, отладке парового двигателя и оснащению корабля. В июне 1861 года «Всадник» [3] на буксире отправился в Кронштадт. Проведя здесь ходовые испытания клипера, Александр Федорович отправился в длительный отпуск. Так, фактически, закончилась морская служба офицера Российского флота капитан-лейтенанта Александра Можайского.
Глава 5. ВОЛОГДА. СЕМЕЙНАЯ И ОБЩЕСТВЕННАЯ ЖИЗНЬ
НАЧАЛО ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОЙ И КОНСТРУКТОРСКОЙ РАБОТЫ
По окончании Крымской войны, согласно Парижскому мирному договору 1856 года, для России и Турции было регламентировано количество легких сторожевых военных судов на Черном море. Той другой стороне было разрешено иметь по шесть паровых судов водоизмещением по 800 тонн и по четыре судна водоизмещением по 200 тонн. Часть кораблей русские моряки сами затопили, чтобы загородить подступы к Севастополю [1].
В связи с сокращением флота образовался избыток военных моряков. Терять хорошо образованные, подготовленные кадры власти сочли неразумным и использовали их в том числе для проведения в жизнь «Положения о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости», подписанного Александром II 19 февраля 1861 года. При этом офицерам сохранялась часть содержания и осуществлялось присвоение очередных воинских званий. Председателем Главного комитета по крестьянскому делу был великий князь генерал-адмирал Константин Николаевич.
1861 год - судьбоносный год в жизни Александра Федоровича. У нас есть редкая возможность воспроизвести события того времени записями из дневника матери жены А. Ф. Можайского Елизаветы Николаевны Кузьминой, вологодской дворянки, вдовы надворного советника Дмитрия Ивановича Кузьмина, дамы вполне состоятельной и образованной [2].
«...1860 год, январь, 6-го. Кирилло Михайлович Пасынков был в отпуску, приезжали в Вологду его товарищи моряки Можайский и Сумароков и были у меня на вечере...».
Так состоялось знакомство Александра Можайского и Любы Кузьминой. Не глянулись ему сестры Пасынкова, а Люба приглянулась. А сам Кирилл Михайлович Пасынков не случайно с друзьями оказался в доме Кузьминых. Он был влюблен в Любу. Балы, званые обеды, чаепития, Любовь Дмитриевна играет Мендельсона при свечах... И так случилось, что сердца тридцатипятилетнего капитан-лейтенанта Можайского и шестнадцатилетней вологодской дворянки услышали друг друга. Знакомая давно история...
Елизавета Николаевна пишет: «...В марте К. Н. Пасынков делал Любе предложение, через сестер, она отказала...»
Надо сказать, что это было не первое предложение шестнадцатилетней девушке. Чуть раньше в дневнике читаем: «...17 января (1859 г. - Ю. Н.) Павел Алексеевич Кузьмин сделал Любе моей предложение, но она отказала; он назначен начальником штаба на Кавказ».
А перед А. Ф. Можайским Люба не устояла. После его отъезда в Санкт-Петербург маман продолжает выводить взрослеющую дочку в свет. «...16 апреля (1860 г. - Ю. Н.) были на именинах... 17 Люба была на балу у вице-губернатора...». Но сердце Любы уже занято. «...11 августа возвратились домой и получили письмо от Александра Федоровича Можайского с поздравлением Любы с днем рождения...».
«...Начали молотить 9 августа. 17 сентября было у нас довольно много гостей. 22 приехал к нам вице-адмирал Федор Тимофеевич Можайский и прогостил у нас до 25 числа.
В бытность его получили еще письмо от Александра Федоровича...».
Так состоялось сватовство.
Сердце Любы трепетало в ожидании суженого. Она была хороша собой, разборчива, набожна, воспитана и образована. Её вывозили в Москву и в Петербург. «...Я выехала с детьми из Вологды в Москву. Для воспитания их по дороге посетили монастыри... и Троицкую Лавру», - пишет Елизавета Николаевна.
