А. Ф. Можайский опередил свое время. Но никто, кто мог бы повлиять на развитие событий, не увидел в его изобретении реального «инструмента» освоения и использования воздушного пространства. Личный архив Александра Федоровича с чертежами и вычислениями, а также одна из моделей самолета были перевезены в усадьбу Котельниково и там утрачены в 20-х годах двадцатого столетия. А. Ф. Можайский раньше француза К. Адера (во Франции самолет его сохранили и выставили в музее), англичан Филипса и Максима, американцев Ленгли и братьев Райт сумел самостоятельно спроектировать, построить и провести испытания самолета.

      После смерти А. Ф. Можайского имя и дело его на долгие годы были забыты. Лишь некоторые специалисты предпринимали попытки изучить его творчество и воссоздать историю создания самолета... Особое место здесь принадлежит П. Д. Дузю, который начал эту работу с помощью академика А. Н. Крылова еще в 30-е годы двадцатого столетия, будучи заместителем председателя комитета по истории науки и техники при Президиуме Академии наук СССР.

      В конце 40-х годов, когда Советский Союз во многом утверждал свои приоритеты в мире, ученые по поручению руководства страны проделали большую исследовательскую работу. Результатом этой работы стало издание в 1955 году сборника документов, в котором утверждали, что создателем первого в мире самолета является наш соотечественник.

      В 50-е годы был издан ряд научных и научно-популярных работ, отражающих основные вехи жизни и деятельности А. Ф. Можайского.

      Имя А. Ф. Можайского было присвоено Вороновицкой средней школе, океанскому теплоходу, а также Ленинградской военно-воздушной академии.

      Затем интерес к его имени угас. Лишь к юбилейным датам со дня рождения да в специальной литературе появлялись публикации, рассказывающие о нашем выдающемся соотечественнике.

      В 70-е годы удалось найти на Смоленском кладбище место захоронения А. Ф. Можайского, где был установлен памятник. Шефство над могилой взяла на себя Академия (в то время Военно-инженерный институт), носящая его имя.

      К 180-летию со дня рождения А. Ф. Можайского его могила получила новое оформление.

      За что мы ценим А. Ф. Можайского?

      Во-первых, он внес серьезный вклад в создание инженерных методов аэродинамического расчета самолета. Пришел к понятию наивыгоднейшего угла атаки, угла, при котором отношение подъемной силы к лобовому сопротивлению достигает максимального значения. Он подробно описал физику и технику взлета самолета.

      По мнению ряда исследователей, эта работа стала первой теоретической установкой для практического проектирования самолета, первым аэродинамическим расчетом самолета.

      Во-вторых, он разработал фюзеляжный тип самолета. Подобные конструкции появились за рубежом лишь в XX веке.

      В-третьих, исходя из необходимости иметь мощный, легкий, прочный и экономичный двигатель, простой, надежный, А. Ф. Можайский исследовал все существующие двигатели и после тщательного анализа пришел к выводу, что с паровой машиной в то время не мог конкурировать ни один другой двигатель ни по весу, ни по экономичности, ни по надежности. И такие двигатели он сконструировал.

      В-четвертых, он предусмотрел установку на самолете авиационной оборудования: компаса, измерителя скорости, барометра-высотомера термометров, кренометров и прицела для производства бомбометания

      А. Ф. Можайский был офицером, и по его замыслу, в условиях войны самолет предназначался для разведки и бомбометания.

      Давайте вдумаемся! Это он сформулировал в 1878 году! Через пять лет он построил полноразмерный самолет, общие черты которого повторяют все современные самолеты! И это - за 20 лет до полета братьев Райт на летательном аппарате, схема которого оказалась тупиковой и не получила развития.

      Вся жизнь Александра Федоровича - это постоянный поиск и непрерывное творчество, титанический труд и борьба. Он обладал волей кипучей энергией, смелостью и научной интуицией. Его мужество, упорство и бескорыстное служение на благо Отечеству - хороший пример для идущих на смену друг другу поколений российского офицерского корпуса.