Любе в 14 лет отказали в приеме в институт. В том же дневнике мы читаем: «...Я тот час решилась взять учителей...». Любу обучали французскому, немецкому, русскому, музыке и танцам, выводили в свет. «...26 декабря были в Большом театре, балет «Корсар», первая танцовщица Лебедева... В Малом театре «Свадьба Кречинского». Играли: Щепкин, Шумский, Садовский... Абонировалась на концерты в филармоническое общество мадам Киреевой..., началась масленица, дети были на 2-х балах в 1-ом и 2-ом кадетских корпусах...». Капитан-лейтенант, командир клипера водоизмещением 1069 тонн, длиной в 60 метров, с экипажем в 175 человек и артиллерийским вооружением, получив отпуск, как юнец, мчался на перекладных в Вологду, куда прибыл 17 февраля 1861 года. Читаем в дневнике Елизаветы Николаевны: «...18 февраля я благословила Любу с Александром Федоровичем и с этого времени они объявлены женихом и невестой...».
Надо сказать, что в январе в Вологду приехал в очередной отпуск Кирилл Михайлович Пасынков и был помолвлен с Елизаветой Григорьевной Греневец. О чем мать Любаши не преминула сделать запись в своем дневнике.
А о своих она пишет: «...26 февраля у нас был бал для жениха и невесты. 9 марта день рождения Александра Федоровича, в этот день в Вологде был обнародован Манифест о свободе людей... Мы переехали в Котельниково с Алек. Федор... 10 марта был прочитан Манифест об освобождении крестьян от крепостного состояния... 24 марта Александр Фед. выехал из Котельникова; Я с Любой ездила провожать. 31 марта из города Александр Фед. отправился в Петербург...». По принятой традиции родственники Можайского приезжают знакомиться с будущей роднёй - делают визиты, договариваются о свадьбе. «... 21 июня приехал Николай Федорович (брат Александра) из Костромы, - пишет в дневнике Е. Н., - от сестры опасно больной Юлии Федоровны Смоляниновой, у которой остались старики Можайские...».
В августе (из дневника Е. Н.) ещё раз на несколько дней объявляется в Вологде сам А. Ф. Можайский, а «...22 октября Казанской Божьей Матери Александр Федорович... приехал, и начали приготовления к свадьбе...». Все комнаты дома в Котельникове оклеили обоями, приготовили спальню для молодых.
«...5 ноября день свадьбы... Обряд венчания был в Вологде, в церкви св. Екатерины. Из церкви молодые уехали в Котельниково. Прожили они целую делю в деревне. 14, 15, 16 молодые был городе и делали визиты. 19 ноября был свадебный обед у молодых в Котельникове для родных и знакомых...». Запись о венчании А. Ф. Можайского и Л. Д. Кузьминой сохранилась в памятной книге Екатерининской церкви от 5 ноября 1861 года [3].
А дальше супружеская жизнь пошла своим чередом. В Кадниковском имении Александр Федорович занимался уставными грамотами. Затем молодые уехали в Петербург по делам службы А. Ф. Можайского. В дневнике Е. Н. читаем: «...От 29 февраля (1862 г. - Ю. Н.) получили письмо от Можайских... Они остались там (в Кронштадте - Ю. Н.) весновать... 17 мая приехали из Петербурга в Котельниково».
В полном Послужном списке 8-го флотского экипажа капитана 1-го ранга Александра Можайского 1-го [4] читаем, что 14 марта 1862 г. он уволен с должности командира клипера и по 1 мая 1862 г. находился в Кронштадте в 12-ом флотском экипаже под командованием капитана 1-го ранга Аболешова. В январе 1863 года уволен для занятия должности кандидата (читай помощника - Ю. Н.) при мировом посреднике 2 участка Грязовецкого уезда Вологодской губернии. Эта служба, как мы уже отмечали, являлась временным откомандированием с флота, поэтому в 1866 году он был произведен в капитаны второго ранга, а 20 апреля 1869 года - в капитаны первого ранга.
Прибытие для постоянного проживания в Вологду требовало новых документов по оформлению дворянства. Сохранился протокол, из которого следует, что в Вологодском дворянском депутатском собрании «...ноября 21 дня 1862 года... слушали... по делу о дворянстве рода г. Можайских... Ныне Вице-адмирал Федор Тимофеевич Можайский с женой его Юлией и детьми: лейтенантами Александром... и Николаем, мичманом Тимофеем, Екатериной и Юлией, внесены во вторую часть дворянской родословной книги Санкт-Петербургской губернии... На основании сих доказательств... внесть его во вторую же часть дворянской родословной книги Вологодской губернии» [5].
Сельцо Котельниково, купленное Елизаветой Николаевной в 1854 году, имело: «...дворов 17, крестьян 22, всего 39 мужского пола с долгом 2730 рублей...» [6].
За Любовью Дмитриевной, получившей Котельниково в приданое, числилось 1420 десятин земли с населенными на ней 10 временнообязанными крестьянами. Поместье расположено в двенадцати километрах от Вологды по Пошехонскому тракту, с красиво расположенными на каменистой местности лесами и долинами. Напротив деревни подрастала роща, посаженная Елизаветой Николаевной, около дома - людской флигель, плодовый сад, амбар, погреба, конюшня, скотный двор, дорога от дома к тракту. Дороги в России известно какие... и Елизавета Николаевна так описывает свою езду по тракту: «...возвратилась в Котельниково... по самой скверной дороге, лошадь испортила брюхо и пала...».
Поместье не было богатым. Из описания его в опекунском отчете за 1866 год мы можем представить дом деревянный с мезонином, на каменном фундаменте... В комнатах нижнего этажа полы крашены, стены оклеены обоями, потолки бумагою... Дом обшит тесом и выкрашен охрой, а крыша зеленой краской... В нижнем этаже располагалось шесть комнат: зал, гостиная, угловая, спальня, кабинет А. Ф. Можайского, девичья и прихожая. Наверху три комнаты для детей - спальня, средняя и классная.
Около дома был разбит живописный парк, огород с оранжереей, парниками и ягодниками. Рядом пруд с карасями и большая голубятня. Всю территорию обрамляла живая изгородь - кусты сирени, жасмина и заросли японского бамбука. Парком занимался специально нанятый садовник по фамилии Роози, его потомки до сих пор живут в поселке Можайское (бывшее Котельниково).
На Александра Федоровича легли все заботы по поместью, по хозяйству. Но были у него и особые пристрастия - питомник с домашней птицей. До сих пор сохранилась Куриная роща. И очень увлекался он голубями. Голубей было много. Мальчишки с удовольствием по его поручению гоняли голубей, а он подолгу наблюдал за их полетом.
Александр Федорович принимал активное участие в работе Вологодского Дворянского собрания. По долгу службы помощника при мировом посреднике много ездил по селам и деревням, участвовал в составлении уставных грамот, в отведении угодий крестьянам, освободившимся от крепостной зависимости, переносе усадеб, обмере земель, в разборе многочисленных исков и жалоб.
Дело это было сложное. Прежние участки земли, принадлежавшие помещикам, у крестьян изымались, а им нарезались новые. Не всегда удобные, не всегда плодородные, часто далеко от деревни. Крестьянские усадьбы приходилось переносить.
Мировые посредники назначались из числа местных дворян и имели значительную власть над крестьянскими органами самоуправления. 17 апреля 1863 г. А. Ф. Можайский был «...всемилостивейше пожалован за успешное введение Положения 19 февраля 1861 года знаком отличия для ношения на левой стороне груди...».