      ПРИЛОЖЕНИЕ 7

      СМЕТА НА ПОСТРОЙКУ ВОЗДУХОПЛАВАТЕЛЬНОГО АППАРАТА ПРИ СЛЕДУЮЩИХ ЕГО ГЛАВНЫХ РАЗМЕРЕНИЯХ: ДЛИНА ЛОДКИ 2072 АРШИН, ДЛИНА КАЖДОГО КРЫЛА 15 АРШИН ШИРИНА КРЫЛА 20 АРШИН,

      МАШИНЫ В 30 ИНДИКАТОРНЫХ СИЛ

      Не позднее 23 марта 1878

     

      Капитан 1-го ранга А. Можайский      

      РГВИА. Ф. 740 (л). Оп. 2. Д. 749. ЛЛ. 171-172

     

      ПРИЛОЖЕНИЕ 8      

      РЕШЕНИЕ КОМИССИИ

      НА ПРЕДЛОЖЕНИЯ А. Ф. МОЖАЙСКОГО О ПОСТРОЙКЕ САМОЛЕТА
     

      15 июня 1878 г.

     

      Снаряд г. Можайского состоит из обширной плоскости (3800 квадр. фут.), прикрепленной к ней гондолы для помещения людей, машины, топлива и проч. и из значительной величины винтов (диаметром до 4 сажень). Винты, приводимые во вращательное движение машиною, должны сообщить плоскости, поставленной наклонно к горизонту, быстрое поступательное движение (со скоростью в 25 англ[ийских] миль в час, или 36,2 фута в секунду) и тем заставить весь снаряд подняться на воздух и двигаться по данному направлению. Для управления же аппаратом приспособлен руль в виде широкого хвоста.

      Такой снаряд впервые был устроен Хенсоном в 1843 г. (Pettigrew. Die Ortsbehwegung der Thure nebst Bemerkungen ?ber Luftschiffahrt, 1875, pg. 181).

      Впоследствии Стрингфелло построил модель подобного же снаряда, несколько измененного по указаниям Уенгама, и представил его на аэронавтическую выставку в 1868 г. Петтигрю, один из замечательнейших авторов по воздухоплаванию, находит, что, несмотря на весьма тщательные опыты, произведенные над такими снарядами, они оказываются вполне неудовлетворительными. При правильном устройстве снаряд может двигаться по воздуху по определенному направлению только при совершенно спокойном воздухе или при весьма ровном ветре, направление которого сохраняет неизменное наклонение к горизонту. В противном случае снаряд быстро меняет движение как в горизонтальном, так и в вертикальном направлении, [может] опрокидываться и падать. Опасность эта происходит преимущественно от значительного протяжения наклонной плоскости и от неподвижности ее соединения с гондолою.

      Для рассмотрения предложения г. Можайского от него были, кроме чертежей, истребованы письменные объяснения и вычисления. Вычисления г. Можайского оказались недостаточно верными. Так, например, он находит, что для движения его снаряда, весом в 50 пудов, достаточна машина в 30 индикаторных сил, тогда как по тем же опытным данным, которые им приняты за основание, оказывается, что для снаряда, весом в 50 пудов, потребуется машина по крайней мере в 60 индикаторных сил; посему эти вычисления не могут служить подтверждением возможности устройства снаряда по его чертежам. В остальных же объяснениях г. Можайского комиссия также не находит ручательства в том, чтобы опыты над снарядом г. Можайского даже и после различных возможных в нем изменений могли привести к полезным практическим результатам, если не будет устроен им снаряд на совершенно иных основаниях, с подвижными крыльями, могущими изменять не только свое положение относительно гондолы, но и свою форму во время полета. Подобные усовершенствования без сомнения были в виду первой комиссии, рассматривавшей первоначальное предложение Можайского и считавшей возможным ассигновать небольшую сумму на его опыты. Но сумма, испрашиваемая ныне г. Можайским, настолько значительна, что комиссия не решается присоветывать ее ассигнования на опыты, ныне уже не обещающие, судя по сделанным опытам, какого-либо полезного результата.

      Подписи: Генерал-лейтенант Паукер

      Полковник Вальберг

      Полковник Петров

      РГВИА. Ф. 740 (л). Оп. 2. Д. 749. ЛЛ. 192-193.

     

      ПРИЛОЖЕНИЕ 9      

      ПИСЬМО А. Ф. МОЖАЙСКОГО К. Я. ЗВЕРЕВУ С ПРОТЕСТОМ

      ПРОТИВ НЕПРАВИЛЬНОЙ ОЦЕНКИ КОМИССИЕЙ ЕГО ИЗОБРЕТЕНИЯ

     
      8 июля 1878 г.
     