А в свободное время он изучал полеты птиц, отстреливал, измерял их вес, несущие поверхности крыльев. Дом был наполнен чучелами аистов и соколов, ворон и вальдшнепов, ласточек и воробьев. Крестьяне знали о его увлечении, несли ему пернатую дичь. Он у них ее покупал и на каждую птицу заводил учетную карточку, куда записывал высоту полета, результаты обмера и форму крыльев, вес. Выяснял, чем отличаются крылья птиц, летающих быстро, например, ласточек, от крыльев птиц с более медленной скоростью полета, например, голубей.
Именно в Котельникове идея полета у него переросла в стадию научных изысканий. Здесь он занялся изучением физики полета и начал делать свои первые расчеты по проектированию летательного аппарата с крылом и тянущим винтом.
Что касается полетов под Вологдой на воздушном змее, то следует иметь в виду, что документы и материалы А. Ф. Можайского, хранившиеся под Вологдой у крестьянина В. П. Бурлова были утрачены в период коллективизации, а хранившиеся у правнучки А. Ф. Можайского Л. Н. Радюкиной в Москве утрачены во время Великой Отечественной войны.
Внуки Александра Федоровича: Александр Александрович Можайский, 1891 г. рождения (бывший помощник военного атташе при Российском посольстве в Софии и Бухаресте (1915-1917 гг.), до своей кончины проживавший в Румынии), и Дмитрий Александрович Можайский, 1901 г. рождения (после Великой Отечественной войны проживавший и умерший в г. Ашхабаде в СССР), в дискуссиях 50-60-х гг. настаивали на том, что первые полеты на воздушном змее их дед совершил под Вологдой.
Против этого утверждения активно выступал винницкий исследователь С. А. Соболев, который провел скрупулезное и глубокое исследование винницкого периода жизни и деятельности А. Ф. Можайского и доказывал, что полеты на воздушном змее впервые состоялись под Винницей.
Из источников девятнадцатого века по этому вопросу мы располагаем данными, приведенными в статье члена технического комитета Морского министерства полковника П. Богословского в «Кронштадтском вестнике» № 5 за 12 января 1877 года: «...г. Можайский еще в 1873 г. (Александр Федорович живет в Вороновице, под Винницей.- Ю. Н.) пытался проверить свою мысль на практике, но, по обстоятельствам, мог исполнить это лишь летом прошлого года: в наскоро сделанном аппарате он два раза поднимался в воздух и летал с комфортом» [7].
Из этого следует, что полеты совершены в 1876 году, а из Вологды он уехал в 1869 г.
Профессор И. П. Алымов, преподававший в морском кадетском корпусе и хорошо знавший А. Ф. Можайского, в своей статье в ноябре 1878 г. пишет о нем: «По свидетельству почтенного изобретателя, он несколько раз сам поднимался на змее (не летал много, а несколько раз поднимался. - Ю. Н.), заставляя буксировать себя тройкою лошадей, запряженных в телегу, к которой был прикреплен буксир» [8].
К сожалению, иными доводами, подтверждающими ту или иную точку зрения по вопросу о том, где впервые А. Ф. Можайский поднялся в воздух, мы не располагаем.
Была еще одна сфера деятельности, которой увлекался в Вологде А. Ф. Можайский - это этнография.
Россия - многонациональная страна. Многоликость культур и этносов всегда привлекала внимание ученых и просто образованных людей Российской империи. Во второй половине 60-х годов в научных кругах вызрела идея организации Всероссийской этнографической выставки, и усилиями научной общественности и энтузиастов она была осуществлена.
Выставка состоялась в Москве в апреле 1867 года. В своей речи на открытии выставки президент Общества любителей естествознания при Московском университете Дашков заявил: «Устройство этнографической выставки представляет такую сложную задачу, предприятие это так громадно, что исполнение его членами одного общества и находившегося при нем распорядительного Комитета немыслимо, и что успех задуманного дела собственно зависит от того, что делу помогала вся Россия».