      По распоряжению г. председателя комиссии, рассматривающей мой проект воздухолетательного аппарата, я имел честь получить сего 20 июня за № 7158 письменное уведомление, что комиссия мнение свое о моем аппарате уже представила по начальству; не зная этого мнения, но судя по заметкам, сделанным карандашом на полях моих вычислений г. председателем комиссии, что оно не может быть в пользу ходатайства моего об отпуске денег на постройку большого аппарата, имею честь сообщить вашему превосходительству следующее: в заседании своем 12 апреля сего года комиссия, состоящая, за исключением г. профессора Петрова, из новых лиц, при рассмотрении моего проекта все представленные ей мною или изложенные письменно данные, служащие мне основными началами для осуществления проекта воздухоплавания, признала за данные не заслуживающие доверия, а неоднократные просьбы мои доказать часть их, как, например, работу винта в воздухе, поддержку плоскости в воздухе при ее движении на модельках, которые были мною приготовлены, оставила без внимания, чем и отняла у меня возможность тогда же рассеять недоверие и сомнение ее к тому, что служило несомненно доказательством основательности моей теории. Вследствие этого недоверия г. председатель комиссии при окончании заседания высказал мысль, что проект мой не имеет тех данных, которые давали бы возможность заключить, что аппарат мой мог быть применен к военной цели в настоящее время; тогда же я выслушал проект протокола заседания и желание комиссии подкрепить мои выводы вычислениями. В тот же день, 12 апреля, перед самым началом заседания член комиссии, рассматривающий мою смету на постройку большого аппарата, высказал свое сомнение на счет веса проектированной мною машины, утверждая, что на основании цены, назначенной мною в смете более 6000 руб., получится машина весом более 200 пудов, так как известно, что всякий металл, за исключением драгоценных, не может стоить с работою более 25 руб. за пуд. Равно он отвергал возможность постановки на аппарат нефтяной машины на том основании, что огонь из цилиндра по трубке сообщится с резервуаром и воспламенит нефть. Также, что не будет возможности укрепить машину в лодке аппарата и что при ходе поршней от ударов лодку будет раскачивать и разрушится весь аппарат. Все эти суждения, доказывающие полнейшее незнакомство с действительным практическим и современным состоянием техники, клонились, как я могу заключить из последствий, к тому, чтоб сразу убить во мне уверенность в возможности осуществления моего проекта. Вследствие чего я, понимая затруднительность моего положения, не объясняя настоящей причины, обратился к вашему превосходительству с покорнейшею просьбою посетить следующее заседание комиссии и дозволить допустить в него техника и окончившего курс в военной академии подполковника Аргамакова, как помощника мне при проверке вычислений и модельках, на что ваше превосходительство дали свое согласие и обещались сообщить г. председателю комиссии. Настоящая же цель моей просьбы была вызвана необходимостью иметь в заседании свидетелей тому, что я мог, судя по первому заседанию, ожидать и в последующих.

      В то же время, желая получить копию протокола заседания комиссии, я был удивлен тем, что не нашел уже в нем ничего того, что комиссия 12 апреля признала за невероятное, все это было выкинуто из протокола и в нем оставлен для меня один только вопрос, касающийся работы винта в воздухе.

      Этим изменением своего протокола комиссия фактически подтвердила неосновательность своего недоверия к представленным мною данным и тем дала мне некоторую надежду на то, что мало-помалу мне удастся рассеять недоверие комиссии и в отношении всего моего проекта, но мне это не удалось вследствие особого приема, употребленного комиссией при дальнейшем рассмотрении его.

      Приготовив свои вычисления и доказав ими, что представленные мною выводы в заседание комиссии 12 апреля насчет сопротивления плоскости, ее подъемной способности вполне подтверждаются законами и цифрами механики, равно опровергнув мнение комиссии насчет работы винта в воздухе при малом числе его оборотов примером из опытов, опубликованных Парижской академией наук, и вычислив силу машины и размеры аппарата при разных углах его подъема и познакомив таким путем комиссию с главными основами или факторами, на которых можно уже не сомневаясь построить аппарат того или другого размера при разных углах его подъема, я, в ожидании мнения комиссии о способе приложения моих вычислений к делу, просил о назначении дня заседания. На это я получил через канцелярию требование комиссии прислать мои вычисления для предварительного их рассмотрения членами комиссии перед назначением дня заседания. В исполнение требования я отослал их на квартиру г. председателю комиссии.

      После того, вследствие требования комиссии, чрез канцелярию я выслал печатный экземпляр издания, из которого я выписал некоторые опыты, а затем на требование комиссии, переданное мне канцеляриею, выслать дополнительные документы и доказательства, если у меня таковые имеются, я письменно ответил, что, не зная мнения комиссии о представленных ей мною вычислениях и не зная, в какой части моих вычислений требуются доказательства, я не могу удовлетворить желание комиссии, а прошу для большего удобства и ускорения хода дела дать мне возможность иметь честь лично в присутствии комиссии дать ответы на ее вопросы, на неполноты, неясности или ошибки в моих вычислениях, если таковые оказались. Но эта просьба моя не была уважена, и после нескольких недель пересмотра моих вычислений они были мне возвращены уже без всякого письменного объяснения через канцелярию, и на полях вычислений рукою г. председателя комиссии были сделаны карандашом заметки. Рассмотрев их и найдя, что все они клонились к тому, чтоб без надобности довести силу аппарата до громадных размеров и тем как бы доказать невозможность полета аппарата, и признав заметки ошибочными и неосновательными, я письменно обратился к г. председателю с некоторыми объяснениями и просьбою обратить на них внимание и почтить меня ответом. При этом я прибавил, что формулы, написанные им, я приму для переделки моих вычислений.

      На это 20 июня из канцелярии я получил бумагу, в коей делопроизводитель комиссии г. полковник Вальберг сообщил, что, вследствие поручения г. председателя комиссии, данного ему еще 16 июня, он уведомляет меня, что комиссия не считает себя обязанною вступать со мною в объяснения по замечаниям своим на мои вычисления и что она, сделав свое заключение о моем проекте, представила его уже по начальству.

      Таким вовсе непредвидимым для меня способом комиссия, обсуждая и ведя дело канцелярским и келейным путем, отняла у меня возможность представить ей мои окончательные выводы о размерах частей аппарата, силы его машины и других условиях. Кроме того, комиссия, обсуждая дело и представляя из себя судей над моим трудом, постановила приговор, отняв у меня право не только личной защиты, которое по современным понятиям и законоположению дается всякому судимому, но даже не дала мне возможности высказаться письменно и опровергнуть ее ошибочность взгляда на мой проект. А также отняла возможность представить ей вполне и окончательно разработанный проект аппарата, который я надеялся разъяснить комиссии лично в заседании, которое было мне ею обещано, как это видно из бумаги, требующей присылки вычислений для предварительного их рассмотрения членами комиссии пред назначением дня заседания.

      Доношу о сем вашему превосходительству также и для предостережения о заключительном мнении вашего превосходительства о моем проекте, потому что мнение комиссии о воздухолетательном аппарате, представленное вашему превосходительству, не будет выражением мнения собственно о моем проекте, и это я основываю на заметках, сделанных на полях моих вычислений, которыми фактически подтверждается, что комиссия не усвоила себе идей о моем проекте и, раз признав за верные отдельно изложенные свойства плоскости при давлении на нее воздуха, в общем при определении силы машины для аппарата отняла у плоскостей крыльев и хвоста моего аппарата одно из главных и признанных ею свойств плоскости и именно то, которое дает возможность осуществить и разрешить вопрос воздухоплавания. Почему я и имею право не признать мнение комиссии за правдивое и не верить в безгрешность и безошибочность его еще потому, что комиссия в заседании своем 12 апреля признавала за невероятное даже и то, что наукою и механикою признано за аксиому. Сверх того, комиссия, высказывая свое недоверие к представленным ей мною данным, не пожелала как во время самого заседания, так и впоследствии, после ошибок, сделанных ею на полях моих вычислений, дать мне время и возможность доказать правдивость данных и моей теории.