Условия комитета для подбора материала были достаточно жесткими: портрет должен быть снят в двух положениях - в фас и профиль, размер листа - около шести вершков. Фотографические снимки должны быть поставлены не наклеенными на бумагу. Если коллекция, представленная безвозмездно, будет заключать в себя не менее пятидесяти портретов, то она получает право присуждения медали.
Было принято решение послать депутатом от Вологды члена Вологодского статистического комитета А. Ф. Можайского, как человека много повидавшего (Север России и Америка, острова Тихого океана и Япония, Дальний Восток и Сибирь, Урал и Средняя Азия), глубоко образованного, имеющего навыки научной обработки полученного материала.
Его дом был наполнен разными интересными вещами: шкатулка черного лака с нарисованными птицами, вишней в цвету и высокой горой, японские чашки и вазы, нос меч-рыбы и даже костюм японского самурая с полным вооружением, сохранившиеся до наших дней в его Доме-музее в Котельникове. Стены его дома были расписаны японскими и морскими пейзажами.
По российским апрельским дорогам трое суток А. Ф. Можайский добирался до Москвы. Ему, как депутату, был выдан билет на выставку и деньги на прогон и проживание в Москве - 65 руб. 40 коп.
Первая русская этнографическая выставка разместила свою экспозицию в Большом московском манеже и имела три раздела. В первом были представлены типы народов, населяющих Россию и другие славянские земли. Второй раздел был посвящен общей этнографии. Здесь были выставлены национальные костюмы, предметы быта и домашнего обихода, альбомы, рисунки и фотографии. Третий раздел - посвящен антропологии и археологии.
Манеж был заставлен манекенами людей, избами, мазанками, юртами, духанами, чучелами различных животных.
В своем отчете об участии в выставке [9] А. Ф. Можайский писал: «При входе на выставку местность изображает северные страны России, и вы видите склон горы с мелкими елками, покрытый снегом, на ветвях тоже лежит снег; немного далее болото, на нем на кочках растут стебли пушицы и белый мох, по окраинам олений и исландский можжевельник. Вереск и брусника. На этой местности помещена тунгусская юрта с тунгусскими оленями, тут самоеды с нартою и санями. Карелы, лопари, финны, чукчи, алеуты, зыряне и другие народы. Далее с постоянным изменением флоры, от холодных стран вы переходите в среднюю полосу России и соответственные ей по климату славянские земли, а потом в Южную, заканчиваются скалами Кавказа и Черногории».
От Вологодской губернии так же были представлены экспонаты, в том числе искусно выполненная фигура охотника из Печерской волости в национальном костюме народа коми. А. Ф. Можайский о нем пишет так: «...Лицо, стан охотника сделаны очень хорошо. Он высматривает добычу. Эта высокая, красивая фигура с винтовкой в руках с окружающим его леском, мохом и можжевельником, переносят вас в дальние места к зырянам, вы припоминаете живые охотничьи рассказы г. Арсеньева и прекрасную его статью «Этнографический очерк о промышленных делах и торговых отношениях в Зырянском крае». ...Он изображен на охоте в лесу. На нем одет зипун из белого сукна, рукавицы из оленьих кисов, пришитые к рукавам зипуна; лузан из полосатого зырянского сукна с наплечниками и карманами. У пояса огниво с прибором. В кожаном кошеле, на спине к лузану особой скобкой прикреплен топор, в руках зырянин держит винтовку».
Александр Федорович из Москвы ездил в Петербург встречать депутатов из других стран, сопровождал их в Публичную библиотеку, в Казанский и Исаакиевский соборы, в Академию художеств, в Эрмитаж. В отчете читаем: «...не одна Россия, но и славяне других государств приняли горячее сочувствие и деятельное участие в устройстве этнографической выставки в Москве. Это сочувствие и участие побудило комитет, распоряжающийся устройством выставки, пригласить ученых представителей славянства посетить выставку... число их вместе с прибывшими из Саксонии, Пруссии, Турции, Черногории, дошло до 80 человек...»