      Благодаря первой комиссии, рассматривающей мой проект в январе 1877 г., и ее ходатайству об отпуске мне денег для опытов над модельками и тому пути, на который она меня направила, я мог изучить вопрос воздухоплавания вполне основательно, и если мне не удалось на модельках получить ряд научных и параллельных выводов, то практическая сторона дела при постройке моделек, определение их размеров и форм, наблюдения полета и разбега моделек, свойство движущейся в воздухе плоскости, работа винтов и проч. ознакомили меня основательно с практической стороной вопроса, и если бы вторая комиссия пожелала бы вникнуть во все это и проверить мои знания, то, конечно, убедилась бы, что проект возможен для осуществления и что размеры аппарата и силы машины, определенные мною как в смете, так и в объяснительной записке моего проекта, представленной ей 12 апреля, определены верно, что все цифры моих вычислений вполне подтверждены опытами, а опыты - цифрами механики, но комиссия лишила меня возможности доказать ей все это. Вообще я не ожидал того безучастия, которое комиссия выказала к моему труду, результат которого, по мнению протокола 1-й комиссии, мог принести государству громадную пользу в военном значении и в то время, когда последние войны доказали всем, что не личная храбрость воина, ни его готовность жертвовать жизнью решают успех битв, а нечто другое, и именно научная и мыслительная сила в виде технических приспособлений и средств армии и флота решают успех битв и судьбу кампаний.

      Я желал быть полезным своему Отечеству и заняться разработкой моего проекта, для чего я оставил место своего служения, отказался от выгодного по содержанию и карьере, и, не обеспеченный новым содержанием, получал от казны, как офицер, состоящий на службе на коммерческих судах, по 175 руб. в год. Затем я получил единовременно от Главного инженерного управления пособия 600 руб., так что в течение более 2 лет казна выдала на мое содержание 950 руб., или по 475 руб. в год, чего, конечно, не было достаточно на жизнь, а тем более на опыты и постройку моделек, чем я занимался в течение всего лета 1876 г., а в Петербурге опыты над модельками я уже делал в октябре месяце 1876 г., что может засвидетельствовать директор Берейторской школы его превосходительство граф Сивер, с разрешения которого я пользовался манежем для опытов. Затем, в январе 1877 г. в заседание комиссии была мною представлена моделька, сделанная на мои деньги. Сначала я проживал и расходовал небольшие наличные средства, затем делал долги, продавал и закладывал все, что имеет ценность, даже часы и обручальные кольцы, но терпя нужду и лишения и не получая того, что правительство дает каждому служащему, т. е. приличное содержание, на которое я имел право по своей 35-летней полезной службе, по своему чину и потому, что трудился не для своего личного интереса, а для пользы государства и действовал при этом не по личному усмотрению, а по указанию комиссии, назначенной правительством, и только доведенный до крайности, до нищеты, не имея уже приличной офицеру одежды, я просил у правительства не награды, а насущного куска хлеба, которого я не имел и которого мне не давали, но и при этом, при доказанных мною бескорыстии и самопожертвовании без всякого повода к недоверию к словам моим, остались глухи к моей просьбе и еще связали вопрос о куске хлеба для меня с мнением и оценкою моего труда той комиссии, действия которой я имел честь объяснить при сем вашему превосходительству.

      Само собою разумеется, что обстановка, в которую я был поставлен и правдивость которой я могу доказать, не может поощрить человека на пути умственного труда для пользы своего отечества, равно служить поощрительным примером и для других русских. Зависимость же по изобретениям от иностранцев оказалась не вполне благоприятною для нас, как это выказалось на минах Лея Уайтхеда.

     
      Капитан 1-го ранга А. Можайский.

      РГВИА. Ф. 740 (л). Оп. 2. Д. 749. ЛЛ. 200-203.      

     

      ПРИЛОЖЕНИЕ 10      

      ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ ГАЗЕТЫ «НОВОЕ ВРЕМЯ»

      СЫНА А. Ф. МОЖАЙСКОГО А. А. МОЖАЙСКОГО
     

      О первом русском моноплане
     

      М. Г., в нумерах «Нового времени» от 30 сентября и 7 октября текущего года помещены две заметки, посвященные памяти русских пионеров в области вопросов воздухоплавания: «Первые воздухоплаватели» и «Еще о моноплане Можайского».

      Сообщенные в первой из заметок сведения, относящиеся к трудам первого из этих пионеров, моего отца Александра Федоровича Можайского, во многом не соответствуют действительности.