По отчету с выставки мы можем судить о взглядах А. Ф. Можайского на ряд проблем, связанных с развитием науки, культуры, образования, о его патриотизме: «... все время пребывания славянских гостей в России было рядом торжественных праздников, которыми было положено прочное основание будущего научного и литературного единства... Мы, русские, ещё не так давно, ограничивались изучением почти только того, что относится до Западной Европы. Между тем как Россия в научном отношении представляет столько же, или ещё более интереса, чем западные страны. В последнее время мы замечаем живой интерес, который начинает проявляться у нас ко всему, касающемуся России, это новое явление, обнаружившееся в нашей публике, налагает на учёные общества и учреждения обязанность помогать этому интересу и стараться, чтобы он из простой любознательности перешел в серьезное изучение и стал необходимостью каждого образованного русского.
По мнению Общества любителей естествознания одним из средств к достижению народного образования могут служить выставки и музеи, и Общество не ошиблось в своем ожидании, задумав устроить русскую этнографическую выставку, это доказывается тем чрезвычайным сочувствием, какое встретила она во всей России».
После окончания Первой Всероссийской этнографической выставки её материалы легли в основу вновь созданного Дашковского этнографического музея в Москве.
Вологодский период - очень важный в жизни Александра Федоровича Можайского. Здесь он встретил свою любовь и женился, здесь он впервые обрел свой дом. Здесь родились оба его сына: в 1863 году - Александр и в 1865 году - Николай.
К сожалению, счастье, да и сама семейная жизнь оказались не долгими. Елизавета Николаевна пишет в своем дневнике: «...17 декабря (1865 г. - Ю. Н.) Люба моя захворала, мы всей семьей были при ней: 27 декабря родила Люба преждевременно сына Николая, не вставала с постели... 18 января удар нам, Люба скончалась. Фед. Тим. Можайский приехал к сыну. 31 января обоих сыновей Любы я перевезла в город к себе...».
Любовь Дмитриевну похоронили на кладбище при церкви села Спасско-Брусного в трех верстах от Котельникова. Дмитрий Александрович Можайский (внук Александра Федоровича) пишет: «...памятник был поставлен мною в 1950 году... В той же ограде, рядом с могилой Л. Д. Можайской находилась другая могила (слева), покрытая плитой с высеченной на ней надписью, гласившей, что здесь похоронен адмирал Можайский или (Тимофей, Федор - точно не помню)...
Очень горевал Александр Федорович и никогда больше не женился. А горе и тоску пытался задавить напряженной работой. Именно здесь, в усадьбе под Вологдой А. Ф. Можайский формировался как ученый-исследователь. Здесь он начал делать первые инженерные и конструкторские расчеты, выясняющие возможность создания летательного аппарата тяжелее воздуха.
В 1868 г. Александр Федорович уезжает в Петербург и поступает на службу в «Общество Северного пароходства». В связи с этим в феврале 1869 г. уведомляет Вологодское депутатское собрание о том, что «...не желает быть избранным в какие бы то ни было должности по выборам дворянства Вологодской губернии...» [11].
Так закончился очередной этап жизни А. Ф. Можайского.
В марте 1869 г., получив благодарность от Его императорского величества «...за сооружение спасательных лодок и станций на Балтийском море», приказом генерал-адмирала он был уволен для службы на коммерческих судах и получил назначение в Русское общество пароходства и торговли и Одесской железной дороги, которое располагалось в Одессе [12].
20 апреля 1869 г. он произведен в капитаны первого ранга. Зная психологию офицера, получившего очередное воинское звание, можно предположить, что именно в этот момент он и сфотографировался в форме капитана первого ранга в Кронштадте. На самой фотографии есть запись об этом. Это единственная фотография, которая доносит до нас образ А. Ф. Можайского. Достоверность того, что на ней изображен именно А. Ф. Можайский, подтверждается данными экспертизы (приложение 1), а также его внуком Александром Александровичем. Эту фотографию сохранила внучка А. Ф. Можайского, дочь Александра Александровича, Любовь Александровна (в замужестве Радюкина). После ее смерти фотографию хранила ее дочь, Любовь Николаевна, и в 1950 году передала одному из послевоенных исследователей жизни и деятельности А. Ф. Можайского Н. А. Черемных, который в свою очередь в 1989 году преподнес ее в дар Дому-музею А. Ф. Можайского в Вологде.
К сожалению, можно встретить публикации, в которых вместо портрета А. Ф. Можайского помещена фотография его сына - Александра Александровича, который был уездным предводителем дворянства и председателем Вологодской земской управы, а также депутатом Государственной Думы, в чем мы можем убедиться по снимкам из книги «Члены государственной Думы (портреты и биографии). Четвертый созыв 1912-1917 гг.» [14]. Там на странице 37 изображен А. А. Можайский, как депутат Государственной Думы. А иногда его фотографию выдают за фотографию какого-то дальнего родственника Можайских
Младший сын Александра Федоровича, Николай, скончался в 1913 году.
Владельцем усадьбы Котельниково стал старший сын - Александр Александрович. В водовороте революционных событий 1917 года он оказался в Москве, работал управляющим делами фабрики «Марс» (им. Клары Цеткин, «Москвошвей»), там же жил в Малоярославском переулке, там и умер в 1920 году, оставив троих детей - Александра, Любовь и Дмитрия.
В вологодском архиве хранится протокол заседания Спасского волостного исполкома от 20 августа 1918 года [15], в котором идет речь о расследовании фактов продажи «вещей из обстановки усадебного дома бывшего его владельца барчуком Д. А. Можайским по решению отца (Александра Александровича Можайского)».
В протоколе Спасского волисполкома от 3.09.1918 г. приведено его письмо к Дмитрию, в котором, в частности, говорится: «...Я решил часть вещей из Котельникова продать. Поручаю это сделать тебе и надеюсь, что ты исполнишь это обязательно, причем о факте продажи обязательно извещать меня заказными письмами... Имей в виду, что декрет предусматривает регистрацию и передачу народу сельскохозяйственных предметов, но отнюдь не предметов житейского обихода. Те все вещи наши в доме конфискации не подлежат».
Спасский волостной исполком постановил: «...проданные вещи Авдуевскому, Соколову и Биткову... немедленно возвратить в усадебный дом, где произвести... опись и все находящиеся в доме вещи и обстановку конфисковать:
1. из них модель аэроплана, сделанную, как это предполагается, дедушкой барчука А. Ф. Можайским, шкуру чучела крокодила, часть рыбы-пилы отправить в Вологодский музей обществу изучения северного края.
2. библиотеку со шкафами передать в культурно-просветительский комитет при Непотяговском народном доме.
3. необходимую обстановку дома... сдать в парадный дом, для чего составить особый список...» [16]. «...ввиду обстоятельного выполнения сыном Можайского распоряжения его отца по распродаже вещей с явной целью, чтобы они не достались народу, энергично настаивает (Волостной комитет) продажу с полной конфискацией вещей для нужд народного дела...» [17].
В архиве Военно-космической академии им. А. Ф. Можайского имеется копия одного документа, заверенная Д. А. Можайским. Это «Отчет о проведенных исследованиях, относящихся к вологодскому периоду жизни и деятельности А. Ф. Можайского - создателя первого в мире самолета». Документ датирован 3 сентября 1960 г.
В нем, в частности, говорится: «Согласно трудового соглашения от 29 апреля 1960 года, Можайский Дмитрий Александрович прибыл из Ашхабада в г. Вологда... для проведения исследовательских работ, касающихся вологодского периода жизни и творчества основоположника отечественного самолетостроения А. Ф. Можайского...». В работе участвовала Расторгуева Надежда Ивановна - заместитель директора Областного музея и краевед-исследователь... Сапон Владимир Сергеевич.