      Ввиду исключительного интереса современного общества к вопросам авиатики я считаю нужным сделать достоянием интересующихся лиц имеющиеся у меня сведения, относящиеся к судьбе изобретенного А. Ф. Можайским воздухоплавательного снаряда.

      Прежде всего следует сказать, что проектированный Александром Федоровичем летательный аппарат по основным принципам конструкции и даже по некоторым деталям и внешней форме приближается к современному моноплану. Возникновение идеи аппарата покойный А. Ф. относил к 1856 г. и приписывал своим наблюдениям над полетом птиц. Описание аппарата во второй из названных заметок сделано верно.

      Существенная разница между проектированным А. Ф. аппаратом и современными аэропланами заключается лишь в том, что по проекту А. Ф. снаряд должен был приводиться в движение не бензиновым мотором, который в то время еще не был изобретен, а паровыми машинами.

      Ряд продолжительных и сложных предварительных опытов с работой винтов (пропеллеров) в воздухе и устройством моделей, производившихся А. Ф. на собственные средства, поглотил все его довольно крупное состояние, и хотя опыты эти и привели изобретателя к полному убеждению в осуществимости его идеи полетов на аппарате, тяжелейшем воздуха, тем не менее самое осуществление, благодаря несовершенствам современной техники, требовало громадных средств, которых у него уже не было.

      В конце 70-х годов А. Ф. решился впервые подвергнуть свое изобретение суду научной критики, предложив Военному м-ву использовать свой проект для военных целей в предстоявшей войне с Турцией. В январе 1877 г. по распоряжению военного министра графа Милютина была образована особая из специалистов ученых комиссия для рассмотрения проекта, которая признала научность обоснований и осуществимость проекта, причем ходатайствовала об ассигновании средств на производство дальнейших опытов, а также на устройство аппарата. В результате ходатайства Александру Федоровичу были ассигнованы 3000 руб. на продолжение опытов с работой винтов и на дальнейшую разработку проекта.

      Впоследствии проект этот удостоился внимания е. и. в. в. кн. Константина Николаевича и, благодаря принятому им участию, в 1880 г. А. Ф. по высочайшему повелению было отпущено 2500 руб. на поездку в Америку для проектирования и заказа специальных машин для аппарата. В Америке не удалось сделать заказ и две машины системы «Compaund» с водотрубным котлом были изготовлены в Лондоне. Эти двигатели по своей легкости превосходили все существующие в эпоху 80-х годов, к которой относится и их изготовление. Тем не менее, по условиям техники того времени сила этих машин была недостаточной для подъема определившегося веса аппарата, и на Обуховском заводе были изготовлены еще две машины той же системы.

      К заготовлению частей аппарата А. Ф. приступил по возвращении из-за границы, а летом 1882 г. и к постройке самого аппарата.

      Части последнего изготовлялись на Балтийском заводе, благодаря содействию директора завода покойного М. И. Кази, горячо разделявшего идею изобретателя; постройка же аппарата производилась в Красном Селе на Военном поле. Здесь следует отметить, что в 1883 г. проект моноплана А. Ф. был рассмотрен и одобрен и. Русским техническим обществом и изобретатель получил привилегию на свой аппарат.

      Делу постройки аппарата было оказано некоторое материальное содействие е. в. принцем А. П. Ольденбургским, министром двора графом Воронцовым-Дашковым, генерал-адъютантом Скобелевым и офицерами частей, расположенных в Красном Селе. Но предприятие требовало очень крупного капитала; неоднократные ходатайства о субсидии, с которыми А. Ф. обращался в Военное м[инистерст]во, не увенчались успехом; наконец, смерть пресекла неутомимую деятельность изобретателя, не дав ему закончить дело, которому отдано около четверти века труда и энергии.

      Почти законченный аппарат был предложен Военно-инженерному ведомству. Это ведомство отказалось приобрести в собственность весь аппарат, но было намерено купить машины с котлом. По несчастию, последние сделались жертвою пожара на Балтийском заводе.

      Таким образом, по жестокой иронии судьбы, самое имя первого русского изобретателя аэроплана А. Ф. Можайского не попало в ряды имен завоевателей воздуха, где ему должно быть отведено почетное место по справедливости.

     

      А. А. Можайский
      «Новое время», 22 ноября 1910 г., № 12464, стр. 3.      
     

К титульной странице
Назад